Механик Олег : другие произведения.

Эффект побочки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Искатели, на которых я работаю, не боятся приключений. Их задницы защищены надёжной бронёй. Они могут экспериментировать сколько их душеньке угодно. Они могут спокойно морить мышей и крыс, травить рыбок и хомячков, вмазывать своим ширевом свиней и мартышек. Да что там рыбки: эти ребята настолько спокойно себя чувствуют, что могут испытывать свои разработки на людях без клинических испытаний и даже без их ведома. Под кем ходят эти ребята? Лучше вам не знать. Скажу одно - все они носят погоны. От профессора в линзах настолько толстых, что если вставить их в телескоп, можно увидеть поры в лунных кратерах, до нимфеточки лаборантки, обрез халатика которой только-только прикрывает обрез её бритого лобка. Одна ветвь индустрии пытается изобрести заменителей всякого человека, другая, создаёт из имеющихся особей сверх людей. Они изменяют химический состав крови небольшими впрыскиваниями транквилизаторов и наблюдают результат; они программируют, вводя подопытного в транс, и наблюдают результат; они словно консервную банку вскрывают черепушку, копошатся там, что-то удаляют, выкручивают, меняют местами нейронные связи, как проводки в распределительном щитке, потом ставят крышку на место и снова наблюдают результат. С мозгами моих новоиспечённых друзей тоже повозились такие вот умельцы. Что мы получили на выходе? Моих несчастных соседей по палате. Ещё раз оговорюсь, что до сих пор не знаю всех тонкостей и целей этого эксперимента. Я не знаю, по какому принципу отбирались кандидатуры, и какие конкретно манипуляции производили с их мозгами. Сейчас мы можем видеть лишь результат. Но соответствует ли данный результат цели эксперимента, я тоже не знаю. На тот момент результат был таким: три обыкновенных и ничем не примечательных с виду мужичка в один миг перевоплотились в культовых личностей, одну из которых я опознал сразу же.
  ВМЕСТО ЭПИГРАФА
  
   Клянусь! Ты запах сразу сей почуешь,
   Когда на строки эти упадёт твой взор,
   Знакомый аромат, как будто трубку куришь,
   С забытым табаком Герцеговина Флор.
  
   И стоит лишь одну затяжку справить,
   Из судеб двух придётся сразу выбирать,
   Иль всё, что есть, на красное поставить,
   Или с "зеро" в кармане прочь отсель бежать.
  
   Мой друг, я здесь тебе плохой советчик,
   Коль хочешь нос пощекотать - кури,
   А коли нет, ты сам себе ответчик,
   Ты створку эту очень плотно затвори.
  
  Эти, написанные кровью стихи, были обнаружены на стене одной из палат Кафедры психиатрии Н-ского медицинского института, наутро, после исчезновения единственного пациента, который зачем-то подписался инициалами великого русского поэта.
  ***
  "Знаешь...бывают в жизни моменты, когда я себя ненавижу. Я не прощаю себе одного - незавершённых дел. Они будто привязанная к ногам гиря - в любой момент могут утянуть тебя на дно...".
  Белёсый удав, выныривающий из дымного облака, бросается мне на шею, скручивается в кольцо, холодной петлёй сжимает горло.
  "Я закончу то, что должен был сделать ещё там, в больнице" - раздающийся в ушах шёпот, похож на шелест змеиной чешуи.
  - Денисов на выход!
  Голос извне заставляет меня открыть глаза и сбросить с себя сонный кошмар. Выкрашенные зелёным стены, слепящий глаза свет лампы, умывальник, унитаз, стоящий в дверном проёме человек в бурой форме. Всё это собирается в тяжёлой голове, словно куски пазла в одну цельную картинку. Я в тюремной камере.
  Понимание ситуации, мгновенно оживляет в голове события последнего вечера, и она взрывается яркой вспышкой.
  "Что я наделал? Зачем?" - завопила одна частичка разрушенного мозга.
  "Не надо было пить!" - грозно и назидательно ответила ей другая.
  Тем временем, лишённое головы, но пока ещё живое тело, поднималось со шконки и завязывало кроссовки.
  ***
  - Доброе утро, Антон Григорьевич! Как вам спалось? - добродушная улыбка открывала всю челюсть, демонстрируя отсутствие у её хозяина правой верхней тройки. Выбритый, отполированный до глянца яйцеобразный череп напоминал биллиардный шар. Я тут же мысленно приладил к нему кончик воображаемого кия, как к битку, представил, как обильно смазанная мелом набойка лупит в самый центр глянцевой сферы.
  - Спал как младенец и ещё бы поспал с удовольствием, если бы не разбудили. - Я попытался улыбнуться ему в ответ, но улыбка получилась вымученная кривая и больше походила на пародию.
  - Ну вот и прекрасно, хороший сон - залог отменного здоровья! - Следователь достал из лотка листок, положил его перед собой на полированную столешницу, сверху небрежно кинул ручку. Позолоченный громоздкий циферблат хронометра смотрелся нелепо на худощавом запястье. Судя по аксессуарам, возрасту и глянцу на черепушке следователь был матёрым. - С размещением всё нормально?
   Дожили! Следователь как метрдотель, интересуется апартаментами заключенного.
  - Это конечно не пятизвёздочный отель, но вполне сносно. Да, кстати, там кран течёт и параша плохо смывается. Вы бы...
  - Ну это уже не моя территория ответственности. - Яйцеголовый развёл руками. - Больше ничего не беспокоит?
  - Температура и давление в норме, только вот стул...Вчера был нормальный - твёрдый такой, а сегодня с утра понос. - Я качал головой, будто плачущийся доктору старик.
  Оставив без внимания мой сарказм, он поправил штатив с направленной на меня камерой. Я посмотрелся в крошечный объектив, как в зеркало, и поправил рукой всклокоченную шевелюру.
  - Давайте начнём! - Он взял ручку вертикально и поднял её на уровень глаз. - Вы знаете за что вас задержали?
  - Честно? Нет! - виновато улыбнулся я. - Как вам известно, я сам вызвал туда ваших коллег. Понятно, что в этой истории я не являюсь ангелом, но учитывая сотрудничество, задерживать меня не было целесообразным.
  - Даже учитывая эти обстоятельства, статья слишком тяжёлая, чтобы держать подозреваемого под подпиской. И всё же, это странно...
  - Что вам показалось странным?
  - Что полицию вызвал сам организатор...
  - Организатор - другой человек, и я назвал его имя при первом же обращении. Кстати это не настоящее его имя. Это псевдоним.
  - Как же его зовут на самом деле? - небольшие серые глазки заострились.
  - Это я скажу только в присутствии людей из смежного подразделения. Кстати, как насчёт моей настоятельной просьбы?
  - Пока мы не видим в этом необходимости. Если в ходе следствия выяснится, что здесь необходимо участие Конторы, тогда...
  - Оно необходимо! Я сам являюсь внештатным сотрудником Конторы.
  Серые зрачки мгновенно увеличились в размерах.
  - Вы-ы?! Вы можете это подтвердить?
  - Пока здесь не появятся люди из Конторы, я ничего подтверждать не буду.
  Следователь тяжело вздохнул, аккуратно погладил лысую голову, словно стёр с неё пыль.
  - Антон Григорьевич! Мы с вами попали в замкнутый круг. Вы ничего не хотите говорить, без присутствия людей из Конторы, мы не можем вызвать этих людей, пока не убедимся, что это целесообразно. Но убедиться мы можем только тогда, когда вы начнёте хоть что-то рассказывать.
  - Хорошо! Что вас интересует?
  - Всё и по порядку. - Следователь снова поднёс ручку к носу. - С чего всё началось! Как, когда и при каких обстоятельствах было создано преступное сообщество, и что явилось к этому первоочередным мотивом. Так же хотелось бы услышать детали совершённых вами преступлений.
  - Преступлений? - удивился я, - каких преступлений?
  - Кроме создания экстремистской организации, вам инкриминируется целая серия крупных ограблений, а так же теракт в гостинице "Заря", где была взорвана самодельная бомба. При задержании, мы взяли у вас пробу ДНК и пробили её по базе данных. Получилась интересная история. В гостинице, где была взорвана бомба и ограблены десятки людей, были обнаружены следы крови, которую предположительно потекла у преступника из разбитого носа. ДНК этого преступника, совпал с вашим. Вывод очевиден. Кроме того, теперь мы можем пролить свет ещё на несколько преступлений, схожих с этим по почерку. Думаю, я достаточно мотивировал вас к подробному рассказу?
  Это был неожиданный поворот. Я и не думал, что меня может подвести чья то рука, на которую в темноте напоролся мой нос. Так или иначе, мне пришлось бы обо всём рассказать, но я должен был сделать это первым, до того, как меня начнут тыкать носом в дерьмо... причем разбитым носом.
   Я почесал голову. Ну что, придётся начать рассказывать, а там уж по ходу дела, этот "биллиардный шарик" и сам поймёт, что один он всё это не вывезет, и без Конторы тут точно не обойдётся.
  - Ну хорошо! Я готов сделать признательное заявление, можете записывать.
  Он довольно кивнул и щёлкнул кнопкой мышки, видимо включая аудиозапись. "Зачем же тебе ручка и листок?"
  - Всё началось в больнице.
  - В больнице?! Вы лежали в больнице? С чем?
  - Я был там на задании.
  - Задание было получено от...- Он приподнял ручку, вертикально, указывая на потолок.
  - Совершенно верно.
  - Вы можете назвать имена тех, кто давал вам задание?
  - Конечно же нет...они сами вам расскажут, если посчитают нужным.
  - Цель задания?
  - Встретить объектов, войти к ним в доверие, помочь с первоначальной адаптацией.
  - Встретить в больнице?!- Лысый недоумённо поморщился. - Кто эти объекты?
  - Товарищ следователь...
  Он улыбнулся и помахал ручкой, сделав категорический жест.
  - У нас уже нет товарищей, мы теперь все господа. Ну если угодно, можете называть меня "Гражданин".
  - Извините, привычка. В последнее время, вокруг меня были одни товарищи. Товарищ Вождь, товарищ Поэт, товарищ Монах и ещё один товарищ. - Я глубоко вздохнул, вспомнив Анечку и наш с ней последний разговор. - Так вот, господин следователь, я предлагаю выслушать начало истории так как есть и не перебивать меня вопросами типа "кто, что и как". По ходу рассказа вы сами во всём разберётесь. Есть конечно в этой истории и белые пятна - пробелы, которые неизвестны даже мне. Думаю товарищи...ой, простите, господа, которых вы скоро пригласите к сотрудничеству заполнят эти пробелы. Мне, кстати, будет тоже интересно узнать. А пока начнём с того, что известно мне.
  - Отлично! - он снова осветил небольшой кабинет лучезарной улыбкой и глянцем черепушки. - Когда всё началось?
  - Шестнадцатого мая прошлого года. Они проснулись именно в этот день.
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРИБЫТИЕ
   Глава 1. Шестнадцатое мая
  Это случилось на вторые сутки с начала наблюдения. Уже два дня я отлёживал бока на жёсткой кушетке, ел больничную баланду, слушал пищание больничных приборов, уныло смотрел в окно и ждал, когда же они проснутся.
  Четыре кушетки были расставлены по палате квадратом. Моя находилась возле двери, напротив, возле окна была кровать Вождя. Ещё двоих соседей по палате я пока не идентифицировал.
  Все трое с виду были обычными мужичками средних лет. Спящие люди чем-то походят друг на друга. Множество отличительных признаков стирается из-за отсутствия какой-либо динамики, поэтому все они были для меня не более, чем обросшие щетиной хомо сапиенсы. На самом деле они и являлись обыкновенными людьми. Оболочка была самая, что ни на есть, современная, типовая. Весь интерес представляло то, что сейчас находилось у них внутри, но пока они спали, определить это было почти невозможно. Куратор мне тоже ничем не помог. Он сказал, что одно из условий задачи состоит в том, чтобы я опознал их сам.
  Странная это была миссия, и вообще вся операция изначально показалась мне очень странной. Никакой ясно поставленной задачи, или цели, всё держалось в тайне и выдавалось через Куратора по чайной ложке. Но Вождя я всё-таки определил ещё до пробуждения. Он периодически реагировал на санитарку, которая ставила ему капельницу, и по этой самой реакции, я опознал своего соседа напротив. Догадка привела меня в шок.
  Закатанный в простынь и свёрнутый калачиком, этот тщедушный человек походил на маленькую креветку. Но стоило только его плеча коснуться руки санитарки, он дёргался сжимался ещё больше и бурчал что-то вроде "Руки прочь". Кавказский акцент и гортанный бас придавали фразе жести. Прочь звучало как "проч". Санитарка пожимала плечами, и, посмеиваясь, катила стойку капельницы к выходу из палаты.
  Улыбки и смешки прекратились в тот момент, когда при очередной попытке поставить капельницу, человечек пригрозил санитарке расстрелом.
  Нет, это не был визгливый старческий писк, мол, всех вас расстрелять надо, или Сталина на вас нет. Это был голос того самого Сталина: спокойный, железный, подёрнутый ржавчиной.
  "Ещё раз посмееш меня будит, я тебя к стенке поставлю".
  Лицо девушки побледнело, трясущиеся руки не могли попасть иголкой в катетер. В результате она так и ушла, оставив иголку с брызжущей из неё жидкостью безжизненно болтаться на трубочке. На её лице была застывшая, но отнюдь не умиротворённая улыбка. Конечно, она понимала, что перед ней шизофреник, но всё же, было тут что-то роковое, леденящее кровь. Одно дело, когда иной дурик возомнит себя Пушкиным, Иисусом, или Наполеоном, это ещё полбеды. Беда - когда человек примеряет на себя шкуру Сталина. Это уже сумасшествие возведённое в квадрат. Если бы она знала, что на самом деле происходит, то испугалась бы ещё больше. Об истинном положении вещей знали только два человека - я и Куратор.
  Дело в том, что в этот самый момент, в стенах палаты затерявшейся в одной из трёх сотен палат огромного медицинского института, проходил эксперимент, имеющий важность мирового масштаба. Я бы сказал, что это даже не эксперимент, а часть какой-то большой миссии, всей сути которой я пока не знал.
   Мои соседи по палате не были простыми шизофрениками. Они были больше, чем шизофреники...или меньше....или вообще не шизофреники. Это мне ещё предстояло узнать, и это было не самым важным. Важным было то, что эти люди представляли из себя в данную единицу времени. Важно то, какими их сделали и с какой целью.
  ***
  Я не силён в микробиологии и фармацевтике, но поражаюсь, какой вес имеет вся эта невидимая даже через микроскоп байда. Все эти нано частицы, молекулы, микропоры, штаммы, споры, кварки-шмарки, вирусы и прочая хрень, поменяли всю нашу жизнь, перевернули её с ног на голову. Одна пандемия чего стоит, а уж прокатившийся за ней фармацевтический бум тем паче. Теперь мы все под вакциной, витаминами, уколами, колёсами, пилюлями и мазями. А фармацевты тем временем продолжают творить. Они синтезируют, ставят опыты, ищут философский камень, точнее тот препарат, который будет кормить разработчика и всех его отпрысков вплоть до десятого колена.
  Кто ищет, тот всегда найдёт, но вся штука в том, что иногда такой искатель находит приключений на свою пятую точку. Искатели, на которых я работаю, не боятся приключений. Их задницы защищены надёжной бронёй. Они могут экспериментировать сколько их душеньке угодно. Они могут спокойно морить мышей и крыс, травить рыбок и хомячков, вмазывать своим ширевом свиней и мартышек. Да что там рыбки: эти ребята настолько спокойно себя чувствуют, что могут испытывать свои разработки на людях без клинических испытаний и даже без их ведома. Под кем ходят эти ребята? Лучше вам не знать. Скажу одно - все они носят погоны. От профессора в линзах настолько толстых, что если вставить их в телескоп, можно увидеть поры в лунных кратерах, до нимфеточки лаборантки, обрез халатика которой только-только прикрывает обрез её бритого лобка. Одна ветвь индустрии пытается изобрести заменителей всякого человека, другая, создаёт из имеющихся особей сверх людей.
  Они изменяют химический состав крови небольшими впрыскиваниями транквилизаторов и наблюдают результат;
  они программируют, вводя подопытного в транс, и наблюдают результат;
   они словно консервную банку вскрывают черепушку, копошатся там, что-то удаляют, выкручивают, меняют местами нейронные связи, как проводки в распределительном щитке, потом ставят крышку на место и снова наблюдают результат.
  С мозгами моих новоиспечённых друзей тоже повозились такие вот умельцы. Что мы получили на выходе? Моих несчастных соседей по палате. Ещё раз оговорюсь, что до сих пор не знаю всех тонкостей и целей этого эксперимента. Я не знаю, по какому принципу отбирались кандидатуры, и какие конкретно манипуляции производили с их мозгами. Сейчас мы можем видеть лишь результат. Но соответствует ли данный результат цели эксперимента, я тоже не знаю.
  На тот момент результат был таким: три обыкновенных и ничем не примечательных с виду мужичка в один миг перевоплотились в культовых личностей, одну из которых я опознал сразу же.
  Любой психиатр при беглом осмотре поставит такому человеку диагноз: "Диссоциативное расстройство личности". Отчасти это так. Мужики явно не те, кем себя считают. Весь фокус в том, что простые больные с таким диагнозом, хотя бы иногда приходят в себя. Сегодня он сантехник Коля, завтра Наполеон. Коля может нести всякую чушь про реинкорнацию, или внезапно вселившегося в него без спросу духа великого полководца, он может важно выхаживать по палате, заложив правую руку за пазуху больничной пижамы, раздавать распоряжения мнимым фельдмаршалам и призывать на своё ложе Жозефину, за которую принимает старушку санитарку. Но этот Коля не будет говорить по-французски, он не будет в подробностях вспоминать детали походов, рекогносцировок, кампаний и своего босоногого детства на Елисейских Полях, его не будет удивлять окружающая обстановка, которая со времён быта Наполеона претерпела значительные изменения. Его не приведут в шок электронный термометр, мобильный телефон и электробритва, напротив, в минуты душевного спокойствия, Коля будет умолять доктора, чтобы тот дал ему покопаться в электронной штуковине и побродить по просторам сети, выискивая новые факты из жизни Наполеона, то есть его самого. Всё это потому, что в Коле живут две личности.
  Мне ещё предстояло убедиться, что с моими сопалатниками всё не так просто. Их первую личность, то есть самость словно стёрли ластиком. Как это было сделано?
  Кто-то щёлкает правой кнопкой мыши и начинает выделять синим текст - программу вписанную в твои мозги. Мышь бежит вниз, накрывая синей тенью длинные столбцы:
  Сопливое детство,
  Бесшабашное отрочество,
  Растерянную юность,
  Разочарованную зрелость,
  Первый сексуальный опыт,
  Последний неудавшийся роман,
  Первую стопку,
  Последний запой,
  Первого учителя,
  Последнего урода начальника,
  Первый класс,
  Последний отпуск в Турции....
  И ещё кучу строк между этими основными.
  На высоченную как небоскрёб колонку ложится тень, ползёт по ней, пока не доходит до последней, выделенной жирным, строки. "Палата No326".
  А потом безымянный палец мягко давит на клавишу "Delete" и небоскрёб рушится, тает и в считанные секунды исчезает бесследно. Теперь жёсткий диск твоей памяти девственно чист. Остаётся подгрузить в неё кое-какую программку и вуаля.
  Как человеку неискушённому в нейрофизиологии, мне это представляется примерно так. Да и не важно, как это было сделано, главное сделано и сделано безупречно. Эти парни не помнили, как в последний раз закрыли глаза, будучи простыми людьми. Их новая жизнь началась в тот момент, когда они открыли глаза и увидели белый потолок со встроенными в него светильниками. И начало этой жизни должно было походить на кошмар. Может быть такой же кошмар испытывает младенец, которого только что достали из чрева матери. Не зря же он так истошно орёт. Шутка ли, его вынули из того места, где было тепло и уютно, где он привык находиться, на знобящий холод. В его маленькое тельце вцепились какие-то клешни, его глазки щурятся от слепящего света, а ушки режут страшные звуки, издаваемые монстрами в белых халатах. Ну как тут не орать и не биться в истерике.
  Эти сначала не орали. Все трое после пробуждения, долго лежали и водили вокруг остекленевшими взглядами. Каждый из них пытался понять где он и как здесь очутился.
  И первым проснулся Саша.
  
  Глава 2. Пробуждение Поэта
  Он разглядывал причудливых светлячков на потолке, слезящимися от яркого света глазами, и мучительно вспоминал, где же он давече так набрался. Может быть, опять три дня к ряду кутили с Вяземским, или он снова пропадал в покоях госпожи Воронцовой и дал себе волю в возлияниях. А может... и даже, скорее всего, это действие гашиша, которым угощал его Пестель. Ну конечно же: эти белые палаты, свисающие светлячки, причудливого вида кровати, белые комоды со стеклянными дверями и огромные квадратные окна со стёклами настолько прозрачными, что непонятно есть они там, или нет, это всё плоды фантазий, вызванных зелёной кашей. Эта мысль его успокоила, и он даже улыбнулся и подумал, что неплохо бы что-нибудь написать про это видение, пока оно его не покинуло. Но красивые слова, сплетённые в рифмованные строки, никак не шли в отяжелевшую голову, и Саша зациклился на одной лишь фразе:
  "Осыпан плошками кругом,
  Блестит великолепный дом,
  По цельным окнам тени ходят..."
  Дальше почему-то не шло. Саша ещё какое-то время крутил в голове последнюю строчку, пока не понял, что всё это уже было им написано ранее. Настроение стало портиться. Если нельзя извлечь пользы из этих грёз, пора бы их уже с себя стряхнуть. Он приподнялся на подушке и стал трясти головой, пытаясь сбросить с себя наваждение. Не тут-то было. Видение не исчезало, напротив, оно было таким реалистичным и ярким, что даже не походило на сон. Всё вокруг было чересчур уж правильным, будто нарисованным. Ни в одних домах он не наблюдал таких идеальных углов, ровных стен и гладких потолков. Ещё никогда он не видел таких причудливых светильников со спрятанными свечами. Идеальную картину нарушали только лежащие на соседних кроватях мужики. Исподнее мужиков слепило белизной, но сам их вид говорил о том, что Саша оказался в обществе простолюдинов.
  Их было трое, и этих троих он, разумеется, ни разу не встречал в Свете. Таких и не может быть в высшем обществе. Щетинистые, с отросшими как у девок паклями волос. Его сосед напротив чесал наверное год как нестриженную бороду и дерзко смотрел ему в глаза. Каким образом он, известный поэт, оказался в этом странном месте, да ещё и в обществе мужиков? Внезапная догадка вдруг осенила чело поэта.
  "А ведь это не что иное, как чистилище!"
  Он мгновенно осознал единственный путь, которым мог сюда попасть.
  "Дуэль...дуэль...дуэль" - Когда то возбуждающее до трепета, а теперь страшное это слово шмелём зажужжало в его голове. С кем же он дрался? С князем Филатовым, или...
  Неважно. Важно то, что он был повержен и сейчас его душа находится на пути к Господу. Но почему же он, всё-таки, в такой странной компании? Вот этот с чёрной бородой, явный варнак и его уж точно в рай не пустят. Неужели?! Но за что?
  Саша опустил голову на подушку и зажмурил глаза. Он знает за что! За всё...за заносчивость, за крамолу, за кутежи, за любострастие и вожделение. За всё! Нужно срочно покаяться или даже лучше сочинить оду! А что... если он покорял словом сынов божьих, может удастся покорить и ангелов. Ну хотя бы разжалобить. Слово - большая сила. Слово вплетённое в рифму и изливающееся из сладких уст поэта - великая сила. Главное сочинить начало, а там...
  "Я Отче пред тобою каюсь..." - нет...
  "Я каюсь пред тобою, Отче". - Вот так-то лучше. Так, а дальше что?
  "Я каюсь пред тобою, Отче, за все свершённые грехи,
  Согбенно на колени встав, в долу уставив очи,
  Твой сын творит последние стихи..."
  Начало выходило неплохим, но дальше, видимо, нужно перечислять грехи, а их так много. С чего начать? Пожалуй, с самых тяжёлых, а потом, если останется время, он дойдёт и до невеликих.
  Но времени, похоже, не осталось.
  Дверь отворилась, и в залу вошёл высокий муж, облачённый в белоснежную тунику. Окладистая, постриженная волосок к волоску борода и осанистый вид сразу же убедили Сашу, что это, несомненно, апостол Пётр. Так может выглядеть только святой. Два аршина росту, косая сажень в плечах, в белых одеждах и белом же уборе. Немного смущала только молодость апостола. С виду ему было не более тридцати лет. И ещё одна странная вещь поразила поэта. Прямо на носу у святого висел двойной лорнет с тончайшими стёклами.
  Следом за апостолом в залу впорхнуло небольшое создание тоже в белом, и Саша не сразу понял кто это. Создание было одето в белую рубаху и штаны, небольшую голову покрывал белый берет. Судя по одежде и комплекции, это был мальчик, скорее всего ангел. Приглядываясь к этому ангелочку, Саша увидел у него то, что всегда являлось для него предметом глубоких переживаний и легло в основу многих его произведений. Большие, идеально круглые, налитые соком, как спелый виноград перси, оттопыривали белую рубашку ангелочка.
  Дама в штанах?!
  Саша быстро нашёл объяснение этой невидальщине, ведь ангел - существо бесполое. Ему стало не по себе, что даже в этот торжественный миг он не смог удержаться от вожделённого взгляда на это прекрасное создание.
  Апостол, тем временем, обвёл все стоявшие в помещении кровати, пристально глядя через лорнет, потом довольно кивнул и обратился к ангелу.
  - Чудненько, пока никаких изменений. Анечка, продолжаем прежний курс с удвоенной дозой, а завтра уже посмотрим, как проходит реабилитация. Пока фиксируем стабильное состояние.
  Абсолютно земной, лишённый всяческой сакральности голос и особенно говор незнакомца в белом, убедили Сашу, что это вовсе не апостол. Говорил он быстро, неразборчиво, глотая буквы, а иногда и целые слоги.
  "На каком языке он говорит, на польском, или чешском? Так я что в полоне у шляхов? Но как?"
  Мысли что он не умер и не в чистилище значительно взбодрили Сашу. "Пусть так, пусть в полоне у шляхтичей, зато живой!" - Он присел на койке, намереваясь немедленно всё выяснить. Только как же с ними говорить, он хорошо знает французский, но, отнюдь не польский.
   - Пане...- начал было Саша, но тут же осёкся. Пане - это множественное число от пана, а здесь пан и панночка. Хотя, какая же это панночка в штанах? Но и не пан же это с такими то персями. Нужно обращаться к главному.
  - Вельможный пан! Поздровения! Жак мажно ими?
  Человек в белом навёл на Сашу свой лорнет, словно только что его заметив. Он прищурился и согнул голову, словно увидел чудную диковину и сделал два осторожных кошачьих шага в направлении койки поэта.
  - Вы поляк? - спросил он настороженно и очень тихо.
  - Не може пан...кхм...кхм...нет...нет...просто мне самому померещилось что вы...- Саша остановился, сообразив, что дальше продолжать не нужно, дабы не обидеть незнакомца случайно оброненным словом.
  - А кто вы? Как вас зовут? - очень медленно и на чистом русском языке произнёс незнакомец.
  - Имею честь представиться, Александр...Александр Пушкин...поэт.
  - Сергеевич...- кивнул человек в белом и чему-то улыбнулся, явно пытаясь спрятать эту свою усмешку в густой бороде. - Великий русский поэт.
  - Он самый! - Саша открыто и широко улыбнулся тому, что незнакомец его признал. - С кем имею честь?
  - Иван Семёнович Долин, ваш лечащий врач! - Мужчина в белом положил правую руку на грудь и низко наклонил голову.
  Широкая улыбка Саши стала медленно сжиматься, пока не оставила только чуть приподнятый уголок губ в правой части лица.
  - Вы не можете быть моим врачом. Моего врача зовут Николай Фёдорович Арендт...- чело поэта стало мрачным, он понял, что перед ним самозванец и он, скорее всего в обществе недругов. Только где же он и кто все эти люди?
  - Конечно, конечно! - человек улыбнулся и положил большую ладонь на плечо Саши, который брезгливо скосил глаза, будто на это место только что нагадила птица. - Я знаю кто ваш врач, Александр Сергеевич. Только вы некоторым образом оказались далеко от дома, поэтому я буду временно исполнять обязанности вашего врача.
  - И от какого недуга вы меня изволите лечить? - Саша ещё раз недовольно покосился на руку, сжимающую его плечо, пока понятливый незнакомец не убрал её.
  - О, это небольшое душевное расстройство, и если вы не будете волноваться и нервничать, всё пройдёт достаточно быстро.
  Но будто вопреки увещеваниям незнакомца Саша стал усиленно волноваться. Его щеки налились румянцем и он сел на кровати.
  - Извольте всё объяснить милостивый государь. Довольно этих ваших шуточек. Я думаю, вы отдаёте себе отчёт, с кем сейчас разговариваете. - Вскричал поэт, по привычке сопровождая свою речь изящным жестом правой руки. - Я что похож на сумасшедшего?
  - Нет-нет, конечно не похожи? - незнакомец выставил перед собой обе руки, будто от чего-то защищаясь. - Просто, если я вам начну всё объяснять, тогда вы меня примете за сумасшедшего.
  - Это, кстати весьма похоже на истину! - Саша гордо вскинул голову и скрестил руки на груди.
  - Тогда позвольте задать вам только один вопрос. Какой сейчас год?
  - Ха-ха-ха! Вы и впрямь меня за душевного держите, либо за впавшего в забытье. У меня с памятью всё в порядке.
  - Ну и какой же?
  Саша глубоко вздохнул и посмотрел на незнакомца с состраданием.
  - Смею вас удивить милейший. Сейчас тысяча восемьсот тридцать второй год от Рождества Христова, июнь месяц. Вот день недели не смогу припомнить - каюсь.
  - Да вы и с годом немного промахнулись, - улыбнулся незнакомец, а девка в штанах громко хихикнула. - А если я вам скажу что сейчас две тысячи двадцать первый год?
  - Тогда я пошлю вас ко всем чертям, где вам кажется самое место. - махнул рукой поэт и обиженно отвернул голову.
  - Но это чистая правда, и очень скоро вам придётся в этом убедиться.
  - Я не знаю, что должно случиться, чтобы я поверил в эти...- Саша вдруг осёкся и замолчал. Всё его внимание сосредоточилось на свечении, исходящем из кармана белого халата незнакомца. Яркое сияние, похожее на свет звезды, просвечивало тонкую ткань. Саша невольно направил указательный палец в сторону неведомого излучения, и зрачки его очей стали стремительно расширяться.
  - Ну вот, кстати, и первое доказательство, - обрадовался незнакомец и достал из кармана небольшую квадратную штучку. Штучка кроме того, что светилась белым сиянием, ещё издавала звук, похожий на бульканье.
  - Видите эту вещь? - незнакомец поднёс руку со свечением к лику поэта, но тот отпрянул к стене, словно от нечистой силы. - С помощью этого устройства я могу разговаривать с человеком, который находится на расстоянии пяти тысяч миль. Сейчас я вам это продемонстрирую.
  Незнакомец поднёс штучку к лицу, словно любуясь собой в зеркало, и улыбнулся ей, как живому человеку.
  "Свет мой зеркальце скажи... - пронеслось в голове у Саши. Вот же нечисть, шаман, колдун, алхимик..."
  - Привет дорогая, ну как отдыхается? - Сказал штучке незнакомец, снова перейдя на тарабарский язык.
  Штучка заговорила женским голосом:
  - Привет, любимый, плохо без тебя! Турки достали, видят одиночку с ребёнком и пристают. Ждём не дождёмся, когда ты приедешь. Сашка сильно соскучилась.
  - Я тоже очень скучаю! Раньше чем через неделю не получится, работы много. Кстати, о работе, знаешь, с кем я сейчас разговариваю?
  - С кем?
  - С Александром Сергеевичем Пушкиным!
  - А-а-а! Понятно! - засмеялась штучка. - А что, Наполеоны уже перевелись? Нынче шизики мечтают быть поэтами?
  - Тс-с! - незнакомец приложил указательный палец ко рту и скосил глаза на Сашу, будто указывая штучке, что в их обществе находится третий человек. - Как раз сейчас я демонстрирую ему последние достижения человечества, а то Александр Сергеевич думает, что он в восемьсот тридцать втором году. Если ты не против я тебя с ним познакомлю.
  - Ну-у! - недовольно заголосила штучка.
  - Дорогая, так надо. Это очень важно для работы...просто поздоровайся.
  Незнакомец развернул штучку к Саше, так что она осветила ему лицо. Поэт зажмурился но всё же через наполовину приоткрытый правый глаз увидел, что внутри небольшой квадратной рамки находится женский образ. Походило на то, что незнакомец демонстрирует небольшую карточку с изображением любимой. Но лицо на портрете вдруг пришло в движение и улыбнулось очаровательными пухлыми губками.
  - Приве-ет! - Рядом с женским лицом появилась машущая ручка.
  "Ну да, точно такое же зеркальце я описал в сказке о спящей царевне" - подумал Саша. Он не пожелал отвечать на приветствие дьявольской штуковины, и продолжал сидеть, прикрыв глаза.
  - Ну ладно, этого достаточно! - Незнакомец отнял штучку от лица Саши и поднёс к своему. - Спасибо за помощь, дорогая. Я как закончу, перезвоню.
  Сквозь прищуренный глаз Саша увидел, что незнакомец нажал большим пальцем на штучку и свечение погасло. Теперь в руке у незнакомца была обыкновенная чёрная коробочка, размером с пудреницу. Он продолжал огромной горой нависать над Сашей, вглядываясь в его лицо и оценивая, какой эффект произвела на него диковина.
  - Ну что, Александр Сергеевич, теперь вы понимаете, что та реальность, в которой вы привыкли существовать, претерпела некоторые изменения? Если вы пожелаете, я прямо сейчас могу продемонстрировать ещё несколько чудных творений, которых в восемьсот тридцатом году даже представить никто не мог. Даже вы, человек с богатейшей фантазией в своих сказках не могли бы предсказать такое. Хотите?
   Голос незнакомца отдавался в голове Саши грохотом грома. В его закрытых глазах всё ещё стоял образ дамы с ожившего портрета. Он почему то улыбнулся и не открывая глаз медленно покрутил головой.
  - Бред...бред!
  - Ну и правильно! Пожалуй, на сегодня этого будет достаточно. Я понимаю, в каком вы сейчас шоке и как врач, не хочу способствовать его эскалации. Предлагаю вам немного отдохнуть, успокоиться и свыкнуться с мыслью, что вы переместились на два века вперёд. Только не думайте, как и почему это случилось, просто побудьте с этой мыслью какое-то время.
  Саша, не открывая глаз, кивал каждому слову незнакомца, хоть и мало понимал, о чём он говорит. Он улыбался, какой-то отрешённой улыбкой, и чем дольше говорил незнакомец, тем сильнее были кивки поэта и шире становилась улыбка. К концу монолога доктора улыбка перешла в тихий хохот, а потом разразилась неистовым смехом. В припадке истерического хохота, поэт откинул голову на подушку, его ноги непроизвольно согнулись в коленях и приподнялись над кроватью, как у малыша, которого защекотала добрая няня.
  Громкий смех ничуть не тронул человека в белом. Он смотрел на корчащегося поэта, как на нечто само собой разумеющееся. Взгляд, который он бросил на свою подопечную, говорил: "Ничего нового, всё в порядке вещей".
  Но этот смех потревожил покой других постояльцев белоснежной обители. Чернобородый варнак блеснул дикими глазами и улыбнулся, а ещё два спящих соседа, койки которых располагались по разным углам помещения, проснулись, и теперь крутили головами, не понимая, что происходит.
  - Ну Пашка, вот же сукин сын! - кричал поэт сквозь хохот. - Какое же ты зелье мне подсунул...я ведь от этих чудовищ никак избавиться не могу. Ведь какая же нечисть ко мне в голову залезла. Я и глаза пытаюсь зажмурить и головой трясти и щипаю уже себя. Ан нет - все здесь и как живые. Чёрт этот в белом и девка с ним в штанах. Как же их извести то, Пашка. Где все? Где Арендт? Да и чёрт с вами со всеми, я сам...
  Неожиданно для всех поэт в одно мгновение выпрыгнул из кровати, схватил железную стойку от капельницы и сделал огромный замах, пытаясь одним ударом, словно булавой поразить черта и его подручницу. Девка завизжала, закрываясь руками, но чёрт оказался ловчее Саши. Он перехватил железную палку и крутанул ей с такой силой, что поэт вознёсся над полом, сделал переворот и рухнул на свою кровать. Он оказался придавленным железной палкой, которую двумя руками за оба конца держал раскрасневшийся чёрт.
  - Аня, быстро санитаров! - заорал он и девка выпорхнула из помещения. Спустя миг в двери вбежали ещё два черта в белом, такие же здоровые как первый. Один вдавил бьющегося в истерике поэта в матрас , а другой примотал его грудь и ноги к железному каркасу кровати широкими брезентовыми ремнями.
  - Одолели черти! Пашка выручай! Зовите Семёна, Анну Ильиничну, пошлите за городовым. Че-ерти!
  Саша ещё какое то время орал, но потом его крики стали слабнуть и превращаться во всхлипывания. Осознав своё полное бессилие и невозможность влиять на обстановку, поэт заплакал.
  - Ну вот и чудненько! Поплачьте...слёзы это хорошо, это выход напряжения. - Причитал бородатый. - Аня, два кубика релашки...просто свыкнитесь с мыслью, что ничего уже не будет так, как раньше. Теперь вы в новой обстановке и, хочешь не хочешь, придётся с ней мириться. А чтобы вам было легче...
  Саша почувствовал, что его запястье натирают чем-то мокрым и холодным, затем что-то укололо его в руку, от чего стало невыносимо больно, но только на пару секунд. Боль растворилась, а вместо неё пришло внезапное успокоение. Саша улыбнулся, расслабил веки, прошептал "Сгинь" и впал в глубокую дрёму. Последним звуком, донёсшимся до поэта сквозь толщу отрешённости, был гортанный крик: "Эй вы! А ну ка пошли вон!".
  
  Глава 3. Явление Вождя
  Голоса в голове пробуждали мигрень и вызывали тошноту. Громкий непрекращающийся гул и суета зачем-то ворвались в его сон. Он не сомневался, что весь этот шум происходит в его сне, ведь по-другому и быть не может. Ни одна сволочь из служащих, или охраны не посмеет шуметь не то что в его спальне, но даже за дверью, пока он отдыхает.
  Странный этот сон. Он вроде просыпается, но чувствует, что находится в другом сне. На чужой кровати, в незнакомой чужой комнате, в которой полно каких-то людей в белом. Он не может разобрать, о чём говорят эти люди, но фраза "двадцать первый год", почему то засела в голове.
  Эх, лихой двадцать первый! Тогда они надрали задницы этой шушаре под Царицыным. Или это было в двадцатом? И вообще, причём здесь двадцать первый год и откуда здесь люди? Сон? Ну и что, что сон! Нужно иметь смелость, чтобы так бесцеремонно врываться даже в сон вождя.
   Сквозь застлавшую глаза пелену он оглядывает комнату. Странно всё. Круглые лампы кажутся нарисованными на потолке, но издают белый лунный свет. Таких ламп нет даже в кремлёвских кабинетах.
  Американские? Хотя нет. Даже там, таких не делают. Эти лампы нарисованы его воображением, так же как огромные окна, завешанные белыми жалюзи, аккуратные тумбочки у кроватей и сами кровати, каркасы которых собраны из нескольких частей. Кровать, на которой он лежит, невероятно удобная. В ней он не чувствует своего тела. Форма мягкого матраса идеально поддерживает больную спину и сегодня он не чувствует привычной боли в шее и правой ноге, что обычно случается при пробуждении. Он не чувствует своего тела, словно находится в невесомости. Это хорошая идея - изготовить кровать с регулируемым основанием, которое можно подстроить именно под его тело. Чтобы по утрам не болели затёкшие суставы, и не мучила нога.
  Сконструировать и собрать кровать, которую он видит здесь, в этом сне, дело нехитрое. Один приказ с выражением пожеланий и туманным описанием своих ощущений, хочу, мол, ночью парить как в невесомости, и с десяток инженеров будут чесать свои плешивые головы, разрабатывая хитрую конструкцию. Над этим десятком будет стоять ещё десяток парней в фуражках. Эти парни будут периодически щёлкать невидимыми хлыстами над умными головами, чтобы отяжелевшая сыромятная кожа , шевелила на них редкие волосы. Сжатые сроки и бесконечно свистящий над головой кнут, придают человеку невероятной продуктивности и творческой смекалки, так что, не позже, чем через месяц, такая кровать может стоять в его кремлёвской квартире.
  Жаль, что этого не будет. Все знают, что вождь спит на небольшом и неудобном кожаном диванчике, который даже не раскладывает, так что не имеет возможность вдоволь поворочаться. Все знают, что в гардеробе у него пара френчей, пара шинелей, пара сапог, пара фуражек и папах, и пара валенок. Все знают, что вождь неприхотлив как в быту, так и в пище, что он так и остался настоящим аскетом, воином-коммунистом, и он не собирается рушить этот образ. Да - за этот образ ему приходится расплачиваться своим здоровьем, жизненными радостями и удобствами, но это ничего не стоит перед тем, что он может потерять, если вдруг из легенды превратится в обыкновенного смертного. Так что баловать себя и своё тело он может только здесь - во сне, который находится внутри другого сна, как иголка в яйце, которое в животе утки.
  Но тот другой сон мешает этим редким минутам наслаждения. Какие-то подонки в белом, ворвавшиеся в его голову всё портят. Один хохочет и несёт какой-то бред, что ему нужен городничий. Его крутят два амбала в белых костюмах. Огромные, с белыми колпаками на бритых черепах, они похожи на парней из внутренней охраны. Их главный с рыжей бородой, что то объясняет парню, которого вяжут по рукам и ногам, несёт что-то про изменённую реальность. Бородатый походит на Лёву Каменева, который давно уже почил в бозе, за свою хитрожопость. Этот, правда, в три раза больше, чем Лёва, но очень похож. Так же умничает и машет руками, тоже, наверное, думает, что бессмертный.
  Ну да ладно, пора прекращать этот балаган, он хочет побыть один в этой безмятежной обстановке, в этой белой комнате с нарисованными на потолке лампочками, поболтаться в приятной невесомости на невероятно удобном матрасе. Он хочет провалиться в тот второй, более глубокий сон, но ему не даёт это сделать навязчивый шум вокруг.
  Вождь сел на кровати и свесил ноги вниз. Только сейчас он заметил, что одет в белую пижаму. В теле ощущалась невероятная лёгкость, словно он стал моложе на двадцать лет. Хорошее сновидение портили только эти подонки, бесцеремонно расхаживающие по комнате, и будто не замечающие, что там находится он.
  - Эй Вы! - рявкнул Вождь. Он вложил в эту фразу максимум веса. Одним таким выкриком он мог сбить со стула генерала, сидящего на противоположном конце стола, покрытого зелёным сукном. От этого железного недовольного баса у многих его собеседников часто случалось непроизвольное мочеиспускание, или нервный тик. Он редко повышает голос, и горе тому, кто услышит рычание тигра.
  Все вздрогнули и обернулись. Бородатый, глаза, которого увеличились до размера линз модных очков, замер с открытым ртом, в котором застряла фраза, предназначенная привязанному к кровати человеку. Маленькая девчонка в белом брючном костюме сжалась и чуть присела, словно услышала раскат грома. Амбалы среагировали почти так же, как эта маленькая девочка, вздрогнули и в два раза ужались в размерах.
  - А ну пшли всэ вон отсюда! - Медленно произнёс он, и эхо густого кавказского баса повисло во внезапно наступившей тишине.
  Бородатый, будто робот медленно поднёс большой палец к кадыку. Этот жест, на который он только и был способен в этот момент, говорил "Это вы м-м-не?"
   - Па-ашли во-он! - ещё раз пропел зычный бас.
  Незваные гости сна продолжали стоять с выпученными глазами.
  Вождь увидел ещё одного, обросшего чёрной бородой и похожего на схимника, который сел на кровати располагавшейся напротив и бесстрашно таращил на него чёрные глаза. Ему показалось, что этот даже улыбается. Вождь почувствовал, что начинает закипать. Эти призраки, созданные его же воображением люди, не пожелали раствориться в один миг после его крика, и даже не подумали это сделать, когда он крикнул повторно. Как же так? Хозяин половины суши, не может быть хозяином своих мыслей? Неужели, он не может навести порядок в каком-то сраном сне?
  Вождь резко крутанул головой, и первое, что он увидел рядом с собой это лежащий на тумбочке квадратный прибор с мигающими лампочками. Он схватил увесистую металлическую коробку двумя руками. Тянувшиеся от стены проводки не давали оторвать коробку от тумбочки, но Вождь резким движением оборвал тоненькие жилки.
  Короткий взмах от плеча (так учил рецидивист Резо метать бомбы, ещё там в Тифлисе) и увесистая коробка летит прямо в голову рыжебородому. Тот приседает , и железяка, просвистев у него над головой, шмякается на белый кафель.
  Бац! Железный каркас лопается по швам. Из чрева коробки, словно осколки бомбы во все стороны разлетаются куски пластика, винтики и лампочки.
  Мимо! Во время очередного "экспа" в Батуми он тоже промахнулся. Последствия? Скрюченная, засохшая и вечно ноющая левая рука.
  - Э-эй, ты чё делаешь! - заорал рыжебородый под аккомпанемент визга девки. Очнувшиеся амбалы решительно направились к его кровати.
  - Стоять! - скомандовал он. От гортанного баса зазвенели стёкла. Он гремел, висел в разряженном воздухе, как над Красной Площадью во время парада.
  Амбалы застыли в двух шагах от его кровати. Внезапно он понял, что эти парни из батальона его охраны и сейчас просто ждут его распоряжений.
  - Этого доставить на Лубянку! - ткнул он пальцем в рыжебородого. - Прямо к Абакумову. Я лично буду следить за ходом дела! Хотя-я...
  Это же просто сон. Зачем здесь лишние формальности.
  Он сделал небрежный взмах ладошкой.
  - Расстрелять! Только выведите отсюда...да, и этих всех тоже.
  Парни не сдвинулись с места, и продолжали переглядываться между собой. Уголки их ртов дрожали от скрываемых усмешек. Вождь осознал, что ошибся. Это не его охрана. Они подчиняются рыжебородому, а это ни кто иной как Каменев, почему то раздавшийся в плечах. Видимо, он думает, что таким может его напугать. Вот он, сукин сын, стоит и чему то улыбается.
  - Иосиф Виссарионыч? Добро пожаловать! - бородатый раскрыл ладони, словно встретил старого знакомого.
  - Да как ты смееш появляться здесь! Ты-ы...продажная проститутка! - взревел Вождь.
  Рыжебородый на мгновение покосился на девчонку, видимо думая, что эти слова были адресованы ей.
  - Я тэбя лично придушу, вот этими вот руками...
  Вождь поднялся с кровати, и ему почему то показалось, что он намного выше своего роста. Тем лучше. Он сделал два шага в сторону рыжебородого, но один амбал шагнул навстречу и схватил его за руки. В попытке вырваться, он ощутил невероятную силу, сжимающую его предплечья. Второй подбежал сбоку и они уже вдвоём завалили упирающегося Вождя на кушетку.
  - Где Власик! Охрана-а! Чэ-эрти! - орал неистово брыкающийся Вождь, но невероятная сила вжимала его в кровать. Последний раз его так бесцеремонно тискали ещё в двенадцатом, парни из царской охранки. - Чэ-эрти! Вы за это ответите!
  Он стал закашливаться, давиться своим же криком и шипел уже осипшим голосом:
  - Лавре-ентий, Вла-асик, охра-ана...
  Параллельно с теряющими силу возгласами, в возбуждённых мозгах Вождя прокручивались варианты произошедшего с ним.
  А что, если это не сон? Диверсия?! Переворот?! Его упекли в госпиталь, чтобы зарезать как Фрунзе? Но кто? Лавр? Молотов? Хрущёв?
  Нет! Эти не могли, кишка у них тонка. Они прекрасно знают, что не стоит об этом даже задумываться . Если даже кому-нибудь из них и залетит в голову такая мысль, то нужно её немедленно гнать оттуда поганой метлой, потому что он может прочитать её по глазам. Сейчас он осторожен как никогда. Даже в тридцать седьмом он не был настолько подозрительным. Осторожность, предусмотрительность, недоверие - три конька, которые уже столько лет позволяют ему находиться на пике формы.
  Так неужели он утратил форму? Где он? Что это за люди, которые не только имеют смелость касаться Вождя, но и привязывать его к кровати?
  Цепочка умозаключений привела его к тому, что это всё таки сон. Но если это даже и сон, то сон очень реалистичный, недобрый, нехороший. Если это сон, то нужно покинуть его как можно скорее.
  - А ну развяжи меня сволоч! - захрипел он, обращаясь к бородатому.
  - Только после того, как вы успокоитесь, Иосиф Виссарионович. А пока Анечка вколет вам релашечки.
  Из-за спины бородатого тут же появилась девчонка. Она закатала рукав пижамы на привязанной к кровати руке, быстро натёрла её мокрой ваткой, а потом достала из кармана что-то похожее на американскую шариковую ручку. Только почувствовав жжение в запястье, Вождь понял, что это не что иное, как шприц. Очень странный шприц, будто сделанный не из стекла, а из пластика.
  Он прекратил дёргаться и кричать, осознав, что дело это бесполезное. Чтобы покинуть этот сон, нужно успокоиться и уснуть.
  Тяжесть в голове сменялась приятной воздушностью, перетянутые струны нервов начали ослабевать. Вождю стало хорошо и спокойно, словно он погрузился в финскую горячую ванну, наполненную мыльной пеной. Он понял, что здесь ему ничего не грозит, что это всего лишь сон и не нужно относиться к нему так серьёзно.
  - Ну что ты улыбаешься, Лёва? Ты уже давно умер и тебя обглодали чэрви, - пропел он, блаженно улыбаясь.
  - Тебя тоже, Иосиф! - Довольно нагло и фамильярно ответил бородатый, зеркально копируя его улыбку. - Пока ты не уснул, хочу донести до тебя важную информацию. Во-первых, никакой я не Лёва. Я заместитель главного врача Н-го медицинского института, Иван Семёнович Долин. Во-вторых: сейчас две тысячи двадцать первый год. Вслушайся в эту цифру: две ты-ся-чи два-дцать пе-рвый! Ты, все твои соратники и преемники, давно уже в могилах. Кстати, если тебе это интересно: Лаврушку грохнули, как врага народа сразу же после твоей смерти, а умер ты в пятьдесят третьем. Был переворот, который возглавил Хрущ, а исполнил Жуков. Хрущ стал генеральным, он же дал старт разоблачениям всех твоих злодеяний, так что уже через год после смерти, ты перестал быть богоподобным. Иконы с твоим ликом поснимали со стен кабинетов и домов, а тело вынесли из Мавзолея, где ты лежал вместе со своим коллегой.
  Ты мертв, Иосиф, и умер уже давно. Но у меня есть для тебя и хорошая новость...
  При этих словах бородатого, кадык Вождя задёргался, он всхлипнул и вдруг захихикал, слабым смехом опьяневшего человека.
  - Ха-ха-ха...хорошая новость! У тебя ест хорошая новость?! Знаешь, когда тебя притащат на Лубянку, я лично приду для оглашения приговора, зачитаю его сам. Скажу: "У меня для тебя две новости, одна хорошая, другая плохая. Как изменник, сволоч, провокатор и заговорщик ты приговариваешься к смертной казни! Приговор будет приведён в исполнение немедленно. Тебя не расстреляют, ты будешь удостоен чэсти быть повешанным., будешь болтаться минут тридцать суча ногами в пяти сантиметрах от пола.
  "А какая же хорошая новост?" - спросишь ты, а я отвечу, что это и была хорошая новост. Но есть и плохая и чтобы её услышать, нужно собрат в кулак всё твоё мужество. Вся твоя семья...
  - Ну ладно, хватит! - перебил бородатый. - Предлагаю от бреда перейти к реалиям жизни. Хорошая новость для тебя заключается в том, что наука шагнула вперёд настолько далеко, что смогла подарить тебе новую жизнь. Твоя личность полностью воссоздана. Сейчас ты словно переместился на семьдесят лет вперёд, но это не совсем так. Это больше походит на реинкарнацию, когда твоя душа вселяется в тело другого человека, но и это не совсем так. Здесь нет мистики и метафизики, только чистая наука.
  Сейчас тебе будет сложно понять, как мы это сделали, как бы упрощённо я ни пытался это объяснить. У тебя большой временной провал - просто научная пропасть. Человек моего времени легко бы в это поверил и даже разобрался в нюансах не будучи специалистом, но ты...- Бородатый пожал плечами, будто извинился. - Тебе будет сложно, да и незачем пока. Пока всё что ты можешь сделать - это адоптироваться и осознать, что это есть твоя новая реальность.
  Вождь блаженно улыбнулся и прикрыл глаза:
  - Хорошая сказка перед сном...мне с детства таких не читали. Ты продолжай пока я не захраплю...дальше бесполе-а-а-зно! - он громко зевнул.
  - Рассказывать можно сколько угодно, но лучше, как говориться, один раз увидеть.
  Бородатый отодвинул рукав и продемонстрировал одетый на запястье чёрный браслет. Это были часы, но какие! Зрачки Вождя стали расширяться. На чёрном стекле ярко мерцали зелёные цифры.
  - Эти часы могут измерять мой пульс и давление, они показывают, сколько кислорода в моей крови, сколько я прошёл шагов за день и даже учитывают, сколько я употребил калорий и выкурил сигарет. В них встроен калькулятор, барометр, спидометр, в них есть компас, да что там компас, полная и подробная карта всего мира. Они могут выполнять роль будильника, и я могу разговаривать по ним как по телефону. С помощью этих часов, я могу расплачиваться за покупки, по этим часам я могу понять, где я нахожусь, куда бы меня не забросило, потому что они напрямую связаны со спутником, который находится в Космосе.
  Иосиф поджал губы и чуть качнул головой, изображая вид, впечатлённого человека.
  - Э-эх был бы ты реальным, я бы тебя в Союз Писатэлей рекомендовал, хорошую фантастику мог бы писать. Хотя нет... Был бы ты реален я бы тебя повесил...- он с сожалением выдохнул.
  Бородатый будто не заметил этих слов и уже перешёл к следующему экспонату.
  Он указал на металлическую коробку, на которой мигали лампочки, словно гирлянды на новогодней ёлке. Коробка располагалась на железной подставке, возле соседней кровати.
  - Устройство для автоматической подачи лекарства, может полностью заменить медсестру. Точно такое же ты изволил расколотить об пол несколько минут назад. Здесь установлен шприц, шток которого приводится в движение миниатюрным шаговым двигателем. Плавное и выверенное движение штока позволяет подавать точные до миллиграмма дозы дорогостоящие лекарства в вену пациента с заданным интервалом времени. Сюда встроен таймер (часы, чтобы тебе было понятней), кардиограф, манометр и тонометр. При скачках давления, тахикардии, или других проблемах пациента, устройство незамедлительно передаст информацию врачу, который может находиться в сотне метров отсюда.
  После чудо-прибора, бородатый перешёл к гвоздю программы. Этим гвоздём он уже поверг в смятение, ныне мирно почивающего поэта Сашу.
  Теперь глаза Вождя были широко распахнуты. От подступавшего сна не осталось и следа. Он с жадностью рассматривал небольшой светящийся прибор, который бородатый почему-то называл телефоном. По его словам выходило, что из этой штуковины можно звонить кому угодно и из какого угодно места, так как ей совсем не нужен провод. Но это ещё не всё. В этом приборе можно видеть человека с которым ты сейчас разговариваешь, да так чётко, будто он стоит рядом. В довесок ко всему, эта маленькая коробочка совмещает функции других двух приборов, продемонстрированных бородатым ранее. В ней тоже есть часы, спидометр, карта, ещё, по словам бородатого, эта безделушка обладает памятью гораздо больше памяти среднестатистического человека. Она может ответить на любой вопрос, она может помочь найти дорогу, она может показать кино. Слушая, как бородатый распинается об очередной способности чудо-устройства, Вождь думал, что даже для его богатого воображения это перебор. Такого он не читал даже у самых знаменитых фантастов. Неужели это плод его воображения? А может быть всё это просто...
  - Что вы мне колете? Это наркотики? - перебил он разошедшегося не на шутку бородача.
  - Нет, - улыбнулся тот, - это не галлюцинация, вызванная наркотическими веществами. Это реальность, и скоро ты в этом убедишься. Ты будешь засыпать в этой реальности и просыпаться в ней же. Ты обречен на эту реальность до конца жизни, до конца твоей новой жизни.
  "Это конечно бред - подумал Вождь.
   А если представить, что это действительно так, что его каким-то образом воскресили и сделали это через три четверти века. Если подумать, то это не так уж и плохо. Там всё шло к логическому завершению; там он только и думал, чтобы спокойно умереть до того, как трон под ним начнёт шататься; там он был старым и больным человеком, для которого всё лучшее было уже позади.
  Здесь же, (если бы это оказалось правдой), ему подарена новая жизнь - жизнь в совершенно другой, неизвестной эпохе. Здесь его не знают, или уже забыли, но в этом и есть шанс начать всё сначала. Он может снова пройти путь от молодого экспроприатора до великого вождя.
  Другое время? Ну да...время совсем иное, но люди то те же. Люди всегда остаются людьми в любое время, каким бы оно не было. Они сотни веков были и остаются улучшенной версией обезьян. Эту обезьянью породу не берут года, века и эпохи. Базовые инстинкты: секс, власть, безопасность, никто не отменял. Ну хотя бы посмотреть на этого бородатого и его опричников в белом. Те же обезьяны, ничуть не эволюционировавшие и даже в какой-то мере ставшие ближе к своим предкам. Люди остаются людьми. Это та же масса, с которой он научился работать, которая в его мощных руках приобретает податливость и пластичность. Так, что может быть он и хотел, чтобы было так, как говорит рыжебородый".
  - Когда и как я умер? - спросил он, в очередной раз, вклиниваясь в монолог бородача, который перешёл к рассказу о какой-то волшебной электронной сети, которой опутан весь мир.
  - В пятьдесят третьем году...в марте кажется. Да чего тут гадать...сейчас посмотрим. - Бородатый потыкал пальцем в коробочку, а потом развернул её к Вождю мерцающей стороной.
  - Вот...читай...
  Вождь впился глазами в текст набранный чёрным шрифтом, как в передовице "Правды".
  Очень короткая статья больше походила на надгробную надпись. Возле его имени стояли даты рождения и смерти. Умер он, оказывается, второго марта тысяча девятьсот пятьдесят третьего года. Вероятная причина смерти - кровоизлияние в мозг. Что значит вероятная?
  Здесь же перечислялись его регалии и звания. И всё...
  - И это всё? - удивился Вождь.
  Неужели от него только и осталось, как эти несколько жалких строчек?
  - Нет конечно! - поспешил успокоить его бородатый. Это только общая часть, заголовок. Нажав на этот заголовок можно раскрыть более подробную биографию. А вообще здесь есть столько всего, что касается тебя, чего ты и сам про себя не знаешь. Ничего, скоро всё сам прочитаешь и изучишь, благо времени у тебя теперь полно...
  - А это? - Вождь жадными глазами проводил чудо-прибор, который бородатый сунул себе в карман. - Это ты мне дашь?
  Его взгляд стал таким жадным, словно он просил прямо сейчас оттяпать ему половину Польши.
  - Ха-ха-ха - рассмеялся доктор. - Вот вы уже и начали адаптироваться, Иосиф Виссарионыч. Дам, если хорошо будешь себя вести. А пока советую немного поспать, чтобы проснуться и убедиться, что ты всё ещё здесь.
  Он улыбнулся, помахал Вождю ручкой, как старому другу, обнял за плечо девчонку, которая всё это время стояла рядом, и вместе с ней направился к двери.
  - Развяжи меня! - пробасил ему вслед Вождь.
  - Развяжу чуть попозже. Всё будет зависеть от того, в каком настроении ты проснёшься. Спокойных снов.
  Выходя из комнаты, бородатый повернул голову к стоящей у двери кровати и еле заметно подмигнул лежащему на ней пациенту.
  
  Глава 4. Немного о себе
  Подойдя к двери, куратор повернул голову в мою сторону и подмигнул левым глазом.
  Этот жест означал, что эстафетная палочка теперь у меня и настал мой черёд приступать к работе. Это меня обрадовало, так как надоело лежать здесь просто так без дела.
  Сейчас, когда хоть и не все, но основные условия задачи мне известны, я могу действовать. Одно условие - великий поэт, второе - Вождь всех народов. С третьим пока не всё понятно. Он проснулся раньше всех. Но до сих пор не проронил ни слова. Он просто сидит на кровати, улыбается, как идиот, и смотрит в одну точку. Этот не удивляется произошедшим вокруг переменам и, по-моему, даже доволен. Может быть, с ним что-то вышло не так, и ему просто повредили мозги? Это, как и многое другое, мне ещё предстоит узнать, но пока этот пассажир не доставляет особых проблем, моя первоочередная задача успокоить тех двоих. Я должен внушить им мысль, что происходящее с ними есть реальность. Насколько это сложно?
  Представьте, что вы проснулись и вместо своей любимой кровати и похрапывающей рядом жены, увидели подсвечиваемые светом костра пещерные стены, или же обнаружили себя на космическом корабле. Сколько вам понадобится времени, чтобы понять, что всё это не галлюцинация и не последствия похмельного синдрома? Сможет ли ваш разум смириться с тем, что вы выпали из своего времени до того, как окончательно слетит с катушек? Я здесь для того, чтобы этого не случилось с привязанными к кушеткам парнями.
  Кто я такой? Человек, который владеет десятком профессий и доброй дюжиной уникальных навыков, которые не под силу освоить каждому. Я человек с сотней личин за пазухой, готовый в любой момент натянуть на себя очередную маску, человек, который так редко бывает собой, что уже подзабыл кто есть на самом деле, человек способный разговорить или договориться с любым хомо сапиенсом.
  Я профессионал, которых, кстати, не так уж и много на этой грешной земле. Таких как я называют человек-ртуть, за то что мы можем мгновенно принять форму сосуда , в который нас помещают. Я участвовал в десятках секретных операций, был в Афгане, Сирии, Ливии, Ираке, Секторе Газа. Я участвовал в устранении одиозных личностей, я добывал информацию, касающуюся первых лиц государств, я провоцировал и улаживал конфликты, я устраивал революции.
  Чаще всего мне приходится действовать в группе таких же умельцев, но иногда я работаю один. Сейчас как раз тот случай. Задача непонятная, мутная и сложная, как и всё то, чем я занимаюсь. Сначала мне даже не было понятно, соответствует ли эта задача моему уровню, но раз я здесь, дело серьёзное.
  Ни цель, ни характер, ни объём работы не доведены до меня полностью. Куратор выдаёт мне информацию в день по чайной ложке, достаёт каждый факт как фокусник из рукава очередную карту. Так надо. Очень часто мне приходится начинать действовать, как слепому котёнку, не зная картины в целом. Там наверху просто перестраховываются, на случай если что-то пойдёт не так, или задачу придётся отменить. Так проще и безопаснее мне и им.
  Но сегодня дело сдвинулось с мёртвой точки и я наконец-то вижу фронт работы - двух привязанных и одного сидящего на кровати объекта. Осталось выбрать, с кого начать. А что тут думать: начну разом со всеми. Я привык ценить своё время и обычно форсирую события.
  
  Глава 5. Знакомство
  Я по-кошачьи мягко соскочил с койки и направился к кровати Вождя.
  Увидев движение в его сторону, он насторожился, и я почувствовал, как его взгляд словно крючками вцепился в моё тело.
  - А ну стой гдэ стоишь? Ты кто? - гаркнул он.
  - Я просто хотел развязать вас, Иосиф Виссарионович, - произнёс я чувствуя, как нелепо звучит эта фраза в наше время. Хотя-я - мы же в больничной палате.
  - Ты кто? - Повторил свой вопрос Вождь.
  - Моё имя вряд ли вам что-то скажет...
  - Ну тогда вернись на свою кроват и лежи тихо, чтобы я тебя не слышал! - Резко перебил он .
  Уверенный, строгий и безоговорочный тон генералиссимуса врезался в меня, подобно порыву шквалистого ветра. Такой напор может сдуть кого угодно, но только не меня.
  - Моё имя ничего не скажет ВАМ, но его знают миллионы тех, кто родился после вас. Я, Борис Борецкий, известный политический деятель, оппозиционер, один из влиятельнейших людей этой страны, да в общем-то и мира.
  Гнев на лице Вождя внезапно сменился ухмылкой.
  - Эта пижама особенно подчёркивает твою влиятельность! - сказал он.
  Я сделал вид, что обижен и немного смущён.
  - На вас, между прочим, такая же пижама, но она нисколько не принижает в моих глазах ваше величие. Между прочим, я всегда восхищался вашей личностью, хоть мой народ вас и недолюбливает. Не гоже ведь такой фигуре, как вы лежать привязанным к кровати. Позвольте, я вам помогу.
  - Стой где стоишь! - снова ощетинился Вождь, и тут же спросил, перейдя на более мягкий тон - Что ты здесь делаешь?
  Я заметил, что настроение вождя легко вычислить по акценту. Чем сильнее он распаляется, тем ярче становятся грузинские нотки в его речи.
  - То же, что и вы, Иосиф Виссарионович. Меня точно так же переместили во времени, правда, всего на семь лет вперёд. Три дня назад, когда я проснулся, я был удивлён и шокирован не меньше вашего, но потом быстро успокоился и понял, что всё это к лучшему. Да-да, к лучшему. Оказывается, что семь лет назад я умер. Точнее меня убили, удавил собственный телохранитель в моих Лондонских апартаментах.
  - Похоже на ту операцию в Мехико, которую мы провернули с Троцким, - ухмыльнулся Вождь. - Влиятельный оппозиционер говоришь?
  - Ну да...может быть есть какая-то параллель, но здесь совсем другая история, - недовольно поморщился я. - Но сейчас мы не об этом. В общем, я каким-то чудом оказываюсь здесь живым и здоровым, да ещё и изрядно помолодевшим.
  Вождь просветил меня рентгеном своих глаз и кивнул. Я сразу же понял этот его жест, подошёл к его кровати, сел на корточки и расстегнул замки, которыми ремни были пристёгнуты к койке. Вождь вытянул руки в стороны, хрустнул суставами, а потом положил подушку под спину и подобрался поближе к душке, так что оказался в полу сидячем положении.
  - Давно не чувствовал себя так хорошо! - Он выставил перед собой левую руку, повертел ладонью. Искривлённые тонкие губы изобразили приятное удивление.
  - Рассказывай, как они это делают. - Он скрестил руки на груди.
  - Вы хотите знать подробности? Но доктор был прав, вам будет сложно...
  - Мне плеват , что говорит доктор. - В очередной раз нахмурился вождь. - Если хочешь со мной говорить, рассказывай как это сделали. Пока я не узнаю всех подробностей, не смогу в это поверить.
  
  Глава 6. От ДНК до Энигмы
  
  Теперь передо мной стояла задача повышенной сложности. Как объяснить то, чего ты не только не знаешь, а даже не имеешь об этом ни малейшего представления. Нужно лепить что то про ДНК, клонирование, хромосомы и прочую ерунду. Об этих штуках я слышал только мельком из научно-популярных фильмов, новостей и статей в интернете. Тут явно замешана генная инженерия, а в ней я разбираюсь так же, как и в японской поэзии.
  Но сочинять байки и придумывать истории на ходу, это часть моей работы. Люди моей профессии просто обязаны иметь богатую фантазию.
  - Дело в том, что всех технических деталей я не знаю, могу только догадываться о принципе, тем более, что-то подобное уже пытались делать. Попробую объяснить вам простым языком. Главную роль здесь играет ДНК - молекула в которой зашифрована генетическая информация. Её открыли уже давно, но особую значимость она получила только в последние годы. С ДНК проведено огромное количество опытов и исследований и сделаны научные открытия. С помощью этой молекулы можно создавать копии растений, животных и даже людей. Ну представьте себе семечко от тыквы, из которого можно вырастить десяток точно таких же тыкв. За этой молекулой будущее. Мы уже едим пищу, размноженную таким образом. Сейчас во всю работают над тем, чтобы так же копировать сельскохозяйственных животных, вот только до людей ещё не добрались. Гуманисты ропщут, но это до поры до времени. Думаю, в будущем человечество только так и будет плодиться. Людей будут выращивать в пробирках, как цветы в горшках, так что с демографией проблем не будет.
  - А что мужики перевелись, или баб хороших не стало? - Вождь приподнял в удивлении густые брови.
  - Мужиков, которые могут дать потомство всё меньше и меньше. Ещё меньше мужиков, которые могут дать здоровое потомство. С девками та же история и ситуация только ухудшается. Здесь куча факторов, экология, культура, долго объяснять. Это вы скоро сами увидите и поймёте. Но, как я уже сказал, эта проблема решаема. С людьми и пищей для них проблем не будет. Вопрос в качестве этих воспроизводимых людей и копированной пищи. Таких людей как вы уж точно не выпустишь серийно на станке. Кстати, вы знаете, кто этот человек, который мирно спит на соседней кровати? - Я указал на Поэта, который как раз издал громкий и отрывистый храп и вздрогнул, словно испугавшись произведённого собой звука.
  - Кто? - спросил Вождь.
  - Великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин, собственной персоной!
  - Этот?! - Презрительно хмыкнул вождь, повернув голову к спящему поэту. - Не похож.
  Действительно. Вытянутое лицо и светлые волосы парня на кровати не вязались с образом Пушкина.
  - Вы тоже не похожи на своего прототипа. Да и я разумеется. - Ухмыльнулся я, оценивая невзрачный облик сидящего передо мной человека средних лет с высоким лбом, картофельным носом и ежиком коротко стриженых седых волос. - В нашем случае, речь идёт не о простом копировании, а о получении уникального материала. Всё что я перечислял до этого - это производство штампованного пластика. Мы же - результат работы алхимиков. Это уже превращение обыкновенного металла в золото.
  Вождь недовольно оттопырил нижнюю губу, когда я, положив руку на грудь, объединил себя и его в местоимение "МЫ". Но я тем временем продолжал безбожно врать.
  - Эксперименты, подобные этому, официально не проводились нигде в мире. Неофициально? Возможно! Возможно где-нибудь в Нью-Йорке шастает Авраам Линкольн в протёртых джинсах, но думается мне, что и здесь мы их опередили. Суть в том, что эта молекула помещается в готовую среду, в мозг обыкновенного человека (Господи, что я несу). Она прорастает там подобно горчичному зерну и полностью меняет структуру мозга. (Только не спрашивай меня - "как?". Просто поверь на слово). Мы - это наш мозг. Вся наша воля, поступки, решения, всё это продукт серого вещества. Этот научный факт в наше время не подвергается никаким сомнениям.
   Я почувствовал, что меня начинает нести . Поймав этот раж главное знать меру и не уйти в мифологию. Но пока Вождь слушает, нужно говорить.
  - Дело даже не в количестве этого серого вещества, не в его форме и размерах. Дело в том, как проложены в нём извилины, как связаны между собой нейроны. Представьте себе карту местности (хм-м...хорошая ассоциация). Представьте лесные участки, переплетения дорог, рек, наличие мостов. У каждого из нас есть своя карта местности. Так вот, вся наша сущность зависит от того как выглядит эта карта.
  - Карты бывают разные...- вмешался Вождь. - Бывают хорошие и точные, а некоторые барахло, нарисованное неумелым топографом. Хочешь сказать, чем точнее карта, тем сильнее и умнее человек?
  - Дело в том, что точных карт не существует. Ни одна карта не может отражать реальную местность. Тут дело совсем не в точности, а во взаимосвязи. Например, у вас карта Москвы, а у меня карта Ярославля. В этом наша разница, понимаете?
  По ухмылке Вождя было видно, что он оценил моё сравнение нас с ним по масштабам названных городов. Но я имел в виду совсем не это.
  - Если удалить вашу карту и на её место загрузить мою, вы станете мной.
  - Из того, что ты говоришь, я почти ничего не понял. Сейчас ты напоминаешь мне Бухарина на заседании Совнаркома. Много непонятных слов и никакой конкретики. Хочешь сказать, что мне в голову засунули какого-то микроба и...
  - Не вам в голову, Иосиф Виссарионович. В голову другого человека поместили молекулу, некогда принадлежащую вам...
  И где же они взяли эту молекулу? - тяжёлый взгляд давил на меня как бетонная плита.
  - В вашем случае никаких проблем нет. Материала от вас осталось достаточно. Чтобы вы знали - ДНК даже в структуре волос содержится.
  - Хочешь сказать, что одна говённая молекула, может из простого человека сделать такого как я, или он? - Вождь бросил презрительный взгляд на безмятежно спящего новорожденного поэта. Мне стало немного обидно, что он не взял в расчет меня, хоть и сделал он это интуитивно правильно.
  - Как бы вам ещё то объяснить...- я теребил волосы на бороде, пытаясь подобрать понятные вождю ассоциации, и наконец-то нашёл одну. - Вы помните историю с немецкой шифровальной машиной "Энигма"?
  - Конечно помню - кивнул Вождь, - мы тогда целое бюро создали, чтобы дешифровкой заниматься, но у англичан получилось лучше.
  - Ну да. Так вот...представьте, что эта молекула - секретный шифр, состоящий из огромного набора цифр. В этих цифрах закодирована вся информация о вас, о вашей личности, интеллекте, опыте, привычках и так далее. Представьте, что раскрывая этот шифр вас можно разложить на столбцы обыкновенных цифр.
  - Обыкновенных...арабских что ли? Даже не римских, - презрительно ухмыльнулся Вождь, но я не обратил внимание на его сарказм и продолжил.
  - Представьте, что ключ к этому шифру найден. Этот ключ и есть молекула. Её помещают в мозг другого человека, где она выполняет теперь роль декодера. Она меняет шифр объекта на ваш...и всё. Спустя время (не знаю какое) всё кроме оболочки этого субъекта принадлежит вашей личности. Со временем поменяется даже состав крови и вы начнёте узнавать в зеркало себя прежнего.
  Фуф! По моему я сделал всё что в моих силах. Мысленно я даже похвалил себя за довольно неплохую и местами (редкими) правдоподобную версию. Можно защищать кандидатскую на кафедре шизофреников.
  Поняв, что мой доклад закончен, Вождь хитро улыбнулся и снова указал пальцем в сторону Поэта.
  - А как же наше всё? Как же Сашка, сукин сын, Пушкин? Каким образом они добыли его молекулу, он-то у нас...
  В этот момент Поэт, видимо услышав свою фамилию, распахнул глаза.
  Два заросших лица привели его в шок, и если бы не ремни, он бы сжался в комок.
  - С пробуждением, Александр Сергеевич! Как вам спалось? - Поинтересовался я.
  Поэт испуганно водил глазами и молчал.
  - Проснись красавица, проснись,
  Открой сомкнуты негой взоры,
  Навстречу северной Авроры,
  Звездою севера явись. - Как то уж очень грозно продекламировал Вождь, чем ещё больше напряг поэта.
  - Ты один из моих любимых, хорошие вещи писал...красивые...местами мудрые. Ну...если всё обстоит так, как говорит наш новый знакомый, у меня ещё будет время послушать тебя лично...
  Осознав, что он всё ещё в этом страшном сне, Поэт зажмурил глаза и застонал:
  - Изы-ы-ы-ди-и!
  - Ну-у, Саша, зря ты так. Нам ведь теперь с тобой бок о бок придётся существовать. - глумился воспрявший духом Вождь.
  - Кстати...товарищ...как тебя там...- это он обратился уже ко мне.
  - Борис Сем...
  - Борис! На чём мы с тобой остановились? Ну да...как раз на Александре Сергеевиче. А его молекулу, как добыли? Он же ещё в девятнадцатом веке почил?
  При слове "почил" Поэт ещё больше зажмурился и издал жалобный стон.
  - Я не знаю, но думаю, не обошлось без эксгумации. Нужна то всего лишь одна микроскопическая частичка. С помощью этой частички можно воссоздать целое.
  - Значит все мы: я, ты, он - Вождь по очереди тыкал пальцем в себя, а потом в нас с Поэтом, - выдающиеся личности, которых зачем-то возродили из небытия? За-чем?
  - Это эксперимент!
  - Я что, похож на лабораторную крысу? - нахмурился Вождь. - Если даже предположить, что эксперимент удался и мы здесь, что дальше? Нас что, посадят в клетку и будут показывать школьникам?
  - Не думаю...не могу знать, товарищ Сталин, но обещаю, что очень скоро узнаю ответ на этот вопрос. - Чётко по-военному отрапортовал я, надеясь заработать баллы от генералиссимуса.
  - Узнай! - грозно сказал Вождь, словно говорил с проштрафившемся на фронте генералом. - И ещё узнай, кто это!
  Он сжал руку в кулак и ткнул большим пальцем себе за спину, туда, где в своей неизменной позе, скрестив ноги, сидел четвёртый наш сосед.
  - Попробуйте спросить у него сами...он проснулся два дня назад, но до сих пор не проронил ни слова.
  Вождь приподнялся на кровати и повернул голову к незнакомцу. Тот продолжал невозмутимо улыбаться, нагло и беззастенчиво глядя в глаза самому Вождю. Это был большой скуластый азиат тридцати, или около того лет с квадратной головой и рельефным торсом. Один его вид, представлял угрозу, которую нивелировала лишь эта добродушная улыбка. Я подумал, а уж не Чингиз ли это Хан? Так себе будет компания.
  Вождь медленно поднял правую руку и еле уловимо шевельнул ладошкой, будто приветствовал колонну демонстрантов, стоя на трибуне Мавзолея.
  Азиат не отреагировал на приветствие. Он продолжал всё так же сидеть, глазеть в упор и невозмутимо улыбаться. Только может со взглядом что-то случилось. Может мне показалось, но в узких прорезях глаз будто сверкнули искорки. Так мигает фарами встречная машина, когда в ней сидит твой знакомый.
  - Молчит говоришь? - Вождь улыбаясь краешком рта, продолжал сверлить незнакомца оценивающим взглядом. - На Лубянку бы его к моим ребятам, они бы его мигом разговорили...
  Эх, знал бы он, что всё здесь происходящее...все: он, поэт, азиат и даже я, результат работы этих самых ребят с Лубянки. Знал бы он, что один из этих ребят сидит рядом с ним.
  
  Глава 7. Укрощение Вождя
  После незадавшегося общения с новым знакомым, Вождь решил, что на сегодня достаточно. Он сказал, что теперь ему нужно побыть одному, чтобы переварить всю обрушившуюся на него информацию. Я, пожал плечами, высказав свои сомнения, что вряд ли кто-то разбежится выделять ему отдельную палату. Оказалось, что Вождь имел в виду только меня. Я просто должен убраться на свою кровать и лежать там тихо, не издавая ни единого звука.
  Поэт раздражителем не являлся, так как продолжал лежать, зажмурив глаза, а вот азиат Вождя немного напрягал. Он внушительно попросил, чтобы перед тем, как убраться на место, я натянул простынь между душкой его кровати и стойкой капельницы. Таким образом, он хотел отгородиться от взгляда этого блаженного. Я с радостью и благоговением солдата, которому отдаёт приказ сам генералиссимус, ринулся его выполнять. После того, как перегородка была сооружена, я отвязал Поэта, который так и не пошевелился, пожелал Вождю спокойных снов и, откланявшись, по-лакейски спятился к своей кровати.
  Засыпая, я поймал себя на мысли, что мне всё больше нравится эта странная на первый взгляд операция. Когда бы мне ещё довелось побыть в таком обществе.
  ***
  Утром меня разбудил крик Вождя. Он орал на бабку санитарку, которая прикатила на тележке завтрак и расставляла его по тумбочкам. Ему, видите ли, нужно два яйца в мешочек, горячий хачапури, стакан ледяного Боржоми и чашку хорошего бразильского кофе. Какого чёрта она суёт ему манную кашу, деревянную булку и эти помои. Пусть передаст своему доктору, чтобы он сам это жрал.
  Санитарка, которая видимо не была введена в курс дела, ухмылялась, дослушивая монолог очередного шизофреника, возомнившего себя каким-то князем. Она, уткнув руки в бока, готовилась дать отпор. Как только шизик закончил, она с удовольствием нырнула в свою стихию. Тонким визгливым как несмазанная пила голосом, распаляясь с каждым словом она пищала, что здесь не пятизвёздочный отель, что тут не готовят по индивидуальным заказам, что если он так желает, может за свой счёт заказывать себе еду из ресторана, и вообще, если он продолжит ей хамить, она распорядится, чтобы ему поставили успокаивающую клизму с пустырником.
  Она осознала свою ошибку слишком поздно, уже вылетев из палаты, где ещё раздавалось металлическое бряканье прыгающего по полу подноса. На её халате белой пеной висели комки манной каши, перемежаясь с бурыми пятнами от приготовленного из овса кофейного напитка. В её ушах громом отдавались крики
  "Сволоч ...проститутка...расстрэляю ...контра...".
  Доктор, увидевший расправу в мониторе компьютера, уже бежал по коридору ей навстречу. Рыжебородым вихрем он влетел в палату, и в ультимативной форме высказал Вождю, что ему следовало бы вести себя поскромнее, что сейчас не тридцать седьмой год, что теперь он в цивилизованном обществе, где даже с персоналом нужно общаться в исключительно уважительном тоне и уж никак не допустимо называть его "Проституткой" и "контрой". За это вообще можно и под суд загреметь, который ещё с тех пор как он был у руля остаётся самым гуманным и справедливым в мире.
  Вождь снисходительно улыбаясь смотрел на распинающегося перед ним рыжебородого и улыбался краешком тонкогубого рта. Теперь его вид выражал полное удовлетворение, хоть он и не позавтракал.
  Но в конце своей речи бородатый выложил козыря, который вмиг смахнул улыбку с уст Вождя.
  - И вообще, если будете продолжать вести себя подобным образом, не получите то, что я вам обещал.
  Он двумя пальчиками выудил из кармана халата чудо-прибор, продемонстрировал краешек элегантного чёрного корпуса, а потом разжал пальцы и прибор снова нырнул в карман. Это был запрещённый приём, всё равно, что дразнить малыша шоколадной конфетой.
  Доктор рассчитал всё правильно. Возбуждённый одним видом штуковины, Вождь тут же пошёл на уступки. Он пообещал, что с этой минуты будет вести себя вежливо даже с проститутками, ой, с персоналом, но взамен потребовал, чтобы доктор уже сегодня выдал ему это устройство и обеспечил его табаком, так как курить очень уж хочется.
  Доктор сказал, что прибор выдаст ему завтра, а на счёт курева будет сложнее, ведь курить в палате нельзя. Хотя-я...
  - Вы же у нас трубку курить любили? - спросил он.
  - Почему любил, и сейчас люблю. Табак только Герцеговина Флор.
  - Ага...где ж я вам Герцеговины надыбаю. Знаете что? Табак пожалуй будет не хуже, зато трубка у вас будет модная, таких в ваше время уж точно не было.
  Я сразу понял, что доктор имеет ввиду электронную сигарету.
  Подкупленный тем, что скоро получит заветные игрушки, Вождь совсем раздобрел. Теперь он с удовольствием пил остывший овсяный кофе , хрустел деревянной булочкой и вёл задушевную беседу с бородатым.
  Я наблюдал за ними, сидя на своей кровати. Это походило на встречу двух друзей, один из которых только что вышел из запоя и теперь находился в состоянии белой горячки. Вождь смотрел на доктора дикими глазами и, один за одним, задавал ему такие вопросы, которые постеснялся бы спрашивать первоклассник. Вопросы касались общего мироустройства, а так же государства в котором мы находимся, его геополитическое положение, существующий строй и прочие глупости. Из смутных объяснений доктора, Вождь почти ничего не вынес и только пожимал плечами.
  - Ты мне объясни, что это такое? Социализм, капитализм или что?
  Доктор, по-видимому, и сам не знал ответа на этот вопрос, поэтому решил увильнуть в другую тему, спросив Вождя, помнит ли тот что-нибудь из детства.
  Тот отвечал, что как раз таки детство помнит лучше, чем другие жизненные этапы. Он как сейчас видит булыжную отмостку возле дома, облупленные грязно серые стены семинарского класса, вырезанную на парте перочинным ножиком надпись "Ося", отвратительный запах чачи, исходящий от бороды отца, красные руки матери полоскающие бельё в ведре с мыльным кипятком и сам запах этого варёного хозяйственного мыла. Он видит себя худого и чахоточного пацана в мутное зеркало, висящее в узком коридоре прихожки, видит сто раз перештопанную зелёную рубаху, которую носит пять лет подряд и никак не может из неё вырасти. Он вообще много чего видит...
  Я прихлёбывал свой говно-кофе, не сводя глаз с собеседников, а в голове назойливой мухой крутился вопрос "И всё-таки, как они это сделали?". Как можно перебросить человека через целую эпоху, и засунуть его сущность в чужое тело?
  Понятно, что всё, что я рассказывал Вождю прошлой ночью - полная, не имеющая отношения к реальности, чушь. Реальность намного сложнее и лежит в научных неведомых мне плоскостях. Реальность ведома только Куратору, который сидит от меня в трёх метрах и мило беседует с Вождём. Эх... знал бы Вождь, кто на самом деле находится перед ним. Это не занюханный медик и даже не какая-то учёная крыса. Того и другого понемногу есть в его флаконе. Но основной ингредиент этого букета известен далеко немногим. Этот муж настолько же велик и значим, как в эпоху Иосифа человек выполняющий задачу, по смыслу близкую этой. Но только по смыслу. По сложности и технологичности эта задача стоит на несколько ступеней выше. Но вот какая это задача, и каковы её условия мне всё ещё не было понятно.
  Прошлой ночью Вождь задал правильный вопрос: "Зачем?" и этот самый вопрос заставил меня задуматься, что всё это представление, больше чем эксперимент.
  
  Глава 8. Прозрение несчастного Пиита
  Саша стал оживать только ближе к вечеру. Всё это время он прислушивался, принюхивался, вникал в этот мир, как только что появившийся на свет слепой котёнок. Скорость вращения этой планеты увеличилась в десятки раз с момента его бренного бытия. Он чувствовал это, даже не открывая глаз, по внешнему давлению и давящим на уши звукам, он ощущал эту сплетённую из невидимых проводов паутину, в которой запутался подобно мухе. Озираясь, как затравленный зверёк он вжался в спинку своей кровати и ни с кем не желал общаться. За несколько часов он предпринял всего одну попытку контакта с этим безумным миром. В какой-то момент, показавшийся ему самым безопасным, он подполз к краешку кровати и схватил с тумбочки, где оставался его остывший завтрак, засохшую булочку. Вернувшись в своё убежище, он долго грыз резиновое тесто, затравленно озираясь по сторонам. Это был конечно не "Страсбургский пирог нетленный", но голод не тётка.
  Дождавшись, когда Поэт наконец-то проглотит последний кусок деревянной булки. Я решил, что пришла пора действовать. Нужно было закреплять знакомство с Вождём и как-то возвращать к жизни Поэта.
  Меня встретили не очень дружелюбно...то есть совсем.
  На мои приветствия и пожелания доброго утра (хотя было уже ближе к вечеру), Вождь молча кивнул, а Поэт вовсе отвернул голову к окну.
  - Как спалось, Иосиф Виссарионович? - спросил я, пытаясь придать своему тону уверенной бодрости.
  - Никак не спалось! - угрюмо пробасил Вождь. - Думал.
  - О чём?
  Я понял, что задал неэтичный вопрос, который простому то человеку, если он не близкий друг пришёлся бы не по душе по тяжёлому взгляду Вождя. Серые, чуть на выкате глаза, сдавливали мою голову, как стальные тиски. У оригинала они вроде карие, но какая разница, разве дело в цвете...
  - А мы что с тобой на брудершафт пили, чтобы я тебе рассказывал про мои мысли? - прогрохотал его голос.
  - Нет...просто...- я почувствовал, как пересохло во рту. - Просто мы с вами находимся в одной форс-мажорной ситуации, и я думал, что неплохо бы держаться вместе.
  - Хорошая компания- хмыкнул Вождь, - опальный мешок с деньгами...хотя нет...теперь уже с дерьмом; поэт из прошлого, настолько далёкого, что вообще вряд ли оклемается, учитывая нежные натуры этих писак, и ещё этот. - Он привычным жестом указал на того, кто сидел за его спиной. - Я думал, он ночью своим взглядом дыры в простыни прожжёт.
  - Извините, Иосиф Виссарионович, но другой компании у вас нет. Здесь не будет Молотова, Берии, Калинина, даже Власика не будет. Поймите меня, что я тоже в растерянности и тоже хочу разобраться с тем, что происходит.
  Вождь ответил на мой эмоциональный порыв тяжёлым кивком головы и медленным (словно закрыл стальные жалюзи) опущением век. В этом жесте я прочитал следующее:
  "Принято...я тебя понял! Заткнись и сиди молча, пока я не дам тебе слово".
  Потом он повернул голову и обратился к поэту:
  - Александр Сергеевич!
  Поэт никак не отреагировал на металлический бас. Он смотрел в окно, где безоблачное небо прорезали непонятные белые нити.
  - Але-ксандр Сер-ге-евич! - Повторил Вождь настойчивее и теперь уже по слогам.
  Не увидев реакции, Вождь повернулся ко мне.
  - А с чего ты взял, что это Пушкин?
  - Он сам это говорил доктору...
  Но Вождь уже смотрел мимо меня, туда, где соизволивший повернуться Поэт открыл рот, пытаясь, что-то сказать. Сделал он это не сразу, так как, видимо, подбирал нужные слова. Если бы мне где-нибудь в Гвинее пришлось наткнуться на племя людоедов, я бы тоже раздумывал над каждым произносимым словом.
  - Господа, я не понимаю, что происходит, - наконец то прорезался наружу его дрожащий тенор. - Эти покои...этот самозванец лекарь с волшебными штуками, дама эта в штанах...всё как в нелепой небылице. Может быть вы соизволите объяснить, что сие значит?
  - Александр Сергеевич, понимаете, тут...
  Мои слова застряли в горле, как только я увидел поднятую вверх руку Вождя.
  - Меня зовут Иосиф! - Рука плавно опустилась и легла на грудь. Я знаком с твоим творчеством, кстати, давай будем на "Ты". Как там у тебя:
  "Ты жива ещё моя старушка..."
  Видя недоумённый взгляд Поэта и мою вытянувшуюся физиономию, Иосиф понял. Что попал впросак.
  - Ах нет...это я с другим тебя перепутал...тот тоже один из любимых...был. - При слове "был" Вождь тяжело вздохнул. - Вот это:
  "Наша ветхая лачужка и печальна и темна,
  Что же ты моя старушка, приумолкла у окна..."
  - Это тоже про старушку, но кажется твоё...
  Саша робко кивнул.
  - Ну вот видишь...- Вождь многозначительно и важно улыбнулся, словно только что процитировал всего "Евгения Онегина". В моё время тебя почитали за образец словесности. Как сейчас не знаю...
  - Сейчас тоже... - начал было я, но рука Вождя снова взмыла вверх.
  Он продолжил, словно вместо меня было пустое место.
  - Не знаю как сейчас, ведь мы с тобой в другом веке. Я хотя бы из прошлого столетия, а ты у нас вообще через два перескочил. Ты, Саша, главное слушай меня и внимай всему, что я говорю, каким бы диким тебе это не показалось.
  Поэт смотрел на Вождя заворожено, как кролик на удава.
  Когда Вождь начал говорить, я сразу же понял, кто в этой палате является истинным гением вербовки и шпионажа, кто здесь лучший тайный агент и филигранный переговорщик. К сожалению это был не я.
  Он мгновенно нашёл подход к Поэту, говоря на его языке, оперируя понятиями его эпохи. Он говорил, что мы попали в эпоху чернокнижников и магов, что эти маги научились переселять души, что они вселили наши сущности в тела других людей. Почему именно нас? Да потому, что мы величайшие личности , гении всех эпох. Он (Иосиф), великий царь, воссоздавший и сохранивший огромную империю, которую эти сраные чернокнижники как то умудрились развалить. Он (Саша) - великий Поэт, ну об этом он и сам прекрасно знает; этот напротив (здесь Вождь небрежно указал на меня) - самый большой вор. Но это ведь тоже талант и в своём роде гениальность.
  Моё восхищение талантом вербовки, сменилось чувством обиды. Хоть я и не был тем, за кого себя выдавал, всё равно было досадно, что Вождь опустил меня на несколько ступеней ниже их с Поэтом, окунул лицом в дерьмо. А мне ведь решать одну с ними задачу.
  К концу монолога Вождя, Саша зарыдал, закрыв лицо ладошками. Это была безоговорочная победа. Теперь он поверил.
  За каких-то пятнадцать минут, Вождь сделал, то, что мы с Куратором не могли осилить несколько суток.
  - Не плачь, Сашка, всё, что не делается, к лучшему, - Вождь потрепал хилое плечо Поэта.
  - К лучшему? - навзрыд бубнил тот, уткнувшись в ладошки, как обиженная девочка. - Я в другой, чуждой мне эпохе, я больше не увижу свой дом, семью, детей. Я другой, это не моё тело. Эти руки, персты, голос, эти срамные одежды, мне всё это отвратительно!
  - Так или иначе, тебе бы пришлось попрощаться и с домом и с женой и с детьми...- продолжал Вождь сомнительные утешения, - в восемьсот тридцать седьмом тебя шлёпнул француз.
  - Что значит шлёпнул? - Красный глаз Поэта выглянул в щель между пальцев. - Извольте выражаться по-русски.
  - Застрелил на дуэли. Дантес, слыхал о таком?
  - Я его знаю! - Поэт отнял от ладони от мокрого раскрасневшегося лица. Он хотел сказать ещё что-то, но оборвал этот свой порыв на полуслове. Он будто что-то осознал.
  - Ну вот и радуйся, что тебе дарована ещё одна жизнь. А тело? - Вождь окинул Поэта изучающим взглядом с головы до ног, словно снимал с него мерки. - Ну да...тело так себе. То было поскладнее и посмазливее. Но лучше ведь живое тело, чем мёртвое? Представь сколько ты ещё стишков можешь накропать а? - Вождь панибратски ткнул Поэта кулаком в плечо и широко улыбнулся, обнаруживая щербину по центру верхнего ряда зубов. Я в первый раз увидел у него такую открытую улыбку, и мне показалось, что сейчас он улыбается чему-то своему. Он радовался не за Поэта, а за то, что и сам получил шанс прожить новую жизнь, и в этой новой жизни да ещё в молодом теле можно наворотить столько всего...
  
  Глава 9. Второе образование Вождя
  Я не предполагал, что Вождь так быстро адоптируется. Он врубался в новую жизнь как тяжёлый нос ледокола в торосы. Получив от Куратора заветный прибор, коим являлся китайский планшет, он познавал этот мир, пропадая в сети сутками напролёт. Он не спал ночами, пропускал приёмы пищи и, похоже, совсем забыл, где находится. В распахнутых не мигающих сутками глазах отражались весёлые блики. Его взгляд цеплялся за каждое незнакомое слово, или фотографию какой-нибудь чудо-новинки, и вот он уже проваливался всё глубже и глубже переходя по различным ссылкам в сети.
  Естественно, что по сети Вождь мог сёрфить пока что с моей помощью, так что и мне приходилось проводить с ним эти бессонные ночи. Но сейчас я был рад. Я хоть как-то но включался в работу.
  Особенно Вождя интересовали научные открытия и новейшие разработки в сфере космоса и ВПК. Он зачарованно смотрел видео, где демонстрировалась новейшая робототехника, боевые дроны, пуски стратегических ракет с подводных лодок; он слушал болтовню современных политиков, смотрел дебаты и сайты оппозиции; он шаг за шагом изучал современную геополитику и я замечал, что обучение даётся ему очень быстро. Временами он углублялся в историю, поэтапно изучая её периоды произошедшие после его правления. Понятно, что было до него и во время он знал лучше, чем кто-либо другой из живущих сейчас.
   Зрелище, отражавшееся в его глазах и пугало и восхищало. Всё изменилось настолько, что теперь он и сам бы не смог дать описание этому новому укладу жизни. Он мог лишь констатировать, что эта жизнь набрала немыслимые обороты, разогналась до предела и летит неизвестно куда. Возможно, скоро раздастся удар, и очередной большой взрыв разметает эту планету по вселенной. Настолько ему казалось всё безумным, но в этом безумстве Вождь сумел разглядеть настоящую красоту. Он уже переживал безумства и знает им цену. В момент очередного открытия, он потирал руки, хищно улыбался и произносил :
  - Будущее за техникой. Роботы скоро завоюют этот мир.
  А потом хлопал себя по ляжкам и почти восторженно шептал:
  - Куда они смотрят...что делают...неужели они не понимают?
  Это не было ворчанием уставшего от жизни старика, здесь было восхищение зрителя, просматривавшего увлекательный сериал. Ему нравилось всё: сюжет, режиссёрские ходы и даже некоторые актёры. На фоне просмотренного он мысленно создавал свой сюжет, свой сериал, в котором режиссёром будет уже он. И тогда взгляд зрителя, наблюдателя сменялся жадным взором хищника. Это уже были глаза тигра, которые смотрели из укрытия на мирно пасущихся ланей. В эти мгновения мне казалось, что из приоткрытого рта Вождя вот-вот закапает слюна и из его нутра вырвется звериный рык.
  Несколько дней я провёл с ним бок о бок. Я был в роли штурмана, указывающего неопытному путнику дорогу в Сети и инструктора помогающего вождю освоить технические новинки, коими были планшет и электронная трубка. К этим двум ролям добавлялась ещё одна. Я словно помощник артиллериста, каждые пятнадцать минут заряжал трубку Вождя очередным никотиновым патроном. Несмотря на сложность (Вождь был хоть и способным учеником, но когда что-то не понимал, мгновенно свирепел), задача мне нравилась. Так я мог параллельно заниматься своей работой и собирать сведения для отчёта Куратору. Но всё это длилось недолго, ровно до той поры пока Вождь не почувствовал, что уже достаточно владеет навыками обращения с новыми игрушками. В этот самый момент я был тут же отправлен в отставку.
  - Уйди не мешай! - он махнул рукой словно отгонял от себя муху, когда я в очередной раз пытался ему подсказать как лучше обновить страницу. Обиженный и раздосадованный я вскочил и стал нервно прохаживаться по пролёту между койками, сунув руки в карманы пижамы и тихо бурча: " Ах ты так да? Ну попроси меня ещё помочь!". И тут словно отвечая на мою обиженную реплику, Вождь злобно рявкнул:
  - Перед глазами не маячь и за спиной не стой! Нужен будешь - позову!
  Я и не заметил, как словно вихрем был подхвачен этими словами и брошен на свою койку. Только тогда я осознал, меру благодарности, какой расплачивался Вождь с наиболее приближёнными к нему особами. Нет уж...лучше держаться от него на небольшой дистанции. Расстрелять он пока меня не может, но кто ж его знает, что будет дальше?
  
  Глава 10. Третий лишний
  Поэт входил в эту жизнь крадучись на цыпочках. Тем, чем для Вождя был планшет, для Поэта являлось обыкновенным окном. Он мог стоять и глазеть в него часами.
  Взору Поэта представали прямые, словно очерченные по лекалу мостовые с идеально гладкой поверхностью. По этим мостовым с немыслимой скоростью неслись кареты движимые не лошадьми, а непонятной нечистой силой. (ну точно время чернокнижников). По небу то и дело проносились железные птицы оставляющие на нём белые борозды. Цветные игрушечные коробки при пристальном взгляде превращались в дома со множеством окон.
  И вообще, всё было очень быстрым. Мир рябил перед его глазами, будто он смотрел на него с бешено крутящейся карусели. Красочные картинки менялись, проносились перед глазами с такой скоростью, что Поэта нередко тошнило. Звуки тоже были непривычными, непрекращающимися, где-то монотонными, где то резкими и пугающими. Особенно неприятные звуки исходили от железных карет, но то, что раздавалось из открытых окон этих карет, было страшнее всего. Эти пульсирующие и чавкающие звуки по мнению Вождя, были не чем иным, как современной музыкой. Но ещё страшней были стихи, которые поэты читали под этот аккомпанемент. Вождь частенько показывал в волшебное зеркало такого поэта, исполняющего свои творения, приговаривая, смотри, мол, что творят твои преемники. Правда ни Вождь ни сам Саша не могли разобрать ни слова из того, что декламировал тот или иной муж с козлиной бородкой, разрисованным и утыканным булавками челом и накрашенными длинными ногтями. То, что сие есть стих, можно было понять лишь по интонации и по одинаковым окончаниям. Саша и простую-то речь не мог разбирать, уж слишком она была для него быстрой и обрывистой, и напоминала больше гарканье чаек над Невой.
  В этом мире скоростей всё было быстрым: слова, действия, езда и в какой то момент, Поэт осознал, что нужно просто расслабиться , отдаться этой скорости и мчаться подхваченным этим потоком. Получилось не сразу, но всё же Поэт постепенно стал свыкаться с этой головокружительной гонкой.
  ***
  Поэт и Вождь быстро нашли общий язык между собой. Они часто разговаривали и даже смеялись (что было не характерно для Вождя). Вождь показывал Поэту срамных девок, или ещё более срамных парней, а то и парней превращённых в девок (что здесь явление обыденное). Сначала они охали и качали головами, как бабули на лавочке, но потом уже стали глумиться над увиденной пошлятиной.
  - Как тебе такая барышня, Сашка? Сверху просто королева. Смотри какие волосы, губы личико, а снизу что? Кукуруза болтается! - Вождь щёлкал пальцем по пластиковому экрану. - Представь себе, ангажируешь такую кралю, приведёшь в постель, а она тебе напоследок свой початок вынь да положь...хи-хи-хи...- как то по-детски шкодливо хихикал он.
  А Поэт мгновенно рождал эпиграмму, что-нибудь вроде:
  "И очи черны словно звёздная ночь,
  А чары влекут в свой заветный полон,
  И ликом Афина - богиня точь-в-точь!
  Но стоило мне заглянуть под подол,
  И, дру́ги, клянусь, я был громом сражён,
  Вверху то Афина - внизу Апполон!"
  - Хи-хи-хи...ну Сашка. Талант есть талант! - веселился Иосиф. Тебе здесь целый край непаханый для творчества. На вот, на эту посмотри, как она по палке ползает, просто слюни текут. В наше время было модным балерин в любовницах иметь, а я сразу говорил, что это кожа да кости, суповой набор и ничего больше. А здесь смотри как ты, настоящая мясная вырезка, да ещё и на шампуре.
  И снова Поэт рожал очередную эпиграмму.
  "В миг, когда я почую, что старость и немощь меня обнимают,
  И душа словно голубь седой будет в небо стремится,
  Я воспо̀мню те ножки, лозою, что столб обвивают,
  И засохший мой финик железным столбом обратится!"
  Декламируя новорожденный стих, Саша сохранял гордое и невозмутимое выражение лица, в то время как Вождь снова хихикал и сжимал худое плечо Поэта.
  Я заметил, что Вождь часто, так или иначе, пытался прикоснуться к Саше, пощупать его. Он трогал его, осязал, как свою вещь, которая ему очень нравится. Наверное, так же в своё время он хлопал по плечу Калинина, или мацал Молотова.
  Я бы тоже был не прочь испытать грубые ласки Вождя (только ради работы), но тот осаживал меня своим тяжёлым взглядом ещё на подступах к своей резиденции, коей являлся квадратный периметр отделяемый кроватью и тумбочкой. Весь его вид в такой момент говорил "Куда прёшь, что не видишь, я занят? У меня на приёме товарищ Пушкин, а ты пока не позвали, сиди и жди в приёмной".
  Я никак не мог понять с чего вдруг стал изгоем этого общества. Ведь в этой палате есть только один человек, который может стать для них проводником в этом безумном мире и этот человек я.
   Вся нелюбовь исходила от Вождя и от него передавалась к Поэту, как к более слабой личности. Вопрос был в том, относилась ли его нелюбовь конкретно к моей личности, или к тому образу, которым я представился. Дабы не ущемлять своё самолюбие я склонялся ко второму варианту.
  "Ничего! - думал я, глядя на двух друзей, как обиженный ребёнок, которого не берут в компанию. - Пройдёт совсем немного времени до того как вы зададитесь вопросом, долго ли нам здесь сидеть и что мы будем делать дальше. И на этот вопрос вам сможет ответить только один человек, тот которого вы так упрямо игнорируете.
  Вся беда была в том, что пока ответа на этот вопрос не знал даже этот человек.
  
  Глава 11. Бунт слепого котёнка
  Когда информационный голод достиг своего пика, я решил действовать.
  В одну из ночей, когда Куратор остался на дежурстве по отделению, я предпринял первую вылазку.
  Он наверное испугался, когда электронный замок двери его кабинета щёлкнул, дверь открылась и на пороге появился я. Он сидел за столом выпучив розовые заспанные глаза, а на высоком лбу горело красное пятно, от того, что он долгое время покоился на подложенных под него кулаках.
  - Вы?! Но как вы здесь...
  Его удивление было понятным, ведь палата, как и его кабинет, были закрыты на электронные замки, ключи от которых имелись только у персонала. Но разве ж этот пустяк может составить трудности человеку, прошедшему сотни часов специальной подготовки и участвовавшему в десятках реальных диверсионных операций. Ключ, то есть пластиковую карточку, я стащил из кармана халатика сестры, в тот момент, когда она нагнулась над моей тумбочкой, чтобы поставить туда поднос с завтраком.
  - Если гора не идёт к Магомету - Магомет сам идёт к горе! - Этими словами я поприветствовал обесКУРаженного КУРатора.
  - Мне кажется, что меня слишком долго держат в роли слепого котёнка!
  - Поясните...- произнёс Куратор осипшим со сна голосом.
  - Прошла уже неделя, как я приступил к операции, но до сих пор не знаю ровным счётом ничего. Какова моя миссия? Какова цель операции? Даже этих людей, их личности, я узнаю не от вас, а по ходу пьесы. Кто третий, мне неизвестно до сих пор. Скажу вам прямо, что с таким бездарным руководством мне ещё не приходилось сталкиваться. Можете передать в Центр что я крайне возмущён!
  Куратор тяжело вздохнул, видимо переваривая сказанное, побарабанил по столу костяшками пальцев и жестом руки предложил мне сесть, что я бы сделал и без его приглашения.
  - Дело в том...- говорил он растягивая слова, словно взвешивая каждое, - что полная информация об операции неизвестна даже мне. Она ещё не поступала из Центра. Я знаю немногим больше, чем вы. Пока задание в том, чтобы встретить объектов и помочь им адоптироваться. Вы же понимаете, что эта работа не одного дня, или даже недели. Думаю, что дополнительная информация поступит, когда я сообщу в Центр, что с объектами нет никаких проблем и они полностью готовы к работе. Пока же ваша задача - наблюдать и своевременно докладывать о том, что происходит.
  - Докладывать?! - возмутился я. - Да вы ещё сами ни разу не назначили мне встречу, это была моя инициатива.
  - Вы, как человек находящийся на службе, должны знать, что инициатива здесь не приветствуется. Я как раз сегодня утром хотел назначить первую встречу, но вы опередили события. Давайте впредь обойдёмся без самодеятельности...
  Краска брызнула мне в лицо. Меня возмутил тон этого выскочки.
  "Что вообще здесь происходит? - кипело внутри меня - Там надо мной глумится этот воскресший Вождь, тут учит работать этот бородатый сосунок. Меня, офицера имеющего правительственные награды (правда скрытые), человека, который участвовал в десятках боевых и диверсионных операций, человека, который в одиночку голыми руками, может отправить на тот свет целый взвод таких вот недоумков".
  - Инициатива? - возмутился я уже вслух. - Да если бы не моя инициатива, провалилась бы добрая половина операций, благодаря моей инициативе были спасены люди и решены сложнейшие задачи! Думаю, что я заслужил привилегию брать инициативу в свои руки, когда мне что-то не нравится. А сейчас будьте добры передать в Центр, что я в срочном порядке жду от них исчерпывающей информации. Встречаться будем раз в двое суток в вашу ночную смену, в этом кабинете!
  Произнеся гневный монолог, который несколько обескуражил Куратора, я встал и решительно стуча больничными тапочками по паркету вышел из кабинета.
  ***
  Электронный замок громко зажужжал, нарушив тишину палаты. Я замер в дверях, опасаясь, что мои новые знакомые могут проснуться, увидеть меня и заподозрить неладное. На первый взгляд всё было спокойно и я стал пробираться к своей кровати. Вдруг что-то заставило меня замереть и обернуться. Это не было вызвано резким звуком, или замеченным движением. На меня воздействовало, что-то более тонкое, то, что вызывало дрожь во всём теле. Повернувшись, я понял, что это было. Сидящий в своей привычной позе азиат смотрел на меня и улыбался. Во взгляде раскосых глаз бегущей строкой читалось: " Я всё знаю! Я знаю, кто ты!".
  Преодолев магнетизм этого взгляда в ночи я отвернулся, подумав "Ну и чёрт с тобой! Ты не опасен, пока косишь под немого".
  Забираясь на кровать, я снова посмотрел в окрашенный ночными сумерками, дальний конец палаты. Глаза азиата мерцали как два шающих уголька, Саша как всегда громко храпел и чему-то улыбался. Наверное, ему снился очередной бал, или лужайка перед домом, где он резвится с детьми.
  Вождь лежал на спине вытянувшись, но подушка немного приподнимала его голову. На миг мне показалось, что его веки приоткрыты, и в узких щелях блестят светлячки. Ещё мне показалось, что в уголке рта вождя скрывается вредная, шкодливая улыбка.
  "Показалось!" - решительно убедил я себя и зажмурил глаза.
  
  
  Глава 12. Космос на ладони
  Три последующих дня, я просто наблюдал за своими подопечными, думая, что всё идёт как надо. Вождь в некоторой степени подобрел ко мне, но позднее я стал понимать, что это случалось тогда, когда я был необходим. Его любимые игрушки планшет и электронная трубка требовали постоянной подзарядки, и я оказывался ангелом-спасителем, который быстро приводил их в чувства.
   Глядя, на заветное мерцание экрана и приветливо мигающий зелёный огонёк трубки, приглашающей быстрее прильнуть к мундштуку и втянуть в лёгкие порцию ароматного дыма, Вождь заметно преображался. Какое-то время эти его положительные эмоции проецировались и на меня. В это самое время, мне удавалось сократить дистанцию до минимума и даже обменяться с ним парой дружелюбных фраз.
   Но всё это продолжалось ровно до той поры, пока Вождь не понял, что ничего сверхсложного в зарядке электронных игрушек нет. Используемые мной зарядные устройства, как оказалось, не представляли никакой ценности и их любезно предоставил Вождю по первой же просьбе Куратор.
  Уникальность процедуры зарядки в глазах вождя упала параллельно с ценностью моей персоны. Теперь один лишь его взгляд говорил о том, что я могу быть свободен, и лучше бы мне держаться от него подальше.
   Наблюдая за тем, как он сутками напролёт жадно глотает информацию из сети, я понимал, что его всё здесь устраивает. Он, человек эпохи, где самым ярким цветом был красный, эпохи скудного, сведённого до минимума потребления, эпохи непонятных, зачастую нематериальных ожиданий, чувствовал, что через маленькое пластиковое окошко он заглядывает в волшебный мир. Это окно в рай, в котором есть всё, о чём он только мог мечтать. Кроме мощных и технологичных машин, сверх эффективного оружия, электронных устройств, боевых дронов, полицейских роботов здесь было главное. Океан, Космос, Вселенная информации. Стоит лишь только впечатать в поисковую строку правильный запрос, и ты получишь ответы на все интересующие тебя вопросы.
  Зачарованно глядя в мерцающую бездну, он понимал, что будь у него такое устройство тогда, ему не нужны бы были советники и информаторы. Ему не нужно бы было тратить столько средств на доносчиков и шпионов, он мог бы лично разрабатывать стратегии и влиять на нужные ему прослойки людей, а так же отдельных личностей при помощи социальных сетей. Если бы это устройство было у него тогда, он уж точно положил бы этот мир к своим ногам. Но что мешает сделать это сейчас? А пока он держал этот мир на вытянутых руках и обдавал его дымом из электронной трубки.
  
  Глава 13. Ангел в штанах
  Саша относился к этим мерцающим диковинам с большой опаской. Они излучали чуждые неведомые вибрации, которые улавливала его тонкая натура. Кобра может быть великолепна в своём окрасе и временами её грациозность и даже ласковое шипение завораживают и гипнотизируют, но укус этой красотки смертелен, поэтому лучше держаться от неё подальше. Так Саша и делал, наблюдая этот ядовито-яркий мир, через идеально прозрачное окно и иногда из рук Вождя.
  Было и ещё одно обстоятельство, которое не давало впасть в хандру его поэтической натуре. Возбуждённый, готовый в любую минуту сорваться в пропасть разум требовал предмета отвлечения, и этим предметом явилась сестра по имени Анна, та самая "Девушка в штанах". Он с нетерпением ждал её прихода и уже загодя закатывал правый рукав больничной рубахи для ежедневной процедуры, которую она с ним проводила.
  - Уже готовы? - улыбалась сестра, идеальной формы губками, чуть подкачанными силиконом.
  - Я в вашей бескрайней власти, - страстно шептал Поэт, протягивая обнажённую руку, тем временем, как его пылающие глаза заползали под белую блузку и сдёргивали заветные штаны.
  Пока ангел в штанах больно сдавливал его руку, надетым на неё матерчатым рукавом, Саша уже набросал в голове очередной стих.
  "Её глаза горят, как фианиты,
  Улыбка нежно с пухлых губ слетает,
  А носик маленький булавкой золотой прошитый,
  И вену дева острым мне клинком пронзает.
  Готов я пасть от рук красотки нежной,
  В обличье странном , словно юные кадеты,
  Я с радостью приму любые муки.
  От девушки в штаны одетой..."
  - Красиво! - Сестра кокетливо сверкнула глазками, когда Поэт закончил. - Ваше?
  - Нет, ваше! Это вам...- улыбнулся Поэт. - Осталось лишь записать...
  - Уже записано! - рявкнул я, демонстрируя свой телефон сладкой парочке.
  Поэт вздрогнул и обернулся, словно не ожидал, что кроме него и его пассии в помещении находится ещё кто-то.
  - Здесь есть устройство...ммм...механизм, который записывает...ммм...как же вам...ну который может сохранять в памяти вашу речь. Теперь это здесь - я щёлкнул пальцем по пластиковому экрану. - Хотите послушать?
  Я простодушно улыбнулся, протягивая Поэту телефон, но его лицо сейчас не выражало ничего, кроме недовольства.
  "Засунь свою диковину себе в чресла и не мешай" - говорил его похолодевший взгляд.
  В очередной раз я понял, что совершил идиотский поступок, и сейчас своими действиями увеличиваю дистанцию между собой и потенциальным объектом.
  
  Глава 14. Ликбез для Поэта
  
   Но уже вскоре Поэт сам почувствовал необходимость во мне. Его творческая натура наконец-то нашла объект вдохновения и теперь, кроме созерцания видов в окне и потолочных светильников, он нашёл занятие, которое поглотило его полностью.
  Поэт писал. А что ещё делать поэту, как не писать? Он быстро освоил шариковое перо и днями напролёт что-то строчил в своём блокноте. Временами он вырывал из блокнота листочек с записанной эпиграммой и ещё каким-нибудь милым рисуночком снизу и передавал его своей пассии. Она читала тут же, сидя напротив кровати странного пациента, прыскала в кулачок, а иногда и поблёскивала наполненными слезами глазками. Ей были приятны эти знаки внимания. Ещё бы, ведь их оказывал не кто-нибудь, а великий поэт. Ну и что, что совсем непохож, ну и что, что ликом ужасен и фигурой нескладен, ну и что, что в больничном обряде. Когда соприкасаешься с талантом, облик отходит на второй план.
  Аня всегда эмоционально принимала очередной , написанный ей стих, но по растерянности во взгляде я замечал, что она мало что понимает в настоящей поэзии. Нет, всё это конечно красиво - филигранный почерк, милые цветочки на полях, но вот содержание... Дело в том, что если пассия Поэта и читала что-то, то это были сообщения в соцсетях, где в большинстве своём использовались сокращённые аббревиатуры. Ей нужно было много времени и усилий, чтобы вникнуть в смысл художественного текста, пусть даже самого простого. Здесь же ситуация осложнялась старинными выражениями и непонятной похожей на твёрдый знак буквой, которую Поэт втыкал в конец почти каждого слова.
  В какой-то момент Саша осознал проблему языкового барьера и теперь мучительно искал её решения.
  Получилось так, что в этом вопросе Поэту мог помочь только один человек и это был тот, кто вызывал у него наибольшую неприязнь.
  И вот однажды случилось. Он осторожными шажками подкрался к моей койке. В витиеватых высказываниях, перемежаемых бесконечными извинениями, мне с трудом, но удалось понять, чего от меня хотят.
  Переформулировав получасовую тираду в практичные пару фраз я получил следующее. Поэт хочет склеить Аню, а для этого он должен общаться с ней на одном языке. Чего он хотел от меня, как от более свежей и приближенной к современности особи обезьяны, так это научить его общаться на этом неведомом языке. Всё что от меня требовалось это обучение Поэта этому самому языку и техническое руководство о том, в какой форме лучше всего доносить этот язык до объекта.
  В радостном предвосхищении работы и спасения от навалившейся скуки, я растёр руки так, что они накалились добела.
  "Присаживайтесь поудобней, господин Поэт. Мы начинаем!"
  И началось! По сути, Поэту нужно было освоить два предмета - это современный русский язык и цифровой ликбез. Начали с русского. Здесь я был в роли переводчика, который объяснял, как будут звучать старые фразы на новый лад. Начинали с простого. Я читал записки поэта и выявлял в них все непонятные уху современного сапиенса фразы.
  "Ну что это такое?" - брезгливо бурчал я, с видом строгого учителя просматривая очередной листок блокнота, где изящным в завитушках почерком, был начертан опус.
  "Являешься ты мне с утра моя Аврора,
  И озаряешь светом серый мир вокруг,
  Твой стройный стан, очей больших озёра,
  Сверкает перламутр в алых створках губ.
  Тугим канатом, словно виноградной ло̀зой,
  Ты мою руку крепко-крепко обвиваешь,
  Игла в твоих перстах, как шип кровавой розы,
  Поэта сердце, но не руку ей пронзаешь..."
  "Хм...мм. Может быть в ваше время таким стишком было возможно разбить сердце прекрасной дамы, но сейчас этим можно разве что разрушить ей мозг. Во-первых: здесь много воздуха, неопределённости, робости какой-то. Всё слишком затянуто и двусмысленно. Мы живём в веке скоростей, где ценится каждая секунда. В этом веке никто не будет тратить время на расшифровку непонятных аббревиатур и желаний. Чувства выражаются прямо, а комплименты должны содержать конкретику.
  "Стройный стан" это "Зачётная фигурка", про "перламутр" вообще непонятно, и розы эти с шипами до того избиты, что дальше некуда. Как вообще можно сравнивать современную девушку с цветком. Цветы это что-то безмолвное и безвольное, вот тигрица, пантера, кошечка на худой конец, это совсем другое дело".
  Поэт оказался прилежным учеником и уже на следующее после первого урока утро, поразил меня выполненным домашним заданием.
  "Ты хищною тигрицей когти выпускаешь,
  Готова растерзать лежащего в пыли у твоих ног,
  Но норов ты ягнёнка нежного не знаешь,
  Он с жаждой ждёт, что в плоть вонзится милый коготок.
  Зачётную фигурку томно вожделея,
  Барашек блеет и мычит, лишь бы коснуться мог,
  Мечтает перси хищницы он полные томленья,
  Сдавить копытцами, чтоб брызнул с них смородиновый сок".
  - Ну вот, можешь ведь, когда захочешь! - похвалил я Поэта. - Вроде и формы красивые сохранил и конкретики добавил. По крайней мере, это уж точно не зашквар.
  - Что такое зашквар? - спросил млеющий от похвалы современного ценителя поэзии Саша.
  - Ну-у...это...как бы тебе объяснить на твоём языке. "Зашквар" это что-то несовременное, обыденное, то, что никого не тронет, на чём не схватишь хайп.
  - Что такое хайп? - Поэт цеплялся за непонятные слова, как маленький ребёнок, который только учится говорить.
  Я глубоко вздохнул, понимая, что наше обучение уходит в другую плоскость. Это уже особенный предмет, без которого, впрочем, в современном мире не обойтись. Азы маркетинга нужно знать всем, даже поэтам.
  - Понимаешь, Саша, в наше время столько писателей и поэтов развелось, что просто плюнуть некуда. Пишут все кому не лень: государственные мужи, знаменитые личности, торговцы, спортсмены, воины и просто бездельники. Этих, кстати, сейчас пруд пруди. И двигает этой основной массой писак, отнюдь, не любовь к искусству. Таким образом люди зарабатывают на жизнь. Сейчас в большинстве случаев не нужно иметь издателей и редакторов, просто пишешь, что тебе в голову взбредёт и выкладываешь в сеть.
  По вопросительному взгляду Поэта, я понял, что теперь придётся объяснять, что такое "Сеть".
  - "Сеть", Саша, это такая штука...м-м-м...даже не штука. - Я копался в мозгах пытаясь подобрать наиболее подходящий образ и вот, кажется нашёл. - Представь себе море...нет, даже океан, огромный океан. Этот океан состоит из слов, картинок, и всякой там информации. В этот океан можно бросать, всё что угодно, как камушки в воду: свои соображения, мнения, портреты и даже движущиеся картинки (какие тебе Иосиф показывает), и увидеть это может любой из живущих на этой планете. Если кому-то понравилось, то, что ты делаешь...ну скажем стишок твой...он может заплатить за него копеечку.
  - Копеечку?! - Поэт презрительно поморщился.
  - Ну это я образно, чтобы ты понимал. Хотя... я бы и "копеечку" не стал недооценивать. Знаешь, сколько людей сейчас живёт в нашей стране? Сто шестьдесят миллионов. Две трети из них постоянно плавают в этом океане, выискивая то, что им по душе, будь то информация, какая-то покупка, или литературное произведение.
  Теперь представь, что твой труд понравился хотя бы миллиону человек. Сколько копеечек ты получишь?
  - Почему же одному миллиону, коли их столько? - прищурился Поэт.
  - Вот здесь, Саша не обольщайся. Как бы ты ни был хорош, нужно чтобы твои труды увидели.
  - Но ты же сам сказал, что каждый...
  - Да...увидеть может каждый, но представь себе, что ты смотришь на поверхность огромного океана. Ты не можешь обозреть его весь. На что ты обратишь внимание, какая мизерная частичка этого целого привлечёт твой взор? В каждую единицу времени, ты можешь видеть, лишь микроскопическую его часть - маленькую букашечку из сотни миллиардов. Твоя букашечка может быть и уникальна, может она и не похожа на других, но чтобы это узнать, нужно её хотя бы заметить и разглядеть.
  - И как сделать, чтобы эту мою букашечку заметили?
  - Вот это правильный вопрос, Саша! Это главный вопрос, которым задаются все, и тут уж кто во что горазд. Внимание можно привлекать множеством способов. Самый простой - устроить скандал. Например, в твоё время были дуэли. Когда на дуэли дрался ты, об этом знал весь Свет Петербурга. Но это было потому, что ты уже был известным человеком, и знали тебя, как великого поэта. Сейчас мы будем идти от обратного. Допустим, что ты известен только тем, что ты скандалист, дуэлянт, балагур и пройдоха, каких мало. Ты мот мошенник, плут и горький пьяница. Ты прилюдно можешь оскорбить и унизить человека ни за что ни про что...но ты так же прилюдно можешь подлизать его чресла, если тебе так выгодно. Тебя ненавидят, но в тоже время тебя любят, за то, что ты ярок, за то, что выделяешься из общей массы, может яркими павлиньими оперениями, а может громким, но противным пением...
  - Я знавал таких людей! - кивнул Саша, скрестив руки на груди. - В них присутствовали те черты, о которых вы изволите говорить. Это несомненно порочные люди. Часто они этого не осознавали, так как порок сидел глубоко в их сущности. Как бы то ни было, эти люди тщательно скрывали эти свои пороки и уж точно не выставляли их на показ. Как это можно, а главное - зачем?
  - А как же букашечка? Ты про неё забыл? Если тебя будут видеть, пусть даже в неприглядном свете, тогда возможно бросят мимолётный взгляд и на твою букашечку. Вот здесь у неё есть все шансы показать себя.
  - И какую же букашку может создать человек, увязнувший в пороках? Думаю, что такая букашка будет сильно смердить.
  - Да...как правило это так...не букашка, а какашка...но таковы реалии этого мира. У известного человека, того, который выделяется, который заметен на поверхности океана, больше шансов продать свой продукт, каким бы он не был.
  - Неужели в этой эпохе всего добиваются только люди греха, неужели нет ничего по настоящему красивого и великого? - Щёки расстроенного Поэта загорелись нервным румянцем.
  - Я просто привёл тебе один из распространённых примеров. Конечно, пробиваются и талантливые люди, есть красивые и даже великие вещи. Только, наверное, как и в твою бытность, большинство таких талантов не сможет продемонстрировать своих букашек без посторонней помощи, или денег. Но ты, Саша, не унывай! - Я уже было хотел хлопнуть Поэта по плечу, но ограничился тем, что положил руку ему на запястье. - У тебя и в этом мире есть преимущество. По крайней мере, как минимум три человека знают, что ты великий русский поэт, и если всё сложится, как надо, мы найдём способ показать твоих букашек миру. Ты только твори этих своих букашек.
  
  Глава 15. Реабилитация в глазах Поэта
  Вопреки моим ожиданиям, новый стих Поэта, тронул Анечку гораздо меньше. Прочтя его, она пожала плечами и виновато улыбнулась:
  - Те мне больше нравились...
  Когда сестра покинула палату, Поэт адресовал мне гневный взгляд, в котором стоял вопрос: "Ну и кто здесь не понимает в поэзии?".
  - Всё так и должно быть! - спешил я его успокоить.- Ей понравилось, по глазам было видно. Ей не просто понравилось - это её возбудило, поэтому она и растерялась. В этом стихе, в отличие от предыдущих, больше честности и откровения, поэтому ей было сложно ответить прямо, что, мол, вот оно...то что нужно...
  Сашу не убедили мои доводы, и мой пылкий лепет таял под его укоряющим взглядом, пока вовсе не сошёл на нет.
  После этого фиаско стало понятно, что ни о каком продолжении обучения не может быть и речи. В глазах Поэта я сильно потерял, как педагог. Мне нужно было срочно реабилитироваться, и я быстро придумал, как это сделать.
  Этой же ночью, убедившись, что все уснули, я выбрался из палаты с помощью своей электронной отмычки; прокрался по длинному коридору мимо стеклянной будки, где мирно похрапывала дежурная сестра; выбрался на лестничный пролёт и, оставив тапочки на площадке, бесшумно поскакал вниз по ступенькам.
  Для спуска на первый этаж, куда лежал мой путь, можно было воспользоваться лифтом, но я не стал этого делать, чтобы не поднимать лишний шум. За всё время спуска на подсвеченных синими лампами пролётах я не встретил ни одной души. Больница погрузилась в глубокий сон.
  На первом этаже передо мной стояла более сложная задача. Мне нужно было преодолеть большой холл, где наверняка находилась охрана. Крадучись по стенке, я пробрался по узкому коридору до того места, где он переходил в широкое, освещённое как днём лобби. Прислушавшись и убедившись, что всё тихо, я выглянул из-за угла. Охранник в стеклянной будке, рядом с которой располагались турникеты, не спал. Судя по опущенной голове, он либо читал, либо залипал в телефоне. Пройти незамеченным в метре от бодрствующего полного сил мужика не представлялось возможным. Можно проползти снизу будки, в слепой зоне, а потом нырнуть под турникет, но впереди находилась входная дверь, преодолеть которую незаметно и бесшумно уж точно невозможно.
  В метре от моей руки находилась рекламная стойка с буклетами. Белокурая красотка с очаровательной улыбкой, держащая между пальцев свечу от геморроя, томно подмигивала с доброй сотни глянцевых картинок. "Забудь про боль и жжение!" - гласил лозунг начертанный красным под обрезом пышной груди красавицы. Да уж...если такая девочка будет рядом, уж точно позабудешь про боль и жжение, и свеча окажется совершенно лишней.
  Как профессионал, я быстро ориентируюсь в обстановке и умею делать так, чтобы находящиеся под рукой предметы становились полезным инструментом. Я качнул стойку так, чтобы она наклонилась, но упала не сразу, а повисела в балансе на пару секунд. Этих секунд мне хватило, чтобы сгруппироваться и со скоростью таракана проползти к будке охранника.
  Бум-с! Стойка рухнула и красотка со свечой в руке размножилась, разлетаясь по полу. Охранник выполз из будки не сразу. Судя по мёртвой тишине, он замер в растерянности. Лишь через несколько секунд стул скрипнул, и я услышал, как в нескольких сантиметрах справа от меня скрипит открывающаяся дверь будки.
  Сейчас он сделает пару шагов, и на несколько секунд всё его внимание будет устремлено на сотню рассыпанных по полу белозубых улыбок.
  Раз...два...три!
   Я пролетел под турникетом, подставил карточку к электронному замку, который тут же мягко щёлкнул. Взявшись за ручку, я обернулся, чтобы убедиться, что охранник всё ещё под чарами красотки, забывает про зуд и жжение. Всё шло как надо, он продолжал движение к лифту, чтобы окончательно убедиться, что стойку уронил обыкновенный полтергейст.
  Я дёрнул на себя тугую дверь и выскочив в тамбур осторожно её прикрыл, прижимая до того момента, пока не раздастся заветный щелчок.
  Выскочив на крыльцо, я несколько раз глубоко вдохнул вожделенный воздух, которого не ощущал уже две недели. Спрыгнув с крыльца, по его правую сторону, я увидел объект, ради которого здесь очутился. Роскошный, засаженный цветами газон пестрил даже в темноте. Чего там только не было: декоративные пальмы, настурции, георгины, флоксы (это та часть флоры, которая мне известна) и ещё много всякой всячины. Тогда же меня интересовали только розы. Бардовые, крупные, матёрые, они восседали в самом центре цветника, под охраной всяких там пальм, лилий и прочих ромашек. Продираясь к объекту, я сломал пальму, несколько георгинов, вытоптал с десяток другой ромашек, да ещё и запнулся о поливальную установку, выломав её из удерживающего кронштейна. Добравшись до роз, я стал жадно драть их, начиная с центра ромба, который они собой образовывали. Розы рвались неохотно, драли мне руки шипами, так что в какой-то момент я начал просто жестоко переламывать их стебли и даже перекусывать зубами самые тугие удерживающие стебли жилы. Я не щадил эти милые цветы, у меня просто не было времени. Но и они не сдались без боя, оставив ссадины на руках и даже глубокую царапину на щеке. Вот это совсем не входило в мои планы. Царапина это улика, так обычно по горячим следам ловят насильников и убийц. Эти розы перехитрили меня, они сделали отметину, указывающую на своего убийцу.
  Надрав полную охапку роз, я выбрался с лужайки по протоптанной дорожке. "Надо бы пересчитать, вдруг чётное количество выйдет" - подумалось вдруг, но я решил заняться этим по возвращении в палату. Бросив прощальный взгляд на клумбу, я оценил, произведённую мной реконструкцию. По цветнику будто прошёл ураган. Борозда из поломанных цветов заканчивалась огромной проплешиной, по краям которой сиротливо торчали выжившие розы.
  Возвращаться тем же путём было опасно. Будка охранника располагается напротив входной двери, и проникнуть мимо неё незамеченным просто невозможно. Я представил эту картину маслом глазами охранника. Открывается дверь, и на пороге появляется дурик в пижаме с огромным букетом цветов.
   Оставался один путь - по пожарной лестнице, которая находилась с торца огромного шестнадцатиэтажного здания больничного корпуса. Самой большой трудностью было добраться до нижнего пролёта железной лестницы, находящегося на высоте почти двух метров. Но для подготовленного человека это не проблема, пусть даже этот человек одет в бесформенную пижаму да ещё и с охапкой цветов.
  Я разбежался и, оттолкнувшись босой ногой от стены, взмыл вверх и схватился свободной правой рукой за арматурину, которая являлась частью каркаса лестницы. Жалобно кряхтя, я с трудом подтянулся на одной руке (старею), и забрался на нижний пролёт. А дальше всё просто. Перелетая через две ступени, я стремительно поднимался вверх, так что уже через пару минут оказался на своём этаже. Дальше дверь в тамбур, выход из пожарного коридора в общий пролёт, на цыпочках мимо спящей в будке медсестры и я на месте.
  Щелчок замка и я снова оказался в сумеречной палате, подсвечиваемой лунным светом. И снова меня встретили немеркнущие угольки глаз азиата. "Ты хоть когда-нибудь спишь?".
  Приподнятая на подушке голова Вождя, изображала мирный сон. Настораживала только еле заметная улыбка в уголке рта и приоткрытые глаза. Я успокоил себя тем, что мне только кажется, и Вождь всегда так и спит с приоткрытыми веками. Такое бывает, особенно с людьми, которым никогда нельзя держать глаза закрытыми.
  В чьём глубоком сне я не усомнился, так это в Сашином. Уж он дрых за всех троих, издавая громкий храп на вдохе и пыхтение на выдохе. Да...тот ради кого была проведена эта операция, безмятежно спал.
  ***
  Утром, ещё до завтрака, я разбудил Сашу, нежно потрепав его за плечо. Увидев мой лик, видимо сменивший чей то приятный явившийся во сне образ, Поэт заметно расстроился.
  - Саша, у меня для тебя, сюрприз!
  "Какой ещё сюрприз?" - вопрошали меня розовые заспанные глаза.
  Я настоял на том, чтобы Поэт всё таки "открыл сомкнуты негой взоры" и заглянул в свою тумбочку. Увидев за приоткрытой дверцей огромный ворох бардовых роз, Саша замер в недоумении.
  - Это дополнение к твоим чудным стихам. Думаю, что стихи и розы прекрасное сочетание для ангажирования дамы.
  Поэт наконец всё понял и оценил мой дружественный жест, рассыпавшись в благодарностях. Затем он немедленно сел за эпиграмму, которую вознамерился вложить в букет.
  Долгожданная Анечка появилась в палате после скудного, но уже привычного Поэту завтрака и визита рыжебородого лекаря.
  - Ого...сегодня у вас высоковато! - Улыбнулась она, пшикая резиновой грушей. - Сто тридцать на сто, а обычно как у мальчика девяносто на семьдесят.
  - Я право не знаю, что вы мне каждый раз измеряете, но догадываюсь, что это моё к вам влечение и обещаю, что с каждым разом оно будет только больше. - отвечал Поэт.
  Нет-нет...больше не надо! - блеснула жемчужинками зубов Аня, но потом тут же поправилась, увидев озадаченное лицо Поэта. - В смысле того, что эти цифры, они чем меньше, тем лучше. И это вовсе не ваше влечение, а артериальное давление.
  - Ну и Бог с ним, с давлением. Значит вы разрешаете увлекаться вами?
  - Как же я могу вам это запретить!
  - Тогда извольте принять вот это!
  Поэт нырнул под кровать, откуда мгновенно выудил большую охапку роз, перевязанную с низу бинтом. В центр букета был воткнут блокнотный лист.
  Зелёные зрачки стали стремительно расширяться. В этом взгляде Ани, Поэт узрел не то удивление, не то испуг.
  - Это вам! - сказал он дрожащим обескураженным голосом и протянул букет своей пассии.
  - Так это сделали вы?!
  - Что сделал? - Поэт бросил невольный взгляд в мою сторону, но тут же возвратил его Ане.
  - Это нужно быстрее спрятать! - засуетилась она, и, вскочив с табуретки, стала оглядывать палату в поисках чего-то необходимого. Видимо не обнаружив того, что искала, она стянула простынь с кровати Поэта и словно ребёнка запеленала в неё букет.
  - Я потом верну вам простынь! - заговорщицки прошептала она, засовывая свёрток под мышку.
  - Но почему вы прячете?
  - Тс-с! - Аня приложила идеально отточенный коготок к губам. - Вы сумасшедший! - прошептала она, и в этом шёпоте Поэт услышал восхищение. - Вы знаете, что сегодня было на утренней планёрке? Главврач просто рвал и метал. Найдите, говорит, мне того, кто это сделал и я ему лично ноги вырву и вместо них спички вставлю.
  Поэт ни понял ни слова из того, что говорила Анечка, но главный посыл до него дошёл. Букет был добыт преступным способом.
  - А что сделал этот человек? - робко спросил он.
  - Вы знаете! - заговорщицки шепнула Аня, сверкнув зелёными огоньками из под длинных ресниц. - И всё равно, спасибо!
  После того, как очарованная сестра выпорхнула из палаты, сжимая под мышкой заветный свёрток, Поэт переключился на меня. Его вдруг сильно заинтересовало происхождение этого букета, а так же царапины на моей щеке. Я подвёл Сашу к окну и предложил посмотреть вниз, где правее парадного крыльца в периметре декоративных ёлок, находился некогда благоухающий цветник. Сейчас он выглядел так, будто на него сбросили бомбу.
  - Это сделали вы! - вскрикнул Поэт, выпучив глаза, но я тут же прижал палец к губам, призывая его к осторожности.
  - Да! - ответил я ему громким шёпотом, - это сделал я, и ты ещё спасибо мне скажешь. Ты видел, как она на тебя смотрела? Теперь она точно твоя!
  - Но какой вам резон? - растерянно спросил Поэт.
  - Я хочу быть твоим другом, Саша, а это небольшой вступительный взнос в наш союз. - Улыбаясь, я протягивал Поэту руку.
  - Буду только рад иметь вас в друзьях, - горячо встретил он мою ладонь.
  В этот самый момент я бросил взгляд на кровать Вождя. Он как обычно сидел, скрестив ноги по-турецки, и пялился в планшет. Но в этот раз горящие зрачки хищника, смотрели поверх чёрного прямоугольника. Они смотрели в нашу сторону.
  До сих пор мне казалось, что Вождь настолько увлечён путешествиями по Сети, что забывает про всё вокруг, и я даже не думал, что есть что-то, что может отвлечь его от изучения внешних сторон этого пёстрого мира. Видимо это "что-то" появилось и сейчас оно оказалось для него важнее. Этим, привлёкшим его внимание объектом было наше с Сашей рукопожатие, или то, что произошло до него. Вождь ревновал - он ревновал Поэта ко мне, словно я отбил у него девчонку, купив её букетом цветов.
  "Ну вот...сейчас тебе не останется ничего, как примкнуть к нашему союзу" - злорадно подумал я.
  
  Глава 16. Провал
  Я снова недооценил Вождя.
  Следующие два дня он вёл себя, как и прежде: изучал что-то, бродя по Сети, и почти не отвлекался на еду и разговоры, благо и собеседник переметнулся в другой лагерь.
   Теперь Поэт общался только со мной, но казалось, что Вождя это никак не задевает. Весь его вид говорил, что он очень увлечён каким-то новым занятием в сети. Может быть его привлекли новые исторические факты, или новейшие чудо-разработки, а может его увлекла речь очередного политика. То, что он наблюдал в прямоугольной коробке, его несомненно заводило и это было видно по горящим глазам и пылающему на щеках румянцу. В какое-то время наблюдения, которое я вёл перманентно периферийным зрением, мне стало казаться, что то, что он наблюдает в планшете имеет какое-то отношение ко мне. Уж очень часто воспалённый весёлый взгляд переключался с экрана на меня, а затем тут же нырял обратно. Раньше я его так не интересовал. Да, что тут говорить, он вообще меня не замечал. Почему теперь?
  Страшная догадка пришла ко мне слишком поздно. Чёрт! Как же я не подумал!
  ***
  К выбору своей легенды я отнёсся халатно. Я руководствовался соображениями, что личность, которой я представляюсь, должна быть известной и современной. Моя ошибка состояла в том, что я совершенно не изучил эту личность, её биографию, характер, привычки, круг её общения и ещё тысячу мелких деталей. Я не сделал работу, которую всегда делал раньше. Почему? Потому что в данном случае я понадеялся на своё преимущество.
  Вождь и уж тем более Поэт, жили задолго до современной эпохи. Каждый из них мог оперировать лишь тем фрагментом истории, который был сформирован до его бытности, либо во время неё, но не более того. Из всех здесь присутствующих только я обладал наиболее цельной картиной мира. По крайней мере, я так думал - это меня и погубило. Я не взял в расчет, что Вождь за какие-то несколько дней найдёт способ самостоятельно изучать этот Мир, и я сам научу его этому способу. Я самолично научил его пользоваться инструментом, с помощью которого он может легко вывести меня на чистую воду. Если бы я взял всё это в расчёт, несомненно, подготовился бы лучше и уж точно никогда не взял бы себе легенду Бориса Борецкого.
  Осознание грядущего провала пришло ко мне слишком поздно и теперь мне оставалось лишь надеяться на то, что "авось пронесёт".
  Не пронесло! Всё случилось на девятый день нашего знакомства. После ужина, Вождь как обычно сидел на кровати, попыхивая трубкой, с любимой игрушкой в руках. Поэт любовался вечерним закатом в окне и, по-видимому, вынашивал в уме новое творение; Монах восседал в своей неизменной позе с перманентной улыбкой. Я же лежал на кровати, вальяжно закинув ноги на душку, и листал старый "Космополитэн". Этот замызганный журнал был для меня, как успокаивающий атрибут, как чётки. Я в сотый раз перелистывал уже мягкие, потерявшие лоск страницы. Шурша этой, почти туалетной бумагой, я прислушивался к тому, что было вокруг, и составлял очередной отчёт Куратору.
   Их было ровно восемь. Восемь страниц печатного текста были собраны в стопочку и уложены на одну из полочек в моей черепной коробке. Я давно привык держать информацию в голове, никуда её не записывая. Это самое надёжное хранилище, причём, при должных навыках это хранилище лучше любого компьютера. При необходимости я всегда могу нажать кнопку "Печать" и чёткий текст, содержащий факты, время, нюансы и детали ляжет на стол Куратору.
  Пока же ни один лист отчёта ещё не вышел в печать.
   Куратор вёл себя довольно странно. Он ещё ни разу не запросил у меня информацию. В последнюю нашу встречу, которая опять же состоялась по моей инициативе, его интересовали совершенно другие вещи. Он был возмущён моей недисциплинированностью, тем, что я самостоятельно, без его указания, опять заявился в кабинет, тем, что украл ключи, тем, что разворотил клумбу возле больницы. Да да...он прекрасно знает, кто это сделал, и об этом красноречиво говорит царапина на щеке.
   Он требовал отдать ему ключи и впредь, без команды Центра не покидать палату самостоятельно. В противном случае Куратор грозился сообщить в Центр о моём несоответствии и потребовать другого исполнителя. В ответ, я напомнил ему кем являюсь, что я ему не мальчик на побегушках, а между прочим майор, что всё что я делаю, идёт в пользу операции, ведь только так можно втереться в доверие к объектам. И вообще я не собираюсь отдавать ему ключ, а если хочет, пусть попробует отобрать. Хочет сообщить в Центр? Да пожалуйста! Только пусть он зарубит на своём конопатом лбу, что если уж в Центре решили привлечь к операции меня, то вряд ли поменяют своё решение, а по шапке он гарантированно получит. Кстати, а кто он по званию? Не хочет говорить, ну и не надо...
  На этой ноте и закончился наш последний разговор.
  ***
  Итак, я заканчивал набирать в голове девятую страницу отчёта, одновременно мусоля страницы журнала, когда услышал, что Вождь подзывает к себе Поэта.
  - Саша. Подойди сюда, я тебе что-то покажу! Вот смотри...узнаёшь, кто это?
  Я навострил уши. По всей видимости, он демонстрировал видео, на котором присутствует некая, знакомая Саше личность. Но кого же может знать Поэт, живший больше двух веков назад?
  - Кто это? - спросил Саша.
  - Это наш Буба! - задорно ответил Вождь.
  Я сразу же понял, что речь идёт о моей персоне и Вождь демонстрирует какие-то видеофакты, связанные с Борисом Борецким.
  "Буба...Буба...Почему Буба? Скорее всего это прозвище Борецкого. Возможно этим именем его величали в ближних кругах. Если это моя кличка, я должен немедленно на неё среагировать, иначе..."!
  Я хоть и с опозданием, но вздрогнул, приподнял голову над подушкой и повернулся в сторону Вождя. Ну да...я тут же напоролся на этот волчий взгляд подчёркнутый планкой планшета. Он следил за моей реакцией, пытался заманить меня в ловушку. Не вышло!
  "Ну что-ж...один-ноль в мою пользу!".
  - А кто этот...как вы изволили выразиться...Буба? - спросил Поэт, который не заметил моих телодвижений.
  - Буба...это твой новоиспечённый друг! - Вождь небрежно махнул рукой в мою сторону, будто указывал на неодушевлённый предмет.
  Интересно, а в школе Марксистов Ленинистов преподавали правила этикета? Известно ли ему, что неприлично называть присутствующего человека в третьем лице, что нельзя обсуждать его с другими, не приглашая к разговору. Хотя...я был больше, чем уверен, что он знает. До партийных университетов, была ещё и семинария, а это заведение в то время было престижнее любого колледжа. Вождь намеренно втаптывал меня в грязь.
  Я уже было хотел подойти к собеседникам, чтобы напомнить, что речь вообще-то идёт обо мне, но вовремя понял, чем это закончится. Одним своим взглядом Вождь вернёт меня на кровать.
  Мне оставалось только лежать и слушать, слушать и ждать.
  - И не похож совсем! - услышал я весёлый голос Поэта, который осознал, что лысый горлопан на живой картинке не кто иной, как его новый друг.
  - А рядом с ним его лучший друг и соратник, тот с кем они захватывали заводы, скупали банки, газеты и вообще все источники массовой информации. По сути они были в этой стране и четвёртой и пятой властью, пусть даже на короткий срок. Как его бишь зовут?
  Последняя фраза была произнесена громко и брошена в меня через всю палату.
  Я трепал страницы журнала, делая вид, что крайне возмущён бестактностью Вождя и не собираюсь общаться в таком ключе. На самом же деле я быстро соображал. В моей голове крутились водовороты усвоенной когда-то информации, и из этих проносившихся вихрем наборов букв, картинок, чисел, я пытался выудить нужное мне имя. Вождь расставил очередную ловушку, и у меня не было времени на долгие размышления.
  "Краснов...олигарх Краснов!" - это имя как спасительный маячок сверкнуло на поверхности сознания.
  Скорее всего Вождь говорит про него. Эту холёную физиономию чаще всего можно было видеть на фотографиях рядом с Борецким. Я нашёл ответ, но пока молчал и шуршал страницами, которые до того истончились, что уж и зад было опасно подтирать.
  - Буба, я к тебе обращаюсь! - гаркнул Вождь, но я только этого и ждал.
  - Вообще-то, я не любил, чтобы меня так называли...это имя для более узкого круга. - Пробубнил я не поворачиваясь и делая вид, что уж очень увлечён чтением заюзанного журнала.
  - Как скажешь, Буба - продолжал издеваться Вождь, - так ты назовёшь нам своего друга?
  - Краснов Виктор Анатольевич! Витя...- я тяжело вздохнул, словно вспоминая что-то хорошее, ушедшее безвозвратно.
  - И как же вы умудрились со своим Витей танковый завод развалить? На чём в атаку ходить будем, на электронных самокатах?
  "А это ещё одна ловушка - смекнул я. - Борецкий не имел отношения к военной промышленности, слава Богу олигархов туда не пустили."
  - Вы что-то путаете Коба - так я как бы поквитался за кличку. - Я не руководил танковым заводом...я был акционером большого автомобильного концерна...
  "Два-ноль"!
  Пока что мне удавалось отбивать атаки Вождя и я предвкушал скорую победу.
  - А-а...точно...автомобильный. Ошибся, извини дорогой...
  "Дорогой?! Это что-то новенькое. По-моему лёд тронулся"! - улыбнулся я сам себе, продолжая теребить журнал.
  - А на счёт клички...чего на неё обижаться. Вот видишь...мне совсем не обидно, что ты назвал меня Кобой, хотя это имя могли произносить тоже, очень близкие мне люди, те которые прошли со мной огонь и воду...
  Голос Вождя переместился, стал ближе. Судя по всему он встал и теперь расхаживал по палате.
  - Знаешь, а мне нравилось, когда меня так называют. Просто Коба. Не Иосиф Виссарионович, не товарищ Сталин...Это имя делало меня моложе. Это было даже чем-то интимным, потому что, если я слышал это имя, значит рядом уж точно близкий друг...
  Его бас раздавался совсем рядом , буквально в метре, где-то за моей спиной, но я намеренно не оборачивался и продолжал лежать. Я хотел дожать этот момент, момент моей победы, я хотел, чтобы Вождь подошёл ко мне лично и протянул руку.
  - Слаще этого имени для меня не было. Оно настоящее, в этом коротком слове весь я, вся моя молодость, всё мои подвиги и победы. Я даже не знаю, чтобы со мной было, если бы кто-то из моих друзей допустил оговорку и назвал меня как-нибудь иначе, например Куба, или Кабо, или Кацо. Не знаю, что бы я сделал с этим человеком...наверное, придушил бы его собственными руками...
  Я слишком поздно осознал, к чему ведёт этот странный монолог. Удавка, накинутая сзади, начала стремительно сдавливать горло, тянуть меня назад к душке. Я быстро перебирал ногами по кровати, чтобы опередить скорость затяжки петли, но было слишком поздно. Я попал в капкан, стальные створки которого неумолимо смыкались на моей шее, не оставляя ни малейшего шанса на спасение.
  На глаза опустился багровый занавес, в ушах раздавался монотонный звон, на заднем фоне которого слышались причитания Саши и ещё...
  Ещё змеиное шипение Вождя:
  - Борецкого никогда не звали Бубой! Боб! Его кличка была Боб! Ты можешь позабыть всё: своё первое имя, имя своего брата, жены и даже отца, но прозвище...это же как имя матери...- голос становился всё тише, его заглушал нарастающий ультразвук.
  Похоже, я проиграл. "Шесть - ноль" в пользу Вождя.
  
  Глава 17. Вербовка
  Подо мной было море - огромный бушующий океан. Бликующие на воде солнечные зайчики, глубокое дыхание волн. Я плавно парил над ним на высоте птичьего полёта и любовался проплывающими подо мной пенными гребнями. Что-то было не так с этими волнами. Нет они были красивыми и живыми, только вот этот цвет - серый, стальной. Приглядевшись, я понял, что всё что находится подо мной - этот океан, волны, даже солнечные блики, - всё это соткано из цифр. Большие и маленькие, серые, чёрные белые единицы и нули. Только единицы и нули! Океан, состоящий из миллиарда цифр номиналом один и ноль.
  - Э-эй, Буба...или как тебя там?
  Океан стал сжиматься, приобретать овальную форму, пока не усох до размеров человеческого глаза. В меня заглядывали злые серые глаза, под которыми ощерилась щербатая улыбка.
  - Буба, ты меня слышишь?
  Рука Вождя поднялась и хлестанула меня по щеке, потом ещё и ещё. Я не чувствовал боли и даже не слышал звука ударов. В голове монотонно звенел Царь-колокол.
  - Буба!
  Я встрепенулся, сжавшись в комок сел на кровати и закашлялся.
  Не знаю сколько времени я кашлял и давился слюнями - может быть пять минут, а может и полчаса, но всё это время, пока я приходил в себя от анафилактического шока, мой разум впадал в более глубокий, моральный шок.
  Как же так получилось? Мало того, что меня раскрыли, так я ещё позволил взять себя врасплох. Меня только что чуть не придушили, как щенка, и я ничего не мог с этим сделать. Может быть нужно было до конца... Я списан, сломан...я выброшен на помойку, и всё это сделал со мной Вождь.
  - Я давно тебя раскрыл, ещё тогда, когда заметил, что ты шастаешь по больнице, как по своему дому и переглядываешься с Рыжим, как девочка с ухажёром.
  Лицо Вождя нависало надо мной. Его взгляд давил, размазывал, добивал.
  - Скажи спасибо Сашке. Он так орал...я думал вся больница на уши встанет. Так нет ведь...будто вымерли все. Не нужен ты своим командирам.
  "А ведь он правильно заметил. Почему никто не пришёл мне на помощь, ведь вся эта палата увешана камерами, как новогодняя ёлка игрушками. Если не видели, то хотя бы должны были услышать Сашин крик. Не видели, или не хотели видеть? Если не видели, значит о моём провале ещё никто не знает."
  - В двенадцатом году на пересылке в Батуми к нам в камеру тоже один такой затесался. Представлялся террористом и убеждённым марксистом. Всё вынюхивал, выспрашивал, втирался в доверие. Я таких нюхом чую...уж слишком они хотят всем понравится. - Вождь раскурил трубку и выпустил дым мне в лицо. - Раскололи мы его быстро...на раз-два и к стенке прижали. Он тут же признался, что агент охранки. И что ты думаешь? - щербатая пасть снова хищно ощерилась. - Они спокойно дали нам его удавить...так же как мне тебя сейчас. Они были буквально за дверью камеры, где убивали их человека и даже не пытались ничего сделать. Знаешь почему? Потому что он из полезного человека вмиг превратился во вредного. Он стал ненужным элементом. Позднее я вёл такую же политику и с нашими провалившимися агентами. Ордена и боевые заслуги не в счёт, если ты провалил операцию и сменил масть. Такой человек не заслуживает снисхождения ни одной из сторон.
  Я сидел, схватившись за шею, и угрюмо смотрел в пол.
  Вождь был прав. Я превратился в сбитого летчика. Мне было не ясно одно - когда я им стал: только сейчас, или задолго до этого? Почему они бросили меня сюда, не обеспечив необходимой информацией и маломальскими инструкциями? Почему не вмешались сейчас? Сознательно, или по халатности? Лучше бы они это сделали сознательно, потому что, если по халатности, значит им на меня плевать. В какой-то момент я просто стал не нужен системе и она меня слила. Раз так, у меня оставалось два варианта. Первый - одним ударом вырубить Вождя, выпустить из него дух, разом отомстив за свой провал, за репрессии, геноцид, продразвёрстку, "тридцать седьмой" и прочие совершённые им гадости. Оставить его валяться на полу и выйти из палаты. Выйти из игры!
  Во втором варианте я мог остаться и продолжать работать, только теперь делать это в открытую. Если мой провал никто не заметил, в Центре тоже ничего не узнают. Работая по второму варианту, я хотя бы мог удовлетворить своё любопытство и узнать, как они это делают? Как вселяют души великих людей в эти обыкновенные тела.
  - Хорошо...- произнёс я осипшим голосом. - Я не Борецкий. Моё имя Антон Денисов, и я служу в Конторе.
  - Ну вот...так гораздо лучше, гражданин Антон! - Вождь похлопал меня по плечу. - Так ты избавил меня от необходимости душить тебя дальше. Сейчас тебя свои придушат если...
  - Если узнают...- я продолжил за Вождя. - С такой организацией работы, которую я наблюдаю в последнее время, вряд ли они что-то узнают. Я предлагаю вам сотрудничество. Вы позволяете мне остаться с вами, и я продолжаю работать. Ваше преимущество будет в том, что вы всё знаете.
  - И какова же цель твоей работы? - спросил Вождь.
  И снова я почувствовал себя в тупике. Мне пришлось объяснять Вождю, что я ничего не знаю: ни целей операции, ни своей миссии, даже о личностях объектов, мне приходилось узнавать по ходу пьесы. Ну кто же этому поверит, учитывая то, что меня только что схватили за руку.
  К моему удивлению, Вождь поверил мне сразу же. Я понял это по выражению его лица, когда он следил за моим сбивчивым повествованием. Он оказался тонким психологом, в момент отличающим правду от лжи.
  Я рассказал ему про всё: про диверсионные школы, про операции, ликвидации, внедрения в банды. Я выложил ему весь послужной список, словно представлял своё реноме верховному главнокомандующему. Вождь слушал, удовлетворённо кивал и попыхивал электронной трубкой, временами пуская дым мне в лицо.
  - Что-то ты не очень похож на бойца спецподразделения, - презрительно ухмыльнулся он, когда я закончил. - Парни из моей внутренней охраны в два раза тебя больше.
  Действительно, мой небольшой рост и щуплый вид может кого угодно сбить с толку.
  В своё оправдание я спросил, владели ли эти парни несколькими видами восточных единоборств; знали ли они три языка; могли ли в одиночку организовать диверсионную операцию, взорвать мост, обесточить электростанцию, вывести из строя систему жизнеобеспечения целого города; могли ли эти парни управлять всеми видами транспорта, вплоть до самолёта; могли ли завести любую машину без ключа, проникнуть в любую дверь, взломать любой код; обладали ли эти парни навыками психологического воздействия; знали ли они фармацевтику и химию настолько хорошо, чтобы из купленных в аптеке препаратов создать разрушительную бомбу, смертельный яд, или парализующий наркотик? Владели ли они всеми видами холодного и огнестрельного оружия?
  - И ты обучен всем этим навыкам? - Вождь недоверчиво покривился.
  - Не только обучен, но и использовал их на практике! - с гордостью резюмировал я.
  - Так ты у нас просто человек-батальон...человек-дивизия...- ухмыльнулся Вождь. - Объясни мне только одно. Как такого неуязвимого человека, буквально пять минут назад чуть не задушил пожилой грузин?
  - Вы совсем другое дело, Коба. Вы человек...(Мне хотелось сказать "Вы не человек", но получилось, как получилось)...вы сверхчеловек.
  Вождь не закатил в блаженстве глаза и не поплыл как девочка от изящного комплимента. Сверхчеловек не ведётся на комплименты. Это ахиллесова пята простых смертных.
  - Странно, что они не вводили тебя в курс дела. - Он встал с кровати и принялся расхаживать вдоль пролёта, заложив левую руку за спину, а в согнутой правой держа погасшую трубку. - У меня только одно объяснение этому. Они сами до конца не определились, что будут со всем этим делать. Они не знают, как будут вести себя в новых обстоятельствах личности, которых они воссоздали. Предположим, что всё идёт так как они и предполагали: Сталин это Сталин, Пушкин это Пушкин...э-э-э - Вождь бросил было взгляд на улыбающегося Монаха, но тут же махнул рукой, мол "неважно". - Если всё так, тогда что?
  Он остановился и обвёл палату тяжёлым взглядом. Снова посмотрел на азиата, глупый облик которого диссонировал с горящими сверчками в узких амбразурах глаз, потом перевёл взгляд на скрутившегося в калачик Сашу. Поэт был напуган и в этот момент уж точно далёк от возвышенных мыслей. После Саши, чугунные зрачки навалились на меня всей тяжестью. Они выдавливали мои глаза, сжимали голову тисками, они требовали, чтобы я сам озвучил то, о чём подумал их хозяин. Но я прекрасно знал, что его мысль ошибочна. Весь вид горделивого человека в пижаме, стоявшего посредине больничной палате говорил куда он метит и что имеет в виду.
  - Не обольщайся, Коба!
  Моя фраза, хлестнула его словно пощёчина.
  - Здесь тебе никто не предложит властвовать и уж тем более разделять. Ты же прекрасно знаешь, что власть не отдают просто так. У этих ребят всё в порядке с амбициями. Может быть не хватает дисциплины, решительности и напора, зато полно денег и бюджетных средств. Может быть не хватает силы их словам, чтобы достучаться до народа, но достучаться можно и дубинкой. Разве что...разве что, есть альтернатива этой дубинке. Может быть они хотят сделать тебя советником, карманным путеводителем, почему бы и нет...Ведь у тебя то всё получалось. Вот зачем им они? - Я махнул рукой в сторону Саши и Монаха.
  - Ты думаешь, я тот человек, которым можно просто воспользоваться и не иметь никаких последствий? - зло громыхнул баритон Вождя.
  - Но у них ведь всегда есть запасной вариант. Если у них не получится, они просто уничтожат тебя, как вариант, вернут это тело прежнему хозяину, а тебя отправят назад в небытие.
  Вождь снова засеменил по проходу, на ходу заряжая и раскуривая трубку. Дойдя до дальней стены палаты, он развернулся на пятке:
  - Что же им нужно? Кого они хотели получить? Безмолвного советника? Но если им известно, что я это я...
  - Вот именно...- бесцеремонно перебил я. - Нужно показать, что ты это ты, но в тоже время и не совсем ты. Сейчас ты потерян обескуражен тем, что происходит. Ты в прострации и полной растерянности. Вот таким ты им можешь пригодиться. Не забывай, что это эксперимент, и, возможно, всё это сделано ради очередного фурора в научных кругах.
  - Нас слушают? - Вождь настороженно повёл глазами.
  - Вряд ли...но камеры здесь точно установлены. Как минимум, нас снимают.
  - Значит они видели, что я тебя расколол?
  - Скорее всего нет...они бы сразу же здесь появились. Они просто утратили бдительность...
  - Хорошо, если так...а если тебя просто списали? - Вождь ткнул в меня трубкой.
  - Если даже и так, то они бы вывели меня из игры. Сейчас не двадцатый год и мы не в Батумской тюрьме.
  - И на кого же ты собираешься работать, оставаясь здесь? - Он смотрел на меня, чуть склонив голову на бок, смотрел пристально, чтобы увидеть ответ ещё до того, как он слетит с уст.
  - Пока будем делать вид, что ничего не случилось. Я продолжу работу на них, но...
  - Нет! - оборвал меня его грубый баритон. - Или ты с этой минуты работаешь на меня, или прямо сейчас собираешь монатки и проваливаешь из палаты. В противном случае, я завершу то, что не доделал. Да, или нет?!
  Глаза Вождя высверливали во мне дыры, выжигали глазницы, плавили мозги. Они не давали мне времени на размышление. Короткий вопрос подразумевал лишь один вариант ответа из двух, и каждый из этих вариантов, будто пуля в барабане револьвера, мог разнести на куски мою будущую жизнь.
  - ДА!
  ***
  Вот так! В первый раз за всю мою карьеру я оказался перевербованным. Даже в страшном сне я не мог себе представить, что такое может произойти, и уж тем более за какие-то полчаса. За несколько минут, Вождю удалось получить от меня ответ. Это было не просто слово "Да", это был контракт, подписанный сторонами и заверенный гербовой печатью. Это был контракт с дьяволом. Сказав "Да" одной стороне, я автоматически говорил "Нет" другой. Я говорил "Нет", той, с которой шёл бок о бок двадцать лет, за которую рисковал жизнью, той которой принёс немало пользы за эти годы.
  Но в этот момент я не чувствовал себя предателем. Меня предала она!
  Это она изменила мне, оставив в смертельной опасности, забыв обо мне, будто меня и не было.
  Это она отплатила мне чёрной неблагодарностью за всё то, что я для неё сделал.
  Я не чувствовал себя изменником. Я просто поменял работодателя. Теперь я буду работать на того, кто в своё время возвысил эту Контору, сделал её грозной и сильной.
  
  Глава 18. Любовный многогранник
  
  Мы продолжили жить обычной жизнью пациентов больничной палаты. Я продолжал мысленно составлять никому не нужные отчёты. Только теперь эти отчёты не были настолько откровенными. Мне так же пришлось переписать те двадцать страниц, которые продолжали храниться в моей голове.
  Вождь продолжал путешествовать по сети, только сейчас он делал это с ещё большей страстью и азартом. Его путешествия стали менее хаотичными и пролегали по более менее выверенному маршруту. Вождь вырабатывал стратегию, которая, рано или поздно, должна была вылиться в план действий. Он уже почувствовал вкус этой новой жизни, и вместе с ним ощущение опасности её потери. Ни тогда ни сейчас, он не собирался никому отдавать свою ценную жизнь, и уж тем более позволять, чтобы ей кто-то управлял. Сейчас он вцепился в жизнь с удвоенной хваткой, благо его тело стало моложе на двадцать лет.
  Поэт продолжал воздыхать над Аней и задаривал её одами, которые выходили из него, как напечатанные листы из лазерного принтера. Чувства Ани были взаимными, и она буквально пропадала под чарами гения. Самая эрогенная зона у женщины, это уши, и Поэт, как никто другой умел находить кратчайший путь в эту зону. Ласкающими и филигранными фразами он нащупывал точку G, и мягко массируя её проникновенными стишками, доставлял ей множество бесконтактных оргазмов.
  Была лишь одна проблема в их отношениях. Этой проблемой были лексика и говор молодой пассии. Для Анечки, это собственно проблемой и не являлось, но для чувствительной к словам натуры Поэта, это стало просто катастрофой. Но как тонкий и интеллигентный человек, Саша быстро придумал, как замазать эту грозящую стать пропастью, трещину. Он просто не давал Анечке говорить, пресекал любую её попытку что-то произнести, изящным движением поднятого вверх пальца. Вскоре понятливая Анечка выучила этот жест и стала реагировать на него автоматически, подобно собаке Павлова. В качестве же нравоучительного наставления, Поэт предоставил вниманию возлюбленной очередной стих.
  "Молчи, красавица! Прошу тебя, молчи!
  Замкни уста ты на замок волшебный,
  Ты в милый взгляд и жесты лучше обличи,
  Души твоей тревожные томленья.
  В молчании твоём и тайна и обман,
  Туман...вуаль на милый лик одета,
  Молчи любовь, и будет вечен сей роман,
  И не ослабнет цепь влечения поэта!"
  Анечка была настолько глупа и в тоже время мудра, чтобы не обидеться на недвусмысленный намёк Поэта. Теперь она размыкала свои пухлые губки только по необходимости и от этого только выигрывала, становясь ещё загадочнее и желаннее.
  Наблюдая за развитием отношений влюблённой парочки, в какой то момент, я поймал себя на том, что засматриваюсь на медсестру больше, чем этого требуют рамки приличия. Она стала притягивать меня тем же, чем в своё время притянула Поэта. Было в этой хрупкой блондинке, что то очаровательное, не от мира сего. Иногда мне казалось, что вместо Поэта напротив Анечки сижу я. Что это я держу в ладонях её маленькую тёплую ручку и читаю ей стихи. Может быть, моя фантазия и не распалялась бы настолько сильно, если бы мне иногда не казалось, что Аня отвечает мне взглядом, не лишённым симпатии. В какой то момент, моё воображение стало рисовать любовный треугольник, и это было вполне объяснимо.
  За свои тридцать пять лет, у меня совсем не было личной жизни. Была жизнь общественная, жизнь без остатка отданная службе и всё. Все мои личные контакты сводились к одночасовым романам с проститутками. А ведь я не сухарь какой-то. Я всегда мечтал о красивой верной жене, большом доме и куче детишек. Но ничего этого у меня до сих пор нет и вряд ли уже будет. Тридцать пять лет одиночества, это уже карма. Загруженный бесконечными командировками и важными заданиями я совсем забыл, ради чего живу. Вспомнил поздно и не во время.
  Но треугольник тоже не был конечной фигурой. Почти не отводя потаённого взгляда от Анечки, я заметил, что её внимание привлекает ещё один человек. Когда её взгляд случайно останавливался на этом человеке, она уже долго не могла отвести глаз. Они оказывались примагниченными электрическим зарядом, который искрился и трещал, проходя дугой из дальней части палаты. Я проследил за направлением этой дуги и увидел, что она берёт своё начало из серых широко расставленных глаз, которые украдкой выглядывают из-за китайского планшета. Это открытие повергло меня в шок и я подумал, что Саше следует всерьёз опасаться такого конкурента.
  Словом, с каждым прожитым днем, с каждым визитом милой Анечки, наэлектризованность нашей палаты возрастала и это грозило обернуться техногенной катастрофой.
  Нужно было срочно дать разрядку скопившемуся напряжению, и этим, как ни странно озаботился Вождь.
  
  Глава 19. Главный талант Вождя
  
   "Не могу больше сидеть в четырёх стенах!"
   Этот голос, раздавшийся за изголовьем кровати, пробудил во мне инстинкт самосохранения. Я вздрогнул и как облитый кипятком вскочил на ноги.
  "Как он может так незаметно перемещаться, ведь только же был в своём углу?" - пронеслось в моих возбуждённых мозгах.
  - Скажи своему Куратору, чтобы вывел нас на прогулку в город. Мы здесь не звери в клетке и не заключённые.
  Это был приказ, обсуждать который не имело смысла, поэтому, той же ночью, я привычным мне способом оказался в кабинете у Куратора.
  - Об этом не может быть и речи! - Отрезал он, сверкая пятном на лбу, которое оставил кулак, используемый вместо подушки.
  Он был раздражён и возмущён. Возмущён тем, что я опять ворвался к нему без приказа; что я прошу о вещах, которые неумолимо ведут к срыву операции.
  Я смотрел на эту рыжую физиономию, и мои глаза наливались красным.
  "Ах ты сука! Ты же ещё ни разу за эти пятнадцать дней не вызвал меня сам, ни разу не попросил отчёта, не дал мне ни крупицы необходимой информации. Понятно, что всё что тебе нужно, ты видишь с помощью камер. Тогда как объяснить, что ты чуть не позволил придушить своего сотрудника? Я могу прямо сейчас свернуть твою куриную шею, забрать объектов и раствориться с ними в городе так, что никто и никогда нас не найдёт. Могу, но пока не буду этого делать, потому что ещё рано. Нам ещё рано покидать эту обитель, пока большая голова не придумала железный план. И уж тогда, Рыжий, не обессудь!".
  Проговорив про себя этот монолог, я развернулся и покинул кабинет Куратора.
  Доклад о понесённом фиаско, вызвал у генералиссимуса презрительную улыбку. Рыжие усики покосились набок. Да-да, Вождь к тому времени уже обзавёлся шикарными усами. Для этого только и нужно было сделать, что сбрить бороду.
  Он досадно махнул рукой, как мастер на нерадивого ученика.
  "Ну тебя, рукожопый! Всё за тебя самому переделывать!" - красноречиво говорил весь его вид.
  Вождь удивил меня в который раз. Он сам договорился с Куратором, и на это ему понадобилось всего пятнадцать минут. Во время очередного визита Рыжего, он зажал его между койкой и окном и что-то долго и воодушевлённо нашёптывал тому в ухо. Сначала Куратор категорически мотал головой, но со временем, движения головы становились более медленными и плавными, а потом и вовсе из вращательных перешли в поступательные.
  В конце разговора Рыжий чему-то улыбнулся, но потом тут же принял вид строгого учителя, и, вздёрнув вверх указательный палец, что-то негромко наказывал Вождю. Потом он хлопнул собеседника по плечу и сказал уже громко, чтобы слышали все:
  - Договорились! Объявите эту новость своим коллегам сами!
  Выходя из палаты, Куратор стрельнул в меня злорадными глазками.
  "Съел?" - говорил этот взгляд.
  Мне только и оставалось, что выстрелить в ответ, только уже в затылок Рыжему.
  А Вождь уже праздновал победу. Он провозглашал результаты своих переговоров, будто стоя на трибуне "Съезда народных депутатов" зачитывал доклад о результатах продразвёрстки.
  - У меня для вас хорошая новосТ, товарищи! Завтра мы все отправляемся в город на прогулку.
  - Все?! - воскликнул Поэт, радостно подпрыгивая на кровати.
  - Все-все! Я, товарищ Поэт, товарищ Монах...даже товарища Антона с собой прихватим. Хотя-я...я поначалу думал, брать его с собой, или нет?
  Вождь не упускал случая уколоть меня в любой удобный момент, но я кажется стал привыкать к этим его уколам.
  
  Глава 17. Пролетая над гнездом капитализма
  
  - Какая марка у этого автомобиля? - спросил Вождь. В отличие от Поэта, который завороженно смотрел в окно, на бешено несущиеся мимо машины, деревья, столбы и проспекты с пёстрыми пешеходами, он деловито оглядывал салон. Он пробовал обивку на мягкость, щупал ворсистые чехлы, осторожно трогал кнопки на двери, рассматривал светящуюся панель.
  - Мазда...Мазда тройка...- ответил Куратор, плавно вращая пухлым рулём.
  - Ма-азда...хи-хи-хи...звучит почти как пи...да! - Весело прыскал в усики Вождь.
  - Это японская машина! - Куратор обиженно зыркнул в зеркало заднего вида.
  - Надо же...какую пи...ду япошки соорудили...- он таки надавил на кнопку стеклоподъёмника. Окно плавно поехало вниз, впуская в салон шумный поток воздуха. Поэт вздрогнул и пригнул голову к коленям. Я же пожалел, что Вождь не сидит спереди. Вот уж где много кнопочек, куда он мог бы потыкать, чтобы понервировать эту рыжую обезьяну.
  Во мне бурлила досада за то, что я сам не сижу спереди, а нахожусь на самом невыгодном и неудобном месте, зажатый между телами Вождя и Поэта.
  Рыжий даже не предложил мне сесть рядом с собой, вообще не рассматривал мою кандидатуру. Сначала почётное место на переднем пассажирском сидении было предложено Вождю. Тот категорически отказался. Правители никогда не садятся спереди, так как это самое уязвимое место в случае атаки террористов. Тогда Рыжий предложил это место Саше, но взгляд Поэта был таким затравленным, что Куратор сам отказался от этой идеи. Я молча ожидал приглашения, но Куратор посмотрел на Монаха и сделал пригласительный жест рукой.
  "Может хотя бы ты?" - говорил его взгляд, таивший последнюю надежду избавиться от моего соседства.
  Монах загадочно улыбнулся, сложил ладони в молитвенном жесте и порскнул в открытую дверь. Этот всю дорогу сидел невозмутимо и не выражал никаких эмоций, кроме отражающейся в зеркале заднего вида фирменной улыбки.
  Зато эмоций Поэта хватило на всех нас. В каждую секунду времени, он создавал с десяток мелких хаотичных движений всеми частями тела. Я не видел его уставленных в окно глаз, но они уж точно вращались как у неваляшки. Каждая клеточка его тела была обеспокоена и, не находя себе места, пыталась вырваться наружу. Движение на такой скорости для него было равносильно падению с высоты, причём падению очень долгому, бесконечному. Взгляд Саши метался от окна, где всё мелькало, к подголовнику сидения Рыжего, от него на меня и обратно. Руки и ноги ходили ходуном. Временами он утыкался носом между коленей, и тогда я слышал, как в рвотных позывах ходит его кадык.
  Мы неслись по проспекту и я не мог понять, куда Рыжий так гонит. Мы вроде на прогулке, а не участвуем в авторалли. Судя по всему, Рыжий хотел впечатлить гостей из далёкого и не очень, прошлого, демонстрируя им мощь современной техники.
  По настоящему удалось впечатлить только Поэта, который уже начинал жалобно поскуливать.
  Вождь хоть и был впечатлён, но предпочёл держаться с достоинством и не выказывать сильного удивления. Для того, чтобы уравновесить силы, он решил разгромить современный автопром. Да, он не спорит, что двигатели научились делать мощные, но всё что касается кузова. Что это такое? Кусок пластика. Дверца этой машины не тяжелее книжной обложки. Получается, что ты несёшься на ничем не защищённой стальной раме со сверхмощным движком, как бабка на метле. Не-ет, он бы с удовольствием предпочёл всей этой шушаре свой правительственный "ЗИС". У того и движок не слабее и дверь без усилия не откроешь. Мощь, не то что это. Пи...да, она и есть пи...да!
  Рыжий пытался возражать, что мол, наоборот безопасность у этих машин выше, чем раньше, но Вождь уже всё сказал. Теперь он переключился на современную архитектуру.
  "Скворечники...муравейники...пчелиные соты" - Такими эпитетами он наделял сгрудившиеся в кучу разноцветные высотки. Пытаясь посчитать этажи и окна в одном из таких домов он несколько раз сбивался со счёта.
  - Это сколько же людей живёт в таком домике? А в квартале? Тысячи...десятки тысяч! Зачем же так плотно трамбовать людей, когда вокруг столько свободного места?
  - Вы тоже их будь здоров трамбовали, - хмыкнул Рыжий. - В Москве до сих пор ваши высотки и многоквартирные дома стоят.
  - Да...это было вынужденной необходимостью в больших городах, где действительно не хватало места. Но те дома, они же были серьёзными постройками, с самобытной архитектурой, не то, что эти картонные коробки. Хотя-я...может они дёшево стоят. Тогда это идея хорошая. В ваше время ведь государство уже не обеспечивает трудящихся и жильё это доступное...
  - Ага...доступное! - хохотнул Рыжий. - Да тут каждая квартира стоит не меньше трёх миллионов...
  - А сколько сейчас зарабатывает трудящийся?
  - Не знаю как на счёт трудящихся, а вот средний доход сейчас тридцать тысяч рублей, - ответил Рыжий.
  - И как же люди покупают такое дорогое жильё?
  - Основная масса берёт эти квартиры в кредит...- это займ у банков.
  - Такие деньги им придётся всю жизнь отдавать! - пожал плечами Вождь, продолжая рассматривать проносящиеся мимо высотки.
  - Они и отдают всю жизнь. Там ещё и процент огромный...- судя по радостному тону, Рыжему нравилось то, что основная масса людей сидит в долговой яме. Видимо ему повезло обойтись без этой кабалы. - Так что львиную долю своих доходов, трудящиеся, как вы изволили выразиться, отдают банкирам...
  - Значит крепостное право опять вернулось?
  Рыжий ничего не ответил на этот вопрос Вождя, лишь ухмыльнулся в бороду.
  - Идея в общем-то неплохая, только вот жаль, что деньги идут в карманы буржуев.
  - А вы бы предпочли, чтобы они текли в карманы вождей пролетариата? - снова усмехнулся Рыжий.
  На этот раз промолчал Вождь. Он смотрел в окно и чему то мечтательно улыбался.
  Тем временем мы подъезжали к центру города. Поток машин стал увеличиваться, сбиваться в заторы, так что скорость нашего передвижения значительно упала. Это не могло не порадовать Поэта, который хотя бы сейчас мог насладиться дорогой и наблюдением за новой жизнью. А полюбоваться здесь было чем. Сотни лоснящихся как спины королевских рысаков, грациозных стальных карет, величественные громады нависающих сверху зданий, глянцевые разрисованные белыми линиями мостовые, по обочинам которых прохаживаются толпы людей.
  - Какой огромный город! Это столица? - восхищённо бормотал Поэт.
  - Какая там столица. Обыкновенный сибирский городишко, областной центр. - в очередной раз усмехнулся Рыжий.
  Поэт вздохнул, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но видимо передумал. Он смотрел в окно широко распахнутыми глазами и о чём-то думал. Наверное, он размышлял о том, насколько размножился, усложнился и ускорился этот мир. Ему уж точно ни за что за ним не поспеть, не стать его полноценной частью.
  Рыжий завёз нас в самый центр города, где было пруд пруди кое-как ползущих и хаотично припаркованных машин. Но ещё было больше слоняющихся по проспектам людей. Погода была солнечная, и сотни праздношатающихся пешеходов, текли цветной рекой по бульварам, заполняли скверы, ручейками перетекали через сузившуюся дорогу.
  - А какой сегодня день? - спросил Вождь.
  - Двадцать первое июля...- Куратор зачем-то посмотрел на часы.
  - Нет...день недели какой?
  - Ну среда. А что?
  - А почему все они не на работе? - Растопыренные пальцы тыкали в окно, указывая на толпу. - Сегодня что, праздник какой-то?
  - Не-ет , обычный день! - сказал Рыжий, пытаясь проглотить зевок. - В наше время люди стали мобильными, им нет нужды быть привязанными к рабочим местам. Они имеют доступ к любой информации и самые современные средства связи. Видите, кто-то разговаривает по телефону, кто-то печатает сообщение, вон тот, на лавочке, сидит с портативным компьютером. Все они работают.
  - Ни пса не понимаю! - Вождь жадно пытался раскурить трубку, забыв активировать нагреватель. - Что значит работают? Какой продукт они дают государству?
  - В основном информационный...любая информация сейчас ценится и стоит денег.
  - Хочешь сказать, что основная масса этих людей просто торгует информацией? А кто же стоит у станка?
  - У-у...таких сейчас минимум...- махнул рукой Рыжий. У станка стоят китайцы. Они весь мир своими товарами завалили.
  - А как же наши заводы? - не унимался Вождь.
  - Какие заводы? Всю промышленность развалили в девяностые годы. Остался какой-то минимум, но они погоды не делают. Иосиф, вы же постоянно в сети зависаете. Наверное читали про всё это? - Сказал Рыжий тоном уставшей учительницы, отчаявшейся донести простейший материал до второгодника.
  - Ну да...что-то читал. Я знал, что всё плохо, но не думал, что до такой степени. - Несмотря на контекст фразы, щёки Вождя горели, а в глазах сверкали озорные искорки.
  "Плохо, это значит хорошо!" - говорил весь его подобравшийся воодушевлённый облик. Всё, что было хорошего в его жизни, брало свои истоки из чего-то очень плохого.
  - Почему сразу плохо? - Рыжий отчаянно защищал свою эпоху. - Каждый должен заниматься тем, что умеет. Кто-то имеет высокую производительность и дешёвую рабочую силу, а кто-то ресурсы, нефть, газ, руду, никель. Мы им сырьё, они нам готовый продукт. Сейчас вся мировая экономика так работает. Адам Смит был бы просто в восторге.
  "...зато читал Адама Смита, и был глубокий эконом..." - пробурчал Вождь в усы.
  - Что вы сказали? - спросил Рыжий.
  - Это не я сказал а вот он... - Вождь выбросил руку, указывая на Поэта, который почему-то никак не отреагировал на свои стихи, а продолжал невозмутимо таращиться в окно.
  На этом дискуссия закончилась. Вождь смотрел в окно, мечтательно улыбаясь чему то своему, а мы с Рыжим советовались, какой маршрут выбрать для пешей прогулки. В конце концов начать решили с пешеходного бульвара.
  
  Глава 18. Сказка про бедного барашка
  
  Машина медленно плыла среди плотных рядов машин. Рыжий высматривал мало-мальскую щель, между стальным частоколом, чтобы втиснуть туда нос своей Мазды. Голос Вождя заставил его вздрогнуть и отвлечься от сосредоточенного поиска. Тот вдруг решил продолжить разговор после долгой паузы, будто её и не было.
  - Мне всегда казалось, что торговать тем, что у тебя в избытке и производить готовый продукт, это немного разные уровни. Мне казалось, что производитель на голову...нет, на десять голов выше торгаша.
  - Может быть, - ответил Рыжий, обрадованный только что обнаруженным пробелом между машинами. - Может быть...только какая разница кто кого выше. В конце концов, если можешь получить блага, не затрачивая лишних усилий, разве это плохо?
  Машина успешно втиснулась в свободное пространство.
  - Наверное барашек тоже так думал...- сказал Вождь, продолжая смотреть в сторону.
  - Какой ещё барашек? - Рыжий заглушил машину, и замки дверей весело щёлкнули, приглашая туристов к выходу. Но никто из сидящих в салоне, не пошевелился. Все хотели узнать, при чём здесь барашек.
  Вождь знал как создать интригу. Он задымил трубкой и начал рассказ. Он говорил не спеша, мечтательно глядя в окно. Создавалось впечатление, что он находится не в центре мегаполиса, а возле костра в поле.
  - Мы жили в Гори...это маленький городок, по нынешним меркам деревня, где основную часть жилого сектора составляли небольшие глиняные дома. Трёхэтажный дом был всё равно, что тот небоскрёб. Вот в таком небоскрёбе мы и ютились. Народу в доме было набито, как сельди в бочке, по человеку на квадратный метр, но жили дружно, весело.
  Всем двором дружили, отмечали праздники, гуляли на свадьбах, хоронили соседей. У каждого был свой круг общения: у отца собутыльники, у матери набожные бабки, у меня дворовые хулиганы. В нашем дворе и прошла большая часть моего детства. К нашему дому примыкала лачуга одного старичка, которого все звали дед Миха. Миха держал барашков, которые паслись на лужайке прямо там, с краю двора. Я часто наблюдал за этими барашками, и тогда мне казалось, что беззаботней и счастливей жизни просто нет. Взрослые были в постоянных заботах, они боролись с голодом и нищетой. Нам, пацанам, приходилось выживать в дворовых драках, доказывая, что ты не слабее других. Собаки, и те казались мне несчастными. Они бегали и скулили, выпрашивая объедки, но, чаще всего получали камнем по загривку. А эти белые комочки беззаботно резвились на зелёной лужайке. У них не было забот, благо сочной травы было полно. Наблюдение за этими мирными тварями меня часто успокаивало. В минуты, когда я терпел очередное поражение, с разбитым носом, с распухшими губами, заплывающими глазами, я смотрел на этих барашков и мечтал превратиться в одного из них.
  В один день моё мировоззрение перевернулось с ног на голову. Это был большой праздник, Пасха. По большим праздникам во дворе накрывали большой стол и гуляли всем миром.
  С утра дед Миха подошёл к нашей компании, сидящей как скворцы на заборе, и попросил двоих человек в помощь. Мы с другом сидели с краю, поэтому безропотно соскочили с забора и пошли вслед за дедом.
  - Я вам барашка дам. Отнесёте тёте Сулико, пусть приготовит чахопули, - бормотал он ковыляя к сараю.
  Подойдя к резвящимся на лужайке кучерявым счастливчикам, он взял одного, того что с краю, на руки и понёс в сарай. Мы с Гурамом поспешили следом. Если бы мы остались и подождали его снаружи...- Вождь сделал глубокую затяжку. - Если бы мы остались...в моей жизни сохранилось бы больше солнца. Оно бы конечно зашло, померкло со временем, но это бы не случилось так резко и внезапно.
  В тот день случилось затмение.
  Барашек весело блестел глазами, похожими на большие пуговицы отцовского бушлата. Он не понимал, зачем добрый хозяин притащил его в хлев, зачем отнял от друзей в самый разгар весёлой игры. До этого он ни разу так не делал. До этого всё было прекрасно: яркое солнышко, весёлые друзья, море сочной зелёной травы.
  Дед Миха достал из сапога короткий кривой нож, уронил барашка на соломенный пол, прижал его голову коленом, и разрезал горло, так же обыденно, как отрезают краюшку от буханки хлеба. Кровь толчками стала выплёскиваться из раны. Барашек дёрнулся, блестящие пуговки расширились, и тогда мне показалось, что он заплакал. Последнее, что он почувствовал в своей жизни было недоумение и обида. За что хозяин с ним так поступил? Почему? Ведь он так хорошо к нему относился. Кормил от пуза, исправно поил, выводил на прогулку. Почему именно сейчас, в этот солнечный день, когда во дворе накрывают праздничный стол?
  Он так и не понял, что произошло, потому, что всё это случилось в первый и последний раз. До этого ему ещё никто не перерезал горло, ведь этот опыт можно пережить только единожды. Точнее...этот опыт нельзя пережить.
  Вождь замолчал. Он продолжал сидеть уставившись перед собой и сосать мундштук давно погасшей трубки.
  Мы все тоже сидели молча и растерянно переглядывались друг с другом, не понимая, зачем Вождь рассказал эту странную историю.
  - Ну что уснули? - внезапно рявкнул Вождь, нарушив гробовую тишину. - Мы кажется собирались куда-то идти.
  
  Глава 19. Праздник детства
  
  Мы шли по заполненному людьми, широкому пешеходному бульвару. Вождь двигался в авангарде, заложив за спину правую руку, держа в согнутой левой трубку. Выпускаемый как из пароходной трубы белый густой дым, зависал над морем людских голов. Сам он, будто нос парохода разрезал плотные волны, отчаянно врубаясь в толпу. Сразу за Вождём, укрываясь его спиной словно щитом, зажатый как испуганный зверёк, семенил Поэт. Монах шёл в стороне от всей процессии. Он, в отличие от Поэта не боялся этих людей. Если Вождь боролся с сопротивлением потока, а Поэт пытался его избежать, Монах будто растворился в нём и тёк вместе с ним. Он не утратил своего вечно приподнятого настроения после угрюмого рассказа, как все мы. Его не трогали какие-то слова и мысли, он радовался всему что видит и чувствует здесь и сейчас. Мы с Рыжим шествовали сзади, замыкая всю процессию. Я наблюдал за всей троицей и все они казались мне другими, новыми. Их облик сильно изменила современная одежда. Вождь был в серой футболке, потертых джинсах и кроссовках, которые наверное когда-то были белыми. Саша тоже был в джинсах и кедах, но его ярко оранжевая футболка пестрила непонятными рисунками. Монах был одет в голубую майку, синие спортивные шорты и тапочки вьетнамки. Вся эта одежда досталась им от своих предшественников. Эти парни может вынужденно, а может и нет поделились с ними своими телами, а вот теперь и одеждой.
  Своим облачением поначалу был недоволен только Поэт. Он долго упирался, не хотел одевать "это убожество", пока Рыжий не пригрозил оставить его в палате. Вождь и Монах спокойно отнеслись к предложенному им одеянию Для Вождя было не важно, что снаружи, главное то, что внутри. Для Монаха же главным было то, что внутри того, что внутри.
  Мы с Куратором были одеты в своё. Я был в новых белоснежных кроссовках и адидасовском костюме, а Рыжий в жёлтой клетчатой рубахе, классических брюках и чёрных очках.
  ***
  Рыжий устроил нам шикарную детскую программу. Со стороны наверное выглядело нелепо, когда пятеро взрослых мужиков едят сладкую вату, весело улюлюкая катаются на каруселях, визжат как девчонки, летя вниз с аттракциона "Стелла". На пару часов все мы превратились в маленьких детишек. Детишкам без разницы, в какой эпохе они находятся, им до фени, кризис мировой экономики, войны и катастрофы, их не заботит социальное неравенство, чихать они хотели на пандемию, их абсолютно не заботит то, что будет завтра. Есть только этот миг, этот прекрасный солнечный день. Детство это вечный кайф, детство это вечность, бессмертие! Даже Вождь заразился этим детским настроением. Он громче всех орал на каруселях ; шустро рыскал среди аттракционов выискивая самые крутые, а потом, как капризный сынишка, требовал у Рыжего, чтобы он купил туда билеты. Он выпрашивал у скупого родителя мороженное, пирожки , чебуреки, он кайфовал, наблюдая как Рыжий краснеет и злится в очередной раз доставая худеющий кошелёк.
  Я наблюдал, как Вождь толкается среди пестрой толпы, кого то задирает, с кем-то обменивается короткими репликами; смотрел, как он юрко втискивается в голову очереди, игнорируя, возмущение народа, а потом ещё самым бесстыдным образом, машет рукой, призывая всю нашу компанию. Наверное у него было мало детства, так же, как и у меня. Слишком рано нам стали говорить, что жизнь сложна и тяжела, что нужно взрослеть как можно быстрее, что не нужно вести себя как маленький, не нужно сидеть без дела, фантазировать и играть в бирюльки. Эти разговоры и нравоучения, как капли с нейтрализующим раствором, попадали в колбу наполненную цветной бурлящей жидкостью, пока не превратили её в серую воду.
  С Поэтом и Монахом всё было более менее понятно. Они вели себя так, как от них и ожидалось. Улыбки словно залитые глазурью от сладкой ваты не сходили с их лиц. Монах складывал ладони в молитвенном жесте перед каждым, кто попадался ему на пути, или встречался с ним взглядом. В эти моменты размягчались и приобретали человечность даже самые суровые лица.
  Поэт тоже быстро проникся любовью к этим новым, не похожим на обычных сапиенсов особям. Он дивился их откровенным одеждам, напоминающим одеяния диких африканских племён его бытности. Его африканских предков напоминали булавки в носах, гвозди в ушах и множество наколок на всех частях тела встречающихся прохожих. Он смотрел на этих людей как на разноцветных экзотических бабочек.
  Но больше всего его поражали современные красотки. Здесь их было в избытке. Слишком много встречалось идеальных форм, точёных ножек, до кукольности правильных черт лица и идеально белых ровных зубов. В его время было сложно встретить девушку, обладающую всей совокупностью этих атрибутов красоты, да что там сложно...просто невозможно. Здесь же их просто кишело. Немного настораживало только то, что они слишком похожи друг на друга, как фарфоровые куклы.
  Пару раз Поэт предпринимал попытки контакта с проходящими мимо очаровательными незнакомками, но оба раза прерывал общение сам, и возвращался к нашей компании несколько обескураженным.
  - Что, Саша...не по вкусу ты этой крале? - спешил глумиться Вождь. - Ты бы ей стишок прочитал, может и потекла бы. Смотри какие красотки! - он жадно сглатывал слюну.
  Саша тут же прочитал свой экспромт, но обращён он был, почему-то к Вождю.
  "Постой мой друг! Позволь мне дать один совет,
  Ты не спеши быть очарованным красоткой здешней,
  Но если всё же увлечёт, исполни мной завещанный обет,
  Любуйся молча ей, и с разговорами подольше мешкай.
  Не позволяй красотке ты уста разверзнуть,
  Тогда поток зловонный смоет увлеченья свет,
  Он унесёт тебя в слепого отторженья бездну..."
  - Ну тебя, Сашка! - Вождь махнул рукой, - Тебе девка для чего нужна, для любви, или поэтических вечеров? Пусть себе несёт что хочет, не обращай внимания. Вот видишь эту трубку? - Он глубоко затянулся. - Мне нравится её курить, вдыхать этот дым, но я не требую, чтобы она при каждой затяжке, как флейта, издавала волшебные звуки. Я использую её по основному предназначению, потому что просто люблю курить.
  - А если мне уже и курить не хочется? - Поэт грустно улыбнулся.
  Вождь махнул рукой и продолжил движение к увлёкшему его аттракциону. Сделав несколько шагов, он остановился, развернулся к Поэту и произнёс.
  "Любезный мой и дорогой Поэт,
  Советом я тебе отвечу на совет!
  Ты, друг, советы раздавай тогда,
  Когда у собеседника в них есть нужда!".
  Мы все переглянулись, выпучив глаза и раскрыв рты.
  - А что вы думали, я тоже рифмы плести могу. В молодости увлекался, у меня целая тетрадка стихов была. Кстати...надо бы её найти.
  
  Глава 20. Чёртово колесо
  
  Последним аттракционом, на котором мы прокатились, было чёртово колесо. Вождь, в свойственной ему манере, нагло втиснулся в голову стоящей за билетами очереди. Он успокоил запричитавшую было тётку короткой фразой.
  - Тише, гражданочка. Не шумите. Мы на службе...будете мешать выполнению операции, поедете с нами в одной кабинке.
  Тётка так и замолкла с открытым ртом, словно подавившись так и не слетевшим с уст ругательством.
  А Вождь уже махал дымящейся трубкой, подзывая нас.
  Перед тем как мы забрались в кабинку, Вождь сказал Рыжему, что неплохо было бы обозревать красоты этого городка, попивая пиво, не хочет ли он сгонять и купить две-три бутылочки холодненького? Лицо Рыжего вытянулось и взгляд под пластиковыми стёклами очков похолодел. Он стремительно возвращался в образ строгого Куратора.
  - Я же вас предупреждал Иосиф, что никакого алкоголя.
  - Да...это ж пиво, какой там алкоголь...- пренебрежительно махнул рукой Вождь.
  - Если вы не расслышали, повторяю ещё раз: никакого алкоголя, ни-ка-ко-го! - отрезал куратор. - Два три глотка того же пива и от всех вас останутся только эти жалкие оболочки. Вы как личности перестанете существовать, это ясно? Может быть кто-нибудь хочет проверить?
  Куратор обвёл всех взглядом, как сержант проштрафившихся бойцов. Все, в том числе и Вождь понятливо закивали головами. Никто не захотел проверять слова Рыжего на правдивость. Никто не хотел рисковать этой новой, только начинающейся и набирающей обороты жизнью.
  Мы утрамбовались в пластиковую кабинку и плавно поплыли вверх. Хоть колесо и не было самым огромным в мире, но вид был отпадным. Начавшее заходить солнце позолотило представшее перед нами зрелище. Ровные ряды тополей, прямые линии дорожек, овалы цветников, кружки фонтанов, лужайки, крыши зданий, вереницы стоящих в пробках автомобилей, всё это было покрыто червонным золотом заката. Люди разноцветными горошинами были равномерно рассыпаны по всему периметру этого натюрморта. Мы поднимались выше и выше, пока нашему взору не открылась бо̀льшая часть этого города. Он медленно дышал и нехотя шевелился, как огромный ленивый дракон. Светящиеся точки фонарей образовывали концентрические круги, будто накрученные на ёлку гирлянды.
  Иосифа возбудило это зрелище. Он не скрывал своих эмоций, кричал, тыкал рукой, указывая на тот или иной впечатливший его объект, топал ногами так, что раскачивающаяся кабинка готова была сорваться с удерживающих её креплений. Он смотрел на эту красивую картинку, как ребёнок, открывший коробку с подарком. Весь этот новый мир он рассматривал как большой сюрприз, и уже примерялся, как бы засунуть его в карман. Все эти домики, машинки, деревца были для него, как частички игрового набора. А люди...люди это пасущиеся на поле барашки.
  Поэт сидел вцепившись в поручень мёртвой хваткой и широко распахнутыми глазами смотрел через пластиковое окно. В нём в равных пропорциях смешались два чувства - восторг и страх. Саша любил смешение этих ингредиентов, в какой-то мере он был рисковым человеком. Он знал, какой эффект даёт микст этих чувств. Это оргазм, выплеск творческой энергии. В его голове появлялись новые рифмы, а слова сплетались в вычурные выражения.
  Монах делал то же, что и всегда. Улыбался и отрешённым взглядом глядел на сидящего напротив Иосифа. Нет, его не интересовал Вождь, сейчас, как и всегда, он смотрел куда-то внутрь. Но Вождь видел то, что видел. В момент очередной паузы между приливавшими волнами эмоциями, он будто заметил Монаха.
  - Ну что ты на меня уставился, божья коровка? - Иосиф сверкал пьяными возбуждёнными глазами. - Туда надо смотреть, а не на меня. - Он ткнул пальцем себе за спину, где за стеклом бликовали и переливались цветные фонарики .
  Улыбка Монаха стала шире, он снова сложил ладони перед грудью и наклонил голову.
  - Ну тебя! Эй, товарищ...- он чуть было не сказал "товарищ Антон", что мгновенно указало бы Куратору на то, что я раскрыт. Но Вождь вовремя опомнился. - Товарищ...Борис...давай местами поменяемся.
  
  Глава 21. Поэт и шопинг
  
  К моменту нашего приземления солнце почти зашло, и все ощутили, что очень хотят есть. Рыжий повёл нашу делегацию в торговый центр, где, по его словам, находились кафе и рестораны. Но до ресторанов мы добрались не сразу. Виной всему оказалась неожиданно открывшаяся страсть поэта к шопингу. Мы полчаса не могли вытянуть его из шмоточных магазинов, которыми кишел первый этаж мола. Поэт заходил в каждый, будь то обувной, спортивный, или вообще магазин нижнего женского белья. Он был без ума от тряпок, щупал их на манекенах, шелестел тряпьём на вешалке, как страницами книги, мял тискал и гнул кожаную обувь, рассматривал на свет и даже нюхал кружевные женские трусики. Наша угрюмая компания ходила вслед за ним, как муж за бабой барахольщицей, но Саша нас даже не замечал. Он вообще оказался в своей стихии. Его перестали смущать пищащие электронные турникеты, звенящая палка, которую охранник подносил к его чреслам на выходе из магазина, его не удивляли стеклянные двери, открывающиеся как по волшебному велению, прямо перед его носом. Поэту было не до этого. Здесь и сейчас его интересовали тряпки, горы одежды. Такого изобилия фасонов, цветов и тканей он не видел за всю свою прошлую жизнь. Да что там было-то? Фраки нескольких покроев, накрахмаленные рубахи, да пяти фасонов шляпы. Дамские наряды, те вообще были как мешки, и до конца так и не было понятно, какая же фигурка скрывается под этим пышным балахоном. Такая интрига могла длиться годами, вплоть до свадьбы, и очень часто бедного супруга в первую брачную ночь поджидал неприятный сюрприз. Без платья его избранница могла выглядеть совсем не так, как он её представлял.
  А парфюм - сколько здесь было духов, туалетных вод, косметики...ммм... Он вынюхал все пробники, облился из десятков флаконов, так что от него стало вонять, как от ходячего туалетного освежителя, он даже умудрился напшикать голову спреем для укладки волос, прежде чем заметивший неадекватного покупателя продавец не поспешил к нему и не предупредил, что так делать не нужно. Сначала деньги, а уж потом...
  Рыжий несколько раз робко подкатывал к Саше с предложением, продолжить наш путь, мы, мол, вроде как покушать собирались, но Саша его даже не замечал. Он проходил сквозь Рыжего, будто тот был бесплотным объектом.
   Увидев, что без него опять не обойтись, за дело взялся Вождь. Нам оставалось только наблюдать со стороны, через прозрачную стену парфюмерного магазина, как он будет решать эту задачу.
  Вождь как всегда сделал всё быстро. После того, как первая попытка просто поговорить провалилась так же, как у Рыжего, он схватил Поэта за руку и что-то коротко шепнул тому на ухо. Поэт тут же спустился на землю, и покорно пошёл в сопровождении своего конвоира к выходу. Я пригляделся к лицу Саши, но оно не выражало испуга, или недовольства, оно было безмятежным и даже улыбалось. Что же он ему сказал? Что он говорил им всем, что они мгновенно соглашались и шли на поводу, как ослики. Что он сказал Рыжему, когда уговорил того на этот променад?
  Я узнаю об этом позднее от самого Вождя. Оказывается, это было просто, как и всё гениальное. Рыжему Вождь шепнул, что, если он завтра же не выведет нас на прогулку, то он сбежит и не один, а прихватит с собой Сашу. И пусть Рыжий даже не сомневается, что у него это получится, ведь на счету у Вождя пятнадцать побегов из ссылок и тюрем. Что он сказал Саше? Он просто дал Поэту обещание, что уже через пару недель тот сможет вернуться в эти магазины и купить всё, что ему заблагорассудится, ведь у них будет полно денег. Почему Саша поверил? Обещаниям Иосифа трудно не поверить, тем более
  обещания подкреплялись флаконом французских духов "Шанель", который Вождь стащил с полки и сунул в карман джинсов Поэта.
  
  Глава 22. Лестница чудесница
  
  Вызволив Сашу из барахольного полона, мы направились в центр зала, где располагался эскалатор.
  - Ого, даже в магазинах теперь "лестницы-чудесницы" устанавливают? - восторженно улыбнулся Вождь, глядя на плывущий вверх людской поток. - А знаете, как появилась первая такая лестница в Союзе?
  Может быть, нам и хотелось узнать, как появился первый эскалатор, но жрать нам хотелось ещё больше, поэтому мы с Куратором продолжали движение, надеясь послушать рассказ на ходу. Но увидев, что Монах и Саша задержались у остановившегося Вождя, мы поняли, что придётся выслушать эту наверняка душещипательную историю на голодный желудок и вернулись к группе.
  - В тридцать пятом году, когда первые радиусы метро уже были готовы к сдаче, я собрал метростроевцев у себя. Ну что, говорю, товарищи, к началу съезда предлагаю перерезать ленточку. И тут встаёт главный метростроевец и что-то мямлит, что всё мол готово, только есть маленькая проблемка.
  "Какая проблемка?" - спрашиваю...а он говорит, что мол ещё не решили как людей вниз спускать и наверх подымать...
  "А лестница на что?" - говорю, а он мне, обычная лестница, мол, с пассажирским потоком не справится. В Англии людей подымают на механической лестнице, которая движется, как элеваторная лента.
  "Ну что, - говорю, - делайте свою элеваторную ленту, время у вас ещё есть", а он мне отвечает, что есть ещё одна проблемка. Тут уж я начинаю закипать, потому что и первая "проблемка" не совсем уж "проблемка". Оказывается у них нет ни наработок ни чертежей по этой лестнице.
  Мы всё же потихонечку двинулись к эскалатору за Вождём который первый начал движение и забрался на движущуюся ступеньку. Он стоял лицом к нам и продолжал свой рассказ.
  - Я ему говорю, если у вас нет чертежей, значит нужно взять у англичан, или немцев, а он скулит, что англичане не дают, а немцы запросили какие-то баснословные деньги, вроде ста тысяч марок. Я хватил кулаком по столу: "никаких денег этим империалистам. Если не дают, значит, сделаем сами!".
   "Как сами?" - спрашивает, а я ему: "Ты Паша кто, инженер, или хуй собачий, ты за каким хреном в Англии полгода провёл? Возьми, сделай эскиз того, что ты видел, подключи инженеров и создайте проект, что я тебя учить должен?"
  Вождь произносил эту грозную речь, сверкая бешенными глазами, которыми впился в Рыжего, стоящего ступенькой ниже. Вождь вырастал над ним, над всеми нами и сейчас все почувствовали себя бедными метростроевцами. Больше всех не повезло Рыжему.
  - Он мне отвечает: "если будем проектировать сами, уж точно к началу съезда не поспеем", а я ему говорю...
   Вдруг Вождь наклонился к Рыжему и, злобно ощерившись, схватил его за бороду. Он собирал роскошные рыжие волосы в кулак, натягивая кожу на побледневших щеках. Куратор тщетно пытался высвободить бороду и засунуть пальцы в сжимавший её кулак, чтобы разжать тиски. Это было бесполезно, и рядом находился тот, кто знал это не понаслышке.
  И снова я услышал, как голос Вождя переходит в змеиное шипение.
  - А я вот так вот ухватил его за бородёнку и говорю: "Если не будет лестницы к открытию съезда, ты меня лично вниз спустишь и вверх подымешь, прямо на своём горбу!
  Прошипев эту фразу, Вождь разжал кулак, и, пытающийся вырваться Рыжий, по инерции завалился назад и упал мне в руки. Я подхватил его, пряча злорадную улыбку. Тем временем лестница уже привезла нас на второй этаж, но нам был нужен третий и этот подъём мог оказаться для Рыжего настоящим испытанием, ведь рассказ то ещё не закончен. Но Рыжий схитрил и теперь подсунул между собой и Вождём Поэта. А Вождь снова, развернувшись на ступеньке, продолжил. Это была уже добрая концовка, "хэппи энд", и тон вождя стал гораздо теплее.
  - И что бы вы думали? Вместо пяти месяцев, они за три управились и закончили задолго до съезда. Лестница получилась шикарной, не то, что эта - из говна и палок собрана...
  Все невольно окинули взглядом блестящие ступени и движущиеся резиновые поручни. Не похоже, чтобы это было сделано из говна и палок.
  - Представьте себе, что все механизмы и даже конструкция этой лестницы были оригинальными. Так что обошлись без империалистов.
  Вождь широко улыбнулся, демонстрируя щербину, но похоже, никто не разделил этой его улыбки. За Рыжего можно сказать точно. Теперь до самого конца нашего путешествия он будет угрюмо молчать и теребить свою бороду, словно пересчитывая, сколько на ней осталось волос.
  
  Глава 23. Вождь и Мак Дональд
  
  Гвоздём программы стал Макдональдс. Я даже подумать не мог, что бесхитростная американская закуска произведёт на гостей такое впечатление. Понравилось ли им? Они были в восторге. Вождь вгрызался в огромный гамбургер, заливая подбородок и усы майонезом и кетчупом, и мычал от удовольствия.
  - Вкушно! Неужто всё это из Америки вежут? - говорил он набитым ртом.
  - Нет не из Америки - но делается всё по Американской технологии и лицензии. Франшиза называется. - Недовольно бурчал рыжий, макая картошку в соус.
  - Какая такая шиза? Што наши сами не могут эти булки жделать, зачем нам америкашки? Вы вшпомните лешницу-чудешницу...
  При этих словах рыжий поперхнулся, закашлялся и долго отпивался кока-колой.
  Проглотив бургер, Вождь, как насос втянул в себя жидкость из огромного стакана и громко рыгнул.
  - Да-а совсем вы тут хватку потеряли. Китайцы вам товары производят и шмотки шьют, американцы готовят, немцы машины делают. Барашки...барашки.
  А вот Саше было всё равно, кто приготовил эти чудные булки с мясом. Он хотел есть и пища была вкусной. Только вот рот он не мог так широко открывать, поэтому попросил нож и вилку. Приборы были игрушечные, словно бумажные, и, сломав две вилки, Саша махнул рукой и впился в булку зубами, как это делали остальные. Будда тоже был доволен едой изготовленной по американской лицензии. Впрочем, он вообще всем был доволен, такое складывалось впечатление. Он с удовольствием уплёл две большие пачки картошки, которой и ограничил свой рацион.
  Там же в Макдональдсе произошёл ещё один связанный с Вождём казус. В какой-то момент трапезы он вышел в туалет, а вернувшись рассказал следующую историю. Как только он зашёл в небольшое помещение, то увидел мужика пихающего обе руки в какой-то странный гудящий прибор. Вождь остановился и спросил у мужика, что это такое. Тот выпучил на него глаза как на идиота и сказал, что это осушительная машина. Когда мужик покинул туалет, Вождь осторожно сунул палец в большую полость, пластикового ящика, напоминающую открытую акулью пасть. Машина вдруг загудела, от чего Вождь встрепенулся и отлетел к стене. Переведя дух, он предпринял вторую попытку. Подкрался на цыпочках к чудо-прибору и снова сунул в него палец. Машина снова загудела, и Вождь почувствовал обдувающие палец потоки тёплого воздуха. Убедившись, что ничего страшного не происходит, Вождь засунул в пластиковую пасть всю руку и долго наслаждался этим приятным теплом. Вскоре Вождь вспомнил, зачем пришёл в туалет. Помочившись и встряхнув свой прибор, он вдруг вспомнил о чудесной машине. А что хорошее дело для решения извечного вопроса - что делать с "последней каплей". Недолго думая, он подошёл к машине и сунул своё хозяйство в открытую пасть. Ощущения оказались настолько приятными, что по всему телу Иосифа побежали мурашки. Блаженно закатив глаза, он стоял над волшебной машинкой и балдел. Он даже не заметил, как в туалете появился посетитель. Немножко успокоившись от первой волны наслаждения, вождь открыл глаза и в зеркале увидел остолбеневшего мужика с выпученными глазами.
  "Ну что ты встал за спиной? Я этого не люблю. Отойди в сторону и не мешай...я ещё не закончил".
  В процессе своего повествования, Вождь видел, как расширяются наши с Рыжим зрачки, и в самом конце спросил:
  "А я что-то не так делал?"
  Рыжий снова закашлялся, а я шумно втянул через трубочку остатки кока-колы.
  
  Глава 24. Дуэль Поэта и Темного рыцаря
  
  На обратном пути Рыжий завернул на заправку. Пока он ходил расплачиваться, к соседней колонке подъехал мотоцикл с двумя пассажирами. Один тут же соскочил с железного коня и брякая шлемом по обтянутой коже ляжке, пьяной походкой поплыл в сторону кассы. Второй, облачённый в кожаные доспехи, не переставал зачем-то крутить ручку газа. Детонация вызванная противным рычащим звуком сотрясала наверное не только заправку, но и весь район. Что уж говорить о нашей машине, которую знобило как гриппующего больного.
  - Он что, на стратегическую ракету жопой уселся? - Хмыкнул Вождь, которому видимо было не по душе издаваемое байком рычание.
  - Нет, обыкновенный мотоцикл, марки "Хонда" - улыбнулся я.
  - А чего он орёт как кукурузник?
  - Глушитель так устроен, что не скрадывает децибелы, а наоборот их удваивает.
  - Это зачем?
  - Чтобы все слышали...ну представьте себе призывный рык желающего спариваться самца слона, или тигра.
  - Идиот! - фыркнул Вождь, адресуя это оскорбление непонятно кому.
  Саша тем временем смотрел на чёрного всадника. Он был восхищён этим рыцарскими латами и необычайной красоты шлемом. Ему казалось, что под этим шлемом должно находиться благородное лицо с аристократическими чертами и обязательно светлыми волосами. Саша почему то так представлял себе современных русских аристократов. Человек в шлеме тоже повернулся и в упор смотрел на Поэта не переставая газовать. Зеркальная поверхность шлема не позволяла Поэту рассмотреть лик его хозяина и ему оставалось только фантазировать. Длинный тонкий нос, голубые глаза, высокий лоб, белая как пергамент кожа и полный отваги взгляд. Это же Руслан из написанной им сказки.
  Но таинственный рыцарь, решивший вдруг снять шлем, развеял все иллюзии Поэта. На него смотрели два жёлтых выпученных рыбьих глаза. Спутанные неделю немытые чёрные патлы прилипли ко лбу, картофельный, свороченный набок нос, клочками разбросанная по лицу, мужицкая борода, - вот как выглядят современные рыцари.
  - Ну чё уставился обезьяна? Ты чем-то недоволен, педик? - проорал рыцарь, пытаясь перекричать звук захлёбывающегося движка, который сам же издавал.
  Поэт ничего не услышал из сказанного рыцарем и в недоумении повернулся к нам. Зато мы с Вождём всё чётко прочитали по губам. На вопрос Поэта, что ему сказал этот человек, я ответил, что ничего особенного. Ну если быть точным, то этот человек был недоволен, что Поэт на него так откровенно смотрел. Люди здесь нервные и не любят прямых взглядов. Он просто предложил Саше отвернуться и не смотреть и ему лучше это сделать, ведь в противном случае этот муж обещал им овладеть.
   Сашу одолела хандра. Он не стал искушать судьбу и перестал смотреть в сторону всадника, который сильно потерял в его глазах. Поэт понуро склонил голову и воззрился перед собой. Этот день так хорошо начинался и вот какой-то незнакомец одной своей фразой перечеркнул всё. Он публично унизил Поэта, чего бы не позволил себе сделать ни один из его современников. Тем временем ничего не подозревающий Рыжий вернулся в машину, и мы продолжили путь. По мере того, как мы удалялись от заправки, росло негодование Поэта. Он мысленно прокручивал в уме события последних минут, тем самым многократно воспроизводя нанесённые ему оскорбления. В какой-то момент он не заметил, как начал проговаривать своё возмущение вслух.
  - В наше время с хамами был короткий разговор - перчатка в лицо... жаль при мне не было...
  - Тебе перчатки нужны? - спросил Рыжий, и тут же выудил из бардачка продолговатую коробку, которую бросил назад. - На...здесь их завались.
  Саша выудил из разреза в коробке довольно странного вида перчатку. Она была изготовлена из какого-то тянущегося материала.
  - Это одноразовые...- засмеялся я...- тут сто штук. Ты целый отряд этих байкеров можешь на дуэль вызвать.
  Я бы не сказал Поэту этих слов, если бы посмотрел в зеркало заднего вида. Злосчастный байк догнал нашу машину и как раз в это время пошёл на обгон.
  Поэт сориентировался неожиданно быстро. Увидев, приближающийся байк со своим обидчиком, он ткнул в кнопку на двери, как это ранее делал Вождь. Стекло съехало вниз, и в салон снова ворвался шумный воздух. Мы еще не успели ничего понять, а Поэт уже швырнул перчатку в сторону мотоцикла, который шёл чуть сзади. Подхваченная воздушным потоком, перчатка шмякнулась в шлем и резиновые пальцы начали расползаться по смотровому стеклу, как щупальца маленького осьминога. Ослеплённый байкер мгновенно пропал из зоны видимости.
  - Стой! - заорал я Рыжему, и тот надавил на тормоз, так, что все сидящие сзади ткнулись носами в передние кресла.
   Мы все уставились назад, на дорогу, где, виляющий пьяной змейкой, байк пытался найти своё пристанище, коим могло стать только препятствие. Чудом этим препятствием не оказалась встречная фура, которая пронеслась по полосе ровно за секунду до того, как на неё выскочила бешенная лошадь. Байк зацепился за отбойник и, сделав три пируэта на боку, затих на асфальте. На долю секунды мы замерли, в оцепенении глядя на неподвижно лежащий мотоцикл и двух, разбросанных по асфальту человек. Рыжий уже было открыл дверь с намерением броситься к пострадавшим, но те вдруг ожили и очень резво вскочили на ноги. Один тут же побежал к мотоциклу. Второй, чуть прихрамывая, поспешил за ним.
  - Гони!!! - заорал я Рыжему.
  Повторять было не нужно. Куратор вернулся на своё место, хлопнул дверью и дал газу.
  - Сейчас нам нужно добраться до города и нырнуть в любую подворотню. На открытом месте они нас догонят! - кричал я в спину водителю.
  Вообще-то я не боялся этих верзил, но по версии Рыжего я был всё ещё Борисом Борецким. Мои активные действия по нейтрализации этих отморозков, могли вызвать у него подозрения.
  Вождь, тем временем, не на шутку развеселился.
  - Ну что, Саша, похоже, твой вызов принят. Твой визави с секундантом уже мчат на полных порах. Похоже, что нашей "Пи...де" от них не оторваться. Ты какое оружие выберешь? Слушай, доктор, у тебя там пистолета нигде не завалялось? Перчатки то ты нашёл, а вот чем нашему другу драться?
  Поэту стало не до шуток, испуг на его челе, сменяла решительность. Он был готов принять неизбежное, благо его подбадривал Вождь.
  - На шпагах и пистолетах уже не дерутся. Похоже, тебе остаётся бокс. Знаешь что такое бокс? - Не дождавшись ответа, Вождь продолжил. - Это когда два мужика лупят друг друга кулаками. В классическом варианте бойцы надевают перчатки, такие кожаные подушки на руки для смягчения удара, но сейчас не тот случай. В моём детстве кулачные бои были обычным делом. Иногда один на один дрались, иногда стенка на стенку. Мне было не привыкать получать по носу. Саша, тебя когда-нибудь били кулаком в нос? - и снова Вождю пришлось продолжить, не дождавшись ответа. - Это бы тебя впечатлило, ну да ничего, очень скоро сам попробуешь. Сначала из глаз летят искры, словно в голове запустили праздничный салют, а потом ты чувствуешь боль, очень сильную боль . Одновременно с болью в носу что-то громко хрустит, это чуть смещается твоя носовая перегородка. Во рту ощущается привкус металла, будто ты только что облизал чугунный колокол. Да что тебе рассказывать, осталось уже не долго...
  Действительно, белая фара мотоцикла стремительно приближалась и вскоре из небольшого фонарика выросла в слепящий прожектор. Белый свет очередями долбил в зеркало заднего вида, ослепляя Рыжего и вежливо приглашая его прижаться к обочине.
  - Главное, Саша, бей первым. Бей прямо в нос, как только он снимет свой шлемофон. Покажи ему, что русский поэт не только словом силён но ещё и духом и телом. - Продолжал издеваться Вождь.
  "Этот твой бокс, вчерашний день. Если бы ты знал тренды современных единоборств, если бы посмотрел пару боёв без правил, у тебя был бы шанс одним рассказом уложить Поэта в глубокий нокаут" - подумал я.
  Рыжий тем временем, сбросил скорость и обречённо прижимался к обочине. Наверное он надеялся, что справедливые отморозки будут бить только виновника эксцесса. Напрасно надеялся.
  "В этой машине есть только один человек, который спасёт вас от неминуемой расправы. Это человек, которого вы все сильно недооцениваете. Настало время ему уже показать, чего он на самом деле стоит и как он может...".
  Но Вождь опять меня опередил. Я просто физически не мог выскочить из машины первым, так как находился посередине и это сделал он.
  "Какого чёрта?" - подумал я, метнувшись вслед. Но потом подумал, что может так будет даже лучше и чуть задержался. Пусть байкеры немножко намнут бока товарищу Кобе. Глупо лишать его удовольствий, которые он только что так красочно описывал поэту. Пусть парни немного разомнутся, а уж потом можно и вмешаться. Мне нужно всего пару секунд, чтобы разложить их по асфальту. На этот раз они не подымутся так быстро и в лучшем случае останутся лежать до утра.
  Я был очень удивлён, когда Поэт попытался выбраться из своей двери, чтобы поспешить на помощь другу.
  - Сиди на месте, Саша, - одёрнул я его, - сейчас всё решим.
  Я чувствовал себя королём этого эпизода и пытался растянуть удовольствие как можно дольше. Но, когда я наконец-то решил, что пора, и не торопясь вылез из машины, то к своему изумлению обнаружил, что Вождь ещё не лежит на асфальте. Орангутанги в коже не спешили почесать об него сбитые кулаки и потоптаться по нежному телу берцами сорок восьмого размера. Они о чём-то говорили, причём разговор уже миновал стадию повышенных тонов. Говорили негромко, так, что я едва слышал. Когда я решительно направился к собеседникам, стоявший ко мне спиной Вождь, вскинул руку вверх. Я встал, как вкопанный, с удивлением заметив, что реагирую на эти жесты, как вышколенный на них индеец.
  - Твой друг неправ - говорила бородатая горилла Вождю и голос был тихим и мирным. - Пусть бы он в меня чем угодно швырнул, но не гандоном...
  - Это был не гандон, а обыкновенная перчатка, - отвечал ему Вождь точно таким же добродушным тоном. - Он просто не привык, когда с ним так себя ведут и вы кстати, легко отделались, если конечно не захотите усугубить этот конфликт...
  На красном лице гориллы появилось облегчение. Видимо для него было очень важно, что кинули в него всё-таки не гандоном. Весь его вид говорил: "Ну если это не гандон, то это меняет всё в корне". Можно было подумать, что падение мотоцикла было вызвано тем, что его водитель думал, что ему в лицо швырнули использованный презерватив и лучше сразу же покончить жизнь самоубийством.
  Потом был ещё обмен парой негромких фраз и... Чудо! Вождь похлопал гориллу по кожаному плечу, первым развернулся и пошёл к машине.
  - Ну что встал товарищ Антон, быстро в машину! - гаркнул он на меня.
  Садясь в машину, я услышал, как Вождь кричит горилле:
  - Нет это я не тебе. Это моему другу...нет не гандон, а Антон...
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОБЕГ
  
  Глава 1. Идея Фикс
  
  "Здесь всё стало другим,
  Но по сути, всё тоже,
  Толи мир постарел,
  Толи стал он моложе.
  Лес и травка, всё то,
  Небо не изменилось,
  Только ниже оно,
  И едва наклонилось.
  
  Человеки всё те,
  Шей, рук, ног, точно столько,
  И в глазах та же синь,
  Измельчавшая только.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"