Все, что мне оставалась - смотреть через заднее стекло машины и слушать, как моего отца втаптывают в грязь. Выйти я не могла от испуга и потрясения, к тому же накалявшиеся с каждой минутой страсти на проезжей части проспекта ввели меня в состояние близкое к ступору.
- Ты нормальный?! - кричал парень из "мерседеса" на бывшего школьного учителя Василия Николаевича Горобченко, а ныне дворника Васю. Мне, как дочери швеи, хватило одного взгляда, чтобы оценить шикарный светло-серый костюм, сидевший на фигуре идеально. Парень явно купил его не в уцененном магазине и не в ЦУМе, а пошил на заказ. - Тебя ездить не учили, пень старый? Ты знаешь, сколько эта машина стоит?!
- Парень, успокойся. Если бы дистанцию соблюдал, то ни чего бы и не случилось, - пытался возразить мой отец, разводя руками. - Я же видел, ты меня хотел подрезать. Права, наверное, дали без обучения в автошколе?
- Что?! Помолчи лучше, пока я тебе не вмазал. Права мне дали! Тоже мне заявка. Я опаздывал, понял, дядька. А твой хлам еле плелся. Купил бы себе нормальную машину, вместо корыта, и ездил, - парень с такой яростью ударил ногой по бамперу "москвича", что его модельная стрижка "ветерок" всколыхнулась, словно от порыва шквального ветра. Темные волосы упали на глаза и он небрежно встряхнул головой, чтобы откинуть их назад. - Что мне делать? Твоя жестянка весь нос у "мерса" смяла.
И действительно, на передней части машины виднелась глубокая вмятина, номерной знак печально повис на одной заклепке, а серебристая решетка из пластика раскрошились на кусочки. Зато на нашем "старичке" удар почти не отразился. Мне не видно было из салона, что там снаружи, но зная прочность металла в советских "москвичах", я могла смело предположить, что мы отделались только трещинами на краске и, возможно, согнутым фаркопом.
- Вы вечно куда-то опаздываете. Все вы! - подавлено сказал отец.
Я смотрела на Валерку. Может он заступится, вставит хоть слово в защиту дяди Васи?! Но он молчал, словно в рот воды набравши. Его молодецкой удали и наглости хватало только в компании таких же, как он сам, разгильдяев, толпой ходивших по рынку и отнимавших у "челночниц" часть выручки.
- Ты, мужик, попал. Деньги гони, или я ГАИ вызываю. Ты создал аварийную ситуацию, тебе и штраф платить придется. Еще и прав лишишься. Говорю, бабло гони!
Ну откуда у папы деньги! Получка только через неделю, и та уйдет на оплату коммунальных услуг, и чтобы холодильник набить продуктами, что удастся приобрести маме через клиенток ателье на рынке.
Пока мой отец шарил в карманах брюк и вытаскивал тощий бумажник, из салона "мерседеса" возник еще один персонаж дорожной драмы. Высокий блондин в кожаном пиджаке и потертых, рваных на коленях, джинсах. Я бы подумала, что он совсем бедный, потому что майка под пиджаком выглядела как-то убого, с затяжками и дырочками. Ее мышиный цвет кричал, что хозяин увлекается частыми стирками с отбеливателем (по крайней мере так думала я), но на шее хлыща висела цепочка толщиной с указательный палец, а на запястье правой руки красовался не менее внушительный золотой браслет. Значит, не совсем бедный, раз столько золота на себе носит и ездит на крутой машине. Про таких, как он, папа, убежденный коммунист с партбилетом, любил повторять: "Еще не всех гадов в 17-м передушили!"
Отец достал из бумажника десятирублевку и протянул ее блондину. Собравшиеся мужики что-то хором заговорили, покачали головами, а парень покрутил купюру у себя перед носом с таким видом, словно впервые ее видел, а потом с насмешливым выражением лица запихнул ее отцу за ворот рубашки. Я плохо слышала, но мне показалось, что прозвучало слово "мудак". Ужасно. Бедный мой папа! У него лицо побило на красно-желтые пятна от унижения. Никто и никогда в бытность его учителем, и теперь, когда подметал дворы, не обращался с ним столь пренебрежительно. Я почувствовала во рту привкус горечи, а на глаза навернулись слезы от того, что мне передалось отцовское чувство собственной никчемности и полной беспомощности. Я не могла больше смотреть, отвернулась и закрыла лицо руками.
Вскоре в салон плюхнулся Валерка, а следом за ним сел на водительское сиденье мой отец.
- Наташа, мы сейчас откатим машину на край проезжей части, мужчины нам помогут. Ты, давай, беги на автобусную остановку. Может, еще успеешь к началу занятий, - услышала я его бесцветный голос.
- Все хорошо?
- Да, если так можно сказать. Эти два оболтуса взяли мой адрес и номер . Сказали, что свяжутся вечером и скажут, во сколько выльется ремонт их машины.
- Встанет в копеечку, - глубокомысленно заявил Валера.
Я посмотрела на него убийственным взглядом. Умеет он поддержать в трудную минуту добрым словом.
Оставив отца и Валерку разбираться с нашим "старичком", я побежала через дорогу к остановке, где вовремя смогла заскочить в автобус, идущий прямиком к университету. Радостное, солнечное утро оказалось безнадежно испорченным, и если верить приметам и разным суевериям, то я могла не сомневаться, что и весь оставшийся день пойдет наперекосяк.
В здании университета мне случалось бывать и раньше, когда приходилось отвозить контрольные работы для курсов, но у меня времени не оставалось, чтобы бегать по корпусам и изучать их. Я приезжала, отдавала в деканат тетрадки с письменными работами, говорила "спасибо" секретарше, и сразу же ехала по другим делам. Сегодня после утренних неприятностей голова шла кругом, и, войдя в огромное фойе главного корпуса, я растерялась. Куда идти и где искать моих однокурсников? Хорошо, что охранник на входе подсказал, где декан факультета МО собирает первый курс - в актовом зале. Поправив наспех волосы, растрепавшиеся после бега через запруженную людьми площадь, я энергичным шагом направилась на поиски того самого зала. Он находился на втором этаже. Двери успели плотно закрыть, и если напрячь слух, можно было различить внутри голоса студентов. Вот, скажите, что за невезение!? Собрание началось, и я, видимо, оказалась одной из последних. Больше всего я не люблю опаздывать, заходить в переполненное людьми помещение и чувствовать, как десятки любопытных глаз устремляются в мою сторону, скользят взглядом по фигуре, лицу, словно пытаются ощупать невидимыми руками. Противное чувство.
Выдохнув, я прикрыла на миг глаза и отворив дверь, шагнула внутрь актового зала. Головы студентов, как по команде, тот час повернулись в мою сторону. Согнувшись, чтобы казаться незаметной, я нашла взглядом свободное место на краю ряда сидений, и быстро уселась на него. Все, можно расслабиться и слиться с толпой.
На сцене стоял декан, женщина и, видимо, один из его заместителей. Они долго и нудно рассказывали об истории университета, о самом факультете международных отношений и его важности. Пока начальство говорило, я украдкой рассматривала тех, с кем мне предстояло учиться пять лет бок о бок. Скажу прямо, здесь не было случайных студентов. Конкурс на место из года в год был ого-го! Так и не мудрено, факультет выпускал элиту общества, будущих политиков, послов, чиновников. Если ты не семи пядей во лбу, сразу же вылетаешь на первом вступительном экзамене. Среди собравшихся деток были только те, кто очень хорошо учился в школе, как я, и те, кого взяли по блату, благодаря связям высокопоставленных и богатых родителей. Думаю, вы догадаетесь сами, что таких, как я, оказалось в меньшинстве.
После вступительной части декан ушел, а его заместитель представил женщину, как куратора курса. Знакомьтесь, Татьяна Федоровна Тарасова. Она тоже толкнула вводную речь, а потом начала читать списки с фамилиями поступивших и делить новичков на группы. Моя скромная персона отправилась во вторую группу, и, боже мой, куратор предложил меня на роль старосты. "Нет", - завопила душа, сопротивляясь всеми своими фибрами. - Не хочу! Я не собранная, не люблю высовываться, ненавижу доносить и следить за дисциплиной других. Оставьте меня в покое. Не надо!" При виде моего недовольно сморщенного носа, женщина сказала твердое "Надо!", и я сдалась, как швед под Полтавой.
Последняя группа была платная, самая большая по списочному составу учащихся. Ха-ха! В нее впихнули тех, кто не смог добрать баллов, но чьи родители имели возможность платить за образование своих чад.
Рассматривая с интересом окружающие меня лица, я с легкой грустью думала, что не вижу ни одного человека из тех, с кем поступала во втором потоке. Их всех отсеяли, ушли даже самые стойкие и неунывающие, когда узнали, что не смогли набрать нужное количество баллов. Думаю, мне просто сказочно повезло. Сами подумайте, дочь дворника и швеи очутилась в кругу избранных! Женщина-преподаватель на экзамене по английскому почему-то пыталась меня завалить, бесконечно задавая дополнительные вопросы, а мужчина, наоборот, тянул. Не знаю, что он во мне нашел? Может ему понравились мои глаза?! В итоге, дама сдалась, и они, пошептавшись, поставили мне пятерку. Думаете, я ее заслужила? Наверное, но среди моих соратников по борьбе было немало таких же, как я, подготовленных и неглупых ребят, только они не прошли по конкурсу. Мне же благоволила судьба.
- После перерыва вы разделитесь по группам, и каждая пойдет слушать свою первую лекцию. Смотрите расписание у деканата, - заявила напоследок Татьяна Федоровна и дала добро на выход из зала. В ту же секунду прозвенел звонок, означавший конец занятий и собрания.
Толпа суетливых, шумных первокурсников ломанулась в проход.
Стоит ли говорить, что первый курс сразу можно отличить от остальных студентов?! Они отличаются, как домашний гусь от дикой утки. Бегают, а не ходят, причем обязательно табуном. Так надежнее и меньше вероятность заблудиться и потеряться в незнакомом пространстве. Головы всегда вздернуты вверх, потому что ищут на дверях нужные номера аудиторий. Сумки почти у всех полны тетрадей и книг, плюс еще ссобойки несут их дома или общежития для поднятия жизненного тонуса. Это старшекурсники могут себе позволить ввалиться на лекцию в ее конце, неся подмышкой тонкий листик, а за ухом - ручку, мы - первый курс - ни за что. Ну и, конечно, одно только выражение лиц чего стоит! Нервное, возбужденное, радостное, рты не закрывается от болтовни. Ведь нужно успеть со всеми перезнакомится, рассказать о себе и расспросить о других. Старшекурсники ходят поодиночке или парами, никуда не спешат, в одежде небрежны. Они уже состоялись как личности, знают в универе каждый закоулок, всех преподавателей, многих интересует больше личная жизнь, чем учеба. Ох! Дожить бы до их "седин", чтобы тоже чувствовать себя вальяжно и уверенно.
Я стояла у окна, недалеко от аудитории, в которой должна была начаться лекция. Рядом прислонилась спиной к подоконнику еще одна девочка, миловидная шатенка с короткой стрижкой. Поймав на себе мой взгляд, она дружески протянула руку и представилась:
- Лена. А тебя как зовут? Кажется, ты староста нашей группы.
- Рада знакомству. Наташа. Да, ты права, я староста.
- Круто!
- Не поняла, что в этом крутого? По -моему, одни лишние заботы.
- Ну, все-таки статус выше, чем у простого студента.
Я улыбнулась: "Милая, я с удовольствием подарила бы тебе этот статус вместе с журналом группы, если бы могла отказаться".
-Ясно.
- Ты откуда?
- Отсюда, а ты?
- Из деревни. Сбылась папочкина мечта - доча поступила на МО.
-Неужели сама не хотела? - поразилась я. - Интересный и престижный факультет, который дает большую путевку в жизнь.
- Да, мой папаша тоже так говорит. Но у меня другое мнение. Я мечтала учиться на журфаке. Хотела получить образование журналиста.
- А кто твой папа? - поинтересовалась я, догадываясь, что у дочери простого деревенского работяги после сельской школы поступить сюда не было никаких возможностей.
- Ой, он у меня председатель колхоза.
- А! - протянула я и опять улыбнулась.- Понимаю.
-А кто твои родители? - спросила в ответ Лена, рассматривая меня с головы до ног. Я смутилась и покраснела от ее придирчивого взгляда.
- Люди, - прозвучал уклончивый ответ. Почему-то не захотелось афишировать род занятий моих предков. Не то чтобы я стеснялась грязных рук отца и вечно согнутой спины за швейной машинкой мамы. Нет, нет. Отец воспитывал во мне уважение к людям любых профессий и к любой работе, но здесь, среди этих надушенных, хорошо одетых деток богатых родителей я не хотела чувствовать себя белой вороной. Я не хотела показаться хуже их, потому и ушла от прямого ответа. Даже у стоящей рядом девчонки с неаккуратно уложенной стрижкой, с обгрызенным лаком на ногтях и джинсами-"мальвинами", которые носили в каменном веке, отец был начальником.
- Пойдем в столовую, - предложила Лена. - Купим булочки и чай, а то у меня что-то в животе урчит.
- Как же занятия? - возмутилась я.
Не хватало еще опоздать второй раз за день.
- Успокойся и не дергайся. Лекция начнется только через пятнадцать минут. Мы быстро сгоняем туда и обратно. Ну же! Здесь рядом.
Немного поколебавшись, я приняла Ленкино предложение. Подхватив сумку с подоконника, я устремилась вслед за ней по длинным коридорам и лестницам корпуса.
-Ты меня держись, - говорила неожиданно приобретенная подружка. - Я здесь не первый год околачиваюсь. С третьего раза смогла поступить. Знаю все и всех, потому что ездила на подготовительные курсы. Сейчас вот заселили в общагу, но мне в ней не нравится. Надо папаше условие поставить: если хочет, чтобы я училась и дальше, пусть квартиру снимает. Я не люблю жить в общежитии. Это тот же колхоз, только чуть поменьше. Ты же с родителями в квартире живешь? Или у вас частный дом?
- Угу! - опять неопределенно отозвалась я. В квартире с облезлыми обоями, линолеумом на полу вместо паркета, с окнами, из которых зимой свищет так, что шторы колышутся. Зато над нами находятся крутые квартиры с паркетом, крепкими окнами, дорогой современной мебелью. Там пахнет французскими духами, орут по ночам Мадонна и Майкл Джексон из динамиков музыкальных центров, и горят экраны цветных японских телевизоров.
В столовой было не протолкнуться. Студенты покупали завтрак, садились за столики и не спешили покидать насиженные места даже тогда, когда их тарелки и стаканы пустели. Нам с Леной случайно повезло захватить два освободившихся стула за одним из столиков и заняться поеданием булочек с маком. Вместо чая у меня в руках оказался кисель. Он стоил дешевле. Лена взяла себе кофе.
- А почему ты пьешь эту бурду? - спросила она, глядя на мой стакан.
- Хочу сохранить красивый цвет лица. Кофе его испортит, - сказала я, вспомнив слова одной из маминых клиенток, которых она обслуживала на дому. Та утверждала, что от кофе у нее портится цвет кожи и зубов, поэтому она его принципиально не употребляет.
У Ленки поползли вверх брови, и она понимающе кивнула головой.
За соседним столиком сидела большая компания. Почему-то мне показалось, что они не торопятся на занятия, им не важно, что о них думают люди, и вообще, им на все плевать. Судя по тому, как эти студенты развалились на стульях и неторопливо потягивали через соломинки Спрайт и Колу, они пришли в университет не учиться, а, как говорит Валерка, потусоваться. О, тут было на что посмотреть, поверьте. Что ни личность - то картинка из модного журнала. Одного из тех, которые я покупала со скидкой в универмагах города, гоняясь за пробниками дорогих кремов, желая понюхать тестеры популярных ароматов. Элли, Харпер Базар, Вог. Их уценяли, потому что они были просрочены, номера устарели и мало кого интересовали, кроме таких дурочек, как я. Пробников, как правило, хватало не надолго, потому приходилось использовать "Балет" и детский крем, которые всегда лежали в ящике трюмо.
Они ни на кого не смотрели, их никто не привлекал, разве что те, кто сидел по правую и левую руку, ну и конечно, собственная персона. Ага! Напыщенные, разодетые типы.
- Можешь даже не пялиться в их сторону, - заметила Лена, проследив за моим взглядом. - Это пятый курс. Пупы земли. Я наблюдаю их компанию не первый год и могу честно признаться - более неприятных и гадких людей в жизни не встречала.
- Кто они такие?
- Самые из самых, - хихикнула Ленка, потягивая свой кофе из чашки. - Дети очень состоятельных людей. Они всегда ходят вместе потому что, наверное, считают, что остальные, вроде тебя и меня, для них недостаточно хороши. Вон тот брюнет в синем костюме - сын депутата, а блондинка рядом с ним - дочь какого-то министра из правительства. Этот, что сидит к нам спиной, сынок директора завода.
Да уж, такие никогда не посмотрят в мою сторону, потому что разница между нами - это пропасть величиной во Вселенную. Я всего лишь маленькая песчинка в пустыне, безмолвно взирающая на далекие и холодные звезды, которые светят с небес. Я вижу их сияние, но никогда не смогу приблизится даже на йоту, чтобы почувствовать их тепло.
- Красиво одеты, - упавшим голосом пробормотала я.
- Кстати, Наташа, у тебя классная юбка и блуза,- сказала, как между прочим, Лена. - Мне кажется, ты одета не хуже этих манекенов. Давно покупала?
- Нет, на днях, - соврала я.
Одежда у меня была очень даже ничего, с той лишь разницей, что те, кто сидел за соседним столиком, приобретали вещи в маленьких модных магазинчиках, которые начали появляться в городе - в бутиках, а мои вещи покупались на рынке, а еще недавно пахли дезинфектором. Я находила их в секонд-хендах, тоже заполонивших внезапно город, после того, как в них благополучно в Германии ходила какая-нибудь Марта или Берта. Мама приводила их в порядок, порой переделывала и подшивала, а я утешала себя мыслью, что "Левайс" все равно остается "Левайсом", пусть и подержанным.
Парень, сидевший к нам спиной, засунул руку под стол и погладил ногу платиновой блондинки, прикорнувшей на соседнем стуле. Ужас! Он, не просто дотронулся до ее бедра, а собственническим жестом впихнул пальцы ей между ног. Я едва не выпала в осадок от увиденного. Девица не возмутилась, как я могла ожидать, а кокетливо захихикала, хлопая длинными, килограммовыми от туши, ресницами.
-Фу! - вырвался у меня гадливый возглас, о котором сразу же пришлось пожалеть, потому что внимание парочки мгновенно переключилось на мою скромную особу. "До какой же степени нужно себя не уважать, чтобы позволять подобное в людном месте. И даже наедине - все равно безобразно", - пронеслась молнией мысль, но я тут же о ней забыла, потому что лицо парня оказалось до боли знакомым. Как я раньше не разглядела, что это тот хлыщ из "мерседеса", презрительно затолкавший купюру моему отцу за ворот рубашки. Гад!
Две пары глаз уставились в мои сторону. Девица, напоминавшая морковку оранжевым загаром, смерила меня уничижительным взглядом и отвернулась, не найдя, видно, достойного объекта для вспышки праведного гнева, а парень смотрел с нескрываемых смехом в голубых глазах. Меня передернуло от его вида, хотя при других обстоятельствах я бы посчитала его привлекательным, и, возможно, очень даже красивым. Такие лица и фигуры можно увидеть на экране телевизора, в кино, на обложке все тех же глянцевых журналов. Светлые волосы, идеальная стрижка, черты, достойные кисти художника или модного фотографа. Ну и, конечно, улыбка на все тридцать два зуба. Этот хорошо отрепетированный и годами наработанный оскал, обращенный ко мне с целью поразить наповал, делался шире и пленительнее, и меня так и подмывало крикнуть ему: "Эй, дорогой, ты забыл пришить завязочки. На меня подобный трюк не действует". Или действует?! Нет, определенно, он не в моем вкусе и я вижу его насквозь. Блондин из тех парней, которые привыкли, что девчонки сами вешаются им на шею, укладываются в штабеля к их ногам, пищат от восторга при виде одного только их взгляда, готовы стриптиз танцевать за толику их божественного внимания. Я не знаю, что еще они готовы делать, только бы стать девушкой, подобных блондину, парней, пусть даже на одну ночь. Ха-ха, не на ту нарвался! Я ведь смотрела все серии "Санта-Барбары" и кое-что знаю о парнях!
В следующий момент я сделала то, из-за чего моя воспитанная мама сгорела бы от стыда. Я высунула язык и поднесла два пальца ко рту, имитируя рвотный рефлекс.
Улыбку с лица красавчика из "мерседеса", как ветром сдуло. Ага, получай фашист гранату! Это тебе за моего папу, за наш "москвич", и за всех униженных тобой девушек! Пролетарии рулят! Долой буржуев, да здравствует Карл Маркс и всемирное равенство. Ой, что-то я разошлась!? Вам не кажется?
Как бы то ни было, улыбка у блондина быстро увяла, сменившись выражением искреннего недоумения, а потом и раздражения. В ответ я презрительно скривилась и отвернулась, намеренно делая вид, что ничего не замечаю, кроме веснушчатого лица Ленки.
- Ну, ты даешь! - пропела на выдохе однокурсница. У нее глаза округлились от изумления, а может от шока, что я посмела проявить неуважение к одному из местных "культов личности".
- Что!? Я тебя удивила? Нужно было сидеть и смотреть, как этот.., - я замялась, не зная какое подобрать определение для блондина, чтобы выразить всю глубину своего презрения к нему. - Этот болван тискает девчонку за столом при всех?
- Тебе какое дело? Это его девушка, и то, как он с ней обращается, их личный вопрос. Раз позволяет ему так относиться к себе, значит, ее все устраивает.
Мне нечего было возразить в ответ. Лена сказала истинную правду. Какое мне дело до них? Никакого!
Вскоре компания "золотой молодежи" поднялась с мест и направилась к выходу из столовой. Проходя мимо, подруга блондина задела мои колготы чем-то острым. Я ойкнуть не успела, как на правой ноге сразу же побежала дорожка. Девица очаровательно улыбнулась и, покачивая округлостями бедер, медленно выплыла из помещения вслед за друзьями.
"Чтобы тебе пусто было", - пожелала я "морковке" от всего сердца, выругалась про себя и спросила, нет ли у Ленки лака для ногтей. Увы, она не носила его с собой, поэтому я с отчаяньем смотрела, как дорожка на колготах становится все длиннее и длиннее. Похоже, день на самом деле не задался. Это была моя единственная пара "Голден леди", и новые колготы я могла купить либо с папиной получки через неделю, либо со стипендии, которая предвидится не скоро. Выбор был не велик - носить джинсы, или простые чулки из разряда "сел, встал - гармошка на коленках". Я склонялась к джинсам.
Пары пролетели незаметно, и после двух часов дня я уже спешила попасть домой. Рядом шагала Лена, которая собиралась перед возвращением в общежитие пробежаться по продовольственным магазинам. Выйдя в фойе, мы поняли, что придется задержаться в корпусе. Погода неожиданно переменилась, солнце скрылось за свинцовыми тучами, и хлынул густой холодный дождь. Конечно, зонтик я оставила дома, ведь синоптики по телевизору предвещали погожий солнечный день. Ничего не поделаешь. Пришлось нам ждать, пока ливень закончится, чтобы высунуться на улицу без риска промокнуть до нитки.
Лена довела меня до автобусной остановки, мы с ней тепло распрощались, пообещав друг другу сидеть завтра рядом на лекциях, и она ушла. А я осталась дожидаться своего автобуса.
Асфальт на дороге был мокрый, а у тротуара, где я стояла, образовалась огромная маслянистая лужа. Хорошо, что транспорт подъезжал медленно, без риска забрызгать толпящихся пассажиров грязью.
Вдалеке показался мой автобус. Народу набралось прилично, поэтому я решила, что если хочу найти свободное место у окна, а не висеть на поручне до самого дома, стоит поторопиться и занять выгодное положение у края дороги. "Юркну в распахнутые двери, и все будет отлично" - думала я.
- Девочка, ты бы отошла от греха подальше, - предупредила меня какая-то женщина. - Видишь, как машины носятся? Смотри, чтобы не облили водой.
- Спасибо за совет, - сказала я, но упрямо продолжала стоять на месте. Ох, говорила мне мама, что нужно слушаться взрослых, но я не вняла ее совету, впрочем, как и предупреждению незнакомой тетеньки.
Обогнав автобус на большой скорости, мимо меня пронеслась машина - "мерседес" с помятой передней частью. А! Меня обдало с ног до головы потоком темной, жирной от машинного масла и прочей нечистот, воды. "Козел!" - сорвалось с языка отчаянное ругательство. Дыхание перехватило от неожиданности, а из глаз покатились слезы, стоило только взглянуть на себя, на белую блузку, на бледно-голубую юбку из джинсы. Все, плакал мой наряд и прическа. Мокрая и грязная, с уныло повисшими вдоль лица прядями волос, я стояла и ревела в голос от испуга, стыда и жалости к себе.
Люди обтекали меня потоком и садились в автобус, вот уже и двери захлопнулись и транспорт тронулся с места, а я так и не могла пошевелиться.
Я не сразу заметила, что машина остановилась вблизи остановки, а затем дала задний ход и подъехала ко мне. Шарахнувшись вглубь навеса, я замерла в ожидании. Пассажирская дверца распахнулась, и из нее показалась светловолосая голова "хлыща".
- Извини, пионерка, не заметил, - без малейшего раскаяния в голосе, сказал он.
Если бы у меня в руках был зонтик или булыжник, я, наверное, зарядила бы им в лобовое стекло, чтобы довершить картину, которую начал утром мой отец. Но руки оказались пусты, а сумка на плече очень легкой, поэтому я просто гадливо оттянула двумя пальцами мокрую блузу и, сверкая от бешенства глазами, прошипела:
- Видишь, что ты сделал!? Как я домой поеду в таком виде?! У тебя совесть есть?
- Была, - попробовал отшутиться блондин. - Но я ее в четвертом классе на сигареты променял. Садись, довезу, куда скажешь.
Через распахнутую дверь машины виднелся белый кожаный салон.
- Ага! Я тебе сиденье испачкаю, а ты мне потом счет за это предъявишь. Нет уж! Спасибочки, не поеду.
- Садись, говорю, - опять оскалился блондин, точно так же, как недавно в столовой. - Я машину все равно на станцию погоню, чтобы подлатали. Там заодно и отмоют! Ха-ха!
"Козел!" - обозвала я про себя парня, ненавидя его всей душой, но в машину села.