Аннотация: - Что цвет сакуры, когда есть море... Что бело розовое оперение цапли, когда есть лепестки сакуры...
Я уже забыл об этом свитке. Похоже, он валялся в дальнем углу нижнего ящика письменного стола с прошлого года. Но мысль навести в столе порядок разбудила мою память. Это был, перевязанный узким кожаным ремешком тот самый цилиндр серой рисовой бумаги, который я купил в лавке старьёвщика в Луксоре и о котором, приехав из Египта, совершенно забыл. Стадное чувство толпы, жаждущей сувениров, охватило меня у развалин древних стовратных Фив. Что такого было в этом туго скрученном свитке не знаю, но я отдал за него пять долларов.
"Господи, я даже не посмотрел, что там внутри!" - моя рука потянулась к узлу кожаного шнурка.
Ремешок поддался не сразу. Пришлось поработать ножницами. Разрезая кожу, острые лезвия почему-то издали тихий мелодичный звон. Я развернул свиток и застыл в изумлении. Там не было куфической вязи арабского письма или псевдодревнеегипетской клинописи с тонкими линиями фигурок Анубиса, Пта, других менее известных, но милых сердцу туриста знаков и символов.
На вощёной пожелтевшей от времени бумаге ровными рядами выстроились японские иероглифы.
"Почему японские, а не китайские?" - спросите вы.
Да потому что непостижимым образом я мог читать то, что там было написано:
"Где она и что это за страна, за какими морями? Почему она так сурова для всех без исключения? Здесь сильный и отважный воин, преданный союзниками, может стать изгоем, а слабый, но коварный человек без чести, становится сильным мира сего. Почему я иду по этой тропе, ведущей в никуда рядом со стременем своего даймё*1? Усталые ноги упорно толкают назад каменистую почву. Мои голые лодыжки, израненные мелкими осколками скал, вылетающими из под копыт коня, болят и кровоточат. Запах пота лошади смешивался с моим собственным потным запахом, вызывая зуд и жжение в глазах. Но я смотрел только вперёд.
Но если не думать о превратностях судьбы, и не принимать близко к сердцу несчастья, обрушившиеся на клан Ёсида, мир был по прежнему прекрасен. Я мельком взглянул на отражение в воде молодых побегов риса. Их острые стрелы густо усыпали лиловое в свете восходящего солнца зеркало рукотворного мелкого озера. Одинокая цапля, стоя на одной ноге, медленно подняла голову и посмотрела на всадника, не замечая его спутника за крупом вороной лошади. Нежное с лёгким розовым отливом белое оперение, переливаясь призрачными оттенками красного, взъерошилось от лёгкого ветра, создавая странный полупрозрачный ореол. Птица опустила в воду вторую ногу, раскрыла огромные крылья, легко пробежала по серебряной скатерти десяток шагов и поднялась в воздух. Это было завораживающее зрелище. Но я не позволил себе проводить взглядом цаплю. Её взлёт уже отпечатался в моей памяти и оставил в душе щемящий след.
Одна из крупных веток на извилистой тропе неожиданно попала мне под ноги. Тело покачнулось, теряя равновесие, и я на мгновение прислонился к вороному коню. Тёплая сила эластичных упругих мощных мышц, перекатывавшихся под атласным шёлком шкуры лошади, добавила мне энергии. Глаза сами непроизвольно и с лёгкой завистью нашли дайсё*2 моего господина . Пара мечей в чёрновишнёвого цвета ножнах - катана и вакидзаси школы мастера Осафунэ Нагамицу*3 покрылись лёгким налётом грязи. На блестящем благородного оттенка лаке остались следы вбитых в пыль капель ночного дождя. Но золотые гербы Токугава*4 ничуть не потускнели. Не сбавляя шага и не отставая от господина, ехавшего верхом, я правой рукой ласково провёл по лаку и гербам. Не смотря на то, что последний привал был сделан ещё до ливня и, привести в порядок дайсё не оставалось времени, я почувствовал на себе тяжесть вины.
Рука непроизвольно легла на собственную катану. Мне не нужно смотреть вниз. Я и так хорошо помнил каждую царапину на ножнах, рукоятке и цубе*5.
Мой клинок не шёл ни в какое сравнение со сталью Нагамицу. Простому самураю довольно меча, изготовленного обыкновенным деревенским кузнецом.
Но сегодня мне самому впервые предстояло дать почувствовать дыхание рассвета и тепло нового дня великолепному лезвию господина Ёсида.
Мои размышления не помешали лошади даймё миновать поля, заросли тростника, поющего свою утреннюю песню под лёгким ветром и достичь конца тропы. Дальше, насколько хватало взгляда, простиралось море.
- Мне кажется, здесь очень красиво, а Эду? - Господин Ёсида нагнулся с высоты седла и показал рукой на пустынную бухту под ногами вороного.
Я подошёл к краю обрыва и посмотрел вниз. Песок узкой прибрежной полосы казался золотым в свете молодого Солнца. Но и только. Чёрные скалы с двух сторон держали маленькую природную гавань в тесных объятиях, но зато дальше в заливе пологие длинные волны сверкали многочисленными оттенками нефрита. Яркое голубое небо далеко далеко сливалось с водой, образуя одно целое с морем. С двух сторон площадки, на которой остановил свой выбор Ёсида, росли красивые карликовые сосны. Переплетение ветвей напоминало клубки толстых змей, которые прятались между густыми длинными изумрудными иголками. Несколько цветущих диких сакур, наклонённых в сторону от моря казались гигантскими пушистыми яркими белыми пятнами на фоне скал. Цветы вишни уже начали терять свои лепестки и белорозовый ковёр, закрывший густым облаком чёрную землю, казался постелью богов.
- Да мой господин. Место очень красивое. У вас тонкий вкус.
- Хорошо, - коротко кивнув, князь спешился и несколько раз присел, разминая ноги. Его великолепные чернённые пластинчатые доспехи тихо зазвенели. К звону металла добавился хруст кожаных сочленений и завязок.
- Нам нужно торопиться, Эду. Ещё полчаса и рассвет, поднявшись на ноги, зашагает ясноликим божеством по всему побережью, даря людям день.
- Хай! Разрешите мне помочь вам. - Я вытащил из-за пояса свою катану и положил её в стороне, чтобы не мешала. Господин повернулся ко мне спиной, и я стал расстёгивать ремешки и застежки его доспехов. Спустя короткое время все детали домару - кабуто, ко, харамаки, кусадзури, соде*6 и всё остальное горкой лежало на самом краю обрыва. Даймё вынул из седельной сумки чистое белое кимоно и переоделся. Потом протянул мне такое же. Я последовал его примеру.
Мы посмотрели в глаза друг другу. Князь коротко кивнул. Я спохватился и тихо сказал:
- Позвольте мне принести чистой свежей воды. Здесь, в полсотне шагов вниз по тропе есть ручей.
Но даймё уже не обращал на меня внимания. Он прекрасно знал, что я не упущу ничего из положенного и не сделаю ни одной вещи против правил.
Когда я вернулся, принеся в ковше маленький кусочек ручья, господин Ёсида уже сидел на маленькой циновке. Рядом лежал его вакидзаси. У ног стоял походный пузырёк толстого фарфора с краской и лежал лист бумаги, прижатый к земле небольшим камнем.
"Прекрасное место." - ещё раз подумал я и нашёл глазами катану великого мастера Нагамицу, блеснувшую чёрным лаком у края обрыва.
Даймё оторвался от созерцания сакуры и обернулся ко мне.
- Вот послушай! - Он торжественно отставил в сторону камешек и поднял к глазам лист бумаги.
- Что цвет сакуры, когда есть море... Что белорозовое оперение цапли, когда есть лепестки сакуры. Что отражение неба в зеркале, когда есть сталь...
Я почтительно встал на колени и поклонился до земли последнему тихому перекату эха, нашедшему приют между скал.
Князь сложил лист пополам и разорвал его, потом две половинки разорвал ещё и ещё раз. Маленькие кусочки бумаги подхватил ветер и смешал с лепестками сакуры.
- Время, - голос моего господина оставался негромким и ровным. Он развернулся лицом к морю, вытащил из под колена кусок чистой белой ткани. Через мгновение стальное лезвие вакидзаси легло на платок. Не оборачиваясь, он ждал.
Я поднял с земли катану даймё. Ещё раз почтительно поклонившись князю, а затем его мечу, я медленно потащил из чёрного лака ножен лезвие. Великолепная сталь блеснула на солнце. Закалка в стиле тёдзи-мидаре*7 с доминирующей гуноме*8 по линии хамона*9 вызвала у меня громкий вздох восхищения. Мне стало жаль, что этот великолепный меч сегодня в последний раз видит свет нового дня. Но на сожаления не оставалось времени. Голова господина уже была наклонена вперёд. Шея окаменела. Его руки держали завёрнутое в холст лезвие вакидзаси.
Я быстро, но без суеты ополоснул клинок катаны чистой родниковой водой из ковша и резко поднял лезвие вверх. Свист стали, рассекающей воздух, послужил сигналом для даймё. С коротким хриплым выдохом он воткнул вакидзаси в собственный живот, потом сделал поперечный разрез в сторону и наискось. В то же самое мгновение с оттяжкой, быстро и сильно, вкладывая в удар всю силу плеч и запястий, я исполнил свой долг. Струя крови веером ушла вверх и вправо. Я отошёл в сторону. Голова господина долю мгновения держалась на шее, потом покатилась к обрыву и исчезла из поля зрения.
Пот заливал мне глаза. Сердце поднялось к вискам и готово было выскочить наружу вместе с гулкими ударами пульса. Тело князя завалилось на бок. Мне пришлось обойти его и посмотреть вниз с обрыва. Если море и приняло отсечённую голову, этого я не услышал...
Ещё целый час мне пришлось потратить на сбор хвороста и сухих сучьев, чтобы оказать воину, закончившему свой путь, последнюю услугу. Потом я стоял у погребального костра и похоже плакал. Да нет, наверно это крепнущий ветер с моря выбивал из глаз редкие слёзы. Волны высокого прилива поглотили не только доспехи, но и два меча моего господина. Немного постояв возле вороного, погладив его лоснящуюся шкуру и достав из седельной сумки ещё один бумажный лист и новый чистый кусочек ткани, я вернулся к краю обрыва. Моя старая катана уже лежала на нужном месте, заранее вынутая из потрескавшегося деревянного чехла. Обернув лезвие в ткань, я медленно обвёл глазами небо, скалы, деревья, затем, макнув тонкую кисточку в краску, в самом конце испещрённой иероглифами узкой длинной полосы бумаги дописал своё рэнга*10:
"Что такое сталь? Мастерство кузнеца, закалённое потом и кровью. Но есть ещё цветение сакуры. Оно неизбежно, как жизнь и смерть. Но не будет, ни жизни, ни смерти, если нет чести и долга."
Я свернул лист бумаги, заткнул его со спины за пояс кимоно и покрепче взял руками лезвие катаны, обёрнутое холстом...'
*1. Даймё - князь.
*2. Дайсё - пара мечей.
*3. Осафунэ Нагамицу - известный кузнец школы Бидзен периода Камакура (1185-1332 гг.)
*4. Токугава - Династия Сёгунов Японии. Основатель Династии -Токугава Изясу.
*5. Цуба - защитная пластина японского меча, предохраняющая руки.