Серая дымка, застилавшая почти полностью всё впереди и позади, медленно отступала, обнажая робко идущему вперёд человеку густые нагромождения деревьев. Тропы не было, и он прокладывал путь сам. Небо полностью было закрыто высокими неприветливыми верхушками леса, будто не желавшими, что бы кто-то находился под их сводами. Вокруг с деревьев капала странная жидкость, похожая на воду, но настолько вязкая, что крупными комьями налипала на одежду. Но земля была до странности суха, ни единой лужицы не встречалось впереди, только иногда лес переходил в болото, но и там было сухо, единственное что засасывало.
Человек шёл медленно, опасаясь, или даже боясь чего-то. Во время всего пути он не встречал признаков присутствия там других людей, он был там совершенно один. Ветра не было и только об изменении приглушённого света можно было судить о набежавших облаках. Вскоре пошёл дождь, но он так же быстро закончился, и ни единой капли не осталось на иссушенной земле - всё впитали громадины-деревья, так сильно нуждающиеся во влаге.
По началу, первые несколько часов пути пейзаж не менялся: только лес, однообразный, чужой; но постепенно деревья стали редеть и отступать перед чем-то более сильным. Человек вышел к озеру - огромному, под стать своим собратьям деревьям, лесному озеру, разлившемуся на несколько километров, но и над ним деревья так склонились, что только у его середины, где глубина его была в несколько сотен метров, был просвет и оттуда шел свет неизвестной звезды. Мужчина спустился к самой воде и, не останавливаясь, вошёл в неё, а, погрузившись по пояс, остановился.
Всё абсолютно озеро было заволочено водной травой, и даже небольшие кустарники поднимались из его глубин. Мужчина грязными, пораненными всюду руками раздвинул тину. Вода была мутная, но в ней отражалось абсолютно всё: и деревья, нависшие над озером, и единственный прогал посередине, сквозь который на водную тину падал свет, отчего в том месте она была намного гуще и зеленее; и лицо пришельца, взбудоражившего тихий и спокойный ритм жизни леса. Это лицо было изнеможенно, испугано и устало, но счастливо, счастливо оттого, что он здесь, в этом неизведанном, страшном, отталкивающем мире; оттого, что этот мир есть...
Медленно, трясущейся израненной рукой он зачерпнул живительной влаги и хотел было испить её, как вдруг большая часть видения разом исчезла, оставив на своём месте темноту...
- Нет! - подумал он - это же не...
Но видение исчезло полностью, и перед ним открылась другая картина: Он лежал по середине небольшой комнатушке на жёсткой железной кровати; вокруг вообще всё было из металла, кое-что из пластика или стекла - самых долговечных известных людям материалов. Сама комната совсем не походила на спальню, а больше на центр управления чем-то: везде были мониторы, шкалы и клавиши, не было окон и только одна дверь в полутора метрах от его ног.
Теперь мужчина понимал, где находился, но находиться он там не желал всем сердцем. Это место было противно ему, он бежать, как всегда было некуда. И теперь, лёжа на опротивевшей кровати, он задыхался...
- Что! - он поднялся на кровати и, как мог, подполз к одной из стен с графиками, потому что голова сильно болела и кружилась, все цифры расплывались и прыгали, но он смотрел не на них, а пытался найти пульт управления. А, найдя, наконец, его, он набрал на клавиатуре какой-то пароль и, через секунду на одной из шкал на стене количество горящих ячеек увеличилось вдвое, и они стали зелёными, а дышать стало заметно легче.
Немного отдышавшись, он вышел из комнаты. За дверью был не узкий и тёмный, такой же, как комната коридор, а карниз с перилами шириной чуть больше метра. А за ним... огромный зал, или даже город! Внизу виднелись сотни зданий, озарённых ярким светом светила, нависшего над городом на приличном расстоянии. Вместо неба был космос, вместо Потолка - прозрачная завеса из полиматериалов особой прочности и износостойкости.
Космическая станция - вот дом и проклятье последних людей, последних, оставшихся в живых после сотен миллиардов лет их существования во вселенной, умирающей вселенной...
Человек спустился на уровень ниже, оказавшись на улице города, разделённого перегородками на ровные кубы - сектора. Людей вокруг не было, и только через минуту он встретил первого поселенца.
- Капитан Войхов! - обратился к нему встретившийся парень лет семнадцати. - Ещё один синтезатор кислорода вышел из строя, вы, наверное, почувствовали нехватку кислорода. Это вы пополнили его?
- Да, пришлось выпустить семьдесят процентов из резервного шлюза ?3. Этот вопрос надо решать как можно скорее! По моим подсчётам два конденсатора недостаточно, будет существенная недостача!
- Что толку, мы пытались решить этот вопрос несколько лет, но чем дальше, тем хуже!
- Знаю, но мы должны надеяться на лучшее... На что... - добавил он себе под нос, уставившись куда-то в сторону. - На что...
По мере того, как они шли к единственной в городе башне высотой метров в сорок, в четыре раза выше всех остальных зданий, на улицах появлялось всё больше людей, многие были напуганы, но остальные успокаивали их, многим на вид было не больше восемнадцати лет и лишь некоторым было до тридцати, а пожилых и стариков и вовсе не было. Почти все женщины были с младенцами или детьми пяти-шести лет. Но город был пустой и только на немногих улицах были жилые дома.
- Кант! Кант! - кричал голос далеко впереди. Женщина среднего роста подбежала к шедшим к башне мужчинам. - Мистер и Миссис Лороновы умерли, они не выдержали нехватки кислорода!
- Идём, - сказал мужчина из сна, - надо успокоить людей, - Деррик, найди кого-нибудь, надо унести тела, а ты, Эллина, собери народ у "Кнатика", скажи им, что сегодня мы будем решать будущее нашего корабля, пусть придут все! А я пока проведу диагностику станции, скорее всего понадобиться отключить ещё несколько секторов.
Тем временем они дошли до того злополучного дома: это был один из сотен домов-клонов, такой же металлический каркас с дверью и окном, такой же второй этаж с карнизом и тот же ржавый металл, металл повсюду... Внутри лежало два тела, они лежали рядом, обнявшись перед лицом смерти; два сгустка угасшей органической жизни в холоде и мраке неживой, и так уже мёртвой материи, всё вокруг умирало, и они тоже гибли в самом центре этой умирающей вселенной не в силах покинуть её...
- Скорбна каждая смерть, и мы будем помнить каждого погибшего, покуда сами будем жить! - Заключил Кант Войхов, прикрывая тела серой тканью. Он говорил это только потому, что так было принято, но на самом деле не возможно было помнить каждого умершего: их было слишком много.
- Надо идти работать! - продолжил он свою командирскую деятельность и все разошлись по своим делам. Тела вскоре унесли в печи переработки.
Башня, в которой находились главный штаб и центр управления, имела название "Кнатик", там находились все управляющие элементы станции, там же находилась и радиорубка.
- Кант! - обратился к капитану главный штабной радист. - Опять полетел концентратор! Жертв, надеюсь, нет?
- Увы, Роаль, Лороновы не выдержали...
- Жаль, им всего по 55 лет было. Совсем молодые, а не выдержали... Теперь нас 212, совсем мы вымираем... Ладно, пойду, изменю текст сообщения. Эх, надеюсь, кто откликнется, пока мы совсем все не вымерли, как остальные станции, кстати, у меня есть информация интересная, пойдём, покажу!
Они отправились в самую верхушку "Кнатика", где находилась база данных и основной пульт "внешних сообщений" - так называли все сообщения, отправляемые со станции и принимаемые станцией. Наверху никого не было, Комната была такая же, как и все, только вид из окна был получше и в углу стоял сенсорноволновой контент - основной компьютер станции, управляющий приёмом и передачей сообщений. Из себя контент представлял шар диаметром полтора метра, висящий над полом без какой-либо поддержки, этот шар двигался и переливался, а внутри появлялись и исчезали различные цифры и буквы, но в основном встречались две цифры: один и ноль. Роаль вошёл в этот шар и в шаре стали меняться буквы сообщений, цифры и стиль их мерцания.
- Я разузнал из контента о том, что мой предшественник более восьмидесяти лет назад послал на ближайшую систему сообщение, вот оно. - В этот миг на контенте появился текст, который Кант прочитал вслух:
"Станция "Кнатик D 1" просит помощи у станций-спутниц ввиду недостатка кислорода. Мы терпим бедствие, "Кнатик D 2" и "Кнатик D 3" помочь не могут из-за аналогичных проблем, на станции обитает 27478547 человек, необходимо прислать запчасти для ремонта концентраторов или преобразователь веществ, а также девяносто роботов-ремонтников или пятьсот скафандров, для выхода в ОК."
- Вот что я подумал, если он послал это сообщение 86 лет назад, то, если они откликнулись и полетели, их корабль долетит до нас в ближайшие несколько месяцев. Вообще-то он должен был долететь уже три года назад, но из-за расширения вселенной расстояния между звёздами увеличилось на полпроцента, короче говоря, если они прилетят - мы спасены, к тому же они должны были получать мои сообщения, отправляемые уже двадцать лет! Они прилетят!
- Возможно... Но ни это меня затронуло... 86 лет назад на станции было 27 миллионов человек, а теперь нас всего двести двенадцать. Человечество вымирает и корабль нас не спасет, даже с ним люди проживут ещё два от силы три поколения - не больше, а потом конец...
- Нет, нам нужно думать о своей жизни, как нам выжить!
- Главное, ни "как" - главное "где". Ты разве не видишь, что вся эта станция - груда железа, дыра на дыре, заплатка на заплатке, всему, что здесь есть вокруг нас уже больше лет, чем нам всем вмести взятым, но ведь всё это было поставлено при последнем ремонте, а он был какой по счёту - двенадцатый - нет, сто двенадцатый - нет, тысяча двенадцатый - нет, нет и ещё раз нет! Их было очень много, слишком много для этой станции, больше она не продержится. И случится с ней то же самое, что и с остальными было 24 года назад! Ты знаешь, почему вторая и третья погибли?
- Из-за выброса радиации звездой.
- Да? Там, на них были защитные поля, но они не работали! Там ничего не работало и у нас ничего не работает, какой смысл оставаться на станциях, если на них ничего не работает и на других то же самое, вот увидишь. Я думаю нам надо искать планету, где можно было бы поселиться, результатов нет?
- Ты же знаешь, что я постоянно меняю область обследований, но все звёзды так далеко, а информация туда и обратно идёт четверть века, всё, что я отправил двадцать лет назад придёт только через пять лет
- Я чувствую, надо лететь, но куда - пока не знаю...
2.
Вокруг башни, именуемой "Кнатиком", стали собираться люди. К ним вышел Кант - их глава и наставник последние шесть лет. Он начал говорить.
- Уважаемые обитатели станции "Кнатик D 1", нас осталось слишком мало, что бы я решал что-то за вас и мы, я думаю, в силах сообща теперь решить все проблемы. Нас двести двенадцать, но это не значит, что мы должны просто доживать свой век, надо думать о будущем, ведь мы - последние выжившие из всей северной колонии, мы - единственная станция, продержавшаяся в космосе так долго, мы будущее всего человечества в этой части вселенной. И потому я уже не говорю, что нам делать, а предлагаю адекватный выход из сложившейся ситуации. Вы, наверное, почувствовали, как два часа назад на станции резко уменьшилась концентрация кислорода в воздухе, это вышел из строя ещё один концентратор кислорода, на оставшихся двух нам не продержаться, у нас и так была недостача, а теперь мы израсходуем все запасы уже через месяц. И тогда все мы погибнем, как погибли Лороновы и многие другие до этого. Ситуация ещё усугубляется тем, что все компоненты станции обветшали и неизвестно, когда из строя выйдет следующий концентратор или сразу оба... Но есть и хорошие новости. Роаль нашёл старые записи о послании сообщений и нашёл сообщение, дотированное тысяча семисотым тысячелетием, годом девятьсот восемьдесят восьмым, там была просьба о помощи и, если станция "Катрол S 12" откликнулась, то в ближайшие несколько месяцев к нам прилетит корабль. Так вот, я предлагаю покинуть станцию и улететь на корабле... Станцию нам уже не спасти, нас для этого слишком мало, а вот себя и наше будущее мы спасти можем! Конечно, можно остаться на станции, но здесь мы проживём не больше трёх поколений, ведь всё это - он обвёл руками вокруг себя. - Уже отработало свой срок!
- А куда лететь? - донёсся голос из толпы.
- Пока я не знаю, но надеюсь, что вскоре мы найдём выход... А пока нам нужно думать о том, как прожить время до прибытия корабля, надеюсь, он прибудет. Я решил запечатать все сектора, кроме центрального, думаю, здесь мы сможем все прожить и уместиться, у всех будет ровно час на то, чтобы перенести вещи, по прошествии этого времени мы начнём процесс запечатывания...
И вот, через час Кант стоял на балконе "Кнатика", где и выступал с речью, и смотрел на то, как внизу все обитатели станции, помогая друг другу, переносили последние вещи из других секторов. Но, в общем-то, никакого огорченья в переезде ни у кого не было, потому как вся станция, по сути, представляла собой сотни абсолютно одинаковых секторов, защищённых перегородками. Рабочих помещений на станции не было, кроме, конечно, башни, из которой и посылались все команды на различные приборы и роботы, но большинство приборов и роботов уже давно не работало. Был ещё один пульт управления, там, где жил Кант, но его пришлось оставить из-за запечатывания всех секторов.
Вся команда, которая насчитывала всего семь человек, была готова к началу и ровно через час ставни стали медленно подниматься из полотна города, а уже через десять минут из запечатанных частей стали выкачивать кислород, оставляя все остальные газы для частичного сохранения давления.
Ещё через час всё было кончено: газ откачан и теперь все люди теснились на одном квадратном километре. А Кант всё смотрел вниз и смотрел... Его чувства кричали, они кричали о том, что надо улетать и как можно скорее, его чувства говорили ему об опасности, о том, что станция уже отжила своё, а значит и люди на ней тоже... Его чувства... Но что он мог сделать, ведь вокруг них тысячи световых лет пустоты, ничего и никого...
В одно мгновение судьба всех людей на этом корабле прояснилась: на мониторе управляющего компьютера загорелась красным цветом одна из ячеек, ранее горевшая зелёным - предпоследний концентратор вышел из строя. Это был конец...
Люди в панике метались по кубу, в котором они были запечатаны, не в силах справиться с тревогой и недостачей кислорода. Все что-то кричали, на башне все тоже носились, но для того, что бы эту недостачу восполнить. Кант не говорил, он просто стоял и смотрел, но не мог ничего сделать. В его глазах наворачивались слёзы и всё чётче проявлялись старые сны... Он тоже задыхался.
Иногда время ожидания так мучительно... Даже мучительнее, чем сама смерть...
3.
Мир его снов был ему знаком и наводил страх... Он помнил тот день, тот час, ту минуту и ту секунду, когда в его беспечной радостной жизни всё рухнуло, когда обрели нежеланный покой столькие его друзья и подруги. Когда жизнь стала такой вожделенной, но такой далёкой, и всё же она улыбнулась ему, одному из тысячи...
День был самый обыкновенный, когда на улицах было до того полно народу, что и не разойтись всем, когда ещё из колонок, висящих повсюду, шла мирная весёлая музыка, и все радовались... День был самый обыкновенный и, как в самый обыкновенный день, юный Кант шёл из школьного класса домой. Ему было всего четыре года, но, несмотря на его столь малый возраст, ему, как и всем детям на станции, давали уже некоторые уроки.
Вдруг дышать стало тяжело, и это проявилось так внезапно, что у многих тут же началась паника, неуправляемая толпа понесла юного Канта куда-то в сторону, со временем многие падали за мертво, а Кант всё сильнее пугался. Все хватались за баллоны с кислородом, висящие на поясах, но они были пусты. Люди приняли свою участь. Маленький мальчик, задыхаясь пробирался сквозь груды тел с всё ещё живыми неизвестно куда... Он хотел спрятаться и забился в первую же на его пути щель. Он не понимал, что происходит, и почему все стали падать, но и сам уже почти не держался на ногах. Он плакал, видя смерть, но, не осознавая её...
Один мужчина быстро бежал по улице, держа у рта респиратор с баллоном - он дышал; и, увидев мальчика, кинулся к нему. Ведь ребёнок был ещё жив и его жизнь - будущее. Мужчина отнял от своего лица баллон и нахлобучил на лицо ребёнку. Кант уже ничего не видел, но чувствовал, что живёт...
После он уже ничего не помнил. Уже в медицинском крыле ему рассказали, что тот мужчина изо всех сил защищал его от всех тех, кто хотел выжить и кто запросто бы отнял баллон с живительным газом даже у ребёнка ради своей жизни...
И теперь всё повторялось, но Кант не мог сделать даже того, что для него сделал тогда тот неизвестный. Люди, как и тогда, гибли у него на глазах, но, что ещё больше усугубляло его горечь, теперь он знал, что происходит, и в полной мере осознавал смерть...
Лишь миг в вечности, те 28 лет, что Кант прожил в мире, пролетели перед ним в глазах. Он узрел все промахи и утраты, все страхи и боли, что переживал за эти годы, все радости и все победы, и все мысли. Разом всё пролетело и кануло в Леты, уйдя, как и он ушёл...
Лишь судьба ведает, когда нам жить и когда нам умереть, и поистине, ведь мы не знаем другой жизни, той о которой не мечтаем, мы не знаем, как нам бы жилось тогда и там. Каждый человек существует и живёт в своём мире, совершая свой выбор, и никто не может знать, какой выбор он бы сделал, живя в другом мире, в чужой судьбе...
Как и Кант не знал другой жизни, другой судьбы. Он был готов покинуть мир тогда, но судьба не позволила ему, она забрала многих, кого должна была забрать и не взяла того, кого необходимо было оставить... И он выжил...
Первые часы он не осознавал ещё своей жизни, в общем-то, он и не думал о ней, он ни о чём не думал и был в беспамятстве, но вскоре, очнувшись, понял страшную правду: он жив, когда как многие, а может и все уже мертвы...
Лежал он навзничь на том самом месте, где недавно стоял. Было также светло от лучей звезды, падающих на станцию почти под прямым углом. Дышалось несказанно легко...
"Странно, - подумал он. - Разве мог я выжить, находясь на десять метров выше всех остальных? Ведь кислород опускается вниз... Или я что-то путаю..."
Он медленно приподнялся, как позволяли ему оставшиеся силы, на руки и огляделся: множество недвижимых человеческих тел, как попало было разбросано по улицам когда-то оживлённого, а теперь пустого города. Но, к его счастью, были и те, кто, как и он, пока ещё не понимая всего случившегося, медленно приходили в себя от перенесённого шока. Их было очень мало, но они были...
Лишь тогда понял Кант, чем страшна жизнь, лишь тогда узрел он всю горечь и боль существования людей... Он понял всё... Судьба так коварно распорядилась его жизнью, не дав умереть, но предоставив ему возможность увидеть смерть других, всех тех, кто был ему так дорог. Она заключила его в жутчайшие рамки между жизнью и смертью, в которых он не способен уже выжить, но и умереть он уже не может, потому, как тогда смерть его будет никчёмной и совершенно ничего не даст и без того умирающему человечеству...
Мысли его мешались и путались в голове, он думал о неизбежной гибели его вместе со станцией, а вместе с ним и о неизбежной гибели всего человечества в холодном, далёком космосе. Думал о том, что не будет больше никого и ничего, он жалел об этом, но ему было уже всё равно, ибо он знал, что существование бесконечно и, что во вселенной время течёт, пока есть для кого этому времени течь и, что на смену одного мира придет другой... Нас там не будет, но будет другое, и оно будет жить, и для него тоже будет течь время и для него время будет конечно, как конечно было время для нашей вселенной, и так будет, и было всегда...
Постепенно отходя от предсмертного удушливого состояния, Кант поднялся с пола балкона и вошёл в рубку. Мертвы были все и они, как никогда навевали на него ужас, и с каждой секундой он всё сильнее проклинал жизнь и свою судьбу...
4.
Яркие вспышки света заливали всё небо над землёй, на которой он стоял. Звезды, освещавшей небо, не было, только эти вспышки, но они были намного ярче любых звёзд и плавно переливались всеми цветами радуги. Такое сильное счастье и покой покорили душу блуждающего путника, что ничего больше не осталось в его памяти. Он стоял на холме, возвышавшемся на две сотни ярдов над землёй, покрытой густыми лесами. Впереди был обрыв, а внизу густая подстилка из деревьев, с такой высоты казавшихся мхом. Так и хотелось прыгнуть и окунуться в её теплоту, но, приглядевшись, он заметил шипы, сотни тысяч разящих острейших шипов на каждом дереве-травинке. И стало ясно настоящее их предназначение. Стало ясно, что деревья не таки приветливые и мирные, а жестокие и грозные. Они были защищены шипами, и к ним было не подступиться. И, всмотревшись в окружающий лес, он понял, что не рад лес ему и, что мир, в который он попал, враждебен и недружелюбен... Но другого у них не было...
Но мир, как и прежде, оказался ложным и исчез при первых веяниях пробуждения. Кант лежал у себя, как и всегда. "Кнатик" по-прежнему жил, хотя и населения его было всего 16 человек... И, увы, в числе шестнадцати не было ни одного ребёнка, самой молодой была девушка семнадцати лет.
Люди, оставшиеся в живых после той катастрофы, сумели перебороть в себе страх и душевную боль. Их жизнь продолжилась, но уже никто не надеялся на чудо, все знали, что человечество скоро погибнет и потому они всё сильнее желали выжить, осознавая всё важность своей жизни. Если они погибнут - погибнет и всё человечество, но если они выживут, то сохранят жизнь и всей людской расе хотя бы ещё на несколько поколений. И шло время, всё источалось из памяти, тускнело, но, увы, не забывалось...
Два года прошло с того злополучного часа, часа расплаты человеческого общества за его наивность, за его высокомерие и нежелание подчиниться своей судьбе и судьбе Вселенной.
- "Кнатик" умрёт, - заявил как-то Бик Норин, один из выживших, парень восемнадцати лет, высокий с густыми прямыми волосами, падающими на плечи.
- Нет, - опроверг Кант. - Он уже умер!
Разговор проходил на очередном общем совете, проходящем под сводами башни.
- Я об этом уже тогда говорил! - продолжил Кант, - но было, по-видимому, уже поздно, надо было решать тогда, когда ещё было что решать, а теперь решать уже нечего, осталось только ждать, когда прилетит корабль... если прилетит...
- Вот именно! - вступила в разговор двадцатилетняя Самира Круфорд. - если прилетят, но на них полагаться не стоит, нужно самим пытаться выжить!
- Я думал об этом и вот, что я предлагаю: в скором времени я закончу делать скафандр, вы, наверное, знаете об этом; дело в том, что, хотя на станции и много всякого барахла, но использовать я смог только часть и ядерный преобразователь вышел из строя семьсот лет назад, в общем, мне пришлось повозиться над этим скафандром, но, думаю, через неделю он будет готов. Я тогда смогу выйти в открытый космос и попробую починить хоть один концентратор кислорода.
- Но ведь может и кто-нибудь другой в космос выйти! - Предположил Карл Дайтон - самый старший на станции мужчина, ему было сорок пять.
- Нет, я сам пойду - это мой долг, к тому же скафандр и весь костюм я делал под свой рост и размер.
Тем разговор и завершился, а через неделю Кант впервые увидел открытый космос. Ввиду того, что станция всегда была повёрнута к звезде, и на ней всегда был день, никто из выживших, да и никто из тех, кто жил на ней уже семь поколений, со дня, когда сломался Физиопроектор и Силовой импульсный радар, не видели того, что происходит в космосе, того, что случилось со звёздами за эти годы.
Сам выход в ОК на станции был предусмотрен, но для этого не было сделано никаких особых приспособлений, так как предполагалось, что всю грязную работу за людей будут делать роботы, но один шлюз в служебных помещениях каждого сектора всё-таки был, на всякий случай, который уже настал.
На задней стороне станции, представляющей собой огромную плоскую тарелку, медленно распахнулась одна из дверей, стоящих в ряд. Из двери робко показался Кант в своём неказистом, но надёжном скафандре, и на струне стал продвигаться наверх, как ему казалось.
На тыльной стороне станции, которая никогда не поворачивалась к звезде, было много всякого оборудования, но больше всего выделялись ряды концентраторов кислорода - двухметровых цилиндров, выпирающих из корпуса. Только один из них сильно вибрировал - только он работал.
Но ни станция приковала его внимание на первые несколько минут, а великий космос, расстелившийся перед ним во всей своей красе. Вокруг было до того темно, что звезда позади станции, хоть и не была видна, но оставляла на небе яркую корону. Только приглядевшись, он смог различить то, что привлекло его внимание. Почти по середине, над его головой была огромная переливающаяся разными цветами туманность, там не было ни звёзд, ни планет, только звёздные облака - материал для создания новых звёзд и планет. Кроме туманности было видно только несколько сотен тусклых далёких звёзд, половина из которых уже погибла, но свет от них всё ещё доходил до станции. Галактик поблизости не было: все они давно разлетелись в бесконечных просторах космоса, а те звёзды, что были видны - звёзды только двух галактик, нашей и той, что сорок восемь миллионов лет назад с ней столкнулась...
Но для Канта было много работы и ему пришлось оторвать взгляд от всего этого великолепия и заняться делом. А оно предстояло не из лёгких: нужно было разбирать неработающие концентраторы и из многих собрать один, который будет работать...
Два с лишним часа работы не прошли зря: один концентратор был почти готов, оставалось только его запустить... Но новая напасть обрушилась на последних выживших людей на этой станции: тот концентратор, что ещё работал, вдруг затрещал и стал останавливаться. Кант сразу обратил на это внимание, но ничего не мог делать... Он просто смотрел на тормозящий концентратор. В его душе снова пробежала нотка неизбежности. Что-то дёрнулось и оборвалось. Он застыл на месте. Больше он не знал, зачем это всё. Он понял, что со временем им всё равно не выжить, что рано или поздно один за другим сломается все, и они не смогут остаться в живых...
"А корабль - он не прилетит!" - сокрушался Кант. Он упал на корпус станции и стал пристально всматриваться в звёздную даль. А по рации на него кричали, ругались и умоляли ответить.
- А стоит ли это всё? - недоумевал Кант. - Разве наша жизнь ещё важна, ведь мы умрём, не всё ли равно когда?
- Нет! - отвечали по рации, - каждая минута жизни важна! Нельзя её упускать!
- Но разве это жизнь, разве мы живём - нет, мы стараемся выжить! Мы только выживаем, а жизни у нас, людей уже давно нет, и наша жизнь - не жизнь, а только выживание, мы существуем, но уже не живём...
- Нет, пока мы можем решать, пока мы чувствуем, скорбим, печалимся, радуемся - мы живем, и жизнь всегда того стоит, жить всегда стоит!
5.
- Пусть так, - пустым голосом проговорил он, - но надежды нет...
Жить всегда стоит... Даже когда ты не видишь надежды - жить стоит...
Впереди еле заметно промелькнула светящаяся точка намного ярче всех звёзд, она приблизилась и из темноты космоса явилась надежда...
- Они прилетели... - проговорил шёпотом Кант и, не мешкая, запустил починенный концентратор.
На корабле тоже уже знали о приближении корабля и всеми силами готовились к его стыковки... Так сильно желанная надежда, наконец, появилась...
Кант вернулся на станцию и вместе с остальными стал ждать: "Когда же, наконец, дверь шлюза откроется и прибывшие сойдут к ним".
Надежды их оправдались лишь частично: прилетевший корабль был не тем, кого они ждали - это был грузовой рейс, вылетевший от звезды Дагма 12, и прилетевший к станции случайно из-за того, что сбились с курса и по смещению звёзд относительно Галактики.
- Мы должны были прилететь на Сенгрус 4. - говорил капитан корабля. - Но мы, видно, сбились, наши приборы перестали работать на седьмом месяце полёта, а Сегнус переместился на семьсот миллионов километров к Центромере и он был вне зоны досягаемости, а ваша система - ближайшая и, чтобы не погибнуть зря, мы решили прилететь к вам. Вижу, у вас тоже дела идут не важно!
- Да, из всей системы только на нашей станции осталось шестнадцать человек, а сама станция - металлолом, так что вы наши спасители, так можно сказать.
- Да и вы тоже, нас осталось всего девять и нам не хватало еды, а у вас целая оранжерея и склад, но, если станция так плоха, не стоит ли покинуть её?
- Это мы и предполагали, нужно как можно скорее снарядить корабль и улетать...
- Но куда, по нашим расчётам в зоне досягаемости только "Катрол S", да и там никого нет, наши отцы оттуда, ещё сорок лет назад на станции никого не было... Мы последние... Мы вообще последние...
Новая волна неизбежности пробежала мурашками по спине Канта, но он вспомнил свои частые сны... и то, что он видел снаружи...
- Туманность... Надо лететь к туманности...
- Но там ничего нет, мы изучали её, там только пыль, даже астероидов никаких не было, если мы улетим туда, то сможем вернуться сюда только через сорок лет, если, конечно, вы решили, то мы вас не держим, но корабль то мой!
- Здесь мы умрём! - привёл неопровержимый довод Кант. - А там, мы точно не можем знать, что там ничего нет, наши приборы туманность не просматривают, только определяют сумму масс и виды испускаемых излучений, но это не значит, что внутри неё ничего нет, она ведь не однородна...
- Ваша, правда. Туманность - это всё, что у нас есть, ладно, мы полетим. Мое имя, кстати, Том Скортон, но можете звать меня просто Том.
Они все познакомились друг с другом и стали вместе загружать всё необходимое на корабль, что бы как можно скорее улететь со станции...
Вселенная умирала, а вместе с ней и всё человечество. Все те миллиарды лет, которые люди прожили на многих планетах, во многих звёздных системах - всё это было лишь для того, чтобы им выжить тогда, но нельзя уже выжить сейчас. Люди и так донельзя отдалили своё вымирание, поселившись на многочисленных станциях, но и их ресурсы были ограничены, и потому постепенно все их жилища начали выходить из строя, унося в вечность память о людях, живших там... Всё человечество предполагало такой исход, но никто не думал, как жить тем, кто станет последними людьми, что им делать и надо ли им что-либо делать... Время людей давно ушло, человечество выживало вопреки всем известным законам, оно совершенно не эволюционировало благодаря ученым, которые посчитали, что мы достаточно развиты и разумны. Люди сильно экономили свои ресурсы, после утраты Земли, и, в итоге, Вселенная, умирающая Вселенная, стала их роком, не они уничтожили свой мир, мир убьет их... И никуда не деться...
Над беспомощной станцией взмыл последний корабль, последний корабль, несущий жизнь в бесконечные недра космоса, к мечте, так часто лелеявшей Канта, так часто всплывающей в его снах, к миру, который не ждёт их, но к миру, который есть...
Последние вихри вечности умирали вместе с умирающей Вселенной, и эти вихри были они, люди, те, кто пытается выжить, вопреки всему...
- Они и не думали, что так всё будет, - говорил себе Кант, стоя на мостике корабля и смотря на переливающиеся странные рисунки, образованные сверхсветовой скоростью. - Конечно, они предполагали, но... теперь всё реально... всё наяву... всё... гибнет...
И мир гибнул, но они были вне времени и неслись на невообразимой скорости сквозь распадающуюся галактику к туманности, которая так сильно их обнадёживала...
- Там планета! - ворвался однажды в кают кампанию, Том Скортон. - Там планета, и, по нашим данным, там есть жизнь. Не понимаю, как она туда попала, но она вращается на орбите внутри туманности, её атмосфера полностью защищает он вредоносного излучения и на ней двадцать два процента кислорода! Это чудо!
Они летели уже десять лет, и теперь им было куда лететь. Планета, окутанная мельчайшими звездными частицами, стала их последним оплотом, и это был именно тот мир, что так часто виделся Канту в его снах...