Дверь открыл друг. Сияющая улыбка не растаяла при виде меня, а, воспроизведя на удивление искреннее приветствие, втолкнула в квартиру. Могильный сумрак прихожей не улучшил моего настроения, но на друга, казалось, не действовал. Он, что-то неясно приговаривая про себя, ловко зафутболил раскиданную обувь в угол, зацепив и мои новые, итальянские.
Тоска... Чего, собственно, я сюда припёрся? Хотя какая разница: туда - сюда. Пойти к подруге означало тоску, но несколько иного порядка. Показаться в кинотеатре и сделать вид, что ты здесь ради фильма? Сесть на лавочку в ближайшем парке и развлечь счастливых мамаш своим кислым выражением лица? Проголодаться, купить пирожок с мясом и скормить его бездомной собачонке?
Вариантов много, поэтому выбирается наилучший.
Ох, как меня раздражает друг - вся его сияющая фигура вызывает во мне протест. Отчего признаки счастья являются в самую неподходящую минуту? По крайней мере, широкая улыбка и влажные, запавшие глаза относятся к этим признакам.
Молча, не обращая внимания на суету вокруг собственной персоны, прохожу в зал и устало валюсь на диван. Глаза стараюсь не открывать - кажется, можно сойти с ума, ещё открыв и глаза. Стол, заваленный газетами, книгами и прочей макулатурой с тарелкой посредине и признаками позднего завтрака и недобрый взгляд в мою сторону, прошмыгнувшей мимо зала жены, подтверждают мои опасения.
Чёрт! Надо было пойти к подруге. Ей хоть полагается бросать косые взгляды.
Друг отошёл наконец от меня, и с деловым видом принялся сортировать газеты, смахивая их на пол. Внезапный щелчок - и кусок фарфора отлетел к моей ноге - к разряду макулатуры отнесена и тарелка.
- К счастью! К счастью!
Безмерная радость так и исходит от него. Его словно подменили. Только сейчас я понял, что это случилось около недели назад, и, чем дальше, тем... До этого я его так же раздражал, как и он меня. Что же случилось? Влюбился? Или всё окей на семейном фронте? Вряд ли.
Непрерывный гул автомашин за окном ассоциируется с надоедливо жужжащим комаром, попытки прогнать которого тщетны. Тоска...
В зал вбежал малыш - сын друга и его жены и принялся гонять по полу игрушечную машинку. В голове мелькает слабая мысль: "Хорошо, что игрушечная..." Врывается жена и с криком: "Что ты здесь делаешь?! Дядя мешает тебе играться!" уносит малыша.
Слабая попытка не обижаться не удаётся. Горячая волна поднимается от ступней, заканчивая свой путь в голове, зацепив по дороге пах, руки, нос. Через время от обиды краснеют и глаза.
Определённо, в этом доме не всё нормально. Но что? Здраво рассуждая, я вижу, что мой приход ничего ненормального не принёс (разве что небольшая доля апатии и меланхолии). Малыш тоже ведёт себя естественно, играясь машинкой, правда, колёсами верх. Жена, правда, ненавидит более прежнего, но и это тоже нормально. А вот друг ведёт себя... необычно.
Из кухни доносится радостное пение вперемешку с раздражёнными женскими возгласами. Голос приятный, но фальшивый.
В углу потолка отвисли набухшие обои. Влажный, скользкий цвет неприятно дисгармонирует с чистой, полированной поверхностью серванта. Это мог сделать только друг в своём настоящем состоянии. Жена его не столь тщательно вытирает пыль.
Моя меланхолия судорожно задёргалась, как будто в непроглядном тумане обнаружила нечто ужасное и невероятно хрупкое...
* * *
Дверь открыл друг. Я почувствовал, что это он. Я не поднимал глаз. Привычно зашёл, привычно зафутболил в угол прихожей свои уже не новые итальянские и первым делом отправился в сортир.
Облегчиться не удалось - дверь была заперта изнутри.
- Там с утра закрылась жена.
Только сейчас я посмотрел на друга. Нездоровая бледность, два глубоких колодца необычайно блестящих глаз и тонкая улыбка бескровных губ. Если учесть, что сейчас вечер, это понятно. Но с другой стороны, он что, пользуется сортиром соседей?
Какой всё-таки глупый коктейль у меня в голове.
Чистота на кухне поразила меня. Опрятный малыш недовольно ковырялся в жидкой кашице. Из мусорного ведра торчала свежеразбитая посудина.
Чёрт возьми, как притягивает счастье!
Вместо появившейся передо мной тарелки, я беру с холодильника зеркало с одной ножкой - подставкой, ставлю перед собой и смотрю в лицо, в поисках следов любимой тоски.
Заострённый нос приобретает неясных размеров округлости у крыльев, которые пульсируют в такт моему дыханию. Тонкая, но отчётливо различимая канавка с обеих сторон неравномерно спускается к полным, но растянутым с пониманием губам. Небольшая ямочка в уголке то исчезает, то остаётся небольшой. Серьёзный и внимательный взгляд с небольшой перепонкой, как взгляд уставшей курицы.
Малыш не обращает на меня никакого внимания. Впрочем, как и на своего, устало присевшего, но счастливого отца. Всё его внимание сосредоточено на каше.
В окне блестит солнце, отражённое от окон дома напротив. Красивая резьба на рамах и узорчатые поручни балкона под пылью времени тусклы.
Путём откупоривания бутылок предлагаю наладить разговор.
- Откупоривание - открывание, отпивание - отмирание, - говорит мой друг. - Объясни мне понимание.
Сияющие глаза с жалостью рассматривают то, что видят. Ещё чего!.. Но я не огрызаюсь на проявление сопереживания, я не ожидал, но принять жалость приятно. Всё в порядке. Разговор налажен.
На столе появляется откупоренная бутылка и один стакан.
Мы втроём сидим за столом. Малыш только раз серьёзно и задумчиво посмотрел на меня, и опять вернулся к каше, которая и не собиралась убывать... Жаль, что это не мой шестилетний сын.
Разговор затянулся. Другу он не нравился, но он старался сделать мне приятное. Это были хаотичные слова из разбросанных мыслей и отягощённых голов. Вопросы и ответа друга отличались на редкость удачным выбором.
- Смысл нас?
- Безусловен... Хаотичное падение звёзд - преддверие огня на земле. Пламя мы видим или выбор у огня?
- Мы говорим, когда память теряет понятие "холод". Смысл счастья?
- Ты знаешь, я до сих пор не понял, хотя и счастлив. Моя суть рассыпалась на мельчайшие частицы, каждая их которых залита сиропом и умащена благовониями, которые я не слышу, но чувствую... Смысл ветра?
- Ты предугадал мой вопрос. Хорошо... Смысл ветра, смысл смерти - движение.
- Путь, не зависящий от нас, но воображаемый в будущем решённой задачей.
- Смысл жизни?
- Хороший вопрос. И множество ответов. Хотя бы... - друг лукаво улыбнулся, - жить в поисках смысла счастья. Смыслы есть или найдутся, но вопрос в другом - хочется ли жить?..
За полночь малыш продолжал внимательно рассматривать кашу. Сосредоточенный взгляд, даже капельки пота выступили на гладком, детском лобике. Он не хотел есть - и он не ел. Но каши стало меньше...
* * *
Дверь открыла жена друга. Сумрачный взгляд, никакого приветствия. Я не расстроился - я пришёл не к ней.
В прихожей стояли чемоданы и одетый малыш.
Жена исчезла в спальне, откуда донеслись мужские голоса и её визгливый. Подумать только, до чего доводит счастье! Ведь ещё недавно она была очаровательной женщиной, а сейчас... Это была она же, но совершенно запутавшаяся, к которой подходил ярлык - дура.
Из спальни вышли двое мужчин в белых халатах. Санитары. На белых мраморных физиономиях застыли маски. Карие глаза и голубые глаза устали - я не был замечен, никакого внимания на суетящуюся женщину. В руках саквояжи с красными крестами на боках. Не спеша стали набрасывать курточки. Их движения отличались автоматичностью. Я заметил, что у того, кто моложе, дрожат руки.
Хлопнула дверь. Господи, как я ему завидую! Чёрная тоска сменилась чёрной завистью.
Жена друга обречённо вздохнула. Прекрасные глаза были красны и влажны. У меня мелькнула пугающая мысль бросить, забыть поиск смысла, несмело поднять руку, вытереть слёзы, ободряюще улыбнуться, и может даже... поцеловать некрасивые сейчас, но такие полные и блестящие в сумраке прихожей губы. Я еле подавил желание. Никогда я не испытывал такого влечения к женщинам. Они просто не находились рядом со счастьем, как эта красивая уставшая женщина и жена.
Женщина очнулась. Больше, чем безразличие я не увидел в её глазах. Мягкие белые руки опустились к чемоданам, хрупкие пальцы сжали ручки, напряглись и стремительно подняли груз.
Малыш был серьёзен. Детская губка закушена. Он постоял ещё немного, бросил последний отчаянный взгляд в сторону спальни и вышел... Хлопнула дверь. В свои шесть лет малыш не плакал.
В тяжёлое время живут люди. Ко всем бедам: войнам, проблеме человека и просветительству НЛО добавилась ещё одна - неизлечимая болезнь. Один шутник назвал её "Вирус счастья", после чего благополучно отбыл на тот свет. Чума этого века. Учёные, врачи, таксисты, сутенёры хватаются за головы. Никакого противоядия, никакой вакцины. Ежедневно гибнут тысячи людей. Естественно, когда не соблюдаются самые простые меры предосторожности. Вирус передаётся половым путём, но также нужно беречься любителям кольнуться. И любителям заразить кровь. Инфицированный, находясь в состоянии "счастливого", умирал от истощения в течении двух недель в оргазмических судорогах.
Устало прислонился к стене. В прихожей, кроме сумрака витала пустота, смешанная с какой-то больничной вонью. Горка обуви в углу значительно уменьшилась. Не снимая обуви, направился в спальню.
Друг разметался на постели. Жёлтая мёртвая нога с синими волосками выступала из-под одеяла. В руке, крепко привязанной к спинке кровати, торчала капельница.
Свет, исходивший от тяжело больного, казалось, затопил всю комнату. Безмятежная улыбка сглаживала заострившиеся черты лица, морщины лба стали незаметными.
Сквозь пелену бреда мелькнуло прояснение, и блестящие сияющие глаза посмотрели на меня.
- Она ушла?
Он был счастлив. Он умирал от счастья.
Пелена бреда опять опустилась. Сквозь судорожное дыхание пробивались слова: "Вот, что такое счастье..."
* * *
Дверь оказалась незапертой. Я вошёл. Тяжёлый запах застоявшегося воздуха, лекарств и ещё чего-то ударил по лёгким.
Я устал. Но готов к свершению задуманного. И не хочу торопиться.
Я сел прямо в прихожей на пол, прислонившись к стене. Необычайное облегчение посетило меня. Словно безумный принялся вдыхать многодневную пыль, осязаемую и видимую даже в темноте, шарить по полу, приходя в восторг от бугорков грязи, привалившись к оборванным обоям, ловил сырость и пронизывающий холод, как некую радость.
Я опустился. Я не заметил, как опустился, не заметил, когда опустился. Но не чувствовал никакого раскаяния, ибо нашёл смысл, не зависящий от высоты, низа, широты или узости. Я бросил всё и всех, но почувствовал лишь облегчение. Как будто прозрел, зная, что нахожусь в тумане. Это была прелюдия. Я заплакал.
Из спальни друга кто-то вышел и твёрдой, неторопливой походкой направился в прихожую. Шаги остановились напротив меня..
Сидя, сквозь слёзы я увидел белый халат. Санитар. Он молчал. Я взглянул вверх, пытаясь разглядеть глаза. И ничего не увидел. Он тоже плакал. Он был один и без саквояжа. Хлопнула дверь.
Готовясь к задуманному, я бродил по городу, когда ветер принёс мне газету. Я не читал ничего с тех пор... И поэтому с радостью схватил клочок бумаги и жадно принялся читать.
В одной статье говорилось об изобретении оружия, смертоносные лучи которого поражали только людененавистников, врагов общества и закоренелых преступников. Во второй проводилась аналогия: обезьяна - человек - обезьяна, где действия и поступки людей предугадывали обезьянологи. В третьей рассказывалось о том, что в самых крупных городах Земли появились летающие тарелки с надписями "НЛО", откуда посредством громкоговорителей обещали жителям Земли неминуемую смерть, если они не станут членами экипажей. В четвёртой сообщалось, что вакцина против "вируса счастья" не найдена, а сам поиск зашёл в тупик. Зато люди гибнут уже не тысячами. Больницы переполнены, поэтому инфицированных оставляют дома, где они и умирают. Демагоги с пеной у рта доказывают потерю человечеством инстинкта самосохранения...
Я вошёл в спальню и посмотрел на то, что когда-то было другом. Это было страшно видеть, даже находясь в тумане. Всё, что от него осталось - это негромкий свет и блеск на том месте, где были глаза. Он ещё жил, но скоро должна наступить кульминация болезни.
Возле кровати стоял столик, немного косо, наклонившись в сторону кровати - одна ножка короче. На самом краю поверхности столика полупустая чашка - видимо чай, оставленный когда-то женой.
Я присел на кровать и снял свои итальянские туфли. Друг немного ожил - начал бормотать. Я склонился, пытаясь расслышать, одновременно устраиваясь рядом на кровати. Тощее прозрачное тело внезапно напряглось и выгнулось дугой. Серия конвульсий всколыхнула кровать, и лёгкое одеяло слетело на пол. Я больше не мог ждать. Одну руку просунул под голову лежащего, а второй рванул привязанную руку. Слетела капельница и фонтан крови брызнул на постель и на меня. Рука была крепко привязана, и чтобы дотянуться, мне нужно было перегнуться через больного. Я припал к пульсирующей, идущей из руки крови, и невыносимая усталость свалила меня - я упал на умирающего. От удара он начал задыхаться, голова судорожно вскинулась, а слепые зрачки уставились вверх. Из горла пошла кровь. Я поцеловал друга в губы.