Доктор Зик стоял на большом плоском камне и наблюдал за разминающимися перед бегом согражданами. Совсем скоро должна выйти Мертвая Звезда и народ заметно нервничал. Но Зик был спокоен. Он уже решил, что не побежит вместе со всеми.
Двадцать пять лет назад Зик уже убежал от звезды. Его не успели сжечь ее смертельные лучи. Но, несмотря на молодость, он едва успел добраться до спасительной пещеры - уже тогда у него были слабые легкие. Три дня потом он кашлял и болела грудь. Сейчас же процедуру отсева слабых пройти было нереально. Невозможно.
И Зик решил остаться на сером камне. Лучше быть сожженным здесь, во власти возвышенных мыслей, обратив взгляд внутрь себя, чем умереть задыхающимся, потерявшим облик, измученным, чувствующим лишь гулкие удары крови в голове, в тщетной попытке выжить.
Протестов против бега не было. Всем было понятно, что звезда за время короткого, но смертельного сближения уничтожает все посевы - и потом долгое время будет голод. И давным-давно решено было, что оставаться жить должны сильные. И выбрана была равнина между двумя горами - Защитной и Сигнальной. Из-за Защитной звезда появлялась, а по Сигнальной отсчитывали оставшееся время. Когда вспыхивали ярко и тут же исчезали паром снега на верхушке Сигнальной - бег начинался. Когда же Сигнальная становилась наполовину черной, это означало, что звезда скоро взглянет на равнину. А когда вскипало озеро за спиной - уже надо быть в пещере.
Еще тогда, осознав, что жить ему осталось определенное количество лет, во всяком случае, не больше, Зик строил свою жизнь иначе, чем остальные молодые люди. Знание даты смерти накладывало отпечаток на все. И если другие жили так, словно они бессмертны, то Зику все представлялось иначе.
Мысли его прервал гул толпы. Это вспыхнула верхушка Сигнальной. И тут же все побежали. Зик дернулся, но устоял. С бьющимся сердцем он следил, как люди устремились вперед по еще зеленой равнине. Из под их подметок летел дерн.
Зик обернулся к Сигнальной - верхушка ее почернела. Он снова обратил взгляд на толпу, увидел, как последним быстро ковыляет инвалид Стеф, опять обернулся, что-то задрожало в нем, и с отчаянным криком, смутно напоминающим "Подождите!" Зик припустил вслед за рассеявшейся по равнине толпой.
Он бежал, не чувствуя ног. Бежал, кажется, быстро, и все прислушивался к себе, потому что ждал. Ждал первых симптомов от больных легких. Он знал как это будет. А будет так, как уже начало происходить. Сначала стало трудно дышать. Воздух выходил со свистом. Но на ногах и на скорости это пока не сказывалось. Только слюна стало тягучей, нельзя было ни сглотнуть, ни сплюнуть. А фляжку Зик не взял - он ведь не собирался бежать.
Удивительно, он знал, что не добежит, знал, что скоро свалится... и все-таки бежал. И хотя уже обогнал хромоного Стефа, это знание - что не успеет, становилось все явственнее. Потому что воздуха стало не хватать. И заболела грудь. И бок заболел. И уже почувствовались ноги. Легкость исчезла, как не бывало.
Зик обернулся на бегу - Сигнальная почернела на треть. Только на треть. Значит, пытки оставалось на две трети горы. Добровольной пытки перед сожжением.
Споткнувшись о кочку, Зик растянулся и уткнулся разгоряченным лицом во влажную траву, жадно засасывая воздух. Удары сердца отсчитывали время. Подняв голову, мутным взором он увидел, что гора почернела до половины. Тогда Зик поднялся и побежал. Но уже не так. В нем проснулось остервенение. Вся накопившаяся за годы ненависть к себе, к своим легким, к своей неполноценности питала его бег. Он кричал своему телу, что больше не обращает на него внимания. Он кричал легким, что больше не чувствует их боль. Кричал, что ему наплевать на себя, и что замедлит бег только тогда, когда умрет.
Про себя кричал, чтобы сберечь силы. И бежал очень быстро, постепенно нагоняя толпу, хотя бегущих вокруг людей почти не различал из-за пота, заливающего выпученные глаза. И на Сигнальную больше не оглядывался.
Пришел в себя от радостного крика:
- Смотрите, старина Зик все-таки добежал!
И Зик увидел себя в этот момент со стороны - он лежал на холодном полу пещеры и ловил воздух ртом, как выброшенная рыба. Еще двадцать пять лет впереди! Целая жизнь лежала перед ним.
- Озеро вскипело! - услышал он, а может не услышал, а почувствовал, и повернулся назад.
Он все еще стоял на плоском сером камне. Бег был лишь игрой воображения.
- Почему же последние мгновения жизни я потратил на представление? - удивленно подумал он, глядя на фиолетовый пар, поднимающийся над озером. - Как же так получилось...
Это был последний вопрос, подкинутый ему жизнью. Не главный, потому что уже знал Зик, что нет в жизни главных вопросов и главных ответов. Все вопросы и ответы равны. Однако же последний ответ себе успел доставить последнее удовольствие своей точностью.
Без надежды жить невозможно. И если надежды нет, ее надо придумать. А вся его жизнь была просто выдуманным бегом. Бегом с предрешенным исходом.