Корман Владимир Михайлович : другие произведения.

007 Эдмунд Спенсер "Слёзы Муз"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Публикуется перевод малой поэмы английского поэта Эдмунда Спенсера "Слёзы муз"
  Эдмунд Спенсер Слёзы муз
  (С английского).
  
  Лондон. Напечатано для Уильяма Понсомби*, обитающего у Погоста Сент-Пол под
   вывеской "Епископская голова".
  1591
  
  Достопочтенной Леди Стрэндж**.
  Отважнейшая и благороднейшая Леди, есть основания, которые делают Вас весьма
  почитаемой в мире; Вы, как пчела, которая, например (и без моих свидетельских
  строк), действительно известна всем людям, а именно Вашей отменной красотой,
  Вашим добродетельным поведением, Вашим браком с наиболее уважаемым Лордом,
  подлинным отцом настоящего знатного семейства; но причины, по которым Вы побудили меня оказать Вам честь (хотя честь относится ко всему по совокупности) - это обе Ваши конкретные щедроты, а также особые знаки признания нашего родства, которые угодно было выказать Вашей Милости. Вследствие чего, не найдя в себе других ценных качеств, я придумал эти скудные способы (стихи), как для того, чтобы показать мою уважительную привязанность к Вашей Милости, так и для того, чтобы они стали известны повсюду в мире, - так как, почтив Вас, они посодействуют, чтобы узнали и меня, а, если узнaют меня, то воздадут честь и Вам. Соблаговолите, благороднейшая Леди, принять этот знак памяти, хотя и не достойный Вашей личности, но он может хорошо послужить дальше, и Вы сможете потом выбирать из большого количества других свидетельств Ваших исключительных заслуг. Итак, выражая вместе с тем Вашей Милости добрую симпатию, я откланиваюсь.
  Вечно верный Вашей Милости - Эдмунд Спенсер.
  
  Примечания:
   *Уильям Понсомби (1546-1604) - известный лондонский книготорговец и издатель.
   **Леди Стрэндж - аристократка, родственница и покровительница поэта, Алиса Спенсер. Она же, в пожилом возрасте графиня - Dowager Countess of Derby.
  Eё первый муж Ferdinando Stanley, Лорд Стрэндж. Он умер в 1594. В 1600 г. Алиса
  вторично вышла замуж. Второй муж - Sir Thomas Egerton.
  Она изображена Эдмундом Спенсером в образе "sweet Amaryllis" в поэме "Colin Clout's Come Home Again". Алиса участвовала в аристократических спектаклях.
  Исполняла роли в пьесах Милтона ("Arcades") и Бен Джонсона (Зенобия в "Masque of Queens").
  
  Слёзы муз.
  
  Прошу всех вас, о девять Муз,
  питомицы блистательного Феба,
  опять сказать, что мучит ваш союз.
  На что вы жаловались небу,
  когда вблизи ключа под Геликоном
  вы все сердца пронзали тяжким стоном ?
  
  Однажды Аполлонова питомца
  Юпитер в гневе молнией сразил
  за то, что неуч колесницу Солнца
  промчал по небу, не сдержав удил.
  И я с тех пор впервые слышу стоны,
  такие, как по смерти Фаэтона.
  
  Так даже Каллиопа в дни лихие
  не плакала, утратив близнецов.
  Их жизнь сгубили Парки роковые,
  и гул вражды звучал со всех концов.
  Как боль всех вас тогда коснулась остро:
  двух Паликов вы не забыли, сёстры !
  
  По рощам, небу в такт, среди лесов,
  привычно было всех их струн звучанье;
  с холмов звенели сотни голосов.
  Гул эха слышен был на расстоянье.
  Но нынче крик сменил все голоса
  и вопль с Земли тревожит небеса.
  
  Ручьям бежать, журча, - одна забава -
  над чистым мшистым дном, как по парче.
  Когда танцуете, дано им право
  играть в своём излюбленном ключе.
  Теперь от слёз вода посолонела;
  на чуткий слух, журчанье погрустнело.
  
  Весёлых нимф и быстроногих фей
  всегда девятка ваша привлекала.
  И вы для них, играя, кто резвей, -
  образчик искромётного запала.
  Они, все вместе, нынче тоже тут
  и, вроде вас, все жалобно поют.
  
  А то, что всем давало наслажденье,
  чем мог блеснуть певец и музыкант,
  что восхищало всякий слух и зренье,
  будь это плод ученья, будь талант,
  вдруг стало мрачным и тяжеловатым,
  уродливым, кривым и угловатым.
  
  Увы ! Ведь то, что множится подряд,
  становится причиною мучений.
  Так кто ж из фурий в этом виноват ?
  Кто тот любитель злобных преступлений ?
  Какой у них на сердце тяжкий груз,
  что боль пронзила даже перси Муз ?
  
  Извольте ж все, кто в распри вовлечён
  и знает все глубокие причины
  всё изучил и больше уязвлён
  подробней рассказать свои кручины.
  Пожалуйста, пусть старшая начнёт,
  а следом все, когда придёт черёд.
  
  Клио.
  
  Внемли, Юпитер, моему моленью.
  Метатель молний в гневных взрывах чувств !
  Отец богов ! Источник вдохновенья !
  И ты, о Феб ! кастальский Бог искусств !
  Взгляните оба из своих твердынь
  на грусть сестёр, любезных вам богинь.
  
  Внемлите же, как зло позорят нас,
  как день за днём, беспомощными числя,
  клевещут и честят, как на заказ,
  враги наук и благородной мысли.
  Им мало просто выразить свой гнев.
  Нас гонят прочь из мира, одурев.
  
  Меж них не только самый тёмный сброд,
  не только прощелыги из трущобы,
  но много взысканных тобой господ
  и без заслуг пригретые особы.
  Они надменно, в ореоле званий,
  надменно смотрят на адептов знаний.
  
  Сектанты от науки о Вселенной,
  твердя, что украшают весь наш свет,
  блеск истины марают грязной пеной;
  став у рулей, приносят уйму бед:
  во всех садах, с азартом лжеучёных,
  разводят гниль и в почках, и в бутонах.
  
  Что должен помнить благородный пэр ?
  Поддерживать лишь истинную мудрость,
  украситься изяществом манер.
  Не ждать подарков, пыжась и напудрясь,
  и просвещённость взять как образец.
  Для знатности в ней сущность и венец.
  
  Но многие глядят на то иначе.
  Для них вся мудрость - только дар небес,
  на деле мудрость ставит им задачу:
  учиться, углубить к ней интерес.
  А Божий дар даётся лишь в подмогу:
  кто учится, тот станет ближе к Богу.
  
  А кто-то хочет взвиться вслед орлу,
  тщеславию и гордости в угоду,
  и грезит, будто слышит похвалу
  своим гербам и рыцарскому роду,
  но подвиги, за что даны гербы, -
  из дедовской, а не его судьбы.
  
  Я составляю список славных дел.
  В их честь играют золотые трубы.
  А скверный акт, чей отзвук отшумел,
  хоть не забылся, вписывать не любо.
  Приятней скрыть иные имена,
  когда за ними гнусная вина.
  
  В грядущем нет ни света, ни отрады.
  Всё ценное, что было отродясь,
  любые монументы и громады, -
  потомки оболгут и сбросят в грязь.
  Я в горести от дум, что станет впредь,
  и нет хороших песен, чтобы петь.
  
  Вслед ливень слёз исторгся вон из глаз.
  И каменное сердце задрожало б !
  Пока в них был непролитый запас,
  и сёстры плакали от этих жалоб.
  Вот Клио смолкла. Следом, продолжая,
  свои стенанья начала другая.
  
  Мельпомена.
  Мне хочется как бедной горемыке
  свои глаза наполнить морем слёз.
  Мне нужен медный голос, чтобы в крике
  всю боль Земли вплоть до неба донёс.
  Где взять стальные нервы, чтоб и впредь
  страдания да грязь её терпеть ?
  
  Несчастный мир! Обитель плутовства,
  где властвует губительная бедность,
  суетность, извращенье естества,
  нечистота и всяческая вредность,
  где лишь гневят богов рабы греха.
  Несчастный мир ! Судьба его лиха.
  
  Жалчайшее созданье меж другими -
  тот человек, чья выучка слаба,
  но в переделках, и в огне, и в дыме,
  ему даёт урок сама судьба.
  В несчастиях одно лишь утешенье -
  добытый опыт и успокоенье.
  
  Судьба вооружает нас терпеньем.
  Пусть даже больно уязвит стрела,
  согласно самым мудрым наставленьям,
  нам нужно храбро продолжать дела.
  Рассудок учит: как ты ни болей,
  а выгляди бодрей и веселей.
  
  Но если тот, кто навыка лишён,
  не взявши лоцмана, возглавит судно,
  то в бурный день, как там ни бейся он,
  что выйдет в море, угадать не трудно.
  Надежды нет, и суждено погибнуть !
  Весь этот ужас нам легко постигнуть.
  
  Так почему же недалёкий люд
  презрел казну небесного богатства ?
  И к нам, их покровительницам лют ?
  Мы учим их - нас гонят святотатцы.
  Утопленные в страшной нищете
  привыкли и к несчастью и к тщете.
  
  Моё пристрастие и ремесло -
  трагическое действие в котурнах -
  со сцены крик и жалобы несло
  и рёв страстей, диковинных и бурных.
  Страшней всего, что видела сама,
  был просто быт без смысла и ума.
  
  Мне жизнь людей трагичной показалась -
  лишь только чередой ужасных бед.
  С приходом в мир страшна любая малость
  и мучит скудость предстоящих лет.
  Любой из дней - печалящий отчёт
  и злое предсказанье наперёд.
  
  От зрелищ нам то весело, то грустно,
  и Персифоны, и Мегеры там.
  Я ж в истинных трагедиях искусна,
  не в пьесах, что с забавой пополам.
  Сейчас скорблю, и в сердце горький стон.
  Мой злой недуг ничем не исцелён.
  
  - Сказала всё - и возопила вслед;
  бессильно, в горести, крутила руки.
  Все сёстры тем же вторили в ответ,
  и вдаль неслись трагические звуки.
  Едва закончила одна, так снова
  другая Муза получила слово.
  
  Талия.
  
  The Teares of the Muses
  
   Rehearse to me ye sacred Sisters nine:
   The golden brood of great Apolloes wit,
   Those piteous plaints and sorowfull sad tine,
   Which late ye powred forth as ye did sit
   Beside the silver springs of Helicone, 5
   Making your musick of hart-breaking mone.
  
   For since the time that Phoebus foolish sonne,
   Ythundered through Joves avengefull wrath,
   For traversing the charret of the Sunne
   Beyond the compasse of his pointed path, 10
   Of you, his mournfull sisters, was lamented,
   Such mournfull tunes were never since invented.
  
   Nor since that faire Calliope did lose
   Her loved twinnes, the dearlings of her joy,
   Her Palici, whom her unkindly foes, 15
   The Fatall Sisters, did for spight destroy,
   Whom all the Muses did bewaile long space,
   Was ever heard such wayling in this place.
  
   For all their groves, which with the heavenly noyses
   Of their sweete instruments were wont to sound, 20
   And th'hollow hills, from which their silver voyces
   Were wont redoubled echoes to rebound,
   Did now rebound with nought but rufull cries,
   And yelling shrieks throwne up into the skies.
  
   The trembling streames which wont in chanels cleare 25
   To romble gently downe with murmur soft,
   And were by them right tunefull taught to beare
   A bases part amongst their consorts oft,
   Now forst to overflowe with brackish teares,
   With troublous noyse did dull their daintie eares. 30
  
   The joyous nymphes and lightfoote faeries
   Which thether came to heare their musick sweet,
   And to the measure of their melodies
   Did learne to move their nimble shifting feete,
   Now hearing them so heavily lament, 35
   Like heavily lamenting from them went.
  
   And all that els was wont to worke delight
   Through the divine infusion of their skill,
   And all that els seemd faire and fresh in sight,
   So made by nature for to serve their will, 40
   Was turned now to dismall heavinesse,
   Was turned now to dreadfull uglinesse.
  
   Ay me! what thing on earth, that all thing breeds,
   Might be the cause of so impatient plight?
   What furie, or what feend with felon deeds 45
   Hath stirred up so mischievous despight?
   Can griefe then enter into heavenly harts,
   And pierce immortall breasts with mortall smarts?
  
   Vouchsafe ye then, whom onely it concernes,
   To me those secret causes to display; 50
   For none but you, or who of you it learnes,
   Can rightfully aread so dolefull lay.
   Begin, thou eldest sister of the crew,
   And let the rest in order thee ensew.
  
  
   CLIO.
   Heare, thou great Father of the Gods on hie, 55
   That most art dreaded for thy thunder darts:
   And thou our syre, that raignst in Castalie
   And Mount Parnasse, the god of goodly arts:
   Heare and behold the miserable state
   Of us thy daughters, dolefull desolate. 60
  
   Behold the fowle reproach and open shame,
   The which is day by day unto us wrought
   By such as hate the honour of our name,
   The foes of learning and each gentle thought;
   They, not contented us themselves to scorne, 65
   Doo seeke to make us of the world forlorne.
  
   Ne onely they that dwell in lowly dust,
   The sonnes of darknes and of ignoraunce;
   But they whom thou, great Jove, by doome unjust
   Didst to the type of honour earst advaunce; 70
   They now, puft up with sdeignfull insolence,
   Despise the brood of blessed Sapience.
  
   The sectaries of my celestiall skill,
   That wont to be the worlds chiefe ornament,
   And learned impes that wont to shoote up still, 75
   And grow to hight of kingdomes government,
   They underkeep, and with their spredding armes
   Doo beat their buds, that perish through their harmes.
  
   It most behoves the honorable race
   Of mightie peeres true wisedome to sustaine, 80
   And with their noble countenaunce to grace
   The learned forheads, without gifts or gaine:
   Or rather learnd themselves behoves to bee;
   That is the girlond of nobilitie.
  
   But ah! all otherwise they doo esteeme 85
   Of th' heavenly gift of wisdomes influence,
   And to be learned it a base thing deeme;
   Base minded they that want intelligence:
   For God himselfe for wisedome most is praised,
   And men to God thereby are nighest raised. 90
  
   But they doo onely strive themselves to raise
   Through pompous pride, and foolish vanitie;
   In th' eyes of people they put all their praise,
   And onely boast of armes and auncestrie:
   But vertuous deeds, which did those armes first give 95
   To their grandsyres, they care not to atchive.
  
   So I, that doo all noble feates professe
   To register, and sound in trump of gold,
   Through their bad dooings, or base slothfulnesse,
   Finde nothing worthie to be writ, or told: 100
   For better farre it were to hide their names,
   Than telling them to blazon out their blames.
  
   So shall succeeding ages have no light
   Of things forepast, nor moniments of time,
   And all that in this world is worthie hight 105
   Shall die in darknesse, and lie hid in slime:
   Therefore I mourne with deep harts sorrowing,
   Because I nothing noble have to sing.
  
   With that she raynd such store of streaming teares,
   That could have made a stonie heart to weep, 110
   And all her sisters rent their golden heares,
   And their faire faces with salt humour steep.
   So ended shee: and then the next anew
   Began her grievous plaint, as doth ensew.
  
   MELPOMENE.
   O, who shall powre into my swollen eyes 115
   A sea of teares that never may be dryde,
   A brasen voice that may with shrilling cryes
   Pierce the dull heavens and fill the ayer wide,
   And yron sides that sighing may endure,
   To waile the wretchednes of world impure! 120
  
   Ah, wretched world! the den of wickednesse,
   Deformd with filth and fowle iniquitie;
   Ah, wretched world! the house of heavinesse,
   Fild with the wreaks of mortall miserie;
   Ah, wretched world, and all that is therein! 125
   The vassals of Gods wrath, and slaves of sin.
  
   Most miserable creature under sky
   Man without understanding doth appeare;
   For all this worlds affliction he thereby,
   And fortunes freakes, is wisely taught to beare: 130
   Of wretched life the onely ioy shee is.
   And th'only comfort in calamities.
  
   She armes the brest with constant patience
   Against the bitter throwes of dolours darts:
   She solaceth with rules of sapience 135
   The gentle minds, in midst of worldlie smarts:
   When he is sad, shee seeks to make him merie,
   And doth refresh his sprights when they be werie.
  
   But he that is of reasons skill bereft,
   And wants the staffe of wisedome him to stay, 140
   Is like a ship in midst of tempest left
   Withouten helme or pilot her to sway:
   Full sad and dreadfull is that ships event;
   So is the man that wants intendiment*.
   [* _Intendiment_, understanding.]
  
   Whie then doo foolish men so much despize 145
   The precious store of this celestiall riches?
   Why doo they banish us, that patronize
   The name of learning? Most unhappie wretches!
   The which lie drowned in deep wretchednes,
   Yet doo not see their owne unhappines. 150
  
   My part it is and my professed skill
   The stage with tragick buskin to adorne,
   And fill the scene with plaint and outcries shrill
   Of wretched persons, to misfortune borne:
   But none more tragick matter I can finde 155
   Than this, of men depriv'd of sense and minde.
  
   For all mans life me seemes a tragedy,
   Full of sad sights and sore catastrophees;
   First comming to the world with weeping eye,
   Where all his dayes, like dolorous trophees, 160
   Are heapt with spoyles of fortune and of feare,
   And he at last laid forth on balefull beare.
  
   So all with rufull spectacles is fild,
   Fit for Megera or Persephone;
   But I that in true tragedies am skild, 165
   The flowre of wit, finde nought to busie me:
   Therefore I mourne, and pitifully mone,
   Because that mourning matter I have none.
  
   Then gan she wofully to waile, and wring
   Her wretched hands in lamentable wise; 170
   And all her sisters, thereto answering,
   Threw forth lowd shrieks and drerie dolefull cries.
   So rested she: and then the next in rew
   Began her grievous plaint, as doth ensew.
  
  
  
  Эдмунд Спенсер Слёзы муз - Вторая часть.
   (С английского).
  
  Талия.
  Где насладиться благом просвещенья ?
  Оно выходит к людям в городах
  во всех театрах, полных восхищенья,
  в сандалиях актёрских на ногах.
  Я, в мире масок и царя меж Граций,
  могла там, веселясь, покрасоваться.
  
  Но всё прошло. Нет криков восхищенья.
  Нет острых слов, разящих, будто сталь.
  Хвораю в непристойном помещенье.
  Со мною только лишь одна Печаль -
  с запавшим взглядом, вовсе без движенья,
  и только ухудшает настроенье.
  
  К ней Варварство приладилось любезно,
  к нему Невежество подсело вслед,
  придя из страшной тьмы глубокой бездны.
  Им ненавистны небеса и свет.
  Они царить решили непременно
  и гадко перестроили всю Сцену.
  
  И вот глупцы всем правят в наше время.
  Играется тщеславный пошлый хлам.
  Я изгнана оттуда вместе с теми,
  что верно шли за мною по пятам.
  Театр лишают смысла и лица.
  Там нынче лишь потеха без конца.
  
  Вся подлинная жизнь, что возле нас,
  обычно в пьесах, ставленных когда-то,
  правдиво подавалась без прикрас,
  а нынче это требованье снято.
  Ценился блеск таланта и ума.
  Теперь в ходу смешная кутерьма.
  
  Один поэт был очень одарён.
  Силён был в содержании и в стиле
  и мог всему придать весёлый тон.
  Я говорю о незабвенном Вилли.
  Пока был жив, мы с ним лишь радость знали.
  Увы ! Как умер, утонул в печали.
  
  Взамен тому, теперь со сцен несутся
  лишь пошлости, и удержу им нет.
  Цинично выставляется распутство.
  Надменно топчут всякий этикет.
  Любители беспутной чепухи
  кропают непристойные стихи.
  
  И лишь у тонких душ из-под руки
  текут потоки мёда и нектара,
  чему безумно рады остряки -
  пошляк находит адрес для удара.
  Не лучше ль тихо отсидеться в келье,
  чем для кого-то стать стрелковой целью ?
  
  Маньяки мечут стрелы и в меня.
  Смеются, сделали своей мишенью.
  Мне не страшна их злая болтовня.
  К бездельникам сама полна презренья.
  И с сёстрами я плачу в общем хоре,
  покуда есть у всех причина горя.
  
  Она заплакала и закричала,
  пролив потоки изобильных слёз.
  А в паузах, когда она стихала,
  то общий вопль лишь ширился и рос.
  Тут в жалобы на общую беду
  вступила новая, стоявшая в ряду.
  
  Евтерпа.
  Среди цветущих красками полей
  приятно распевает Филомела.
  Ей летом и вольней, и веселей.
  Но если шторм задует озверело,
  так овдовев, оставшись на зимовку,
  не знает птичка, где укрыть головку.
  
  Мы тоже сладко пели пасторали,
  заполнив музыкою всё вокруг,
  пока благие дни нам не мешали,
  как хочется, устроить свой досуг.
  А нынче мы, как птицы на сучке,
  присев рядком, расплакались в тоске.
  
  Совсем не в пору бури исступлённо
  лишили нас всей вешней красоты.
  Оборваны набухшие бутоны,
  в зародыше погибли все цветы.
  Деревья, что плодоносили, славясь, -
  без листьев и плодов; погибла завязь.
  
  Мороз сковал все чувства, даже ум,
  и души все сковал ещё жесточе.
  В мозгу лишь только тьма, заместо дум, -
  тьма, что чернее киммерийской ночи.
  Обманчив воздух - ныне всё мутится.
  У всех в глазах уродуются лица.
  
  Лик адского Невежества предстал,
  что в мрачной бездне вырос, как в подвале.
  Когда ребёнок был и слаб, и мал,
  так Фурии кормилицами стали.
  Мать Ночь его от сына родила.
  Он сын иль брат тому - не поняла.
  
  Мечи Невежды - слепота с отвагой.
  (Кто слеп - тот смел). Наш свет ему не мил:
  собрав Сатиров с Фавнами ватагой,
  повёл их в путь и дом наш сокрушил.
  Беседки, где струилась благодать,
  посмел, по-зверски, злобно запятнать.
  
  Источники у Геликонских круч !
  Мы часто упивались там стихами.
  И чистый шепчущий Кастальский ключ -
  свидетель всех похвал, пропетых нами !
  Все те близ вас топтались неуклюже,
  как будто были у обычной лужи.
  
  Старательно взращённые лески,
  где музыку мы часто исполняли,
  любили молодые пастушки.
  Они там чудно пели пасторали.
  Всё срублено, нет больше там лесков.
  Ни песен, ни красы, ни пастушков.
  
  Взамен теперь лишь гоблины и совы
  ужасно воют из различных мест,
  и эхо тут же вносит бестолково
  в тот страшный вой визгливый свой протест.
  Невежество прогнало Муз - и ныне
  вся местность обращается в пустыню.
  
  Я прежде пела и была в задоре.
  Мотивы разносились в вышину.
  Теперь живу в унынии и в горе.
  Стенаю и лелею тишину.
  Но, вспоминая прежнее веселье,
  прошу у неба ниспослать мне зелье.
  
  Она вопила в горьком упованье.
  Не успевала жалобы излить.
  Все сёстры слушали её стенанья,
  готовые то горе разделить.
  Вот замолчала. Новая сестра
  решила, что ей выступить пора.
  
  Терпсихора.
  
  Терпсихора
  Кто, будучи восторгом упоён,
  мечтавший на коленях восхищенья,
  без страха - по прошествии времён -
  посмотрит в лютом горе и в смущенье
  на разницу своих надежд и следствий,
  на неподъёмность наступивших бедствий ?
  
  Мы как царицы посреди блаженства,
  украсив лавром гордое чело,
  в искусствах добивались совершенства -
  и время наше радостно текло.
  Теперь невежды правят нашим царством
  и мы унижены таким коварством.
  
  Мы утверждали трон в людских сердцах
  и правили, чтоб не было в них горя,
  невежды же пеклись о собственных птенцах,
  что выросли в бесчестье и в позоре,
  поставив на посты дурных да злобных.
  Нам нужно честных, им - себе подобных.
  
  Их трюки - для простецкого народа.
  Поют, дурачатся и веселят.
  У них в стихосложении свобода.
  Так просто легче. Лепят всё подряд.
  Дурному уху это будто мёд.
  Для умных - чушь, для олуха - сойдёт.
  
  На сценах - лишь обычные поделки.
  Туда все толпы зрителей бегут.
  Для школяров - новинки на тарелке:
  на их незрелый разномастный суд.
  А пастухи, играя, смотрят в небо
  и в музыке прилежно вторят Фебу.
  
  Невеждам просвещенье - ни к чему.
  Хотят, чтобы над книгами не кисли.
  И даме и незрелому уму
  нашепчут соблазнительные мысли.
  Философам предложат отдохнуть.
  Поддержат в книгах ересь или муть.
  
  Поскольку власть тиранская ярится,
  чтоб усидеть в захваченной стране,
  теперь мы, беззащитные девицы, -
  как беженки в проигранной войне.
  Мы лишены наследственной отчизны
  и в наш же адрес слышим укоризны.
  
  И нет людей, куда ты ни глазей,
  хлопочущих о нашем возвращенье.
  Где ж отыскать хоть близких, хоть друзей,
  в которых бы родилось сожаленье,
  что были бы готовы на труды,
  чтоб поддержать нас посреди беды ?
  
  Мы - странницы в нехоженом просторе,
  а мучит не усталость от ходьбы:
  нам хочется избавиться от горя,
  но нам не шлют ответа на мольбы.
  Мы проклинаем скорбную юдоль,
  но нет существ, понявших нашу боль.
  
  Она вопила в горестном надрыве.
  Её теперь никто б унять не смог.
  И сёстры вслед, кто как, в своём мотиве,
  внесли в тот шум и боль своих тревог.
  Но вот и замолчала Терпсихора.
  Другой досталось бремя разговора.
  
  THALIA.
   Where be the sweete delights of learnings treasure, 175
   That wont with comick sock to beautefie
   The painted theaters, and fill with pleasure
   The listners eyes, and eares with melodie,
   In which I late was wont to raine as queene,
   And maske in mirth with graces well beseene? 180
  
   O, all is gone! and all that goodly glee,
   Which wont to be the glorie of gay wits,
   Is layd abed, and no where now to see;
   And in her roome unseemly Sorrow sits,
   With hollow browes and greisly countenaunce 185
   Marring my ioyous gentle dalliaunce.
  
   And him beside sits ugly Barbarisme,
   And brutish Ignorance, ycrept of late
   Out of dredd darknes of the deep abysme,
   Where being bredd, he light and heaven does hate:
   They in the mindes of men now tyrannize, 191
   And the faire scene with rudenes foule disguize.
  
   All places they with follie have possest,
   And with vaine toyes the vulgare entertaine;
   But me have banished, with all the rest 195
   That whilome wont to wait upon my traine,
   Fine Counterfesaunce*, and unhurtfull Sport,
   Delight, and Laughter, deckt in seemly sort.
   [* _Counterfesaunce_, mimicry.]
  
   All these, and all that els the comick stage
   With seasoned wit and goodly pleasance graced, 200
   By which mans life in his likest image
   Was limned forth, are wholly now defaced;
   And those sweete wits which wont the like to frame
   Are now despizd, and made a laughing game.
  
   And he, the man whom Nature selfe had made 205
   To mock her selfe, and truth to imitate,
   With kindly counter* under mimick shade,
   Our pleasant Willy, ah! is dead of late:
   With whom all ioy and iolly meriment
   Is also deaded, and in dolour drent**. 210
   [* _Counter_, counterfeit.]
   [** _Drent_, drowned.]
  
   In stead thereof scoffing Scurrilitie,
   And scornfull Follie with Contempt is crept,
   Rolling in rymes of shameles ribaudrie
   Without regard, or due decorum kept;
   Each idle wit at will presumes to make*, 215
   And doth the learneds taske upon him take.
   [* _Make_, write poetry.]
  
   But that same gentle spirit, from whose pen
   Large streames of honnie and sweete nectar flowe,
   Scorning the boldnes of such base-borne men,
   Which dare their follies forth so rashlie throwe, 220
   Doth rather choose to sit in idle cell,
   Than so himselfe to mockerie to sell.
  
   So am I made the servant of the manie,
   And laughing stocke of all that list to scorne,
   Not honored nor cared for of anie, 225
   But loath'd of losels* as a thing forlorne:
   Therefore I mourne and sorrow with the rest,
   Untill my cause of sorrow be redrest.
   [* _Losels_, worthless fellows.]
  
   Pouring forth streames of teares abundantly; 230
   And all her sisters, with compassion like,
   The breaches of her singulfs* did supply.
   So rested shee: and then the next in rew
   Began her grievous plaint, as doth ensew.
   [* I.e. the pauses of her sighs.]
  
   EUTERPE.
   Like as the dearling of the summers pryde, 235
   Faire Philomele, when winters stormie wrath
   The goodly fields, that earst so gay were dyde
   In colours divers, quite despoyled hath,
   All comfortlesse doth hide her chearlesse head
   During the time of that her widowhead, 240
  
   So we, that earst were wont in sweet accord
   All places with our pleasant notes to fill,
   Whilest favourable times did us afford
   Free libertie to chaunt our charmes at will,
   All comfortlesse upon the bared bow*, 245
   Like wofull culvers**, doo sit wayling now.
   [* _Bow_, bough.]
   [** _Culvers_, doves.]
  
   For far more bitter storme than winters stowre*
   The beautie of the world hath lately wasted,
   And those fresh buds, which wont so faire to flowre,
   Hath marred quite, and all their blossoms blasted; 250
   And those yong plants, which wont with fruit t'abound,
   Now without fruite or leaves are to be found.
   [* _Stowre_, violence.]
  
   A stonie coldnesse hath benumbd the sence
   And livelie spirits of each living wight,
   And dimd with darknesse their intelligence, 255
   Darknesse more than Cymerians daylie night:
   And monstrous Error, flying in the ayre,
   Hath mard the face of all that semed fayre.
  
   Image of hellish horrour, Ignorance,
   Borne in the bosome of the black abysse, 260
   And fed with Furies milke for sustenaunce
   Of his weake infancie, begot amisse
   By yawning Sloth on his owne mother Night,--
   So hee his sonnes both syre and brother hight,--
  
   He, armd with blindnesse and with boldnes stout, 265
   (For blind is bold,) hath our fayre light defaced;
   And, gathering unto him a ragged rout
   Of Faunes and Satyres, hath our dwellings raced*,
   And our chast bowers, in which all vertue rained,
   With brutishnesse and beastlie filth hath stained. 270
   [* _Raced_, razed.]
  
   The sacred springs of horsefoot Helicon,
   So oft bedeawed with our learned layes,
   And speaking streames of pure Castalion,
   The famous witnesse of our wonted praise,
   They trampled have with their fowle footings trade*,
   And like to troubled puddles have them made. 276
   [* _Trade_, tread.]
  
   Our pleasant groves, which planted were with paines,
   That with our musick wont so oft to ring,
   And arbors sweet, in which the shepheards swaines
   Were wont so oft their pastoralls to sing, 280
   They have cut downe, and all their pleasaunce mard,
   That now no pastorall is to bee hard.
  
   In stead of them, fowle goblins and shriek-owles
   With fearfull howling do all places fill,
   And feeble eccho now laments and howles, 285
   The dreadfull accents of their outcries shrill.
   So all is turned into wildernesse,
   Whilest Ignorance the Muses doth oppresse.
  
   And I, whose ioy was earst with spirit full
   To teach the warbling pipe to sound aloft, 290
   My spirits now dismayd with sorrow dull,
   Doo mone my miserie in silence soft.
   Therefore I mourne and waile incessantly,
   Till please the heavens affoord me remedy.
  
   Therewith shee wayled with exceeding woe, 295
   And pitious lamentation did make;
   And all her sisters, seeing her doo soe,
   With equall plaints her sorrowe did partake.
   So rested shee: and then the next in rew
   Began her grievous plaint, as doth ensew. 300
  
   TERPSICHORE.
   Whoso hath in the lap of soft delight
   Beene long time luld, and fed with pleasures sweet,
   Feareles through his own fault or Fortunes spight
   To tumble into sorrow and regreet,
   Yf chaunce him fall into calamitie, 305
   Findes greater burthen of his miserie.
  
   So wee, that earst in ioyance did abound,
   And in the bosome of all blis did sit,
   Like virgin queenes, with laurell garlands cround,
   For vertues meed and ornament of wit, 310
   Sith Ignorance our kingdome did confound,
   Bee now become most wretched wightes on ground.
  
   And in our royall thrones, which lately stood
   In th'hearts of men to rule them carefully,
   He now hath placed his accursed brood, 315
   By him begotten of fowle Infamy;
   Blind Error, scornefull Follie, and base Spight,
   Who hold by wrong that wee should have by right.
  
   They to the vulgar sort now pipe and sing,
   And make them merrie with their fooleries; 320
   They cherelie chaunt, and rymes at randon fling,
   The fruitfull spawne of their ranke fantasies;
   They feede the eares of fooles with flattery,
   And good men blame, and losels* magnify.
   [* _Losels_, worthless fellows.]
  
   All places they doo with their toyes possesse, 325
   And raigne in liking of the multitude;
   The schooles they till with fond newfanglenesse,
   And sway in court with pride and rashnes rude;
   Mongst simple shepheards they do boast their skill,
   And say their musicke matcheth Phoebus quill. 330
  
   The noble hearts to pleasures they allure,
   And tell their Prince that learning is but vaine;
   Faire ladies loves they spot with thoughts impure,
   And gentle mindes with lewd delights distaine;
   Clerks* they to loathly idlenes entice, 335
   And fill their bookes with discipline of vice.
   [* _Clerks_, scholars.]
  
   So every where they rule and tyrannize,
   For their usurped kingdomes maintenaunce,
   The whiles we silly maides, whom they dispize
   And with reprochfull scorne discountenaunce, 340
   From our owne native heritage exilde,
   Walk through the world of every one revilde.
  
   Nor anie one doth care to call us in,
   Or once vouchsafeth us to entertaine,
   Unlesse some one perhaps of gentle kin, 345
   For pitties sake, compassion our paine,
   And yeeld us some reliefe in this distresse;
   Yet to be so reliev'd is wretchednesse.
  
   So wander we all carefull comfortlesse,
   Yet none cloth care to comfort us at all; 350
   So seeke we helpe our sorrow to redresse,
   Yet none vouchsafes to answere to our call;
   Therefore we mourne and pittilesse complaine,
   Because none living pittieth our paine.
  
   With that she wept and wofullie waymented, 355
   That naught on earth her griefe might pacifie;
   And all the rest her dolefull din augmented
   With shrikes, and groanes, and grievous agonie.
   So ended shee: and then the next in rew
   Began her piteous plaint, as doth ensew. 360
  
  
  Эдмунд Спенсер Слёзы муз-3 (продолжение).
   (С английского).
  
  Эрато
  О полные любовного огня,
  рождённые в садах Венеры духи !
  Вы красоте - ближайшая родня.
  Вы к нам и к нашей музыке не глухи,
  а, прилетев в любезную нам местность,
  поёте, позабыв свою небесность.
  
  Смените все весёлые напевы
  и гимны в честь блистающих чудес,
  где славятся меж них земные девы
  превыше даже и самих небес.
  Теперь пора элегии настала -
  там, где тоска, - не место мадригалу.
  
  Таким как вы немалый опыт дан:
  где бурная любовь - там жди мученья.
  Потом в сердцах полно плачевных ран.
  Там и тоска, и горькое томленье.
  Сперва любовь сулит нам благодать,
  а после нужно лекаря позвать.
  
  В просодии есть ценная манера -
  она пример любому, кто влюблён:
  у каждой строчки - строгий ритм, есть мера.
  Здесь есть для всех любовников резон.
  Моё искусство призвано помочь.
  Излишества я выгнала бы прочь.
  
  Наставником моим в искусстве пенья,
  подспорьем с той поры, как началась,
  была любовь - любовь без замутненья,
  к ней не пристала никакая грязь -
  как к тем, что из божественного лона
  вдыхались в грудь людей во время оно.
  
  Высокий смысл небесного огня
  не внятен недалёким от рожденья.
  Завалом щебня мозг обременя,
  любой лишь сузит рамки постиженья.
  В стихах - бушуют, а в любви - подавно.
  Неполноценность - это не забавно.
  
  Богиня красоты ! О Киферея !
  О мать восторга ! - Угасает свет.
  Ты можешь собираться поскорее.
  В руинах царство. Скипетра уж нет.
  Выщипывает перья твой сынок,
  как встрёпанный красавчик-голубок.
  
  Вы трое, окружавшие Венеру,
  близняшки, лучшие из всех подруг !
  Вы в мыслях разделили нашу веру,
  изяществом украсили досуг.
  Останьтесь вместе с нами навсегда,
  как раньше, - и теперь, когда беда.
  
  Увы ! Мы не найдём нигде отрады.
  Нас отвергают школы и дворцы.
  Их развлекают и берут награды
  сейчас лишь откровенные глупцы.
  Они плодят любовные стихи -
  кругом восторг от пошлой чепухи.
  
  Тут хлынуло на щёки наводненье
  из горьких слёз, и грянул громкий стон.
  И сёстры были в том же настроенье.
  Так плач пошёл уже со всех сторон.
  Когда же воцарилась тишина,
  решилась выступить ещё одна.
  
  Каллиопа.
  Кому сказать про тяжкую юдоль,
  поведать, что за ад в моём сознанье ?
  И нет лекарства, чтоб умерить боль
  и прекратить сердечные страданья.
  А горе будет только лишь расти,
  с упрёками, грозя согнать с пути.
  
  Я всё пекусь о Зевсовых потомках,
  в занятиях упорным ремеслом
  пытаюсь в исторических потёмках
  сыскать следы их пращуров в былом, -
  затем, чтоб героическая слава
  наследовалась честно и по праву.
  
  Однако часто вырождалось племя,
  а в памяти всегда полно потерь.
  Всё спутало заржавленное время.
  Иной из предков был жестокий зверь
  и совершил такие преступленья,
  что, вместо чести, заслужил презренье.
  
  Любому льстит, чтоб был в роду Герой
  и все его деянья были громки,
  чтоб славой, будто яркой мишурой,
  украсились и дальние потомки, -
  хоть вряд ли вспомнят, где он сам рождён,
  и вмиг забудут, где он погребён.
  
  Тот пас, пахал; тот правил - оба прах.
  Кто худший или лучший ? - Правда скрыта.
  Различны нищий Ир* и царь Инах.
  Не все из предков были знамениты.
  Когда ж совсем кого-то позабыли,
  то как их память воссоздать из пыли ?
  
   (*"Нищий Ир" - персонад из "Одиссеи").
  
  Но кто б стремился поступать, как надо,
  и выказать, какой он удалой,
  когда б никто не присуждал награды
  и не одобрил доброй похвалой ?
  Когда б добро ценилось меньше зла,
  кто взялся бы за добрые дела ?
  
  Я помогаю честным и упорным,
  влеку их мысль к небесным берегам.
  Служа у вечности её звенящим горном,
  зову людей стать равными богам.
  Пусть с Вакхом и Гераклом в полный рост
  сияет Шарлемань на небе между звёзд.
  
  Но нынче у меня труба сломалась;
  ни одного героя на виду
   ни по каким заслугам не сыскалось.
  Кого увековечить - не найду.
  Воспитывала пэров - те милы,
  но нет достойных высшей похвалы.
  
  Они транжирят крупные доходы,
  а плод искусств и знаний не ценим.
  Поэт был поощрён в иные годы -
  теперь дары хватает подхалим.
  И я в тоске, узрев такой позор, -
  страдаю за себя и за сестёр.
  
  Послышались отчаянные звуки.
  Из глаз лилось сплошное море слёз.
  И сёстрам передались эти муки -
  как будто жуть под громыханье гроз.
  Но вот и замолчала Каллиопа.
  Другая речь смела напор потопа.
  
  
  ERATO.
  
   Ye gentle Spirits breathing from above,
   Where ye in Venus silver bowre were bred,
   Thoughts halfe devine, full of the fire of love,
   With beawtie kindled, and with pleasure fed,
   Which ye now in securitie possesse, 365
   Forgetfull of your former heavinesse, -
  
   Now change the tenor of your ioyous layes,
   With which ye use your loves to deifie,
   And blazon foorth an earthlie beauties praise
   Above the compasse of the arched skie: 370
   Now change your praises into piteous cries,
   And eulogies turne into elegies.
  
   Such as ye wont, whenas those bitter stounds*
   Of raging love first gan you to torment,
   And launch your hearts with lamentable wounds 375
   Of secret sorrow and sad languishment,
   Before your loves did take you unto grace;
   Those now renew, as fitter for this place.
   [* _Stounds_, hours.]
  
   For I that rule in measure moderate
   The tempest of that stormie passion, 380
   And use to paint in rimes the troublous state
   Of lovers life in likest fashion,
   Am put from practise of my kindlie** skill,
   Banisht by those that love with leawdnes fill.
   [* _Kindlie_, natural.]
  
   Love wont to be schoolmaster of my skill, 385
   And the devicefull matter of my song;
   Sweete love devoyd of villanie or ill,
   But pure and spotles, as at first he sprong
   Out of th'Almighties bosome, where he nests;
   From thence infused into mortall brests. 390
  
   Such high conceipt of that celestiall fire,
   The base-borne brood of Blindnes cannot gesse,
   Ne ever dare their dunghill thoughts aspire
   Unto so loftie pitch of perfectnesse,
   But rime at riot, and doo rage in love, 395
   Yet little wote what doth thereto behove.
  
   Faire Cytheree, the mother of delight
   And queene of beautie, now thou maist go pack;
   For lo! thy kingdoms is defaced quight,
   Thy scepter rent, and power put to wrack; 400
   And thy gay sonne, that winged God of Love,
   May now goe prune his plumes like ruffed* dove.
   [* _Ruffed_, ruffled.]
  
   And ye three twins, to light by Venus brought,
   The sweete companions of the Muses late,
   From whom whatever thing is goodly thought 405
   Doth borrow grace, the fancie to aggrate*,
   Go beg with us, and be companions still,
   As heretofore of good, so now of ill.
   [* _Aggrate_, please.]
  
   For neither you nor we shall anie more
   Finde entertainment or in court or schoole: 410
   For that which was accounted heretofore
   The learneds meed is now lent to the foole;
   He sings of love and maketh loving layes,
   And they him heare, and they him highly prayse.
  
   With that she powred foorth a brackish flood 415
   Of bitter teares, and made exceeding mone;
   And all her sisters, seeing her sad mood,
   With lowd laments her answered all at one.
   So ended she: and then the next in rew
   Began her grievous plaint, as doth ensew. 420
  
   CALLIOPE
  
   To whom shall I my evill case complaine,
   Or tell the anguish of my inward smart,
   Sith none is left to remedie my paine,
   Or deignes to pitie a perplexed hart;
   But rather seekes my sorrow to augment 425
   With fowle reproach, and cruell banishment?
  
   For they to whom I used to applie
   The faithfull service of my learned skill,
   The goodly off-spring of loves progenie,
   That wont the world with famous acts to fill, 430
   Whose living praises in heroick style,
   It is my chiefe profession to compyle, -
  
   They, all corrupted through the rust of time,
   That doth all fairest things on earth deface,
   Or through unnoble sloth, or sinfull crime, 435
   That doth degenerate the noble race,
   Have both desire of worthie deeds forlorne,
   And name of learning utterly doo scorne.
  
   Ne doo they care to have the auncestrie
   Of th'old heroes memorizde anew; 440
   Ne doo they care that late posteritie
   Should know their names, or speak their praises dew,
   But die, forgot from whence at first they sprong,
   As they themselves shalbe forgot ere long.
  
   What bootes it then to come from glorious 445
   Forefathers, or to have been nobly bredd?
   What oddes twixt Irus and old Inachus,
   Twixt best and worst, when both alike are dedd,
   If none of neither mention should make,
   Nor out of dust their memories awake? 450
  
   Or who would ever care to doo brave deed,
   Or strive in vertue others to excell,
   If none should yeeld him his deserved meed,
   Due praise, that is the spur of doing well?
   For if good were not praised more than ill, 455
   None would choose goodnes of his owne freewill.
  
   Therefore the nurse of vertue I am hight,
   And golden trompet of eternitie,
   That lowly thoughts lift up to heavens hight,
   And mortall men have powre to deifie: 460
   Bacchus and Hercules I raisd to heaven,
   And Charlemaine amongst the starris seaven.
  
   But now I will my golden clarion rend,
   And will henceforth immortalize no more,
   Sith I no more finde worthie to commend 465
   For prize of value, or for learned lore:
   For noble peeres, whom I was wont to raise,
   Now onely seeke for pleasure, nought for praise.
  
   Their great revenues all in sumptuous pride
   They spend, that nought to learning they may spare;
   And the rich fee which poets wont divide 471
   Now parasites and sycophants doo share:
   Therefore I mourne and endlesse sorrow make,
   Both for my selfe and for my sisters sake.
  
   And from her eyes a sea of teares did powre;
   And all her sisters, with compassion like,
   Did more increase the sharpnes of her showre.
   So ended she: and then the next in rew
   Began her plaint, as doth herein ensew. 480
  
  
  Эдмунд Спенсер Слёзы муз-завершение.
   (С английского).
  
  Урания.
  Что ж то за гнев богов и наважденье
  от тайных взоров, породивших страх,
  и что за моровое зараженье
  в нестойких человеческих мозгах,
  что за невежество и слепота,
  что за беспамятная темнота ?
  
  Где разница меж зверем и людьми,
  презревшими небесный свет познанья ?
  Потом толкнут: "Иди к ним ! Вразуми
   среди их бестолкового блужданья".
  В незнанье жизнь опасна и лиха,
  и плоти трудно избежать греха.
  
  В обширном мире люди - бедолаги,
  но свет, их путеводная звезда, -
  помощник в самой лютой передряге,
  когда грозит жестокая беда. -
  От ада, тьмы и всех несчастий разом
   спасает данный небесами разум.
  
  Он созерцает сотворенье мира,
  его начальный колыбельный час
   и как Природа, без ориентира,
  его лепила из первичных масс.
  И разум скажет каждому о многом,
  и, в том числе, о долге перед Богом.
  
  А дальше он, развив свой интерес,
  глядит на то, как движутся все сферы,
  и видит иерархию небес,
  хрустальный небосвод и свет Венеры,
  и духами заселенные зоны,
  и ангелов, что бодро ждут у трона.
  
  Там разум наш своим духовным оком
   и мудрого Создателя узрит -
  во славе и в могуществе высоком -
  что смертному узреть не надлежит.
  Так стань же вечно, Господи, сиять !
  Тебя увидеть - что за благодать !
  
  Но счастье есть ещё и в приобщенье
   к секретам всех космических наук.
  Но стыд и горе, что они - в презренье
   и мало кто им отдаёт досуг.
  Не вышло сделать всех людей мудрей,
  и боль моя всё горше и острей.
  
  Я нынче всячески оскорблена,
  но мысль нейдёт из собственных проектов.
  Держусь и радовать себя должна
   при наблюдении космических объектов.
  Земля отвратна - больше не влечёт,
  все мысли устремляются в полёт...
  
  И вижу горестный земной простор,
  и, вместо счастья, вопреки рассудку,
  народ, как звери, скалится из нор,
  и в вечном озлобленье не на шутку.
  Печалюсь из-за них и по себе.
  Тоскую и не радуюсь судьбе.
  
  Она заплакала среди стенаний.
  В глазах забили будто два ключа.
  И рой сестёр затрясся от рыданий,
  а многие кричали сгоряча.
  Когда Урания отговорила,
  то Полигимния её сменила.
  
  Полигимния.
  Раз скорбный случай, скорбно и поём,
  без лишних и забавных ухищрений.
  Фортуна прочь отшвыривает том
   стихов в гирляндах пёстрых украшений.
  Когда печали громко вопиют,
  и встрёпанные рифмы подойдут.
  
  Я придавала ритм и стройный тон
   крылатым песням всяческого рода.
  мне нужен был большой диапазон.
  А нынче мне всего нужней свобода -
  ведь судьями, хотя они и тщатся,
  утрачена способность разобраться.
  
  В нагромождениях скрипучих слов,
  где и намёка нет на мелодичность,
  теперь, без понимания основ,
  находят истинную поэтичность.
  В том, что сейчас поэзией зовётся,
  я вижу фантастичного уродца.
  
  Лишь принцы да жрецы до сих времён,
  как прежние великие поэты,
  достойно чтут в стихах святой закон
   и прозорливо видят судьбы света -
  как та, что рождена повелевать
   всем Альбионом, пестуя в нём знать.
  
  Но при дворе - не рыцари мечты:
  способны на коварные советы,
  то у кого-то руки не чисты,
  то доверяют сплетникам секреты;
  способны растоптать как жалкий хлам
  предметы дорогие королям.
  
  Она же, как не зря твердит молва, -
  для всей своей эпохи украшенье;
  и умная поэзия жива
  за счёт её поддержки и раденья -
  при том не из простого интереса. -
  Она сама славна как поэтесса.
  
  О чудо-поэтесса ! Мастерица !
  Пандора ! Одарённости венец.
  Элиза ! Божество. Императрица.
  Да будет вечной ! Пусть её дворец
   наполнят перлы дивного ума -
  чем обессмертила себя сама.
  
  Перед её священным совершенством
   все зрители столь славной красоты
   охвачены ликующим блаженством;
  и будто бы с огромной высоты,
  едва доступной горному орлу,
  поют ей неумолчную хвалу.
  
  А те, кого кормили желудями
   и кто с небесной пищей не знаком,
  тех не пленишь искусными стихами.
  Те прячутся от света ясным днём.
  Мне жаль то бедное слепое племя
   и плачу, вместе с сёстрами, всё время.
  
  И снова бушевало наводненье,
  пока запас всей влаги не иссяк.
  И меж сестёр её пошло волненье.
  Всё сказанное было не пустяк.
  Все инструменты их пошли на слом...
  Что был за гром, не скажешь языком.
  
  Конец.
  
  
  URANIA.
  
   What wrath of gods, or wicked influence
   Of starres conspiring wretched men t'afflict,
   Hath powrd on earth this noyous pestilence,
   That mortall mindes doth inwardly infect
   With love of blindnesse and of ignorance, 485
   To dwell in darkenesse without sovenance?*
   [* _Sovenance_, remembrance.]
  
   What difference twixt man and beast is left,
   When th'heavenlie light of knowledge is put out,
   And th'ornaments of wisdome are bereft?
   Then wandreth he in error and in doubt, 490
   Unweeting* of the danger hee is in,
   Through fleshes frailtie and deceipt of sin.
   [* _Unweeting_, unknowing.]
  
   In this wide world in which they wretches stray,
   It is the onelie comfort which they have,
   It is their light, their loadstarre, and their day; 495
   But hell, and darkenesse, and the grislie grave,
   Is Ignorance, the enemie of Grace,
   That mindes of men borne heavenlie doth debace.
  
   Through knowledge we behold the worlds creation,
   How in his cradle first he fostred was; 500
   And iudge of Natures cunning operation,
   How things she formed of a formelesse mas:
   By knowledge wee do learne our selves to knowe,
   And what to man, and what to God, wee owe.
  
   From hence wee mount aloft unto the skie, 505
   And looke into the christall firmament;
   There we behold the heavens great hierarchie,
   The starres pure light, the spheres swift movement,
   The spirites and intelligences fayre,
   And angels waighting on th'Almighties chayre. 510
  
   And there, with humble minde and high insight,
   Th'eternall Makers maiestie wee viewe,
   His love, his truth, his glorie, and his might,
   And mercie more than mortall men can vew.
   O soveraigne Lord, O soveraigne happinesse, 515
   To see thee, and thy mercie measurelesse!
  
   Such happines have they that doo embrace
   The precepts of my heavenlie discipline;
   But shame and sorrow and accursed case
   Have they that scorne the schoole of arts divine, 520
   And banish me, which do professe the skill
   To make men heavenly wise through humbled will.
  
   However yet they mee despise and spight,
   I feede on sweet contentment of my thought,
   And please my selfe with mine owne self-delight, 525
   In contemplation of things heavenlie wrought:
   So, loathing earth, I looke up to the sky,
   And being driven hence, I thether fly.
  
   Thence I behold the miserie of men,
   Which want the blis that wisedom would them breed.
   And like brute beasts doo lie in loathsome den 531
   Of ghostly darkenes and of gastlie dreed:
   For whom I mourne, and for my selfe complaine,
   And for my sisters eake whom they disdaine.
  
   With that shee wept and waild so pityouslie, 535
   As if her eyes had beene two springing wells;
   And all the rest, her sorrow to supplie,
   Did throw forth shrieks and cries and dreery yells.
   So ended shee: and then the next in rew
   Began her mournfull plaint, as doth ensew. 540
  
   POLYHYMNIA.
  
   A dolefull case desires a dolefull song,
   Without vaine art or curious complements;
   And squallid Fortune, into basenes flong,
   Doth scorne the pride of wonted ornaments.
   Then fittest are these ragged rimes for mee, 545
   To tell my sorrowes that exceeding bee.
  
   For the sweet numbers and melodious measures
   With which I wont the winged words to tie,
   And make a tunefull diapase of pleasures,
   Now being let to runne at libertie 550
   By those which have no skill to rule them right,
   Have now quite lost their naturall delight.
  
   Heapes of huge words uphoorded hideously,
   With horrid sound, though having little sence,
   They thinke to be chiefe praise of poetry; 555
   And, thereby wanting due intelligence,
   Have mard the face of goodly poesie,
   And made a monster of their fantasie.
  
   Whilom in ages past none might professe
   But princes and high priests that secret skill; 560
   The sacred lawes therein they wont expresse,
   And with deepe oracles their verses fill:
   Then was shee held in soveraigne dignitie,
   And made the noursling of nobilitie.
  
   But now nor prince nor priest doth her maintayne,
   But suffer her prophaned for to bee 566
   Of the base vulgar, that with hands uncleane
   Dares to pollute her hidden mysterie;
   And treadeth under foote hir holie things,
   Which was the care of kesars* and of kings. 570
   [* _Kesars_, emperors.]
  
   One onelie lives, her ages ornament,
   And myrrour of her Makers maiestie,
   That with rich bountie and deare cherishment
   Supports the praise of noble poesie;
   Ne onelie favours them which it professe, 575
   But is her selfe a peereles poetresse.
  
   Most peereles Prince, most peereles Poetresse,
   The true Pandora of all heavenly graces,
   Divine Elisa, sacred Emperesse!
   Live she for ever, and her royall p'laces 580
   Be fild with praises of divinest wits,
   That her eternize with their heavenlie writs!
  
   Some few beside this sacred skill esteme,
   Admirers of her glorious excellence;
   Which, being lightned with her beawties beme, 585
   Are thereby fild with happie influence,
   And lifted up above the worldes gaze,
   To sing with angels her immortall praize.
  
   But all the rest, as borne of salvage brood,
   And having beene with acorns alwaies fed, 590
   Can no whit savour this celestiall food,
   But with base thoughts are into blindnesse led,
   And kept from looking on the lightsome day:
   For whome I waile and weepe all that I may.
  
   Eftsoones* such store of teares shee forth did powre,
   As if shee all to water would have gone; 596
   And all her sisters, seeing her sad stowre**,
   Did weep and waile, and made exceeding mone,
   And all their learned instruments did breake:
   The rest untold no living tongue can speake. 600
   [* _Eftsoones_, forthwith.]
   [** _Stowre_, disturbance, trouble.]
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"