Аннотация: Публикуется стихотворный перевод небольшого цикла сонетов английского поэта Джеффри Хилла "Апология оживления христианской архитектуры в Англии" и др.
Джеффри Хилл "Апология оживления христианской архитектуры в Англии".
Сонеты I-XIII-й.
(Перевод с английского).
"спиритуальная платоническая старая Англия..."
С.Т.Кольридж "Anima Poetae".
""Ваша местность,- сказал Конингсби, смотря на зелёную спокойную долину, - совершенно
поэтична".
"Я пытаюсь иногда вообразить, - сказал мистер Милбенк с довольно упрямой улыбкой, - что я
нахожусь в Новом Свете"".
Бенджамин Дизраэли "Конингсби, или новое поколение".
1.Завлекательный лабиринт.
Гоня нас вспять, на торные дороги,
над нами снова укрепляет власть,
то утешая, то держа в тревоге,
нечистая москитная напасть.
На штурм сердец, в сирени или в смоге,
стремится всякая цветная масть.
Религия - из первых на пороге
и льёт на нас свои фонтаны всласть.
Она не прочь сочуствовать и охать,
но усмиряет всяческий протест.
Под ястребиным капюшоном - похоть.
Не любит колдовских друидских мест.
Готова лес и цапель всех угрохать
и, вместо зелени, восставить крест.
Geoffrey Hill An Apology for the Revival of Christian Architecture in England.
"the spiritual, Platonic old England ... "
S. T. COLERIDGE "Anima Poetae"
""Your situation", said Coningsby, looking up the green and silent valley, "is absolutely poetic."
"I try sometimes to fancy", said Mr Millbank, with a rather fierce smile, "that I am in the New World.""
BENJAMIN DISRAELI "Coningsby"
1. QUAINT MAZES
And, after all, it is to them we return.
Their triumph is to rise and be our hosts:
lords of unquiet or of quiet sojourn,
those muddy-hued and midge-tormented ghosts.
On blustery lilac-bush and terrace-urn
bedaubed with bloom Linnaean pentecosts
put their pronged light; the chilly fountains burn.
Religion of the heart, with trysts and quests
and pangs of consolation, its hawk"s hood
twitched off for sweet carnality, again
rejoices in old hymns of servitude,
haunting the sacred well, the hidden shrine.
It is the ravage of the heron wood;
it is the rood blazing upon the green.
2.Плач Дамона по его Клоринде, Йоркшир, 1654
Потоп сгоняет весь народ в селенья.
Ноябрь рвёт золото с дубовых крон.
Ручьи, питающие Шиф и Дон,
сметают переправы в исступленье.
В семи десятках миль, без исключенья,
любой пастуший домик разнесён,
и волны мечутся со всех сторон.
Остались только островки спасенья.
Здесь каждый год у нас то дочь, то сын
причина погребального моленья,
и холодом несёт из блещущих глубин.
Что ж то за шут, что сбросил облаченье
у входа на таинственный трамплин
самоотверженного восхожденья ?
2. DAMON"S LAMENT FOR HIS CLORINDA, YORKSHIRE 1654
November rips gold foil from the oak ridges.
Dour folk huddle in High Hoyland, Penistone.
The tributaries of the Sheaf and Don
bulge their dull spate, cramming the poor bridges.
The North Sea batters our shepherds" cottages
from sixty miles. No sooner has the sun
swung clear above earth"s rim than it is gone.
We live like gleaners of its vestiges
knowing we flourish, though each year a child
with the set face of a tomb-weeper is put down
for ever and ever. Why does the air grow cold
in the region of mirrors? And who is this clown
doffing his mask at the masked threshold
to selfless raptures that are all his own?
3. Кто предназначен стать жертвой ?
В семейнх храмах - дисканты капелл.
Дома - в конвое башен-великанов,
возникших будто прямо из фонтанов...
На окнах след остекляневших слёз.
Наёмный экипаж едва поспел
и мчит сквозь рощу. Родственники, прянув,
рассыпались шрапнелью у каштанов.
Звенит набат над кронами берёз.
Весь дом стал растревоженным биваком,
и платье всюду в кучи сметено.
Любовь хитро коварно убежала.
Вы добродушно пьёте из бокала.
А жизнь сложна. Храня своё окно,
паук всё ткёт: готовится к атакам.
3 WHO ARE THESE COMING TO THE SACRIFICE?
High voices in domestic chapels; praise;
praise-worthy feuds; new-burgeoned spires that sprung
crisp-leaved as though from dropping-wells. The young
ferns root among our vitrified tears.
What an elopement that was: the hired chaise
tore through the fir-grove, scattered kinsmen flung
buckshot and bridles, and the tocsin swung
from the tarred bellcote dappled with dove-smears.
Wires tarnish in gilt corridors, in each room
stiff with the bric-a-brac of loss and gain.
Love fled, truly outwitted, through a swirl
of long-laid dust. Today you sip and smile
though still not quite yourself. Guarding its pane