Короткова Надежда Александровна : другие произведения.

Свет далекой звезды

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 7.79*9  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В зимнюю стужу, на опушке леса, схоронился вооруженный отряд, поджидая легкую добычу, саму идущую на встречу своей судьбе. Золото и несметные богатства везет обоз из Княжества Литовского в Московию. Но ему не суждено добраться до стольного града, как не суждено попасть на родину и пассажиркам, которые едут в большом возке, теряющемся средь множества повозок и саней. Их жизнями и судьбами распорядится человек с красным яхонтом на меховой шапке, поджидающий этот обоз, жаждущий мести, горящий от ненависть, носящий обиду в себе на протяжении пяти лет."Волей или силой", повторяет он слова, как заклинание, сжимая в руку рукоять палаша...
  Distant accendit Astrum
  (Свет далёкой звезды)
  
  
  Пролог
  
  1500 г.от. р.х.
   Территория Великого княжества Литовского, где-то между Оршей и Смоленском
  
  
  Тихо было кругом. Ни былинка не шелохнется, ни зверь пробежит. В намерзшем, укутанным инеем лесу, даже дятел умолк, долбивший древесную кору, напуганный видом всадников, притаившихся на опушке соснового бора. Только изредка потрескивали сухо ветви могучих сосен от крепкого мороза, да пар валил из раздутых ноздрей уставших стоять без дела, недвижимо, лошадей. Морды им обмотали кожаными ремнями да глаза прикрыли мешковиной, чтоб конское ржание не подняло тревоги раньше времени, не пробудило в давно намеченных жертвах подозрения, что не одни они в обледеневшем от зимней стужи, мире.
  Через бурелом, шумно хрустя сухими ветками, быстро выскочил дозорный в меховой лисье шапке, в копеняке (суконный плащ с рукавами подбитый мехом).
  - Едут, едут, - громким шёпотом, не успев еще подобраться к замершим в настороженном ожидании всадникам, оповестил он.
  Люди очнулись точно ото сна. Легли самовольно руки в теплых рукавицах на рукоятки запрятанных в ножны палашей, приглушённо звякнула богато украшенная медными бляхами конская сбруя. Первые лучи восходящего солнца отразились на золотом шитье подбитых мехом доломанов, на широких поясах, на посеребрённых инеем шапках. Было их человек тридцать-сорок почёта, вооружённых до зубов, закаленных в лютых сечах, не боящихся ни бога ни черта.
  Они уж полночи подстерегали добычу, неколебимые в своей уверенности, что обоз, груженый под завязку разным добром, станет легкой добычей. Мало, ох, мало ратников, сопровождавших тяжко груженые возки, поставленные на полозья, зато много сундуков, куфров, и прочего скарба, которые тянули за собой, выбиваясь из сил, куцые коняги. Ни кто не прознает, что свершится на дороге, ведущей от Оршы к Смоленским землям, потому как, никто и не догадывается во всем Княжестве, что сей обоз в природе существует, что княгиня литовская Елена задумала часть богатства своего, без ведома князя Александра, вывезти в Московию.
  Эх, славная добыча ждет! Уже и руки потирают довольно люди, предвкушая скорую, короткую схватку и легкое, идущее им само в руки, добро.
  Потревоженная, начавшейся возней у подножия сосен, вспорхнула с ветвей сорока, пронзительно затрещав, нарушая покой дремлющего в зимней спячке леса.
  Из-за выступа бора, клином врезавшегося в беленые снегом луга, на узкой заснеженной дороге показался первый возок, во главе которого рысью ехали два всадника, без шлемов, без кольчуг. В такой мороз только слабый умом мог одеть на себя в дальний путь стылое железо, не боясь, что оно даже через слои одёжи прирастёт к мясу.
  Мужчина, одетый в волчью шубу, под которой угадывался край малинового, дорогого терлика (разновидность польского кафтана), приподнялся в стременах, вытянул крепкую длинную шею, прислушался к глухому стуку подкованных копыт по твердому, укатанному насту дороги. Зеленые глаза сверкнули, как у голодного стервятника, красивое, безбородое лицо прорезала злая улыбка: "Едут, едут", - толчками пульсировала у него в ушах горячая кровь. "Ни волей, ни силой, ни волей, ни силой..." зудели слова в голове, что память ревниво хранила который год. Кто-кто, а он сполна возьмет ныне свою долю от скарба, что везли перебежчики московскому царю Ивану. (Иван 3, отец Елены Ивановны, дед Ивана 4 Грозного) Пять лет терпеливо ждал своего часа, надеясь поквитаться за обиду. И дождался таки. Ни золото ему надобно, ни ткани дорогие, ни кубки серебряные, которых у него в избытке хватало. Себе другое сокровище возьмет, чтоб вдоволь потешить гордыню, самолюбие раненое залечить. Душа мести просит, и крови.
  Красный яхонт (рубин) ослепительно сверкнул впереди на меховом околыше парчовой шапки. Мужчина повернул голову, глядя на свою хоругвь. Шляхтичи уже спустились с седел, спешно снимая верхнюю одежу, беззвучно накладывая стальные кирасы, застегивая ремни поножей и нарукавников, пряча сосредоточенные, угрюмые лица под легкими шлемами. Мужчина усмехнулся. Как смогут московиты устоять, вооруженные бердышами и короткими мечами против его гусар, закованных в латы? Он, ждал, выслеживал и вынюхивал, готовя нападение, как только весть ему тайную принесли, что обоз тронется две седмицы назад из Вильни. Потому и спрятались его люди так далеко от дома, в сосновой роще, обогнав добычу на сутки, чтоб ударить внезапно, без сведков, забрать все разом, и следы замести, чтоб ни одной душеньке не ведомо стало о делах их разбойных.
  Поднял руку вверх, приказывая тем самым приготовиться. Один из его людей подал командиру рукавницу (разновидность пищали - длинноствольного стрелкового оружия), но он недовольно ее отмел. Не любил шум и запах гари при таких делах. Снял в луки седла тяжелый арбалет, быстро запихнув в пазы ложа короткий болт, взвел пусковой механизм, готовый к стрельбе.
  Тот час выглянул из-за сосны тот самый дозорный, что сообщил о приближении обоза, и беззвучно сделал знак, что мол, первые возки поравнялись с ними. Мужчина в волчьей шубе удовлетворенно кивнул в ответ. Швырнул наземь тяжелый мех, чтоб не мешал в пылу схватки, сковывая движения, оставшись в ярком малиновом доломане, шитом золотыми диковинными узорами. Взмахнув рукой, он тронул коня за поводья и выехал на опушку бора.
  - Кто будете? - окликнули его ратники на московитском говоре, что ехали впереди возков.
  - Смерть ваша, псы бородатые, - надменно отозвался всадник, выехавший им на встречу. Поднял вверх руки над загривком коня, и стремительным движением пальца, спустил затвор арбалета, едва ли не в упор стреляя в растерявшегося воина. Тот только руками взмахнул от удивления, и вылетел из седла, сбитый сокрушительным ударом болта в грудь, прошившего его едва ли не насквозь. Рухнул наземь, размазывая по девственно-белому снегу алые полосы дымящейся крови.
  - Засада, - истошно закричал его товарищ, разворачивая напуганную лошадь, чтоб успеть избежать неминуемой гибели, но в спину ему со звонким щелчком впился еще один болт, заставляя умолкнуть, захрипеть от ужаса, давясь собственным криком.
  С соснового бора, как ангелы смерти, на огромных конях неслись страшные всадники, размахивая палашами, рассредоточиваясь вдоль всего поезда с княжьим богатством. Блестели в красных сполохах зари кирасы, снежная пыль взметнулась над землей из-под множества копыт, горели жадностью и жаждой наживы глаза.
  Рука не дрогнула ни у одного, сердце не ёкнуло от милости, рубая почти беззащитный конвой сопровождения. Многие из ратников побросали бердыши на снег, понимая, что устоять под напором и мощью стремительно носящихся меж возков гусар, не смогут, оборонятся нечем. Живота хотели спасти, уповая на жалость литвинов, да только зря надеялись. Человек на громадном пятнистом дрыкганте (вожак, производитель - пол.) с кровавым яхонтом на пушистой шапке, подал знак своим пахоликам никого не щадить. Ни каких лишних сведок, никого, кто мог бы явится на поклон к княгине, рассказав, какая участь постигла ее воровской обоз.
  Но его даже не грабеж ворованного беспокоил, потому что хитрая Елена и рта бы о нем не раскрыла. Сгинуло добро, и бог с ним, своя голова дороже. А вот дочек боярских, что в обозе ехать должны, возвращаясь на родину после пяти лет услужения при дворе своей хозяйки и повелительницы, ему не простят. За ними знатные московитские роды стоят, каждая, как камень драгоценный на царской шапке. Их пропажа поднимет новую бурю над землями Княжества, и будет она по чище татарского набега.
  Потому и не знали лесные всадники пощады. Рубили и кололи, резали отчаянно моливших о жизни русичей. Вспоротый лошадями снег почернел, перемешался с оголившейся землей, окрасился багрянцем, кровь от мороза, не успевая растечься по земле, застывала густыми подтеками возле лежавших убитых и корчившихся в агонии ратников и обозных служек.
  Вскоре все затихло.
  - Все ли тут? - спросил мужчина в малиновом доломане у своего ротмистра, осматривая место побоища. Пар вырывался из разгоряченного горла, руки подрагивали от натуги и возбуждения, все еще яростно сжимая арбалет.
  Ротмистр виновато отвел глаза.
  - Сдается, двое ускакали. Упустили мы их.
  Не долго думая, его господин, развернувшись, с силой ударил по забрызганному капельками чужой крови лицу, кулаком. Ярость боя, не успевшая притупиться, переросла в злость на дурасть его подчиненных, посмевших выпустить из рук ненужных свидетелей.
  - Что встал столбом. Догнать.
  Ротмистр, позеленевший от страха, метнулся к лошадям, на ходу призывая к себе еще пару гусар. Ему не надо было повторять дважды приказ. Он знал, что коль не сыщет беглецов, гнев хозяина обрушится на его голову. И помоги ему тогда бог.
  Пока одни ускакали в погоню, другие заняты были заметанием следов. За руки и ноги оттягивали в лес, под сосны тела погибших. Похоронами никто не утруждал себя. Земля был насквозь мерзлой, да и время поджимало шибко. Зверь лесной сам за них справится, так что и косточек не оставит после себя.
  Исправно обходя сани и возки, исследуя их содержимое, человек в доломане терял уж всякое терпение. Ни в одном из них не было искомого. Только поклажа, куфры, меха, золотая и серебряная утварь, бесценные византийские ткани, привезенные из-за моря, коробочки с жемчугами и самоцветами, тяжелые украшения. В иной раз его бы порадовала такая знатная добыча, но теперь его думы были заняты совсем не этим скарбом. Злился на себя все больше. Что, если подвел его доносчик, обманул, желая свое выгадать в нападении на обоз?
  Взгляд зеленых ледяных глаз устремился на большую повозку, соскользнувшую с дороги в обочину и сильно накренившуюся. Их крытого парчой и аксамитом верха, торчала труба, из которой вырывался легкий дымок. " Так, так", - плотоядно улыбнулся, довольный своим открытием мужчина, подходя ближе. Кликнул людей почета, приказав им вытащить возок из ямы, поставить на полозья, да волнующихся коней успокоить. Пока пахолики выполняли приказ, он самодовольно щурился, прислушиваясь к звукам, слыша, как из глубины раздается приглушенный вскрик и жалобный плач.
  Когда с работой было покончено, и его люди отступили в стороны, давая дорогу пану, он неспешна, желая растянуть удовольствие, приблизился к своей находке, но не успела рука, украшенная золотыми перстнями, коснуться черных кожаных шторок, как они сами одёрнулись, показалась голова в меховой шапочке, поверх которой был повязан темный, как у черниц, убрус. На дорогу из глубины возка вышла немолодая женщина, сразу же за собой прикрыв шторки, точно эта маленькая преграда могла защитись и сохранить от расправы литвинов тех, кто прятался его темноте.
  - Здрава будь, боярыня Федотова, - склонил слегка голову перед стоявшей у возка женщиной литвин. Он сразу ее узнал. Тот же фанатичный блеск в выцветших серых глазах, что ранее, та же величавая осанка, и злостно стиснутые тонкие губы. Ведьма московитская! Стало быть от нее все ж удалось избавится канцлеру. Далеко ль уехала?!
  В глазах боярыни плескалась неприкрытая ненависть.
  - Ты ли, аспид окаянный?
  - Как есть, я! - язвительно отвечал ей мужчина, о существовании которого она и думать уж давно позабыла. Рука его невольно потянулась к висевшей на перевязи рукоятке палаша, другая сжала деревянное ложе арбалета. Столько лютой ненависти было меж ними, столько неприязни, что морозный воздух, казалось, повис меж ними пеленой, которую хоть руками потрогай.
  Скрипнув зубами, старуха огляделась. Глаза ее метались от забрызганных кровью кирас мужчин, что плотным кольцом обступили возок, к лежащим неподалеку трупам возниц, ратников и прислужников. Ненависть переросла в ужас, от понимания, что защитить их боле не кому. Вокруг лес, заснеженные бескрайние луга, мертвецы, и толпа безумцев, отважившихся покусится на княжий поезд. Их голодные, свирепых взгляды, прожигали, казалось, дыры на ее шубе из чернобурки.
  - Пес литвинский, отольются тебе и наши слезы и наша кровушка. Сгниешь, аки падаль в темнице у княгини, или на кол посадят. Уж я о том похлопочу. Все князь узнает про твои разбойничьи деяния. - сквозь сжатые зубы шипела она, тыкая кулаком в лицо молодого мужчины. Тот только темную бровь изогнул, да презрительно фыркнул в ответ.
  - Может и про добро, что в куфрах в Московию везли, расскажешь? - хмыкнул он.
  Боярыню заколотило мелкой дрожью. Ох, как ей хотелось вцепиться зубами в горло этого пса литвинского, от которого избавилась ранее, как не терпелось кинуться, выставив пальцы вперед когтями, и рвать, и царапать холеную, смазливую рожу, что смела так бесстыже улыбаться посреди им же и устроенного кровавого вертепа.
  - Будь проклят во веки веков. Да не найдет твоя душа покоя, да отвернутся от тебя близкие, и дети твои не родятся, - закричала зычно боярыня Федотова, потрясая над головой костлявыми, крюченными в праведном гневе, руками. Глаза ее выкатились из орбит, уставившись яростными бельмами в зеленые, как весенний горох, глаза мужчины. Столько гнева и желчи было в ее проклятиях, что он невольно отпрянул от нее, побледнел лицом, осеняя себя крестным знамением.
  - Заткните глотку старой ведьме, - крикнул он, чувствуя, как мороз, наконец-то пробирается к нему под плотное сукно доломана. А может его передернуло от суеверного страха? Глупости. Ему ли боятся карканья старой вороны, выжившей из ума. На своем веку он не мало крови пролил, и не раз ему в спину неслись проклятья, и пострашнее того, что выкрикивала боярыня. Ничего не исполнилось из того, что желали ему. Так от чего же нынче так погано стало на душе? Не от того ли, что в глубине возка сидела та, что давно ему снилась, что когда-то душу всю выела, гордость топтала своими сафьяновыми сапожками?
   Подхватив Федотиху под руки, похолики потащили ее прочь от своего господина. Изрыгая ругательства и проклятия, она таки умудрилась напоследок плюнуть мужчине в лицо, окончательно выведя его из себя.
  - В сани ее, самые дальние. И тряпку в зубы, да мешок на голову, чтоб умолкла, гадюка, - свирепо распорядился он, гадливо стирая парчовым рукавом слюну со щеки. Ярость и желание уничтожить старую Федотиху, так бились в нем, но пока не стоило этого делать. Она еще может згодится...
  Сделав пару глубоких вдохов, чтоб успокоится, он склонился к черным занавесям возка, и резко распахнул их. Утренний розовый свет выхватил из мрака, царившего внутри, лица женщин, белее пергамента, искажённые от страха, заплаканные, с опухшими веками и носами. Всех до одной он знал их когда-то, поименно. Глаза, пытливо прищуренные, перебегали от одной личины к другой, выискивал ту, что была ему нужна.
  Так вот же она, едва не вырвался у него радостный возглас. Забилась в самый дальний угол, спрятав голову в широкий черный соболий воротник. Одни глаза только и видно. Огромные, зеленые, так похожие на его собственные, в обрамлении черных ресниц. "Ни волей, ни силой", - воскресли опять слова у него в памяти, когда он прямо глядел ей в лицо. Склонив чуть на бок голову, он улыбнулся одними лишь уголками губ, и от той улыбки по спинам женщин, сидевших перед ним, побежал холодный пот.
  - Как видно, силой, душа моя! - сказал он, и только одна из пятерых поняла, что он хотел тем сказать.
  
  
Оценка: 7.79*9  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"