В этот момент к мосту шагом приблизились гацедиру. Впереди на сером гацу ехал пожилой воин в синем плаще.
-- Орделио Даномелло? -- тихо спросил он.
-- Да, айнэ.
-- Мое имя Гано Неке. Твой отец распорядился забрать тебя из роваану.
-- Как ему будет угодно, айнэ.
-- Тогда снимай эти мокрые тряпки. Эй, кто-нибудь, дайте ему что-нибудь одеться.
Один из всадников расстегнул пряжку и снял с себя плащ. Орделио переоделся. Полы плаща, сшитого на рослого диру, задевали пыльную дорогу. Старик жестом велел Орделио подойти ближе:
-- Ты поедешь со мной.
Он нагнулся, подхватил Орделио под мышки и легко посадил впереди себя.
-- Попрощайся с друзьями. Ты сюда больше не вернешься.
Они проехали уже не менее сотни арлов, а Орделио все смотрел назад и видел, как друзья бросают одежду и оружие на берег и прыгают в воду. Было очень жарко.
Ехали долго, почти до самого вечера, но в конце концов они добрались до большого перекрестка. Старик обернулся к отряду и сказал:
-- Все, кроме Даренио могут возвращаться в Эду. Предупредите, что мы будем завтра в середине дня.
Гацудиру салютовали старику и все, кроме того, что отдал Орделио свой плащ, поскакали по левой дороге и скрылись за поворотом. Старик с мальчиком и оставшийся с ними воин двинулись в сторону леса. В лесу было сыро, гацу шли гуськом по узкой тропинке и подергивали ушами на каждый шорох. Вдоль тропинки, по которой они ехали, росли высокие деревья с длинными гибкими ветками, спускавшимися почти до земли, которые приходилось отодвигать руками. Орделио чувствовал, как ему в капюшон и за шиворот сыплются маленькие сухие плодики, слегка пахнущие корицей. Он очень устал и, если бы старик не придерживал его одной рукой, он давно бы уже свалился на землю.
-- Если ты устал, спи, -- шепнул старик.
-- Спасибо, айнэ.
Орделио натянул капюшон и заснул, прислонившись щекой к кожаной куртке старого Гано.
Он проснулся от ощущения, что падает: это Даренио снял его с седла и поставил на землю. На секунду Орделио ударил в нос запах чужого тела. Он почувствовал себя разбитым, чужим и, кроме того, как будто только сейчас понял, что был абсолютно гол, если не считать слишком длинного для него плаща, полы которого постоянно приходилось придерживать руками. Гано спешился и отдал поводья Даренио, чтобы тот увел гацу куда-то за угол. Они вошли в дом. Первая комнатка была маленькая и темная. Гано стянул с себя высокие сапоги и бросил их в угол, потом взял кожаные зазаго, обитые изнутри мехом, пару для себя и пару для Орделио. Переобувшись, они вошли во вторую комнату. Гано зажег под потолком три лампы молочного стекла, подвешенные на позеленевших от времени медных цепочках. В комнате тепло запахло горящим деревом и пряным маслом.
-- Значит так, Орделио, -- начал старик. -- Когда ты вымоешься, мы поедим. Иди в эту дверь, потом по коридору до конца. Направо будет нужник, налево -- купальня. Плащ оставь здесь, я верну его Даренио. Новую одежду найдешь в сундуке рядом с купальней. В общем, я надеюсь, ты не заблудишься.
Кордидор оказался довольно длинным. Как и дом, он был сделан из толстых темных бревен. Вдоль стен и на маленьких полочках лежали шишки мантиэ, отчего вокруг Орделио плясали смутные тени. Купальня была вырыта прямо в земле, а пол и стенки ее были покрыты чем-то похожим на сухую смолу дерева цайфилу. Из купальни поднимался густой пар и потолка не было видно, только угадывалось вверху что-то вроде лампы, подобные которой Орделио видел во второй комнате. Орделио острожно попробовал воду ногой. Она была приятно горячей, сверху плавали листья мяты и какие-то маленькие масляные шарики. Орделио спустился по ступенькам, сел на дно и закрыл глаза.
Когда Орделио чистый и переодетый вернулся в комнату, там уже был накрыт стол, за которым сидели Гано и Даренио. Старик жестом разрешил ему приступать к ужину, а сам продолжил свою беседу с диру. Орделио положил себе картошки, свареной с травами, и кусок жареной свинины. В кувшине он нашел горячий отвар из зеленых плодов рига. Он был так голоден, что не прислушивался к тому, о чем тихим голосом говорил Гано и что также тихо отвечал ему Даренио. Пережевывая сочные кусочки, Орделио медленно думал о том, что случилось накануне: о своем поражении у реки, о приказе отца, о старике в синем плаще, чья кожаная куртка пахла потом и травами, об одежде, брошенной на берегу, к которой он так привык и которую он уже никогда не оденет. Он почувствовал непонятную тоску по ней, как будто вместе с одеждой он оставил на берегу часть самого себя. В какой-то момент он почти был готов заплакать, что было несложно, ибо после горячей ванны он лишился последних сил, чтобы вынести одновременно усталость и неожиданную жалость к себе самому. Но тут старик тихо сказал:
-- Если хочешь, Ордо, можешь пойти наверх. А мы с Даренио пока побеседуем на сон грядущий. Я разбужу тебя, когда придет время.
Орделио поблагодарил старика и начал карабкаться в мансарду по узкой неудобной лестнице. Наверху он упал на постель из сухой травы, укрылся чьей-то длинноволосой шкурой и уснул.
Когда старик его разбудил, было начало второго вода, темно и тихо. Орделио хотелось еще полежать под этой теплой шкурой, на мягкой сухой траве, тонкой, как шелковые нити и мягкой, как утиный пух, но старик тряс и тряс его за плечо, пока Орделио не поднялся, наконец, на ноги. Гано открыл дверь на внешнюю галерею (на фоне едва светлеющего неба Орделио увидел черный профиль Гано с желтоватым пятном лампы в руке) и поманил его за собой. Галерея тянулась вдоль задней части дома в форме подковы, опоясывающей темный двор. На улице было свежо, даже почти холодно и Орделио пожалел, что не взял с собой шкуры, под которой спал. Старик привел его к самому концу подковы, в нескольких арлах от которого начинался лес, и они спустились по лестнице во двор. Последний был расчерчен на квадраты, каждый из которых имел мозаичную надпись, выполненную непонятными знаками, в одном из них стоял высокий белый камень со сточенным верхом. Гано подтолкнул Орделио, чтобы он встал в квадрат, который был ближе всего к лестнице, по которой они только что спустились.
-- Тебе известен этот язык? -- спросил Гано, указывая на надпись.
-- Нет, айнэ.
-- "Тириель" означает "убежденность" , -- перевел Гано и сделал паузу. Орделио молчал.
-- Ты уже понял, зачем я тебя сюда привез? -- спросил Гано.
-- Нет, айнэ.
-- Твое детство кончилось, Орделио.
В голове у Орделио зашевелились воспоминания о том, чему их учили в роваану.
-- Это ведь такой обряд, да? -- спросил он нерешительно, хотя уже догадался о чем идет речь.
-- Да. Это обряд, закрепляющий выбор дороги, мальчик. Тебе завтра исполняется двенадцать лет, так говорится в дворцовых записях, оставленных твоей матерью. По закону дару Роконити мальчик, которому исполнилось двенадцать лет, подлежит голанду.
Гано сделал паузу.
-- Твой отец решил, что ты должен стать воином, Орделио.
Орделио с готовностью ответил:
-- Я готов исполнить волю моего отца, айнэ.
-- Ты послушный сын, Орделио, -- усмехнулся старик, -- или просто любишь подраться?
Орделио не нашел, что ответить.
-- Что ты знаешь о других дорогах?
-- Кроме пути воина есть еще путь охотника, путь друга земли, путь бродяги, путь мастера вещей... Я слышал, что еще есть путь великой мудрости, но наставники говорили, что это -- не моя судьба, потому что я -- второй сын и должен стать нангедиру даруте и мне не следует удаляться от мира.
-- Неплохо, хотя ты перечислил далеко не все доступные пути и не вполне прав относительно пути великой мудрости. Хочешь узнать о них больше?
-- Не знаю, айнэ.
-- Известно ли тебе, что согласно священному закону ты можешь выбрать иное, нежели выбрал твой отец, несмотря на его возможный гнев?
-- Нет, айнэ.
-- Ты хочешь выбрать другую дорогу?
-- Я не уверен, айнэ.
-- Орделио, ты должен твердо знать, готов ли ты принять выбор своего отца, как свой собственный. Что ты можешь мне ответить?
Орделио немного помолчал и произнес:
-- Я готов исполнить волю своего отца.
-- Хорошо. Если ты тверд в своем выборе... А ты тверд в своем выборе?
-- Да, айнэ, -- прошептал Орделио.
-- Ну что же, -- вздохнул старик, -- тогда я должен начать обряд. Следуй за мной.
Они перешли в следующий квадрат, покрытый плиткой алого, пурпурного, розового и коричневого оттенков.
-- Согаль. Верность. Что такое, по-твоему, верность, Орделио?
-- Это когда человек не изменяет, айнэ.
-- А что, по-твоему, измена?
-- Это когда человек дает клятву и нарушает ее.
-- Орделио, как ты думаешь, почему люди нарушают клятвы?
Орделио задумался. Гано внимательно наблюдал за тем, как сжимаются и разжимаются кулаки мальчика и молчал. Наконец, Орделио поднял глаза:
-- Не знаю, айнэ.
-- Тогда я расскажу тебе историю. В далеком южном царстве, название которого тебе помнить не обязательно, сразу несколько священнных культов претендовали на звание главнейшего. Когда один из них победил, главному богу построили храм в центре столицы и принесли множество жертв. Жрецы торжествовали победу. Но вскоре после этого один из младших жрецов бога-победителя сложил с себя священные регалии и ушел из храма, чтобы служить духу, которого в городе почитали меньше всех остальных. Его назвали клятвопреступником, но он не вернулся обратно, чтобы принять прощение.
Орделио задумался еще раз. Через некоторое время он произнес:
-- Я очень мало знаю о священных культах, айнэ, -- Орделио запнулся.
Гано улыбнулся.
-- Есть в священном языке слово "наруксуль". Тебе его значение также неизвестно?
-- Нет, айнэ.
-- Оно означает "сердце", Орделио. Когда у тебя возникают сомнения, сначала проси совета у собственного сердца, даже тогда, когда вокруг тебя тьма советчиков.
-- Почему, айнэ?
-- Потому что самая страшная измена -- это измена самому себе, Орделио. Шагай дальше.
Следующий квадрат в отличие от других целиком состоял из разноцветной мозаики, так что даже священные буквы надписи терялись на пестром фоне.
-- "Хосуль кетуле". Правильный выбор. Что такое выбор, Орделио?
Орделио молчал дольше чем прежде. Потом ответил:
-- Наверное, когда есть много, а можно только одно? -- с сомнением в голосе предположил Орделио.
-- Близко к истине. А что такое правильный выбор?
Орделио молчал в нерешительности.
-- Всегда ли он оказывается правильным?
-- Нет, айнэ.
-- Еще бы, иначе я бы не вытаскивал тебя вчера из реки мокрым, как рыба, -- тихо усмехнулся Гано. Орделио почему-то стало стыдно своего вчерашнего поражения.
-- А как сделать так, чтобы выбор оказался правильным? -- продолжил Гано.
-- Спросить своего сердца?
-- Логично.
Гано резким жестом вытянул вперед сжатые кулаки и спросил:
-- В какой руке истина?
Орделио напрягся.
-- Ордо, в бою подобные сомнения могут стоить жизни тебе и твоим диру. В какой руке истина?
Орделио сцепил зубы и показал на правый кулак.
Гано разжал пальцы и протянул Орделио кусочек синего стекла.
-- Держи, вот твоя истина, -- усмехнулся Гано, убирая левую руку в карман плаща.
Темные искорки прыгали внутри стекляшки, когда на нее попадал свет фонаря. Орделио поднял голову:
-- А что было в другой руке? -- спросил он.
Гано равнодушно пожал плечами и тихо ответил:
-- Конечно, ложь.
В той части, где находился четвертый квадрат двор не был замощен, если не считать надписи, выложенной из осколков стеклянной посуды.
-- Как ты думаешь, Орделио, почему в этом квадрате нет почти ни одного камня?
Орделио молчал.
-- Тебе приходилось убивать птиц? -- задал Гано следующий вопрос.
-- Только однажды, это получилось случайно... Я не хотел...
-- Тебе придется сделать это во второй раз.
Гано обернулся назад и из темноты за своей спиной достал птичью клетку и поставил перед Орделио. Внутри нее кто-то спал, спрятав нос в нахохленные перья.
-- Открой клетку, -- сказал Гано.
Орделио стоял в нерешительности, колеблясь одновременно между страхом, отвращением, жалостью и священным трепетом, который вызывали у него старик, это место и его собственное решение следовать воле отца.
-- Ты должен сделать свой выбор, мальчик. Открой клетку. -- Тихо повторил Гано.
Орделио шагнул вперед, открыл дверцу и почувствовал, как в его пальцах бессильно напряглись пушистые крылья. Хотя птичка была маленькой, он еле удерживал ее в руках, потому что они неожиданно начали очень сильно дрожать.
-- Твоя задача отрезать ей голову, -- сказал Гано и протянул ему нож. -- Осторожно, это орудие не только священное, но еще и очень острое. Достаточно острое, чтобы отрезать голову тебе самому.
Орделио посмотрел на Гано в надежде, что тот говорит несерьезно, однако, выражение лица старика не оправдывало ее.
-- Действуй мальчик, если твой выбор также тверд, как и в начале.
Тогда Орделио решился. Он встал на колени, прижал птичку к земле, зажмурился и сделал движение ножом. И сразу же почувствовал на своих пальцах горячие вязкие капли.
-- Вытри руки о землю, Орделио. Идем дальше.
-- А как же...
-- Оставь ее. Ты больше не властен в ее судьбе.
-- Гано, но почему тогда...
-- Чтобы ты понял значение священной надписи, Орделио. В жизни есть такие вопросы, на которые не существует ответа. Слова, которые ты здесь видишь, "чокосуль кадауле" -- один из них.
Пятый квадрат переливался оттенками серого. Самым темным была выложена надпись, одно слово из которой Орделио к своему изумлению смог прочитать.
-- Скажи мне, Орделио, как ты думаешь, почему ты находишься в квадрате, который носит имя Хранительницы Серого Царства?
-- Потому что отец выбрал для меня путь воина?
-- Потому что ТЫ выбрал путь воина, Орделио. Не забывай этого. Человек сам несет ответственность за свои поступки с самого своего рождения и каждый из сделанных им шагов -- мазок кисти рисовальщика, творящего картину собственной смерти. Только от твоего искусства зависит, будет ли она красивой.
Гано замолчал и некоторое время смотрел куда-то мимо левого уха Орделио, в глубь двора. Мальчик следил за Гано, не замечая того, что непроизвольно пытается счистить со своих пальцев остатки птичьей крови и грязи.
-- Считается, что при голанду воин обязан познакомиться с той, с которой ему когда-то придется коротать вечность. Я знаю, в твоем возрасте мальчики любят воображать собственную смерть. Как ты обычно умираешь в своих мечтах, Орделио?
Орделио смутился. К его собственному удивлению вопрос Гано показался ему слишком интимным.
-- Я вижу себя верхом на гацу... -- Орделио остановился, думая, что Гано прервет его или сменит тему. Однако старик молчал и спокойно смотрел ему в глаза, ожидая продолжения.
-- На мне походный плащ нангедиру и железная цепь с королевским гербом. Наше войско побеждает и эта победа принадлежит мне, но многие из наших убиты. Я поднимаю меч, чтобы призвать своих воинов в новую атаку, но в этот момент вражеская саги пробивает мои доспехи в том месте, где они не укреплены железом. Я падаю на землю. Мои воины поднимают меня на носилки из мечей и копий. Меня укрывают королевским знаменем...
-- Красиво мыслишь, Орделио, но вполне в рамках ожидаемого от мальчика и будущего нангедиру, -- прервал его Гано с тихой усмешкой. -- А что с тобой случается, после того, как ты покинешь этот мир? Когда ты оказываешься в Самгенити?
-- Я попадаю во дворец, где накрыт пиршественный стол... Все рады. Вообще-то я не очень много думал о царстве мертвых, айнэ.
-- Хорошо. Надень это.
Гано протянул Орделио серую полумаску без прорезей для глаз и когда тот надел ее, продолжил:
-- Согласно преданию, Геаль иногда является мальчикам во время голанду. Это большая удача познакомиться с ней до ухода в Серое царство. Ты что-нибудь видишь?
-- Нет, все черное. Точнее серое...
Гано почувствовал, как напряглось плечо Орделио под его рукой. Голос мальчика стал напряженным.
-- Нет не все, это небо, серое от туч. Моросит дождь, и холодно от ветра...
Орделио ненадолго замолчал, ежась, потом продолжил:
-- Я вижу поле битвы. Сражение закончилось. Ищут раненых и выносят их на руках или на носилках. Некоторые стонут. Некоторые молчат. Там же ходят женщины одетые как военные знахарки. Они помогают перевязывать тех, кому еще можно помочь. Я вижу раненого, у него что-то с рукой, он... он плачет...
-- Продолжай, Орделио.
-- Он плачет и стонет. К нему подходит одна из знахарок, кладет ему руку на лоб. Он ей улыбается. Она достает что-то из-под плаща... Я не вижу, что она делает...
-- Ничего страшного, не волнуйся и рассказывай.
-- Он немного морщится... у него разбита губа... Я понял, она дает ему питье из белого сосуда!.. Несколько капель проливаются мимо и стекают по его щеке в траву. Она вытирает эти капли рукой. Потом он закрывает глаза. Женщина забирает руку со лба, поднимается на ноги и идет вперед. Она уходит. Небо темнеет. Все становится серым, как стена... айнэ, мне страшно!!!
-- Не бойся, -- сказал Гано, освобождая глаза Орделио. -- Это случится еще не скоро.
Следующий квадрат назывался "Эдофааль кенаале". Он был обнесен со всех сторон невысоким сетчатым забором из прутьев кустарника и имел две дверцы, ведущие в предыдущий и следующий квадраты. Также там была постель из сухой травы, похожая на ту, что осталась в мансарде. На небольшом столике стояло два небольших каменных сосуда. Гано жестом велел Орделио сесть.
-- Некоторые вещи заставляют нас увидеть мир в ином свете, Орделио. Одна из них -- сильная боль, другая -- сильное удовольствие. Твоя задача как воина, Орделио, будет заключаться в том, чтобы остаться Орделио Даномелло при любых обстоятельствах. Достаточно ли ты тверд для этого?
-- Я очень надеюсь, что у меня получится, айнэ.
-- Замечательно. Тогда я предоставлю тебе возможность узнать, так ли это. Сделай один глоток. Для начала этого будет достаточно.
Орделио отхлебнул из протянутого ему Гано сосуда и сразу же почувствовал сильно желание лечь на мягкую постель, но он не был уверен, как к этому отнесется Гано. Потом желание стало совершенно невыносимым и Орделио решил, что если он ненадолго приляжет, большой беды не будет. Как только он лег, в воздухе повеяло сладким, а перед глазами завертелись цветные пятна, как если бы кто-то вращал перед его глазами огромный витраж из трапезной в роваану. Орделио почувствовал, что полностью потерял власть над собственным телом, что не может двинуть ни рукой, ни ногой, ни даже повернуть голову. Но он не испугался, а даже обрадовался этому. Он почувствовал, что ему хорошо, так хорошо, как никогда не было и с каждой секундой становилось все приятнее. В этот момент фигура в синем приложила его к губам стакан с которого все началось. Орделио готов был вцепиться в сосуд зубами и пил, и пил, и пил, и ему казалось, что его сердце не выдержит пронзительной истомы и разлетится в клочья. А потом вдруг все кончилось. У Орделио страшно закружилась голова, желудок сжался от сильной боли. С огромным трудом он собрал свои конечности, чтобы встать на колени, и его сразу же стошнило прямо на белый мрамор шестого квадрата, и тогда Орделио пришел в себя.
Перед ним стоял Гано, такой же спокойный и серьезный, как раньше. Он помог мальчику перебраться в другой угол квадрата, где было чисто и указал ему на тазик для умывания и полотенце. Потом он заставил Орделио выпить до дна содержимое второго сосуда. Было страшно, что тошнота вернется, но он послушался и ему стало лучше.
-- Ты понял, что с тобой произошло, Орделио? -- спросил он через некоторое время.
-- Это был яд? -- слабым шепотом ответил тот.
-- Не в обычном смысле этого слова. Запомни главное: в каждом человеке есть такая его часть, которой он не всегда может управлять самостоятельно, но которую другие могут использовать против него.
Гано помолчал, давая Орделио прийти в себя.
-- Я только что говорил, что некоторые вещи заставляют нас увидеть мир в ином свете. Об удовольствии ты уже знаешь. Теперь речь пойдет о боли. Ты знаешь, что такое пытка, Орделио?
-- Да, айнэ.
-- Ты когда-нибудь думал о пытке применительно к себе самому?
-- Да, айнэ.
-- Что же ты думал?
-- Мне всегда хотелось выдержать ее.
-- Ты боишься пытки, Орделио?
Орделио опустил глаза:
-- Да, айнэ.
Гано помолчал, потом продолжил:
-- Запомни, Орделио, великое удовольствие и великая боль суть две стороны одной тарелки, на которой тебе подают яд, разрушающий твое сознание. "Эдофааль кенаале" -- это способность, овладев которой, ты сможешь не позволять своему телу управлять твоей головой. Воин должен быть сильным и перед лицом удовольствия и перед лицом боли.
Гано сделал еще одну паузу.
-- Ты уже в состоянии встать на ноги?
Колени и руки у Орделио дрожали, но он ответил:
-- Кажется, да, айнэ.
-- Тогда следуй за мной, -- сказал Гано и открыл дверцу в седьмой квадрат.
-- Это последнее, что тебе предстоит пройти этой ночью, Орделио.
Они находились в квадрате без надписи, в центре которого стоял белый камень, который Орделио заметил еще в самом начале. Рядом с ним находилась жаровня, под которой был разведен огонь. Орделио не заметил, когда Гано успел сделать это. От жаровни поднималось тепло и пахло раскаленным железом, но Орделио продолжал бить озноб, а слабость в коленях стала сильнее.
-- Сейчас ты получишь знак, который будет с тобой всегда, и который будет напоминать тебе об этом. Людям же он будет говорить, что перед ними воин священного орла. Протяни правую руку, Орделио, и положи ее на этот камень.
Орделио остался неподвижным.
-- Протяни ладонь, Орделио, -- одними губами сказал Гано, -- и положи ее на священный камень.
Орделио протянул руку. Его дрожь усилилась от понимания того, что сейчас произойдет.
-- Разожми пальцы, Орделио.
-- Я не могу, айнэ, -- у Орделио сорвался голос.
-- Орделио...
-- Простите, айнэ, мне страшно!
-- Орделио, разожми пальцы, чтобы исполнить волю твоего отца.
Медленно, очень медленно пальцы Орделио разжались. Жаровня издала металлический звук, когда Гано поднял с нее раскаленное клеймо.
-- Нэо, Йорухель Наомеле! Ди та конидат зарель ниитотеле шемиимеле ку ванеемеле!
Гано на мгновение приложил железо к раскрытой ладони. Орделио закричал так, что с крыши взлетела стая ночных птиц и потерял сознание. Он лежал запрокинув бледное лицо с закрытыми глазами и не видел, как Гано медленно склонился над ним, чтобы срезать небольшую прядь волос. Он не видел того, как из немощенного квадрата Гано бережно принес птичье тельце, как положил его на белый камень, выровнял головку и сложил крылышки. Не видел, как обвязал шейку волосами Орделио. Не видел, как взял тельце в руки и подбросил в воздух. Не видел Орделио и того, как птичка самостоятельно взмахнув крыльями, чирикнула и полетела в сторону восходящего солнца, проблески которого в этот момент стали видны за деревьями.
Потом Гано занялся рукой Орделио.
Мальчик пришел в себя в мансарде под длинноволосой шкурой, когда солнце было уже высоко. Правая рука была перевязана и начала невыносимо болеть, когда он попытался сжать ее в кулак, поэтому спускаться по лестнице ему пришлось при помощи одной левой, что оказалось крайне неудобно, так как лестница была почти отвесной.
-- Еда на столе, Орделио, -- сказал Гано.
-- Благодарю тебя, айнэ.
-- Рука болит? -- спросил Гано.
Орделио посмотрел ему в глаза и, сам не зная почему, сказал:
-- Нет, айнэ.
-- Вот и замечательно. Через четверть вода мы должны быть уже в седле. Даренио приведет тебе гацу.
Потом они больше вода ехали по просеке среди белых деревьев вахи. Когда за ними стали видны стены Эду Даномелло, Гано тихо произнес:
-- Ди та укендас виаль кетеле видом. Ди та атамдас виаль кетеле еконамом паруом. Нэо, ди та йорухель наомеле укимдат зу ке виаль зуото.