Я помню глаза, одни лишь глаза, необыкновенно большие и светлые, серо-голубые глаза, самый обыкновенный цвет, но...
Они переливались всеми настроениями, всеми расцветками , в них отражалось все, что только может отражаться. Они меняли свой цвет, становясь, то нежно-голубыми, то с зеленоватым отливом, это значит, что в них отражается зелень деревьев и травы, и они так радовались солнцу, настоящему теплу, в уголках искрилась тайная радость, непонятная никому больше. И вдруг они делались красными, встречаясь с солнцем...Они как будто жили сами по себе. В них было все. В них был заключен весь этот огромный мир, вся планета вместе со всеми остальными, вместе с далекими и чужими звездами, вместе с пылью и туманом Вселенной. И как будто понимая это, осознавая всю значимость такого содержания, они старались беречь это, не осознанно, но при этом, не хвастаясь, не показывая, и это можно было увидеть лишь тогда, когда глаза были немного поддернуты занавесом, в моменты грусти, когда вдруг, вот так бегло взглянешь в них, и видишь все, что только может увидеть человек, и дальше больше, то, что человек понять и увидеть не в состоянии. Они открывались, распахиваясь, и искрясь болью, ведь не ждали они ничего плохого, но все больше я видел в них, что они бояться того момента, когда они открываются, и все чаще я видел, как они затаивали слезы, там, в уголках, я видел иногда обреченность, и покорность, но это так бывало редко. Настроение так быстро менялось , что едва можно было уследить за ним, то веселье и живость, где-то даже насмешка, шутка, веселая, беззаботная игра , которая сменяется болезненным ожиданием, как если бы что-то вспомнилось, или как будто в дали, показался почтальон, в который раз, и вот снова ожидание чуда, что вот он сейчас, этот почтальон скажет , что есть, есть письмо, весточка, но он проходит мимо, и в глазах разочарование, и слезы проступают, и не видно в этот момент глаз, а если и видно, то закрыта их глубина, и не видно, что там делается на самом то деле, а там......А там осень тихая, поздняя, с серым, низким и тревожным небом, с холодным , почти зимним ветром, а там буря разыграется чуть позже, и потом, когда она успокоиться, снова предстанут глаза , но останется в них лишь усталость, и какое то еще никому непонятное вымученное решение, а потом в них мелькнет улыбка, но она навеет грусть, и почему то нежность, безудержную всепоглощающую, целительную как бальзам нежность, в которой захлебнутся и душа, и сами глаза, и планета, и весь мир........
Как жаль, что я не увижу больше этих глаз, самых замечательных на свете...