"Опять Мостовляны. Думала, что не скоро их увижу, а возможно - никогда. Но вопреки собственным планам и мечтам, я снова здесь", - размышляла Бася, глядя на знакомые пейзажи, проплывавшие мимо возка.
Наемные сани, которые посчастливилось нанять на станции, везли их по главной улице местечка.
- Панi, куды далей? Вы мне грошай далi толькi да Мастаѓлян,- поинтересовался кучер, с подозрением глядя на молчаливую пассажирку, возле которой, натянув до самых глаз шерстяной полог, сидела худая, похожая на нахохлившегося воробышка, девчушка. "Служка", - с ходу догадался кучер, едва увидел пару женщин на станции. Хозяйка с виду приличная, одета хорошо, да только, кто знает, что у нее в голове. Сколько таких, которые просят отвезти на край света, а у самих ветер в карманах гуляет. Не объегорила бы с пенендзами.
- На хутор Бжезинских вези. Я покажу дорогу, - бесцветным голосом молвила молодая женщина, - Не переживай, любезный. Не обману с платой.
Кучер стегнул лошадь кнутом и полозья саней легко заскользили дальше по улице.
День выдался погожим. Солнце ослепительно сияло в небе, на котором не виднелось ни облачка. Недавняя оттепель миновала. Слякоть и сырость исчезли и на смену распутице пришел снегопад, в который раз укрывший землю, крыши домов, заборы и улицы плотным белым покровом. Легкий морозец пощипывал нос и щеки, а снег искрился и хрустел под ногами прохожих. Колесо природы вращалось, так же как и колесо человеческой жизни, и колесо фортуны. Мир устроен так, что все в нем неизменно возвращалось на круги своя. Описав полный круг, цепочка событый в жизни бедной сироты замкнулась, опять оказавшись изначальной точке, с которой все и началось. С Мостовлян.
В местечке в тот день было полно народа. Крещение. На площади возле костела собралась толпа, чтобы освятить воду. Гремел колокол на звоннице собора св. Петра, возвещая прихожан о Великом празднике.
Сани проехали возле стоящей на отшибе от простого люда компании женщин.
- Чтоб я ослепла, если это не племянница Бжезинского, - воскликнула одна из них, провожая глазами удаляющийся прочь возок. Ее товарки, как по команде, повернулись в сторону саней, в которых ехали Бася и Сауле.
- Так и есть, -заметила женщина в темном платье, теплом салопе и черной старомодной шляпе на меху, самая злостная сплетница в уезде - пани Бельская.- Явилась таки. Жива и здорова.
- Говорили, что ее с девичника украли разбойники и увезли один бог знает куда. Я, признаться, думала, что ее и в живых-то нету. Экие страсти, - говорила еще одна пани.Вдова Бельская только презрительно фыркнула и выпятила вперед нижнюю губу.
- Да что с ней станется. Натешилась поди с разбойничками, нагулялась, и с позором домой вертается. Потаскуха, как и ее мать.
Женщины поспешно закивали головами, подтверждая слова вдовы.
- Не завидую я Матэушу Бжезинскому. Едва позабылись подробности бегства сестры с доктором, как племянница сызнова вымарала его имя в грязи. Что-то скажет пани Эльжбета, увидев бродяжку на пороге?! Надо бы на днях к ним на хутор наведаться.
- Не удобно, - возразила пани Даленга, но убийственный взгляд вдовы, коим она смерила молодую женщину, дал ей ясно понять, что когда дело касается новостей, воспитание и совесть можно отставить в сторонку.
- Не удобно жить приживалкой у родни, - съязвила Бельская, напомнив пани Даленге о том, что та с мужем вот уж два года гостят у родственника пана Вериги после пожара, что учинили их холопы. - А в том, чтобы нанести визит на на хутор, не вижу ничего предосудительного.
- Какие разбойники?! - возмутилась еще одна женщина, от глаз которой не утаился внешний вид Баси. Что-что, а одежку она успела оценить по достоинству. - Вы посмотрите на паненку. Какая на ней шляпка! А бурнус какой! За версту городом несет.
- И что с того! - опять вмешалась вдова Бельская, у которой на все случаи жизни находится ответ, чтобы объяснить необъяснимое, - Неужто вы думаете, глубокоуважаемые пани, что в городах нет мест, где особы, подобные этой, не имели бы возможности заработать на одежку?! Бурнус-то на ней яркий, аж глаз режет, и шляпка такая, которую приличная девица не оденет. Да и не девица, поди, уже давно.
Злое карканье старой "вороны" понеслось вдогонку саням, но к счастью для себя, Бася его не слышала. Ее голову занимали другие мысли и воспоминания, и людское злорадство не могло пробиться до сознания через их толщу...
Станислав так и не вернулся в их квартиру на Георгиевском проспекте. По началу она не слишком тревожилась. Мало ли куда мужа занесло после ночного демарша по игорным притонам. Естественно, радости ей не доставляло предположение, что он мог заглянуть к кому-нибудь их людей, с которыми она свела знакомство в новогоднюю ночь. Зная отныне, чем те занимаются, они больше не выглядели в ее глазах ни безобидными, ни милыми.
Ближе к обеду Бася начала волноваться. После полудня они собирались уехать и Станиславу пора было вернуться. Стрелки на настенных часах медленно ползли, отмеряя час за часом, а Сташека так и не появился. К вечеру беспокойство в душе Баси нарастало до такой степени, что она готова была одеться и бежать на улицу, чтобы стоя у подъезда, ожидать прихода мужа. Ей казалось, что если она выйдет во двор, то непременно увидит его фигуру в проеме арки. Он подхватит ее подмышки, закружит, смачно чмокнув в холодную щеку, и она станет его журить за долгое отсутствие. Мягко, совсем чуть-чуть, ибо за день, проведенный порознь, Бася успела безумно по нем соскучиться.Но за окном стемнело и Сауле, переживавшая, пожалуй, не меньше хозяйки, замахала на ту руками, преграждая ей путь к выходу из квартиры.
- Tamsiai ir šalto, šeimininkė. (Темно и холодно, хозяйка - лит.). Завтра хозяйка пойдет. Утро будет.
- Я умру от беспокойства до утра.
- Не, не пущу.
Пришлось терпеливо ждать утра. Ночью ни одна их двух девушек так и не сомкнула глаз.
Едва рассвело, оставив дома порывавшуюся увязаться вслед за ней Сауле, Бася отправилась на поиски мужа. Рассудок подсказывал сидеть в тепле квартиры и терпеливо ждать, ибо куда идти и где искать Станислава, она не знала. Он никогда не называл мест, в которые ходил и не упоминал адреса. Но внутри ее за ночь накопилось столько страхов и нехороших мыслей, которые толкали ее из дома, что Бася ощущала просто физическую потребность двигаться, что-то делать, чтобы не сойти с ума от беспокойства. "Где ты?!" - шептала она, бредя по улицам Вильно, ступая по раскисшему от тепла снегу. В лицо ей бил холодный влажный ветер. От его порывов не защищал даже толстый шерстяной платок, позаимствованный у Сауле. На тротуарах стояли лужи, и чтобы двигаться вперед, приходилось прыгать через них. С крыш домов свисали длинные сосульки. "Кап-кап-кап" - мерно падали капли на брусчатку. Попадая изредка на головы неосторожных прохожих.
- Посторонись, - слышались голоса дворников. Они спозаранку сбивавшие метлами и ломами наросты льда с водосточных желобов и навесов над входом в жилища.
С неба, уныло-темного, сыпала на город мгла, похожая на мелкий дождь, от чего позднее утро выглядело хмурым вечером.
Обойдя все магазины, лавки, скверы, где они бывали со Станиславом, Бася пришла в полное отчаянье. "Куда же ты исчез? Где ты?", - в сотый раз мысленно повторяла она вопросы, на которые не могла найти ответа. Оставшись одна, без привычного близкого присутствия мужа, она почувствовала острый приступ одиночества. Оно нахлынуло внезапно и продолжало расти и расти в ее в глубине души, заполоняя собой каждую частицу тела, мешая дышать, путая мысли. Вильно, большой и шумный город, впервые за время их пребывания в нем, показался Басе чужим и зловещим местом. Она шла, минуя людей на улицах. Ее обгоняли какие-то прохожие, мальчишки-разносчики совали в руки газеты, предлагая их купить, кричали извозчики, спорили женщины. Город жил своей жизнью, шумной и многоликой. Но среди толчеи его улиц Бася чувствовала себя совершенно потерянной и ни кому не нужной. Она никого здесь не знала и ни одному человеку из толпы, снующей по тротуарам пропитанного влагой города, не было никакого дела до медленно идущей по его улицам молодой женщины.
Вскоре на смену тревоге пришел страх, столь сильный и удушающий, что она не могла от него избавиться. Нечто ужасное и неотвратимое надвигалось на нее, и Бася чувствовала это, как ощущают животные приближение грозы, только не знала, с какой стороны ждать.
Бася дни напролет блуждала по Вильно в надежде встретить Станислава или хотя бы случайно столкнуться с кем-нибудь из его знакомых, что приходили к ним в гости в новогоднюю ночь. Но не единого лица среди сотен прохожих так и не повстречала. Ей больше не хотелось есть, она не могла спать, и лежа ночью в пустой постели, она напряженно прислушивалась к ночным звукам и шорохам. Порой казалось, на лестнице звякнула связка ключей и Станислав открывает двери в прихожую. Она вскакивала и бежала в тесную прихожую, чтобы его встретить. Не дождавшись, когда он войдет, она сама отпирала двери и выглядывала на лестницу. Никого. Пустота и тишь спящего дома.
В один из дней безрезультатных блужданий по городу, она заметила на площади возле Ратуши фигуру Станислава. Принялась звать его по имени, и видя, что он не слышит, бегом кинулась догонять, крича во весь голос "Сташек". Люди оборачивались и удивленно смотрели на нее, очевидно, находя ее вид более чем странным, а поведение - не приличным. Но ей было наплевать. Она догнала мужчину у входа в театр и крепко ухватилась за его рукав.
- Сташек!
- Пани?
Нет, это не он. Всего лишь незнакомый человек одного с мужем роста и телосложения, в похожем полушубке.
- Простите, - стушевалась Бася, и отпустила рукав незнакомца.
Иногда устав бродить, она садилась на скамью, одну из тех, что стояли вдоль набережной Вилии, и смотрела на скованную темным льдом реку. Из подворотней к ней подбегали бездомные собаки. Мокрые, грязные, худые. Животные обнюхивали руки и ноги Баси, порой осмеливались лизнуть ладонь. Умными, понимающими глазами они заглядывали в лицо человека в надежде выпросить корку хлеба или сахар. Но что она могла им предложить? У самой с утра не было маковой росинки во рту.
- Уходите. Идите прочь, несчастные. Мне нечего вам дать.
И собаки, поджав хвосты, убежали. Они не понимали человеческой речи, зато хорошо чувствовали настроение и видели в глазах сидящей на скамейке женщины знакомую им пустоту, отчаянье и боль. Она тоже была бездомной, как они. И, наверно, тоже потеряла своего хозяина.
Спустя два дня Бася опять сидела на скамье. На этот раз взяла с собой половину хлебной буханки, чтобы накормить псов, если те надумают к ней подойти.
Собаки, рыскающие у края реки в поисках отбросов, не обращали на нее внимания. И тогда Бася их позвала. Скормила весь хлеб, а животным все было мало. Они не отходили от ее ног. В стае бегала черная сучка, а следом за ней семенил на коротких тонких ножках маленький щенок черно-белого окраса. У суки давно перегорело от голода молоко и щенок напрасно виснул на ее вымени, чтобы выдавить себе хоть каплю питания. Он выглядел настолько истощенным, так сильно выпирали ребра под кожей, что глядя на него, у Баси сжалось сердце.
- Напрасно вы их прикармливаете, пани, - заявил случайный прохожий. - От них потом отбою не будет. Ишь, привыкли попрошайничать. Поди, еще и кинутся на кого. Гнать их метлой надо, а лучше стрелять. Эти твари хитрые и жестокие.
- Побойтесь бога, пан, - сказала Бася, - Разве же они виноваты в том, что родились? Что никому не нужны? Что хозяева приучили к человеческому теплу и ласке, а потом бросили? Посмотрите, там стоит породистый пес. Наверняка у него где-то есть хозяин. Но почему этот пес оказался на улице? Потому что люди жестоки. Намного хуже собак.
К прохожему присоединился пожилой мужчина с седой бородкой, в пенсне. Он шел мимо и случайно услышал разговор.
- А вы, панна, возьмите щеночка себе. Худа не будет. Бедная животинка на ладан дышит. Ей бы отъесться вдоволь да обогреться. Не переживет ведь зиму на улице, издохнет.
Бася, поддавшись порыву жалости, поймала щенка и прижала его к груди. Грязное, мокрое создание визжало и тряслось от страха, ибо не привыкло доверять людям. Его худого тельца впервые касались человеческие руки. Щенок был диким. Закутав в его в платок, Бася долго держала в объятиях трепыхающееся существо, пахнущее псиной, пока оно не согрелось и ни замерло в ее руках. Влажный носик ткнулся ей в подбородок, и розовый язык несмело лизнул кожу, раз-другой, как бы говоря: "Я признал тебя. Теперь ты моя хозяйка и отвечаешь за мою жизнь".
- Как тебя звать? А!? Назову тебя Жоржем. Хотя нет? - Бася задумалась. - Ты слишком мал для такого большого имени. Может, хочешь быть Жоржиком? Давай дружить, малыш Жоржик.
Прижимая собачонку к себе, чувствуя биение его крошечного сердца у себя под ладонью, Бася неожиданно заплакала. И чем больше щенок к ней ластился, тем горше становилось ей на душе, тем сильнее ее тело сотрясалось от рыданий. Два одиночества слились в одно.
Тем же вечером к постояльцам наведалась пани Роза. Пришла потребовать ежемесячную плату за жилье, которую обещал Станислав перед отъездом, но так и не принес вовремя.
Держа в руках ассигнации, женщина поинтересовалась:
- Где же сам господин Штерн?
- В отъезде, - соврала без зазрения совести Бася, не имея намерения отчитываться перед любознательной пани, где ее муж.
- Помнится, вы вместе собирались съехать. Я уж и новых жильцов подыскала.
Бася подняла на пани Розу усталые глаза.
- Что вы хотите сказать. Мне отказано в квартире?
Пани Роза замялась.
- Пани Барбара, не знаю, что и сказать. Вы же давно предупредили, что оставите квартиру. Даже пианино просили, что бы я пристроила. Вот я и решила...
- Я поняла вас. В ближайшие дни меня здесь не будет.
Уже стоя у распахнутой двери, хозяйка квартиры брезгливо поморщилась при виде щенка, цепляющегося зубами за подол Басиной юбки.
- Не могли бы вы убрать куда-нибудь собаку?! У нее, поди, кишат блохи, а может еще какая зараза имеется. Новым жильцам не понравится, что по полу скачут паразиты.
- Сауле вымыла щенка и вытравила блох дустом. Не беспокойтесь, пани Роза. Скоро ни меня, ни собачонку вы не увидите.
В Вильно происходило нечто странное. Город словно сошел с ума. Колокола костёлов звенели без умолку, хотя Крещения ожидалось только через неделю, а в православных церквях певчие за хорах распевали "Боже, царя храни!" По городу расхаживали группы студентов и прочих бездельников, выкрикивая проклятия в адрес губернатора, наместника и царя-батюшки. Под ноги людей идущих по улицам людей из окон домов падали листовки, призывающие к вооруженному восстанию.
Вот тогда, в один из этих безумных дней, и появился на пороге квартиры на Георгиевском проспекте штабс-капитан Рокотов Александр Васильевич.
Сауле, ни сном, ни духом, не знавшая, кто этот человек, без задней мысли впустила его в дом. У Баси же сердце упало, когда в дверном проеме гостиной выросла фигура в шинели и форменной фуражке.
- Вы?
- А вы, пани, ждали кого-то иного?
- Как вы меня нашли?
- Это не так сложно, как вам могло показаться, сударыня.
-Я не говорила, где живу.
Она отлично помнила, что вышла из саней за несколько домов до того места, где жила. Каков проныра! Не даром в жандармерии служит.
- Да, не сказали, - самоуверенно улыбнувшись, Рокотов прошел вглубь гостиной. Воспитание у него явно хромало. - Пытались ввести в заблуждение по поводу вашего нахождения в городе. Не красиво врать, пани Барбара, особенно, ежели делать этого не умеете. Мне трех дней хватило, чтобы узнать, где вы живете, с кем и прочие любопытные подробности вашего бытия. Позволите сесть?
Он самовольно взял стул и вальяжно на нем расселся, словно у себя дома.
- Да, конечно, пан жандарм, - с запозданием пролепетала Бася, не в силах справиться с обуревавшим ее волнением. Впервые за время исчезновения Станислава она испытала чувство, близкое к облегчению, что его не было в квартире. Господи, наверняка Рокотов пришел его арестовать!
- Если мне не изменяет память, ничего такого я вам не сообщала. Вы сами все придумали, а мне только осталось поддакивать. С чем пожаловали, господин Рокотов? - заявила она холодно, пытаясь вернуть себе самообладание, отчего крепко ухватилась за откос окна, у которого стояла. - Как видите, мужа нет, если вы пришли затем, чтобы его арестовать.
-Я знаю, что его нет. Думаю, что он не скоро объявится,- задумчиво протянул Рокотов, и у Баси внутри все похолодело от дурного предчувствия. Еще в прошлый раз она подумала о Рокотове, как о некоем живом воплощении грядущей беды. И вот он опять свалился как снег на голову, и наверняка с дурными вестями.
- Отчего же? Где он?
Стены комнаты, оклеенные выгоревшими обоями, пошатнулись и начали сдвигаться. В висках у молодой женщины стучали молоточки, указывая на скорое приближение обморока. Судорожно сглотнув, она попыталась еще раз взять себя в руки и дослушать то, что ей собирался сказать жандарм.
- Я пришел проведать вас и дать совет, - сказал Рокотов, игнорирую ее вопрос. - Чаем не угостите? Милая, - обратился он к настороженно прислушивающейся к их разговору Сауле, присевшей на скамеечку в углу комнаты, - Принеси-ка мне горячего чаю. На улице столь слякотно и мерзко, что и собаку жаль в такую погоду из дому гнать. Продрог до костей, пока стоял на Ратушной площади. О, у вас премилый пёсик!
"О каком чае он мне говорит!?" - думала Бася, рассеянно глядя, как мужчина играет с ее собачкой.
Рокотов подхватил на руки ползающего ногами щенка, и в какой-то момент у нее мелькнула злорадная мысль, что животное вырвется, а то и цапнет чужака за палец. Но нет. Жоржик доверчиво вилял хвостом и порывался облизать лицо Рокотова.
- Отдайте мне собачку. Жорж, ко мне, - позвала щенка Бася. Тот выскользнул из рук Рокотова и, вывалив язык, помчался к хозяйке изо всех собачьих ног.
- Напрасно вы думали, что щенок меня испугается. Собаки меня любят, а я люблю и понимаю их. Помните польскую поговорку? Велика любовь матери, потом собаки, и только потом - женщины. Собаки способны на большую преданность, чем женщины. Э?!
- Помню, - мрачно заявила Бася, недоумевая, к чему он клонит. - Так зачем же вы пришли?
Ей не терпелось узнать, видел ли он на самом деле Сташека или же просто издевается ней, а после спровадить нежданного визитера за порог.
- Вам стоит уехать из города на какое-то время. Я и господину Яновскому сделал подобное предложение, но наверно, слишком поздно.
- Как поздно? Вы видели Станислава?! Отвечайте же, не мучайте меня.
- Пару дней назад имел честь сыграть с ним в карты в одном заведении. Он ушел первым, а я - спустя время.
- И вы его не арестовали?
- Не имел такого намерения, - рассмеялся Рокотов, и две ямочки заиграли на его щеках, делая его лицо почти красивым. - Посудите сами, пани, как бы я выглядел в собственных глазах, ежели арестовал бы его за то, в чем сам оказался замешан. C'est sale et vil ( Это грязно и подло - фр.). Я не играю столь бесчестно. Так вот, когда я вышел из кабака на набережную, я видел, что Яновского увозили в пролетке. Он выглядел бесчувственным.
- Матка боска, что же делать? Где искать? Кто были те люди, которые увезли Сташека?
- Если я не ошибся, то рядом с вашим мужем находился становой пристава Бурмин. Его сложно с кем-то перепутать. Слишком большой и заметный человек. И еще там был другой мужчина в цивильном, но я плохо его разглядел. Если Яновского арестовал Бурмин, то наверняка повез его, живого или мертвого, в Сокольский уезд. Езжайте домой, к дядьке, и там, думается мне, вы найдете ответы.
- Я отправлюсь завтра же.
- Хотел бы я, что бы ради меня кто-нибудь так же торопился, - усмехнулся Рокотов, поднимаясь со стула.
Он приблизился к окну, у которого продолжала стоять Бася и, отодвинув рукой портьеру, выглянул на улицу. На брусчатке собралось несколько молодых мужчин. Некоторые из них были в форме студентов, если судить по фуражкам, другие в пальто и шляпах. Они весьма бурно нечто обсуждали.
- Посмотрите, сударыня, как интересно. Наверняка, они собираются идти к резиденции губернатора, чтобы закидать ее камнями. А после сбегут.
- Куда и зачем? - вяло спросила Бася, глядя на людей за окном. Ее мало волновало, куда отправятся те мужчины, как и причины, по которым они кучковались возле ее дома.
- В лес, - голос Рокотова прозвучал совсем буднично. - Многие уже сбежали, и еще большее количество в эти дни дадут деру. Разве вы не слышали? И газеты не читаете?!
- Нет, - покачала головой Бася. Предыдущие дни ее мысли занимали отнюдь не события, происходящие в Вильно.
- Объявлен новый рекрутский набор по Северо-Западным губерниям и Польскому Королевству. Студентов, лавочников, дворян - всех, кто замечен в участии в политических кружках, собраниях, кто ходит по улицам с воплями "Долой царя" и "Живе Речь Посполита" по особому указу Государя Александра приказано зачислить в солдаты.
- Не заберут же каждого. Их, наверное, много.
- Тысяч десять наберется. Но заберут, как миленьких, кого успеют. Армия нуждается в солдатах, а где еще светлеют задурманенные головы, как не под пулями?
-Что случится с теми, кто сбежал?
- Отловят и в кандалы на каторгу.
Сауле внесла самовар и принялась разливать по чашкам кипяток. Рокотов вдруг вздрогнул, словно вспомнил о чем-то важном и отступил от окна.
- Мне пора, пани Барбара.
- А как же чай?
- После когда-нибудь угостите меня.
- Ну, уж нет. Надеюсь, что это наше последнее с вами свидание, пан жандарм.
Рокотов поцеловал руку молодой женщине и поспешил к выходу. До двери его пошла проводить служанка. Как не хотелось Басе признаваться себе, но в душе она почувствовала к этому человеку уважение и благодарность.
-Спасибо вам, Александр Васильевич.
Рокотов оглянулся напоследок и отдал честь, звонко щелкнув каблуками.
Вечером Бася распахнула окно, впуская в комнату липкую влагу и ветер, гулявший по городу. Проспект пустовал. Ни единого человека не виднелось на тротуарах. По углам и подворотням притаилась тьма приближающейся ночи. Вильно притих и лишь издалека, из отворенного окна дома напротив, несся в сером сумраке ненастья протяжный женский голос, поющий селянскую песню.
Цвiце церан, цвiце церан,
Лiсце ападае,
Хто злюбоѓю не занецца,
Той гора не знае...
Очнуться от воспоминаний Басе помог голос кучера.
- Панi, пэѓна прiехалi?! От ваш хутар.
Сани остановились на повороте дороги, ведущей к дому дядьки. Спал в снежном убранстве сад. Иней играл на провисших до земли ветвях плодовых деревьев, искрился на белых шапках, лежащих на почерневшем от недавней сырости плетне. Накатанная полозьями колея тянулась прямо до хутора Бжезинских.
- Езжай, любезный, к дому.
В корзинке на руках служанки зашевелился, очнувшись от глубокого сна, Жоржик, почуяв собачьим инстинктом, что хозяйка взволнована, а значит, ему дадут побегать и справить нужду. Острая мордочка высунулась из платка, в который его укутала Сауле. Щенок тявкнул и смачно зевнул.
- Вот и приехали, - сказала Бася, глядя на Сауле и Жоржика. - Снова, здравствуй, дом родной!