Корман Владимир Михайлович : другие произведения.

653 Ричард Уилбер Стихи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Публикуется в переводе на русский язык ряд избранных стихотворений видного американского поэта Ричарда Уилбера ("Взгляд в историю" и др.).
  Ричард Уилбер Взгляд в историю
  (С английского).
  I
  На снимке Мэтью Брэди* пять солдат:
  все пали наземь с мукою во взоре.
  Как я хочу, чтоб ожил тот отряд !
  Я - сирота, как Гамлет в лютом горе.
  
  Отцы мои - отважные бойцы,
  замолкшие в янтарной атмосфере;
  по внешности не просто молодцы -
  отшельники, незыблемые в вере.
  
  Дорога, силясь, вьётся по холму.
  Палатки и деревья по карнизу.
  Оружие убитым ни к чему.
  Простор достался во владенье бризу.
  
  А в чаще - вспышки, орудийный гром.
  Бойцы ! Опять за лесом канонада.
  Мы отстоим ту пустошь за холмом.
  Мы помним долг и как нам биться надо.
  
  II
  То перед нами - не Бирнамский Лес
   и вовсе не Троянская равнина,
  где шквал огня плывёт наперерез...
  История богата на картины.
  
  И в ней конец всему обычно прост.
  Как в море: нет бортов, чтоб не взрастила
   на них вода свой илистый нарост.
  Все старые калоши - как могилы.
  
  Таков почти любой мемориал.
  Куда ни глянут облака в кочевье,
  куда бы луч небесный ни взирал -
  повсюду мёртвые каменья и деревья.
  
  III
  Моряк, пришедший с войны,
  я тщетно хочу снискать
  желанной мне тишины,
  хоть землю обрёл опять.
  
  Мёртвым уже не суметь
   мне диктовать приказы,
  если не смогут впредь
   жить по второму разу.
  
  Буду блистать в лазури,
  гордый, когда сумею
   ходить в леопардовой шкуре
   и в коже морского змея.
  
  Взмою с волною ловко
   и не скачусь под уклон:
  выкажу сноровку
  
  предка из давних времён.
  
  Стану похож - раз навсегда -
  на самовзращённый каштан,
  который рисует вода,
  рождая живой фонтан.
  
  Richard Wilbur Looking into History
  
   I.
   Five soldiers fixed by Mathew Brady"s eye
   Stand in a land subdued beyond belief.
   Belief might lend them life again. I try
   Like orphaned Hamlet working up his grief
  
   To see my spellbound fathers in these men
   Who, breathless in their amber atmosphere,
   Show but the postures men affected then
   And the hermit faces of a finished year.
  
   The guns and gear and all are strange until
   Beyond the tents I glimpse a file of trees
   Verging a road that struggles up a hill.
   They"re sycamores.
   The long-abated breeze
  
   Flares in those boughs I know, and hauls the sound
   Of guns and a great forest in distress.
   Fathers, I know my cause, and we are bound
   Beyond that hill to fight at Wilderness.
  
   II.
   But trick your eyes with Birnam Wood, or think
   How fire-cast shadows of the bankside trees
   Rode on the back of Simois to sink
   In the wide waters. Reflect how history"s
  
   Changes are like the sea"s, which mauls and mulls
   Its salvage of the world in shifty waves,
   Shrouding in evergreen the oldest hulls
   And yielding views of its confounded graves
  
   To the new moon, the sun, or any eye
   That in its shallow shoreward version sees
   The pebbles charging with a deathless cry
   And carageen memorials of trees.
  
   III.
   Now, old man of the sea,
   I start to understand:
   The will will find no stillness
   Back in a stilled land.
  
   The dead give no command
   And shall not find their voice
   Till they be mustered by
   Some present fatal choice.
  
   Let me now rejoice
   In all impostures, take
   The shape of lion or leopard,
   Boar, or watery snake,
  
   Or like the comber break,
   Yet in the end stand fast
   And by some fervent fraud
   Father the waiting past,
  
   Resembling at the last
   The self-established tree
   That draws all waters toward
   Its live formality.
  
  Примечания.
   *Мэтью Брэди (1822-1896) - историк с камерой, его называют отцом американской
   фотожурналистики. В его фотоснимках запечатлена американская гражданская война
  1861-1865 гг.
  
  
  
  
  Ричард Уилбер Июньский свет
  (С английского).
  
  
  
  
  Твой голос мне ожёг не только уши.
  Я услыхал его июньским днём.
  Был у окна, и ты предстала в нём
   в воздушной оболочке мягче плюша,
  по-летнему пронизанной огнём.
  
  Ты, вспыхнувши в порыве озорном,
  схватила плод и бросила мне грушу,
  уверенно, как знала, что не струшу,
  как бы плеснула колдовским вином.
  Фатальный жест перевернул мне душу.
  
  Весёлый дар твой под журчащий смех
   пал в руки мне священной благодатью -
  как небеса открыли мне объятья -
  таким был древний вечный дар для всех.
  
  Richard Wilbur June Light
  
   Your voice, with clear location of June days,
   Called me outside the window. You were there,
   Light yet composed, as in the just soft stare
   Of uncontested summer all things raise
   Plainly their seeming into seamless air.
  
   Then your love looked as simple and entire
   As that picked pear you tossed me, and your face
   As legible as pearskin"s fleck and trace,
   Which promise always wine, by mottled fire
   More fatal fleshed than ever human grace.
  
   And your gay gift-Oh when I saw it fall
   Into my hands, through all that naive light,
   It seemed as blessed with truth and new delight
   As must have been the first great gift of all.
  
  
  
  
  Ричард Уилбер Свадебный тост
  (С английского).
  
  Евангельский рассказ достоин веры.
  Когда Христос пришёл на свадьбу в Кану -
  по счёту Иоанна -
  вина в шесть ванн налили по три меры.
  
   "Немало ! - Иоанн сказал народу. -
  Но если мы Любовь благословляем,
  тогда не позволяем
   себе на это ужимать расходы.
  
  Вся истина - в любви. Она - награда,
  сама основа нашего ученья.
  В ней наше назначенье.
  Всё - для неё. В ней счастье и отрада.
  
  Пусть ваши чувства будут постоянны.
  Жених с невестой ! Жаль, что есть привалы,
  где и питья-то мало.
  Но пусть в нём будет вкус вина из Каны !"
  
  Richard Wilbur A Wedding Toast
  
   St. John tells how, at Cana's wedding feast,
   The water-pots poured wine in such amount
   That by his sober count
   There were a hundred gallons at the least.
  
   It made no earthly sense, unless to show
   How whatsoever love elects to bless
   Brims to a sweet excess
   That can without depletion overflow.
  
   Which is to say that what love sees is true;
   That this world's fullness is not made but found.
   Life hungers to abound
   And pour its plenty out for such as you.
  
   Now, if your loves will lend an ear to mine,
   I toast you both, good son and dear new daughter.
   May you not lack for water,
   And may that water smack of Cana's wine.
  
  
  
  
  Ричард Уилбер Красивые изменения
  (С английского).
  
  Лужайка осенью - почти болотце.
  Повсюду бутень - будто лилии в воде.
  Он книзу жмётся,
  но весь сушняк прескверный
   моей ходьбой не смят и не бывал в беде.
  Я вспомнил сказочную синь Люцерна.
  
  Тут массой перемен дивят и лес и дол.
  Хамелеон горазд менять цвет кожи.
  Жук-богомол
   живёт ещё чудней:
  на свежей ветке стал зелёным тоже -
  любой знакомой нам зелёнки зеленей.
  
  Вам тоже не чужды метаморфозы.
  Вы держите букет, как будто он - не Ваш.
  Вы смотрите на розы,
  желая разбросать.
  Вам хочется устроить ералаш:
  в миг всё остановить и вдуматься опять
  
  
  Richard Wilbur The Beautiful Changes
  
   One wading a Fall meadow finds on all sides
   The Queen Anne's Lace lying like lilies
   On water; it glides
   So from the walker, it turns
   Dry grass to a lake, as the slightest shade of you
   Valleys my mind in fabulous blue Lucernes.
  
   The beautiful changes as a forest is changed
   By a chameleon's tuning his skin to it;
   As a mantis, arranged
   On a green leaf, grows
   Into it, makes the leaf leafier, and proves
   Any greenness is greener than anyone knows.
  
   Your hands hold roses always in a way that says
   They are not only yours; the beautiful changes
   In such kind ways,
   Wishing ever to sunder
   Things and Thing's selves for a second finding, to lose
   For a moment all that it touches back to wonder.
  
  
  
  
  
  
  
  Ричард Уилбер Поездка
  (С английского).
  
  Куда мы мчимся, конь мой знал и сам
   и не сбивался по пути с дороги:
  бежит сквозь вьюжный ужас по лесам,
  а я дремлю, не чувствуя тревоги.
  
  От стужи чуть не до смерти продрог,
  но конь спешил и, думаю, недаром,
  он так взопрел, не замедляя скок,
  что обдавал меня горячим паром.
  
  Поводьев я не брал. Неслись всю ночь подряд.
  Конь бойко нёсся с удалью ретивой.
  В вихрящейся пурге он ободрял мой взгляд,
  тряся своей заиндевелой гривой.
  
  Скакали резво, как по волшебству,
  лихой неудержимой рысью.
  Не застревали ни на взгорке, ни во рву.
  Почти летели под небесной высью.
  
  И шторм ослаб. Немного рассвело.
  Вблизи топили печь кедровыми дровами.
  Блеснуло инеем покрытое стекло.
  В окне трактира полыхнуло пламя.
  
  Тут я проснулся !... Вспомнил о коне.
  И вновь поводьев не было в ладонях.
  И стало беспокойно мне.
  Постиг, что я один, и не поможет конюх,
  
  что не было ни скачки, ни коня,
  ни постоялого двора, ни стойла.
  Никто не ждал, чтоб я насыпал ячменя,
  принёс попону и налил в бадейку пойла.
  
  Richard Wilbur The Ride
  
   The horse beneath me seemed
   To know what course to steer
   Through the horror of snow I dreamed,
   And so I had no fear,
  
   Nor was I chilled to death
   By the wind"s white shudders, thanks
   To the veils of his patient breath
   And the mist of sweat from his flanks.
  
   It seemed that all night through,
   Within my hand no rein
   And nothing in my view
   But the pillar of his mane,
  
   I rode with magic ease
   At a quick, unstumbling trot
   Through shattering vacancies
   On into what was not,
  
   Till the weave of the storm grew thin,
   With a threading of cedar-smoke,
   And the ice-blind pane of an inn
   Shimmered, and I awoke.
  
   How shall I now get back
   To the inn-yard where he stands,
   Burdened with every lack,
   And waken the stable-hands
  
   To give him, before I think
   That there was no horse at all,
   Some hay, some water to drink,
   A blanket and a stall?
  
  
  
  
  Ричард Уилбер Позор
  (С английского).
  
  Та малая страна, как скажут аналитики,
  вне всякой мировой политики.
  С ней труден разговор. Что скажут не поймёшь.
  Строй речи на яичницу похож.
  Название её столицы Скуси:
  мол, извините, что не в вашем вкусе.
  Туда из Шульдига на поезде свезут.
  но, как на грех, капризен тот маршрут.
  Богатство государства - овцы.
  Народ - сплошные скотоводы и торговцы.
  Хоть вешай объявленье до небес:
  "Здесь не к чему привлечь ваш интерес".
  В итоге всех учётов населенья
  в реестрах лишь враньё на удивленье.
  С сомненьем и со страхом кто-то там
  таит распределенье по полам.
  Как демонстрация немыслимого срама -
  нет общих туалетов; нет ни храма.
  И мужики - скопление овчин -
  бормочут что-то, как среди руин.
  Нет ни спокойствия, ни мирного настроя.
  Смысл жизни - не утрачен, так в расстрое.
  И пограничники - уже не так строги,
  да и таможенники, став не с той ноги,
  порастеряли все свои таланты:
  готовы пропустить дезодоранты,
  и контрабандные пигменты, и гашиш.
  Им стало всё равно, в чём ты стоишь:
  цыган в шелках, дикарь в набёдренной повязке.
  (Попёрлись, голые, с ухмылкой, в пьяной пляске).
  Готовы упоить всю стражу всласть.
  Развратный наглый вор возьмёт обманом власть.
  На трон взберётся, будто он небесный царь,
  
  и всю империю положит на алтарь.
  
  
  
  
  
  Richard Wilbur Shame
  
  It is a cramped little state with no foreign policy,
  Save to be thought inoffensive. The grammar of the language
  Has never been fathomed, owing to the national habit
  Of allowing each sentence to trail off in confusion.
  Those who have visited Scusi, the capital city,
  Report that the railway-route from Schuldig passes
  Through country best described as unrelieved.
  Sheep are the national product. The faint inscription
  Over the city gates may perhaps be rendered,
  "I'm afraid you won't find much of interest here."
  Census-reports which give the population
  As zero are, of course, not to be trusted,
  Save as reflecting the natives' flustered insistence
  That they do not count, as well as their modest horror
  Of letting one's sex be known in so many words.
  The uniform grey of the nondescript buildings, the absence
  Of churches or comfort-stations, have given observers
  An odd impression of ostentatious meanness,
  And it must be said of the citizens (muttering by
  In their ratty sheepskins, shying at cracks in the sidewalk)
  That they lack the peace of mind of the truly humble.
  The tenor of life is careful, even in the stiff
  Unsmiling carelessness of the border-guards
  And douaniers, who admit, whenever they can,
  Not merely the usual carloads of deodorant
  But gypsies, g-strings, hasheesh, and contraband pigments.
  Their complete negligence is reserved, however,
  For the hoped-for invasion, at which time the happy people
  (Sniggering, ruddily naked, and shamelessly drunk)
  Will stun the foe by their overwhelming submission,
  Corrupt the generals, infiltrate the staff,
  Usurp the throne, proclaim themselves to be sun-gods,
  And bring about the collapse of the whole empire.
  
  
  
  
  
  
  Ричард Уилбер Мир без объектов - в мыслях пустота.
   (С английского).
  
  Все дромадеры умственной породы,
  держась пустынь, уходят величаво и гордясь
   от саранчовых лесопилок с духом мёда
   туда, где солнечная ясь,
  
  все движутся широкими шагами
   вслед Траэрну*, ища сенсорной пустоты,
  где б наши мысли согревало пламя
   неограниченной мечты.
  
  Моих верблюдов не однажды
   смущала влага дальних миражей,
  не утолявшая их жгучей жажды
   вплоть до заклятых рубежей.
  
  Пустыня не сверкала в блесках.
  Мы ж шли, ища тот край, где б свет сиял и цвёл,
  как над святыми на старинных фресках
   не гаснет древний ореол.
  
  Звенели бубенцы, тряслись колечки.
  Песчинки сыпались, сливаясь в ручейки,
  как будто из пустой и длинной печки.
  Везде горели огоньки
  
   и гнали устремленья прочь из жара,
  из пустоты под тень в ликующих лесах,
  где, будто в золоте, орляк растит тиары -
  в добравщихся лучах.
  
  Взгяни: над крышей дивная картина.
  Сверхновая звезда - космический привет.
  Внизу взопревшая рабочая скотина.
  Оазис. Воплощённый свет.
  
  Richard Wilbur A World without Objects Is a Sensible Emptiness.
  
   The tall camels of the spirit
   Steer for their deserts, passing the last groves loud
   With the sawmill shrill of the locust, to the whole honey of the
   arid
   Sun. They are slow, proud,
  
   And move with a stilted stride
   To the land of sheer horizon, hunting Traherne*'s
   Sensible emptiness, there where the brain's lantern-slide
   Revels in vast returns.
  
   O connoisseurs of thirst,
   Beasts of my soul who long to learn to drink
   Of pure mirage, those prosperous islands are accurst
   That shimmer on the brink
  
   Of absence; auras, lustres,
   And all shinings need to be shaped and borne.
   Think of those painted saints, capped by the early masters
   With bright, jauntily-worn
  
   Aureate plates, or even
   Merry-go-round rings. Turn, O turn
   From the fine sleights of the sand, from the long empty oven
   Where flames in flamings burn
  
   Back to the trees arrayed
   In bursts of glare, to the halo-dialing run
   Of the country creeks, and the hills' bracken tiaras made
   Gold in the sunken sun,
  
   Wisely watch for the sight
   Of the supernova burgeoning over the barn,
   Lampshine blurred in the steam of beasts, the spirit's right
   Oasis, light incarnate.
  
  Примечания.
   *Thomas Traherne (1636-1674) - Томас Траэрн (Трехерн) - протестанский священник, учившийся в Оксфорде, религиозный мыслитель, яростный полемист, поэт. В отличие от других ярких представителей "Метафизического Возрождения" (Metaphysical Revival): Джона Донна и Джорджа Герберта - чьё творчество было предметом всеобщего внимaния в XVII и XVIII веках, к трудам Томаса Траэрна учёные и литераторы обратились по настоящему всерьёз и по достоинству лишь в XX-м веке.
  При жизни Траэрн издал под собственным именем только одну книгу "Римские подделки" (Roman Forgeries). Его многочисленные рукописи попали в научный оборот
   чудом и случайно: сохранились в лондонских книжных лавках, порой обнаруживались
   обгоревшими на свалках. До сих пор значительная часть этого наследия не опубликована и не изучена досконально. В своих трудах Траэрн предстаёт упорным
   консерватором и в то же время восторженным сторонником новых передовых веяний
   современной ему философской мысли.
  О Томасе Траэрне лучше всего рассказано Чеславом Милошем в эссе "Рай земной".
  Эссе опубликовано в переводе Бориса Дубина в "Вестнике Европы", 2011, Љ 30.
  
   ** Один из американских комментариев, разъясняющий смысл стихотворения Ричарда
   Уилбера:
  Метафорическая пустыня разума - это место, о котором поэт в лишний раз предупреждает против жизни в воображении взамен испытания реального мира.
  
  
  
  
  Ричард Уилбер Отверстие в полу
  (С английского).
  
  Вечер в гостиной, уж пятый час.
  Плотник трудился - проделал лаз
   в укрытую под полом зону.
  Стою над той норой порою,
  как славный Шлиман в Трое,
  когда совком поддел корону.
  
  Опилки излучают свет,
  скрывая скрутки старой стружки.
  Панели в пыльной их опушке
   смягчают общий колорит.
  В нём золотится дивный цвет
   плодов из сада Гесперид.
  
  Стал в глубь смотреть с колен:
  куда, теснясь, сбегают балки ?
  Прямой проход ведёт их в плен,
  где блики света, как мигалки.
  А дальше - тьма, и в том пределе
   мне не видны их параллели.
  
  В проходе - посреди точь-в-точь -
  стояк трубы для отопленья.
  За ним - уже сплошная ночь:
  начало светопреставленья.
  Внизу, во тьме, труба черна,
  хоть выше пола - зелена.
  
  Что ж дальше кроется, о Боже ?
  Маняший сад ? Несметный клад ?
  То место, что ни с чем не схоже ?
  Приют всех душ: не Рай, так Ад,
  где время прячет в свой сундук
   и все следы и каждый звук ?
  
  Меня та странная дыра
   теперь томит. Я занемог.
  Тот свет, что льёт мне ночью бра,
  как дикий колдовской цветок,
  пьянит и мучает, тревожа.
  Я весь в жару в атласном ложе.
  
  Richard Wilbur A Hole in the Floor
   for Rene Magritte*
  
   The carpenter's made a hole
   In the parlor floor, and I'm standing
   Staring down into it now
   At four o'clock in the evening,
   As Schliemann stood when his shovel
   Knocked on the crowns of Troy.
  
   A clean-cut sawdust sparkles
   On the grey, shaggy laths,
   And here is a cluster of shavings
   From the time when the floor was laid.
   They are silvery-gold, the color
   Of Hesperian apple-parings.
  
   Kneeling, I look in under
   Where the joists go into hiding.
   A pure street, faintly littered
   With bits and strokes of light,
   Enters the long darkness
   Where its parallels will meet.
  
   The radiator-pipe
   Rises in middle distance
   Like a shuttered kiosk, standing
   Where the only news is night.
   Here's it's not painted green,
   As it is in the visible world.
  
   For God's sake, what am I after?
   Some treasure, or tiny garden?
   Or that untrodden place,
   The house's very soul,
   Where time has stored our footbeats
   And the long skein of our voices?
  
   Not these, but the buried strangeness
   Which nourishes the known:
   That spring from which the floor-lamp
   Drinks now a wilder bloom,
   Inflaming the damask love-seat
   And the whole dangerous room.
  
   Submitted by Robert Fish**
  
  Примечание.
   *Стихотворение "Отверстие в полу" - отклик на творчество Рене Маргита.
  Rene Magritte (1898-1967) - бельгийский художник-сюрреалист, автор множества
   странных загадочных парадоксальных картин, ставящих зрителя втупик и заставляющих задуматься.
   **Поэт ссылается, кроме того, что тему стихотворения ему подсказал американский
   писатель Роберт Ллойд Фиш (1912-1981).
  
  
  
  
  
  
  Ричард Уилбер Два голоса на лугу
  (С английского).
  
  Млечная травка.
  
  Над яслями Бога
   ангельская стая
   роем мчит в дорогу,
  из стручков взлетая.
  Что б я заимела,
  дав ветрам отпор ?
  Присмирев, сумела
   заселить простор.
  
  Камень.
  
  Под яслями Бога,
  окружённый дёрном,
  я пришёл к итогу:
  проку нет во вздорном.
  Цельность мирозданья
   сотрясёт крушенье,
  будь в камнях желанье
   вдруг прийти в движенье.
  
  Richard Wilbur Two Voices in a Meadow
  
   A Milkweed
  
   Anonymous as cherubs
   Over the crib of God,
   White seeds are floating
   Out of my burst pod.
   What power had I
   Before I learned to yield?
   Shatter me, great wind:
   I shall possess the field.
  
   A Stone
  
   As casual as cow-dung
   Under the crib of God,
   I lie where chance would have me,
   Up to the ears in sod.
   Why should I move? To move
   Befits a light desire.
   The sill of Heaven would founder,
   Did such as I aspire.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"