Аннотация: Сказка, может быть и не совсем детская.
Ян Кош
"ТЕНТОРИУМ"
Во вне
"Это, наверное, просто осень пришла...
Пришла и все." В самом начале Илья думал именно так. Но как часто мы все хватаемся за любую пусть даже самую абсурдную мысль, только бы забыться в этом самообмане, но реальность жестока.
А сейчас, речь пойдет о Юлии. Она почти не разговаривала. Сидела дни напролет в огромном, массивном кресле, прикрыв ноги шерстяным одеялом, и смотрела в окно. За стеклом осыпались последние листья, "тухли" пылающие клены, вместе с ними тухла и она. Белые, словно обескровленные, руки недвижимо лежали на коленях. Он подходил, касался их. Холодные. Осень самое время для депрессии, это скажет любой, не нужно быть врачом. Если бы у нее была депрессия Илья, наверно, был бы счастлив. Это что-то другое. Глубже, тяжелее. Он чувствовал, что теряет ее. Нет, не телесную оболочку, она всегда тут, в этом старом кресле с этим одеялом, а ее вместилище. Будто ДУША ее, завернулась в плотный тяжелый кокон, отгородившись от столь ненавистного внешнего мира. Достучаться, докричаться, было с каждым днем все сложнее. Доктор только разводил руками и выписывал новый рецепт. Со временем она перестала совсем следить за собой. Он терпеливо расчесывал ее длинные спутанные волосы, умывал и стриг ногти. Ей было все равно. Илья заставлял ее есть, вечером перебираться в кровать, принимать лекарства. Каждый раз, принося изрядную пригоршню таблеток, он злился сам на себя, понимал, что это не помогает, но зачем тогда? Почему?
Однажды принеся ей чай вечером, он случайно опрокинул чашку, облив ее руки, она даже не открыла глаз. Потом случилось то, чего он особенно боялся, Юлия замолчала. Она перестала говорить и Илье стало казаться, что он утратил последнюю связь с ее разумом. Теперь между ними пропасть, а хлипкий подвесной мост надежды рухнул, рассыпавшись, вниз. Она не говорила, отстраненно глядя перед собой. Он упорно переносил ее утром в кресло, умывал, расчесывал волосы, разговаривал, отворачивался, что бы она не видела его слез.
Эту ночь он просидел в комнате, не включая свет. Сна не было. Не было и покоя. Рассветные лучи стали пробираться в окна, словно дом погружался на дно глубокого темного озера, а к утру плавно поднимался на поверхность. Кошка - маленький черный зверек свернувшись калачиком на кресле, приоткрыв глаза, следило за ним. Илья вышел на кухню. Уперся ладонями в эмалированную раковину, стал рассматривать свое отражение в осколке зеркала, прикрепленного к стене. Глаза запали, в них, какой-то не здоровый блеск. Всклоченные волосы, щетина, шелушащаяся кожа вокруг рта. "Мне нужен сон". Он открыл воду в раковине и некоторое время прислушивался к звуку, с которым она уносится в бездну канализации. Умылся, запрокинул голову и стоял, давая каплям воды, ринувшись вниз, пробираться в его волосы, спускаться по шее к плечам. Тряхнул головой, направился в комнату. Голова кружилась, как казалось, от усталости и отсутствия сна. Заглянул в спальню, Юлия спала, по детски свернувшись и прижав к груди часть одеяла, словно это была любимая игрушка. Он почувствовал жар. Потер ладонью лоб, во рту стало невыносимо сухо. Снова отправился на кухню, открыл воду и начал жадно глотать прямо из под крана. Поблизости слышалось настойчивое мяуканье кошки. Ноги казалось стали тяжелыми и чужими. Он снова заглянул в зеркало, на этот раз образ был расплывчатым и неясным. Илья попытался протереть его рукой, решив, почему-то, что оно просто запотело. Его качнуло, и он рухнул на пол, потеряв сознание.
Внутри
Уходи и Часовщик
Когда чувства вернулись, во всем теле была тяжесть и слабость, он с трудом разомкнул веки. Весь мир, будто, погрузился в беспроглядную белую мглу. Глубоко вдохнул, почувствовал, что эта белизна вполне осязаема. На лице простынь. Сдернул, попытался встать. Илья лежал в пустой ванне. Комната была похожа на процедурную в больнице. Вокруг было пусто. По близости еле слышно гудела и мигала лампа дневного света. Ни шагов, ни голосов. Осмотревшись, он отказывался верить, тому, что казалось очевидным - помещение покинули не менее десяти лет назад! Он тут один! С трудом встал, сделал несколько неуверенных шагов, крикнул:
-ЭЙ!
В ответ только эхо. Он крикнул снова и снова, хотя понимал, что это совершенно бесполезно. Направился к выходу. Возле регистратуры, остановился разглядывая пожелтевшие плакаты, повествующие о туберкулезе и чесотке, о профилактике гриппа. На выцветшем циферблате часов застыло время одиннадцать тридцать семь. Только секундная стрелка нервно вздрагивала, время остановилось. Раздался звонок, от неожиданности он дернулся. Трезвонил покрытый пылью ярко красный телефон на стойке. Обычный, дисковый, с мелкими трещинами у основания, с трубкой перемотанной синей изолентой. Илья думал снять трубку или нет? Телефон не умолкал. Он все же снял трубку и поднес к уху:
-Алло?
Раздался тихий щелчок, заиграла музыка, пела Эдит Пиаф. Он сразу узнал этот голос и эту мелодию. Послушав некоторое время, сказал:
-Алло! Алло! Что происходит, я вас не слышу!
Раздался звук, похожий на тот, которым сопровождается поломка пружины в часах. Они пошли... Голос звучал все громче, уже не вмещалась в телефонной трубке, окружала и проникала повсюду. Он грохнул трубкой по аппарату. Все стихло. Теперь единственный звук - биение его сердца, которое сливалось с тиканием часов. Сердце ускорялось, часы вторили ему. Нужно уходить. Звук шагов. Нервно сглотнул, новый звук...
Он подошел к стеклянной двери, на улице шел сильный дождь. На Илье были только старенькие джинсы, простая рубашка в клетку. Он не решался выйти. Где-то позади снова раздался звонок, дребезжание, похоже от вибрации телефона "полз" по стойке регистратуры. Грохот падения помещение заполнил голос Эдит. Илья решился и вырвался наружу.
Дождя не было, он обернулся и увидел сквозь прозрачную дверь потоки воды, заполняющие помещение холла больницы. Бросился проч. Повсюду простиралось поле. Аккуратно подстриженная трава, белая разметка, круги, полосы. Он бежал, пока силы не стали оставлять. Поле было перегорожено стеной. Достаточно высокой и гладкой. Вдоль нее громоздился всякий хлам. Илья убедился, что перелезть не сможет, решил идти вдоль. По пути встречались разного рода предметы, иногда из под стены протискивались молоденькие деревца или кустарники. Пройдя примерно пару километров, он присел отдохнуть у куста сливняка. Достал пачку сигарет, заглянул внутрь семь штук. Вытащил одну, прикурил. Просто сидел, выпуская сизоватые облачка дыма, разглядывая увязшую в траве деревянную прялку. Трава была мокрой, как после дождя. Пахло сыростью и свежим сеном. Он смотрел на свои босые ноги.
Снова двинулся в путь. Он старался рассуждать, что бы успокоиться. Чего он боится? Что вызывает этот страх? В сущности он не столкнулся ни с чем, что могло хоть как-то навредить ему! Так? Да! Куда подевался дождь? Так это даже хорошо, у него нет зонта или куртки и он запросто вымок бы, а так...
Через некоторое время вдали показалась дверь в стене. Илья поспешил к ней.
Он остановился. На шаткой, на вид, стопке книг, стоял ящик. Обычный фанерный ящик размером с небольшой телевизор. Несколько лет назад Илья получил посылку от родственников издалека в точно таком же. На нем были почтовые бирки, остатки бечевки, сургуч.
То, что казалось на расстоянии дверью, оказалось попросту рисунком. Довольно хорошо выполненным, но все же рисунком, какого-то шутника. Помниться толи немецкие художники, толи голландские одно время злоупотребляли столь реалистичными изображениями обманками. Он вспомнил, как однажды Юлия рассказала ему легенду о двух греках. Кажется, их звали Зевкис и Паррасий. У них возник спор, кто из них более искусен в своем ремесле. Зевкис нарисовал виноградную гроздь, на которую, она была так реалистична, стали слетаться птицы, что бы отведать винограда. Думая, что победил, он предложил, показать свою работу Паррасию. Тот ответил, что она сокрыта занавеской. Зевкис подошел, пытаясь отодвинуть занавес, но она оказалась нарисованной...
Илья вздохнул, вытащил пачку, заглянул внутрь. Осталась шесть сигарет. Достал одну, прикурил. Поблизости послышалась возня. Илья прислушался. Скрип. Снова скрип. Он обернулся, одна из фанерок, составляющая ящик, отвалилась. От неожиданности Илья выронил сигарету, упав в траву, она конечно же намокла. Из ящика высунулось что-то длинное и тонкое, на вскидку - нога. Следом вторая, появилось все остальное. Илья отступил на несколько шагов назад. Явившееся его взгляду существо вызвало в нем страх.
Страх бывает разным. Как мало, почему-то, рассуждают о природе и оттенках страха, гораздо больше уделяя внимания любви, дружбе и даже влечению. Наверное, просто об этом рассуждать не так приятно. Хотя, любить, дружить, желать могут не все, а бояться ВСЕ! Исключительно все! Каждый чего-то боится, а как без этого?
Вернемся к обитателю ящика, поговорить о страхах подробно, мы сможем и позднее. Страх Ильи был, замешан на удивлении. Такое можно было бы почувствовать, если бы в комнату, где вы сидите, вдруг, вползла бы голова на одной ноге. Да, голова и нога, такая вот штука. Страшно? Оно догнать и вцепиться в горло не может, но заставляет напрячься. Потому, что является неизведанным, ранее не виданным. Выбивается из привычной схемы, вот!
При росте не более метра семидесяти, ну с половиной, не больше, существо было чрезмерно худым. Буд-то одна из иллюстраций к статье об анарексии. Грудь и живот перевязан приличным слоем эластичного бинта. Такой же намотан от локтей до запястий. Внизу куцеватые штаны из грубой табачного цвета ткани. На поясе, вместо ремня, пара обувных шнурков. Узкие лодыжки, уродливые рабочие ботинки. Илья обратил внимание, на неестественно длинные и узкие ладони, со слишком длинными пальцами. Вся фигура, напоминала тело деревянной шарнирной куклы. Голова сидела на тонкой шее, темные волосы впереди были короткими, почти ежик, позади чуть длиннее, будто острижены тупым секатором, выхвачены местами. На макушке участок, размером с блюдце где волосы были не тронуты, свисали до лопаток. На Илью таращилась пара больших синих глаз. Черты были мягкими и плавными. Лоб, щеки и подбородок изувечены уродливыми шрамами, похожими на следы ожогов. Илья поднял руку, изобразив приветствие. В ответ тот же жест и улыбка.
-Я Илья, а ты....э... кто?
-Я тут живу! Ты застрял? Каково это застрять тут?
Илья пожал плечами, не совсем понимая суть вопроса. Хотя, ответ радовал. Являлось ли это существо человеком, было до конца не ясно, но наличие разума обнадеживало. Илья, решил, что отсутствие агрессии на лицо и сделал шаг вперед:
-Тут? В ящике?
-Да! Когда страшно, я сижу в ящике! А ты?
-Что?
-Ты, что делаешь, когда тебе страшно?
Интересующийся топтался на месте, прихрамывая. Илья пожал плечами:
-Стараюсь дышать глубже, наверно... про ящик я ни когда не думал, как-то. Мне проще, когда я смотрю, так сказать, опасности в лицо. А раз ты не в ящике, значит, тебе не страшно.
-Да! - ответ проиллюстрировал кивок.
-Как тебя зовут?
-Кто? - на лице смятение.
-Ну, имя?
-А! Имя! Уходи. А ты Илья.
-Ухо...Что?
-Уходи. Мое имя, ты спросил!
Илья нахмурился:
-Но это, как бы сказать, глагол...э повелительного наклонения.
-Это плохо?
-Нет. Просто глагол не может быть именем!
Новый знакомый переплел руки на груди:
-Почему, это?
Вопрос озадачил, а правда почему? Илья потер шею:
-Так принято.
-Кем?
-Просто, так принято. Глагол не может быть именем. - Илья чувствовал, что чем больше пытается внести ясность, тем больше зарывается в этом. Похоже, сложнее всего было отвечать на простые вопросы. После этого, его ответ и ему самому казался несколько абсурдным. Почему бы и нет? Кто-то взял и сказал, что так не бывает и все? Он попытался перескочить на другую тему, не вышло. - Кто дал тебе такое имя?
Снова радостная улыбка в ответ:
-Конечно Творец! Тут все создано Творцом. Когда Он создал меня, сказал: "Уходи"! Это мое имя. Это же важно, так? Не стал бы Творец говорить мне всякую ерунду в такой важный для меня момент? А что в такой ситуации важнее имени?
Илья облегченно вздохнул:
-Нет. Боюсь, что это не имя, а руководство к действию.
-Правда?
-Не расстраивайся. - Илья почувствовал себя неловко, будто случайно сломал ребенку любимую игрушку.
-Слушай! Придумай мне имя ты!
-Я?
-Да! Ты же разбираешься во всех этих глаголах и повелительных наклонениях! Придумай имя, что бы оно было ИМЯ! Без наклонений!
Илья счел предложение вполне рациональным. Он развенчал миф об имени, ему и придумывать новое. Он рассматривал нового знакомца. Первое, что пришло в голову, а почему, собственно, ЕГО? В облике существа в равной степени были собраны, как мужские, так и женские черты. Перед ним толи мальчишка лет двадцати, толи, молодая женщина! "Если это вообще человек", подстраховался Илья. Любопытство взяло верх:
-Да, как сказать. - Хотя, конечно, стопроцентно глупым аргумент считать было нельзя.
-От чего ты прячешься? - Илья решил сменить тему.
-Разное, Уходи отмахнулся, будто речь шла о чем-то совершенно пустяковом. - разное бывает. Меня как-то съесть хотели, а у меня очень ответственная работа! Нельзя.
-Чем занимаешься?
В ответ оживление и восторг, похоже, Илья затронул любимую тему:
-Ношу ФОНАРЬ!
-В смысле?
-У меня есть Фонарь, я его ношу, что тут непонятного?
И снова эта не пробиваемая логика! Как с этим быть?
Раздался скрежет поворачивающегося в замочной скважине ключа. Открылась дверь. Илья отступил назад. В проеме двери появился человек. Он закрыл дверь, сунул ключ в карман. Принялся отряхивать одежду от пыли, не замечая Илью. На нем были ботинки до колен плотные темные штаны, серый с отворотом свитер, растянутый на локтях и пропаленный в двух местах на груди. За спиной небольшой вещмешок. Илья обернулся к "выходцу из ящика", того появление нового персонажа, похоже, совсем не удивило, он добродушно улыбался, дожидаясь, окончания процедуры отряхивания пыли. В ящик не полез - значит незнакомец опасности не представляет. Он шагнул вперед и обратился к пришельцу:
-Меня зовут Илья. Вы тут давно?
Он поднял глаза:
-Меня принято называть Часовщик. Всегда тут был. Со дня сотворения. Как-то так... Каково это, застрять ТУТ?
Илья нахмурился:
-ТУТ?
-В голове?
-Я застрял в своей голове?
-Это тебе должно быть виднее. Не в моей, это точно!
На вид Часовщику было ближе к сорока годам. Аккуратная бородка, серые, почти стальные глаза, темные волосы прикрывающие уши и спадающие на глаза. Он наклонился и перевязал шнурок на левом ботинке. Илья обрадовался появлению этого человека, во первых, это был однозначно человек, во вторых, казался более удачным собеседником, чем Уходи. Да и наличие ключа от двери давало определенную надежду. Часовщик прошелся вдоль стены и, поправив, присел на старенькую покрышку, со стертыми протекторами. Развернул вещмешок, достал кусок хлеба, стал есть. Илья разглядывал хлеб, примерно четвертинка "кирпичика". Он подумал о том, что изрядно проголодался и чертовски любит формовой хлеб. Уходи подошел к Часовщику и присел на траву:
-Представляешь, "Уходи" - это не имя! У меня нет имени, Илья придумает новое! Правда хорошо?
Часовщик пожал плечами, отломил корку и протянул Уходи. Тот принялся за еду, держась за корку обеими руками. Достал из кармана смятую в комочек бумажку, развернул, в ней была соль. Часовщик посолил свой кусок, Уходи продолжил есть хлеб, откусывая маленькими кусочками, тщательно разжевывая, после каждого укуса он наклонялся вперед, вытягивал язык и слизывал немного соли. Часовщик повернулся к Илье, отломил еще кусок:
-Бери. (Илья взял хлеб, поблагодарил кивком) Что за чушь с именем? Тебе не нравилось то, что его звали "Уходи"? Теперь придумывать новое.
Илья оживился:
-Это все таки "ОН"?
Часовщик нахмурился:
-Вопрос спорный, я так говорю, потому что привык, так проще. Все вокруг двойственно и имеет не одну сторону, как посмотреть. То, как ЭТО (он кивнул на Уходи) выглядит, просто голая суть, понимаешь. Суть, она не всегда приятна, она не обязательно ОН или ОНА. Нашей с тобой сущности не видно, а у него на виду. Ноги ему в прошлом году переломали, теперь от ящика не на шаг. Ты имя придумал?
Илья жевал хлеб, разглядывал Уходи. Острые плечи, торчащие в стороны худые колени, покончив с хлебом, он встал и, прихрамывая, направился к ящику. Илья прищурился:
-Лам...или Лама или... что-то вроде Ламель, что бы не вашим ни нашим. С ударением на А.
-Ламель? - Часовщик затянул вешьмешок. - Что это значит?
-На другом языке Лам - это "увечный, плохо владеющий ногами, хромой", а Ламель, что-то вроде тонкий слой кости или дерева...
-Тонкая хромая косточка? Ла-мель? Мне нравиться. Тебе как?
Ламель обернулся:
-Звучит приятно, будто водичка в ручейке. Это не глагол?
-Нет.
-А наклонение?
-Отсутствует.
-Хорошо.
Часовщик встал и попрощался:
-Мне пора. Я должен идти.
Илья напрягся:
-Я хотел попасть на ту сторону стены, ты не мог бы открыть дверь?
-Нет, это вряд ли, она открывается только с той стороны.
-Но ты же вставлял ключ с этой, что бы закрыть?
-ЗАКРЫТЬ!
Ламель направился к ящику, выудил из него фонарь. Это был небольшого размера кованный фонарь, со вставленными в него желтыми стеклами. Украшен витыми мелкими элементами, сверху ручка - кольцо. Внутри огарок свечи, рядом вогнутое зеркало, при тряске крошечное пламя, то и дело колебалось. Ламель заправил распутавшийся край бинта на левой руке:
-Мы пойдем с тобой, ты не против?
Часовщик переплел руки на груди:
-С чего бы это?
-У тебя еще есть хлеб?
-У МЕНЯ есть, а у вас?
-Нет. Но он очень вкусный, правда! Очень, очень!
Часовщик осмотрел Ламеля, приподняв бровь:
-Дашь понести Фонарь?
Ламель спрятал Фонарь за спину и опустил голову:
-Прости, не могу, это для меня очень важно...
Часовщик, сдерживая улыбку:
-А хлеб и правда вкусный, есть еще полбуханки!
Ламель колебался, но не долго:
-Нет, будь у тебя даже целых три с половиной буханки. Нет. Не могу!
Илья был озадачен этой странной торговлей. Он тронул за плечо Часовщика:
-Этот фонарь представляет какую-то ценность? Он кому-то очень нужен?
Часовщик добродушно рассмеялся:
-Я тебя умоляю! Кому нужен Фонарь днем? Нет, он просто необходим, но лишь одному, Ламелю. Я нет - нет, но прошу у него Фонарь, он просто забавно начинает переживать. Только и всего.
-Мы все таки пойдем с тобой, ты не против?
Часовщик пожал плечами:
-Идите...но смысл?
-Я все равно не знаю куда идти.
-А ты знаешь, куда иду я?
-Нет.
-И предлагаешь составить мне компанию? Сейчас я иду домой, уже вечер. То есть ты хочешь у меня переночевать?
-Я об этом не думал. По правде говоря, я хочу выбраться. Если я и застрял в голове, то из головы, если то сон, то я хочу проснуться, если бред, то выздороветь...
-Это не ко мне. Я Часовщик.
-А к кому?
-А шут его знает! Но по любому есть кто-то, кто за это отвечает. Согласен? Его и поищем.
Илья не мог не согласиться.
Дом Часовщика.
Дом Часовщика, выглядел под стать всему вокруг. Напоминал недостроенное помещение и не излучал особого уюта. Голые кирпичные стены, довольно аскетическая обстановка. Больше напоминал временное жилье. Без окон. Только почти под потолком маленькое застекленное отверстие, которое на полноценное окно не особо тянуло, скорее, походило на смотровое окошко на чердаке. В углу просторная лежанка, неподалеку старенькая буржуйка. В центре стол, подле табурет, лавка и ящик. Ламель сразу устроился на ящике. Часовщик взял эмалированный кофейник, наполнил водой из несуразно торчащего из стены крана, раковины под ним не было, сыпанул заварки и поставил на печку. Илья присел на лавку. На ней стоял небольшой ящик, в котором громоздился не хитрый набор посуды. Из него Часовщик выудил пару эмалированных кружек, с изрядно сколотой полудой и банку из под какай-то консервы, скорее всего тушенка. Илья разглядывал приютившего их хозяина. Он выглядел несколько иначе. Буд-то состарился лет на пять - семь. Волосы свисали до плеч, борода напоминала смешанные в одной посуде молотый кофе и сахар. Такая же "сахарная проседь" на висках. Глаза будто потускнели, окруженные сетью мелких морщин. Он заметил на себе взгляд Ильи:
-Это время, я имею с ним дело, а это не может проходить бесследно, сам понимаешь.
-Нет.
Часовщик вздохнул. Из небольшой тумбочки в углу достал алюминиевую миску в ней громоздились грудки сахара, поставил на стол:
-Весь день, я хожу и занимаюсь часами. Это мое основное предназначение. Утром, когда, я посыпаюсь, мне не больше, чем тебе, от силы тридцать. К вечеру уже за шестьдесят. За день я старею. Так каждый день. Каждое утро в моем мешке снова буханка хлеба, кусок вареной говядины, пара сырых яиц, морковка, три огурца и луковица. (Он улыбнулся) Снова и снова. Ты же понимаешь, что род деятельности накладывает свой отпечаток. Я занимаюсь часами, Ламель носит Фонарь... так вот.
Илья покосился на Ламеля:
-Но часы, это понятно, благодаря тебе они идут...
-Идут? Моя работа их останавливать!
-Зачем? - Илья не смог сдержать удивления.
-Как зачем? Ни кто не хочет умирать, так ведь? Каждый пытается мысленно остановить время, но это не возможно... я останавливаю часы, но они снова и снова идут. У каждого в голове есть свой Часовщик.
Илья вспомнил часы в холе больницы, они пошли при нем. Он кивнул:
-Понимаю... но какой смысл в том, что делает Ламель? Это важно?
-Думаю да.
Ламель не отрываясь смотрел на сахар в миске, услышав о Фонаре закивал, поднял вверх указательный палец:
-Фонарь, это очень важно!
Часовщик проверил кофейник, налил чай в две кружки и банку. Достал остатки хлеба из мешка. Илья взял банку, принялся разглядывать, как в темной гуще чая кружатся по спирали одинокие, проскочившие, через носик кофейника чаинки. Часовщик подвинул к нему алюминиевую миску с сахаром. Илья взял три грудки, бросил в банку. Миска отправилась к Ламелю. Тот радостно принялся грызть сахар, пить чай в прикуску. Свет в комнате был довольно тусклым и впадины на ключицах ответственного за Фонарь, казались совсем черными.
Часовщик продолжал рассказ о своих обязанностях и тонкостях работы, Илья слушал его, но не особо задумывался о смысле сказанного. Он разглядывал этого человека и думал. Часовщик обладал по-своему очень интересной внешностью. Это можно было бы даже, назвать красотой. Бывает такой особенный вид красоты, которую дано увидеть не каждому. Не в общепринятом смысле. Вы, например, смогли бы восхититься образцом еще теплой желчи, только извлеченной из внутренностей человека? А наверняка нашелся бы врач, который смог. Как не всякий разглядит красоту в математической формуле или часовом механизме...но тот, кто на это способен, сделает это обязательно.
Проникающий, через единственное окно свет, уступил место ночи, и теперь казалось, что в комнату просачивается мгла, плавно стекая по стенам.
Первое, что Илья услышал, проснувшись, это движение в ящике. Ворочался Ламель. Часовщик уже встал, взял со стола кофейник, всполоснул, налил свежей воды, поставил на печь. Ламель выглянул из ящика и потянулся, на сколько смог:
-Всем привет!
Хозяин дома присел на ящик:
-И тебе.
Ламель вцепился в хлеб, оставшийся на столе:
-Угу.
Достал бумажку с солью принялся есть.
Дорога к выходу.
Они выпили чай и Илья выкурил очередную сигарету. Ламель догрыз корку, свернул бумажку с солью и сунул в карман. Часовщик оделся, Илье было непривычно видеть его таким, за ночь он помолодел и они смотрелись примерно одного возраста. Хозяин дома забросил вещмешок за плечо:
-Я ухожу, мне нужно работать.
Ламель суетился:
-Ты пойдешь останавливать часы?
-Вроде того.
-А мы?
-А вы нет. Это же моя работа, а не ваша.
Ламель расстроено кивнул:
-Жаль. Хлеб очень вкусный, правда.
Часовщик изобразил досаду:
-Это единственное мое достоинство?
Ламель спохватился, что обидел его:
-Нет, что ты... с тобой хорошо и просто без хлеба.
Илья улыбнулся:
-Лам хочет сказать, что ты отличная компания.
Часовщик отмахнулся:
-Идите вдоль стены. Она рано или поздно закончиться.
Илья непонимающе завертел головой:
-Что ты хочешь этим сказать?
- Все рано или поздно заканчивается. Так?
-Ну-у-у...
-Вот. И стена когда-то закончиться. Это аксиома. Ни разу не подводила меня. Я иду вдоль стены, потом сворачиваю, могу проводить вас немного.
Илья, соглашаясь, кивнул:
-Только, я хотел бы вернуться?
-Куда? - Часовщик внимательно смотрел на него.
-Туда... туда от куда пришел. Если вы говорите, что я застрял в голове, то я вероятно, смогу найти выход, голова-то моя.
-Логично, не чего возразить. Я не знаю, как найти выход. Нужно спросить.
-У кого?
-У того, кто знает.
Илья хмурился:
-Как его найти?
Часовщик пожал плечами:
-Будем искать, найдем. Ведь если не искать, то и не найдем, верно?
-Верно.
Вдоль стены все так же громоздились разные, подчас совершенно неожиданные предметы. Через некоторое время они остановились Ламель уселся и принялся вытряхивать из башмаков камешки, поставив рядом Фонарь. Часовщик разглядывал его. Неподалеку на стене висел телефон автомат. Из старых, который требовательно поглощал двухкопеечные монеты. Илья дернулся, раздался звонок. Часовщик обернулся и снова вернулся к своему занятию. Илья не отрываясь смотрел на трезвонящий автомат, подошел, протянул руку, что бы снять трубку. Ламель натянул ботинки и встал:
-Тебе нравиться эта песня?
-Какая? - не сразу сообразил Илья
-Эдит Пиаф. - Ламель стал напевать мелодию, раскачиваясь и болтая Фонарем. - Тут во всех телефонах играет эта песня, а потом идет дождь. Не снимай трубку, не хочу мокнуть!
Часовщик одобрительно кивал:
-Мокнуть и правда не охота, ну ее!
-Почему именно эта песня?
-Ну, знаешь, иногда в голове застрянет какая-то мелодия и не можешь избавиться? Вот это ОНО!
Они двинулись дальше. Илья чувствовал, что у него мерзнут ноги. Трава была влажной. Тянущееся вдоль стены поле с белой разметкой казалось бесконечным. Он задумался и окликнул Часовщика:
-А что это за разметка? Что это означает?
Часовщик пожал плечами:
-А должно? Если посмотреть сверху, то это все возможные способы доказательства теоремы Пифагора. Лично мне больше всего нравиться то, где сравнивают три квадрата, а тебе?
Илья пожал плечами:
-Как-то не думал...
Он шел, глядя под ноги, пытаясь вспомнить сколько доказательств этой теоремы смог бы привезти он. Часовщик остановился. Илья поднял глаза. Перед ними стояло небольшое здание по форме похожее на два куба соединенных коридорчиком. Часовщик кивнул в его сторону:
-Тут есть одни часы, нужно остановить, тут подождете?
Ламель прижал Фонарь к себе:
-А можно с тобой.
-Как хотите. - Он подошел к двери и поднял лежащий у порога камень, сунул в карман.
Здание было не большим, сложенным из красного кирпича, без окон. Крыша покрыта ярко-красной черепицей. Одна узкая белая дверь. Дверь была на столько узкой, что в нее пришлось протискиваться боком, только Ламель вошел без проблем. Внутри были две комнаты. По площади не больше два на два метра. Между ними коридорчик. Обе комнаты были совершенно одинаковыми. Выцветшие обои в цветочек, полное отсутствие мебели. На стене по большому эстампу, изображавшему "вид из окна". Освещение две крохотные лампочки под потолком. Часовщик прислушался, все притихли. Слышалось едва уловимое тикание, он подошел к эстампу и приподнял его. За ним висели часы в виде штурвала, он аккуратно открыл циферблат и остановил стрелку. Тикание затихло. Часовщик удовлетворенно кивнул:
- Все.
Илья обернулся, но двери не было. Он не веря себе, потрогал стену. На руке осталась свежая краска обои были нарисованы. Он вытер руку о штанину и озадаченно уставился на Часовщика: