Последнее время мне снятся очень странные сны,
И в то же время как-то все они ясно очерчены:
Когда смотришь вглубь, они всё объясняют с другой стороны,
А по краям это вообще смесь чего-то с чем-то, каштаны с печенью.
И из моих ладоней медленно выходят шасси,
А за спиной из спины выдвигаются крылья птичьи,
Голубыми нитками кто-то усердно вяжет -
И, интересно заметить, не спицами, а на спичках -
Тормозной путь для меня (но как я его ни проси,
Всё равно мне никогда не хватает пряжи).
За всем наблюдает весьма необычный человек-автомобиль -
Необычен он тем, что вместо двух ног имеет примерно четыре -
Он говорит мне, если ты видишь что-то, то это что-то люби,
А если не видишь, то распахни-ка глаза пошире.
И это странное несоотвествие рождает в моей голове конфликт.
Как можно так говорить, когда у тебя под ногами земли, чем у меня больше вдвое?!
Как будто ворона свила гнездо в утренней орхидее
И сидит,
И чешется, а над ней восковое солнце такое.
Впрочем, неважно, и я набираю в ладонь мокрого гравия горсть
И слежу, как сухопарый мороз подгрызает мои фаланги.
И потому, что я помню, что хозяина кормит гость,
Я продержусь на этом пару ещё пару месяцев-бумерангов.
С этими мыслями прогуливаясь по фифth авеню...
Однако видение кончается неожиданно тривиально,
Но так-таки распахнутым глазом остатки ресниц храню,
В корнях которых спрятан гостинец оттуда в бумаге сальной.
И вот я сижу и безотрывно на голубую подвеску смотрю,
Гостинец от старого друга, что добавляет автобиографичности в стихотворенье.
А может быть, я по-другому и не умею. Так я говорю.
А время летит.
Вчера была зима, сегодня уже воскресенье