Ангел кружил, остановился, спустился, стоит на Земле, смотрит.

Стоит, мимо время летит, бешено меняются ландшафты и небо. Ангел стоит, курит из серебряного мундштука, думает, тысячи поколений исчезли, он всё думает. Кольца на руках поправляет, иногда ногти точит, но на месте стоит.

Вспышка, огромное пятно белое. Исчезает пятно, Ангел горит, кресты горят. Пусто. И только кольца и мундштук на том месте, где был Он.

Картинка меняется. Подвал, нет коридор, тёмный, еле сырой. Шаги свои слышу, себя в зеркале вижу. Двадцать пятым кадром Ангел горящий. Остальные - Ты - Я.

По лестнице гулко поднимаюсь, от звука этого приятно и возвышено. Окна ищу, луну хочу увидеть. Нет окон. Нет дверей. Нет свечей. Темнота. Вверх, вверх, винтовая лестница, вверх. Я на верху, на крыше башни, луны нет, звёзды исчезают. Не день, не утро, не ночь, не вечер - ПУСТОТА. Пустоту не опишешь, её нужно просто увидеть. В пустоте виден воздух, и не имеющие цвета тени. А когда из пустоты дождь льёт, тогда я способен на всё, я чувствую... но дождя нет.

В глазах мутнеет, я в городе сна, столицы снов... В городе пусто. В городе мосты Будапешта, виденные мной, на картинках, куски Праги, с чужих фото. Серые дома, чёрные деревья с листвой осенней. На домах тех балконы, кованные, чёрные. На одном из них горшок, из горшка куст розы растёт, с двумя страстными, красно-бордовыми бутонами. Бутоны плачут, деревья стонут. Не хочу! Не буду! Не надо! О чём, я? Бегом туда, где не опоздаешь, и не забудешь. Бегу поднимаюсь по воздуху, дождь собирается, не успеваешь не капли поймать...

Сцена. Тишина. Шаги громкие, не совсем приятные, не понятные. В зале пусто. Пустые кресла бордового цвета. На сцене стол, на столе кольца и мундштук, всё серебряное, изящное, мне подходящее. Какой сейчас век? Где Я?

Немой режиссер выходит, роли раздаёт. В воздух бумагу кладёт, бумага исчезает. Кто-то получил свою роль. Я не кого не вижу. Режиссер хаотичен, в своём выборе

героев. Я боюсь, что мне достанется роль стула или трамвая для Аннушки. Хочется большего. В незнание своём, бегаю из стороны в сторону, рука протягивает мятые листы, рот молчит - сказать не может. Я получил свою роль. Образ готов. Текст - сплошная импровизация. Слепая костюмерша снимает мерки. Безногий худ. рук. учит безумным па. Безрукий дирижер взмахивает палочкой, держа ей во рту - поехали, представление началось. Мой выход через два года. В тексте моём примечание: иметь кольца и мундштук. Завладел. Ещё мгновение и я выхожу.

Бешено начинает лететь время, во времени живу я, появляются другие люди, исчезают. Время в нормальном режиме: в углу кто-то плачет. Звонит телефон. В дверь тарабанят, будто тарабарские короли. Не всё равно, я уезжаю, один. Грустно становится и больно - по настоящему. Но, стоп, я так не договаривался, чтобы по настоящему. Смените мне роль, я буду "Вишнёвым садом" Чехова, деревом во дворе бабушки, дорогой в ад, смените, мне плохо.

Время вновь несётся, есть люди, уберите их, я их не хочу. Я пишу письма, но назад не возвращаюсь. Почему? Мне ведь хочется. Я хочу вернуться. Слепая костюмерша говорит: молчи, режиссер не только не мой, но и глухой.

Время на перемотке. Play.

Отражается, сидя в кресле, образ, вижу камин. Уютно и просторно до безысходности. Образ мой. Слуг отпустил. Письма пишу, бумаги буквами подписываю. Спокойно и привык.

Револьвер красивый достаю, сигарету в мундштук вставляю. На балкон выхожу - осень обдувает меня, срывает листья моих красок. Вдыхаю полной грудью дым - выдыхаю ветер.

Взвожу курок, стреляю в гнездо кукушки. Дуло в рот беру, снова стреляю. ПЯТНО БЕЛОЕ. Ничего не делаю, мимо всё летит. Курю из мундштука, да кольца поправляю. Помню, что режиссёр написал, когда всё надоест ноготь на безымянном пальце не стачивать и закурить. Тогда всё за нового начнется, а если повезёт, то и роль другую получить можно. Мне пока спокойно, вот и стою. Прежней роли не вынесу, новой боюсь, но этот покой...