Карин никогда не сможет вспомнить на каком честном слове она доехала домой после разговора в кабинете руководства. После очередного и очень болезненного разговора. Она уже никогда не вспомнит, как дрожащими руками набирала на мобильном отца и умоляла помочь, с криком обвиняя его в беспомощности. Она навсегда предпочтет забыть о том, как на огромной скорости пронеслась через пол-Лондона, только чудом никого не сбив и ни в кого не влетев; всего лишь паркуясь, левым крылом задела бетонную опору крыльца собственного дома, оцарапав краску.
Соседи же хорошо запомнят тот день, когда ее входная дверь неестественно громко захлопнулась.
Карин не сняла обуви, не повесила белоснежный китель на вешалку, не бросила привычным и спокойным жестом ключи от автомобиля в специальную корзинку на тумбе - она взъерошенным вихрем промчалась в комнату и рухнула на кровать, до боли сжимая зубы. В последнее время она пролила очень много слез - несвойственное ей действие. А судьба будто проверяла ее на крепость, подбрасывая очередные нерешаемые внештатные ситуации. Девушку знобило так, будто за окном была не ранняя осень, а самая что ни на есть мерзкая лондонская зима, а окна в квартире каким-то образом оказались нараспашку.
Этот день стал для нее переломным во всем, черным листом отрывного календаря, несмываемым маркером на ее линиях жизни на исцарапанных ранее ладонях. Все оборвалось в единый миг - абсолютно все, и весь смысл существования теперь умещался в 9 граммах свинца, которые ждали своего полета в табельном оружии. Но и тут не свезло. Его пришлось под расписку сдать, ее единственный шанс перестать мучиться у нее отобрали.
Она в один день потеряла все. Ами с утра сообщила смс-кой, что вывезла вещи, поскольку предпочитает жить спокойно. Хотелось бы возразить, что в казармах спокойнее явно не будет, но и сама прекрасно понимала, что это больше надуманная причина, нежели реальная. Ее не было на последнем задании, и Карин сделала вывод, что уже и не будет. Единственный человек, с которым она хоть как-то находила общий язык в последнее время, отпал сам по себе, не объясняя причин. Хотя не важны были причины, уже не важны.
В тот же день она окончательно поговорила с Майклом, который с достаточно явным презрением заявил, что не желает видеть ее в своей команде. В своей! Карин чуть не взвыла от боли. Это была ее команда, ее с Авелем - изначально. А после того, как последний стал ошибаться все чаще и чаще, команда под номером 77 была ее командой. А сейчас.. Надменно-скучающее выражение лица Майкла очень красноречиво говорило о том, что она им уже не нужна. Он прямо и откровенно озвучил ужасающую истину - Карин не было места рядом с теми, с кем работала и дружила в течении почти четырех лет. Они презирали ее, все. Майкл, за то, что попыталась с ним спорить, когда надо было мчаться выручать похищенного не пойми кем Авеля. Авель, за брата, которого она подставила в тот момент, когда и мысли уже об этом не было. Да и остальные.. Они смотрели на нее осуждающе, при встрече очень сухо здоровались, иногда просто отворачивались. Брендон и вовсе ушел из Легаси. И Карин понимала, что он ненавидит ее наверно даже больше, чем все остальные вместе взятые. У нее отобрали капитанский пост после проваленного задания. И как бы она не просила, Итон на уступки не пошел. На ее заявление о продлении полномочий он назначил капитаном команды ученого. В голове не укладывалось, а в груди до одури больно щемило. Ее точно так же ненавидела Александра, которая в одно мгновение лишилась парня и серии добротных старых книг, утащенных с первого задания. Впрочем, в какой-то степени именно на Сашу ей было плевать больше всего. Может только от этого и попыталась найти с ней общий язык. Высказалась сопернице, и стало легче. Вот только срок Кейну так и не отменили.
Кейн... Карин зажмурилась в попытке подавить всхлип. Как кадры черно-белого кино раз за разом она вспоминала все: от момента знакомства до того самого часа, когда узнала, что его арестовали и отправили под трибунал, осудив на три года заключения и отправки в горячие точки планеты. А потом Дарвин настоял на том, чтобы тот остался в Лондоне. Это все, что она знала. И все ее попытки хоть как-то добиться правды, информации, поблажек - да что там, сама была готова вместо него под трибунал пойти - все эти попытки были провальными. А после последнего разговора с руководством Легаси она поняла еще более страшную истину - не узнает. Они обрезали ей все нити, лишив не только доступа, лишив информации. А ей просто посоветовали забыть и порадоваться, что сама не оказалась осужденной. Вот только понимал ли Итон, чего ей будет стоить "забыть", "понять" и "не искать".
И мало кто знает, сколько еще ночей подряд она вздрагивала, когда ей казалось, что звонит телефон. Каким-то слабым отзвуком сознания она надеялась на то, что все это - дурной сон, и что Кейн, взбалмошный и настолько любимый, насколько невыносимый, позвонит ей и что все будет иначе, не так, как... Но Карин знала, она не спала. Просто не спала. И все это было реально. Ее карьера закончилась. Она не оправдала себя ни как военный, ни как капитан. Хуже того, она не оправдала себя как подруга и женщина. Кто-то там наверху перечеркнул все, что она так долго создавала, выстраивая хрупкие воздушные замки. Куда и делась стервозная и гламурная барышня двадцати восьми лет отроду - мисс Клейтон превратилась в тень. Месяц ушел на то, чтобы попытаться не только свести счеты с жизнью, а и осмыслить, пережить, перетерпеть. Да что там - перерыдать. Кофе и сигареты. Изредка бутерброды. Потеря спортивной формы, потеря веса, потеря интереса ко всему, что двигалось и жило за окном. За месяц не произошло ничего - Легаси прекрасно существовала и без ее участия.
А потом ей приснился сон. Сон, в котором ОН умирал на ее руках, пронзенный стальными остриями неведомого ей оружия, и она опять ничего не могла сделать. И записка от него, в ее окровавленной руке. "Влюбилась? Теперь я точно это знаю". Карин проснулась с криком, со слезами на глазах и поняла - дождется! Чего бы не стоило - выстоит, дождется. Три года не такой и большой срок, а время не только покажет, а еще и рассудит. Главное, не терять веры, надежды и любви.
Все это будет потом. А сейчас... Сейчас она лежала на кровати, сжимая подушку в дрожащих руках и прощалась со всем, что уходило в прошлое с этим днем, с заходящим солнцем...