Тии заходит в дом, сбрасывает с плеча рюкзак, от которого остро пахнет свежим снегом и костровым дымом, моет руки в позвякивающем маленьком умывальнике, что приютился в сенях. Сходу, с холода Тии окутывает уютное домашнее тепло, ароматы жареного мяса и какой-то выпечки. Сени ведут в просторную общую комнату, где золотятся бревенчатые стены, мягко мерцает невероятно-белая скатерть на столе; бежит тонкий витой узор по вышитому полотенцу, которым накрыто большое блюдо - видно, пирожки поспели. Из кухни выходит Амина, вытирает полные руки о передник, радостно улыбается: от радости встречи она всегда теряет слова и только сияет, раскрывая объятия навстречу блудному сыну. Несколько секунд они стоят, обнявшись, мужчина щурит синие глаза на маленькую синеватую лампу в самом углу: эта лампа светит сквозь все дожди и метели, указывая ему верный путь домой. И хоть дорогу он нашел бы и так, всегда бесконечно приятно идти на этот синеватый отсвет, весточку из родного дома. Тии быстро целует старушку в мягкую щеку и, отступив на полшага, привычным жестом сгоняет со лба прядь светлых волос.
- Ну, как вы тут? - он красноречиво обводит взглядом комнату, смотрит на прикрытую дверь спальни.
- Да все хорошо, вот, обедать будем... - Амина отводит глаза, заплетенные в косу волосы - черные с серебряной проседью - скользят по плечу, за спину. Тии успокаивающе сжимает плечи старушки, чуть отодвигает ее, ловя едва ощутимый аромат лаванды и тревожный блеск темных глаз, идет к двери.
Пальцы легко пробегают по коричневому древесному узору, с особой остротой ощущая неровности, крошечные бороздки и ямку на месте темного кругляша сучка. Дерево кажется одновременно теплым и прохладным на ощупь, чуть шелковистым. Тии мягко нажимает, ожидая встретить сопротивление запора, но дверь послушно отворяется, мягкий свет из основной комнаты протягивает лучики в густой полумрак, высвечивая пестрые полоски прикроватного коврика и угол большого ложа с резными узорами на маленьких колоннах по углам. Глаза быстро привыкают к полумраку, знакомые детали обстановки постепенно становятся явными. Высокое окно, чей призрачный прямоугольник чуть заметен за мягкими складками занавески, широкий стол невнятно маячит у окна, поблескивая лакированной поверхностью; в углу притаился длинный шкаф, от верхушки которого отходят невидимые сейчас нити и поддерживают фигурки всевозможных птиц.
Кровать расстелена, взгляд скользит по ней, как по глади ночного моря одинокая лодка - где-то берег, он неясно ощущается на уровне груди мягким теплом ожидания... Но неспокойные волны сбитого одеяла уводят все дальше и дальше - за край этого шелкового мира.
Тии делает широкий шаг в сторону, и обнаруживает, наконец, Маэра. С тонких плеч юноши, подобно водопаду, сбегают складки алой рубашки, но внизу из-под нее выглядывают голые колени. Сбоку, почти под кроватью, горит одинокая маленькая свечка, но Маэр не смотрит на пламя, как во время медитации, его светлые глаза обращены на вошедшего.
Тии вздыхает, роняя на кровать куртку, заходит сбоку и садится рядом с юношей. Он берет его за плечи, ощущая под тонким шелком рубашки теплое, но напряженно замершее тело. Ладони скользят по плечам, легко массируют мышцы, добираются до ворота. Чуть неловко, чувствуя, как огрубели пальцы за время долгого похода, Тии распускает тесьму у ворота, растягивает присобранный вырез и порывисто целует обнажившуюся ямочку у основания шеи, плечо... Золотистая кожа словно обжигает губы, отдаваясь вспышками во всем теле, знакомый и до боли родной запах - гвоздика, мед и табак - дурманит мысли. Грудь Маэра вздрагивает в судорожном вздохе, но он решительно отодвигается в сторону, едва не падая, поскольку совершенно определенно засидел ноги. Тии ловит любимого, притягивает к себе, преодолевая сопротивление, прижимает к груди и шепчет куда-то в щекочущие кожу каштановые пряди:
- Я вернулся, вернулся. Прости, ливни сделали непроходимой реку за перевалом, и я задержался... Мне очень тебя не хватало.
Маэр ворочается, устраиваясь поудобнее на груди у Тии, перебирает в пальцах складки мягкого шарфа.
- В другой раз я прилечу туда и вытащу тебя за шкирку, вот что, - голос сердитый, но Тии чувствует, как любимый улыбается. Крепче сжав объятия, он молчит, блаженно растворяясь в знакомых запахах, звуках, в теплом полумраке и нежности прильнувшего к нему тела. Проходит минута, другая - время, кажется, растягивается, обретая невероятные размеры и причудливые формы. Все окружающее кажется хрупким сном на грани пробуждения, когда первые лучи рассвета щекочут ресницы. Где-то в глубине дома позвякивает посудой Амина.
- Ты опять уходил, - с едва уловимым укором шепчет Тии, вспоминая озабоченный взгляд старушки.
- А что ж мне делать? - Маэр выворачивается, заглядывая в глаза Тии, хмурится, - Пока ты там единяешься со своей природой и лепишь мир, чем мне-то заниматься?
- Но так надолго... Что ты там делаешь?
- А всяко. - Маэр легким движением подымается на ноги, алый шелк рубашки скользит по коже, едва прикрывает обнаженные бедра. Юноша взмахивает рукой - и зажигаются небольшие лампы в виде бабочек, хаотично развешанные по стенам. Комната от движения света словно оживает: красочные росписи на белых стенах, изображающие деревья, цветы и животных, будто едва заметно шевелятся, птицы на тонких нитях под потолком покачивают крыльями. - Я люблю их, - тихо говорит Маэр, затем взъерошивает волосы и отводит взгляд, словно собираясь с силами, - Они стали для меня тем же, что для тебя созидание мира, понимаешь?
Тии медленно кивает. Отводит со лба светлую прядь, но продолжает смотреть на любимого, остро ощущая его неуверенность, колебание, страстность порыва и страх размолвки. Тии думает о том, как случилось, что его легкомысленный и веселый мальчик смог уместить в сердце столько любви, терпимости, тепла - чтоб хватило на него, Тии, и на все человечество в придачу.
Он поднимается, ловит тонкую кисть и легко сжимает.
- Ну пусть, пусть. Лишь бы тебе было хорошо. Будешь тогда за ними присматривать. Будешь?
- Буду, - Маэр радостно улыбается, порывисто обнимает любимого за шею, прижимается щекой к его щеке и горячо шепчет: - Ты не сомневайся во мне, никогда не сомневайся, ведь любовь к людям - она другая. Ты создал их, а потом забросил, но я могу немного помогать им, направлять, поддерживать...
- Ты дорос до того, чтоб зваться богом, - чуть смущенно смеется Тии, поглаживая юношу по спине и ощущая настоящее, искристое и глубокое счастье. От такого счастья и рождаются новые миры.
- Что ты, - тихонько фыркает Маэр, - Зваться богом... Разве что ангелом. Пойдем, - он отстраняется и тянет Тии за руку, - Амина, должно быть, уже заждалась, да и обед остывает!
*
Промокшие в этом снеге,
Но довольные собой,
Незамеченные никем,
Возвращаются они домой.
Они ни в кого не верят
И никогда не плачут -
Бог, открывающий двери
И Ангел, приносящий удачу.(1)
*
Где всему исток и суть всего, что есть,
Где рождает небо золотой восход,
Там несет на крыльях светлый ангел весть,
Что ступить на землю пришел его черед.
*
*
*
(1) - Стихи группы "Високосный год" - "Приносящий удачу"