Я прошелся из одного конца комнаты в другой, пытаясь восстановить в памяти последовательность событий. Сама комната была небольшой; два миниатюрных дивана, телевизор, стол с ноутбуком и еще один стол с трудом в ней умещались. Поэтому, чтобы оказаться у окна, пришлось маневрировать между этими предметами, которые были расположены словно угловатые кораблики в "морском бое".
Было раннее утро; Юля еще спала, уткнувшись лицом в пространство между подушкой и спинкой дивана. Спала она, к слову, очень тревожно. Всю ночь я просыпался от того, что она ненамеренно пыталась столкнуть меня на пол. Наверное, привыкла спать одна.
Пейзаж за окном был далеко не приятный: трубы какого-то недействующего завода врезались в серое небо, по дороге лениво катились автомобили, сонные люди спешили по своим делам. Этот район был мне хорошо знаком еще с детства, и уже с тех пор вызывал чувство непонятной опустошенности. Высокие трубы и ржавые морские краны, о которые с легкостью могут разбиться чьи-нибудь ожидания. Две огромные цистерны коричневого цвета, в которых утопают человеческие испражнения, превращаясь в новых людей. Даже солнце всегда светило здесь, если появлялось, как-то иначе: не грело, но выжигало.
Я курил хорошие сигареты и смотрел на этот вид Дельфта, понимая, что скоро проснется Юля, и придется ей что-то говорить (а с этим у меня плохо). Я обернулся и увидел, что она теперь лежит на спине и отчего-то хмурится. Это вызвало у меня невольную улыбку, потому что подобная серьезность была Юле далеко не к лицу.
Выкурив две сигареты подряд, я подумал, что неплохо бы сходить в туалет. Все вопросы предпочтительнее решать либо с полным желудком, либо с чистым кишечником. Где находится туалет, я не знал. Как и всегда я плохо ориентировался в общежитиях. Натянув джинсы и сунув ноги в какие-то тапочки, я тихо вышел в предбанник, а потом - в коридор. Однако нигде не было признаков уборной; все двери казались одинаковыми. Походив туда-сюда, я уже было отчаялся, как вдруг одна из дверей открылась, и из-за нее показалась седая голова.
- Чего тут ходишь? - спросил скрипучий старческий голос.
- Да я тут это, - начал я, сбиваясь, - Я туалет не могу найти.
- Туалет он не может найти! А откуда ты тут?
- Так... в гости зашел.
- В гости пришел. Ну, советую вернуться в эти твои в гости и внимательно посмотреть.
- Куда посмотреть? - спросил я, ничего не понимая.
Старик ничего не ответил и, махнув рукой, захлопнул дверь. Мне оставалось только вернуться обратно и спросить у Юли, что сделать, чтобы попасть в туалет. Вернувшись в предбанник, я заметил там еще одну дверь, которая была приоткрыта; справа от нее был выключатель. Я сразу понял, что имел в виду старик.
Хлопок дверью разбудил Юлю, и она уже сидела на краю дивана, лениво зевая и потягиваясь.
- Доброе утро, агрессор, - сказала она.
- Ага. А почему "агрессор"? - поинтересовался я.
- Болит у меня все, вот почему.
- Приму за комплимент, - сказал я и замолчал.
Юля какое-то время молча смотрела на меня, а потом подняла неприятную для нас обоих тему:
- А что ты ей скажешь?
- Вообще-то у нее есть имя.
- Ах, точно. Что ты своей Насте скажешь?
- Не знаю. Мы немного поссорились. Не думаю, что она устроит допрос... Скажу, что рано лег спать.
- А телефончик-то выключил, - сказала Юля, взяв мой мобильник со стола, - У тебя все предусмотрено, как я погляжу.
- Не знаю, что и сказать в свое оправдание. Промолчу лучше.
- Ладно, извини.
Юля поднялась с дивана, подошла ко мне и поцеловала в щеку. Она была младше меня на два года, но выглядела еще девочкой. Наверное, именно поэтому она и привлекла меня. Наверное. Я бы не сказал, что она отличалась красотой в привычном ее понимании, однако, глядя на Юлю, напрашивалось слово "милая".
- Извинишь? - спросила она уже совершенно другим тоном.
- Конечно, - ответил я без тени сомнения.
- Тебе не пора?
- Да, пойду, а то хватятся.
Когда я вышел в коридор, то вспомнил, что забыл взять у Юли книги, которые дал ей почитать еще два месяца назад, однако возвращаться не хотелось.
Направившись к лестничной площадке, я увидел, что дверь, из-за которой выглядывал тот старик, снова открывается. Показалась та же седая голова и смуглое лицо.
- Выпить не хочешь, - спросил он уже более приветливо.
В любом другом случае я бы отказался, но этот старик почему-то с первого взгляда вызвал у меня доверие.
Я оказался в небольшой и такой же тесной, как у Юли, комнате. Старик жестом пригласил меня сесть, а сам достал из холодильника бутылку водки.
- Как тебя звать? - спросил он, разливая ее по стаканам.
- Так-то.
- А меня зовут Алексей Михайлович, но можно просто Михалыч.
- Очень приятно.
Мы выпили за что-то незначительное и практически сразу еще по одной.
- Между первой и второй, - сказал Михалыч, - а чего ты к Юльке заходил? - спросил он после небольшой паузы.
- Вы ее знаете? - спросил я.
- Тут все друг друга знают, хочешь - не хочешь.
- Логично.
- А ты от вопроса не уходи, - щурясь от дыма, сказал Михалыч.
- Ну как это назвать, - начал я, не зная, как деликатнее объяснить.
- Можешь не продолжать, понял, не друзья вы. Но зря ты с ней связался, как мне кажется.
- Это почему?
- Да так. Ходят к ней тут всякие...
- В смысле?
- Был тут один зяблик, - продолжал Михалыч, не обращая внимания на мой вопрос, - поджидал ее у подъезда с цветами по два раза в неделю, а ей - хоть бы что. Надоело ему, перестал позориться. Да и правильно.
- А давно это было? - спросил я.
- Где-то... где-то с месяц назад.
Интересно, подумал я, хотя как раз в то время Юля начала активно флиртовать со мной, постоянно звонить, навязываться, и вполне понятно, почему она отвергла "зяблика".
- Еще один был, - отпив из рюмки сказал Михалыч, - Недавно совсем, пару недель. Видел, как Юлька с ним приехала на машине. Крупный такой, лет под тридцать.
- А что за машина была? - зачем-то спросил я.
- Не разбираюсь я в этих иномарках. Толи "Хонда", толи "Хюндай".
Я замолчал, не зная, что и подумать. Юля, которая хотела казаться мне такой чистой и невинной, а теперь какие-то мужчины на хондах. Тридцатилетние мужчины. А Настя? Разве она виновата? Только уже ведь утро. А трубы по-прежнему подпирают, как уродливые колонны, грязное небо.
- А где вы с Юлькой познакомились? - спросил Михалыч, разливая водку по рюмкам.
- Пару месяцев назад. Оказались в одной кампании. Все были выпившие, и кто-то, указав на меня, с насмешкой сказал: "А вот это наш местный поэт".
- Подожди-ка, - перебил меня Михалыч, - так ты поэт?
- Нет-нет, даже близко. Ну, пишу иногда, даю кому-нибудь почитать, но не больше. Так вот, Юля за меня заступилась: подошла, стала на цыпочки, обняла, будто мы хорошо знакомы, и сказала: "По глазам вижу, что ты пишешь хорошие стихи, прочитаешь нам?". И я, преодолевая стыд, прочел что-то из своего. Кому-то даже понравилось, но большинству было все равно. Только Юля не отходила от меня до конца вечера. Собственно, так все и началось.
Михалыч, ехидно щурясь, смотрел на меня, а потом сказал:
- Да уж. Попался ты.
- Почему попался?
- Ну, вот сколько ты ее добивался?
- Я вообще палец о палец не ударил. Просто... у меня есть девушка, и поэтому очень трудно было найти время, чтобы... В общем, вы поняли.
- Как тут не понять, - словно подытожил Михалыч.
Он снова наполнил стаканы и сказал:
- Ну, за то, чтобы все это для тебя закончилось хорошо.
На какое-то время в комнате установилась тишина. Михалыч закурил красную "Приму", а я - свои "дорогие" сигареты. Я подумал о том, что, скорее всего, забуду дорогу к Юле. Однако хотелось бы забрать книги, все-таки их мне привезла из Киева Настя. А вообще, пусть горят огнем позора (или чем там теперь горит маленькая похотливая Юлия?).
Следующей мыслью было то, что для ноября уже довольно холодно. По крайней мере, вчера вечером по дороге сюда меня трясло от мороза, а с утра, стало быть, немного потеплело. Пока есть время, можно съездить куда-нибудь с Настей, думал я.
- А вы тут один живете? - внезапно для себя спросил я.
- Да. Уже пять лет, как жены не стало, - ответил Михалыч, глядя в окно.
- А дети?
- Дочка живет в Москве уже пять лет. Где сын - не знаю. Может быть, тоже помер.
Я не знал, что сказать на это и решил промолчать.
- Вообще-то, - странным голосом сказал Михалыч, - ты прямо угадал мои мысли, когда спросил, живу ли я один. Видишь, там полочка на стене висит? Там стоит пузырек с цианидом. Откуда? Есть связи у меня. Так вот. Думал я его в водочку - оп, принять и все, нет меня, как и не бывало. Всю ночь не мог решиться, а утром слышу шорох в подъезде - ты ходишь. Нагрубил тебе зачем-то, да и понял потом, что не смогу. Сегодня точно не смогу.
Выслушав это, я не мог выдавить из себя ни звука, а стакан с водкой машинально отодвинул подальше.
- А зачем вы мне это рассказали? - преодолев оцепенение, спросил я.
- Надежный ты, как мне показалось, поймешь.
- Я не понимаю. Ведь вы бы, наверное, и не вспомнили про жену, не заговори я про это.
- Слушай, я уже ни с кем не разговаривал по душам лет пять, - сказал Михалыч возмущенно, - Надо было с кем-то поделиться, надо, - и он отпил из стакана.
- Отдайте этот пузырек, - сказал я, встав со стула.
- Э, не. Вижу, ты не понял ничего.
- Я-то все понял. Но ваше одиночество.... Это еще не повод для таких... радикальных мер.
- Не повод? А ты разве не одинок, если пьешь со стариком вместо того, чтобы ехать к любимой?
И только после этих слов я будто увидел всю картину: уродливая и разбитая жизнь за окном, такая же, как и в комнате, такая же, как внутри утомленного ею старого человека. Наверное, если Михалыч не исполнит намеченное, воздух, тяжелый и застоявшийся, его отравит. И теперь своими последними словами он заразил меня. Срочно нужно куда-то уйти. Куда-то, где не пахнет омутом.
Я быстро накинул пальто, сунул пачку сигарет в карман и направился к двери. Михалыч даже не посмотрел в мою сторону, однако всем своим видом он говорил свое: "А ты разве не одинок?"
Сбежав по лестнице, я вышел из подъезда и чуть ли не бегом направился к остановке. Казалось, общежитие за окном охвачено пламенем, и каждый его житель горит в собственном огне: кто-то в огне одиночества и потери, кто-то - в огне позора, кто-то - в невидимом и нескончаемом огне рутины. Я тоже вынес на себе искру, но, ни за что не дам ей разгореться и сжечь, подобно лесу, выстроенный путем ошибок комфортный мир.
Я ехал в автобусе, думая о том, что сегодня или завтра, или вообще когда-нибудь не станет этого человека, с которым я пил водку. Возможно, я как-то мог предотвратить это, куда-нибудь обратиться, в общем, не остаться в стороне. Но я никогда ничего не предпринял.