Ангелы в метро




***

Иных бандитов убивают,
а некоторые из них
до лет преклонных доживают
в домах роскошных и больших.

Высоким каменным забором
усадьбы их обнесены,
любой кирпич оскален вором,
вмурованным в позор стены.

Чернеют на фасаде стекла,
как электрический ожог.
Терьеры с пастью словно свекла
на прутья делают прыжок.

Здоровы, крепки эти бесы.
Но умирают каждый миг.
То жертвы им звонят из леса,
то детский напрягает крик.





Полет ямбодактиля

В необъятной степи Интернета
приютилась избушка поэта.

Там душа, словно пчелка, живет,
сносит в соты заботливо мед.

И над ушком жужжит суггестивно,
ожидая награды наивно.

Или не дожидаясь наград.
Никаких не осталось преград

перед ящером, веку не нужным,
ямбодактилем с летом натужным!




***

Сосновые и пальмовые лапы -
мороза блеклый набивной батик.
Легонько амальгаму расцарапав,
я вижу мертвый отрешенный лик.

Свирепость февраля, изнеможенье
природы бездыханной за окном.
Автобуса надсадное гуденье,
как воющий над Белоснежкой гном.





Ангелы в метро

Они глядят с тоской и сожаленьем
на искаженное изображенье
себя самих. На вывих, на изъян
мечты, обросшей грубой плотью, смертью.

Точь-в-точь, как мы глядим на обезьян,
по клетке скачущих, покрытых шерстью.





***

Солнце всходит и заходит,
а в тюрьме моей темно.
Редко-редко луч проходит
сквозь витражное окно.

Золотит иконостасы,
Лики Ангелов, Творца...
В нервах горечи запасы;
нет ни дна им, ни конца.

Как Психея расхворалась!
Что ж, хотела свить гнездо,
но, бедняжка, заметалась,
чуть огонь ворвался в дом...





Политику

Ты фигура, хоть и сволочь. Держишь Библию в руке.
Но ни слова в ней за жизнь не прочитал.
Говоришь на марсианском, тарабарском языке.
На чужих планетах прячешь капитал.

Ты мерзавец и предатель. Что министр, что президент.
В дипломатике под мышкой у тебя
серый мозг Адама с Евой и хирурга инструмент:
кесарь правит, тонко кесарить любя.

Ирод и Маккиавелли - пироманы еще те, 
но не дожили до радостного дня.
Все маньяки и тираны у истории в хвосте
и в сравнении с тобою ребятня.

Муха села на варенье... Извини за моветон!
Демократия - сам знаешь - воз дерьма.
Все хотят украсть идею, чип вживить, навеять сон.
Технологий уникальных нынче тьма.





***

'А так как мне бумаги не хватило,
Я на твоем пишу черновике'
Ахматова.

А так как мою клаву что-то глючит,
позволь, коллега, комп поюзать твой. 





***

Иногда прошу я, как о милости,
смерти со смирением молю.
Вожделею темноты и сырости -
и очнуться в радостном раю.

Там Престол слепит сильнее магния, 
воинства небесные кругом!
Страшен мир. Сплошная тавромахия...
Агнец Божий знает, я о чем.





***

Что ж такое история? Просто бескрайнее кладбище,
где сменяют надгробия памятники да кресты,
большинство из которых давно города либо пастбища.
И по праху с руиной мы топчемся - я или ты.





***

лев толстой такой отстой!
гоголь-моголь сухостой
то ли дело Толкиен
фэнтези жестокие.

достоевский шняга муть
как сказала б Элка "жуть"
вот Коэльо с Брауном
вам не хвощи-плауны!

пушкин что-то там писал
музы сгорбленной вассал
у Егорки Летова
много круче етова.

бунина под лавочку
прочих на булавочку
пусть висят себе рядком
мы попкорном поплюем.

Поколенью двинутых
то бишь блин продвинутых
всех дороже знаковость
и соломко-маковость.

За испуг вам саечку
на уста вам гаечку
до свиданья родные
дурни благородные!..





Мой портрет

20 лет назад окончив школу,
пережив великую страну,
перекройки морок и крамолу,
что добром сегодня помяну?

Четверых генсеков, на трибуне
помахавших в свой черед рукой?
Мне дороже школьный двор в июне
и сирени запах. Боже мой!..

Две страны, четыре президента,
штук пятнадцать всевозможных войн.
Та ли это вообще планета,
неужели я еще живой?

Как зовут меня? Какого сорта
райских яблок я ищу в душе?!
В ней полоска света распростерта,
ставшая легендою уже.

В пятерне зажав ее, куда я
направляюсь каждый новый день?
По другому небу голодая,
натыкаясь слепо на людей? 

Чем сшивать бездонную прореху
межвременья и небытия?
Даже сердца стук подобен эху,
и кружится голова моя.

На альбоме старых фотографий
слоем пыль: пора сдавать в музей!
Жаль, что посещений спутал график
неизвестный гад и ротозей.

А ведь мог музейным экспонатом
за стеклом еще лет пятьдесят
простоять, веселым экскурсантам
за гроши показывая зад.

Немо б улыбался, точно рыба,
растворившаяся в пустоте.
Глупые, счастливые, они бы
убегали прочь, к своей мечте.

Превращаясь на ходу в пылинки,
в брызги с бешеного колеса!
Обожаю старые ботинки
и людей умерших голоса.