Этот рассказ я приурочил к моему совершеннолетию. Я написал его в надежде улучшить свое и ваше отношение к жизни, понять, как лучше поступать для себя и других, разобраться в смысле существования.
PS. Искренне надеюсь, что никто не обнаружит в герое себя, хотя я писал частично и о себе самом...
Никчемное поколение.
'Не позволяй душе лениться,
чтоб воду в ступе не толочь;
душа обязана трудиться,
и день и ночь, и день и ночь!'
1.
Мы живем в мире, и мир существует вокруг нас. Сам по себе он не может быть, ведь для того, чтобы он существовал, необходимо, чтобы кто-то находился в нем. Но если в мире кто-то есть, то он должен как-то вести себя. Все мы поступаем адекватно поступкам всех окружающих нас людей. Все наши решения появляются из нашего прошлого, эти решения - наш ответ всей наследственности и внешним фактором. Каждое решение, принятое нами меняет наше отношение ко всему остальному и даже к этому решению, и все решения можно предугадать, но и тот факт, что вы предугадаете свои решения, также меняет все ваши последующие действия.
Я полулежа сидел на диване и мерно переключал каналы, практически не обращая внимания на содержимое, в поисках того, что хоть немного будет мне интересно, но так и не найдя ничего остановился на первом попавшемся канале. Я часто размышлял о мире и о моем положении в нем, но эти отвлеченные рассуждения нисколько не помогали мне в жизни.
Я? А кто я? Я - ученик одиннадцатого класса... А кто еще? Как определить, кто я в мире? У меня есть имя... Но меня так назвали и назвать меня могли как угодно, но назвали именно так, впрочем имя мое не столь важно...
Можно определить мое положение относительно других людей, относительно вещей, предметов, но относительно чего определять положение этих предметов - относительно себя!
Мы, как разумные существа можем определять вокруг себя предметы, но именно свое положение в пространстве определить мы не в силах, так как у нас нет никакой точки отчета, кроме самих себя, также, как нет у нас другого мнения, кроме нашего собственного. А ведь мнение во многом зависит от внешних факторов, можно предположить, что от внешних факторов зависит и положение - значит можно найти и точку опоры, но пока неизвестно, что влияет на наше мнение, а что определяет положение?
Подобные мысли часто всплывают в моем сознании; но тогда я просто сидел и тупил в телевизор без всякой цели, и это было обыденным моим состоянием ввиду огромной совершенно неуправляемой лени. Было воскресенье, но я даже и не пытался взяться за уроки - мне казалось, что успею сделать, а тогда мне просто не хотелось за них браться. Честно говоря мне нечего было делать, это не придавало желания заниматься домашним заданием...
День пролетел быстро. Сиреневое утро сменилось серым днем и темным вечером, но я все занимался 'самоотвлечением' путем просмотра совершенно никчемных телепередач. В итоге к одиннадцати часам вечера мне совершенно надоело это дело, да и родители 'приказали' спать, так что пришлось оторваться от телика и идти в свою комнату. Уже там я вспомнил, что даже и не начинал их делать, да и вообще не открывал портфель, оставленный мной у кровати еще в пятницу. Я спешно собрал все книги и тетради нужные в понедельник, после чего начал разбираться в невыполненном домашнем задании. И было довольно много: Алгебра, Физика, ОБЖ, а самое страшное - Русский язык и сочинение по литературе.
Я, оценив возможность увильнуть от проверки домашней работы, начал делать Физику, но только начал и сделал всего несколько задач; переключился на Русский язык и тоже не доделал его до конца...
Неизвестно каким образом вскоре наступило два часа ночи и спать захотелось настолько сильно, что глаза не могли продержаться открытыми больше пяти секунд. Пришлось сложиться спать...
Черная пелена ночи скрывала еще окрестные дома, прохладная морозь еще не сошла с застывшей, но не покрытой снегом травы, когда редкие ученики побрели в школу. Утро по обыкновению было хорошее, и еще не проявлялась моя слабость.
В школе было как всегда и, хотя я не выучил и половины заданных уроков, я смог отвертеться от их проверки. К обеду настроение поднялось, и домой я вернулся готовым к новым свершениям в работе. По пути думал о том, что мне надо сделать в первую очередь, мечтал разобраться со всеми делами и уверял себя, что буду все делать в срок.
Уже дома это желание улетучилось без следа, и я снова занялся бездельем: первую половину дня я провел у компьютера, а вторую у телевизора. Про учебу я не вспомнил вовсе, но и на следующий день мне это простили. Примерно таким образом пролетела неделя, и вот снова наступил вечер понедельника...
Я снова не мог уснуть - ночь была жаркой. Тихо стучал будильник на полке, а за окном, занавешенном плотной шторой, тускло светил фонарь. Мысли стали одолевать меня и уже не давали покоя.
Что случилось? Кто я? Раньше я отлично учился! И не делал задания только если не мог или совсем уж не хотел, а теперь? Теперь я не делал НИЧЕГО. Чем больше в нашей жизни становится развлечений, чем больше у нас возможностей, тем меньше мы стараемся делать то, что надо, а тратим время на никчемное времяпрепровождение. И самое главное мы сами не замечаем того, что тратим на это много времени. Все! Я решил - надо изменить свою жизнь, надо работать... Уроки опять не сделаны... Ладно, завтра надо начать их делать, а то потом совсем не разгребу. Да, и надо отказаться от компьютера, как минимум на неделю, надо проверить, смогу ли я от него отказаться или уже нет? Может уже зависимость... И телевизор смотреть поменьше, лучше, конечно, совсем не смотреть, но...
В тот вечер я хоть что-то решил на будущее, но только лишь решение ничего не делает, ты сам должен делать то, что решил, если, конечно, ты приказал себе, а не предложил! А надо приказать! Приказать и выполнить, но выполнить сложнее, чем приказать, поэтому, частенько приказывая себе на самом деле, вы только предлагаете, ведь предложение не всегда обязательно для выполнения...
Утром, направляясь в школу, я еще сильнее укрепил свое желание оградить себя от алчных пристрастий и устремиться к работе. В школе я уверял себя, что все так и будет, но этого не случилось...
Вернувшись с учебы, я снова кинулся к телевизору и, только вспомнив о данном мной обещании, я взялся за труд. И только тогда я понял всю свою опрометчивость: я понял, что не могу работать сразу несколько часов без отдыха, а обещав себе не подходить к компьютеру и телевизору, я заключил, что мне совершенно нечего делать.
Но если я снова подойду к этим устройствам, то уже не смогу оторваться. Сам того не осознавая я стал зависимым от развлечений... Я понял это слишком поздно. Но можно все изменить...
День ото дня мы все сильнее притягиваемся к вожделенному счастью, но все сильнее отдаляемся от жизни, от окружающего нас мира, мы погружаемся в пучину безмятежного дожития единственный смысл которого - радость игры. Но мы забываем о том, что эта радость надоедает, и, что мир, который мы придумываем себе, столь хрупок, что умрет при первом же дуновении реальности, и без него в этом мире мы окажемся бессильны и никчемны... Именно поэтому нельзя создавать свой безмятежный мир, а нужно жить в этом...
Но каждый из нас создает такой мир, даже не осознавая этого, ведь каждый человек имеет свой взгляд на жизнь и этот взгляд и является созданным миром, потому как его взгляд не может отвечать действительности, но он в него верит. Следовательно, верит в заранее созданное вранье, которое является следствием его неправильного взгляда на жизнь. Но не может быть правильного взгляда на жизнь, так как, являясь частью жизни, мы, люди, не можем объективно смотреть на эту самую жизнь, так как имеем представление о ней только являясь ее частью, но, не будучи чем то другим.
Мир меняется на наших глазах и это меняет наш взгляд на мир. Следствием изменения нашего взгляда на мир является изменение мира - появляется замкнутый круг, частью которого и являются все люди, и они не могут выйти из этого круга и любое их умозаключение и действие также являются частью этого круга...
Я уснул, но мысли остались, и еще долго я вспоминал их. А ведь мир менялся, и я менялся вместе с ним. Прошло еще несколько дней, а я никак не мог приказать себе делать то, что надо, а не то, что хочется...
И все мои умозаключения, даже являясь частью замкнутого круга, ничего не решали. Быть может решали, но эти решения наступят еще не скоро, или эти решения столь незначительны, что незаметны, или другие части замкнутого круга не дают этим решениям развиться. Если все составляющие мира находятся в замкнутом круге, то в нем находятся и вожделенные развлечения. И только я решаю, что одержит верх - разум или счастье!
На следующий день после вновь озаривших меня мыслей я наконец сдержал данное себе обещание и начал работать, но огромной оплошностью было то, что я не записал эти мысли. В итоге я забыл их и уже через два дня снова перестал, что бы то ни было делать...
Наше счастье в наших руках и наше будущее тоже, но важно найти тонкую грань между счастьем в настоящем и счастьем в будущем и важно понять, что это не одно и тоже. Кто знает, о чем бы вы мечтали, живя сейчас безбедно, и кто знает, чего бы вы достигли, если бы у вас не было того, что есть. Я давно вразумил, что чем большее мы имеем, тем больше мы хотим, но тем меньше прикладываем усилий, чтобы это получить...
Близился Новый год, но радости как будто и не было: нужно было исправлять те оценки, которые я получил за полугодие, нужно было доделывать то, что не делал все это время. Но оно меня не щадило и все исправить я не успел.
- Ты не получишь отличные оценки! - за два дня до каникул заявил мне классный руководитель, - у тебя очень много хвостов, боюсь, медаль тебе не светит, хорошо, если троек не будет. Ты где раньше был, почти пол года ничего не делал, Эх, тебя бы разогнать, да поздно уже. Что случилось - скатился совсем!
Я не стал ничего говорить - я знал что уже давно сделал свой выбор; я не смог справиться с желанием. Я понял, что уже зависим и был зависим уже тогда, но я искренне был счастлив потому, что я понял это, а ведь многие этого не понимают, они думают что все в порядке и что можно будет изменить потом, я тоже так думал. Но лишение медали - меньшее из бед, которые следуют за столь никчемным отношением к жизни!
2.
Как мир изменился за эти годы. Как обеспокоился, озлобился, но усмирился и опечалился. И как жаль, что я этого не увидел...
Вокруг было темно. Да и где - вокруг. Этого 'вокруг' вообще не было. Дело в том, что я совсем не понимал, где нахожусь. Я даже не понимал кто я... Время уже ничего не значило для меня. Я полностью исчез в небытие, и мир был где то далеко, и я никак в него не попадал...
'Один... два... где я? Я все еще здесь... нет... три... четыре... пять... надо почувствовать себя... шесть... я лежу... связанный... нет... я просто... не чувствую... или связанный... нет... три... четыре... пять... свет! Нет, УБЕРИТЕ СВЕТ! Нет... надо открыть глаза... я человек - у меня есть глаза... я человек... я человек... человек... у меня есть глаза... неужели так... после смерти... неужели так... а как... наверное так и есть... ведь я умер... я умер... но почему я думаю... после смерти ничего нет! Ничего нет... я умер... умер... умер... нет, я еще там... это все та хрень... она меня вырубила... надо понимать мир... я в мире... я жив... я все еще здесь... я жив...'
- Ты закончил? - голос разрезал мой слух и поразил мою душу словно ножом. - Ты закончил свою проповедь? Может, обратишь на меня внимания?
Мир, окружающий меня постепенно менялся и теперь все то, что я говорил, мне казалось только бредом. Я лежал связанный незнамо где. Голова была запрокинута назад и свернута набок. Голос извне не только оторвал меня от своих бредней, но и разорвал цепи моего сознания, сковывающие чувства и те вновь зажглись ярким огнем страданий... Болело все и, не то от этого, не то от того, что я был сильно стянут жгутами, мое тело ни только не слушалось меня, но и предпринимало попытки освободиться от оков без моего ведома. Только сейчас я понял, что бился в конвульсиях...
- Ты снова пытался покончить с собой, на этот раз тебе не повезло, ты чуть не разбил себе череп табуретом, наверное, сейчас жутко больно? - тем не менее продолжал голос. И я слышал все так отчетливо, что даже смог удивиться, но как только я захотел ответить, в горле перехватило, и я только промычал что-то нечленораздельно. - нам пришлось связать тебя и мы вкололи сильную дозу того, что ты не любишь. Наверное, сейчас тебе хреново и врят ли ты вспомнишь, то, что я тебе скажу, но вот, что: зря ты все это, ты же умный парень, и я уверен, что ты намного умнее меня, но у тебя нет силы воли, нет воли! Нет!.. А в мире без воли делать нечего, и вот поэтому ты здесь, а не там. А здесь ты не живешь, нет, здесь ты дохнешь. Ты дохнешь!
Он замолчал, надеясь скорее на то, что я соглашусь и выражу это кивком, но я выдавил из себя целую фразу:
- И что...
Я не видел собеседника, и только светлые пятна гуляли перед глазами, хоть я даже не был уверен, что мои глаза вообще открыты.
- Доктора Кайнберга мы вызвали, и скоро он будет. Очень надеюсь, что ты ничего не выкинешь в таком состоянии...
Он больше не говорил, а цветные пятна резко потускнели, и я снова остался наедине со своим бредом.
'Я разве не имею силу воли?.. Я же решил свою судьбу, я понял, что мне не стоит жить!.. Жить стоит только, если ты хочешь жить, а решить - желаешь ты жизни или нет, очень сложно из-за того, что сравнить не с чем. Все дело в том, что, если ты чего-то хочешь в жизни - ты хочешь жить!'
Мне было уже заметно лучше; организм почти избавился от сильной дозы успокоительного, и даже исчезло ложное представление о нестерпимой боли во всех абсолютно частях тела, но осталась реальная боль в затылке, по которому я долбил стулом в надежде перебить шейные позвонки или повредить мозжечок. Резкость зрения еще не вернулась, зато конвульсии кончились и теперь я, насколько это возможно в полностью обездвиженном состоянии, мог контролировать свое тело. Со временем мне становилось легче думать и вскоре мне на ум стали приходить разные мысли, которых я совершенно не ожидал.
'Мы живем в мире, которого совсем не знаем... люди занимают всего одну планету из многих тысяч, и как мы можем считать, что знаем мир, если не видели даже и половины. Наше мнение о наших знаниях - субъективно, любое наше мнение субъективно лишь потому, что мы не знаем ничего кроме того, что можем знать, а у каждого человека есть граница познания и, как бы он не бился он будет знать только то, что входит в эту границу. Также и у человечества в целом есть такая граница. А все дело в том, что мы можем придумать, представить, только то, что позволяет представить наше сознание. Да, люди открывают все новые горизонты, изучают нашу планету, но никто не может даже увидеть то, что не вмещает его сознание. А кто знает, что сознание людей не вмещает? Ведь мы - люди, не можем этого представить!'
Доктор Кайнберг - высокий бородатый старичок, практически не сгорбившейся, но с глубокими морщинами на лице. Он держал в одной руке трость, а в другой - маленький кейс. На нем был одет сиреневый пиджак, поверх которого был накинут голубой плащ.
- Эх, что ж ты делаешь, что ж ты творишь? - заговорил он сразу неодобрительным тоном. - Да разве можно так, ведь я чуть инфаркт не получил из-за тебя, пожалел бы хоть старика!
- Вы прекрасно знаете мою точку зрения и менять её я не собираюсь!
- Это конечно хорошо, но ты что не мог потерпеть еще недельку, меня же прямо с отпуска вызвали! Накрылись мои отпускные! И что тебе так неймется? Мы же вроде обо всем договорились! Ты и сам верил, что после смерти ничего нет! Или что-то изменилось?
- Как вам сказать...
- Ты записывал свои мысли?
- Нет, извините, все забываю, но я помню их, если вы уделите мне несколько часов, я их могу вам рассказать.
- Я пойму, что изменилось, когда буду опрашивать тебя, итак, вы готовы начать, вам уже лучше, слава богу, что вы не разбили себе череп, а то ведь мне отвечать пришлось бы...
- А вы верите в бога?
- К чему ты это спросил?
- Вы же упомянули его в своей фразе, так вы верите?
- Ну, это устоявшееся выражение, я, в общем не думал об этом, даже не знаю как тебе сказать, но наверное нет...
- Я тоже раньше думал, что не верю, а теперь понял, я все понял...
- И что же ты понял? - аккуратно спросил он, что бы не обидеть меня, но я ждал этого вопроса и уже давно на него хотел ответить.
- Не главное - верить в бога, важно понять, во что мы верим, веря в него. Раньше, полагая, что бог - некое существо, создавшее мир, я в него не верил, но я понял, что бог - не существо, это нечто высшее - вне нашего сознания и потому никто не может понять его. Если считать, что бог создал мир, то, опираясь на научное определение - стечение обстоятельств создало наш мир, то есть наш мир, наверное, появился бы, но в другом месте, а стечение обстоятельств создало его здесь. И, если считать бога - стечением обстоятельств, то это он создал мир, и он управляет людьми, ведь именно это стечение и управляет нами. А тогда получается, что не главное - верить в бога, главное просто верить, ведь получается, что если мы во что-либо верим, то мы верим и в него! И в этом смысле Бог существует всегда, когда мы во что-либо верим, а не верить мы не можем, а значит, мы верим в бога, даже тогда, когда отказываемся от этого!
- Интересные рассуждения, не слышал их от тебя раньше, они появились после того, как я уехал?
- Да, это одна из тех мыслей, и что вы думаете?
- Думаю - это хорошо, что ты задумываешься о Боге, но вот, что не ясно - лично мне кажется, что человек, дошедший до таких мыслей, никак не может покончить жизнь самоубийством! Ведь, даже если продолжить то, что говорил ты, веря во что-либо - ты веришь в бога, пусть ты не веришь ни во что, кроме своей никчемности, разве вера в это уже не становится верой в Бога? К тому же ты говорил о стечении обстоятельств, а разве не они прежде спасали тебя от самосуда, скажи-ка - сколько раз ты пытался наложить на себя руки?
- Двенадцать...
- Может пора остановиться и подумать: зачем, зачем стечение обстоятельств оставляет тебя в живых, может Бог не хочет, чтобы ты погиб...
- Нет слова 'зачем', оно не влияет на выбор!
- То есть ты можешь еще что-то сказать?
- В стечении обстоятельств нет слова 'зачем', нельзя повлиять на выбор этим словом и этим действием. Вот все говорят 'зачем мы живем' - не зачем, а почему, потому что мы так думаем, мы думаем, что живем, потому что наше сознание требует этого. Нельзя жить зачем-то, можно только потому и потому, что мы хотим этого. Ничего не происходит 'зачем', все происходит потому!
- Да, это очень интересно, и ты считаешь, что вышил потому, что должен был выжить, или ты думаешь, что должен умереть, опять же потому, что должен?
- Может быть, но понять это невозможно, по крайней мере самим людям - нет!
- А тебе? Как ты понимаешь свое существование?
- Мне не место в этом мире, я понял, почему это так... Я знаю слишком много о том, чего не могу понять, чего не могу осмыслить и применить. Но я лишь знаю, я ничего не делаю, у меня есть лишь мои мысли, но нет моих дел...
- Ты это говорил уже множество раз, он не изменилось ли твое восприятие после того, как тебе открылось это, как пришли новые мысли?
- И это я тоже понял после долгих рассуждений, пожалуй, самых долгих в моей жизни... Я сформулировал это так: Любое мнение личности или совокупности личностей есть субъективное оценочное мнение этих самых лиц относительно окружающих людей, порожденное всеми суждениями и мнениями прошлых поколений и совокупностью мнений окружающих.
- Хорошо, это достаточно новое определение, честно говоря, в моей практике я еще не встречался с ним, так, сколько лет ты думал над этим?
- Все три года...
- Вот интересно. А в это же время ты пытался убить себя?
- Понимаете... Возьмем например Раскольникова из 'Преступления и наказания', Достоевского, так он был привержен одной теории, вы, наверное читали?
- Конечно, это обязательно!
- Так вот он не попал в круг избранных, исходя из его теории, и он сдался, то есть он не перестал верить в свою теорию, он сдался ей, признал, что не достоин убивать. Я понял, что чтобы жить - надо что-то делать, надо приказать себе сделать и не просто предложить, но не сделать, а приказать и выполнить. В сравнении можно признать, что это моя теория, так вот я не подпадаю под идеал этой идеи, я не подхожу для того, чтобы жить, и поэтому я приказал себе умереть, но то, что я еще жив, говорит о том, что и это был не приказ.
- Это говорит только о хорошей работе врачей и только, не будь их - ты бы уже давно умер, но мне не судить тебя, это твое дело, только я то должен отговорить тебя от самоубийства, опровергнуть твою теорию! И я пытался это сделать уда долго, но все было тщетно. А сейчас ты сам помогаешь мне и это похвально, почему? А потому, что подсознательно ты и сам уже не хочешь умирать, но пока не признаешь этого. Твое сознание борется с самим собой, то есть одна часть сознания признает теорию, а вторая создает ее, но ты создаешь взгляд на жизнь, ту в которую ты не можешь попасть, а тебе нужно создавать взгляд жизни, в которой ты уже есть, потому что это и есть правда!
- Правда - она нам неведома и правда ли это тоже не ясно...
- Пусть, но ведь ты тоже что-то считаешь правдой. Ты считаешь правдой то, что ты должен умереть, но не знаешь - правда ли это?
Впервые я не знал что ответить. Я молчал и не думал, как бывает очень редко. Вдруг, какая то странная грусть набежала на душу... Я прослезился...
- Ладно, приходи в себя, я, наверное, пойду, мне надо подготовиться к нашей следующей встрече, я приду завтра, надеюсь ты не успеешь выкинуть ничего этакого? Не скучай, а самое главное верь, что мы завтра встретимся и верь, что это правда.
Хоть мне и было гораздо лучше, но на миг мне показалось, что с уходом врача передо мной закрылась та дверь, которую мы с ним так старательно открывали, я вновь почувствовал свою никчемность, и грусть нахлынула с новой силой, а самое главное - опять появились ненавистные мне мысли...
3.
Утро... Я не спеша прогуливался по улицам и закоулкам детства, я вспоминал как жил и что делал, но уже не мог представить себя таким... И именно в этом я видел ужас.
'Годы не щадят никого, но это выражается не просто старением, а осознанием, поначалу осознанием смерти, а после осознанием жизни, которое еще, пожалуй страшней осознания смерти. Ведь в действительности каждый человек сначала не ведает, что его ждет: никто не знает о смерти. Дети узнают о ней, только встретив ее или даже по рассказам родителей, но в любом случае тогда, когда они уже живут, и изменить ничего они не могут, так было и так будет. Он, что еще страшней, потом люди осознают жизнь и понимают, что она ведет только к смерти и, что противиться этому нельзя - рано или поздно она настанет, хотим мы этого или нет. Понимая это, люди невольно задумаются: 'А возможен ли другой исход?'
Нет! Конец всему - смерть. После нее ничего нет, но это понять не просто и многие люди оставляют этот вопрос без ответа. Наш мир, - это все что мы видим, и мы не можем представить ничего, что невозможно понять. Наш разум, как часть мира - есть сосуд, для нас, как его составляющих, он бездонен, но возможно для чего-то, не входящего в наш мир, он всего крупица в сознании. Нам же понять это невозможно, так как наш мир ограничен и эта граница - есть граница нашего познания'.
Я прошелся по центральной улице, обошел почти вокруг всего поселка и вернулся домой. Наступил морозный вечер - вечер тридцать первого декабря... Но мне было грустно, грустно, как никогда, печально оттого, что я вразумил всю грусть жизни, а понял в чем ее печаль, я понял в чем смысл, но так и не смог ничего исправить.
Вечером все праздновали, но мне не было радостно. Я снова не мог заставить себя работать, я сел у телевизора и стал смотреть концерт. Было совсем не интересно, но делать было больше нечего. Я отвлеченно думал. Как и всегда мысли всплывали в моей голове в момент, когда я ничего не хотел делать. Они были как будто противовесом моих действий, они заставляли меня задуматься именно тогда, когда надо. И вот я задумывался и... снова ничего не делал.
И теперь все было как всегда...
'И чего радоваться, еще один год прошел, а разве он мог не пройти? Разве он мог остаться, разве время может остановиться? Нет, время идет всегда... Но оно идет только если есть для кого ему идти, вообще как такового времени нет, есть только расстояния и скорости. И испокон веков повелось, что время значит - с какой скоростью тело может передвинуться на определенное расстояние. Это происходит везде: фотоны летят по космосу, атомы двигаются в пространстве и даже в нас тоже идет движение. И вот совокупность всех этих движений и дает время, но время для нас текло бы одинаково, если бы даже все двигалось в сотни раз быстрее. Потому, что мы можем определить только относительное время - скорость одного объекта относительно другого, при равных расстояниях. И люди, являясь также системой движущейся, могут определять время только относительно окружающих объектов, так и приборы могут определять время относительно движения. Мы, люди, можем определить скорость движения любых тел в пространстве, можем определить расстояния и, исходя из этого, мы можем вычислить время, но как определить его величину? Можно только сравнить со временем других действий. Так и наши действия можно определить только относительно других действий. Сейчас точно определена размерность временных единиц, но она тоже относительна'.
Мир моих мыслей не успел захлестнуть меня полностью - я отключил мозг и продолжил просмотр телевизора...
Били куранты, а я сидел совсем без чувств, совсем без радости или печали, но с какой то муторностью на душе...
И дни летели, как часы. Я почти не замечал их, и потому мне было скучно. Они пролетали мимо, и получалось, что это я прохожу мимо них и мимо жизни. Но жизнь одна и нельзя проходить мимо нее. Так мы подтверждаем свою никчемность, а как жить, если ничего не делать, если не заставить себя выполнять свои приказы можно не слушать себя! Как можно убивать время и вместе с ним убивать себя! Я этого не понимал, но и не мог в себе это побороть!
'Мир, наш мир, куда же он катится! Куда же мы его катим. Никому не нравится то, во что мы его превратили, но никто не может понять, что только мы можем что-то изменить, что только своими делами мы меняем мир, меняем себя, а разве можно изменить себя, не совершая поступков. Конечно, мы совершаем поступки, ничего не делая, ведь, если даже ничего не решать, мы тоже решаем это'.
Я на несколько дней ушел в себя, а когда очнулся ото сна, то уже пришло время снова учиться, в небытие прошла половина месяца.
'А недавно я встречал этот год, а теперь уже двадцать четвертая часть его уже позади и осталось, как бы не говорили, всего двадцать три двадцать четвертых части, а что я сделал? НИЧЕГО! Пятнадцать дней я провел в себе, я думал и мои мысли изменили меня, но я ничего так и не изменил в себе и не изменил свою жизнь... А значит этих перемен недостаточно для изменения или я сам еще не хочу его так сильно, как думаю. Может мне этого не надо, просто я приказываю себе то, что не хочу выполнять и потому не выполняю...'
А в школе... Я снова ничего не хотел делать... и не делал, и сам себя за это ненавидел, я ненавидел, но ничего не менял.
- Я могу! Я МОГУ! Но не делаю... а что я могу? Я могу думать об этом, могу говорить, но не могу делать, а надо делать то. Что я могу, но могу ли я сделать что-либо, кроме того, что я сейчас делаю?
Я снова думал, но не делал, а делать надо было. Я запустил абсолютно все, и с каждым днем становилось все уже, я перестал заниматься уроками, я почти перестал учиться. Конечно, первое время этого никто не замечал, но я-то это сразу заметил! Я сразу понял свою никчемность, я сразу увидел свою слабую сторону. Я могу жить так, но как так жить, если жизнь и не жизнь совсем, только существование ради жизни, а для чего это существование, когда жизни так и не будет, если сразу не жить, а только существовать.
Однажды вечером я шел домой с прогулки и ни о чем не думал, я не смотрел вперед и не оглядывался назад, а медленно смиренно БЫЛ, как многие остальные... И судьба не волновала меня, я жил сегодняшним днем. И я был таким счастливым, я помнил, что в этом и заключается детство...
- Как же рано я стал взрослым! - воскликнул я в отчаянии, стараясь разбудить себя. - Как же рано я узнал правду о жизни, ту, которую не должен был узнать, как же я не хочу сгинуть в небытие!
Но жестокий мир, потому и жесток, что не оставляет ничего, он лишь дает возможность осознать, что живешь... и что смерть неизбежна. И тогда все исчезнет... а мы помним только то, как жили, но не то, что было до жизни, а значит, даже если мы и жили, это была не наша жизнь, и то, что будет после - тоже не станет нашей жизнью.
Я снова начал существовать и снова стал ненавидеть себя потому, что не ЖИВУ!
Наш мир так жесток, а мы не видим этого, или не хотим видеть? А кто бы хотел увидеть худшее свое предположение, ведь все мы надеемся на лучшее всегда в своей жизни, мы надеемся, что никто не заметит наш спад в учебе, мы надеемся сделать нужную работу в последний момент, мы надеемся сделать за неделю то, что не делали целый месяц! И в надеждах на лучший исход мы забываем то, что тем самым мы лишь сильнее подтверждаем свою никчемность.
Я вернулся домой в плохом настроении, но впервые записал свои мысли, не потому, что они мне понравились, а потому, что их нужно было записать, дабы не забыть, как частенько бывало раньше.
Но мне снова нужно было учиться, снова работать, а я сидел и писал эти бредни на тетради в клетку... И мир снова бежал рядом, а я тщательно обходил его стороной.
Наверное, это был переломный момент жизни, но тогда я не понимал этого, и все-таки, как страшно понимать жизнь...
4.
... Кровь на бритве, лежавшей передо мной на протертой обивке стула, почти высохла. Я смешно скорчился на полу, опустив голову на колени в ожидании смерти. Я ждал, когда, наконец, потеряю сознание от потери крови, когда, наконец, сердце не сможет больше биться в пустом от жидкости теле. Я уже не о чем не думал и вновь представлял себе, как меня увидят лежащем на полу в луже своей крови, как обрадуются охранники, что я сумел-таки что-то в своей жизни решить, как огорчится доктор Кайнберг оттого, что так и не смог переубедить меня. Я, конечно, не хотел огорчать его, но и жить уже больше не мог.
Я обмакнул пальцы в лужу крови, набравшуюся на полу, и стал писать на стене послание Кайнбергу:
'Наш мир - только миг, а мы в этом мире - тоже миг и этот миг для нас жизнь, но для чего эта жизнь, если в ней мы не ценим мгновения, которые могут оказаться последними... Я ценю мгновения, но мир мне не позволил их использовать... Как жаль, что я понимаю жизнь... Как страшно понимать жизнь...'
В глазах у меня поплыло, я перестал писать, а просто опустился на пол, опершись спиной о стену и откинув голову назад, закрыл глаза оттого, что смотреть было уже некуда, да и незачем, и полностью расслабился. Вокруг все кружилось и голова пульсировала, мотаясь из стороны в сторону, в ушах то возникал плавный, но громкий гул, то совсем исчезали все звуки и становилось невозможно тихо, все чувства мгновенно обострялись и вдруг исчезали, ярчайшие вспышки света слепили глаза и вновь наступала кромешная тьма; было ощущение, что я падаю, потом, что лечу, а потом вообще все исчезло. И мир исчез, но я остался...
Уже давно я был приверженцем теории о единственной жизни и потому знал, что все предсмертные видения - только галлюцинации. Я не придавал им значения, а позже они пропали... и я тоже исчез...
... Я очнулся так внезапно, что даже удивился этому, ввиду того, что забыл о своем желании умереть. Мысли и память включились на несколько секунд, я увидел впереди белый мелькающий свет и темные силуэты - и все закончилось...
Второе прояснение в сознании все мне и пояснило: я снова не умер, и это была уже тринадцатая попытка и вновь неудачная.
- Ты сильно огорчил меня...
- Знаю, но и я больше не мог...
- Мог... Не мог... Разве это важно, если ты считаешь, что все в мире стечение обстоятельств?
- Возможно... Но тогда то, что я хотел покончить с жизнью, а по моему просто избавить себя от нее, тоже стечение обстоятельств и этого было не избежать...
- Но можно избежать этого в будущем! Можно повлиять на мир, а не просто подчиняться влиянию мира! Можно жить!
- Да... - просто отмахнулся я, из-за сильного действия так ненавистных мне успокоительных, от которых остается долгий вкус железа и серы во рту.
И мир снова вернулся в свою колею, в колею ненавистную мне, в колею полной никчемности, которую я уже не мог исправить...
Спустя несколько дней, когда я уже отошел от лекарств, мы снова говорили с доктором Кайнбергом.
- Послушай, ведь ты пытался убить себя уже тринадцать раз! Разве ты не понял, что судьба, или как ты говоришь - стечение обстоятельств, не позволило тебе уйти!
- Я понимаю, но и вы поймите меня, пока я ничего в мире не делаю, мне не зачем жить, а если сразу не жить, то не получится уже жить потом, так как нельзя жить потом, нужно жить сейчас...
- Но ведь ты живешь, разве нет, и вообще, что ты подразумеваешь под словом жизнь!
- Я... под словом жизнь подразумеваю труд, работу, дела, приближающие к мечте! Ее у меня нет... следовательно и идти к ней я не могу...
- Как нет? Ты мечтаешь убить себя! И идешь к этой мечте, а значит, живешь, но не стоит ли, пока не поздно, поменять мечту?
- Но даже к ней я не могу придти... Что говорить о чем-то другом, я не на что не способен, это не мой мир. Не моя жизнь, я здесь лишний, но и уйти я тоже не в силах...
- Это твоя жизнь, просто ты так глубоко погружен в свои мысли, что не замечаешь, что эта жизнь теряется, ты теряешь ее, но ты ее еще не потерял, а значит все еще можно исправить! Пойми, только ты можешь определить приоритеты в жизни, только ты способен сделать выбор, только ты решишь то, что решит дальнейшую твою судьбу!
- Я уже решил! Но это решение ничего не дало, ничего не изменило в жизни, оно ничего не значит!
- Не говори так! Ты сам не так давно был уверен в обратном!
- Я ошибался, людям свойственно ошибаться, а значит и мне тоже! Я не мог ничего изменить и сейчас не могу!
- Тогда зачем ты пытаешься изменить свою судьбу!
- Я должен...
- Кому и что ты должен! Ты сам можешь решить, должен ты или нет, нужно тебе это или нет, стоит умереть или нет! Это решаешь только ты сам! Но пойми... жизнь единственное, что у нас есть, и стоит ли отдавать ее так просто... если можно изменить ее...
- Я пытался... но не смог... изменить себя...
- Не стоит пытаться, нужно делать, нужно резко поменять свою жизнь, резко измениться, почувствовать не только, что она страшна, но и что она прекрасна, что жизнь - единственное, то совершенное, что позволяет нам мыслить!
В моих глазах застыли крупные слезы. Они не падали вниз, а просто мешали смотреть. Мой разум прояснился, и мысли перестали убивать меня. Я отчасти понял, что жизнь совсем не то, чем я ее представлял, я понимал теперь, как страшно ее потерять, и я знал, что она уйдет, но теперь мне хотелось, как можно дольше отсрочить ее уход...
И в тоже время я понимал, что моя никчемность никуда не исчезла, что я по прежнему ничего не могу решить, и от этого мне становилось страшно, страшно за то, что я снова не смогу решить свою судьбу, а поддамся простоте смерти.
- Я могу изменить свою жизнь, только если буду знать, чего я хочу и не просто желаю, а хочу по настоящему, искренне...
- Верно! - подтвердил Кайнберг. - это ты и сам понял, но применить не смог, а надо применить! И тогда все твои проблемы исчезнут, ты просто не станешь их замечать и это правильно... Пойми, ты человек необычный, во многом ты умнее многих, а в некоторых аспектах ты уникален, но это прибавляет тебе проблем, которые нуждаются в решении, а разум, сам твой разум, не дает тебе понять, как их решить. Ты теперь понимаешь это?
- Да... но я не могу...
- Ты можешь, просто ты не веришь в это и потому не знаешь, на что ты на самом деле способен, поверь в себя, и ты поймешь, что можешь еще многое, и многое, кроме того, что ты делал раньше...
- А могу ли я действительно понять, что я это могу?
- Можешь! И это главное преимущество личности. Ведь все могут, и ты сможешь!
На этом разговор и закончился, я многое понял, но не мог понять еще больше. Я видел прошлое и печалился, ненавидя его, но еще больше меня печалило то, что я не видел своего будущего, я не предполагал, что еще могло изменить его. Я не знал, как быть и, что делать.
И снова шли дни, и снова я шел, и снова я шел мимо жизни, а ведь это и была жизнь, и я это понимал, и я хотел это изменить, но не мог, как не мог я понять, что все, что я делаю - мои решения и, что я решаю всегда...
Но по прежнему мир менялся, а я оставался прежним, я снова пытался помочь себе, но снова моя помощь ничего мне не давала, а зачастую только мешала...
5.
Моя судьба виделась мне в розовом свете. Я мечтал о многом, но понимал, что сбыться суждено не всему. Я жил, я думал... Мои мысли меня и погубили...
Впереди виднелась призрачная надежда на Институт, таявшая с каждым днем, ведь становилось только хуже, но мысли уводили меня в сторону, туда, куда мне и не хотелось совсем идти, но меня вели именно туда, и вырваться уже не было сил. Я не мог сражаться сам с собой, ибо себя нельзя победить, можно только поменять приоритет, а мысли не давали мне этого сделать, ведь я сам это думал и не мог от этого отказаться, как нельзя быть несогласным со своими собственными словами, как нельзя отказывать своему мнению...
Дни шли за днями, но ничего не менялось, я снова проводил время у телевизора, только потому, что не хотел делать то, что приказывал себе, но уже не мог отказаться от развлечений. Я и сам не хотел быть никчемным в жизни. Но сам понимал, что только словами ничего не решить и надо еще делать что-то, а вот этого я уже не мог, ввиду своей очевидной никчемности...
'Когда ничего не делаешь, но не подозреваешь, что теряешь - это одно, а когда не делаешь, зная последствия - это совсем другое и это намного хуже. Я знаю последствия, но не могу изменить свое отношение - значит я лишаю себя самого прекрасного в жизни, но, что более обидно, я понимаю, чего лишаю себя, но так ничего и не предпринимаю...'
Я многое делал, но делал не когда надо, а когда уже не отвертеться. Я понимал многое, но не понимал того, что я это понимаю. Я верил в судьбу и желал настроить ее на лучший лад, я мечтал о жизни, которую ждал. И верил, что когда-нибудь она наступит. Но еще не понимал, что та жизнь, в которой я жил - и была жизнью, я не верил, что живу там, я не верил, что я должен жить там, я мечтал о чем-то другом и всегда хотел этого добиться, но не понимал, что это другое тоже наскучит мне и я захочу нового. Я понимал глубины бытия, но не видел поверхности существования. Я понимал 'надо быть проще и думать проще', но не мог избавиться от навязчивых измышлений и убить вместе с ними часть себя, я не мог потерять то, что отличало меня от многих в мире, я не пытался, я не хотел этого...
Весна неумолимо приближалась, казалось бы, она должна была развеять печаль, но виды таявших полей погружали меня в глубокую депрессию, оставляя на сердце резкие отпечатки страданий и боли. Я старался развеяться, думая о том, как хорошо жить, как весело, просто гуляя по улицам, просто наслаждаясь видами природы, проводить время. Но и там доставали меня мои умозаключения.
' Разве я что-то делаю, гуляя, разве я помогаю себе сдать экзамены, разве учу формулы, разве читаю книги, нет, я делаю то, что мне нравиться, а не помогает... я сам мешаю себе работать...'
И жизнь не казалась уже такой простой, я не мог справиться с собой, я был не в силах изменить свои суждения, те мысли...
Однажды настроение было совершенно испорчено и, жить не хотелось как никогда сильно. Я пришел домой, это было под вечер, мир казался таким далеким и недостижимым, что единственным выходом мне казалась смерть...
Я взял нож со стола и без промедления резко ткнул себе в грудь, в надежде попасть в сердце. Он вошел как в масло. Сначала я даже ничего не почувствовал, только, будто что-то сжалось вокруг того места, куда он угадил. Но, через мгновение, резкая дергающая боль разошлась во все стороны вместе с теплом хлынувшей в полость тела крови. Еще через миг я понял, что что-то не так - сердце по-прежнему билось только чаще, хотя должно было остановиться почти сразу. Я понял, что не попал. Еще несколько секунд я усмирял боль, а потом решил повторить попытку.
Когда нож был вынут, из раны тут же хлынула кровь. Плавным потоком стекала она по груди под рубахой, которая была уже от нее красна. Я решил ударить правее, но только размахнулся, как в глазах резко потемнело и все чувства вдруг притупились. И только зрение оставалось еще какое то время, которого хватило, чтобы заметить, как я падаю на пол.
Когда сознание снова пришло ко мне, я находился в светлой просторной комнате, в которой кроме меня никого не было, я был связан - наверное пытался снова убить себя. Наверху слабо качалась лампа, огни от которой резкими полосами резали глаза. Все чувства давались с трудом и дышалось так тяжело словно огромный валун давил на шею. Сердце билось еще быстрее, чем в последний момент, но оно было сдавлено жгутом, обтянутом вокруг груди. Руки ныли от перевязи, но пошевелить ими я не мог. Все было еще ужаснее, чем раньше: теперь я понимал, что мне не дадут сделать желанное.
Я уснул, а когда проснулся передо мной на стуле сидел седой высокий старичок в белом плаще. Кажется, но говорил со мной, но я плохо слышал, только отдельные звуки долетали до меня сквозь твердую воздушную пелену.
- Ты как себя чувствуешь? - наконец услышал я.
Я что-то промычал в ответ, но даже сам не понял, что сказал.
- Слушай, ты, наверное, понимаешь меня?
Я кивнул.
- Тогда слушай, ты так больше не делай, ладно! За тебя все волнуются! Твои родители, сестра! Разве не стоит о них подумать, да ты, наверное, и сам уже не рад, что так поступил!
Я ничего не ответил...
- Я доктор Кайнберг и я твой психиатр, теперь нам предстоит курс реабилитации, в течение месяца я буду приходить к тебе каждый день и мы будем говорить по два часа, надеюсь, ты будешь правдив со мной и открыт мне!
Я снова промолчал. Мне не хотелось жить и потому и пользоваться жизнью я не желал...
Время было моим врагом, оно мешало мне, но я ничего не мог сделать. Я ждал свободы, чтобы снова решить свою судьбу.
Каждый день я говорил с врачом и все сильнее убеждался, что от него ничего не утаишь, но понимал, как ему не все сразу открыть. И он с легкостью клевал мою наживку, хотя, я думаю, отчасти понимал, что я дурю его. Вскоре я освободился от гнета реабилитационной клиники: меня отправили обратно домой. Врач посчитал, что я нормальный - просто со стрессом не справиться.
Через неделю я снова сорвался...
Позже мне говорили, что я разбил в магазине несколько телевизоров и пытался порезать себя стеклом, на мне осталось много шрамов с тех пор...
А однажды доктор Кайнберг принес мне еще более печальную весть:
- Мне не положено говорить тебе, но эту весть я просто обязан был донести до тебя... твои родители... и сестра, в общем, ваш дом сгорел, и они не спаслись...
После этой вести я несколько месяцев убивался, но все не оставлял попыток умереть.
- Случай очень сложный - однажды говорил врач кому-то, - но я постараюсь помочь ему.
- Да, это похоже на фобию, но, с другой стороны...
Я не видел будущего... я был там уже полгода...
6.
Я бежал по темному коридору неизвестно куда, но я понимал, что за сила меня наставляет. Я не желал верить в то, что произошло, и потому старался поскорее добраться до цели. Впереди замаячил тусклый желтый свет, проливавшийся сквозь приоткрытую дверь палаты. Вокруг собралось много народу - большей частью врачи да медсестры. И все они переговаривались, но только между собой шепотом, так, что слышались только отдельные фразы, но и они не внушали оптимизма, ибо ничего хорошего они не говорили. Я пытался подойти ближе, но толпа все сгущалась, и вскоре мне было уже не протиснуться. Тогда, остановившись, я услышал то, чего не желал, я понял, что худшие мои предположения оправдались.
- Это инфаркт, - говорил кто-то впереди, - ему врят ли можно помочь. Хорошо еще, что говорить может, а то бы так сразу умер...
- ДОКТОР КАЙНБЕРГ! - в отчаянии выкрикнул я. Отчасти я понимал, что и я повинен сам в теперешнем его состоянии, а быть может и в его скорой смерти.
Обступавшие меня врачи обратили на меня внимание. Кто-то стал обсуждать возможность моего нахождение здесь и последствия влияния этого самого нахождения на мою психику. Но некоторые подхватили меня под руки и провели сквозь толпу в палату, где к тому времени уже никого не осталось.
- Кризис прошел. - сообщил один из подхвативших меня. - уже сейчас ты можешь поговорить с ним.
Меня втолкнули в палату и посадили на стул поодаль от постели, где лежал сам доктор Кайнберг. Двое медбратьев остались. Иссохший измученный старик лежал на многих подушках, он был в сознании, но, похоже осознавал мир с трудом. Из обоих его рук торчали трубки, а около кровати стояло несколько капельниц. Вся эта обстановка навеивала грусть и горечь.
- Вы можете оставить нас... - тяжелым голосом попросил больной.
Братья вышли, но некоторое время он молчал, а я не знал, с чего начать разговор.
- Ты был прав! - наконец заговорил он. - Жизнь - странная штука, мы понимаем, что умрем, но не хотим верить в то, что это скоро наступит и, что это неотвратимо! И вот это время настало. Ведь я уже не жилец!
- Не говорите так! Нельзя сдаваться!
- Я и не собирался уходить с пути, которым шел, но время пришло, и я, в общем-то, много пожил в мире! Мне просто пора...
- Но, если вы не хотите умирать, то надо бороться!
- Я понимаю, но мне девяносто три, я отжил свое, да и к тому же я смог тебе помочь! Я спас одну жизнь, но пришлось отдать другую! Все в мире взаимосвязано... Ты теперь понимаешь не только жизнь, но и как нужно жить... Это тебе сильно поможет в будущем...
- Но, я... а как же вы... Вы сдались. Вы уговаривали меня в том, что НАДО жить, но сами не боретесь! Вам же есть для кого бороться! У вас есть родные?
- О, нет, уже три года... никого... кроме тебя. Но совсем не в этом дело, понимаешь, так жизнь устроена, нам, старикам, нужно спасать жизни молодых, но взамен приходится отдавать свои. А я не жалею, что ради тебя отдал свою, ты этого достоин!
Я только молчал...
- Ах, да, чуть не забыл... достань, там в дипломате книга, посмотри...
Я осторожно открыл дипломат и достал средней толщины книжонку в плотном переплете и с черно-коричневой обложкой.
- Суждения личности. - прочитал я вслух. - Альберт Кайнберг. По рассказам...
- Ты не против, твои размышления я записывал. - перебил он. - И собрал книгу. Она еще не вышла, а все права я на тебя переписал, так что решишь сам, что с ней делать...
- Спасибо вам за все, что вы для меня сделали... - виновато обронил я. - Вы не против, если я останусь с вами... до конца...
- Нет, что ты, это даже хорошо, что ты будешь со мной... это время...
Мир изменился в моих глазах, изменился и я сам, но теперь эти изменения нравились мне, я понимал, что живу!
Но через три дня доктор Кайнберг умер... А еще через два состоялись похороны. Почти никто не пришел, только несколько его коллег-врачей. К тому времени я успел доказать свою вменяемость и меня выпустили из клиники, после многочисленных тестов.
После похорон я остался у могилы и еще долго стоял там молча. Когда наступил вечер, и мне пора было уходить, я оставил у могильного камня письмо, в котором была написана только одна фраза: