Артур О"Шонесси Выкрик 
(Перевод с английского) 

Пою, расточаю речи, 
надеюсь в душе, что встречу. 
А ты, о ком мечтаю, 
не хочешь и слова изречь. 
Одна, красотой блистая, 
ты, о которой мечтаю, 
неужто глотаешь речи 
и не желаешь встреч ? 

Задумавшись и вздыхая, 
страдаю, томлюсь, рыдаю, 
а песня, что сердцем пета 
взывает к тебе: "Приходи !". 
Устал, как птица без стаи. 
И сердце не слышит ответа,. 
напрасно тебя ожидая. 
Где ж слово, где вздох из груди.? 

Ты - вечное сновиденье, 
источник сердцебиенья, 
любимая из мечтаний, 
с кем жизнь и смерть пополам. 
Среди душевных страданий, 
леча сердечные раны, 
впадая в самообманы, 
опять предаюсь мечтам. 

Нежна ли ты, не черства ли ? 
Придёшь ли в один из дней ? 
Возможно, такая краля, 
что я для тебя - муравей ? 
Где б ты ни была, взываю, 
пока выносит кривая 
и терпит доска гробовая, 
пока живёшь без цепей. 

Как маятник в сновиденье, 
который унять невмочь, 
бывают в душе сомненья 
и мучают день и ночь. 
Подумай о ком-то с любовью, 
не слушая пустословья, 
и он прильнёт к изголовью, 
тоска уберётся прочь. 

А друга, сквозь мрачные тени, 
чарует твоя краса. 
"Склони перед ней колени" - 
твердят ему небеса. 
И страстный призыв сквозь туман 
готов пронести ураган, 
и вторит, шумя, океан, 
чтоб ставила ты паруса. 

Так в чём же твои сомненья. 
Скажи, к чему промедленье ? 
Кем связана, чем сплетена ? 
Железные цепи порви. 
Любовь нам даётся одна, 
одна и на все времена ! 
Слышны ли мои моленья 
и пение в честь любви ? 

НАС двое, и будь мы рядом, 
тогда занялись бы садом 
на радость простого люда 
у серой реки суеты. 
Один я - и нынче лишь только 
мечтаю вовсе без толка, 
и ты без меня - лишь чудо 
из лучшей моей мечты. 

Arthur O"Shaughnessy Outcry. 

In all my singing and speaking, 
I send my soul forth seeking: 
O soul of my soul"s dreaming, 
When wilt thou hear and speak ? 
Lovely and lonely seeming, 
Thou art there in my dreaming; 
Hast thou no sorrow for speaking ? 
Hast thou no dream to seek ? 

In all my thinking and sighing, 
In all my desolate crying, 
I send my heart forth yearning, 
O heart that mayst be nigh ! 
Like a bird weary of flying, 
My heavy heart, returning, 
Bringeth me no replying, 
Of word, or thought, or sigh. 

O soul of my soul"s seeing, 
O heart of my heart"s being, 
O love of dreaming and walking 
And living and dying for - 
Out of my soul"s last aching, 
Out of my heart just breaking - 
Doubting, falling, forsaking, 
I call on you this once more. 

Are you too high or too lowly 
To come at length unto me ? 
Are you too sweet or too holy 
For me to have ant to see ? 
Wherever you are, I call you, 
Ere the falseness of life enthrall you, 
Ere the hollow of death appeal you, 
While yet your spirit is free. 

Have you not seen, in sleeping, 
A lever that might not stay, 
And remembered again with weeping, 
And thought of him through the day ? - 
Ah ! thought of him long and dearly, 
Till you seemed to behold him clearly, 
And could follow the dull time merely 
With heart and love far away ? 

Have you not know him kneeling 
To a deathless vision of you, 
Whom only an earth was concealing, 
Whom all that was heaven proved true ? 
O surely some wind gave motion 
To his words like a wave of the ocean; 
Ay ! so that you felt his devotion, 
And smiled, and wondered, and knew. 

And what are you thinking and saying, 
In the land where you are delaying ? 
Have you a chain to sever ? 
Have you a prison to break ? 
O love ! There is one love for ever, 
And never another love - never; 
And hath it not reached you, my praying 
And singing these years for you sake ? 

WE two, made one, should have power 
To grow to a beautiful flower, 
A tree for men to sit under 
Beside life"s flowerless stream: 
But I without you am only 
A dreamer, fruitless and lonely; 
And you without me, a wonder 
In my most beautiful dream. 

From "Music and Moonlight", 1874 

Артур О"Шонесси Песня (Дивным летом) 
(Перевод с английского) 

Влюблённых дивным летом 
земля встречает приветом. 
На воле необозримой. 
поют и реют сердца. 

Часами среди цветенья 
мечтает поэт без движенья 
и слушает имя любимой 
звенящее без конца. 

А время умерило поступь, 
и лето бросило в россыпь 
блистающий, словно чудо, 
свой пёстрый богатый схрон. 

Рубинами блещут розы. 
Роса сияет, как слёзы. 
И жемчуг, и изумруды 
усеяли каждый газон. 

Помимо напевной трели, 
небесные звуки звенели 
таинственно и с экстазом, 
сплетаясь в томящий лад.. 

И было не в толк поэту, 
зачем повелитель света 
вкладывал труд и разум 
в забавный земной вертоград 

и что там за небожитель, 
святой или бес-искуситель 
вплетает звенящие фразы 
в гармонию серенад. 

Заветному чувству внемля, 
вернулось сердце на землю, 
затем, чтоб славить подругу 
и петь о её красоте. 

Мечтая о встрече с нею, 
он ищет слов понежнее. 
Любовь, захлестнув округу 
звала к неземной высоте. 

Он вторил волнам океана, 
вздыхающим неустанно 
Он пел, подражая печали 
унылых зимних ветров, 

копировал горькие стоны 
редеющей осенью кроны, 
но песни его звучали 
под музыку соловьёв. 

Он черпает жар восхвалений 
из жреческих песнопений. 
Небесный простор в них тесен 
для блеска пропетых нот. 

Он выложил всё искусство 
в поэме пылкого чувства. 
Подруга наслушалась песен - 
поэт, заливаясь, поёт. 

Arthur O"Shaughnessy Song (In the long enchanted weather...) 

In the long enchanted weather, 
When lovers came together, 
And fields were bright with blossoming, 
And hearts were light with song; 

When the poet lay for hours 
In a dream among the flowers, 
And heard a soft voice murmuring 
His love"s name all day long; 

Or for hours stood beholding 
The summer time unfolding 
Its casket of rich jewelries, 
And boundless wealth outpoured; 

Saw the precious-looking roses 
Its glowing hand uncloses, 
The pearls of dew and emeralds 
Spread over grass and sward; 

When he heard besides the singing 
Mysterious voices ringing 
With clear unearthly ecstasies 
Through earth and sky and air; 

Then he wondered for whose pleasure 
Some king made all that treasure - 
That bauble of the universe, 
At whose feet it was laid: 

Yea, for what celestial leman, 
Bright saint or crowned demon, 
Chimed all the tender harmonies 
Of that rich serenade. 

But his heart constrained him, sinking 
Back to its sweetest thinking, 
His lady all to celebrate 
And tell her beauty"s worth; 

And he sought at length what tender 
Love-verses he should send her: 
Oh, the love within him overflowed, 
And seemed to fill the earth ! 

So he took, in his emotion, 
A murmur from the ocean; 
He took a plaintive whispering 
Of sadness from the wind; 

And a piteous way of sighing 
From the leaves when they were dying, 
And the music of the nightingales 
With all his own combined; 

Yea, he stole indeed some phrases 
Of mystic hymns of praises, 
The heaven itself is perfecting 
Out of the earthly things; 

And with these he did so fashion 
The poem of his passion, 
The lady still is listening, 
And still the poet sings ! 

From "Music and Moonlight", 1874 

Артур О"Шонесси Птичьи пророчества 
(Перевод с английского) 

Раз в мае парочке влюблённой 
случилось выйти в лес зелёный. 
Слились их губы и сердца - 
им не до лишнего словца. 
Но там над ними птицы живо 
вникали вслух в их перспективы. 

Согласны горлица и дрозд:. 
"В июне - свадьба. Случай прост". 
"Весёлая пойдёт морока", - 
смеясь воскликнула сорока. 
Но для влюблённых та молва - 
пустой галдёж, а не слова. 

"В июле, - прокричала галка, - 
меж ними вспыхнет перепалка. 
У всех людей такой заскок". 
"Найдут предлог", - решил вьюрок. 
Но любящим совсем нет дела, 
что мнит пернатая капелла. 

Щегол предрёк: "Любовь - сильней ! 
Воспрянет с августовских дней". 
А иволга твердит: "Вдвоём 
упьются сладким забытьём". 
Влюблённые сочли за вздор 
невнятный птичий разговор. 

Удод сказал: "Я сообщаю 
вам мненье князя Попугая: 
весь август станет морем грёз, 
потом проснутся в луже слёз". 
Но для влюблённых бестолковы 
все птичьи свисты и размовы. 

Тут соловей из-за кустов 
утихомирил всех дружков. 
Весь лес, как дивный голос свыше, 
о вечности любви услышал. 
А для влюблённых в час их встречи 
никчемны были птичьи речи. 


Arthur O"Shaughnessy Prophetic Birds 

On May-morn two lovers stood 
For the first time in the wood; 
And lip wooеd lip, and heart wooеd heart, 
Till words must cease, and tears must start; 
And overhead in the rustling green 
The birds talked over their fate unseen. 

"Sure, - said the thrush - we"ll wed them soon". 
"Yea, -said the turtle-dove - in June". 
" They "ll make fine sport ere the year is out," - 
Said the magpie between a laugh and a shout. 
And heedlessly the lovers heard 
The senseless babble of bird with bird. 

"Sure, -croaked the jackdaw - in July 
They "ll quarrel, or no daw am I - 
Why, let them, since they are but men". 
"They can make it up though" - quoth the wren. 
And heedlessly the lovers heard 
A senseless babble of bird with bird. 

"Love with them shall be sweet, ere sad, - 
Said the goldfinch. - August shall make them glad". 
"Yea, - said the oriole - one rich noon 
They shall lengthen love in a golden swoon". 
And all this while the lovers heard 
But a senseless babble of bird with bird. 

"My news is from Prince Popinjay, - 
Sighed the hoopoe. -Ah ! one August day 
They shall dream in the sunset, and fall asleep, 
And one shall awake from the dream to weep". 
And heedlessly the lovers heard 
This senseless babble of bird with bird. 

But a nightingale in a far-off shade 
That moment silenced the chattering glade, 
And sang like an angel from above 
Some mystic song of eternal love. 
And all this singing the lovers heard 
As the senseless babble of bird with bird. 

From "Music and Moonlight", 1874 

Артур О"Шонесси Большая схватка 
(Перевод с английского).

Таков, кем нынче стал, я неким днём 
тащился вниз безрадостным путём. 
Не бодро шёл, и было мне прегадко. 
Вдруг - праведник, из прошлого житья - 
Я сам, но юный, прежний, Я-не-Я - 
стал на дороге в яростном припадке, 
с намереньем убить. Как два копья, 
сверкали очи. Разразилась схватка. 
Он сокрушил меня и, злости не тая, 
проклял всердцах и гнал до преисподней. 
Я проклят и повержен посегодня. 


Arthur O"Shaughnessy The Great Encounter 

Such as I am become, I walked one day 
Along a sombre and descending way, 
Not boldly, but with dull and desperate thought: 
Then one who seemed an angel - for "twas He, 
My old aspiring self, no longer Me - 
Came up against me terrible, and sought 
To slay me; with the dread I had to see 
His sinless and exalted brow. We fought; 
And, full of hate, he smote me, saying, "Thee 
I curse this hour: go downward to thine hell." 
And in that hour I felt his curse and fell. 

From "Music and Moonlight", 1874 


Артур О"Шонесси 
Сад 
(Перевод с английского) 

Для новой милой я привёз 
кусты в мой старый сад. 
Поверх былых умерших роз 
посажен новый ряд. 

Но мне не стало веселей. 
Мой сад и гол и сух. 
В нём бродит дух минувших дней, 
Любимый прежде дух. 

Её улыбка холодна. 
Она кидает в дрожь. 
И где не явится она, 
всё то же - да не то ж. 

То с белых роз её шажки, 
касания и взгляд 
сбивают все их лепестки, 
то красные - белят. 

Как змеи, будто наяву, 
оставя грустный след, 
кусают землю и траву 
её подол и плед. 

Она к калитке подойдёт 
и долго смотрит вспять, 
чтоб там: "Прощайте !" - у ворот 
ещё хоть раз сказать. 


Arthur O"Shaughnessy 
Song. I made another garden. 

I made another garden, yea, 
For my new love; 
I left the dead rose where it lay, 
And set the new above. 
Why did the summer not begin? 
Why did my heart not haste? 
My old love came and walked therein, 
And laid the garden waste. 
She entered with her weary smile, 
Just as of old; 
She looked around a little while, 
And shivered at the cold. 
Her passing touch was death to all, 
Her passing look a blight: 
She made the white rose-petals fall, 
And turned the red rose white. 
Her pale robe, clinging to the grass, 
Seemed like a snake 
That bit the grass and ground, alas! 
And a sad trail did make. 
She went up slowly to the gate; 
And there, just as of yore, 
She turned back at the last to wait, 
And say farewell once more. 

Артур О"Шонесси Прощание 
(Перевод с английского) 

Кем ты любим в гробу твоём 
и летом, и зимой ? 
С какой красавицей вдвоём 
лежишь ты под землёй ? 
Быть может, долгий поцелуй 
со смертью так уж мил, 
что, как хмельной от винных струй, 
меня ты позабыл ? 

Смертельных чар какого сна 
не смог ты превозмочь ? 
Каким соблазном пленена 
душа - и день, и ночь ? 
В земле, под пологом травы 
ни солнца, ни теней, 
но в ней мой мир - весь мир, увы ! - 
раз ты лежишь под ней. 

Сечётся золото волос. 
Тебе же всё равно, 
цвету ли я сейчас средь роз, 
исчахла ли давно. 
Тебе там любо, ты - в мечтах 
и вечно недвижим, 
тебе привидится во снах 
прекрасный серафим. 

Лежи там мирно под землёй, 
забывши обо мне. 
Взамен тебя живёт другой 
и любит - в вышине. 
Неужто в пальмовом саду, 
где молкнет грусть и рыдь, 
тебе милей лежать в бреду, 
чем здесь меня любить ?. 

Глядит сквозь пальмовый листок 
приютный небосклон, 
а смерть ввергает, как в силок, 
людей и пташек в сон. 
Здесь звуки шумною рекой, 
здесь звон с утра и днём. 
Ты смерть в симфонии такой 
не счёл ли забытьём ? 

На спетом слове не лови. 
Уж ты не раз слыхал 
все те мои слова любви, 
так много клятв и хвал. 
В ответ на все слова тоски. 
процвёл могильный прах. 
Летят по ветру лепестки - 
и две души - в клочках.. 

А семя хочет, мча вразлёт, 
дать новый яркий цвет; 
взнести бутоны до высот, 
что ближе к солнцу нет. 
От массы буйных красок здесь 
восторг и благодать. 
В них страсть, в них - ты, хотя не весь. 
Мне ж ревность не унять. 

Arthur O"Shaughnessy A Farewell 

Hath any loved you well down there, 
Summer or winter through ? 
Dоwn there, have you found any fair 
Laid in the grave with you ? 
Is death"s long kiss a richer kiss 
Than mine was wont to be ? 
Or have you gone to some far bliss, 
And quite forgotten me ? 

What soft enamouring of sleep 
Hath you in some soft way ? 
What charmed death holdeth you with deep 
Strange lure by night and day ? 
A little space below the grass, 
Out of the sun and shade; 
But worlds away from me, alas ! 
Down there where you are laid ! 

My bright hair"s waved and wasted gold, 
What is now to thee 
Whether the rose-red life I hold 
Or white death holdeth me ? 
Down there you love the grave"s own green, 
And evermore you rave 
Of some sweet seraph you have seen 
Or dreamed of in the grave. 

There you shall lie as you have lain, 
Though in the world above 
Another live your life again, 
Loving again your love; 
Is it not sweet beneath the palm ? 
Is not the warm day rife 
With some long mystic golden calm 
Better than love and life ? 

The broad quaint odorous leaves, like hands 
Weaving the fair day through, 
Weave sleep no burnished bird withstands, 
While death weaves sleep for you; 
And many a strange rich breathing sound 
Ravishes morn and noon; 
And in that place you must have found 
Death a delicious swoon. 

Hold me no longer for a word 
I used to say or sing; 
Ah ! long ago you must have heard 
So many a sweeter thing: 
For rich earth must have reached your heart, 
And turned the faith to flowers; 
And warm wind stolen, part by part, 
Your soul through faithless hours. 

And many a soft seed must have won 
Soil of some yielding thought, 
To bring a bloom up to the sun 
That else had ne"er been brought; 
And doubtless many a passionate hue 
Hath made that place more fair, 
Making some passionate part of you 
Faithless to me down there. 

From "Music and Moonlight", 1874 

Артур О"Шонесси 
Ода 
(Перевод с английского). 

Мы - музыканты-дирижёры, 
фантазёры о дальних мирах. 
Рискуем в морских просторах, 
тоскуем в тихих портах. 
Мы, проигравшие в спорах, 
бледнеем в лунных лучах, 
но мы потрясаем горы, 
взметая вселенский прах. 

(Мы - лирики, песнопевцы. 
Мы время проводим в мечтах. 
Плывём в одиноких ковчежцах. 
Сидим на пустых берегах. 
Мы всё проиграли, мы - в бегстве, 
и месяц над нами зачах. 
Но это наш клан ответствен 
за царства, сметённые в прах.) 

Под звуки бессмертной цевницы 
мы строили в мире столицы.. 
Из всяких легенд для забавы 
сплетали имперскую славу . 
Счастливый мечтатель со спесью 
присвоит имперский трон, 
а трое с бунтарской песней 
всё царство столкнут под уклон... 

Мы строили с жаром когда-то 
Ниневию и Вавилон. 
Росли до небес зиккураты - 
но нами ж тот мир погребён. 
Мы будущим счастьем богаты. 
Мы вестники новых времён. 
Пусть прошлое вянет к закату - 
свет в новой мечте возрождён. 

Живой огонёк вдохновений - 
основа судьбы поколений. 
Своей неземною властью 
мечта, укрощая все страсти, 
сбивает в единое братство 
крестьян, короля и солдат. 
Мечта - это свет, и богатство. 
Лишь с ней достижим результат. 

Но всем и подумать то страшно, 
какая воздвигнется башня. 
Для них как под тучею смога 
ведущая дальше дорога. 
И кто-то с провидческим взглядом 
поймёт, где рождается свет, 
подскажет стоящему рядом, 
и следом прозреет сосед. 

По этой причине всё злее 
раздор в мировой эпопее. 
Нет счёта лихим легионам, 
порвавшим со старым каноном. 
Презревши мечту, ретрограды 
дерутся за позавчера. 
Что ж, пусть выставляют преграды. 
Для них безнадёжна игра. 

Но мы - трубачи, фантазёры ! 
Молчать и грустить - не для нас. 
О нас загремят разговоры, 
в грядущем, сильней, чем сейчас. 
Поём, не смиряя мажора,. 
и сыплем потоками фраз, 
но мыслим и всходим на хоры 
подальше от смуты и масс. 

В особицу, встав на рассвете, 
едва лишь светило взойдёт, 
мы утро - безбрежное - встретим 
и громко восславим восход. 
Мы бросили жребий, как дети. 
Бог знает, чей "чёт" и "нечёт", 
но дует порывистый ветер, 
а старое - вызревший плод. 

"Привет ! - прокричим мы посланцам 
из дивных прекрасных краёв. - 
Несите свои померанцы 
и солнце, и лето из снов. 
Учите нас песням и танцам 
из мира, что молод и нов, - 
на зло мудрецам-самозванцам, 
на горе для смолкших певцов. 


Arthur O"Shaughnessy 
Ode 
We are the music-makers, 
And we are the dreamers of dreams, 
Wandering by lone sea-breakers, 
And sitting by desolate streams; 
World-losers and world-forsakers, 
On whom the pale moon gleams: 
Yet we are the movers and shakers 
Of the world for ever, it seems. 

With wonderful deathless ditties 
We build up the world"s great cities, 
And out of fabulous story 
We fashion an empire"s glory: 
One man with a dream, at pleasure, 
Shall go forth and conquer a crown; 
And three with a new song"s measure 
Can trample an empire down. 

We, in the ages lying 
In the buried past of the earth, 
Built Nineveh with our sighing. 
And Babel itself with our mirth; 
And o"erthrew them with prophesying 
To the old of the new world"s worth; 
For each age is a dream that is dying, 
Or one that is coming to birth. 

A breath of our inspiration, 
Is the life of each generation. 
A wondrous thing of our dreaming, 
Unearthly, impossible seeming - 
The soldier, the king, and the peasant 
Are working together in one, 
Till our dream shall become their present, 
And their work in the world be done. 

They had no vision amazing 
Of the goodly house they are raising. 
They had no divine foreshowing 
Of the land to which they are going; 
But on one man"s soul it hath broke, 
A light that doth not depart 
And his look, or a world ye hath spoken, 
Wrought flame in another man"s heart. 

And therefore today is thrilling, 
With a past day"s late fulfilling. 
And multitudes are enlisted 
In the faith that their fathers resisted, 
And scorning the dream of tomorrow, 
Are beginning to pass, as they may, 
In the world, for it"s joy or it"s sorrow, 
The dream that was scorned yesterday. 

But we, with our dreaming and singing, 
Ceaseless and sorrow less we ! 
The glory about us clinging 
Of the glorious futures we see, 
Our souls with high music ringing; 
O men ! It must ever be 
That we dwell, in our dreaming and singing, 
A little apart from ye. 

For we are afar with the dawning 
And the suns that are not yet high, 
And out of the infinite morning 
Intrepid you hear us cry - 
How, spite of your human scoring, 
Once more God"s future draws nigh, 
And already goes forth the warning 
That ye of the past must die. 

Great hail ! We cry to the comers 
From the dazzling unknown shore; 
Bring us hither your sun and your summers, 
And renew our world as of yore; 
You shall teach us your song"s new numbers, 
And things that we dreamt not before; 
Yea, in spite of a dreamer who slumbers, 
And a singer who sings no more. 

From "Music and Moonlight", 1874. 


Артур О"Шонесси* В конце пути 
(Перевод с английского) 

Я шёл крутым путём, 
где пропасти кругом, 
сквозь ярость браней 
среди моих скитаний. 
И повезло же мне - 
нашёл на крутизне 
заброшенную мной святыню - 
мой храм отныне. 

Обросшая стена 
не вся сокрушена. 
Неведомый мне кто-то 
стерёг её ворота. 
Здесь эхо прежних грёз, 
былых молитв и слёз. 
И вновь иду я в храм - 
молить и грезить там. 


Arthur O"Shaughnessy At the Last 

By weary path and wide 
Up many a torn hillside, 
Through all 
the raging strife 
And the wandering of life, 
Here on the mountain"s brow 
I find, I know not how, 
My long-neglected shrine 
Still holy, still mine. 

The wall, with leaves o"ergrown, 
Is ruined but not o"erthrown; 
Surely the door hath been 
Guarded by one unseen; 
Surely the prayer last prayed 
And the dream last dreamed have stayed. 
I will enter, and try once more 
To dream and pray as of yore. 

From "Music and Moonlight", 1874 

Примечание.
*Arthur William Edgar O"Shaughnessy (1844-1881) - английский поэт родом из Лондона. 

.