Аннотация: Публикуются переводы на русский язык нескольких избранных стихотворений американского поэта и переводчика Ричарда Уилбера
Дата: 15-01-2018 | 06:28:31
Ричард Уилбер Зимний сонет
(С английского).
Везде вокруг суровая зима.
Запасся сеном. В закромах - пшеница.
Скотина ест обильные корма.
Сбыл яблоки. Пора определиться:
сесть, поворчав, у жаркого огня -
без торжества от скромного итога.
Но телу легче, и к исходу дня
глядеть на жизнь не стоит слишком строго.
Снаружи - будто чёрный ворон - ночь:
топча скачками траур одеянья,
затеяла окрестный снег толочь.
Вокруг зажглось алмазное сиянье.
И, разметав мою усталость всклочь,
вознёсся вал бессмертного желанья.
Richard Wilbur Winter sonnet
(Posted by Kyle at Wednesday, December 09, 2009).
The winter deepening, the hay all in,
The barn fat with cattle, the apple-crop
Conveyed to market or the fragrant bin,
He thinks the time has come to make a stop,
And sinks half-grudging in his firelit seat,
Though with his heavy body"s full consent,
In what would be the posture of defeat,
But for that look of rigorous content.
Outside, the night dives down like one great crow
Against his cast-off clothing where it stands
Up to the knees in miles of hustled snow,
Flapping and jumping like a kind of fire,
And floating skyward its abandoned hands
In gestures of invincible desire.
Ричард Уилбер О
(С английского).
С зарёю солнце мчит, не зная пут,
всегда как на парад, по небосклону
и до ночи, как птица, упоённо.
Учёные вникают в тот маршрут.
(Да плоховато). Просто не поймут
не ясного вселенского закона,
что время вечно кружит без трезвона.
Иду домой, а жар довольно лют.
Стал думать, как устроить оборону.
Лучи нещадны, всё сильнее жгут.
Нарвал скорей ветвей - не без резона.
Связал в пучок с цветами каждый прут.
Создал ручной евклидовый редут -
подвижную спасительную зону.
Richard Wilbur O
The idle dayseye, the laborious wheel,
The osprey's tours, the pointblank matin sun
Sanctified first the circle; thence for fun
Doctors deduced a shape, which some called real,
(So all games spoil), a shape of spare appeal,
Cryptic and clean, and endlessly spinning unspun.
Now I go backward, filling by one and one
Circles with hickory spokes and rich soft shields
Of petalled dayseyes, with herehastening steel
Volleys of daylight, writhing white looks of sun;
And I toss circles skyward to be undone
By actual wings, for wanting this repeal
I should go whirling a thin Euclidean reel,
No hawk or hickory to true my run.
Ричард Уилбер Учтивость
(С английского).
Сабрина на полянке разодета
царицей посреди кустов и трав -
как патронесса всем, но не родня.
Она - законодатель этикета:
внушает всем беречь спокойный нрав.
Так это выглядит при свете дня.
На отмели она полупрозрачна.
Движения красавицы нежны
Звезде Полярной вторят все черты
и все, что рядом, однозначно
смотреть на эту пламенность должны
как на явленье высшей чистоты.
Мне ж нравятся смекалка и активность.
Сабрину одобряет Базилик
и ценит тонкость всей её игры,
поняв, что это вовсе не наивность.
Кадрили с реверансами не бзик,
где злые тигры правят до поры.
Richard Wilbur Сeremony
A striped blouse in a clearing by Bazille
Is, you may say, a patroness of boughs
Too queenly kind toward nature to be kin.
But ceremony never did conceal,
Save to the silly eye, which all allows,
How much we are the woods we wander in.
Let her be some Sabrina fresh from stream,
Lucent as shallows slowed by wading sun,
Bedded on fern, the flowers' cynosure:
Then nymph and wood must nod and strive to dream
That she is airy earth, the trees, undone,
Must ape her languor natural and pure.
Ho-hum. I am for wit and wakefulness,
And love this feigning lady by Bazille.
What's lightly hid is deepest understood,
And when with social smile and formal dress
She teaches leaves to curtsey and quadrille,
I think there are most tigers in the wood.
Ричард Уилбер Эй, гражданин Воробей...
(С английского).
Эй, Воробей, я знаю, ты горазд
кричать, что гриф не надобен натуре,
но он - твой друг, когда летит в лазури,
неся подальше скверный свой балласт.
Пусть держит в небе свой отважный курс.
Нет там другой такой красивой птицы.
Никто в полётах с грифом не сравнится.
В них грозный и внушительный ресурс.
Он - лысый, ну и пусть. Не в том беда.
Охотникам сердиться нет причины.
Он чистит лес вокруг от мертвечины.
Не любит, если дичь немолода.
Гриф помнит Ноя, ведает о том,
как очень долго, будто бы в Бедламе,
под свары птиц, в их высвистах и гаме,
стучал он неустанно молотком.
Как птице не понять, что вынес Ной,
взглянув на дно с домами - как кораллы,
в волну потопа, где тогда пропало
всё то, что он считал своей страной ?
Казалось, что всему уже конец,
но Ной не сдался. Это имя свято.
Он многих спас, доплыв до Арарата.
Всем людям этот наш герой - отец.
Richard Wilbur Still, Citizen Sparrow
Still, citizen sparrow, this vulture which you call
Unnatural, let him but lumber again to air
Over the rotten office, let him bear
The carrion ballast up, and at the tall
Tip of the sky lie cruising. Then you'll see
That no more beautiful bird is in heaven's height,
No wider more placid wings, no watchfuller flight;
He shoulders nature there, the frightfully free,
The naked-headed one. Pardon him, you
Who dart in the orchard aisles, for it is he
Devours death, mocks mutability,
Has heart to make an end, keeps nature new.
Thinking of Noah, childheart, try to forget
How for so many bedlam hours his saw
Soured the song of birds with its wheezy gnaw,
And the slam of his hammer all the day beset
The people's ears. Forget that he could bear
To see the towns like coral under the keel,
And the fields so dismal deep. Try rather to feel
How high and weary it was, on the waters where
He rocked his only world, and everyone's.
Forgive the hero, you who would have died
Gladly with all you knew; he rode that tide
To Ararat; all men are Noah's sons.
Ричард Уилбер Совет Пророку
(С английского).
В наш город ты придёшь - не долго ждать - и впредь !..
В своём безумном потрясенье
не предвещай нам пораженья -
учи, нас всех себя жалеть.
Молчи про мощь и дальнобойность батарей.
когда начнут стрелять по базам...
От этих цифр похолодеет разум -
сперва у тех, кто помудрей.
Не говори нам, что исчезнет весь наш род,
и в месте, где живём мы ныне,
останутся лишь камень да пустыня,
а зелень всю огонь сожжёт.
Открой, помимо войн, не начатых пока,
чем нам страшны простые грозы,
когда чернеют от морозов лозы
и в небе вздорят облака.
Скажи о будущем, поведай что важней:
пусть чутче будут спать в лесах олени,
и пусть для птиц укромней станут тени,
пусть лапы сосен станут понежней.
Но мне всё снится Ксантос. Огненный поток.
И молния - блистающей форелью.
И выпрыгнул дугой Дельфин над мелью.
И с вестью мчался голубок.
Спроси, пророк, о чём бы речь ни шла -
ведь ты внимателен и к теням -
и мы бесхитростно оценим,
что нам покажет муть стекла.
Что будет с Розою Любви у нас саду.
Куда поскачут эскадроны
от саранчового трезвона ?
Что, вообще, у нас в виду ?
Так спрашивай, пророк, не мучает ли страх
людей и розу, что расцвесть посмела.
Но мы добьёмся, чтоб она алела,
пока есть счёт колец на пнях.
Richard Wilbur Advice to a Prophet
When you come, as you soon must, to the streets of our city,
Mad-eyed from stating the obvious,
Not proclaiming our fall but begging us
In God"s name to have self-pity,
Spare us all word of the weapons, their force and range,
The long numbers that rocket the mind;
Our slow, unreckoning hearts will be left behind,
Unable to fear what is too strange.
Nor shall you scare us with talk of the death of the race.
How should we dream of this place without us?-
The sun mere fire, the leaves untroubled about us,
A stone look on the stone"s face?
Speak of the world"s own change. Though we cannot conceive
Of an undreamt thing, we know to our cost
How the dreamt cloud crumbles, the vines are blackened by frost,
How the view alters. We could believ
If you told us so, that the white-tailed deer will slip
Into perfect shade, grown perfectly shy,
The lark avoid the reaches of our eye,
The jack-pine lose its knuckled grip
On the cold ledge, and every torrent burn
As Xanthus once, its gliding trout
Stunned in a twinkling. What should we be without
The dolphin"s arc, the dove"s return,
These things in which we have seen ourselves and spoken?
Ask us, prophet, how we shall call
Our natures forth when that live tongue is all
Dispelled, that glass obscured or broken
In which we have said the rose of our love and the clea
Horse of our courage, in which beheld
The singing locust of the soul unshelled,
And all we mean or wish to mean.
Ask us, ask us whether with the worldless rose
Our hearts shall fail us; come demanding
Whether there shall be lofty or long standing
When the bronze annals of the oak-tree close.
Примечание.
То же, но в профессиональном переводе Павла Моисеевича Грушко:
Совет пророку
Когда ты придешь, - а ждать осталось немного, -
Обезумевший от всего, что увидел в пути,
Не проклиная, а заклиная именем бога
Себя самих пожалеть и спасти, -
Не пугай нас оружием, его глобальностью, длинной
Ракетою чисел, буравящей наши умы.
Медленным нашим сердцам не угнаться за счетной машиной,
Мы не можем бояться того, что не ведаем мы.
Не пугай апокалипсисом наше племя живое.
Как можно представить это пространство без нас?
Солнце- лишь пламенем, лес- неодушевленной листвою,
Камень- лишенным внимательных глаз?
Говори о мытарствах природы. Не веря в слепые угрозы,
Мы верим лишь горькому опыту, а не ворожбе:
Вот распадается облако, и чернеют от холода лозы,
И пейзаж умирает. Мы поверим тебе,
Если ты скажешь, что белохвостый олень превратится
В совершенную тень, растворившись во мгле,
Что даже от наших взглядов будет прятаться птица,
И дикарка-сосна засохнет на голой скале,
И каждый поток умрет на каменном ложе,
Подобно Ксанфу, и вся форель- до мальков-
Всплывет вверх брюхом. Кем будем мы, что мы сможем
Без дельфиньих прыжков и голубиных витков?
Без вещей, которые нас отражали, нас выражали?
Подумай, пророк, как себя мы отыщем в своем
Естестве, если исчезнет язык этой дали,
Если зеркало помутится или мы его разобьем-
Зеркало, где алеет роза любви, и где скачет
Мустанг отваги, и поет печальный сверчок
В подвале души? Где каждый что-то да значит
Или хотел бы значить? Подумай, пророк,
Если розы погибнут, - разве в то же мгновенье
Не увянут и наши сердца среди вымерших трав?
Разве мир не окутает беспросветное омертвенье, -
Когда обезлиствеют бронзовые архивы дубрав?
Ричард Уилбер Жонглёр
(С английского).
Мяч, как заскачет, сразу побежит.
Что ни прыжок, так вслед - уже чуть ниже,
хоть мяч всё рвётся в скачку на простор.
Слежу за ним, когда увижу.
Упал, не скачет - позабыт.
Взамен пяток мячей принёс жонглёр.
Крутя мячи, верхом на колесе,
он бьётся с тяжестью на диво зальцу;
стремится в лёт лазоревым орлом,
прогуливает пальцы,
катается во всей красе,
и все планеты над его челом.
Артист решал клубок задач.
Меж них, как быть с Землёю бренной.
Вопрос о ней в пространстве - не безделка.
Как двигается во Вселенной ?
Какой она - меж прочих - мяч ?
Жонглёр взял стол, метёлку и тарелку.
Стол стал крутиться на его носке,
а на носу вращается метёлка.
Тарелка на метле. - Тут вспыхнул ор !
Кого-то унимать - нет толка.
Восторг и шум, как в кабаке...
И с публикой прощается жонглёр.
Уже темнело. Наш артист устал.
Метлу поставили на пыльный пол.
Стол стал внизу в обычном положенье.
Тарелка вновь легла на стол.
Народ рукоплескал
отвергшему законы притяженья.
-------------------------------------------
Richard Wilbur Juggler
A ball will bounce; but less and less. It's not
A light-hearted thing, resents its own resilience.
Falling is what it loves, and the earth falls
So in our hearts from brilliance,
Settles and is forgot.
It takes a sky-blue juggler with five red balls
To shake our gravity up. Whee, in the air
The balls roll around, wheel on his wheeling hands,
Learning the ways of lightness, alter to spheres
Grazing his finger ends,
Cling to their courses there,
Swinging a small heaven about his ears.
But a heaven is easier made of nothing at all
Than the earth regained, and still and sole within
The spin of worlds, with a gesture sure and noble
He reels that heaven in,
Landing it ball by ball,
And trades it all for a broom, a plate, a table.
Oh, on his toe the table is turning, the broom's
Balancing up on his nose, and the plate whirls
On the tip of the broom! Damn, what a show, we cry:
The boys stamp, and the girls
Shriek, and the drum booms
And all come down, and he bows and says good-bye.
If the juggler is tired now, if the broom stands
In the dust again, if the table starts to drop
Through the daily dark again, and though the plate
Lies flat on the table top,
For him we batter our hands
Who has won for once over the world's weight.
Ричард Уилбер Загадка
Там, в лесу, отсюда подальше
где я лягу в кольце камней,
не считайте себя всех жальше,
не ищите безвестных теней.
Я - легчайший и всех лучистей,
я - источник огнистых рек.
Брошу свет на кусты и листья.
Тени будут белей, чем снег.
Richard Wilbur Riddle
Where far in forest I am laid,
In a place ringed around by stones,
Look for no melancholy shade,
And have no thoughts of buried bones;
For I am bodiless and bright,
And fill this glade with sudden glow;
The leaves are washed in under-light;
Shade lies upon the boughs like snow.
Ричард Уилбер Смерть жабы
(С английского).
Жабе косилка отрезала ноги,
калека едва уползла с дороги
в тень под забор, где лежала листва -
будто сердечки листы цинерарий.
Там и лежала, еле жива.
Не было более жалкой меж тварей.
Не серой коже кровенели раны,
и кровь из них сочилась непрестанно.
Недвижно пучились глаза,
и жаба будто каменела сонно.
Из мутных глаз не капала слеза.
Кончина надвигалась монотонно.
Вся кровь её текла в пучину мрачных глыбей,
в страну доисторических амфибий.
День гас, и, наконец, почил, как в тёмном рву.
Но в мертвенных глазах - внезапное мерцанье,
чтоб посмотреть сквозь оскоплённую траву
на измождённый день в последнем издыханье.
Richard Wilbur The Death Of A Toad
A toad the power mower caught,
Chewed and clipped of a leg, with a hobbling hop has got
To the garden verge, and sanctuaried him
Under the cineraria leaves, in the shade
Of the ashen and heartshaped leaves, in a dim,
Low, and a final glade.
The rare original heartsblood goes,
Spends in the earthen hide, in the folds and wizenings, flows
In the gutters of the banked and staring eyes. He lies
As still as if he would return to stone,
And soundlessly attending, dies
Toward some deep monotone,
Toward misted and ebullient seas
And cooling shores, toward lost Amphibia's emperies.
Day dwindles, drowning and at length is gone
In the wide and antique eyes, which still appear
To watch, across the castrate lawn,
The haggard daylight steer.
Ричард Уилбер Дом
(С английского).
Она, проснувшись, вновь глаза смыкала,
чтоб удержать в них этот белый дом,
хотя он был ей только в снах знаком.
В нём не жила, но лишь о нём вздыхала.
Её рассказы в памяти засели:
терраса, дверь с вертушкою в окне;
прибрежная тропинка в стороне;
солёный ветер, шевелящий ели...
Сыщу ль её ? Боюсь, исчезла вскоре.
Лишь пень поверит, что найдёт потом
приют, что слеплен грезящим умом.
За ночью ночь. Любимая моя, я - в море !
Richard Wilbur The House
Sometimes, on waking, she would close her eyes
For a last look at that white house she knew
In sleep alone, and held no title to,
And had not entered yet, for all her sighs.
What did she tell me of that house of hers?
White gatepost; terrace; fanlight of the door;
A widow's walk above the bouldered shore;
Salt winds that ruffle the surrounding firs.
Is she now there, wherever there may be?
Only a foolish man would hope to find
That haven fashioned by her dreaming mind.
Night after night, my love, I put to sea.
Ричард Уилбер Миры
(С английского).
Царь Александр, к концу земного срока,
принявши Индию за вожделенный край,
не стал искать чего не видит око.
Его не волновал неведомый Китай.
(Не знал он Дальнего Востока).
А Ньютон мог всем светом восхищаться.
Ему казалось, будто он всегда играл.
Он с изумлением глядел как на богатство
на каждый камень, на ракушку, на коралл.
(Вплоть до глубин, куда не мог добраться).
Эйнштейну относительность - защита.
Бог в кости не играет с ним,
а правит всей Вселенной деловито.
Безбожным умозреньем одержим,
мудрец постиг, как мало им открыто.
Richard Wilbur Worlds
For Alexander there was no Far East,
Because he thought the Asian continent
India ended. Free Cathay at least
Did not contribute to his discontent.
But Newton, who had grasped all space, was more
Serene. To him it seemed that he'd but played
With several shells and pebbles on the shore
Of that profundity he had not made.
Swiss Einstein with his relativity -
Most secure of all. God does not play dice
With the cosmos and its activity.
Religionless equations won't suffice.