Корман Владимир Михайлович : другие произведения.

335 Джейн Хиршфилд

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Публикуются стихотворения современной американской поэтессы Джейн Хиршфилд, в том числе в полном объёме перевод её книги "Входи, вор".
  Джейн Хиршфилд Все раскладки без подсказок
  (С английского).
  
  Известно ль молоку и маслу
  хоть что-то о себе ?
  Нет,
  что-то сгинет, что-то уцелеет.
  
  За общий стол садятся
  мужчины с женщинами порознь,
  хотя никто их не распределял.
  
  Рубахи в клетку рядом,
  и слышится чикагский диалект,
  
  но призраками быть никто не собирался.
  
  Под вечер молодёжь садится в кухне.
  
  Довольно скоро станут спотыкаться
  да грешить: прости меня, мол, - и отсюда прочь.
  Но этого они не знают.
  Но этого никто не может знать.
  
  Jane Hirshfield Things keep sorting themselves.
  
  Does the butterfat know it is butterfat,
  milk know it"s milk?
  No.
  Something just goes and something remains.
  
  Like a boardinghouse table:
  men on one side, women on the other.
  Nobody planned it.
  
  Plaid shirts next to one another,
  talking in accents from the Midwest.
  
  Nobody plans to be a ghost.
  
  Later on, the young people sit in the kitchen.
  
  Soon enough, they"ll be the ones
  to stumble Excuse me and quickly withdraw.
  But they don"t know that.
  No one can ever know that.
  Сентябрь 2002.
  
  
  
  Джейн Хиршфилд Моя погода
  (С английского).
  
  Бодра, сонлива, голодна, тревожна,
  возбуждена, потрясена, оживлена...
  
  Доступно ль это дереву ?
  Горе ?
  
  Как чашка может содержать
  муку и сахар, и три глубоких вздоха кролика,
  
  так я переношу все эти состоянья.
  
  Jane Hirshfield My Weather
  
  Wakeful, sleepy, hungry, anxious,
  restless, stunned, relieved.
  
  Does a tree also?
  A mountain?
  
  A cup holds
  sugar, flour, three large rabbit-breaths of air.
  
  I hold these.
  Сентябрь 3012.
  
  
  Джейн Хиршфилд Вроде двух отрицательных чисел, что умножены ливнем.
  (С английского).
  
  Лёжа, ты горизонтальна.
  Стоя, нет.
  
  Я хотела себе человеческой доли.
  
  Как аромат,
  который не ищет, в каком направлении плыть,
  судьбе не бывать постоянной, ни прямой, ни кривой.
  
  "Да", "Нет" и "Либо".
  И день, и жизнь уходят через них,
  снимающих три шкуры,
  затем четвёртую.
  
  В ответ на жизненный вопрос,
  простым и ясным будет довод обуви:
  мне стоит лишь зашаркать.
  
  Изношенная обувь, старые дороги,
  и лишь вопросы не ветшают,
  те - вроде двух отрицательных чисел, что умножены ливнем
  в оливки, либо апельсины.
  
  Jane Hirshfield Like Two Negative Numbers Multiplied by Rain
  
  Lie down, you are horizontal.
  Stand up, you are not.
  
  I wanted my fate to be human.
  
  Like a perfume
  that does not choose the direction it travels,
  that cannot be straight or crooked, kept out or kept.
  
  Yes, No, Or
  -a day, a life, slips through them,
  taking off the third skin,
  taking off the fourth.
  
  And the logic of shoes becomes at last simple,
  an animal question, scuffing.
  
  Old shoes, old roads-
  the questions keep being new ones.
  Like two negative numbers multiplied by rain
  into oranges and olives.
  Сентябрь 2012.
  
  
  Джейн Хиршфилд Математика
  (С английского)
  
  Завидую всем тем,
  что мастерят
  полезное и прочное -
  стул, пару башмаков;
  
  пусть даже варят суп
  с картофелем и со сметаной;
  
  завидую и тем, что исправляют
  протёкшее окно,
  сдирают хрупкую замазку,
  кладут пластичную полоску новой.
  
  "Ты можешь научиться !" -
  твердит мне зеркало
  по вечерам,
  но неуверенно;
  и в отражении моём
  подрагивает бровь.
  
  Оглядываю съёмную квартиру,
  куда ни гляну, придираюсь
  к подборке всех обоев.
  
  Одна из дам
  вчера мне показала
  дом, выстроенный
  будто корпус корабля.
  
  Тот дом - от верхних палуб и до днища -
  несётся, как под взмахами кнута.
  Окраска мраморных колонн
  исполнена под дерево.
  Но, может быть, я не во всём разобралась.
  
  Взглянула на мою неловкую ладонь -
  обычная рука, такая, как у всех,
  но дивно даже то, что может действовать пером.
  
  Вот пишет: кнут,
  и стул, и мрамор,
  и бровь.
  
  Потом та дама у меня спросила -
  я в ней увидела большое сходство
  с моей сестрой, с собою в юные года -
  
  способны ли стихи расширить и развить наш мир
  на деле, а не только в нашем представленье ?
  
  Но как мне различить и то, и это ?
  Я солгала, не то не солгала
  в ответ.
  
  
  Jane Hirshfield Mathematics
  
  I have envied those
  who make something
  useful, sturdy-
  a chair, a pair of boots.
  
  Even a soup,
  rich with potatoes and cream.
  
  Or those who fix, perhaps,
  a leaking window:
  strip out the old cracked putty,
  lay down cleanly the line of the new.
  
  You could learn,
  the mirror tells me, late at night,
  but lacks conviction.
  One reflected eyebrow quivers a little.
  
  I look at this
  borrowed apartment-
  everywhere I question it,
  the wallpaper"s pattern matches.
  
  Yesterday a woman
  showed me
  a building shaped
  like the overturned hull of a ship,
  
  its roof trusses, under the plaster,
  lashed with soaked rawhide,
  the columns" marble
  painted to seem like wood.
  Though possibly it was the other way around?
  
  I look at my unhandy hand,
  innocent,
  shaped as the hands of others are shaped.
  Even the pen it holds is a mystery, really.
  
  Rawhide, it writes,
  and chair, and marble.
  Eyebrow.
  
  Later the woman asked me-
  I recognized her then,
  my sister, my own young self-
  
  Does a poem enlarge the world,
  or only our idea of the world?
  
  How do you take one from the other,
  I lied, or did not lie,
  in answer.
  2001
  
  
  Джейн Хиршфилд Любовь в августе.
  (С английского).
  
  Белизна мотыльков
  на фоне щирмы
  в летней ночи.
  
  Какой-то завистливый
  ропот.
  
  Что-то расходится вширь
  будто руки
  воришки,
  
  который желает вернуть
  вам в шкафчик
  давно украденный кубок.
  
  
  Jane Hirshfield Love in August
  
  White moths
  against the screen
  in August darkness.
  
  Some clamor
  in envy.
  
  Some spread large
  as two hands
  of a thief
  
  who wants to put
  back in your cupboard
  the long-taken silver.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Жизнь моя открывалась трижды.
  (С английского).
  
  Жизнь моя открывалась трижды.
  Однажды - темени и ливню.
  Однажды - страсти, той, что тело носит внутри себя и начинает вспоминать,
  вступая в каждый акт любви.
  Однажды - пламени, что всё сжигает.
  И все три случая похожи.
  Вы с эим согласитесь или нет.
  Но за моим окошком целый день клён стряхивал свою листву, влюбившись в зиму,
  как женщина снимает цветастые шелка.
  Мы все похожи в том, что нам известно.
  Вот дверь: открылась, а потом её захлопнут. Но вспышка света остаётся:
  как клок записки с неясным текстом на полу;
  как красный лист, что выйдет из-под снега в марте.
  
  Jane Hirshfield "Three Times My Life Has Opened"
  
  Three times my life has opened.
  Once, into darkness and rain.
  Once, into what the body carries at all times within it and
  starts to remember each time it enters the act of love.
  Once, to the fire that holds all.
  These three were not different.
  You will recognize what I am saying or you will not.
  But outside my window all day a maple has stepped from
  her leaves like a woman in love with winter, dropping
  the colored silks.
  Neither are we different in what we know.
  There is a door. It opens. Then it is closed. But a slip
  of light stays, like a scrap of unreadable paper left on
  the floor, or the one red leaf the snow releases in March.
  
  
  Джейн Хиршфилд Во мне живут, как в норке при дороге
  (С английского).
  
  Во мне живут, как в норке при дороге
  в большом числе живые существа, но я не знаю их имён,
  
  не знаю их судьбы,
  не знаю, голодны ли и что за корм им нужен.
  
  Они едят меня - гнилые яблоки в моих низинных областях,
  где каменистые потоки, где засуха, когда я не попью.
  
  Вдоль узеньких проулков,
  которых не найти на плане,
  они спускаются по лестницам.
  За ними не поспеть и с музыкальным ухом.
  
  Моим же языком, что ими взят взаймы,
  несметные часы, во тьме,
  они ведут взволнованные речи
  о не моих потерях и не моей любви.
  
  Порой они трагично вымирают.
  Вот так исчезнувшие птицы в своём пиру допировались.
  
  Во мне, должно быть, есть и крепкие мащины
  с упорными резцами из вольфрама,
  которые всё мелют целый день.
  
  Немногие сбегают - лишь по милости господней.
  
  А позади за ними остаются
  в их норках при дороге только твари,
  ничтожные по весу и размерам.
  
  
  Jane Hirshfield Like the Small Hole by the Path-Side Something Lives in
  
  Like the small hole by the path-side something lives in,
  in me are lives I do not know the names of,
  
  nor the fates of,
  nor the hungers of or what they eat.
  
  They eat of me.
  Of small and blemished apples in low fields of me
  whose rocky streams and droughts I do not drink.
  
  And in my streets-the narrow ones,
  unlabeled on the self-map-
  they follow stairs down music ears can"t follow,
  
  and in my tongue borrowed by darkness,
  in hours uncounted by the self-clock,
  they speak in restless syllables of other losses, other loves.
  
  There too have been the hard extinctions,
  missing birds once feasted on and feasting.
  
  There too must be machines
  like loud ideas with tungsten bits that grind the day.
  
  A few escape. A mercy.
  
  They leave behind
  small holes that something unweighed by the self-scale lives in.
  Сeнтябрь 2012.
  
  
  Джейн Хиршфилд Когда-то это было поэмой о любви
  (С английского).
  
  Когда-то это было поэмой о любви,
  пока не растолстели бёдра, пока дыхание не сделалось коротким,
  пока ещё не приходилось быть и озадаченной, и чуть смущённой,
  верхом на буфере своей машины,
  в то время, как народ проходит мимо, не поворачивая к ней своих голов.
  
  Она всё вспоминает себя в одежде, сшитой как для обрученья.
  Ей помнится, как выбирала эту обувь, и этот шарф, и эту вот косынку.
  
  Ей помнится, как в завтрак пили пиво,
  как ноги на ходу плескались в речке на пару - рядом с чьими-то другими.
  
  Она застенчивою притворялась, потом такою стала.
  Клонила голову - причёска рассыпалась,
  да так, что было глаз не разглядеть.
  
  Она твердила об истории, искусстве, о страстях.
  Она была красива, та поэма.
  
  Под подбородком не копились складки кожи,
  и не было подушек жира на ногах.
  
  Что знала утром, в то и верила под вечер.
  
  В лице всегда была уверенность в себе.
  
  А нынче всё тоска не убывает.
  Ей всё понятно. Настало время позаботиться о кошке,
  взглянуть на африканские фиалки и в кактусовый угол.
  
  Да, так-то лучше.
  Малютки-кактусы в раскрашенных горшках, тот - в синем, этот - в красном.
  
  Когда она бывает удручённой
  от чистой непривычной тишины её спокойной обновлённой жизни,
  то прикоснётся к одному, потом к другому -
  у каждого один лишь только пальчик, протянутый, как крошечное пламя.
  
  
  
  Jane Hirshfield This Was Once a Love Poem
  
  This was once a love poem,
  before its haunches thickened, its breath grew short,
  before it found itself sitting,
  perplexed and a little embarrassed,
  on the fender of a parked car,
  while many people passed by without turning their heads.
  
  It remembers itself dressing as if for a great engagement.
  It remembers choosing these shoes,
  this scarf or tie.
  
  Once, it drank beer for breakfast,
  drifted its feet
  in a river side by side with the feet of another.
  
  Once it pretended shyness, then grew truly shy,
  dropping its head so the hair would fall forward,
  so the eyes would not be seen.
  
  IT spoke with passion of history, of art.
  It was lovely then, this poem.
  Under its chin, no fold of skin softened.
  Behind the knees, no pad of yellow fat.
  What it knew in the morning it still believed at nightfall.
  An unconjured confidence lifted its eyebrows, its cheeks.
  
  The longing has not diminished.
  Still it understands. It is time to consider a cat,
  the cultivation of African violets or flowering cactus.
  
  Yes, it decides:
  Many miniature cacti, in blue and red painted pots.
  When it finds itself disquieted
  by the pure and unfamiliar silence of its new life,
  it will touch them-one, then another-
  with a single finger outstretched like a tiny flame.
  2001.
  
  Джейн Хиршфилд Течка
  (С английского).
  
  Моя кобыла, когда случилась течка,
  могла б часами мчаться вдоль ограды,
  вбивая в грунт нетерпеливость ног.
  
  "Ни жеребца вблизи на много миль" -
  твердила я, прося угомониться.
  
  Она раздула ноздри, внюхивалась в ветер, стремилась ускакать.
  Её подбрюшина была черна от пота.
  Потом остановилась у ворот -
  ждала, чтобы увидеть, чем я могу помочь.
  О, я, конечно понимала,
  что было с ней, узнав
  саму себя в такой палящей жажде.
  Я привела её побыть на пастбище
  и, видя, что кобыла беспокойна,
  дала ведро с зерном,
  чтобы отвлечь от страсти на минуту.
  Не знала, чем ей пособить ещё.
  
  Она опять вернулась к тому, что внутренне её сжигало.
  Забор ! Забор !
  Она надеялась, как я могла увидеть,
  что предоставлю ей свободу.
  И я тогда к ней чувствовала зависть,
  к её уверенной и беспокойной страсти,
  к стремленью выполнить своё желанье.
  Нам нужно было только открыть в воротах маленький проход,
  чуть шире корпуса кобылы.
  Она б о прочем позаботилась сама.
  Конечно, я прекрасно знала -
  ведь я имела власть, уздечку и ведро -
  что подойдёт ко мне и будет ластиться,
  чтоб я позволила сбежать. Ведь жизнь кратка,
  зато желание - желание огромно !
  
  Jane Hirshfield Heat
  
  My mare, when she was in heat,
  would travel the fenceline for hours,
  wearing the impatience
  in her feet into the ground.
  
  Not a stallion for miles, I"d assure her,
  give it up.
  
  She"d widen her nostrils,
  sieve the wind for news, be moving again,
  her underbelly darkening with sweat,
  then stop at the gate a moment, wait
  to see what I might do.
  Oh, I knew
  how it was for her, easily
  recognized myself in that wide lust:
  came to stand in the pasture
  just to see it played.
  Offered a hand, a bucket of grain-
  a minute"s distraction from passion
  the most I gave.
  
  Then she"d return to what burned her:
  the fence, the fence,
  so hoping I might see, might let her free.
  I"d envy her then,
  to be so restlessly sure
  of heat, and need, and what it takes
  to feed the wanting that we are-
  
  only a gap to open
  the width of a mare,
  the rest would take care of itself.
  Surely, surely I knew that,
  who had the power of bucket
  and bridle-
  she would beseech me, sidle up,
  be gone, as life is short.
  But desire, desire is long.
  1988.
  
  
  Джейн Хиршфилд Разбор суждений, анализ приговора.
  (С английского).
  
  На месте жизнь не стопорится.
  Съедаешь артишок - становится иным
  вкус всякой новой пищи.
  Но ты сама - не артишок, не кошка, не фортепиано
  и никакой другой предмет.
  Что есть в тебе от кошки - то важно, но слишком узко.
  Как перепрыгнуть несхожесть двух вещей ?
  Фортепиано - замечательный слуга,
  но от тебя в нём - ничего, оно - совсем другой объект.
  Спроси его, оно амбициозно подтвердит свою особость.
  Твоё "второе я" должно быть как водопроводный кран,
  питаемый водой из горных родников -
  неистощимой и уверенной струёй твоих речей, красивых, но студёных,
  таких, что раздражают зубы. Пугаться - ни к чему.
  Суждения - ещё не приговор. Зубная боль пройдёт.
  Лишь приговор решает судьбы -
  предпишет, чтобы всё спокойно развивалось, не то прикажет
  точно так, как юный царь, вошедший в Персию: "Спалить её !" -
  и та сгорит. И если хоть одна слезинка возникнет в уголке
  хоть одного из царских глаз, так лишь от дыма.
  Он будет впечатлён огнём не больше, чем жуком,
  бегущим с пепелища, ведя с собою шестиногое потомство.
  Биолог Холдейн* в умилительном абзаце
  отметил, что жуки - любимые творенья Бога.
  Недаром тот создал их столько. Господень приговор бывает мягким.
  Я вижу, Господи, что ты доводишь судьбы до их конца так нежно, как охотничья собака
  схватив зубами, тащит перепёлку. О, как же я
  тобой любуюсь в судьбоносные мгновенья - лишь не могу тебя любить.
  Во мне ты занял слишком много места, и сам себя ты ценишь крайне строго.
  И вот тебя я вырвала из сердца напрочь,
  освободилась ото всех твоих оценок,
  сняла и с плеч, и с бёдер всё, что связано с тобой.
  Теперь- когда весь мир летит, как овод; бежит, как угольная баржа,
  когда заря сравнялась цветом с зимним** маслом -
  хотя не холодна, лишь некрасива, цвета масла -
  теперь, возможно, вновь начну тебя любить, беспомощного до небытия,
  как слаб без помощи едва родившийся волчонок.
  И выбор у него один - охота, и сладость видит в волчьем молоке.
  
  Jane Hirshfield To Judgment: An Assay
  
  You change a life
  as eating an artichoke changes the taste
  of whatever is eaten after.
  Yet you are not an artichoke, not a piano or cat-
  not objectively present at all-
  and what of you a cat possesses is essential but narrow:
  to know if the distance between two things can be leapt.
  The piano, that good servant,
  has none of you in her at all, she lends herself
  to what asks; this has been my ambition as well.
  Yet a person who has you is like an iron spigot
  whose water comes from far-off mountain springs.
  Inexhaustible, your confident pronouncements flow,
  coldly delicious.
  For if judgment hurts the teeth, it doesn"t mind,
  not judgment. Teeth pass. Pain passes.
  Judgment decrees what remains-
  the serene judgments of evolution or the judgment
  of a boy-king entering Persia: "Burn it," he says,
  and it burns. And if a small tear swells the corner
  of one eye, it is only the smoke, it is no more to him than a beetle
  fleeing the flames of the village with her six-legged children.
  The biologist Haldane*-in one of his tenderer moments-
  judged beetles especially loved by God,
  "because He had made so many." For judgment can be tender:
  I have seen you carry a fate to its end as softly as a retriever
  carries the quail. Yet however much
  I admire you at such moments, I cannot love you:
  you are too much in me, weighing without pity your own worth.
  When I have erased you from me entirely,
  disrobed of your measuring adjectives,
  stripped from my shoulders and hips each of your nouns,
  when the world is horsefly, coal barge, and dawn the color of winter butter**-
  not beautiful, not cold, only the color of butter-
  then perhaps I will love you. Helpless to not.
  As a newborn wolf is helpless: no choice but hunt the wolf milk,
  find it sweet.
  2006.
  
  Примечания.
  *Холдейн - John Burdon Sanderson Haldane (1892-1964) - видный британский генетик, нео-дарвинист, марксист, коммунист в 1937-50 гг. Резко отрицательно отнёсся к расправе с Н.И.Вавиловым и советской генетикой. После 1957 г. работал в Индии.
  **Джейн Хиршфилд полагает, что летом коровье масло получается ярче, потому что скотина
  ест свежий корм; зимой - от сухого сена - масло выходит бледным.
  
  Джейн Хиршфилд Пришелица
  (С английского)
  
  Однажды в дом залезла крыска,
  прошло два дня - змея.
  
  Увидевши меня,
  метнулась длинной лентой,
  чтоб скрыться, под кровать
  и там свернулась, как ручной зверёк.
  
  Не знаю, как вошла и как исчезла,
  но с фонарём её не отыскала.
  
  Я чувствовала целый год,
  как что-то - Несчастье ? Радость ? Или Ужас ? -
  вошло в меня и угнездилось.
  
  Не знаю, как вселилось.
  Не знаю, как умчлось прочь.
  
  Туда, где пряталось, слова не долетали.
  И свет туда не проникал и не будил.
  Оно не пахло ни змеёй, ни крысой,
  ни жизнелюбием, ни аскетизмом.
  
  Такие есть лазейки в нас,
  которых мы совсем не изучили.
  
  Сквозь них
  в нас проникают и бродят как хотят,
  стада желающих напиться тварей,
  при бубенцах и длинноногих, покрытых иноземной пылью.
  
  
  Jane Hirshfield The Envoy
  
  One day in that room, a small rat.
  Two days later, a snake.
  
  Who, seeing me enter,
  whipped the long stripe of his
  body under the bed,
  then curled like a docile house-pet.
  
  I don't know how either came or left.
  Later, the flashlight found nothing.
  
  For a year I watched
  as something - terror? happiness? grief? -
  entered and then left my body.
  
  No knowing how it came in.
  Not knowing how it went out.
  
  It hung where words could not reach it.
  It slept where light could not go.
  Its scent was neither snake nor rat,
  neither sensualist nor ascetic.
  
  There are openings in our lives
  of which we know nothing.
  
  Through them
  the belled herds travel at will,
  long-legged and thirsty, covered with foreign dust.
  
  
  Джейн Хиршфилд Задача
  (С английского)
  
  Обычная одежда, носимая всем миром.
  Мы в ней проснёмся, глаза откроем, косы заплетём,
  раскроем свой халат -
  и расцветаем в розовом шелку, а после нагишом.
  
  Мы взяли на себя
  совсем не сложную задачу,
  хоть и большую, -
  от сумерек и до рассвета,
  
  потом с рассвета до заката нас восхваляют,
  лишь бы не ослепнуть от похвал.
  Затем прилечь, как кошка на горячем
  припёке солнца, вся пылающая мехом,
  
  в мечтах о мышке.
  И после бодрствовать - пусть мышка подождёт -
  в закрытой комнате, куда сквозь пышность кроны
  свет солнца не проникнет. А вся земля ещё цветёт.
  
  
  Jane Hirshfield The Task
  
  It is a simple garment, this slipped-on world.
  We wake into it daily - open eyes, braid hair -
  a robe unfurled
  in rose-silk flowering, then laid bare.
  
  And yes, it is a simple enough task
  we've taken on,
  though also vast:
  from dusk to dawn,
  
  from dawn to dusk, to praise, and not
  be blinded by the praising.
  To lie like a cat in hot
  sun, fur fully blazing,
  
  and dream the mouse;
  and to keep too the mouse's patient, waking watch
  within the deep rooms of the house,
  where the leaf-flocked
  
  sunlight never reaches, but the earth still blooms.
  
  
  Джейн Хиршфилд Здание с многими крышами под лунным светом
  (С английского)
  
  Мне показалось,
  будто я большое
  объёмное строение
  со сложной крышей - под лунным светом.
  
  Такая мысль меня проела
  так просто, как могла бы моль.
  Таким вот чувством нафаршована была я, будто рыба.
  
  Во мне звучали собственные мысли,
  но не в ушах, и это было не фортепиано.
  
  А вскоре заурчала печь,
  и надо мной затопали шаги.
  
  Тут я опять лицо своё умыла горячею водой,
  как делала, когда была ребёнком.
  
  Jane Hirshfield Many-Roofed Building in Moonlight
  
  I found myself
  suddenly voluminous,
  three-dimensioned,
  a many-roofed building in moonlight.
  
  Thought traversed
  me as simply as moths might.
  Feelings traversed me as fish.
  
  I heard myself thinking,
  It isn't the piano, it isn't the ears.
  
  Then heard, too soon, the ordinary furnace,
  the usual footsteps above me.
  
  Washed my face again with hot water,
  as I did when I was a child.
  
  
  Джейн Хиршфилд Первые лёгкие завитки в перистых облаках
  (С английского)
  
  Десятки в двадцать пятой степени молекул
  достаточно,
  чтоб яблоком назвать что выйдет, не то лесным дроздом.
  В колибри тех молекул меньше,
  в наручных часиках их меньше в десять раз.
  
  Всех азбучных молекул
  со вкусом мёда, соли и железа -
  не сосчитать,
  
  как нам не счесть числа тех струн,
  которые звучат в ответ на наши голоса,
  хоть к струнам мы не прикасались.
  
  Так было с нами, когда в сердцах жила любовь.
  Она смотрелась из лица в лицо и отовсюду.
  
  Она была в деревьях, в скалах, в облаках.
  
  
  First Light Edging Cirrus
  by Jane Hirshfield
  
  10- 25 molecules
  are enough
  to call woodthrush or apple.
  
  A hummingbird, fewer.
  A wristwatch: 10- 24.
  
  An alphabet's molecules,
  tasting of honey, iron, and salt,
  cannot be counted-
  
  as some strings, untouched,
  sound when a near one is speaking.
  
  As it was when love slipped inside us.
  It looked out face to face in every direction.
  
  Then it was inside the tree, the rock, the cloud.
  
  
  Джейн Хиршфилд Дерево
  (С английского).
  
  Безумие
  позволить тису
  расти у дома.
  
  Ведь это
  на долгий срок.
  Вообразите:
  
  Спокойный быт
  с хламьём кастрюль и книг.
  
  И первые уж ветви скребнут в окно.
  Весь космос будет вечно рваться в вашу жизнь.
  
  
  Jane Hirshfield Tree
  
  It is foolish
  to let a young redwood
  grow next to a house.
  
  Even in this
  one lifetime,
  you will have to choose.
  
  That great calm being,
  this clutter of soup pots and books-
  
  Already the first branch-tips brush at the window.
  Softly, calmly, immensity taps at your life.
  
  
  Джейн Хиршфилд О том, что нас скрепляет
  (С английского)
  
  Есть то, что нас скрепляет
  и сильною и слабой связью.
  Взгляни вокруг, и ты увидишь:
  вот кожа в медицинской чашке;
  вот скрепы, заржавевшие во швах;
  и подходящие размерами суставы -
  детали, прилегающие плотно
  в узлах, куда их поместили,
  где мало - скажет врач - лишь силы веса.
  
  Взгляни, как снова отрастает плоть
  на месте раны - яростно и страстно -
  гораздо крепче,
  чем неиспытанная прежняя поверхность.
  У конников окрепшие в заездах
  тела коней их называют гордой плотью.
  
  Любая плоть
  гордится ранами, что вынесла она,
  как честью, что воздали после битвы,
  и как наградою, приколотой на грудь.
  
  А если двое влюблены друг в дружку,
  то, сам взгляни, как то похоже
  на шрамы между их двумя телами,
  такими, чем положено гордиться.
  Их связь их делает единой тканью,
  которую никто не разорвёт и не изменит.
  
  Jane Hirshfield For What Binds Us
  
  There are names for what binds us:
  strong forces, weak forces.
  Look around, you can see them:
  the skin that forms in a half-empty cup,
  nails rusting into the places they join,
  joints dovetailed on their own weight.
  The way things stay so solidly
  wherever they've been set down-
  and gravity, scientists say, is weak.
  
  And see how the flesh grows back
  across a wound, with a great vehemence,
  more strong
  than the simple, untested surface before.
  There's a name for it on horses,
  when it comes back darker and raised: proud flesh,
  
  as all flesh,
  is proud of its wounds, wears them
  as honors given out after battle,
  small triumphs pinned to the chest-
  
  And when two people have loved each other
  see how it is like a
  scar between their bodies,
  stronger, darker, and proud;
  how the black cord makes of them a single fabric
  that nothing can tear or mend.
  
  
  Джейн Хиршфилд Тяжёлые минуты и часы.
  (С английского)
  
  Тяжёлые минуты и часы
  сходны со сливами в рассоле.
  Все сморщены, бормочут дружка с дружкой.
  По цвету - как акульи плавники.
  Но после бедствия - успокоенье.
  Сперва томятся в банке умебоши*,
  а после ими сдабривают рис.
  
  Jane Hirshfield All the Difficult Hours and Minutes
  
  All the difficult hours and minutes
  are like salted plums in a jar.
  Wrinkled, turn steeply into themselves,
  they mutter something the color of; sharkfins to the glass.
  Just so, calamity turns toward calmness.
  First the jar holds the umeboshi*, then the rice does.
  Май 2008.
  
  Примечание.
  *Умебоши - популярная в Японии кухонная приправа из слив.
  
  Джейн Хиршфилд Зелёные полосатые дыни.
  (С английского).
  
  Они лежат
  под звёздами на поле.
  Они лежат на поле под дождём,
  под солнцем.
  
  Иные люди -
  вроде этих дынь.
  Они - как живопись,
  что замалёвана другой картиной.
  
  Нежданная увесистость тех дынь
  кричит о спелости.
  
  Jane Hirshfield Green-Striped Melons
  
  They lie
  under stars in a field.
  They lie under rain in a field.
  Under sun.
  
  Some people
  are like this as well-
  like a painting
  hidden beneath another painting.
  
  An unexpected weight
  the sign of their ripeness.
  2006
  
  
  Джейн Хиршфилд Обещание
  (С английского)
  
  "Не увядайте !" - я сказала
  цветам букета.
  Они лишь наклонили
  свои головки.
  
  "Не убегай !" - сказала пауку.
  Он скрылся.
  
  "Не улетай, листок !"
  Он покраснел
  в своём смущении передо мной.
  
  "Не старься !" - говорю я телу.
  Оно присело по-собачьи,
  послушное мне на мгновенье,
  и вскоре снова затряслось.
  
  "Не изменяйтесь !" - говорю земле
  приречной луговой долины,
  окаменевшему откосу,
  песчаникам с известняком.
  Они лишь молча оглянулить,
  всё время обновляя облик.
  
  "Останьтесь !" - говорила
  всем любимым.
  И каждый отвечал мне:
  "Навсегда !"
  
  Jane Hirshfield Promise
  
  Stay, I said
  to the cut flowers.
  They bowed
  their heads lower.
  
  Stay, I said to the spider,
  who fled.
  
  Stay, leaf.
  It reddened,
  embarrassed for me and itself.
  
  Stay, I said to my body.
  It sat as a dog does,
  obedient for a moment,
  soon starting to tremble.
  
  Stay, to the earth
  of riverine valley meadows,
  of fossiled escarpments,
  of limestone and sandstone.
  It looked back
  with a changing expression, in silence.
  
  Stay, I said to my loves.
  Each answered,
  Always.
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Сентенции
  (С английского)
  
  Вот очень дивный факт, чтобы запомнить:
  каменья кажутся прекрасней, когда влажны.
  * * *
  Восторг от светлых и от чёрных тканей !
  Как много способов
  не замечать чужой беды.
  * * *
  Излишняя тоска
  отталкивает нас
  как кислый хлебный дух,
  как ржавчина на стали.
  * * *
  Издалека и непосредственно вблизи
  нам кажутся пологими крутые склоны.
  * * *
  Засунув руки в шерстяные рукава,
  мы будто слышим замершее блеянье овец.
  * * *
  Любая точка на окружности - её начало.
  Начав желанное, не завершайте - затем, чтоб продолжать мечтать.
  * * *
  В той комнате, где пустота,
  случалось,
  был всё же сладкий запах табака.
  * * *
  Кто очень стар, пусть вспомнит предков,
  обняв себя руками.
  * * *
  Не избегай опасных уязвимых мыслей -
  иначе будешь одинок.
  
  
  Jane Hirshfield Sentencings
  
  A thing too perfect to be remembered:
  stone beautiful only when wet.
  * * *
  Blinded by light or black cloth-
  so many ways
  not to see others suffer.
  * * *
  Too much longing:
  it separates us
  like scent from bread,
  rust from iron.
  * * *
  From very far or very close-
  the most resolute folds of the mountain are gentle.
  * * *
  As if putting arms into woolen coat sleeves,
  we listen to the murmuring dead.
  * * *
  Any point of a circle is its start:
  desire forgoing fulfillment to go on desiring.
  * * *
  In a room in which nothing
  has happened,
  sweet-scented tobacco.
  * * *
  The very old, hands curling into themselves, remember their parents.
  * * *
  Think assailable thoughts, or be lonely.
  Декабрь 2010.
  
  
  Ко мне повадился дятел
  (С английского).
  
  Ко мне повадился дятел,
  долбящий стену дома.
  Кладу ему пирог на блюде -
  сменяет стенку.
  
  Тут нечем поживиться, чтобы съесть,
  но дом наш для него -
  как гулкий щит
  для изъявленья личных планов.
  
  Он многословен, как торгаш.
  
  Не барабанит ли он самке ? Но какой ?
  
  Спросила, но сама в расстройстве и в разоре, -
  пригожая красноголовая пичуга
  без ухажёра.
  
  Jane Hirshfield The Woodpecker Keeps Returning
  
  The woodpecker keeps returning
  to drill the house wall.
  Put a pie plate over one place, he chooses another.
  
  There is nothing good to eat there:
  he has found in the house
  a resonant billboard to post his intentions,
  his voluble strength as provider.
  
  But where is the female he drums for? Where?
  
  I ask this, who am myself the ruined siding,
  the handsome red-capped bird, the missing mate.
  2005
  
  
  Джейн Хиршфилд Всё так и было: ты была счастливой.
  (С английского).
  
  Всё так и было:
  ты была счастливой, потом грустила,
  то вновь была счастливой, то в тоске.
  
  Вот так всё шло.
  Была ль безгрешной или виноватой ?
  Наказана ль была ты или нет ?
  
  В иные времена ты говорила, но не всегда.
  А в основном молчала. Что ты могла сказать ?
  
  Теперь всё это позади.
  
  Житьё-бытьё тебя расцеловало, как твой любовник.
  
  И дело не в прощенье.
  Вам с жизнью нечего прощать друг дружке.
  Она, как пекарь, наклонясь теперь над печью,
  увидела, что хлеб уже спечён.
  
  Однако пища эта - отныне для других.
  
  Теперь не важно, что сделают они с тобой,
  с твоими днями. Они поступят зло,
  потом начнут скучать по женщине неправой,
  по виноватому, быть может, человеку.
  И все истории, которые расскажут,
  предстанут только выдумкою лживой.
  
  Твоя история на деле только в том,
  что ты был счастливой, потом грустила.
  Сперва спала, а после пробуждалась.
  Порою жарила себе каштаны, порою у тебя была хурма.
  
  Jane Hirshfield It Was Like This: You Were Happy
  
  It was like this:
  you were happy, then you were sad,
  then happy again, then not.
  
  It went on.
  You were innocent or you were guilty.
  Actions were taken, or not.
  
  At times you spoke, at other times you were silent.
  Mostly, it seems you were silent-what could you say?
  
  Now it is almost over.
  
  Like a lover, your life bends down and kisses your life.
  
  It does this not in forgiveness-
  between you, there is nothing to forgive-
  but with the simple nod of a baker at the moment
  he sees the bread is finished with transformation.
  
  Eating, too, is a thing now only for others.
  
  It doesn't matter what they will make of you
  or your days: they will be wrong,
  they will miss the wrong woman, miss the wrong man,
  all the stories they tell will be tales of their own invention.
  
  Your story was this: you were happy, then you were sad,
  you slept, you awakened.
  Sometimes you ate roasted chestnuts, sometimes persimmons.
  
  
  Джейн Хиршфилд Час - не дом.
  (С английского).
  
  Час - не жильё, не дом.
  И жизнь - совсем не дом.
  Ты не пройдёшь сквозь них,
  как будто там есть дверь в соседний.
  
  Но час, как дом, имеет свой дизайн:
  четыре стенки, потолок.
  Он хрупок, как стекло. Его легко разбить.
  
  Кому-то надобен покой, кому-то - хлеб,
  кому-то - сон.
  
  Мой взор прилип к окну,
  как кошечий и как собачий, когда они без никого.
  
  Jane Hirshfield An hour is not a house
  
  An hour is not a house,
  a life is not a house,
  you do not go through them as if
  they were doors to another.
  
  Yet an hour can have shape and proportion,
  four walls, a ceiling.
  An hour can be dropped like a glass.
  
  Some want quiet as others want bread.
  Some want sleep.
  
  My eyes went
  to the window, as a cat or dog left alone does.
  Апрель 2013
  
  
  Джейн Хиршфилд Стул под снегом
  (С английского).
  
  Стул под снегом
  станет похож
  на любой побелевший
  округлый предмет.
  
  И всё же под снегом стул выглядит грустно -
  
  печальней кровати,
  печальнее шляпы и дома.
  Стул сколочен для единственной цели -
  
  держаться
  всегда и стойко,
  почти не прогибаясь.
  
  Король, наверняка,
  
  не должен быть под снегом,
  не должен - под цветами.
  
  
  Jane Hirshfield A Chair in Snow
  
  A chair in snow
  should be
  like any other object whited
  & rounded
  
  and yet a chair in snow is always sad
  
  more than a bed
  more than a hat or house
  a chair is shaped for just one thing
  
  to hold
  a soul its quick and few bendable
  hours
  
  perhaps a king
  
  not to hold snow
  not to hold flowers
  Апрель 2013
  
  
  Джейн Хиршфилд Свадебное благословение
  (С английского).
  
  Сегодня, когда созревает хурма;
  сегодня, когда из норок на свет выходят выводки лис;
  сегодня, когда запоёт над крапчатой кладкой крапивник;
  сегодня, когда покрасневшие листья роняет на землю клён;
  сегодня, когда открываются окна, как они обещались;
  сегодня, когда согревает огонь, как и клялся;
  сегодня, когда кто-то умер из самых любимых
  и кто-то невстреченный умер;
  сегодня, когда родился кто-то из самых любимых
  и кто-то совсем неизвестный родился;
  сегодня, когда проливается дождь, добираясь
  к ждущим иссохшим корням;
  сегодня, когда над кровом страдальца
  заискрился звёздный свет;
  сегодня, когда кому-то не выйти из рук несчастья;
  сегодня, когда попадает кто-то в жар первых своих объятий;
  сегодня да будет вам свет, несущий благословенье
  с живительным благоуханьем лаванды и снега;
  пусть клятвы этого дня исполнятся верно и в полной мере.
  Пусть громко и тихо звучат они в ваших ушах, удивляя ваш слух.
  Пусть наяву и во сне развернутся, заполнив вам зренье.
  Пусть их строгость и нежность вас надёжно поддержит.
  Пусть их необъятность явною будет во все ваши дни !
  
  Jane Hirshfield A Blessing for Wedding
  
  Today when persimmons ripen
  Today when fox-kits come out of their den into snow
  Today when the spotted egg releases its wren song
  Today when the maple sets down its red leaves
  Today when windows keep their promise to open
  Today when fire keeps its promise to warm
  Today when someone you love has died
  or someone you never met has died
  Today when someone you love has been born
  or someone you will not meet has been born
  Today when rain leaps to the waiting of roots in their dryness
  Today when starlight bends to the roofs of the hungry and tired
  Today when someone sits long inside his last sorrow
  Today when someone steps into the heat of her first embrace
  Today, let this light bless you
  With these friends let it bless you
  With snow-scent and lavender bless you
  Let the vow of this day keep itself wildly and wholly
  Spoken and silent, surprise you inside your ears
  Sleeping and waking, unfold itself inside your eyes
  Let its fierceness and tenderness hold you
  Let its vastness be undisguised in all your days
  2010
  
  
  Джейн Хиршфилд Решение
  (С английского)
  
  Есть миг перед тем
  как проявятся форма и цвет -
  до закрепления или закалки в печи.
  Покамест ещё не поздно
  забрать обратно из почты письмо.
  Рука ещё согнута в локте.
  Слово застряло между гортанью
  и громким эхом от стен.
  Выдох ещё муравьиного слабже.
  Ярь на старой зелёной меди куда тяжелей...
  Всё же что-то зовёт решиться -
  и я озираюсь.
  Манят новые румбы, другие страны -
  но не в изгнение, не в надежду - просто к иному.
  Пусть это будет Великий - хоть по названию - Шёлковый Путь !
  Лишь бы не было впредь поворота назад.
  
  
  Jane Hirshfield The Decision
  
  There is a moment before a shape
  hardens, a color sets.
  Before the fixative or heat of kiln.
  The letter might still be taken
  from the mailbox.
  The hand held back by the elbow,
  the word kept between the larynx pulse
  and the amplifying drum-skin of the room"s air.
  The thorax of an ant is not as narrow.
  The green coat on old copper weighs more.
  Yet something slips through it -
  looks around,
  sets out in the new direction, for other lands.
  Not into exile, not into hope. Simply changed.
  As a sandy track-rut changes when called a Silk Road:
  it cannot be after turned back from.
  2008
  
  
  Джейн Хиршфилд Побыв в морской воде, ткань станет жёстче.
  (С английского).
  
  Побыв в морской воде, ткань станет жёстче.
  Деревенеет так, что тело заболит.
  И внучка еле шевелит руками,
  а дед, гуляя с ней на берегу,
  причины толком не открыл, лишь, как шутили встарь,
  пытался объяснить на пальцах:
  "Попробуй что-то называть иначе.
  Зови боль деревом, зови морской водой -
  и весь ответ. А деревом назвав,
  представь себе его сучки.
  Потом оно пусть станет человеком,
  что занят ломкой пальцев - хотя бы и своих.
  Зови сучками пальцы - те, что режут
  девчонке яблоки. Пусть, молча ест и смотрит.
  Хоть деревом зови беду, хоть тихою коварною водой".
  
  
  Jane Hirshfield Seawater steffens cloth
  
  Seawater stiffens cloth long after it"s dried.
  As pain after it"s ended stays in the body:
  A woman moves her hands oddly
  because her grandfather passed through
  a place he never spoke of. Making
  instead the old jokes with angled fingers.
  Call one thing another"s name long enough,
  it will answer. Call pain seawater, tree, it will answer.
  Call it a tree whose shape of; ;branches happened.
  Call what branching happened a man
  whose job it was to break fingers or lose his own.
  Call fingers angled like branches what peel and cut apples,
  to give to a girl who eats them in silence, looking.
  Call her afterward tree, call her seawater angled by silence.
  Май 2008
  
  Джейн Хиршфилд Осенняя жара
  (С английского)
  
  Осенняя жара не повторяет летней.
  Одна даст яблокам дозреть, другая хочет сидра.
  Одна - как порт, откуда ты плывёшь,
  другая - как хребет плывущего коняги,
  и с каждым днём река всё холодней.
  Муж, раковый больной, собрался помирать.
  Ему на смену у супруги есть любовник.
  Она из гардероба мужа достала все ремни.
  Разобрала его носки и свитера в комоде
  по их цветам... Осенняя жара !
  Развесила все пряжки на крючки,
  раздельно золото и серебро.
  Готова полностью опустошить весь гардероб.
  Работа эта, - говорит, - ей в радость.
  
  
  Jane Hirshfield The Heat of Autumn
  
  The heat of autumn
  is different from the heat of summer.
  One ripens apples, the other turns them to cider.
  One is a dock you walk out on,
  the other the spine of a thin swimming horse
  and the river each day a full measure colder.
  A man with cancer leaves his wife for his lover.
  Before he goes she straightens his belts in the closet,
  rearranges the socks and sweaters inside the dresser
  by color. That"s autumn heat:
  her hand placing silver buckles with silver,
  gold buckles with gold, setting each
  on the hook it belongs on in a closet soon to be empty,
  and calling it pleasure.
  2006
  
  Джейн Хиршфилд Фадо
  (С английского).
  
  Мужчина подошёл поближе
  и вынул четвертак
  из девичьего ушка,
  а после голубя из рук,
  к её же изумленью.
  Спроси, что больше удивляло слух:
  как чиркнула рифлёная монета
  по пальцу,
  не то молчание возникшей птицы ?
  Сидел ли голубь в девичьих руках,
  или она тут вовсе ни при чём ?
  Я в Португалии пережила
  такой же полуобморочный миг.
  Тогда уже почти светало.
  И дама в инвалидном кресле
  протяжно спела песню фадо,
  так все в той комнатушке
  размером чуть ли не в кастрюлю
  глаза уставили друг в друга
  и сотрясалась медная посуда.
  
  Jane Hirshfield Fado
  
  A man reaches close
  and lifts a quarter
  from inside a girl"s ear,
  from her hands takes a dove
  she didn"t know was there.
  Which amazes more,
  you may wonder:
  the quarter"s serrated murmur
  against the thumb
  or the dove"s knuckled silence?
  That he found them,
  or that she never had,
  or that in Portugal,
  this same half-stopped moment,
  it"s almost dawn,
  and a woman in a wheelchair
  is singing a fado
  that puts every life in the room
  on one pan of a scale,
  itself on the other,
  and the copper bowls balance.
  Сентябрь 2012.
  
  
  
  Джейн Хиршфилд Груша
  (С английского).
  
  Ноябрь, и грушевое дерево качает
  последнюю листву и свой последний разум.
  Мой друг переместился в санаторий.
  Как он сказал, был изгнан из веснушчатых лесов
  разгневанными Торо, Кольриджем и Бомарше.
  Диагноз - мания, должно быть, что бесспорен.
  Но и больной, он вежлив и красноречив.
  В нём держится, покамест удаётся,
  врождённая изящность. Он обращается к рассудку:
  "Лодчонка, ты плывёшь за кораблём !
  Тебя силком сюда загнали,будто в угол.
  Всего четыре или пять ступенек,
  и ты погибла". Пока ещё он дорожит своею жизнью,
  хоть понял, что страдает по собственной вине.
  Лишь в нём самом причина, что нынче против
  него стоят все старые друзья.
  Так гонит прочь увечную ворону воронья стая.
  И нет ни жалости, ни доброты.
  "Смиряйся, гибни" -
  будто въявь настойчивый совет идёт от груши.
  Она вещает, а ему не убежать.
  Заря сменяется зарёй.
  Смотрю, он всё стоит под этой грушей.
  
  Jane Hirshfield The Pear
  
  November. One pear
  sways on the tree past leaves, past reason.
  In the nursing home, my friend has fallen.
  Chased, he said, from the freckled woods
  by angry Thoreau, Coleridge, and Beaumarchais.
  Delusion too, it seems, can be well read.
  He is courteous, well-spoken even in dread.
  The old fineness in him hangs on
  for dear life. "My mind now?
  A small ship under the wake of a large.
  They force you to walk on your heels here,
  the angles matter. Four or five degrees,
  and you"re lost." Life is dear to him yet,
  though he believes it his own fault he grieves,
  his own fault his old friends have turned against him
  like crows against an injured of their kind.
  There is no kindness here, no flint of mercy.
  Descend, descend,
  some voice must urge, inside the pear stem.
  The argument goes on, he cannot outrun it.
  Dawnlight to dawnlight, I look: it is still there.
  Май 2008.
  
  
  Джейн Хиршфилд Мои протеины
  (С английского)
  
  Во мне сыскали, говорят,
  зудящий протеин -
  полипептид натриуретик "Б" -
  бредущий изнутри своей тропинкой
  по позвоночнику.
  Он и забавит, и жжёт, и мучит.
  
  Всё тело стало вроде автострады
  с отлично сделанной
  дорожною развязкой.
  Кусками рвусь на Север и на Юг.
  
  Теперь во мне моих осталось клеток
  десятая лишь часть.
  Всё прочее - чужое.
  
  И девяносто шесть процентов жизни - не мои.
  
  Я вся, как говорят, -
  одни бактерии да дрожжи;
  мои родители да предки;
  и все, кого люблю;
  мои таксисты при айфонах;
  мои дороги и мосты;
  ворьё да сыщики,
  что гонятся за мной же.
  
  Я в протеинах, ясно это вижу,
  вся - как в обёртке.
  
  Нашла в кишащей толпами столице
  спокойный угол,
  где помещаю, будто блоки Лего,
  скамейку, голубей
  и сэндвич из ржаной муки
  с горчицею и сыром.
  
  Я ль это или нет ? -
  Проголодалась,
  сэндвич аппетитен.
  
  Но сэндвич тот - не я.
  Он - тайна,
  которой никому
  и не раскрыть и не усвоить.
  
  
  Jane Hirshfield My proteins
  
  They have discovered, they say,
  the protein of itch -
  natriuretic polypeptide b -
  and that it travels its own distinct pathway
  inside my spine.
  As do pain, pleasure, and heat.
  
  A body it seems is a highway,
  a cloverleaf crossing
  well built, well traversed.
  Some of me going north, some going south.
  
  Ninety percent of my cells, they have discovered,
  are not my own person,
  they are other beings inside me.
  
  A ninety-six percent of my life is not my life.
  
  Yet I, they say, am they -
  my bacteria and yeasts,
  my father and mother,
  grandparents, lovers,
  my drivers talking on cell phones,
  my subways and bridges,
  my thieves, my police
  who chase my self night and day.
  
  My proteins, apparently also me,
  fold the shirts.
  
  I find in this crowded metropolis
  a quiet corner,
  where I build of not-me Lego blocks
  a bench,
  pigeons, a sandwich
  of rye bread, mustard, and cheese.
  
  It is me and is not,
  the hunger
  that makes the sandwich good.
  
  It is not me then is,
  the sandwich -
  a mystery neither of us
  can fold, unfold, or consume.
  Сентябрь,2013
  
  Джейн Хиршфилд Рука
  (С английского)
  
  Рука - не горсть, не костяшки,
  
  не четверо пальцев с большим впридачу,
  не мышцы с жирною жёлтой ладошкой,
  не связки с запястьем и дельтою вен.
  
  Рука - не сплетенье извилистых линий
  с бескрайней уймой несчастий,
  о чём те вещают.
  Она - не страница,
  не исступлённое тело.
  
  Рука - не затем, чтобы ею лепить
  из вздувшейся губки теста,
  она - не моторчик гладилки,
  она не копит чернил.
  
  Кленовые руки - листья - не чаши
  для бешеных ливней.
  Что истекает - уходит в открытую полость.
  
  В простёртой руке - лишь единственный ясный вопрос.
  
  Они - без ответа - жужжат, будто пчёлы, и улетают, роясь.
  
  A Hand
  Jane Hirshfield A Hand
  
  A hand is not four fingers and a thumb.
  
  Nor is it palm and knuckles,
  not ligaments or the fat's yellow pillow,
  not tendons, star of the wristbone, meander of veins.
  
  A hand is not the thick thatch of its lines
  with their infinite dramas,
  nor what it has written,
  not on the page,
  not on the ecstatic body.
  
  Nor is the hand its meadows of holding, of shaping-
  not sponge of rising yeast-bread,
  not rotor pin's smoothness,
  not ink.
  
  The maple's green hands do not cup
  the proliferant rain.
  What empties itself falls into the place that is open.
  
  A hand turned upward holds only a single, transparent question.
  
  Unanswerable, humming like bees, it rises, swarms, departs.
  
  Джейн Хиршфилд Последний автопортрет Рембрандта.
  
  Мне снится много лет умершая собака.
  Мы радуемся вновь во время этих встреч.
  И мне она всегда приносит как подарок,
  
  смотря какой сезон, различную листву.
  
  Любое счастье не походит на несчастье,
  как золотой кувшин на оловянный бак,
  а эта живопись твердит нам однозначно:
  
  и там и тут всё та же самая вода.
  
  Jane Hirshfield Late Self-Portrait by Rembrandt
  
  The dog, dead for years, keeps coming back in the dream.
  We look at each other there with the old joy.
  It was always her gift to bring me into the present-
  
  Which sleeps, changes, awakens, dresses, leaves.
  
  Happiness and unhappiness
  differ as a bucket hammered from gold differs from one of pressed tin,
  this painting proposes.
  
  Each carries the same water, it says.
  
  Джейн Хиршфилд Оптимизм
  (С английского)
  
  Я всё больше любуюсь упругостью -
  не просто упрямством подушек, чья пена
  всегда возвращает им прежнюю форму -
  но упорным стремлением к свету из тени живых деревьев.
  Хоть разум их слеп, их ветви тянутся к Солнцу.
  Такая настойчивость есть у черепах и у рек,
  у всех митохондрий и фиг, у всей непреклонной Земли.
  
  Jane Hirshfield Optimism
  
  More and more I have come to admire resilience.
  Not the simple resistance of a pillow, whose foam
  returns over and over to the same shape, but the sinuous
  tenacity of a tree: finding the light newly blocked on one side,
  it turns in another. A blind intelligence, true.
  But out of such persistence arose turtles, rivers,
  mitochondria, figs-all this resinous, unretractable earth.
  
  Джейн Хиршфилд Поэма с сердцем, сжатым в кулаке.
  (С английского).
  
  Любой голыш, летя
  в броске, нацелен.
  
  Местоимения нам служат
  заместо не произнесённых слов:
  любимому сердечно скажем "ты",
  эгоцентрист везде талдычит "Я",
  а умник в выборе замен уклончив.
  
  Всё спрятанное может удивить.
  
  Ведь стол и тот прогнётся
  под тайным грузом мятой писанины,
  накопленной годами
  в углах комода.
  
  Оливки, двигаясь в рассольной ванне,
  во внутренние поры набирают
  немного едкой горькой соли.
  Язык не ощутит её крупинок.
  
  Пусть многое утаено,
  пусть недосказано,
  картофель стряпали с петрушкой, с маслом,
  и пуговицы все пришиты к месту.
  А гости, побывав, отъехали в свой час.
  
  Затем Поэма с мылом, тряскими руками,
  омыла груди, ничего не маскируя.
  
  
  Jane Hirshfield Poem Holding Its Heart In One Fist
  
  Each pebble in this world keeps
  its own counsel.
  
  Certain words-these, for instance-
  may be keeping a pronoun hidden.
  Perhaps the lover"s you
  or the solipsist"s I.
  Perhaps the philosopher"s willowy it.
  
  The concealment plainly delights.
  
  Even a desk will gather
  its clutch of secret, half-crumpled papers,
  eased slowly, over years,
  behind the backs of drawers.
  
  Olives adrift in the altering brine-bath
  etch onto their innermost pits
  a few furrowed salts that will never be found by the tongue.
  
  Yet even with so much withheld,
  so much unspoken,
  potatoes are cooked with butter and parsley,
  and buttons affixed to their sweater.
  Invited guests arrive, then dutifully leave.
  
  And this poem, afterward, washes its breasts
  with soap and trembling hands, disguising nothing.
  
  Джейн Хиршфилд Стихи с двумя финалами.
  (С английского).
  
  При слове "смерть" покои мёрзнут,
  кушетки замирают,
  и лампы - тоже,
  как белка, если вдруг учует чей-то взгляд.
  
  Но повторяйте это слово,
  и вещи станут шевелиться,
  и ваша жизнь пойдёт рывками,
  подобно темпу старых диафильмов.
  
  Шепчите слово "смерть" секунда за секундой,
  держа его во рту,
  оно вдруг зазвучит иначе,
  как шум в универмаге
  вокруг издохшего жука.
  
  Смерть - жадина, она глотает всё живое.
  Жизнь - тоже жадина и ест всю мертвечину.
  Но им всё мало, никогда не наедятся,
  и всё глотают, пожирая мир.
  
  У жизни хватка не слабее хватки смерти.
  
  (Но где ж пропавший, где исчезнувший любимый ?).
  
  
  Jane Hirshfield Poem With Two Endings
  
  
  even the couches stop moving,
  even the lamps.
  Like a squirrel suddenly aware it is being looked at.
  
  Say the word continuously,
  and things begin to go forward.
  Your life takes on
  the jerky texture of an old film strip.
  
  Continue saying it, hold it moment after moment inside the mouth,
  it becomes another syllable.
  A shopping mall swirls around the corpse of a beetle.
  
  Death is voracious, it swallows all the living.
  Life is voracious, it swallows all the dead.
  neither is ever satisfied, neither is ever filled,
  each swallows and swallows the world.
  
  The grip of life is as strong as the grip of death.
  
  (but the vanished, the vanished beloved, o where?)
  
  
  Джейн Хиршфилд Сувенир о ландшафте империи Сун.
  (С английского).
  
  Белее мытого камня,
  сквозь листья бесцветным кругом смотрит луна.
  Как много в ней яркого света !
  Ниже, в горах,
  потерявшихся в сновиденьях, -
  крытый соломой домик.
  Здесь, под луною, в горах,
  он - пустяковая мелочь,
  однако, при виде его, у путника
  взгляд отдыхает.
  И сердце, раскрывшись,
  здесь утешается милой безделкой.
  И чашка зелёного чая - наше спасенье -
  вдруг стала и глубже и шире - как озеро.
  
  
  Jane Hirshfield Recalling A Sung Dynasty Landscape
  
  Palest wash of stone-rubbed ink
  leaves open the moon: unpainted circle,
  how does it raise so much light?
  Below, the mountains
  lose themselves in dreaming
  a single, thatch-roofed hut.
  Not that the hut lends meaning
  to the mountains or the moon-
  it is a place to rest the eye after much traveling, is all.
  And the heart, unscrolled,
  is comforted by such small things:
  a cup of green tea rescues us, grows deep and large, a lake.
  
  
  Джейн Хиршфилд Баланс
  (С английского).
  
  Сердечно признаю,
  причины мне ясны.
  Когда сильнейший
  своим кнутом
  наносит раны и казнит,
  он должен быть прощён.
  
  От засухи страдая,
  прощает канна
  от жажды издыхающего льва.
  Когда её он схватит, не щадя,
  высокомерно,
  то жизнь она ему подарит.
  И лев накормлен,
  а канну и не вспомнит.
  
  Как мало зёрен счастья
  ложится в чашку, когда в другой лишь мрак.
  В итоге у весов баланс.
  
  Мир требует, чтоб мы
  выказывали силу, и мы готовы.
  Мир хочет большего, и мы даём.
  
  
  Jane Hirshfield The Weighing
  
  The heart's reasons
  seen clearly,
  even the hardest
  will carry
  its whip-marks and sadness
  and must be forgiven.
  
  As the drought-starved
  eland forgives
  the drought-starved lion
  who finally takes her,
  enters willingly then
  the life she cannot refuse,
  and is lion, is fed,
  and does not remember the other.
  
  So few grains of happiness
  measured against all the dark
  and still the scales balance.
  
  The world asks of us
  only the strength we have and we give it.
  Then it asks more, and we give it.
  
  
  Джейн Хиршфилд Ребус
  (С английского)
  
  Ты трудишься над тем, что получил:
  над красной глиной горя и заботы,
  потом над чёрной глиною упорства,
  над глиною со вкусом небреженья,
  над глиной с запахом речного дна и пыли.
  
  Любая мысль - как жизнь, что прожита и что не состоялась.
  Любое слово блюдо, что ты съел и что осталось на столе.
  Бывает мёд настолько горький,
  что ни один к нему не прикоснётся,
  а глина всё возьмёт: мёд утомления и мёд тщеславия,
  мёд страха и жестокости.
  
  Такой вот ребус - ошибись или упрямься,
  дно речки или прожитая жизнь.
  Когда ж я, наконец, его прочту,
  пускай не скоро, лишь бы верно,
  не увлекаясь ни надеждою, ни страстью ?
  
  Как сахар или соль меняют вкус воды,
  так изменяет нас наш выбор.
  Любые соглашенья и отказы -
  как лестница, как наковальня или чаша.
  
  Та лестница уводит нас во тьму,
  та наковальня нас ведёт в молчанье,
  а чаша продолжает быть пустой.
  
  Так как понять вопрос, что задаёт мне глина ?
  
  
  Jane Hirshfield Rebus
  
  You work with what you are given,
  the red clay of grief,
  the black clay of stubbornness going on after.
  Clay that tastes of care or carelessness,
  clay that smells of the bottoms of rivers or dust.
  
  Each thought is a life you have lived or failed to live,
  each word is a dish you have eaten or left on the table.
  There are honeys so bitter
  no one would willingly choose to take them.
  The clay takes them: honey of weariness, honey of vanity,
  honey of cruelty, fear.
  
  This rebus - slip and stubbornness,
  bottom of river, my own consumed life -
  when will I learn to read it
  plainly, slowly, uncolored by hope or desire?
  Not to understand it, only to see.
  
  As water given sugar sweetens, given salt grows salty,
  we become our choices.
  Each yes, each no continues,
  this one a ladder, that one an anvil or cup.
  
  The ladder leans into its darkness.
  The anvil leans into its silence.
  The cup sits empty.
  
  How can I enter this question the clay has asked?
  
  
  Джейн Хиршфилд Недолговечный товар
  (С английского).
  
  Срок годности продукта ограничен.
  Так обозначено на упаковке.
  Указан крайний день последнего глотка.
  
  Невольно озираюсь.
  Осматриваю руки.
  Проверила колени.
  Проинспектировала каждую подошву.
  
  Разобралась с ботвой на помидорной грядке.
  увидела недружных соек.
  
  Гляжу под деревянный стол, на камни,
  на чашки, на маслины, на сыры...
  Несчастья, голод, страх -
  и это всё исчезнет, хотя неведомо когда.
  
  И тут внезапно ощутила
  прилив чудного счастья -
  как человек с нехилыми руками и крепкой глоткой
  в часы, когда стихают звуки и улетают ароматы.
  
  Jane Hirshfield Perishable, It Said
  
  Perishable, it said on the plastic container,
  and below, in different ink,
  the date to be used by, the last teaspoon consumed.
  
  I found myself looking:
  now at the back of each hand,
  now inside the knees,
  now turning over each foot to look at the sole.
  
  Then at the leaves of the young tomato plants,
  then at the arguing jays.
  
  Under the wooden table and lifted stones, looking.
  Coffee cups, olives, cheeses,
  hunger, sorrow, fears-
  these too would certainly vanish, without knowing when.
  
  How suddenly then
  the strange happiness took me,
  like a man with strong hands and strong mouth,
  inside that hour with its perishing perfumes and clashings.
  Июль/Август 2009
  
  Джейн Хиршфилд Толстой и паук
  (С английского).
  
  Москва горит.
  Пьер вознамерился убить Наполеона,
  но спас взамен того ребёнка.
  А сам Толстой, поднявши паука в большой ладони,
  вернул ему свободу.
  Но тут сверчок
  до паука добрался
  и начал потасовку.
  Одна из задних ног тотчас пропала.
  Столкнувшись, оба приняли решенье
  и устремились в разные концы -
  как две измученные в битве рати,
  как две планеты после столкновенья,
  как две различные процессии придворных,
  не пожелавшие одна почтить другую,
  как собственные две мои ноги,
  живущие совместно, но раздельно.
  История идёт всегда одним путём,
  и нет причин считать, как часто
  пытается свернуть на север, юг, восток
  на запад и обратно.
  
  Jane Hirshfield Tolstoy and the Spider
  
  Moscow is burning.
  Pierre sets out to kill Napoleon
  and instead rescues a child.
  Thus Tolstoy came today
  to lift this spider in his large hand
  and carry her free.
  Now a cricket approaches the spider
  set down inside her new story,
  one hind leg missing.
  The insects touch, a decision is made,
  each moves away from the other
  as if two exhausted and unprovisioned armies,
  as if two planets passing out of conjunction,
  or two royal courts in procession,
  neither noticing the other go by.
  Or like my own two legs:
  their narrow lifetime of coming together and parting.
  A story travels in one direction only,
  no matter how often
  it tries to turn north, south, east, west, back
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Валторна
  (С английского).
  
  Только несколько дней
  слива в окне
  обращается в совершенство.
  Неважно, что мелкими будут плоды
  и едят их лишь белки и сойки.
  Я пирую одним, а они - другим,
  пчелиные стайки - третьим.
  Что в этом взъерошенном мире не служит кому-то соблазном ?
  Малый с валторной играет Пятую Малера,
  а в интервалах игры
  всё крутит разборные части валторны
  и выбивает из них конденсат.
  Ему, должно быть, под двадцать.
  Он четырежды поклонился, лицо покраснело.
  Девица расслабила руку
  с альтом из ели и клёна и держится строго.
  Пусть рукоплещут !
  У этой пары звоны в ушах, не слышат
  ни выкриков: "Браво ! Браво !",
  ни тимпанного стука внутри себя,
  как не слышит жужжания пчёл,
  ни своего аромата цветущая слива,
  обратясь в весеннем волненье
  в роскошный медовый кладезь.
  
  Jane Hirshfield French Horn
  
  For a few days only,
  the plum tree outside the window
  shoulders perfection.
  No matter the plums will be small,
  eaten only by squirrels and jays.
  I feast on the one thing, they on another,
  the shoaling bees on a third.
  What in this unpleated world isn't someone's seduction?
  The boy playing his intricate horn in Mahler's Fifth,
  in the gaps between playing,
  turns it and turns it, dismantles a section,
  shakes from it the condensation
  of human passage. He is perhaps twenty.
  Later he takes his four bows, his face deepening red,
  while a girl holds a viola's spruce wood and maple
  in one half-opened hand and looks at him hard.
  Let others clap.
  These two, their ears still ringing, hear nothing.
  Not the shouts of bravo, bravo,
  not the timpanic clamor inside their bodies.
  As the plum's blossoms do not hear the bee
  not taste themselves turned into storable honey
  by that sumptuous disturbance.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Уксус и масло
  (С английского).
  
  Дурное одиночество - как уксус для души,
  здоровое - смягчает боль, как масло.
  
  Как мы хрупки между немногими мгновениями счастья !
  
  Приходим и безвременно уходим,
  не разгадав задач своей судьбы, -
  
  подобно сдохшему ослу на незаконченном рельефе
  над входом одного из финских храмов.
  
  Jane Hirshfield Vinegar and Oil.
  
  Wrong solitude vinegars the soul,
  right solitude oils it.
  
  How fragile we are, between the few good moments.
  
  Coming and going unfinished,
  puzzled by fate,
  
  like the half-carved relief
  of a fallen donkey, above a church door in Finland.
  2006
  
  Джейн Хиршфилд Язык говорит: одиночество...
  (С английского).
  
  Язык говорит: одиночество, гнев, горе -
  сам их не чувствует.
  
  Как понедельник не может сказать о вторнике,
  как четверг всё тянется в среду, назад,
  как мать тянет руки, сыскав ребёнка -
  
  так вся жизнь - не ворота, а конь, что стремится сквозь них.
  
  Нет, не колокол,
  то колокольный звон из округлого зева
  хлещет в полную силу с первым ударом внутри металла.
  
  Jane Hirshfield The Tongue Says Loneliness
  
  The tongue says loneliness, anger, grief,
  but does not feel them.
  
  As Monday cannot feel Tuesday,
  nor Thursday
  reach back to Wednesday
  
  as a mother reaches out for her found child.
  
  As this life is not a gate, but the horse plunging through it.
  
  Not a bell,
  but the sound of the bell in the bell-shape,
  lashing full strength with the first blow from inside the iron.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Пятнадцать галек
  (С английского).
  
  Jane Hirshfield Fifteen Pebbles
  
  1.Как лунный свет в колодце.
  
  Кто б ни взглянул,
  его заслонит.
  
  Jane Hirshfield Like Moonlight Seen in a Well.
  
  The one who see it
  blocks it.
  
  2.Голод
  
  Рыжая лошадь щиплет траву.
  Чёрная ворона
  тащит букашек из грязной кучи.
  Женщина с завистью смотрит, как им это просто.
  
  Jane Hirshfield Hunger
  
  A red hors crops grass.
  A black crow
  delves bugs from a dirt pile.
  A woman watches in envy what is so simple.
  
  3.Гора и мышь.
  
  Обе движутся.
  Только одна - помедленнее.
  
  Jane Hirshfield Mountain and Mouse
  
  Both move.
  One only more slowly.
  
  4.Те же самые слова
  
  выходят из каждого рта
  по-иному.
  
  Jane Hirshfield The same Words
  
  Come from each mouth
  differently.
  
  5.Знакомые ступеньки
  
  Как уверенно
  слепец
  идёт по знакомым ступенькам.
  
  Лишь тот,
  что боится
  за ношу
  становится робким в сумерках.
  
  Jane Hirshfield Familiar Stairs
  
  How confidently
  the blind
  descend familiar stairs.
  
  Only those
  with something
  to lose
  grow timid at darkfall.
  
  6.Ливень ярко глядится на выгнутых ложках листьев
  
  как горе
  в иных человеческих судьбах:
  как будто что-то
  ещё зависит от прямизны хребта.
  
  Jane Hirshfield Rainstorm Visibly Shining in the Left-Out Spoon of a Leaf
  
  Like grief
  in certain people's lives:
  as if something
  still dependet on the straightness of he spine.
  
  7. Стекло
  
  Прозрачно, как стекло
  лицо девчушки, сложившей сказку,
  но как постигнуть реальность,
  если не вывернуть ложь наизнанку ?
  
  Jane Hirshfield Glass
  
  Transparent as glass,
  the face of the child telling her story.
  But how else learn the real,
  if not by inventing what might lie outside it ?
  
  8.Раскраска
  
  То, что мы видим - раскраска.
  Однако разум в силах
  понять, что там за ней стена.
  Вот так живущий постигает смерть.
  
  Jane Hirshfield Paint
  
  What we see is the paint.
  Yet somehow the mind
  knows the wall,
  as the living know death.
  
  9.История
  
  Был кто-то, кто задумал первым
  словить и приручить быка, впрячь в плуг.
  
  Потом другой устроил деревянное ярмо, чтоб впрячь двоих.
  
  А после мощь всё умножалась:
  железные дороги, самолёты и корабли - консрвные заводы для лососей.
  
  Jane Hirshfield A History
  
  Someone first thought it:
  an ox gelded, tamed, harnessed nto plow.
  
  Theh someone realized the wooden yoke could hold two.
  
  After that, mere power of multiplication.
  Railroads, airplanes, factoty ships canning salmon.
  
  10.На заметку - для памяти.
  
  Шло слушанье - ты больше говорил.
  Ответная любезность:
  
  теперь и я должна.
  
  (Вариант - на выбор:
  Когда прошёл слушок, так ты наговорил ещё.
  Такая вот любезность !
  
  Теперь и я должна).
  
  Jane Hirshfield Memorial.
  
  When hearing went, you spoke more.
  A kindness.
  
  Now I must.
  
  11.Мутная ваза.
  
  Теперь я,
  выбросив цветы,
  со щёткой мою
  помутневшее стекло.
  
  Мгновенно
  возникает
  прежний блеск,
  Как будто там внутри
  возился тигр.
  
  Jane Hirshfield Cloudy Vase
  
  Past time,
  I threw the flowers out,
  washed out
  the cloudy vase.
  
  How easily
  the old clearness
  leapt,
  like a practiced tiger,
  back inside it.
  
  12.Улучшение от неудачи.
  
  Наш местный пустобрёх
  вернулся
  после долгого изгнания -
  теперь молчит на паре языков.
  
  Jane Hirshfield Perfection of Loss.
  
  Like a native speaker
  returned
  after long exile,
  quiet now in two tongues.
  
  
  13.Ночь и день.
  
  "Кто я ?" - обычный совиный вопрос.
  А вороний ответ: "Проснись !"
  
  Jane Hirshfield Night and Day.
  
  Who am I is the question of owls.
  Crow say, Get up.
  
  
  14.Лунная долина (Огонь Сономы*)
  
  Луна - большая, цвета тлеющих углей.
  И тот же запах.
  Вдали чужое горе выглядит красиво.
  
  Jane Hirshfield Sonoma Fire*
  
  Large moon the deep orange of embers.
  Also the scent.
  The griefs of others-beautiful, at a distance.
  Декабрь 2010.
  
  Примечание.
  *Сонома - иначе Лунная долина - округ на побережье штата Калифорния в районе залива
  Сан-Франциско. Там расположен сохранившися до сих пор Форт-Росс.
  
  15.Расставленные руки между "Туда" и "Сюда".
  
  На тёмной дороге - лишь тяга верёвки.
  А впридачу есть лошадь.
  
  Jane Hirshfield Opening the Yands between Here and Here.
  
  On the dark road, only the weight of the rope.
  Yet the horse is there.
  
  
  Джейн Хиршфилд Теснота
  (С английского).
  
  Дни за днями
  соседские кошки - в саду.
  
  Все в разных дальних углах,
  как настороженные планеты.
  
  Одна - сера в полоску;
  одна - где черна, где бела;
  одна - в оранжевой шкурке.
  
  Вопрос об ощущениях и чувствах:
  никто не может знать другого досконально.
  
  Здесь, например, под пахнущею мятой тенью,
  две кошки рядом дружка с дружкой не уснут.
  
  Jane Hirshfield Narrowness
  
  Day after day,
  my neighbors' cats in the garden.
  
  Each in a distant spot,
  like wary planets.
  
  One brindled gray,
  one black and white,
  one orange.
  
  They remind of the feelings:
  how one cannot know another completely.
  
  The way two cats cannot sleep
  in one patch of mint-scented shade.
  2011.
  
  Джейн Хиршфилд Они когда-то тоже жили под лунным светом.
  (С английского)
  
  змея
  с двумя отросточками сзади
  от тазового пояска.
  
  Различные породы динозавров.
  Большеголовыеи вели охоту в стае, как собаки.
  Другие твари были в плоской чешуе,
  в шипах и даже в перьях.
  
  Млекопитающие, скользкие, как выдры,
  веками упрощаясь,
  возвращались в воду.
  
  Все промежуточные вымершие виды,
  все химеричные породы,
  по праву заслужили имя монструозных,
  не походя на древних и на нынешних зверей.
  
  Окаменелости приветствуют друг друга,
  кто - в страхе, кто - в надежде.
  Брели, впадали в сон и пробуждалтсь - хотели жить.
  
  Все дико тыкались носами в нашу юность.
  
  Jane Hirshfield These Also Once under Moonlight
  
  A snake
  with two small hind-limbs
  and a pelvic girdle.
  
  Large-headed dinosaurs
  hunting in packs like dogs.
  Others whose scaly plates
  thistle to feathers.
  
  Mammals sleekening, ottering,
  simplified,
  back towards the waters.
  
  Ours, too, a transitional species,
  chimerical, passing
  what is later, always, called monstrous-
  no longer one thing, not yet another.
  
  Fossils greeting fossils,
  fearful, hopeful.
  Walking, sleeping, waking, wanting to live.
  
  Nuzzling our young wildly, as they did.
  2011
  
  
  
  Джейн Хиршфилд Убежище в глуши
  (С английского).
  
  Сурок, живущий в глухомани,
  на пустоши, где папоротник густ,
  присел на корточки у скальной стенки.
  Он жилист, он мохнат и толстокож.
  Прохлада, тень и щебет трупиалов.
  Здесь славный вид от близости к воде,
  что отвечает нашим внутренним запросам.
  Вот так же можно похвалить квартирку
  в удобном доме, где крыльцо под цинком.
  Вблизи - расщелина, там ловят рыбу.
  Сурчиный хвост на камне серебрится.
  Листва сияет. Брызжут облака и лапы кур.
  Поверить переводчику, так в русском
  не отыскать эквивалента слову thirsty,
  и нет возможности сказать, что кто-то жаждет.
  Какой в том толк, скажи мне, взять бубенчик
  и залепить внутри бетоном или воском ?
  Потом возьмёшь его в дорогу, но он не зазвенит.
  
  Jane Hirshfield Of Yield and Abandon.
  
  A muscular, thick-pelted woodchuck,
  created in yield, in abandon, lifts onto his haunches.
  Behind him, abundance of ferns, a rock wall"s
  coldness, never in sun, a few noisy grackles.
  Our eyes find shining beautiful
  because it reminds us of water. To say this
  does not make fewer the rooms of the house
  or lessen its zinc-ceilinged hallways.
  There is something that waits inside us,
  a nearness that fissures, that fishes. Leaf shine
  and stone shine edging the tail of the woodchuck silver,
  splashing the legs of chickens and clouds.
  In Russian, the translator told me,
  there is no word for "thirsty"-a sentence,
  as always, impossible to translate.
  But what is the point of preserving the bell
  if to do so it must be filled with concrete or wax?
  A body prepared for travel but not for singing.
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Беседа
  (С английского).
  
  Приближается женщина:
  хочет что-то сказать.
  Поток меня увлекает в одно направленье, её - в другое.
  Знала ночью, что здесь она, рядом.
  В мыслях держала беседу, которая не состоялась.
  В беседе - большая речка, горы и птицы,
  деревья с редкой листвой.
  По речке тихо плывёт деревянная лодка.
  На палубе некий паук умывает морду.
  Минут годы. Лодка достигнет порта на море,
  и поколения пауков будут смотреть
  близоруко, восьмёрками глаз,
  на что-то ушедшее без ответа.
  
  Jane Hirshfield The Conversation
  
  A woman moves close:
  there is something she wants to say.
  The currents take you one direction, her another.
  All night you are aware of her presence,
  aware of the conversation that did not happen.
  Inside it are mountains, birds, a wide river,
  a few sparse-leaved trees.
  On the river, a wooden boat putters.
  On its deck, a spider washes its face.
  Years from now, the boat will reach a port by the sea,
  and the generations of spider descendants upon it
  will look out, from their nearsighted, eightfold eyes,
  at something unanswered
  2010.
  
  
  Джейн Хиршфилд Четвёртый мир
  (С английского).
  
  Скончался друг.
  Подохла лошадь.
  А женщина вновь и вновь умирает от этих вестей.
  
  Четвёртый мир продолжается,
  но без них.
  Он - вроде проснувшейся рыжей лисы на склонах горы.
  
  Разлука, гнев и горе,
  жестокость, крах -
  лиса ступает через них.
  Четвёртый мир желает жить, как и она.
  
  Весь день в тени - прохлада, на солнце - пекло.
  
  Jane Hirshfield Fourth World.
  
  A friend dies.
  A horse dies.
  A woman dies over and over again on the news.
  
  Without them,
  the fourth world continues.
  Waking fox-red on the flanks of the mountain.
  
  Absence, anger, grief,
  cruelty, failure-
  The fox walks through them.
  
  It wants, as she had, to live.
  
  All day it is cool in the shadows, hot in the sun.
  2011.
  
  Джейн Хиршфилд Покусы
  (С английского).
  
  Для старых мир неудобен.
  
  Тяжёлая банка
  скачет из шкафа.
  У чемодана - углы.
  
  О прочем не говорю.
  
  Любовь стареет, стареет тело.
  Начнёшь вспоминать -
  коврик сжигает спину,
  постель - как гравий,
  колено стучит о колено.
  
  Целовалась, бывало, -
  кусал муравей.
  Тебя целовали -
  паук норовил укусить.
  
  Теперь лишь они целуют.
  
  Jane Hirshfield Bruises
  
  In age, the world grows clumsy.
  
  A heavy jar
  leaps from a cupboard.
  A suitcase has corners.
  
  Others have no explanation.
  
  Old love, old body,
  do you remember-
  carpet burns down the spine,
  gravel bedding
  the knees, hardness to hardness.
  
  You who knew yourself
  kissed by the bit of the ant,
  you who were kissed by the bite of the spider.
  
  Now kissed by this.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Болезнь Альцгеймера
  (С английского).
  
  Чудный старый ковёр
  обгрызан мышами.
  Цвета и рисунки
  на том, что осталось, -
  без изменений.
  Основа осталась основой,
  пурпурной и красной.
  Переплетения нитей целы,
  в первоначальной красе.
  "Как поживаешь ?" - спрошу,
  не зная, чего ожидать.
  Он отвечает: "Радость Китс трактует иначе".
  
  Jane Hirshfield Alzheimer's
  
  When a fine, old carpet
  is eaten by mice,
  the colors and patterns
  of what's left behind
  do not change.
  As bedrock, tilted,
  stays bedrock,
  its purple and red striations unbroken.
  Unstrippable birthright grandeur.
  How are you," I asked,
  not knowing what to expect.
  "Contrary to Keatsian joy," he replied
  2011
  
  Джейн Хиршфилд Жар и отчаяние*
  (С английского).
  
  Изготовка, подумалось,
  от тренировки руки,
  как у пианиста.
  Но пальцы - не разум, в них жилы,
  кости, мышцы, кожа.
  Сильно бросишь - достанешь дальше.
  Но это - не мысли в мозгу.
  то, что двигало им, - без имени.
  Пламя мчалась голодною волчьей стаей.
  В ущелье погибли тринадцать парашютистов.
  Двое бежали быстрее.
  Один привстал и кинул спичку вперёд,
  навстречу огню. Бросился вверх по склону.
  Лёг в прогоревший пепел и выжил.
  
  Jane Hirshfield Heat and Desperation*
  
  Preparation, she thought,
  as if a pianist,
  limbering, stretching.
  But fingers are tendon, not spirit;
  are bone and muscle and skin.
  Increase of reach extends reach,
  but not what comes then to fill it.
  What comes to fill it is something that has no name,
  a hunger from outside the wolf-colored edges.
  Thirteen smoke jumpers died at Mann Gulch.
  Two ran faster.
  One stopped, set a match ahead of himself,
  ahead of the fire. Then stepped upslope,
  lay down inside still-burning ashes, and lived.
  2011.
  
  Примечание.
  *В стихотворении рассказывается о лесном пожаре, случившемся 5 августа 1949 г. в ущелье
  Мэнн, в верховьях реки Миссури, штат Монтана.
  
  
  Джейн Хиршфилд Я села под солнцем.
  (С английского).
  
  Переставила стул из-под тени.
  Села на солнце.
  Переместившись, голод зовётся постом.
  
  Jane Hirshfield I sat in the sun.
  
  I moved my chair into sun.
  I sat in the sun.
  The way hunger is moved when called fasting.
  Апрель 2013.
  
  Джейн Хиршфилд Красные вина становятся лучше
  (С английского)
  
  От яичных скорлупок и бычьей крови
  красные вина становятся лучше,
  но не от разных попавших туда букашек.
  
  День освежает прохладная простынь тумана,
  только нужно, чтоб окна
  были открыты для света.
  
  Собака просится вон, и ты позволяешь,
  хоть это ей в вытертой шкуре - как сверзиться с битых ступенек.
  
  Бывает опасность известна.
  
  Всё-таки лошадь вслепую несётся назад на пылающий призрак.
  
  Jane Hirshfield Red Wine Is Fined By Adding Broken Eggshells
  
  Red wine is fined by adding broken
  eggshells or bull"s blood,
  but does not taste of the animal travelled through it.
  
  Cold leather of fog on the day, then only the day,
  cleared and simple,
  whose windows lift equally into what light happens.
  
  The dog asks to go out and you let her,
  age rough in her coat as stairs that keep no landing.
  
  The familiar is not safety.
  
  Yet a horse unblindered runs back to the shape it knows burning.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Последние любовные стихи Сапфо.
  (С английского).
  
  Мы не прочли тех стихов,
  незавершённых
  и крайне пылких, должно быть,
  как это бывает в любви с её ночами и днями.
  Любовь на вершине горы
  ищет горы повыше, подъёма круче -
  с непостижимым для мысли обрывом.
  
  Jane Hirshfield The Lost Love Poems of Sappho.
  
  The poems we haven"t read
  must be her fiercest:
  imperfect and extreme.
  As it is with love, its days, its nights.
  It stands on the top of the mountain
  and looks for more mountain, steeper pitches.
  Descent a thought impossible to imagine.
  2011.
  
  Джейн Хиршфилд Здание и землетрясение
  (С английского).
  
  Во сне легко представить себе
  и то и другое: и здание, и катастрофу.
  Либо девять пролётов сколоченной лестницы в тёмной ночи,
  либо коня, что громко дрожит и стеснённо дышит
  в наступившем внезапно молчанье под звёздным светом.
  И всё это время здание может стоять и сниться.
  В сновидца, пусть и нескоро, будет вселяться страх.
  Он станет считать, будто страх этот что-то значит,
  если только способен почуять тот значащий что-то страх.
  
  Jane Hirshfield Building and Earthquake
  
  How easy it is for a dream to construct
  both building and earthquake.
  Also the nine flights of wooden stairs in the dark,
  and the trembling horse, its hard breathing
  loud in the sudden after-silence and starlight.
  This time the dream allows the building to stand.
  Something it takes the dreamer a long time to notice,
  who thought that the fear was the meaning
  when being able to feel the fear was the meaning.
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Видимый жар
  (С английского).
  
  Даже возле свечи есть вилимый жар.
  То же с теми, что любят:
  пусть хоть хлеб покупают, пусть хоть платят за въезд на мост.
  Ты тоже была той женщиной,
  на которую смотрят и которая смотрит.
  Все опускают свой взор перед этим жаром,
  не зная причины.
  
  Jane Hirshfield The Visible Heat
  
  Near even a candle, the visible heat.
  So it is with a person in love:
  buying bread, paying a bridge toll.
  You too have been that woman,
  the one who is looked at and the one who looks.
  Each lowers the eyes before it, without knowing why.
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Каждый взывает к судьбе.
  (С английского).
  
  Чего не избегли одни,
  другие отыщут сами.
  
  Каждый взывает к судьбе, о чём и не помнит.
  Забывчивость - это сестра нашей памяти.
  Не отличишь, где потребность, где выбор.
  Не сопоставишь отвагу с изменою или удачей.
  
  "В чём твоя жизнь ?" - спросят чёрные вороны.
  
  "В запахе чёрного чая" - ты можешь ответить.
  В цвете тунцового брюха, когда он плывёт.
  В безграничном дворе дворца, с кроликами да мышами".
  
  Jane Hirshfield Each We Call Fate
  
  What some could not have escaped
  others will find by decision.
  
  Each we call fate. Which forgetfulness-
  sister of memory-will take back.
  Not distinguishing necessity from choice,
  not weighing courage against betrayal or luck.
  
  "Did you than have your life?" the black crows will ask.
  
  "Scent of black tea," you may answer.
  "Color of swimming tuna, seen from below.
  Grounds of the palace illimitable with mice and rabbits."
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Сердце порою бывает мелкой осенней рекой.
  (С английского).
  
  Скала и тень, да птица.
  Мальки, как скажут про рыбёшку,
  что бросят в ближнюю кастрюлю.
  
  Лягушка безупречно повторяет мотивы из мультфильма.
  Она - как плавающий черноглазый изумруд,
  между водою и её же отраженьем.
  
  А как же горе, осторожность и надежда ?
  То самое, что зонтик над горою или лугом.
  
  Jane Hirshfield Sometimes The Heart Is a Shallow Autumn River
  
  Is rock and shadow, bird.
  Is fry, as the smallest fish are called,
  darting in the pan of nearness.
  
  The frog"s flawless interpretation of the music "Leaf"
  is a floating black-eyed emerald
  slipped between the water and its reflections.
  
  And caution, and hope, and sorrow?
  As umbrellas are, to a mountain or field of grass.
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Два дождя
  (С английского).
  
  Пёс вошёл
  и стряхнул с себя
  воду по всем направлениям.
  
  Хаотический ливень
  притопал четвёркою лап.
  
  Внешний дождь
  падал прямо,
  параллельными струйками,
  как в ребячьем рисунке.
  
  Безветренный, тупой, холодный -
  обычный аккуратный дождь,
  как и судьба,
  непрерванная позднею любовью.
  
  
  Jane Hirshfield Two Rains
  
  The dog came in
  and shook off
  water in every direction.
  
  A chaotic rainstorm,
  walking on four paws.
  
  The outside rain
  fell straight,
  in parallel lines"
  from child"s drawing.
  
  Windless, blunt and cold,
  that orderly rain,
  like a fate
  uninterrupted by late love.
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Мытьё дверных ручек
  (С английского)
  
  Стеклянные ручки дверей не изменяются.
  Но что ни декабрь
  я полирую их с ватой и уксусом.
  
  Год снова подходит к концу.
  В этом я ела солёные огурцы в Киото,
  а в Сиани коснулась каменной черепашьей морды,
  холодной - как камень, как черепаха.
  где отметить день рождения в Тюмени зимой в лесу?
  
  Я не сумела прочесть гравировку на панцире - её пожеланье на счастье -
  и не услышала то, чему она хочет внять,
  задрав свою голову.
  
  Вокруг веками всё длится безумство империй,
  всё бежит сквозь тысячи миль необузданный конь
  между пастбищ.
  
  И возле нас всё длится безумство империй.
  
  Как мы счастливы были,
  как несчастливы были, - неважно.
  Черепаха из камня внемлет. Ненакормленный конь всё скачет.
  
  Мою дверные ручки, годы следуют друг за другом.
  
  
  Jane Hirshfield Washing Doorknobs
  
  The glass doorknobs turn no differently.
  But every December
  I polish them with vinegar water and cotton.
  
  Another year ends.
  This one, I ate Kyoto pickles
  and touched, in Xi" an, a stone turtle"s face
  cold as stone, as turtle.
  
  I could not read the fortune carved into its shell
  or hear what it had raised its head
  to listen for, such a long time.
  
  Around it, the madness of empires continued,
  an unbitted horse that runs for a thousand miles
  between grazing.
  
  Around us, the madness of empires continues.
  
  How happy we are,
  how unhappy we are, doesn"t matter.
  The stone turtle listens. The famished horse runs.
  
  Washing doorknobs, one year enters another.
  Декабрь 2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Лишайники
  (Лобария, Уснея, Ведьмины волосы... -
  накипные, листоватые, кустистые)
  
  Что знала я раньше ?
  Названия транспортных линий.
  Сколько времени нужно, чтобы пройти через двадцать кварталов.
  
  Спальный район и центр.
  Но не север, не юг, не вас.
  
  Потом я увидела вас - водяную растительность, вышедшую на воздух.
  Серо-зелёные, непостижымые, древние.
  К чему ни прицепитесь - то и старите:
  старите камни, деревья же выглядят полумёртвыми.
  
  Симбиотики водоросли и гриба,
  химики воздуха,
  с дивным умением усвоить оттуда азот.
  
  Вы - среди тех безыменных,
  кто продолжает расписывать, гравировать и лепить
  то, что не видно; то, что не знаемо; то, что забыто.
  И не важно, если всё это нам бесполезно и было лишь в прошлом.
  
  Вы - минеральная шерсть; вы - водолюбы; вы - чешуйки на грунте; вы - незабудки; вы - пыль; вы - пепел лесов.
  
  Трансформируя всё, вы - бесценны и вы - несчётны.
  Клетка за клеткой, слово за словом, вы созидаете мир, в котором живёте.
  
  
  
  Jane Hirshfield
  For the Lobaria, Usnea, Witches Hair, Map Lichen,
  Beard Lichen, Ground Lichen, Shield Lichen
  
  Back then, what did I know?
  The names of subway lines, busses.
  How long it took to walk twenty blocks.
  
  Uptown and downtown.
  Not north, not south, not you.
  
  When I saw you, later, seaweed reefed in the air,
  you were gray-green, incomprehensible, old.
  What you clung to, hung from: old.
  Trees looking half-dead, stones.
  
  Marriage of fungi and algae,
  chemists of air,
  changers of nitrogen-unusable into nitrogen-usable.
  
  Like those nameless ones
  who kept painting, shaping, engraving
  unseen, unread, unremembered.
  Not caring if they were no good, if they were past it.
  
  Rock wools, water fans, earth scale, mouse ears, dust,
  ash-of-the-woods.
  Transformers unvalued, uncounted.
  Cell by cell, word by word, making a world they could live in.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Свитер
  (С ангдийского).
  
  То, что спрашивается с одного, - не то, что спрашивается с другого.
  Свитер принимает форму своего владельца.
  Кофейную чашку пристроят хоть слева, хоть справа от рабочего места
  и она там оставит обычно нечто, вроде бледных колец Сатурна.
  Счастлив тот, что встаёт, чтоб усесться за стол,
  день за днём проливая там кофе с сахаром и молоком.
  Счастлив тот, кто пишет чернилами книгу о будущем
  каждое утро, связав их в сплошную спираль,
  у кого не трясутся при этом руки, согретые плотной шерстью.
  Счастлив всё же и тот, кто пишет и дальше, когда затрясутся.
  Изловчится, натянет свитер,
  тягучий, как вздох, что сразу примет потребный размер.
  Стол терпелив, и не будем ругать ёмкую чашку, которую можно пополнить.
  Безотказный свитер, когда принимает размер,
  натягивается на плечи, удлиняется в рукавах и облегает.
  
  
  Jane Hirshfield Sweater
  
  What is asked of one is not what is asked of another.
  A sweater takes on the shape of its wearer,
  a coffee cup sits to the left or the right of the workspace,
  making its pale Saturn rings of now and before.
  Lucky the one who rises to sit at a table,
  day after day spilling coffee sweet with sugar, whitened with milk.
  Lucky the one who writes in a book of spiral-bound mornings
  a future in ink, who writes hand unshaking, warmed by thick wool.
  Lucky still, the one who writes later, shaking. Acrobatic at last, the
  sweater,
  elastic as breath that enters what shape it is asked to.
  Patient the table; unjudging, the ample, refillable cup.
  Irrefusable, the shape the sweater is given,
  stretched in the shoulders, sleeves lengthened by unmetaphysical
  pullings on.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Овца
  (С английского).
  
  Задача для эмоций -
  преодоление предположений.
  
  Когда прошла ты, на тебя
  взглянула черномордая овца,
  и сердце было у тебя поражено,
  как будто вдруг мелькнула тень
  кого-то дорогого в прошлом.
  
  От этого - ни беспокойства,
  ни чувства одиночества в душе.
  
  Одно напоминанье,
  что есть там кто-то в отдаленье,
  как колокол, молчавший много лет,
  по прежнему всё колокол.
  
  Jane Hirshfield Sheep
  
  It is the work of feeling
  to undo expectation.
  
  A black-faced sheep
  looks back at you as you pass
  and your heart is startled
  as if by the shadow
  of someone once loved.
  
  Neither comforted by this
  nor made lonely.
  
  Only remembering
  that the self in exile remains the self,
  as a bell unstruck for years is still a bell.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Любой объект имеет два конца.
  (С английского).
  
  Любой объект имеет два конца:
  звонок по телефону, кусок бечёвки, конь...
  
  До жизни, на ветру.
  И после.
  
  Молчанье - не молчанье, оно предел того, что слышно.
  
  
  Jane Hirshfield Everything has two endings
  
  Everything has two endings-
  a horse, a piece of string, a phone call.
  
  Before a life, air.
  And after.
  
  As silence is not silence, but a limit of hearing.
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Транспортир
  (С английского).
  
  Окно останется окном, как от него далёко ни отступишь.
  
  Что плавать на мели, что на глубоком месте, - одно и то же, но люди спорят.
  
  Мель - жёлтая, глубоководье - голубое.
  
  Ребячий транспортир легко покажет:
  что близко началось, стремглав становится далёким - куда лишь досягает луч.
  
  Где двое в комнате, потом останется один.
  
  Смерть будет за стеклом,
  а по другую сторону - не-смерть.
  Из отдаления никто не скажет нам ни слова.
  
  Jane Hirshfield Protractor
  
  A window is only a window when stepped away from.
  
  To swim in deep water should feel no different from shallow,
  and yet it does.
  
  Losses are so. Split into yellows and blues.
  
  A child's protractor proves it:
  what begins near quickly grows far, once the lines are allowed to.
  
  As two are in a room, then only one.
  
  Death on one side of the clear glass,
  not-death on the other.
  Neither saying a word from inside the enlarging.
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Подарок
  (С английского).
  
  Хотелось дать тебе хоть что-то -
  но не керамику, не камень, не браслет.
  Негоден был любой съедобный листик.
  Мельчайший пузырёк духов казался слишком крупным.
  Твоё прибытие уж приближалось, пора была готовить дар.
  В итоге пару раз подула со значеньем.
  Лишь выдохнула воздух.
  Я предложила память в обмен на память.
  Но что такое память, которая умрёт, как ненадёжные чернила ?
  Я предложила извиненье, страстное желанье, скорбь. Я предложила ярость.
  Насколько же тонки все сети смерти. Взгляни на них - они прозрачны.
  Подарок был в серёдке, мы - с двух сторон.
  
  Jane Hirshfield The Present
  
  I wanted to give you something -
  no stone, clay, bracelet,
  no edible leaf could pass through.
  Even a molecule's fragrance by then too large.
  Giving had been taken, as you soon would be.
  Still, I offered the puffs of air shaped to meaning.
  They remained air.
  I offered memory on memory,
  but what is memory that dies with the fallible inks?
  I offered apology, sorrow, longing. I offered anger.
  How fine is the mesh of death. You can almost see through it.
  I stood on one side of the present, you stood on the other.
  2011.
  
  Джейн Хиршфилд Такою быть должна листва.
  (С английского).
  
  Тише дождя,
  обильней слёз -
  и горя
  не увидеть.
  Такою быть должна листва:
  оборванная,
  бурая,
  уже не зелень.
  
  Jane Hirshfield It Must Be Leaves
  
  Too slow for rain,
  too large for tears,
  and grief
  cannot be seen.
  It must be leaves.
  But broken
  ones, and brown,
  not green.
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Хайбун: Синяя лодка в горах.
  (С английского).
  
  Хожу прогуляться на гору. По тропе, с помощью многих деревянных лестниц прохожу мимо нескольких домов. Перед одним из них какой-то старик строит лодку. Всё лето наблюдаю эту
  горную вёсельную лодку. Как конь в своём стойле, терпеливо ожидающий вечернего сена, она
  остаётся на своем деревянном стапеле. Сегодня, наконец, она покрашена в ясный ультрамариновый цвет. Кони мечтают. Это видно по тому, как они прядут ушами. А мечты и надежды старика, пока он бодр, он осуществляет собственными руками.
  
  Меж летних стволов
  синяя лодка в горах
  запахла краской.
  
  Jane Hirshfield Haibun: a Mountain Rowboat
  
  Go for a walk on the mountain. The trail, up many wooden stairs, passes some houses. In front of one, an old man is building a boat. All summer I have watched this mountain rowboat. Like a horse in its stall, patiently waiting for its evening hay, it rests on its wooden cradle. Finally, today, it is being painted: a clear Baltic blue. Horses dream. You can see this move through their ears. But the hopes of an old man spill, as waking life does, through the hands.
  
  amid summer trees
  blue boat high on a mountain
  its paint scent drying
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Расстояние облагораживает.
  (С английского).
  
  Лучше всего, если боги предстанут
  в тряпье, в сандалиях, худые, в морщинах,
  будут стучаться, попросят впустить.
  
  Простейшее испытание: Боги ? - Не боги ? -
  мягчайшее ложе, несметные кучи пищи.
  
  Но ежели издали с гор они изволят спросить
  ради забавы: "Смертные, кто это ?" -
  дрожа стекутся отары овец и стада другого скота.
  
  Без шума, без запахов
  на расстоянии будет резня как будто игрушечных армий в руках мальчишек.
  
  Jane Hirshfield Distance Makes Clean.
  
  Best when gods changed
  into rag and sandal,
  thinness, wrinkle,
  knocked, asked entrance.
  
  Such test is simple, can be passed or failed.
  The softest bed,
  The meat unstinting.
  
  But when from far and mountain
  they would ask
  and for amusement, "What are mortals?"
  
  even the flocking creatures came to tremble, cattle, sheep.
  
  Scentless silent
  then
  the distant slaughters, like toy armies in the hands of boys.
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Где истина - наживка, там люди - рыбы.
  (С английского).
  
  За каждой точкой зрения
  есть проблески других.
  Пристрастье к ящикам с фальшивым дном
  и копям соли возле Кракова
  всё углубляется, однако, копи сухи.
  Иной вредит жене, вредит ребёнку.
  Он говорит: "Вот потому !"
  Она - в ответ: "Нет, потому !"
  Ребёнок, молча,
  недоумевает.
  Где истина - наживка, там люди - рыбы.
  Над смачными костями этой притчи
  не вредно и подумать.
  И будет только польза, как и от съеденной трески.
  
  
  Jane Hirshfield If Truth Is the Lure, Humans Are Fishes
  
  Under each station of the real,
  another glimmers.
  And so the love of false-bottomed drawers
  and the salt mines outside Krakow,
  going down and down without drowning.
  A man harms his wife, his child.
  He says, "Here is the reason".
  She says, "Here is the reason"
  The child says nothing,
  watching him led away.
  If truth is the lure, humans are fishes.
  All the fine bones of that eaten-up story,
  think about them.
  Their salt-cod whiteness on whiteness.
  2010.
  
  Джейн Хиршфилд Брусок и нож.
  (С английского).
  
  В том угол тупится, а этот заострён.
  Теряют массу оба: брусок и нож.
  
  А горести ведут к гипертрофии,
  иначе к расширенью сердца
  и к ослаблению сердечной мышцы.
  
  Плакун-траву, когда без аромата,
  не ставят в комнатах.
  Невелика потеря.
  
  Других потерь - захочешь - не опишешь...
  
  Jane Hirshfield Stone and Knife
  
  One angle blunts, another sharpens.
  Loss also: stone & knife.
  
  Some griefs augment the heart,
  enlarge;
  some stunt.
  
  Scentless loosestrife,
  rooms unwalked in,
  these losses are small.
  
  Others cannot be described at all.
  2008
  
  
  Джейн Хиршфилд Вернулась после долгих странствий. (Измир)
  (С английского).
  
  Проснулась -
  удивилась.
  
  Сквозь окна
  слышу щебет местных птиц.
  
  Сама садила розы,
  
  не знаю, почему
  они завяли:
  ошиблась в чём-то,
  
  не то тут окруженье изменилась,
  ещё пока
  причины не ясны.
  
  Вот так вдруг стали синими тюльпаны
  и красною земля в том стилизованном Измире,
  который нарисован
  на чашке и на вазе.
  
  Jane Hirshfield Returned from Long Travels. (Izmir).
  
  Waking
  not recognizing
  
  the windows
  the calls of the birds of this place
  
  not even your own planted roses
  
  not knowing if this
  is exhaustion
  or failure
  
  or some changed existence
  as yet
  unacknowledged
  
  like the fields of red
  and blue tulips of stylized Izmir
  
  painted now onto a bowl
  now onto a vase
  2008
  
  
  Джейн Хиршфилд Добрый человек
  (С английского).
  
  Я продаю часы, оставленные дедом.
  На красном золоте цветные точки,
  но всё пойдёт на переплавку.
  Их ход не восстановишь.
  Пропала крышка.
  Была цепочка -
  и она пропала.
  На циферблате цифры
  рисованы искусной кистью.
  Я трогаю завод,
  затем кладу часы на стойку.
  Добрейший человек берёт что принесла,
  как будто отдала агенту Штази.
  Он должен мне сказать, почём мёд времени.
  
  Jane Hirshfield The Kind Man
  
  I sold my grandfather's watch,
  its rosy gold and stippled pattern
  to be melted.
  
  Movement unreparable.
  Lid missing.
  Chain-there must have been one-
  missing.
  Its numbers painted
  with a single, expert bristle.
  I touched the winding stem
  before I passed it over the counter.
  The kind man took it,
  what I'd brought him as if to the Stasi.
  He weighed the honey of time.
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Приглашение
  (С английского).
  
  С утра по почте
  поступает приглашенье.
  
  Ещё не сказано ни "Да", ни "Нет",
  а руки
  сразу - в рукавах пальто,
  
  и на твоих ногах
  единственные туфли,
  пригодные для многодневной ездки.
  
  Два неприметных малых оленёнка
  пасутся за окном на солнце,
  их бёдра в пятнах, чёрные копыта
  напоминают чашки чая.
  
  Вблизи забора лежат почти созревшие цуккини без присмотра.
  
  Какой там город меж чернильных строчек
  просвечивает в лёгоньком конверте:
  не Краков, не Пекин, не Голуэй ?
  
  Не открывается ли тот музейчик
  за Филадельфией ?
  А если так, то будет ли туда позднее поезд ?
  
  Нежданная досадная помеха.
  
  Момент диктует, чтобы званая персона
  вернулась к шлёпанцам и банному халату,
  к своим привычкам, к чашке с добрым кофе.
  
  Пришедшее письмо
  шуршит в руке,
  теряет свой призывный аромат.
  
  А приглашение - как сладкие духи,
  как похищение ребёнка,
  как соблазнительность супружеской измены,
  как зов мечты.
  
  Jane Hirshfield Invitation
  
  An invitation arrives
  in the morning mail.
  
  Before you have said yes or no,
  your arms
  slip into its coat sleeves,
  
  and on your feet,
  the only shoes bearable
  for many days' travel.
  
  Unseen, the two small fawns
  grazing in sun outside the window,
  their freckled haunches
  and hooves' black teaspoons.
  
  Abandoned, the ripening zucchini inside the fence.
  
  Krakow, Galway, Beijing-
  how is a city folded so lightly
  inside a half-ounce envelope and some ink?
  
  That small museum outside Philadephia,
  is it still open,
  and if so, is there a later train?
  
  The moment averts its eyes to this impoliteness.
  
  It waits for its guest
  to return to her bathrobe and slippers,
  her cup of good coffee, her manners.
  
  The morning paper,
  rustling in hand,
  gives off a present fragrance, however slight.
  
  But invitation's perfume?-
  Quick as a kidnap,
  faithless as adultery,
  fatal as hope.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Удовлетворённость.
  (С английского).
  
  Я прожила на свете
  подольше полусотни лет,
  пока не услыхала шум
  собравшихся ко сну
  шестнадцати хохлатых красных кур
  Нью-Хэмпширской породы.
  Вечерний полумрак собрался
  в комок, как носовой платок
  в их чистеньком соломенном гнезде.
  Но лишь пятнадцать кур
  уселись сами на деревянной полкею
  Одна, чьи перья были
  белей, чем у других,
  ещё осталась побродить снаружи,
  вдали от общего ворчанья,
  будто в шутку,
  которого она и я почти не уловили.
  Я говорю ей: "Осторожней ! Лисы схватят !"
  Она сыскала в почве позднюю букашку,
  чтоб ею закусить,
  и начала затем клевать коротким клювом мой башмак.
  Хватаю курицу - она сбежала.
  Бежит по скату -
  стараюсь не отстать.
  Пугаю холодом, твержу ей про енотов,
  грожу зажарить.
  Она сыскала россыпь свежих зёрен.
  Гляжу: а ноги у неё белы, чисты,
  на вид - сильны.
  Мы обежали весь курятник,
  бежали долго.
  Она была в восторге, я уже шаталась.
  Её загнать смогла не я, а темнота.
  
  Jane Hirshfield Contentment
  
  I had lived on this earth
  more than fifty years
  before hearing the sound
  of sixteen New Hampshire Reds
  settling in before sleep.
  Dusk gathered
  like a handkerchief
  into a pouch
  of clean straw.
  But only fifteen
  adjusted themselves
  on the wooden couch.
  One, with more white in her feathers
  than the feathers of others,
  still wandered outside,
  away from the chuckling,
  some quiet joke
  neither she nor I quite heard.
  "The foxes will have you," I told her.
  She scratched the ground,
  found a late insect to feast on,
  set her clipped beak to peck at my shoe.
  Reached for, she ran.
  Ran from the ramp
  I herded her toward as well.
  I tried raccoons, then cold.
  I tried stew.
  She found a fresh seed.
  Her legs were white and clean
  and appeared very strong.
  We ran around the coop
  that way a long time,
  she seeming delighted, I flapping.
  Darkness, not I, brought her in.
  2008
  
  
  Джейн Хиршфилд Трёхногий блюз.
  (С английского).
  
  Всегда того, что нам дано,
  то слишком много, то слишком мало.
  Почти готовое свершится, не происходит.
  И то, что можно потерять, утратится.
  Вороны расклюют ваш сад.
  Остатки порастут быльём.
  У ваших кошек будет по три лапы,
  мышшам в дому настанет благодать.
  Ваш муж достанется подруге.
  Другая нарядится в ваше платье.
  И всё пойдёт не так, как вы хотели.
  Вам выпадет не то, что выбирали.
  Придётся жить на скошенных полах,
  под ветхою дырявой крышей.
  Жизнь поднесёт вам как подарок
  зауженную пару башмаков.
  То, что почти произошло, не совершится.
  Что может быть утрачено - исчезнет.
  
  
  Jane Hirshfield Three-Legged Blues
  
  Always you were given
  one too many, one too few.
  What almost happens, doesn't.
  What might be lost, you'll lose.
  The crows will eat your garden.
  Weeds will get what's left.
  Your cats will be three-legged,
  your house's mice be blessed.
  One friend will take your husband,
  another wear your dress.
  No, it isn't what you wanted.
  It isn't what you'd choose.
  Your floors have always slanted.
  Your roof has paid its dues.
  Life delivered you a present-
  a too-small pair of shoes.
  What almost happened, won't now.
  What can be lost, you'll lose.
  2011.
  
  Джейн Хиршфилд Бездомная дверь
  (С английского).
  
  Я проходила
  мимо дома.
  
  Я проходила мимо
  дома
  и услыхала плач.
  
  Я проходила мимо
  родного
  дома
  и услыхала плач.
  
  Он прозвучал
  как плач бездомной двери
  в каком-то странном для меня ключе.
  
  Jane Hirshfield A Roomless Door
  
  I walked
  past a house
  
  I walked past
  a house
  I heard weeping
  
  I walked past
  my father's
  house
  I heard weeping
  
  It sounded
  like (a roomless door),
  
  a piano's 89th key
  2010.
  
  
  Джейн Хиршфилд Яйцо я заморозила случайно.
  Обдумывала собственную жизнь.
  (С английского).
  
  Яйцо я заморозила случайно.
  Обдумывала собственную жизнь.
  Но, тем не менее, согрела масло.
  Скорлупку удалила без труда.
  Внутри оно смотрелось
  прозрачным и варёным.
  Кладу его в кастрюлю.
  Оно там тает. Белок,
  сначала ставший жидким и бесцветным,
  потом становится крутым
  и ярким, как свежее бельё.
  Желток хранит свои желтковые размеры.
  Не спёкся, не растёкся
  до окончанья варки.
  Яйцо я съела, посолив и поперчив.
  Оно поглочено моею жизнью, похожей на яйцо.
  Вся жизнь, на вкус - как всякий приготовленный продукт,
  овальный, нежный, годный для пирушки.
  
  
  Jane Hirshfield The Egg Had Frozen, an Accident.
  I thought of my life.
  
  The egg had frozen, an accident.
  I thought of my life.
  I heated the butter anyhow.
  The shell peeled easily,
  inside it looked
  both translucent and boiled.
  I moved it around in the pan.
  It melted, the whites
  first clearing to liquid,
  then turning solid
  and white again like good laundry.
  The yolk kept its yolk shape.
  Not fried, not scrambled,
  in the end it was cooked.
  With pepper and salt, I ate it.
  My life that resembled it ate it.
  It tasted like any other wrecked thing,
  eggish and tender, a banquet.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Малюсенькая тайна.
  (С английского).
  
  Откройте дверь на подходящий срок -
  дождётесь кошки.
  Поставьте ей еды - она уж не уйдёт.
  Потом, прохладными ночами,
  когда вы захотите встать из кресла,
  вы станете ей говорить: "Прости меня !"
  От кошки этого: "Прости меня !" - вы не дождётесь,
  как знаменитой формулы Эйнштейна,
  как фразы Порции в четвёртом действии "Венецианского купца":
  "The quality of mercy is not strained".
  Что означает: "No one shows mercy beacause he has to",
  и что по-русски значит, как то токует Щепкина-Куперник:
  "Не действует по принужденью милость".
  А "милосердие" - такое слово отсутствует в кошачьем словаре.
  Здесь, в мире очень много не сыщешь.
  А кошка может в нём заполнить лишь маленькую норку.
  Так вы всем телом не раз наклонитесь туда
  всё вновь и вновь, лишь потому, что кошка - там.
  
  
  Jane Hirshfield A Small-Sized Mystery
  
  Leave a door open long enough,
  a cat will enter.
  Leave food, it will stay.
  Soon, on cold nights,
  you"ll be saying "excuse me"
  if you want to get out of your chair.
  But one thing you"ll never hear from a cat
  is "excuse me."
  Nor Einstein"s famous theorem.
  Nor "The quality of mercy is not strained."
  In the dictionary of Cat, mercy is missing.
  In this world where much is missing,
  a cat fills only a cat-sized hole.
  Yet your whole body turns toward it
  again and again because it is there.
  
  
  Джейн Хиршфилд Бамбук
  (С английского)
  
  Всё то, что существует, желает сохраниться.
  Удар бамбука по бамбуку,
  и тот, спешит распространиться вдаль.
  Но вы, что прожили - честолюбиво, беспокойно, в горе -
  и откликались, если позовут: Уолтер ! Ширли ! Тим !
  Хааво ! Тейша ! Карлос ! -
  не думайте, что мир откуда вы ушли,
  пребудет неизменным.
  
  Jane Hirshfield Bamboo
  
  What exists wants to persist.
  Even the knock of bamboo on bamboo
  spilled outward continues.
  And you who have lived-restless, ambitious, aggrieved.
  Who have answered to Walter, to Shirley, to Tim.
  to Carlos, to Teisha, to Haavo.
  Do not think it unchanged, this world you are leaving.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд День огромен
  (С английского).
  
  Как день огромен
  до полудня !
  Затем всё кончено.
  
  Вчерашний влажный ветер
  ещё вплетается в мою причёску.
  
  Уже не знаю который час.
  
  Его уж больше никогда не сыщешь,
  зато легко утратить.
  
  Jane Hirshfield Day Is Vast
  
  A day is vast.
  Until noon.
  Then it"s over.
  
  Yesterday"s pondwater
  braided still wet in my hair.
  
  I don"t know what time is.
  
  You can"t ever find it.
  But you can lose it.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Мысль
  (С английского).
  
  Иные мысли
  в нас вселяют
  ответный жар,
  подобно стенам -
  ночами, летом.
  
  В такой момент
  возможно
  
  какое-то движенье.
  
  За словом, вслед, - почти
  незамечаемая дрожь.
  
  И в левой кисти
  будет
  долгий холодок,
  а в правой кисти холодок
  покажется, возможно,
  нежнее и теплей.
  
  Хоть абрикос
  сажай
  на этом месте.
  
  Jane Hirshfield A Thought
  
  Some thoughts
  throw off
  a backward heat
  as walls might,
  at night, in summer.
  
  It could happen
  this moment -
  
  Some movement.
  
  One word's almost
  imperceptible shiver.
  
  And what was
  long cold
  in your left palm,
  long cold in your right palm,
  might find itself
  malleable, warmer.
  
  An apricot
  could be planted
  in such a corner.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Помпеи
  (С английского).
  
  Какoе множество домов
  вдруг очутилось в живых Помпеях
  навеки под завалом.
  
  Причём губила не одна внезапность.
  У смерти были разные причины.
  
  Где был потерян ключ,
  а где открыть замок была сплошная мука.
  но смерть в жилища заявлялась и без стука.
  
  
  Jane Hirshfield Pompeii
  
  How many houses
  become a living Pompeii,
  undusted, unemptied.
  
  Catastrophe is not only sudden.
  Hearts stop in more ways than one.
  
  Sometimes the house key is lost,
  sometimes the lock.
  Sometimes an ending means what did not knock.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Критика чистого разума
  (С английского).
  
  Смешное зрелище: один доит козла,
  другой подставил под скотину решето -
  отметил Кант, сославшись на античного предтечу.
  Мы вмиг смекнём, что решето здесь ни к чему.
  Под девяносто лет старуха-лунатичка
  всё утро ищет вымытый горшок и пуддинг
  в комодном ящике последнего супруга.
  Такое погодя становится привычкой,
  но шутки узников Освенцима странны
  и не смешны за лагерной колючкой.
  Хоть зона ни при чём, но изменяет смысл.
  Остроты смертников рождают состраданье.
  Пусть разум - как вода вокруг камней, но камни стойки.
  Скача за теннисным мячом, когда темно,
  пёс станет сдерживать дыханье, чтоб слышать свист мяча.
  Козёл в течение двух тысяч лет всё терпит -
  в его чудных глазах не видно осужденья.
  
  
  Jane Hirshfield Critique of Pure Reason
  
  "Like one man milking a billy goat,
  another holding a sieve beneath it,"
  Kant wrote, quoting an unnamed ancient.
  It takes a moment to notice the sieve doesn"t matter.
  In her nineties, a woman begins to sleepwalk.
  One morning finding pudding and a washed pot,
  another the opened drawers of her late husband"s dresser.
  After a while, anything becomes familiar,
  though the Yiddish jokes of Auschwitz
  stumbled and failed outside the barbed wire.
  Perimeter is not meaning, but it changes meaning,
  as wit increases distance and compassion erodes it.
  Let reason flow like water around a stone, the stone remains.
  A dog catching a tennis ball lobbed into darkness
  holds her breath silent, to keep the descent in her ears.
  The goat stands patient for two millennia,
  watching without judgment from behind his strange eyes.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Одна потеря прячется в другой.
  (С английского).
  
  Одна потеря
  прячется в другой.
  Как будто в оригами -
  попала в сложенный листок бумаги.
  Не смята.
  Не потяжелела.
  Рука надёжно держит.
  
  Jane Hirshfield One Loss Folds Itself Inside Another
  
  One loss
  folds itself inside another.
  It is like the origami
  held inside a plain sheet of paper
  Not creased yet.
  Not yet more heavy.
  The hand stays steady.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Чемодан
  (С английского).
  
  С зарёй
  одно ушко
  пакует чемодан.
  Укладывает дождь
  и набирает листьев -
  Тех, что летят
  в пространстве.
  Там есть коричневая птица.
  В тумане
  мутный ирис.
  Неясная рука
  махнёт ушку:
  "Прощай !"
  
  
  Jane Hirshfield Suitcase
  
  Оne ear is going,
  packing its suitcase
  early.
  It is packing the rain.
  It is taking some leaves.
  These.
  Space
  Also that russeting bird
  in the cloudying
  iris,
  blurred as a hand
  waving goodbye
  is.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Я бегала нагой под солнцем.
  (С английского).
  
  Я бегала нагой
  под солнцем.
  Кто смел бы осудить меня ?
  Кто смел бы осудить ?
  
  Была жара.
  
  Я бегала нагой
  под ливнем.
  Кто смел бы осудить меня ?
  Кто смел бы осудить ?
  
  Вода бурлила.
  
  Вот мне под шестьдесят.
  День шёл к концу,
  и грозно гром
  ударил.
  
  А мне всё было мало.
  "Греми, - кричала, - пуще !
  Кто смел бы осудить меня ?
  Кто смел бы осудить ?
  
  Пред тем, случалось,
  
  могли и осудить меня,
  когда мне большего хотелось.
  
  Jane Hirshfield I Ran Out Naked In The Sun
  
  I ran out naked
  in the sun
  and who could blame me
  who could blame
  
  the day was warm
  
  I ran out naked
  in the rain
  and who could blame me
  who could blame
  
  the storm
  
  I leaned toward sixty
  that day almost done
  it thundered
  then
  
  I wanted more I
  shouted More
  and who could blame me
  who could blame
  
  had been before
  
  could blame me
  that I wanted more
  2011
  
  Джейн Хиршфилд Гибкий олень.
  (С английского).
  
  Укромное отверстие
  между жгутов забора,
  примерно восемнадцать дюймов.
  
  Прижав рога к копытам сзади,
  четыре фута вверх,
  олень в прыжке как перелился.
  
  И ни клочка из белой шерсти с брюха на заборе.
  
  Не знаю, как олень преобразился
  в струю, во что-то вроде водной арки.
  Я никогда подобной зависти не знала.
  
  Но не к оленю -
  
  к той эластичности, с какой меня перескочила эта туша.
  
  Jane Hirshfield The Supple Deer
  
  The quiet opening
  between fence strands
  perhaps eighteen inches.
  
  Antlers to hind hooves,
  four feet off the ground,
  the deer poured through it.
  
  No tuft of the coarse white belly hair left behind.
  
  I don"t know how a stag turns
  into a stream, an arc of water.
  I have never felt such accurate envy.
  
  Not of the deer-
  
  To be that porous, to have such largeness pass through me.
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфильд Дикая слива
  (С английского).
  
  Серая белка нюхает каждую сливу,
  сперва одну, затем другую,
  после пирует.
  
  Так вот и мы проверяем себя,
  перебирая в уме череду эпизодов.
  
  Кто-то гордится, что жёлтые зубы прочны,
  хотя уж давно схоронил всех детей.
  
  На этом попавшемся белке деревце,
  иные плоды зелены, а иные уже пожелтели.
  
  У плодиков, что упали,
  на кожице влажные ранки.
  
  Как белка соскочит с ветки,
  та тихо пружинит кверху,
  как будто после раздумья.
  
  Jane Hirshfield Wild Plum.
  
  A gray squirrel tests each plum with his nose,
  moving from one to another
  until he feasts.
  
  It is like watching the ego,
  moving from story to story.
  
  A man is proud of his strong brown teeth,
  though all his children have died.
  
  This tree the one he was given
  its small, sustaining fruit, some green, some yellow.
  
  Pits drop to the ground,
  a little moistness clings in the scorings.
  
  The left-behind branches
  winch themselves silently upward,
  as if released from long thought ( ? sorrow).
  2011
  
  Джейн Хиршфилд Рука - затем, чтоб ею сотворить и удержать.
  (С английского).
  
  Рука - затем, чтоб ею сотворить и удержать,
  а время всё вместит по назначенью - и хлеб, и камень,
  и мальчика, что тычет пальцем в текст, чтобы помнить место.
  
  Любимый, ты уж постарел; по твоему лицу
  я представляю изменения в моём.
  И там отражены и ход событий и немало жалоб
  
  на хлёсткие деревья; на скачки облаков, на гонки
  их с птицами, где птицы тянутся в хвосте:
  летят рядами, но скулы наши жёстче и ровней.
  Я тычу пальцами в щеку, чтоб вспомнить эту чёткость.
  
  Мы были цельной парой. А время, как и руки, нас удаляли
  из будущего, что мы обретали.
  И в будущем останется лишь то, что выпустили руки, не доделав.
  
  Мы выстроили мост, которым шли, связавшись
  ночными звуками и страстью.
  Теперь на нашем месте звучат дешёвые совиные свистки.
  
  Осиный рой перелетает, и ветер носит их бумажное гнездо.
  Наш деревянный дом снести не так легко,
  он стал чужим. Жизнь выстроена тем, что делает её и держит.
  Мои стихи о том, чего слова не могут заменить.
  
  
  Jane Hirshfield A Hand Is Shaped for What It Holds or Makes
  
  A hand is shaped for what it holds or makes.
  Time takes what's handed to it then - warm bread, a stone,
  a child whose fingers touch the page to keep her place.
  
  Beloved, grown old separately, your face
  shows me the changes on my own.
  I see the histories it holds, the argument it makes
  
  against the thresh of trees, the racing clouds, the race
  of birds and sky birds always lose:
  the lines have ranged, but not the cheek's strong bone.
  My finger touching there recall that place.
  
  Once we were one. Then what time did, and hands, erased
  us from the future we had owned.
  For some, the future holds what hands release, not made.
  
  We make a bridge. We walked it. Laced
  night's sounds with passion.
  Owls' pennywhistles, after, took our place.
  
  Wasps leave their nest. Wind takes the papery case.
  Our wooden house, less easily undone,
  now houses others. A life is shaped by what it holds or makes.
  I make these words for what they can't replace.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Пусть жизнь твоя оглянется назад...
  (С английского).
  
  Пусть жизнь твоя оглянется назад,
  когда-нибудь, в себя, в тебя. Что ж выскажет ?
  
  От шпульки оторвётся клок цветастой ленты.
  Вдруг вспыхнет синий завиток огня.
  Посыплются дождём дубовая листва, лавровая листва, сверчки.
  
  И жизнь тебя потащит, как это делала всегда,
  десятком пальцев пары рук,
  с прямым своим хребтом и рёбрами в разлёт,
  с запрятанным вольнолюбивым сердцем,
  которому необходимо, взамен, такое же твоё.
  Ты отдала... Могла ли поступить иначе ?
  
  Погруженная в воздух или в воду.
  Поверженная в голод или страх.
  Терзаясь любопытством даже в скуке.
  Сбегая от тоски.
  
  Вопрос: "Что ж будет дальше ?" -
  цеплялся и к коленям и к лодыжкам,
  звучал во вздохах, даже в плаче.
  И будущее беспристрастно тащило за собой сильней магнитов,
  какое б ни манило направленье.
  У мира не было обратной стороны,
  ни спрятанных углов, ни выбора, и никакой другой земли.
  
  "Всё здесь !" - так жизнь тебе продиктовала.
  "Лишь здесь - сказала жизнь - единственный твой дом".
  "Да будет так !" - произнесла единственный приказ.
  
  А был ли у тебя какой-то выбор ? Нет, просто ты
  
  спала и просыпалась,
  окружена была конями, окружена горами,
  высокими домами с гидравликой внутри.
  И было что-то собственно твоё -
  
  не часто приходилось стоять на голове;
  не часто принимала решения без страха;
  не часто кем-то ты без меры помыкала;
  не часто кем-то ты была угнетена.
  
  "Ты - смертная, ты - не вечна" - так скажет жизнь,
  как будто пробуя на вкус деликатес, не то завидуя.
  Вот что услышишь от твоей бессмертной жизни, с ней прощаясь.
  
  Jane Hirshfield When Your Life Looks Back
  
  When your life looks back-
  As it will, at itself, at you-what will it say?
  
  Inch of colored ribbon cut from the spool.
  Flame curl, blue-consuming the log it flares from.
  Bay leaf. Oak leaf. Cricket. One among many.
  
  Your life will carry you as it did always,
  With ten fingers and both palms,
  With horizontal ribs and upright spine,
  With its filling and emptying heart,
  That wanted only your own heart, emptying, filled, in return.
  You gave it. What else could do?
  
  Immersed in air or in water.
  Immersed in hunger or anger.
  Curious even when bored.
  Longing even when running away.
  
  "What will happen next?"-
  the question hinged in your knees, your ankles,
  in the in-breaths even of weeping.
  Strongest of magnets, the future impartial drew you in.
  Whatever direction you turned toward was face to face.
  No back of the world existed,
  No unseen corner, no test. No other earth to prepare for.
  
  This, your life had said, its only pronoun.
  Here, your life had said, its only house.
  Let, your life had said, its only order.
  
  And did you have a choice in this? You did-
  
  Sleeping and waking,
  the horses around you, the mountains around you,
  The buildings with their tall, hydraulic shafts.
  Those of your own kind around you-
  
  A few times, you stood on your head.
  A few times, you chose not to be frightened.
  A few times, you held another beyond any measure.
  A few times, you found yourself held beyond any measure.
  
  Mortal, your life will say,
  As if tasting something delicious, as if in envy.
  Your immortal life will say this, as it is leaving.
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Китай
  (С английского)
  
  Киты плывут
  дорогами китов,
  а гуси
  по магнитным направленьям.
  Для одоления большого расстоянья
  потребна точность.
  Но как же часто
  сердце,
  направившись в Перу,
  является в Китай.
  Рулить не просто.
  Необходимо по пути
  сверяться с картами.
  
  Jane Hirshfield China
  
  Whales follow
  the whale-roads.
  Geese,
  roads of magnetized air.
  To go great distance,
  exactitudes matter.
  Yet how often
  the heart
  that set out for Peru
  arrives in China.
  Steering hard.
  Consulting the charts
  the whole journey.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Эй, вор, входи !
  (С английского).
  
  Китайское молчание окошек перед входом,
  они, как стража, что кивает всем гостям:
  "Войдите !"
  
  "Эй, вор, входи !" -
  проход сквозь двери разрешён.
  
  Огонь мечтает о своём большом пожаре.
  Так при рождении; так и в любви -
  твердят всё время до конца: "Входи, желанный !"
  
  Jane Hirshfield Come, Thief
  
  The mandarin silence of windows before their view,
  like guards who nod to every visitor:
  "Pass."
  
  "Come, thief,"
  the path to the doorway agrees.
  
  A fire requires its own conflagration.
  As birth does. As love does.
  Saying to time to the end, "Dear one, enter."
  
  
  Джейн Хиршфилд Размышленье под шум дождя.
  (С английского).
  
  Когда в конце концов утихнет
  мой громкий холодильник,
  и в то же время всё ещё тепло -
  я слышу этот звук
  и просыпаюсь.
  Как будто кошка ночью чистит шкурку,
  не то собака разевает
  и закрывает пасть,
  как делают по временам собаки
  в своих раздумьях,
  и, вроде, пробуют какую-то новинку.
  
  Jane Hirshfield Rain Thinking
  
  When it is finally quiet -
  the loud refrigerator
  still at the same time the heat is -
  I hear the sound
  and awaken.
  Like a cat cleaning herself in the night,
  or a dog opening
  and closing his mouth
  the way they do at times
  when thinking,
  as if tasting something new.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Часовня
  (С английского).
  
  Луна творит свою холодную часовню,
  раскалывает светом темноту.
  Твердит: "Входите, кто с ушами и руками.
  Не нужно даже обувь отряхивать от снега !"
  Потом берётся за другие блоки и высекает
  Киото, Перт, Владивосток, Пекин, Чикаго.
  Огромными руками работает вокруг тебя в молченье.
  Так кошка ищет тихое местечко, где вовсе нет собак.
  
  Jane Hirshfield Chapel
  
  The moonlight builds its cold chapel
  again out of piecemal darkness.
  You who have ears and hands, it says, come in;
  no need to stamp the snоw-weight from yor shoes.
  It lifts another block and begins to chisel:
  Kyoto, Vladivostok, Chicago, Beijing, Perth.
  Huge-handed, working around you in silence,
  as a cat will enter the silence where no dog lives.
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Тёмный час
  (С английского).
  
  Настал почти что чёрный час,
  настал среди ночи и замурлыкал возле уха.
  Поднялся выше бархат мхов
  снаружи, под дождём.
  Бескрайний час, безмерный час.
  Открыв окно, он в нём выкрикивает собственное имя.
  
  Jane Hirshfield The Dark Hour
  
  The dark hour came
  in the night and purred by my ear.
  Outside, in rain,
  the plush of the mosses stood higher.
  Hour without end, without measure.
  It opens the window and calls its own name in.
  2011
  
  Джейн Хиршфилд Вопрос
  (С английского).
  
  Я пыталась спросить у моих мертвецов,
  и они мне ответили как всегда.
  Обратилась к искателям-муравьям.
  
  А секвойи качали
  ветвями в медовом свету.
  Лодки с пристани прятались друг за дружку.
  
  Окна зданий блестели,
  упрямо купаясь в воде.
  Славный мерин дышал мне в руку.
  
  И пришлось мне опять обратиться к тебе,
  вечно плачущая печаль.
  Посмотреть, как откроешь глаза. И ждать.
  
  Jane Hirshfield The Question
  
  I tried to ask my dead -
  they answered as always.
  I tried to ask the black resourceful ants.
  
  The redwoods swayed
  in the honeys of branch-light.
  The moored boats shuffled their hulls.
  
  Across the water, the city's windows glittered,
  a fastness.
  The gelding's breath passed over and out of my hand.
  
  And so I came to turn again to you,
  my mineral sadness.
  To look you eye to open eye. To wait.
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Весь день в тяжёлом ожиданье.
  (С английского).
  
  Весь день в тяжёлом ожиданье.
  "Будь постоянной" - повторяется в ушах,
  как глас про выбор.
  
  Как будто села с "Анною Карениной" в руках,
  и это Левин, затяжной весной, читает и томится,
  поскольку он не может спокойно пережить
  того, что прочитал и перенёс.
  
  Посадки и косьба не помогают.
  
  В сердечных настроеньях -
  ни обвинений, ни успокоенья.
  
  Чертополох с солёным сеном поверх холодного гранита,
  и кто-то из пернатых без удержу распелся для подружки.
  
  Jane Hirshfield All Day the Difficult Waiting
  
  All day the difficult waiting.
  "Continuance" repeating itself inside the ears,
  as if a verb, or choice.
  
  
  As if Levin during his long spring in Anna Karenina -
  reading and suffering
  because he could not understand what he read or suffered.
  
  Planting and mowing what was outside him.
  
  The heart's actions
  are neither the sentence nor its reprieve.
  
  Salt hay and thistles, above the cold granite.
  One bird singing back to another because it can't not.
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Моя удача.
  (С английского).
  
  Моя удача
  лежала на дороге -
  медяшка сверху,
  медяшка снизу.
  Они сияли,
  а я шла мимо.
  Я повернулась
  и собрала.
  Тряхнула чашкой
  для подаяний,
  довольно полной.
  И там поставила,
  чтоб вновь наполнить.
  Я нагибалась
  и разгибалась.
  Медяшка снизу,
  медяшка сверху -
  меж небом
  и землёй.
  Осталась там и собирала
  мою удачу.
  
  
  Jane Hirshfield My Luck
  
  My luck
  lay in the road
  copper side up
  and copper side down
  It shone
  I passed it by
  Iturned around
  I picked it up
  I shook
  my beggar's cup
  quite full
  I left it there
  to be refound
  I bent down and
  I unbent up
  copper side down
  copper side up
  between the air
  and ground
  left there picked up
  My luck
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Искусственные показные выкрутасы
  (С английского, попытка интерпретации).
  
  Искусственные показные выкрутасы -
  в строю, в курилке,
  за столом.
  
  Всё вытворяемое
  совершает тело.
  Что можно прекратить,
  то прекращает тело.
  
  Безгрешные лодыжка и кулак,
  нога и локоть
  касаются безгрешных же хребта и плеч,
  груди и ануса и прочих мест.
  
  Язык при разговоре
  невинно лижет невинный воздух,
  давая приказание рукам,
  которые должны очистить персик.
  
  Невыносимо громкий ад
  живым огнём пытает
  ошеломлённый дух
  и бедра вместе с ним, и скулы.
  
  Но нет.
  Дурное озорство всё длится
  и кончится, когда диктатор-голова уляжется на пуховой подушке.
  
  Jane Hirshfield The Inventive, Visible Hobbles.
  
  The inventive, visible hobbles,
  the cigarette, the battery,
  the board.
  
  What is done
  is done through the body.
  What can be stopped
  is stopped with the body.
  
  Yet innocent elbow and fist,
  ankle and foot,
  touch the innocent shoulders and spine,
  anus and breasts of others.
  
  An innocent tongue,
  licking innocent air as it speaks,
  gives orders to hands
  that could be slipping the skin from a peach.
  
  Loud beyond hearing,
  a hell where physical flames
  might interrogate an apprehendable spirit,
  its thighbone and cheekbone.
  
  But no.
  The crime goes free.
  It dies with the dictator's head on a downy pillow.
  2011.
  
  
  Jane Hirshfield "Haofon Rece Swealg"
  
  Batteries,
  yellow trucks haulings garbage,
  ampicellin, napalm.
  
  These too will be
  replaced by the-not-imagined.
  
  The engines of diesel
  will silence,
  joining the engines of steam,
  the brayings of mule.
  
  And still the poetry of ancient Sumtria
  will be understood with ease -
  
  humiliation,
  ambition,
  slaughter,
  the cutting down of the tallest cedar -
  
  and Beowulf's verdict yet hold:
  
  Technologies alter.
  
  Heaven swallows the smoke.
  2011.
  
  
  Джейн Хиршфилд Широколистный клён
  над отражением в воде.
  (С английского).
  
  Для пса
  важна и интересна любая новость, что приносит ветер.
  А лодка в прошлогодних волнах не плывёт.
  
  Почти что схваченная мысль, угасшая потом -
  как ночью светлое окно в большой дали.
  
  "А сколько нужно футов снятого молока,
  чтобы накрыть фонарный столб ?" -
  спросил у друга моего учитель.
  "Так молния, при случае, хоть где достанет" -
  ответил друг.
  
  Внимательное сердце не утомится от таскания балласта.
  
  В сибирском племени о важном
  беседуют всегда метафорично:
  
  там нам любезно скажут о богах: "Они завистливы, но глупы".
  
  Озёрная вода, когда послушаешь, научит.
  Малейший ветер теребит листву на ближнем клёне,
  потом уносит листья,
  трудней ответить, на страданье, не то от муки прочь.
  
  
  Jane Hirshfield Big-Leaf Maple Standing
  over Its Own Reflection
  
  For a dog,
  no news the wind brings is without interest.
  A boat's hull does not travel last year's waves.
  
  A lit window at night in the distance:
  idea almost graspable, finally not.
  
  "How many feet of skim milk does it take
  to shingle a lamppost ?"
  my friend's teacher would ask him.
  "Lightning, like luck, lands somewhere",
  my friend would reply.
  
  The feeling heart does not tire of carrying ballast.
  
  The members of one Siberian tribe
  spoke of good thing in metaphor only:
  
  "The gods are jealous, but stupid", they kindly explained.
  
  A lake-water's listing, this knowledge.
  Small winds disturbed the leaves of a nearby maple,
  then turned them away -
  whether toward suffering or from it, harder to say.
  2011
  
  
  
  Jane Hirshfield Big-Leaf Maple Standing
  over Its Own Reflection
  
  For a dog,
  no news the wind brings is without interest.
  A boat's hull does not travel last year's waves.
  
  A lit window at night in the distance:
  idea almost graspable, finally not.
  
  "How many feet of skim milk does it take
  to shingle a lamppost ?"
  my friend's teacher would ask him.
  "Lightning, like luck, lands somewhere",
  my friend would reply.
  
  The feeling heart does not tire of carrying ballast.
  
  The members of one Siberian tribe
  spoke of good thing in metaphor only:
  
  "The gods are jealous, but stupid", they kindly explained.
  
  A lake-water's listing, this knowledge.
  Small winds disturbed the leaves of a nearby maple,
  then turned them away -
  whether toward suffering or from it, harder to say.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд "Haofon Rece Swealg"
  (С английского).
  
  Аккумуляторы,
  платформы с всякой дрянью,
  ампициллин, напалм.
  
  Потом, взамен всего,
  изобретут иное - сверх нащего воображенья.
  
  Замолкнут дизели,
  затихнут
  паровые агрегаты
  с ослиным рёвом.
  
  Зато поэзию старинного Шумера
  мы станем понимать легко -
  
  насилие,
  великий гонор,
  резню
  и рубку высочайших кедров -
  
  не устареет лишь премудрость "Беовульфа":
  
  изменятся приёмы производства,
  
  "Весь дым поглотят небеса"
  
  Jane Hirshfield "Haofon Rece Swealg"
  
  Batteries,
  yellow trucks haulings garbage,
  ampicellin, napalm.
  
  These too will be
  replaced by the-not-imagined.
  
  The engines of diesel
  will silence,
  joining the engines of steam,
  the brayings of mule.
  
  And still the poetry of ancient Sumtria
  will be understood with ease -
  
  humiliation,
  ambition,
  slaughter,
  the cutting down of the tallest cedar -
  
  and Beowulf's verdict yet hold:
  
  Technologies alter.
  
  Heaven swallows the smoke.
  
  
  Джейн Хиршфилд Осознание: Анализ.
  (С английского).
  
  Собака невозможно крупного размера
  со шкурой цвета розового кварца легко вошла в мой сон.
  
  Я роз с таким оттенком не видала,
  но кварцевая вена бежала сверху до мохнатых лап.
  Собака шла упрямо, хотя хотела лишь последовать за мной.
  
  Не поворачивала головы.
  За ней открылась тень, затем свернулась.
  Я шла, и будто, вслед за мной, воротные дощечки
  смыкались тихо под своим же весом.
  
  Но это не казалось необычным.
  Мне представлялось, будто некий чтец, вдруг повернулся и ушёл
  прервав расказ,
  и все деревья, каждый камень раскрылись в ясности их полных судеб.
  
  Сон, как собака, убежал и странствовал уже не там -
  ушёл в тот самый миг, когда всё-всё могло перемениться;
  в миг осознания, что я желаю всё переменить.
  
  Jane Hirshfield Translucence: An Assay
  
  A dog implausibly large,
  with fur the color of rose-quartz, slipped through my sleep
  
  I have never seen roses that color,
  or a vein of quartz move through its fissure on soft-padded feet.
  This was sure, though: what she wanted was for me to follow.
  
  She did not look back.
  A shadow opened then folded behind her.
  I followed as if past a gate latch
  sliding closed on its own silent weight.
  
  It was not so very different, really
  More as if the narrator had turned and departed,
  abandoned the story,
  and each tree, each stone, stood clear in its own full fate.
  
  The dream, like the dog, went on, travelled elsewhere.
  Passed by the moment when everything might have been changed.
  Passed by the moment of knowing I wanted everything changed.
  
  Джейн Хиршфилд Тень: Анализ.
  (С английского)
  
  Обычно, тень, ты в нас не возбуждаешь
  каких-то мыслей.
  Твоё значенье кажется нам малым.
  
  К чему командовать, чтоб ты явилась,
  когда ты тут как тут,
  хотя тебя никто ещё не вспомнил ?
  
  Ты появляешься не раньше и не позже,
  Ты выбегаешь сразу, то впереди от нас, то сзади.
  Команда, чтоб явилась "раньше" или "позже",
  тебя могла бы только озадачить,
  зато ты можешь быть поуже и пошире.
  
  А в полдень ты хандришь,
  как мне не раз казалось.
  
  Со мной ты едешь в Краков, в Глазго и на Корфу.
  Тебе там нравится ?
  Я никогда об этом не спросила.
  Когда моя рука касается стола, так ты уже коснулась
  и раньше и плотнее, и пробуешь скорей, чем мой язык
  ретсину с ароматом скипидара, и сельдь, и сыр.
  
  Я часто вижу, как без колебаний
  ты жертвуешь собой, подобно Анне
  Карениной, когда она освобождалась от кошелька,
  готовясь в мыслях броситься под поезд.
  Но, как в искусстве, ты эластична, артистична и не гибнешь.
  
  Предчувствуешь ли ты хаос загробной жизни ?
  Но ты качаешь головой, едва спрошу.
  Мы обе думаем, что нет.
  Но если я с Земли потом исчезну молча,
  тогда и ты уйдёшь со мною вместе.
  
  Я прочитала, будто бы в тебе
  присутствуют мой гнев, мой страх и эгоизм.
  В тебе присутствуют, я прочитала, мои упрятанные вожделенья.
  Там дремлет, как ребёнок, некий монстр, без языка, без рук.
  В обычном одиночестве твоём, я узнаю себя.
  
  Когда бы не было тебя,
  и я б ушла во тьму,
  
  как каждый в прежней жизни
  уходит, будучи замучен и забит,
  и вновь не станет больше тем, что был,
  хотя б его одели в чистую рубаху, другие брюки и другую обувь.
  
  Для этого есть тень, как у меня самой,
  нот вот о чём не говорят:
  хотя без языка, без рук, но ты вредна.
  Твоё бездействие - мой собственный провал, и он вплотную рядом.
  
  Не дав мне ничего и ничего не взяв, ты учишь,
  как будто мой удел важнее твоего.
  
  Однако последний час жесток.
  Ты, лёжа, протянувшись, и без упрёка льнущая ко всем,
  ото всего, что ты пересекаешь, почти не отличима.
  
  Jane Hirshfield Shadow: An Assay.
  
  Mostly we do not think of, even see you,
  shadow,
  for your powers at first seem few.
  
  Why command "Heel", ask "Sit",
  when before the thought is conceived,
  you are already there ?
  
  True that sometimes you run ahead, sometimes behind,
  that early and late,
  to you, must be words of the deepest poignance:
  while inside them, you are larger than you were.
  
  Middday drives you to reticence, sulking,
  a silence
  I've felt many times inside me as well.
  
  You came with me to Krakow, Glasgow? Corfu.
  Did you enjoy them ?
  I never asked.
  Though however close my hand came to the table,
  you were closer, touching before my tongue
  the herring and cheeses, the turpentine-scented retsina.
  
  Many times I have seen you sacrifice yourself
  without hesitation,
  disentangling yourself like Anna Karenina from her purse
  before passing under the train wheels of her own thoughts.
  Like art, though, you are resilient: you rose again.
  
  Are you then afterlife, clutterless premonition ?
  You shake your head as soon as I do -
  no, we think not.
  Whatever earth I will vanish silently into, you also will join.
  
  You carry, I have read,
  my rages, fears, and self-regard.
  You carry, I have read, my unrevealed longings,
  and the monster dreamed as a child, tongueless and armless.
  Your ordinary loneliness I recognize too as my own.
  
  When you do not exist,
  I have gone with you into darkness,
  
  as the self of a former life
  goes into the self that was tortured and beaten
  and does not emerge again as it was,
  though given a clean shirt to leave in, given pants and new shoes.
  
  For this too is shadow, and mine,
  However unspoken:
  Tough you are tongueless, and armless, you harm.
  Your inaction my own deepest failure, close by my side.
  
  You who take nothing, give nothing, give nothing, instruct me,
  that my fate may weigh more than yours -
  
  The hour is furious, late.
  Your reach, horizontal, distant, leans almost forgiving,
  almost indistinguishable from what it crosses.
  2011
  
  
  Джейн Хиршфилд Сахар-левша.
  (С английского).
  
  В природе бывают хиральные молекулы - они (по своему строению) повёрнуты в одном или
  в другом направлении. Вполне естественно, что кто-нибудь задастся по этому поводу вопросом: может ли сахар, построенный как собственное зеркальное отображение, быть сладким, но пройти через тело незамеченным ? Некая золотая копь для диетчика. Я не знаю,
  почему (либо как) опыт провалился. Я думаю об одиночестве ( ? редкостности ? ;
  ? единственности ?) такого рукотворного (искусственного) вещества, которое вы могли - подобно призраку из фильм 50-х годов - держать в ваших руках и выпустить из них, как вечно отвергаемый жених, несмотря на блеск его кольца с кубическим цирконием ( = кольца с фианитом). Но такой сахар реален и где-нибудь существует. Он выглядит как сахар-левша для языка-левши.
  
  Jane Hirshfield Left-Handed Sugar
  
  In nature molecules are chiral - they turn in one
  direction or the other. Naturally then, someone wondered:
  might sugar, built to mirror itself, be sweet,
  but pass through the body unnoticed ? A dieter's gold
  mine. I don't know why the experiment failed, or how.
  I think of the loneliness of that man-made substance,
  like a ghost in a '50s movie you could pass your hand
  through, or some suitor always rejected despite the
  sparkle of his cubic zirconia ring. Yet this sugar is
  real, and somewhere exists. It looks for a left-handed
  tongue.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"