Рука устала колоть и рубить, пот заливал глаза, несколько царапин, казавшихся не опасными, начали жечь огнём. Сказать, что ей везло, так это неправда - просто её прикрывали со всех сторон, когда она яростно и безрассудно рвалась на кромку баррикады, навстречу бесконечному движению уруков. Это были одни из самых тяжёлых минут в её жизни. Вначале её поддерживали ярость и праведный гнев, потом, когда одного защитника в мгновение ока искромсал взобравшийся ягир, на её глазах откусив руку по локоть, а ударом лапы оторвав голову, лишь стоявший слева усатый гвардеец буквально телом самоотверженно опрокинул взбешенное животное назад, сорвавшись следом за ним в гущу "тёмных", в ней поселился страх. Но в быстро меняющихся кадрах сражения предаваться боязни было просто некогда.
Львиную долю по её защите осуществлял опекавший её Руайял АллФаррийял, в который раз поражая Лидию мастерством владения оружием. Восточник творил чудеса, скупыми, экономными движениями повергая "тёмных" и их животных. Ничего лишнего: мгновенный укол в горло, глаз - любое доступное открытое место, плавный росчерк, аккуратный - кажется, едва касаясь - но с неизменным результатом: расцветающая алым бутоном шея, отсечённая лапа, перебитая конечность, и контрольный удар, мимолётный, как биение крыла бабочки, полёт лезвия в обрамлении чёрных капель. Он успевал везде. В случае опасности, давления уруков на их участке, находился рядом, при вероятности прорыва слева или справа, Руайял по неширокой кромке мостков, между отчаянно отбивающихся агробарцев, держащих на своих местах оборону, умудрялся просачиваться к критичной точке. Складывалось впечатление, что у него не два, а на порядок больше глаз (в том числе и на затылке). Лидия видела, как он отбивался от двух уруков, уже практически взобравшихся наверх, атакующих восточника при этом весьма эффективно и грамотно блокирующих его выпады (это был как раз один из тех моментов "на грани", когда принцесса даже подумала, что они не устоят). Она же, тоже занятая отражением атаки, с ужасом поняла, что не успевает прийти на помощь. И тут наверх влез ещё один "тёмный" со спины бьющегося Руайяла. Один из ремесленников в отчаянном рывке попытавшийся сбросить врага, неудачно раскрылся и пропустил прямой укол в живот - удар был столь силён, что лезвие ятагана прошло кожаный доспех, словно яичную скорлупу. Следующий замах "тёмного" должен был прервать жизненный путь молодого воина с востока, но тот, не оглядываясь, левой рукой, вооружённой длинным кинжалом, неожиданно ткнул назад, и приблизившийся урук напоролся прямо на лезвие, и, уже падая, безвольно уронил руку с оружием на плечо Руайяла. Тот и тогда смог отклониться в сторону, и ятаган бессильно чиркнул по наплечнику, не нанеся никакого урона. Что там было дальше в противостоянии сына эмира и двух уруков, Лидия уже не видела - наверх влезло несколько свежих защитников, оттеснивших назад принцессу. Но Руайяла она увидела позже на правой стороне - его заметный островерхий шлем с уцелевшим голубым плюмажем мелькнул там, где он пришёл на помощь Фиори.
Этой, казалось, бесконечной и сумасшедшей рубке не будет конца. Передохнув несколько ударов сердца за спинами отбивающихся людей и проигнорировав настойчивые призывы РоПеруши убраться с переднего края - маркиз сейчас оказался внизу и сейчас координировал действия защитников, отправляя резервы на сложные участки и заменяя уставших бойцов - она снова бросилась в бой. Нет, она не искала смерти и реально понимала, что её гибель может обречь всех этих людей, её друзей, союзников и подданных на поражение. Но, в конце концов, ещё была её сестра Руфия, последняя из РоБеруши (кстати, она не могла вспомнить, видела ли её в последнее время, и просто надеялась, что Гарч или отец Апий хорошенько её спрятали, а благоразумие, присущее сестре, убережёт от глупых поступков). Просто... Просто она не могла остановиться - ей... нравилось сражаться. Не зря в своё время наставница Брада в худой, нескладной девочке смогла рассмотреть будущую воительницу и привить любовь к оружию. Смотреть в лицо врагу ей было предпочтительней, нежели видеть гибель близких.
В какой-то момент напор "тёмных" усилился, и на верхушке баррикады всё перемешалось. Разобрать в толчее, где свой, а где чужой, стало очень сложно - пытаться реагировать можно было лишь на то, что видят глаза. Использовать длинное холодное оружие стало проблематично, в ход пошли ножи, стилеты, кулаки. А сдавленная со всех сторон Лидия просто не могла поднять руки. Благо, в поле её зрения были человеческие лица и доспехи, и лишь чуть левее находился спиной к ней урук в характерном шлеме.
Но тут левый фланг обвалился. Люди и "тёмные" посыпались вниз. Лидия в ужасе оглянулась и обмерла. Под баррикадой образовался вал копошащихся, рвущих и терзающих друг друга тел. А застывшая чуть дальше редкая цепочка защитников, так сказать, последняя линия обороны, напряглась в ожидании атаки. Напротив же неё, по кромке защитного барьера, угрожающе рыча и махая ятаганами, к ней спешили уруки. Стоящие перед ней двое защитников продержались какое-то время, а потом один за другим сверзились вниз - первый с проломленным черепом, второй неудачно споткнулся и в незавершённом выпаде был сбит "тёмным".
Лидия уклонилась от замаха подобием булавы на длинной рукояти, её шатнуло на неровной поверхности перекошенных и кое-где уже сломанных мостков, неловко ткнула обломком пики. Здоровый урук небрежно отмахнулся от её оружия и осклабился, обнажив внушительные жёлтые клыки. И что-то прорычал, явно адресованное ей, но разобрать это в сумасшедшем шуме было невозможно. Два широких замаха крест-накрест, и если от первого Лидия увернулась, то второй отдался болью в кисти в неловко поднятом защитном и, по правде говоря, абсолютно бесполезном жесте. Пика улетела, рука онемела. В каком-то замедленном пронзительном времени, жадно хватая воздух пересохшим ртом, она наблюдала вырастающего перед ней "тёмного", расплывающаяся от застилающих глаза слёз страшная рожа кривилась торжествующе и презрительно. Или это ей казалось? Скошенный вниз взгляд успел заметить движение, но ни разум, ни вбитые когда-то Брадой рефлексы, словно залитые киселём, уже не успели отреагировать. И тогда колено урука вошло её в живот, вышибив остатки воздуха, а шипастый кулак обрушился на голову...
Звуки исчезли. Как и боль, эмоции, переживания, мысли. Она куда-то долго-долго падала, отрешённо и спокойно наблюдая удаляющееся небо. Что-то проникло в рот, едва освежив сухие губы, язык вяло шевельнулся. Это - кровь, - грустно констатировала она. Лицо ощущалось, как неживая, восковая поверхность, укрытая тонкой, остужающей, будто от острожных касаний ветра, плёнкой... Обидно, - теперь ей никогда не быть прежней (имелось ввиду, привлекательной внешне). И пусть этот вопрос её по-настоящему никогда не волновал, здесь и сейчас именно он имел значение.
Теперь она плыла куда-то, судя по раскачивающимся движениям. Серые пятна, заслонившие небосвод, настойчиво взывали к ней, и она попыталась сообщить им: всё нормально, не стоит так волноваться. Получилось или нет, она не смогла бы с уверенностью утверждать, поэтому в подтверждение предыдущих слов постаралась изобразить улыбку. Но капризные губы подвели её... Ну, и к дракону их... Её ничего больше не волновало, с заботами покончено. Почему-то эта мысль окончательно натянула одеяло тьмы на глаза и растревожила безысходность, странную, угловатую птицу, раскрывшую клюв и издавшую тоскливый стон, а затем расправившую крылья. Она умерла?..
* * *
- Просыпайся, Прейр...
Настойчивый нежный голос звал его. Отказать ему было совершенно невозможно. Вот только понять направление движения (если это вообще реально: логика и рассуждения во время сна) - в явь или забытье, никак не получалось. Оставалось стойкое ощущение, что ему предлагалось просто не открывать глаза ради продления удовольствия. Тем более, лёгкие касания, будто весенний ветер, прошлись по щеке. Но после, правда, скользнули к плечу и требовательно затормошили.
Какая-то тревога, подспудно маячащая на краю сознания и неприятным фоном очерняющая чудесные мгновения, заставила руку судорожно зашарить на поясе в поисках... Он открыл глаза.
Мягкая линия упрямого подбородка прогибалась под неширокими, но полными, будто от переизбытка сока, валиками губ, вопросительно и словно приглашающее приоткрывших тёмную щёлочку, где - как он знал - за ровненькой оградкой ровненьких зубов живёт юркий и весьма аппетитный язычок. От искусно вырезанных аккуратных ноздрей и задорно приподнятого кончика носа начиналась тонкая дорожка вверх, преодолевая которую никогда не хотелось спешить... И уже там, под хрупкими зонтиками ресниц открывались два серо-голубых колодца, абсолютно бездонных и таких желанных.
Велья с загадочной улыбкой феи-собственницы рассматривала его, касаясь того, что привлекло её внимание: жёстких полуседых волос, лба, неторопливо пройдясь вдоль свежего шрама, мимо растрёпанных бровей и вздрогнувшего от щекотной, какой-то прохладной ласки, в который раз пострадавшего и поэтому кривого и багрового носа, сквозь щётку колючих усов к незажившим пока губам.
Вот оно счастье! Вот ради чего стоило пройти с боями полгорода, лить свою и чужую кровь, чувствовать себя мёртвым - ради целительной и прекрасной капли жизни, в которой легко утонуть. И пусть многие считали РоГичи чёрствым и замкнутым, а после второй женитьбы, как ни парадоксально это звучит для королевского гвардейца, эталона мужественности, уверенности, поборника справедливости и, в конце концов, настоящего героя, именно с которого и ваялись те персонажи мужского пола в характерных романах, над которыми сонмами витали девичьи вздохи, лились слёзы, а бьющие в унисон сердца и прочие составляющие женского начала, экстренно вырабатывали восхищение, вообще слыл махровым подкаблучником, ему на это было плевать. Не так сильно, как хотелось - всё-таки нужно соблюдать приличия, но потенциальным пьяницам, идейным бабникам и любителям острых ощущений, которых хватало в среде гвардейцев, капитану было что сказать.
В изумительных глазах Вельи вспыхнула неожиданная лукавинка, и она, порывисто наклонившись к нему, одарила таким сумасшедшим поцелуем, что крохи мыслей и заготовки рассуждений разлетелись на хрустальные осколки...
- Тихо-тихо, глупенький, - с негромким хрипловатым смешком, неторопливо отстранилась она, мягко, но непреклонно убирая его руку со своей груди и поправляя волосы. По затуманившемуся, блуждающему взгляду и прерывистому дыханию, Прейр понял, что Велья тоже по нему соскучилась. Но уже следующие её слова заставили сожалеть о неподвластности обстоятельств (при этом иронично констатируя тот факт, что женщины умеют сводить с ума и манипулировать). - Приходил такой неприступный благородный тариец, - она надула губы, пытаясь с детской непосредственностью изобразить оного, в котором капитан без труда узнал надменного начальника охраны посла. - Но я не пустила, сказала, что ты занят в уборной.
РоГичи невольно покраснел, представив выражение лица барона, он рывком сел, зашарил в поисках одежды и не находя её. Попытался вспомнить, что было вчера, но кроме едва уловимых эпизодов - сценок, в голове звенела в основном гулкая пустота. Вот его доводят до дверей, вот он не может оторвать взгляд от мерно сопящей дочери, вот Велья вроде помогает - другая женщина вряд ли бы это делала? - мелькнула паническая мысль - ему раздеться, поливает из кувшина на шею и... Всё - провал.
Звонкий, задорный смех вернул его в реальность. Он инстинктивно попытался нахмуриться и высказаться по поводу недопустимости некоторых вещей, но резкие слова просто испарились, когда он поднял голову.
Велья, не в силах остановиться, продолжала смеяться, таки вызвав у мужа невольную ответную улыбку.
- Ух, ты какой гро-о-озный, - указала на него, задыхаясь, а Прейр только сейчас обратил внимание, что сидит голый по пояс, в одних подштанниках, опустил голову, пошевелил босыми пальцами ног, и сам хихикнул, представив свой вид со стороны. - И тяжёлый, - со значением добавила, успокаиваясь, и тут же пояснила сыгравшему в непонимание мужчине: - Хорош муж: стоило увидеть жену, как глаза сами закрылись, - только дублёная, загоревшая и проветренная шкура не дала ему по-настоящему покраснеть. - Ничего, - примирительно закончила Велья, протягивая ему бельё и - вот чудо! - свежевыстиранную гвардейскую форму, - будем считать, что ты просто побоялся ослепнуть при виде меня, единственной и великолепной.
- Угу-м, - буркнул капитан, торопливо одеваясь и не смотря на жену. Он всегда немного терялся, когда Велья начинала озорничать и баловаться. Видно, всё-таки сказывалась разница в возрасте.
- Не спеши ты так, - постаралась урезонить мужа Велья, помогая зашнуровывать кожаную безрукавку. - Тариец сразу ушёл, сказав, что тебя хочет видеть посол. А за дверьми тебя ждёт Даг, - смешно сморщила нос. - Только и он никуда не спешит, - задумалась на мгновение и с непритворным удивлением продолжила: - Я вообще не припомню, чтобы он когда-нибудь спешил. - И совсем невпопад завершила: - Настоящий мужчина: размеренный, солидный, рассудительный.
Комментировать сказанное Прейр не решился - себе дороже. Как и стараться соответствовать заявленному эталону - не факт, что у него получится - это раз, и где гарантия, что через пять минут ветреная Велья не изменит мнение? А уж на обстоятельства, в которых верный сержант совсем не выглядел "размеренным" и "солидным" лучше вообще повесить огромный амбарный замок - зачем травмировать подобными страхами тонкий женский слух.
- Эти тарийцы с самого утра носятся, что угорелые, - вот эти слова его насторожили, но уточнить, что вообще происходит, капитан уже не успел, - Велья чмокнула его в щеку и упорхнула в коридор.
Невозмутимый Даг, отлипнув от стены, встретил его вопросительным взглядом.
- Я в норме, - чуть смущённо, негромко бросил РоГичи и перевёл взгляд на стоящего рядом с сержантом мужчину. Явно солдата, ибо при виде капитана он заметно подтянулся. Да и лицо смутно знакомое, но в тёмном коридоре точнее сложно было разобрать.
- Доброе утро, капитан, - поздоровался Даг. - Ваша жена сказала вам, что с первыми петухами по инициативе посла стал формироваться сборный отряд для выхода? - он очень внимательно посмотрел на РоГичи, а тот нахмурился: что бы это значило? Но мысли, готовые сорваться в галоп, остановил сержант. - Хочу вам представить капрала второй роты корлевской гвардии Ори РоБлейши. - Паузу, взятую Дагом, они заполнили положенными при знакомстве фразами. - Ори из-за ранения на дежурстве остался в столице, - продолжил Даг, взяв инициативу на себя. - Но когда всё случилось, ему пришлось покинуть свой дом, так как за ним пришли - в общем, кто-то донёс "ночным" о гвардейце. В итоге он оказался в Пьяной слободе, и, не желая оставаться в стороне, предложил тарийцам свой меч. Но лишь те узнали, что он из "чаек", тут же его заперли. Нет, никаких угроз, добрая кормёжка и комната без окон. Один раз пришёл его расспросить посол, а потом с ним говорил граф РоТай - и всё. До сегодняшнего утра.
- Меня и задержали, и отпустили без объяснений, - пожал плечами крепкий седоусый капрал, а капитан понял, что ему очень срочно нужно увидеть ПремурТара.
- Объяви всем нашим, пусть будут на всякий случай наготове. И срочно нужен проводник к посольскому дому.
Вчера ночью, когда барон-тариец вёл его улочками Слободы, ему сложно было следить за дорогой. Единственное, что помнил - их отряд определили на постой к вербарскому негоцианту. И сейчас, следуя за широкой походкой сержанта по гулким и длинным коридорам особняка, он коснулся его плеча и негромко произнёс:
- Если вдруг я не вернусь, - взгляд Дага стал неуловимо жёстким, - вы вольны поступать, как сочтёте нужным. Не думаю, что тарийцы будут воевать с женщиной и ребёнком, - сержант понимающе кивнул. - Это так, на всякий случай.
Смышлёный мальчишка лет десяти, племянник хозяина особняка, скоро привёл капитана к искомому дому, и, следуя указаниям, он вскоре лицезрел посла на обширном заднем дворе, где действительно всё было в движении: носились люди с охапками чего-то, сурового вида воины в сторонке чинили оружие, из конюшни выводили лошадей, а в центре всего этого, словно опытный полководец, находился ПремурТар, раздающий указания тройке воинов, стоящих перед ним.
Увидев направляющегося к нему гвардейца, тот приветственно махнул рукой, отпустил солдат. Барон СетинТар наоборот, подошёл откуда-то со стороны.
Сдерживая эмоции, капитан вежливо поздоровался.
- Что это значит? - хриплым от волнения голосом уточнил он, поведя вокруг рукой.
ПремурТар изобразил удивление. Широкая улыбка на лице, словно иллюстрировала картину: жизнь прекрасна.
- Вы же сами, уважаемый Прейр, говорили, что дорога каждая минута, и нужно идти на выручку принцессам, - он воздел бровь, ожидая ответа, но капитан, опешив от таких слов, не смог сходу придумать, с чего начать предложение. Как? Кто? Почему? Видя это, тариец, вдруг посерьёзнев, решил объясниться. - Мы с графом РоТаем подумали, что вам можно верить, и нужно помочь Лидии. Вернее, граф, не будучи изменником короны, посчитал своим долгом идти на выручку старшей дочери короля Элия Четвёртого. Я же решил к нему присоединиться, ибо прелестная девушка на троне меня больше устраивает, нежели неизвестное лицо, залившее родное королевство кровью, - он скривился. - От такого соседа придётся постоянно ждать подвоха, - он со значением посмотрел на РоГичи. - Так что, поверьте, Прейр, наши помыслы чисты.
Но капитан продолжал недоверчиво смотреть на него, на что тот картинно всплеснул руками.
- Ох, уж вы, агробарцы, любите искать подвох в абсолютно прозрачных вопросах! Когда время уходит. И потом, если б вы не были слишком утомлены, - понизил значительно голос, - и не имели столь замечательную стражу... - поняв намёк на Велью, РоГичи слегка смешался, чем вызвал задорное подмигивание ПремурТара; будь обстоятельства иные, Прейр счёл подобные речи оскорблением, но сейчас ему нужно было понять, сколько истины в словах посла, - мы бы уже давно обо всём поговорили. Поймите, капитан, я искренен, - он посмотрел на капитана с пониманием. - Хорошо, назову вам ещё две причины моего такого решения. Первая, это - услуга будущей королеве, которую она, я надеюсь, не забудет. И самое главное, - приблизился вплотную к агробарцу, - ну, зачем нам на чудесных барских землях смена династии путём кровавого переворота? Удачного? - он несколько долгих мгновений цепко вглядывался в глаза РоГичи, словно желая оставить там оттиск какой-то информации.
Сам же капитан, слегка запутавшись в словах посла, неожиданно осознал: да, этот человек предлагает именно помощь. Его выгоды - уже дело Лидии, а не его. Он - солдат, а не дипломат. И думать умеет соответственно. Если предлагают мечи - он не откажется. И, наконец, выдохнув с облегчением, минуя вопрос: "Почему?!", спросил следующее:
- Сколько? И кто?
- Вот это другой разговор, - удовлетворённо кивнул ПремурТар, задумчиво посмотрел в затянутое тучами, но пока без дождя, небо, и, скривившись, бросил не в тему: - Погода что-то не балует в этом году. Может дракон, что устроил всю эту чудовищную бойню, договорился и с ней? - пытливо и очень серьёзно глянул на капитана, в который раз чувствующего себя бабочкой на иголке. - Чтобы сам Единый не видел, что здесь происходит, - в наступившей паузе РоГичи так и не сподобился на ответ, терпеливо и стоически ожидая, когда уважаемый посол выйдет из своего философского (если не сказать похуже) состояния. - А вам не кажется, Прейр, - прищурился посол, будто невзначай касаясь плеча собеседника, как бы желая таким доверительным жестом заставить прислушаться к словам, - что все эти испытания специально даны нам свыше, не важно кем: богами, судьбой, природой? Чтобы, в конце концов, понять, кто ты есть на самом деле: жук навозный, огнедышащий дракон или соломинка, сгорающая незамеченной?..
Прейр и не подозревал, что тариец склонен к такой глупой болтливости. Вся эта словесная возня всегда раздражала капитана, а сейчас - тем более. Когда на кону судьба королевства, все эти досужие рассуждения, кто есть кто, кому какое клеймо прилепить на лоб, казались ему вроде реакции организма на некачественную еду, когда долгими болезненными позывами выворачиваются внутренности, и, сидя на корточках над выгребной ямой (не дай бог, ещё и свалиться!), обмануть себя можно лишь вот такими размышлениями (в надежде, конечно же, что, облегчившись, таки воспаришь и расправишь крылья). Но, скривив губы в подобии улыбки, он, пропустив всё надуманное выше, тоже очень серьёзно ответил:
- За свою семью, принцесс и королевство в целом я готов убить любого дракона, огнедышащий он или не очень. И кем я при этом буду для окружающих - жуком, червем или соломинкой, мне всё равно. Хоть каплей дерьма, лишь бы на мгновение приблизить смерть врага.
ПремурТар недовольно поджал губы, сожалеюще мазнул глазами по гвардейцу.
- Не гибкий вы человек, РоГичи. Хоть и прямолинейный, и честный. Всё меряете простыми категориями: жизнь - смерть, семья - враг... Ладно, будет время поспокойней, разберёмся с этими вашими аробарскими неурядицами, тогда, надеюсь, вы будете более склонны к диалогу, - проговорил уверенно посол. РоГичи не стал разочаровывать ложкой скепсиса оптимистичного тарийца - тут не знаешь, будешь ли жив к вечеру, не то, чтобы планировать философский диспут за бокальчиком вина у камина. Но, так и не услышав ничего пока ясного и дельного, продолжал хранить молчание. Посол же, поведя рассеянным взглядом вокруг, остановился на невозмутимом лице того, после чего как-то встряхнулся, подобрался (опять же, как казалось капитану, несколько картинно - ну, не тот человек Устойя ПремурТар, чтобы быть созерцательной рефлектирующей субстанцией). - Граф и я, ещё раз напоминаю, решили помочь. Скажем так, не столько вам, сколько Агробару в целом, и себе в том числе, - жёстко и внятно, исключая любые иные понимания слов, начал он. - РоТай забирает всех своих людей и до двух десятков из случайно оказавшихся здесь солдат из разных подразделений или уже отслуживших ветеранов. Я, естественно, не могу и не хочу оставаться в стороне, мало того, желая облегчить и обосновать этот поход, предложил графу объявить его, как экстренное покидание послом Великой Тарии неспокойного города. Думается мне, это немного облегчит прохождение кордонов. Надеюсь, не будут задаваться глупые вопросы, вроде, почему уходит из столицы только посол с большой вооружённой охраной. Да-да, солдат и вас с гвардейцами мы постараемся экипировать соответствующим образом, - пояснил он сильно удивлённому (если не сказать больше - поражённому) масштабом идеи и задействованными силами РоГичи. - Задача исключительно военная, поэтому ни семей: женщин, детей, ни раненых - в общем, никого, кто может в принципе связать движение, мы брать не будем. Это понятно? - жёстко уточнил, и Прейр нехотя кивнул, сразу подумав о Велье, Адалии и о раненом гвардейце. - Я отправляюсь с вами, как официальное лицо, беру с собой два десятка своих солдат. А Гойя, - кивок на неподвижно застывшего барона, - остаётся на хозяйстве, - широко улыбнулся Прейру, и резко поднял ладонь, останавливая попытавшегося вставить слово командира охраны, развернулся к нему. - Я должен быть спокоен за свои тылы, - категорично, но и несколько увещевающее обратился к своему помощнику. - Мне больше не на кого здесь положиться. Это не обсуждается - ты принимаешь командование над посольской и прилегающей к ней территориями.
СетинТар хмуро кивнул - с прошлого вечера барон, казалось, не ложился спать - был в той же броне, и также скуп на слова и эмоции. Разве что между бровей пролегла складка, и капитан при всей своей невольной предвзятости к тарийцу, не мог не восхититься его выдержкой. Прямо тебе железный человек. Причём, во всех смыслах.
- Прейр, если больше вопросов нет, можете сообщить своим людям новость. Приводите себя в порядок и приходите сюда. Торопитесь не спеша, - он глянул на небо. - Выйдем всё равно не раньше полудня...
Велья восприняла расставание стоически, видимо, натерпелась страху достаточно, и хорошо защищённая территория Пьяной Слободы для неё и дочери имела свою привлекательность, и, осыпав Прейра ветерком лёгких поцелуев, потребовала с него обещание не погибнуть, иначе, как выразилась она: "Ко мне можешь не возвращаться!". Простившись с пришедшим в себя после посещения целителя Терием - гвардеец к облегчению РоГичи выглядел не в пример лучше, чем вчера, он с семёркой своих бойцов (Ори РоБлейши, капрал из второй роты также присоединился к ним), подхватив нехитрые пожитки, оставшиеся при них, отправились к месту сбора.
Суета в посольском дворе улеглась, воины, собранные для выхода были опытными, поэтому кто возился с амуницией и оружием, кто, ожидая команду на выход, устроился поудобней и просто дремал. Особняком стоял отряд графа РоТая. Сам же благородный, бледный в свете дня, заметив гвардейцев и РоГичи, дружелюбно замахал руками, подзывая к себе, и тут же засыпал словами, параллельно раздавая указания о выдаче им тарийских туник, шлемов и плащей, потом потащил в сторону, где у привязи топталось около двух десятков лошадей на выбор. Тут же - не столь громко уже - непосредственно капитану, повторил почти всё то, что говорил ПремурТар - с небольшими уточнениями.
Посол - лицо похода, он, гвардеец - проводник, а сам граф - командир. И замер при этом, прищурившись, глядя на РоГичи, но тот отнюдь не был против. Его гвардейцы будут идти вначале колонны, изображая с настоящими тарийцами непосредственную охрану посла. А общее командование пусть достаётся РоТаю - тому, в конце концов, привычней руководить такими сборными отрядами. Да и граф, как-никак. Ответственность, лежащая тяжёлым грузом на плечах, поднадоела - пусть кто-то другой её теперь потаскает. А он был бы счастлив стать простым ратником. Хоть в первой, самой опасной шеренге.
Вообще, граф ожил невероятно, и пусть душевные терзания, усугублённые алкоголем, сказались на нём, как внутренне, так и внешне, сейчас он превратился в заряженную арбалетную стрелу, готовую вонзиться в любого врага. У него появилась реальная цель, исполнив которую он хотя бы частично остудит муки совести о якобы брошенном на погибель господине. В чём-то РоГичи даже завидовал ему. Так - по доброму. Нет, у него самого с мотивацией тоже всё было в порядке, только шлейф энтузиазма едва заметно покрыла паутина апатии - сказывалась накопившаяся моральная и физическая усталость. А стоило только представить, что впереди вновь предстоит бесконечная вереница схваток, и кровь, кровь, кровь, так и подкатывал к горлу ком. Но он воин, и у него есть долг - весьма жёсткий рычаг, определяющий его действия, поэтому, вздохнув, он выбросил из головы всё ненужное, делающее его слабым, и впрягся в подготовку к выходу.
Около сотни воинов под штандартами Великой Тарии довольно буднично, посреди белого дня (имеется ввиду время суток), ибо тяжёлые тучи, которые нагнал ветер, давали картинку, полностью противоположную ясному дню), пропетляв по дворам, как и предполагал РоГичи, минуя основательно поставленные баррикады на подходящих к району улицах, выехали за пределы Пьяной Слободы.
Первый же перекрёсток при виде такого количества всадников (сзади, правда, катили повозки, ибо не всем нашлись кони), тут же ощетинился копьями, а два десятка ратников с севера, заняв круговую оборону буквально за несколько ударов сердца, условно спрятавшись за щитами, бесстрашно наблюдали за подъезжающими. РоГичи в который раз восхитился храбростью этих людей, и был рад, что благодаря своей первой жене, достойной дочери своей земли, часто бывая на севере, смог найти общий язык и подружиться с многими из них. Конечно, каждый понимал, что против тяжёловооружённого всадника им не устоять, тем не менее, он был уверен, что никто из них не отступит, ведь смерть - достойный воина удел, а вот потеря чести может лечь несмываемым пятном не только на труса, его семью, потомков, но и на землю, на которой он родился. Оттого-то, видимо, не через север, славящийся своей беспощадностью не только к врагам, но и к себе, пошли уруки, а через восток, пусть и значительно оживлённый благодаря торговым трактам из Тарии, пусть и достаточно опасный из-за постоянных стычек с соседями (кстати, рядовые бандиты тут фактически не выживали, пусть и притягивали торговые караваны многие алчные взгляды), зато золото, в конце концов, могло решить многие проблемы, часто весьма неприятные.
Выехавший к пешему командиру северян ПремурТар в сопровождении графа и капитана, в обычной своей улыбчиво-снисходительной манере виртуозно вкрапляя в интонацию присущие тарийцам надменные нотки, поинтересовался, с каких это пор Агробар объявил войну Тарии. Озадаченный сержант-северянин едва только затылок не почесал от удивления, окинул более внимательным взглядом всадников, пусть и настороженных, но точно не агрессивных - оружие в ножнах, слегка усмехнулся в усы и уточнил на всякий случай: не соблаговолит ли уважаемый посол подождать прибытия более серьёзного официального агробарского представителя? На что ПремурТар разразился такой гневно-обличительной речью, искусно имитируя натерпевшегося страха миролюбивого посла, подводящей такой итог: ему срочно нужно покинуть этот негостеприимный город. После чего сержант, едва сдерживаясь от смеха, махнул своим людям, чтобы пропустили отряд. Но счёл необходимым сказать, что доложит начальству об их передвижении, и предупредил, что за остальные посты он не ручается, но вот на выезде, на Восточных воротах их наверняка подвергнут тщательной проверке, и без серьёзных сопроводительных документов, выданных новой властью, им будет сложно качать права. Высказался сержант максимально деликатно. Но смысл был именно таков. ПремурТар высокомерно поджал губы и молча последовал дальше. Игра игрой, но вот именно после таких сценок и распространяется мнение, что все тарийцы поголовно - невыносимые твердолобые драконы.
Проезжая вот так, в открытую, по городу, РоГичи поразился тем изменениям, что произошли. Люди передвигались с опаской и быстро, видя большой вооружённый отряд, спешно прятались, в лучшем случае боязливо прижимались к стенам или оградам. В общем, Агробар затаился. Патрули на улицах и стационарные посты, как в форме воинов северных баронств, так и стражники, и даже солдаты в цветах герцога РоСвейши, как ни странно, не препятствовали движению их колонны, но провожали очень даже внимательными взглядами, наверняка получив определённые инструкции - капитан, притормозивший, якобы проверяя прохождение колонны, наблюдал таки ушедшего в сторону всадника, явно гонца. И нехорошие мысли о ловушке посетили его. Чем он и поделился с ПремурТаром и графом, на что те отреагировали хмурыми кивками. Впрочем, это не повлияло на их решимость двигаться дальше.
Подозрения усилились, когда на нужном направлении они упёрлись в шеренгу тяжёлых пехотинцев. На возмущения посла из-за строя выехал дворянин с рыцарской цепью, судя по бело-голубому сюрко, вассал РоСвейши, и вежливо, но непреклонно отверг саму возможность прохождения тарийцев здесь. На всего лишь намёк на угрозу из уст РоТая, он холодно заявил, что это будет воспринято, как прямая агрессия по отношению к агробарцам, и реакция будет соответствующая. Дабы сами тарийцы не смогли подать этот эпизод, как произвол новой власти, в качестве свидетелей могут выступить высокопоставленные дворяне и не только агробарские. Красноречивый взгляд назад, где за стеной щитоносцев находились какие-то люди, судя по штандартам благородного происхождения. Но так ли это, и кто реально там есть, предводители отряда решили не выяснять. РоТай, уже изрядно взбешённый, так и рвался в бой, но и он понимал, что принимать его на таких условиях - заведомо проигрышный вариант - даже разметав пехоту и не увязнув в схватке, они ничего не добьются, кроме понимания врагами того, что они отнюдь не на их стороне. Не говоря уже о конечной цели. Поинтересовавшись проформы ради, почему их не пускают дальше, рыцарь ответил, что в центре проводятся некие мероприятия, поэтому и усиленны меры предосторожности. Уточнять он ничего не пожелал - видимо, не имел права, поэтому удовлетворившись сказанным и сделав недовольные (не пришлось и особо стараться) лица, они тронулись в путь, слегка изменяя маршрут.
Тут был ещё один момент. Ремесленный квартал, грубо говоря, находился в вербарском, западном направлении, Пьяная Слобода на северо-востоке, и если путь к восточным воротам через условный центр столицы ещё как-то можно было обосновать выходом на просторные (комфортные) проспекты, нежели блуждания по небезопасным пригородам, где наверняка до сих пор происходят беспорядки, то резкий поворот вправо, наверняка вызовет подозрение. Но делать было нечего - их путь лежал именно туда. На этот случай у ПремурТара была заготовлена байка, основанная на слухах о бесчинствах в городе уруков. Скепсис того по этому поводу капитан как раз и развеял, совсем недавно имевший несчастье пересечься с "тёмными". Как бы то ни было, командир поста ни словом не прокомментировал их желание идти к восточным воротам, мало того, РоГичи померещилась на остроносом лице рыцаря злорадная усмешка. Капитан почувствовал зарождающуюся в душе злость, и постарался успокоиться. Они и так были настороже, а то, что драконовы предатели готовят им какую-то неприятность, в этом не было никаких сомнений. И именно герцога РоСвейши со своими ближниками, в отличие от дружин северных баронств, наверняка обманом привлечённых в столицу, он стал видеть в роли главы заговорщиков - уж очень подходящая была фигура одиозного, чрезвычайно амбициозного, могущественного герцога из одного из древнейших родов. И, кстати, имевшего не очень далёкое родство с родом Беруши, и, естественно, при удачном стечении обстоятельств, тот мог легко претендовать на трон.
Весь центр был блокирован, и им пришлось делать большой круг, уходя в сторону. Но до поры, до времени всё было достаточно мирно. Пока они не миновали очень мощную баррикаду - для них специально открыли небольшой проход. РоГичи поразился, увидев здесь не только "рысей"-пехотинцев в тяжёлой броне, в стороне самого барона РоДайли, своего старого знакомца (но, конечно же, постарался спрятаться за фигурами всадников, дабы не афишировать своего присутствия), в окружении рыцарей, офицеров, и нескольких святых отцов, причём, много воинов было на самой баррикаде, поглядывающих в сторону улицы. Им вслед они смотрели как-то тревожно и с сочувствием, что ли?
Что что-то неладно, они ощутили сразу. Вначале удивились полному отсутствию людей, потом выметнувшийся навстречу ветер донёс отвратительный запах гниения, испражнений и крови, от которого передёрнуло даже много повидавших бойцов. И тогда на одной из оград с не совсем декоративными остроконечными навершиями увидели нашпиленные безглазые, с обрезанными ушами и снятыми скальпами, человеческие головы.
Лошади всхрапнули, движение остановилось, колонна без всяких понуканий ощетинилась оружием.
- Срань драконья! - РоТай как всегда первым выразил общее мнение; его правильные, холёно-аристократические черты лица исказила гримаса ненависти. Кому она была адресована, можно было не уточнять.
Сам же РоГичи тоже почувствовал, как внутри зарождается сумасшедшая волна, напрочь ломающая каркас льда, хладнокровия и долго лелеемого благоразумия, толкающая сломя голову мчаться вперёд и крушить, крушить, крушить...
Поспешно примчавшиеся из средины отряда святой отец и маг земли в зелёной мантии, которым ПремурТар тоже предложил пойти с ними (они были достаточно молоды и крепки, чтобы выдержать конное передвижение, и быть готовым к разным неизбежным опасностям). Оба были бледны. И если маг, то ли в силу возраста, то ли специфической нечувствительности к подобному, был скорее возбуждён, чем напуган, то святой отец, невысокий, но внешне крепкий и выносливый, в тарийских доспехах и плаще больше походящий на воина, нежели священника, едва держался в седле.
- "Тёмные"! - бросил маг, святой отец лишь кивнул в подтверждение.
- А то мы не поняли, - негромко и сварливо ответил ПремурТар, невидяще щурясь поверх черепичных крыш - туда, собственно, куда лежал их путь. И где поднимались густые чёрные клубы дыма, в которых чудились корчащиеся, уносящиеся в страшное нечто души невинно убиенных. - Как же вы умудрились загадить такой славный город, - он с таким упрёком и осуждением посмотрел на графа, что тот невольно смешался и отвернулся в сторону.
Не имело никакого значения, что агробарец вообще не был в курсе готовящегося переворота - он просто относился к тому сорту людей, которые общую беду семьи-земли-королевства воспринимал, как свою личную. И это, по мнению капитана, у которого пересечение интересов личных и, грубо говоря, общественных, порой вызывало внутренние бурные споры (конечно же, долг и честь, верность присяге побеждали, но сам факт появления сомнений, как ему казалось, был тем самым пресловутым признаком слабости), было положительным (наверняка не последним) качеством графа. Если бы все сановники, чиновники, дворяне и представители всех сословий руководствовались этим качеством, то вряд ли произошло то, что произошло.
- Предложения? - посол повернулся к капитану и угрюмо застывшему РоТаю.
- Порвать этих тварей в клочья, - тут же прорычал граф.
- Очень благородно разбить голову о "тёмных", сгореть на шаманском костре и, в лучшем случае, выскобленным черепом сохраниться в походной палатке какого-нибудь вождя, - холодно проговорил посол, чеканя слова и сверля гневным взглядом яростно смотрящего на него графа. - Если тебе так не терпится свою жизнь положить на алтарь Агробара, так сделай это хотя бы с пользой, Устин! - несмотря на то, что тариец понизил голос, накал его слов был столь велик, что, казалось, будто он кричит.
Они отъехали в сторону, с ними автоматически, - но так, в паре локтей, - парочка с Даром, и хоть защитное кольцо, в которое их тут же взяли воины, находилось ещё дальше, видно было, что люди нет-нет да и поглядывают в их сторону, прислушиваются. Спорящие командиры - это не совсем то зрелище, которое стоит видеть солдатам на опасной территории. При том, что среди них практически не было случайных людей, одни профессиональные военные, для них имело большое значение, как умереть. Быть заживо сваренным в пищевых котлах уруков - ужасней участи не придумаешь. Потому-то среди тех же северян, чаще всех пересекающихся с "тёмными", существовало жёсткое правило: никогда не попадать в плен. И если уже ты сам не можешь лишить себя жизни, доверь это клинку побратима или товарища.
- Сейчас это не твоя задача - очищать город, - уверенно, непреклонно, но уже мягче продолжил тариец. - Пусть об этом болит голова у новой власти, - он криво улыбнулся. - Твоя же миссия, как и всех нас, - повёл рукой вокруг, - спасти принцессу. Для будущего Агробара, - на несколько долгих ударов сердца наступила тягостная тишина - посол твёрдо смотрел на графа, пока тот с каким-то утробным всхлипом не вздохнул и нехотя не кивнул, соглашаясь. - Идти вперёд - смерти подобно, - продолжил он, как бы рассуждая, причём было понятно, что это просто констатация, а не завуалированное признание в трусости - кем-кем, а трусом ПремурТар точно не был. - Назад, как я понимаю, тоже дороги нет, выпустят нас или нет - не важно, но идти на попятную - не знаю, как вы - идти не намерен...
- Ваша милость, - неожиданно слабым голосом промолвил святой отец, и они втроём перевели внимательные взгляды на будто находящегося то ли в трансе, то ли на грани обморока, священника, - там, впереди, ужасная эманация смерти, но... - он как-то беспомощно повёл плечами, - я отчего-то не чувствую "тёмных", - они озадаченно переглянулись. - Вернее, они есть, но... как бы не там, а немного в отдалении и... вот там, - протянул руку, указывая направление.
РоГичи, неплохо ориентировавшийся в городе, примерно представил, что там может быть. Западные, вербарские ворота, чуть правее... И неожиданно пошатнулся в седле.
- Это же направление на Ремесленный квартал... - тихо-тихо, про себя, как бы до конца не веря в сказанное, проговорил он.
Но был услышан.
* * *
"...я - песчинка, зависшая в воздухе, я недостоин даже взгляда..."
Ройчи видел, как стрелы Листочка поразили всех трёх подшаманов. Эльф подгадал, когда двое склонились над очередной жертвой, вырезая печень и сердце у мужчины - воина (у молодых женщин это были грудь, печень и язык, насколько знал Ройчи вкусы уруков). Слава Единому, в череде на заклание не было детей, ибо наёмник и так с трудом привёл себя перед дракой в состояние равновесия. Он, всегда гордившийся своей выдержкой (а точнее толстокожестью, в крайнем случае, маской циника), начал чувствовать, что потихоньку заводится, и где-то там, глубоко внутри, словно первые искорки трения, стали подниматься хрупкие пока язычки ярости и гнева. Чересчур он стал проникаться проблемами этих людей и этого королевства. А это не очень хорошо... хм, для всех.
Третий подшаман замирал спиной к солнцу и, воздев руки, как водится, бормотал какие-то чёрные слова. Урук с Даром по определению не мог быть связан с чем-то добрым, тёплым, светлым - Ройчи, в принципе был с этим согласен. За свою жизнь, он не часто, но пересекался с этим народом, и должен был констатировать, что людская молва, нарекшая уруков самыми агрессивными, жестокими, крайне воинственными существами, была абсолютно права. И то, что они поедают своих повержённых противников - всего лишь небольшой мазок в широкой палитре серо-чёрных тонов.
И вот Листочек уловил момент, когда подручные подвели к огромному палачу крепкого, полуобнажённого, но безвольно обвисшего на руках конвоиров, мужчину. И, прежде чем отправить ещё тёплое тело на костёр, к нему подошли подшаманы (нечего продуктам пропадать! по мнению уруков печень разумного значительно улучшает не только бойцовские качества воинов, но и неплохо влияет на Дар). Вот тогда их, "тёмных", склонившихся над жертвой, и третьего, находившегося чуть в стороне, эльф и накрыл стрелами. Двоих поразил точно наповал - это Ройчи видел ясно, а третьего, суетливого, занятого занимательнейшим действом - разрезанием человеческой плоти в поисках аппетитных кусочков, ранил. Зато потом уже, по прямой, добил прямо в горло.
Замерший же то ли в трансе, то ли в некоем, соответствующем важному представителю племени, образе, шаман даже не шелохнулся, когда предназначенная ему стрела ещё в воздухе над ним изменила траекторию падения. Зато Худук, сосредоточено перебиравший какие-то свои костяшки, камешки, амулеты, неожиданно вздрогнул, вскочил и принялся пританцовывать, тихонько поскуливая - пришла пора и ему вступить в игру, начать противостоять верховному шаману, пока что пытаясь прикрыть себя и Ройчи от пристального внимания того - наверняка главный "тёмный", насколько позволяет ему Дар, сканирует окрестности в поисках подвоха.
"я - песчинка, лежащая на краю дороги, и уставший сапог путника легко может поднять меня в воздух..."
Ройчи наблюдал, как разъярённые "тёмные", потеряв ещё воинов, но определив расположение меткого стрелка и услышав команду (при всей буйности нрава и редкостному индивидуализму у уруков в боевых отрядах, особенно в походе, соблюдалась жесточайшая дисциплина, и если десятник - сотник - вождь-акнак приказал стоять насмерть, то "истинному" лучше умереть, нежели ослушаться приказа), ринулись к зданию, на крыше-террасе которого засели его друзья. Пятёрка телохранителей со щитами расположилась вокруг шамана, не пересекая некоей границы локтей в шесть до него. Ещё около десятка во главе с громилой - палачом рассредоточились по площади, как бы контролируя разные направления - неожиданностей уруки не терпели.
Крики "тёмных", штурмующих, лезущих со всех сторон на крышу, мелькающие, мечущиеся, не очень понятные тени наверху - это друзья вступили в бой. Понять, как у них дела с того ракурса, с которого вёл наблюдение наёмник, было сложно... Не стоило думать об этом - ещё рано переживать и хоронить. Главное, пусть верховный шаман и его охранники отвлекутся на это столкновение. А так только срывающиеся сверху тела "тёмных" и яростные вопли служили сладчайшей музыкой, и говорили о том, что его товарищи живы.
"я - песчинка, поднятая ветром, я могу быть везде..."
Худук вдруг рухнул, словно сломанная кукла, суставы которой произвольно гнутся в разные стороны, совсем не предусмотренные природой и богами: ноги заплелись в косичку, правый локоть глубоко ушёл за спину, а левая рука, как за спасительный мех ухватилась за трепещущее ухо. Ройчи наклонился, перевернул товарища. Глаза зажмурены, из ноздрей идёт кровь, губа прокушена клыком. Плохо ему.
Ройчи, скрипнув зубами, выглянул на площадь, где неподвижно замер, сидя на пятой точке, плюгавый морщинистый старик - "тёмный" в окружении телохранителей. А чуть дальше, на противоположной стороне отчаянно бились его друзья, привлекая к себе такое вредное для здоровья внимание уруков. Всё, пора и ему действовать - гоблину он помочь пока никак не мог.
Вдруг почувствовал, как что-то крепко держит его за грудь, и, опустив глаза, наткнулся на чёрный, полный боли и решимости взгляд товарища.
- Иди, Рой... Ещё десять ударов я продержусь... Прикончи его...
Наёмник встал. Теперь точно его очередь вступать в бой, потому что он - песчинка, способная перебить хребет дракону. На душе было пусто и легко. Он ещё раз проверил оружие: меч под правую руку, дага - под левую, перевязь метательных ножей на своём месте. И вышел из укрытия.
Его походка была столь уверенной и как бы неспешной, что урук, отвечавший за это направление, во-первых, не сразу обратил на него внимание, а, во-вторых, не придал значения и не поднял тревогу - ну, не может вести себя так спокойно разумный, вынашивающий враждебные планы. И даже сделал несколько шагов навстречу в надежде пленить крепкого здорового мужчину - шаман точно бы добычу оценил... Но один молниеносный удар заставил захлебнуться его собственной кровью, и с застывшим на татуированном лице удивлением упасть на колени, затем плашмя на мостовую. Быстрая и глупая кончина. Зато зашевелились его соседи - три урука криком постарались привлечь внимание шамана и громилы.
"я - песчинка, со мной бороться невозможно, ибо я тоньше самого острого лезвия, зацепить меня может только ветер..."
Уруки падали замертво, даже не успев испытать более сильных эмоций, нежели недоумение. Они, лучшие из лучших своего племени, шли против человека, дружелюбно и даже как-то умиротворённо улыбающегося им, человека, представителя народа, которого они не видели себе равным, не "тёмного" собрата, соперничающего за место под солнцем, не "светлого", готового положить жизнь на алтарь тысячелетней ненависти, а бело-розового слизняка, которого стыдно даже назвать драконом в ругательном контексте.
Первый даже после гибели соплеменника, не посчитавший нужным прикрыться - или не успевший - схлопотал удар в горло после небрежного отвода ятагана в сторону (словно пытался напугать). Второй, более благоразумный (или наученный горьким опытом), увернулся от демонстративного прямого удара, пригнулся, закрывая бок щитом, ловко крутнулся, желая оказаться сбоку или со спины человека, выводя его на ещё двоих подбегающих соплеменников. Но неожиданно почувствовал резкую боль, холод и упал замертво - человек оказался совсем не там, где надеялся тот, и нанёс один точный удар в печень. Третий, закрыв ноги от ложного удара, получил рубящий в голову. Шлем выдержал - только несколько косиц спланировали на землю. Но пока он, слегка оглушённый, прикрываясь щитом, вслепую отмахивался ятаганом, пострадал его товарищ, бросившийся на помощь: укол в предплечье, росчерк - не смертельный, но неприятный по щеке, и рука со щитом при отшатывании назад приоткрыла беззащитный бок, куда и устремился меч. Оглушённый, яростно ревя, попытался развернуться на обречённый, хриплый выдох товарища, но подлое лезвие вошло под лопатку, и урук, вытянувшийся в струну, словно воздетый вверх, плеснул изо рта кровью и оскалил пасть под стремительно стекленеющими глазами, уже не видевшими, как нарвавшись на метательные ножи, пали пятый и шестой. Но шестой, успевший частично блокировать смертельное острие, прожил на удар сердца дольше - пока не получил добивающий удар в горло. Седьмой, тщедушный, но подвижный, попал в крепкие объятья и послужил защитой от восьмого, совершенно не случайно вспоровшего ему брюхо, и, пока тот, ошеломлённый случившимся, барахтался с повисшим на нём соплеменником, человек, небрежным ударом рукояти даги, сломал ему висок...
* * *
Р"ымтШем, невозмутимо и хладнокровно наблюдавший за гибелью своих воинов, поймал себя на неожиданной мысли: красиво. Смерть всегда прекрасна, а искусство убивать - самое достойное занятие для настоящего мужчины. А человек, почти не сходящий с прямой линии, целеустремлённо и уверенно двигающийся к Светочу "истинных", Верховному шаману Т"ыхТою, был очень и очень хорош. Но Р"ымтШем, проведший сотни схваток ради услужения богу смерти, отказавшийся от предложения стать главным акнаком набега, не зря считавшийся одним из лучших воинов похода (во всяком случае, никто, кто мерялся с ним силой или вступал в бой, не смог его одолеть), при этом уважаемый и после Верховного шамана считающийся самым влиятельным членом отряда (даже избранный акнак похода без потери чести мог испрашивать совет у него), был спокоен. Человеку его не пройти. Каков бы хорош он не был, Р"ымтШем, "истинный" самого главного народа Веринии, его остановит. И даже если нет - он позволил себе лёгкую усмешку в жидкие усики - и он погибнет (а хороший воин всегда готов к смерти, и он такой мизерный шанс конечно же учёл), то Т"ыхТой точно сотрёт человека в порошок: вначале захватит разум, унизит, заставит поклониться, сделает его тело послушной марионеткой (при том, что Верховный шаман вряд ли будет выжигать разум - чересчур это просто и грубо), и, находясь при полном сознании, человек начнёт приносить в жертву тёмным богам своих же соплеменников и пить их кровь... О, это сладчайший миг: видеть обречённость и мольбу о пощаде или хотя бы лёгкой смерти у прежде самоуверенных и сильных разумных. Да, их Верховный шаман - удивительный выдумщик и, можно сказать, коллекционер черепов непростых смертных...
Р"ымтШем уважительно покачал головой, когда последнего, стоящего перед ним воина человек, будто играючись, обезоружил лёгкими уколами меча, взял на болевой приём, а потом, глядя прямо ему в глаза, сломал шею. Словно котёнку, крепкому и норовистому Тойю'Шему, сыну сестры Р"ымта. И главный палач "истинных" был горд своим племянником - тот, предвидя конец, не издал ни звука, упрямо и яростно сжимая зубы.
Сзади был только он, Верховный шаман. Р"ымтШем повёл шеей, плечами, разминая мышцы, протянул руку и коснулся древка любимого молота, рукоять которого тепло и удобно легла в ладонь - кстати, перетянутой человеческой кожей. Ни в каких щитах и дополнительной защите на теле он не нуждался. Просто если схватка неожиданно затянется или он получит неприятное ранение, то он всегда может перейти в состояние неконтролируемой ярости, в котором и боль, и глупые сомнения смывает первозданная, чистая жажда крови и убийства. Ничего, что потом он будет чувствовать себя какое-то время, как новорожденный щенок - оно того стоило.
Между прочим, этому боевому трансу его научил Т"ыхТой. Р"ымт с благодарностью оглянулся на застывшее, будто окаменевшее, лицо шамана, забросил в рот вязкий комок, и принялся тщательно жевать - именно эта масса облегчала переход в транс. Т"ыхТой говорил, что он, Р"ымт, первый "истинный", который сможет обходиться без дополнительной стимуляции, но тому нравилось ощущать эту горечь во рту, чувствовать, как слегка немеет язык и нёбо, а вниз по пищеводу льётся жидкий огонь, чувствовать, как тело, каждую клеточку которого он и так контролирует, становится для него легко управляемой, послушной и очень быстрой машиной смерти...
Р"ымт должен был воспитать в таком ключе несколько десятков преданнейших Т"ыхТою "истинных", сделать из них, как любят говорить люди, личную гвардию, непобедимую и смертоносную для предателей и сомневающихся. Вот тогда бы они навели порядок среди своих, отомстили в первую очередь Грюмо'Дэку, так называемому Верховному шаману племени двайя, недостойному даже ногтей их повелителя, в своё время не принявшего и отторгнувшего жёсткие идеи по экспансии своего соплеменника и соратника, но - благо - не помешавшему свободно уйти отколовшимся "истинным" в свободный поход и не устроившему резню. Вот только ему, Р"ымтШему, правой, жестокой, но справедливой руке Т"ыхТоя, банально не хватило времени на создание новых воинов - они полгода самостоятельно провели в Тёмных лесах, львиную долю прожитого отстаивая и расширяя границы территории, на которую заявили свои права. И если простые разбойничьи шайки - этакий многочисленный интернациональный сброд отщепенцев разных мастей почти всех народов Веринии, обосновавшийся там, был им на один зуб (в прямом и переносном смысле: во-первых, Р"ымт натаскивал на них молодёжь, а, во-вторых, добыча - нечего добру пропадать - действительно шла в общий котёл, и наконец-то за недолгое существование их нового племени, сытыми оказались не только воины, но и дети, женщины и немногочисленные старики, всегда служившие в голодные времена расходным материалом), то небольшой анклав дроу, каким-то образом затерявшийся в лесах - на тёмных эльфов, живущих практически под боком у бандитов, но столь обособленно, нелюдимо и незаметно, что те и не подозревали об их существовании, случайно наткнулись урукские разведчики, и хорошенько получили по носу, начав качать права - был крепким орешком. Потом, правда, старейшины договорились о мирном и абсолютно не пересекающемся существовании. Но разве "истинные" могут терпеть рядом такое наглое соседство? И однажды подло ударили по поселению дроу, уничтожили его полностью, заплатив за это третью своих воинов - полегла масса подготавливаемых для гвардии Р"ымтом бойцов. Потом они обложили данью разбросанные по лесу небольшие селения гоблинов, относящихся к ветви грызак, всегда благосклонно относившихся к "тёмным" собратьям и терпимо к их "развлечениям" (но, конечно же, не затрагивающих их лично!) - а что, тем такие союзники и покровители нравились. Тем более, с одной стороны лес граничил с Тарией, чьи егеря стали всё глубже и глубже разведывать якобы ничейную территорию - это разбойники привлекли ненужное внимание, при этом вяло огрызаясь - не желая связываться и дразнить регулярные пограничные подразделения королевства, будто не понимая, что землю, где прошли тарийцы, те автоматически присваивают себе. И пусть Тёмный лес - это огромный, часто непроходимый и непролазный массив, но ведь и река начинается с ручейка, а пустыня с песчинки. Гоблины сами стали потихоньку вредить егерям, благо местность и особенности леса они знали превосходно, а обнаружить их людским следопытам было очень непросто. В итоге экспансия Тарии при потере от досадных, якобы природных причин, нескольких патрульных групп, на их территорию временно приостановилась. Но всё равно крепкая "тёмная" рука им была совсем не лишней. Вожди уруков повстречались со старейшинами гоблинов и, выслушав истории взаимоотношений с разными соседями, только посмеивались - мол, при нашем присутствии у вас такие проблемы отпадут сами по себе. И тут уже сами допустили ошибку, не проведя разъяснительной работы среди достаточно разношёрстной, разобщённой и разбитой по родственным признакам массы уруков, ушедших за Т"ыхТоем. Один вождь небольшой семьи, посчитав зеленокожих лопоухих своими должниками, пришёл в их селение, предъявил на него свои права. Конечно же, гоблины не собирались отдавать свои родовые гнёзда пришлым (истины ради - долговязым и крупным относительно их урукам), тем не менее, они находились в весьма удобном месте - на широкой поляне с бьющим из земли ключом. Не обошлось без конфликта: слово за слово, схватились за оружие (а гоблины грызак - это не миролюбивые и достаточно терпимые и терпеливые соплеменники, законопослушно и незаметно живущие на цивилизованных землях, для них пустить кровь - как небу затянуться тучами) и пролилась кровь. Обиженные уруки под прицелами многочисленных духовых трубок и небольших луков позорно покинули селение. И тут же, получив поддержку сочувствующих семей (благоразумие, конечно же, не в почёте у "истинных") той же ночью вернулись и казнили всех, кто попался под руку. К большому сожалению уруков несколько гоблинов уцелело, и весть об ужасном событии моментально облетела селения низкорослых "тёмных". И тогда "истинные" узнали, что такое - разъярённые грызак! Для начала все гоблины от мала до велика покинули обжитые места и растворились среди деревьев. Потом все участники налёта и резни стали гибнуть один за другим, а уж после ушастые стали пакостить всем подряд несостоявшимся союзникам. Взбешенные уруки организовали несколько карательных выходов, закончившихся попаданием в ловчие ямы и иные смертельные ловушки, на которые гоблины всегда были мастера. Вернувшись совершенно без добычи и удобоваримых результатов, "истинные" стали делать облавы большими силами. Вскоре просеивание леса мелким ситом таки принесло результат: в плену оказалось несколько семей, прятавшихся в чаще, вверху, в совершенно незаметных среди густой листвы тайниках - пришлось привлечь подшаманов для поиска шустрых зеленокожих партизан. Окрылённые акнаки, проводившие облаву переговорам вновь предпочли метод запугивания - все попавшие в плен низкорослики от детей до стариков (мужчин, способных оказать сопротивление среди пленённых не оказалось) предали публичной казни с логичным для их племени финалом - поеданием умерщвлённых "братьев" по цвету... Конечно же, это не решило проблему взаимоотношений между соседями. Вначале пропало несколько патрулей уруков, потом гонец принёс верховному шаману ужасную весть: ветвь рода Рэк кроме нескольких охотников и женщин, находившихся в гостях, была уничтожена. Т"ыхТой, прибывший на место (в его возрасте такое далёкое, быстрое передвижение по недружелюбной и плохо проходимой местности (а их племя двайя, роды и семьи которого пошли за шаманом, изначально было степное, и хоть уруки на Веринии, в принципе, были разные: и горные, и лесные и - даже! - ходившие по морям, для двайя деревья и кусты, стоящие плотной стеной, были полной экзотикой), сразу всё понял: яд. Всех "истинных", их семьи, и даже ягиров банально отравили. Гнев Т"ыхТоя был столь силён, что, казалось, сами небеса могут задымиться, но... Он был не на своей территории, накопить посохи за счёт мёртвых разбойников и дроу чуть удалось, но этого было мало. И потом, он был не готов терять преданных ему "истинных" вот так глупо, а то, что потери неизбежны, он не сомневался - чересчур коварный и подлый противник - гоблины. Вместе с тем, он не сомневался, что победа в конечном счёте будет за ними - очень уж удалены и разобщены были гоблинские общины, как и невелико общее число беспокойных ушастых - достаточно отловить хорошо разбирающегося в реалиях гоблинской жизни пленного и привести его к шаману живым, как информация польётся, словно из водопада, а, соответственно, и дни вредных существ будут сочтены. Но это была - пока - перспектива - Т"ыхТой умел ждать и наносить удар исподтишка. Но именно тогда к ним прибыл представитель стороны, обещавшей хороший куш: много мяса, крови, выгул молодёжи и перспективу новой земли. Предварительные переговоры с человеком (а это были именно люди, подставляющие своих же; ну, кто бы сомневался! молодая, амбициозная, завистливая раса уничтожает в своей среде конкурентов всеми доступными способами; да даже уруки, крупные специалисты и мастера конфликтов, конфронтаций, локальных и полномасштабных войн друг с другом, были слишком горды, чтобы убирать противников чужими руками: интригуя с иными народами, при всей своей природной агрессивности и взглядом свысока на всех иных, "истинные", возможно, кроме управляющих ими шаманов, перед которыми стояли совсем иные задачи, были прямолинейны и предпочитали решать проблемы лично; при этом, коварство, конечно же, тоже было их отличительной чертой) были проведены ещё несколько лет назад, и Р"ымтШем был о них в курсе. Собственно, те, предварительные договорённости и подтолкнули Т"ыхТоя инициировать отделение от племени, чтобы забрав сторонников, основать - пока в укромном месте - новую ветвь "истинных", которая в перспективе должна была вернуть былую славу народу, пройдясь огнём и сталью по Веринии, чтобы в идеале увидеть коленопреклонёнными не только вождей иных народов, но и своих, когда-то имевших наглость сомневаться, смотреть с осуждением или молчаливой издёвкой. Т"ыхТой даже не собирался уничтожать "светлые" расы, что непременно бы совершили другие урукские вожаки - нет, это было бы неверно с точки зрения баланса сил на Веринии - неспроста ведь было допустимо существование тех же остроухих и подгорных, есть от них несомненная польза. Но при этом им отводилась роль абсолютно подконтрольных народов - их знания, особенно умение общаться с флорой и фауной одних, ремесленные навыки и умение отыскивать под землёй ценное, к чему уруки были совершенно не склонны и не приспособлены, неглупому предводителю всегда пригодятся. Вот многочисленным расплодившимся людям была уготована стезя мяса: пожилые уничтожаются поголовно (ну, какой опыт и знания у короткоживущих?), из крепких мужчин можно было бы формировать этакие элитные гвардейские карательные отряды против своих же или против "тёмных" собратьев, с которыми Т"ыхТой таки собирался поделиться землёй. А остальных - в котёл. Особенно женщин - нечего плодить полукровок и разжижать кровь. В общем, планы, которыми изредка делился с некоторыми ближайшими учениками - подшаманами и Р"ымтШемом Верховный шаман были воистину грандиозны и величественны. И немалую роль в этом, по крайней мере, на старте, играла группа высокопоставленных высокородных дворян - людей, уже частично рассчитавшаяся полновесным золотом и жизнями своих. Вот и когда при такой беспокойной жизни Р"ымтШему тренировать бойцов, растить из них непобедимую гвардию "истинных"? Когда каждый воин на счету - вон, несмышлёнышей сколько взяли в поход! Ну и что, что третья часть, а то и половина не вернётся назад, зато те, кто выживут - потенциальные сосуды для знания, как быть лучшим среди лучших. При этом часть опытных воинов пришлось оставить в Тёмном лесу для охраны лагеря, в который по требованию Верховного шамана были собраны семьи всех отколовшихся семей и родов двайя - мир хоть и был с трудом достигнут с проклятыми гоблинами (скорее не мир, а вооружённый нейтралитет), Р"ымтШем был уверен - мог поклясться правой рукой, что коварные грызак наверняка затаили обиду. Месть - всегда достойное занятие, особенно, в среде "тёмных". Впрочем, и "светлые" и люди тоже пусть не притворяются пушистыми и всё прощающими - если не можешь отомстить, то ты либо трус, либо настолько слаб, что проще сразу подставиться под нож. Собственно, из-за этого замороженного конфликта Р"ымтШем и рекомендовал Т"ыхТою поскорее вернуться в лес, но получил недвусмысленный жёсткий ответ: не мешаться в дела, его не касающиеся. Будь Р"ымт сопливым щенком, он мог бы испугаться, обидеться, расстроиться - по желанию, но сейчас он отнёсся к словам своего вождя спокойно, хотя нет да нет мелькали подозрительные мысли, что может он сильно превозносит того, кто дал ему шанс стать лучшим среди лучших, что "истинный", за которым он готов был идти в огонь и воду, вести остальных, не сомневаясь отдать свою жизнь - всего лишь урук с очень сильным Даром. И ушли они не оттого, что он был круче всех, а потому, что совет Верховных шаманов таким образом мягко решил избавиться от носителя радикальных идей, будоражащих народ. Может Т"ыхТой просто сходит с катушек от изобилия крови и жертв - прежде таким он похвастать не мог - и шаман просто не может остановиться в этом затхлом городе. Ведь как объяснить то, что он стал привязывать к себе этого выскочку, не чтящего традиций "истинных", и львиную долю своей жизни проведшего в человеческих землях, Урса"Така? Да, он неплох - Р"ымт видел его бои, и тот действительно произвёл на него впечатление - имея щуплую, невысокую фигуру, в общем, чисто внешне не сильно впечатляющие формы, он валил бойцов в два раза тяжелее его. Р"ымт совсем был не прочь схлестнуться с ним, но получил от Т"ыхТоя недвусмысленный и категоричный на это запрет. Нет, Верховный шаман не перестал ему доверять, не прекратил осыпать своим вниманием и благосклонностью, но при этом Р"ымт заметил, что тот присматривается к вернувшемуся в родное племя воину и даже радуется его, с точки зрения Р"ымтШема, закономерным неприятностям: потере под его командованием отряда, нелепой и так и не выясненной до конца гибели родственников и почти всех воинов рода Так, присоединившихся к походу. И уже сегодня, когда большинство "истинных" ушло в поисках славы, Т"ыхТой - будто специально, дал попробовать трубку духов, употребляемую шаманами, дым которой столь силён - в такой концентрации воинам он был категорически запрещён - что совершенно унёс голову Урсу из рода Так.
Р"ымтШем со злой усмешкой глянул вправо, где, раскачиваясь со стороны в сторону, сидел его возможный соперник ко вниманию Верховного шамана. Он сомневался, есть ли хоть крупинка разума во взгляде этого не сложившегося телохранителя - или кем там хотел видеть его Т"ыхТой? Уж не на его ли место прочил этого ненастоящего "истинного"? Р"ымт не единожды замечал, как шаман беседует без свидетелей с этим Урсом. Лучше б он загнулся на чужой земле! Этой чести - общения с Т"ыхТоем может быть удостоен не каждый ученик - подшаман, а тем более воин! Впрочем, Р"ымтШем был исключением из правил - они с Верховным шаманом частенько обсуждали перспективы, пути развития народа и возможные методы реализации планов. Так что нужно выбрасывать из головы негодные мысли, размягчающие разум и толкающие на путь сомнений. Он, Р"ымтШем, верен своему господину и вот-вот докажет это. А Урс... Что ж, в голове этого молодого воина, уже повидавшего мир, наверняка есть множество разных, порой совсем не подвластных разуму настоящего "истинного" идей, которые лишь великий Т"ыхТой, сам являющийся новатором и вершителем интересных мыслей, сможет оценить, проанализировать, отделяя зёрна от плевел - ведь наверняка что-то можно применить и их народу. Это на самом деле понимал он, Р"ымтШем, консерватор, яростный сторонник старого виденья "истинного": безжалостного, бескомпромиссного и жестокого. Но при этом развивающегося, совершенствующегося на благо народа воина. Все эти ассимиляции, адаптации, благосклонное, предупредительное отношение к иным народам - чушь, оскорбляющая "тёмных" богов.
Всё, вот ты и пришёл к своей смерти, человек, - Р"ымтШем оскалил жёлтые клыки в усмешке. Всё-таки быстро этот белошкурый прошёл его воинов - десять - пятнадцать размеренных ударов сердца понадобилось, даже не запыхался. Урук встретился со спокойно-равнодушным, абсолютно безэмоциональным, может чуточку усталым - словно этот разумный выполняет рутинную и опостылевшую работу - взглядом серых глаз, и первый червячок сомнения коснулся мощно бьющего в груди сердца. Но яростная пелена, благодаря волшебной массе, изготовленной Т"ыхТоем, пришедшая гораздо быстрее, чем обычно, смела его, как песочный замок морская волна.
* * *
Ройчи смотрел на громадного урука, и вместо того, чтобы идти вперёд и лишить жизни это явное порождение тьмы, тело неожиданно попросило отдых, а мысли, как-то вдруг утратившие чёткость и целенаправленность, вяло вильнули в сторону: откуда у "истинных" такое чудовище? Мамаша загуляла с троллем? И даже эта глупая шутка показалась ему смешной, и он непроизвольно хихикнул. Тем самым приведя здоровую машину убийства напротив в действие: огромный молот с угрожающим шуршанием промчался на ладонь от головы - слава Единому, Ройчи успел инстинктивно отшатнуться. Зато обратный ход прямоугольного куска железа, пущенный понизу, таки зацепил, порвав завязки куртки, повредив кольчугу и прострелив неприятной болью. Едва устояв на ногах - не упав и не уронив оружие - наёмник постарался встряхнуться и прогнать туман в голове, мешающий сосредоточиться. И боль, как водится, лучше всего прочистила мозги. Пусть тело ещё сопротивлялось поступающим приказам, но основное Ройчи понял: это шаман вступил в бой.
"я - песчинка, и пусть я очень мала, но основа моя - камень, уничтожить который подвластно лишь богу..."
Уход, уход, уклонение, отступление, аккуратно, не оступиться - бешеный урук вертел молот, как пушинку, и Ройчи постоянно приходилось быть начеку, ибо даже воздух, разрезаемый чудовищным орудием, норовил сбить с ног, а мимолётное касание - это верная смерть. Превратившись в песчинку (самая простая защита от захвата разума) - всё-таки опыт борьбы с разумными с Даром сказывался - он почувствовал, что конечности вновь послушны ему, но сознание всё равно продолжало находиться в условном коконе, раздвинуть границы которого ему удалось минимально. И то, потребовалось чудовищное напряжение воли, чтобы приоткрыть всего лишь небольшое окошко, в которое он мог видеть беснующегося, наступающего врага - на всё остальное, что происходило вокруг, у него банально не хватало сил ни видеть, ни контролировать. Даже органы чувств, в которых он, в принципе, сейчас не очень нуждался: вкус, обоняние и даже слух ушли на периферию, чтобы не отвлекать внимание.
Неожиданно урук ещё больше ускорился, прошедший в сантиметре от ноги молот брызнул осколками камня, не поранив, но нарушив хрупкое равновесие, и Ройчи стал падать. От удара о землю в глазах на мгновение потемнело, он инстинктивно крутнулся в сторону. И вдруг почувствовал, как чудовищная сила буквально вырвала из ладони рукоять меча. Продолжая скользить в разные стороны по совсем не мягкой брусчатке, уже даже не очень понимая, где находится враг, он таки краем глаза видел мелькнувшее серебристой рыбкой оружие, ушедшее куда-то в сторону. Цел ли вообще меч - вопрос совершенно бесполезный, ибо он всё равно был вне пределов досягаемости, зато сам Ройчи влетел во что-то твёрдое, оказавшееся на деле сапогом урука, а мощная сила, собрав на груди в один кулак и рубаху, и кольчугу, и куртку, вздёрнула его вверх.
Всё визуальное окошко заполнило бугристое, багрово-синее, с маленькими, налитыми кровью глазами, распахнутой отвратительной пастью, с обильно идущей пеной, носовые щели в обрамлении яростно пульсирующих валиков ноздрей - складывалось впечатление, что громила жаждет не просто разорвать его на части, а вынюхать и, обильно окропив слюной, съесть. Ройчи, бесполезно дёрнувшись на весу, ткнул дагой в бок, но лезвие лишь жалобно скользнуло, а после нескольких безуспешных попыток едва не застряло в толстой кожаной защите, после чего урук небрежным движением локтя чуть не сломал ему руку. Скривившись от боли и почувствовав, что вот-вот навалившаяся апатия окончательно поглотит его, Ройчи оттолкнувшись коленями от выступающего брюха, приподнялся вверх и, тоже ухватившись за полы накидки, влетел лбом в переносицу "тёмному". Тот, выкрикнув нечто невнятное, просто отклонил чуть назад голову. Левая рука, так и не выпустившая дагу, пошла вверх, в надежде добраться до столь близкого подбородка. Но не хватило сил и скорости - лезвие, скользнув по воротнику, прикрывающему шею, наткнулось на торчащий шип, на который едва не наскочил сам наёмник и, вильнув носиком, ушло в сторону, лишь чуть надрезав подбородок врага. Ройчи, чувствуя, как вторая рука урука подбирается к его шее, ещё раз саданул лбом в отвратительную харю, на этот раз очень неприятно попав в зубы, услышал, как хрустнул один из клыков, а из рассеченного лба обильно хлынула в глаза кровь. Повторно оглохнув на левое ухо, но, чувствуя, что сейчас соскользнёт из ослабевшей правой лапы на землю, а от левой получив устрашающий удар в предплечье, вовремя прикрывшее голову, он наоборот, вцепился в кожу урукской безрукавки, подтянулся и стал бить рукоятью даги в окровавленную рожу - развернуть остриём не успевал.
Мощные руки попытались оторвать его от себя - "тёмный", не ожидавший такого неистовства от человека, словно опешил, пошатнулся и сделал шаг назад. Большой палец человека добрался до глаза, а мгновением позже урук почувствовал два удара - укола - Ройчи таки смог развернуть верную, и уже частично обломанную дагу, попав в скулу и надбровную дугу - не смертельно, но опасно. Урук так замотал головой, чтобы не лишиться глаза, что всё-таки не удержался на ногах, и рухнул назад, при этом всё-таки умудрившись оторвать от себя сумасшедшего человека.
Ройчи ощутил себя уже в воздухе, инстинктивно сгруппировался, но всё равно изрядно приложился плечом, бедром и частично головой, врезался во что-то относительно мягкое (это мог быть только мёртвый "тёмный"), и, не пытаясь встать заспешил на четвереньках ориентировочно назад. Он буквально нащупал ладонью, ибо слух - наверняка очередная каверза проклятого шамана - действительно пока оставил его, а глаза, залитые кровью, вот так, "на ходу" невозможно было привести в порядок, ворочающегося урука. Едва успел убрать кисть от клацнувших зубов, сразу же развернувшись на заднице, хорошенько наподдал сапогом в нужном направлении. Внезапно у самого уха пронеслось нечто весьма большое и грохнуло с такой силой, что дёрнулась голова, а всю правую сторону нашпиговало осколками.
Кое-как протерев глаза рукавом и увидев свет белый, Ройчи полусидя-полулёжа на брусчатке, не чуя непосредственной опасности, наконец-то получил возможность оглядеться. Несмотря на всеобщую разбитость тела, сознание оказалось неожиданно ясным, и он воспользовался этим, чтобы оценить ситуацию - внимание шамана сейчас было сосредоточено на его сопернике.
Небрежными рваными тряпками, обильно измазанными в алое, лежали тела "тёмных", некоторые ещё подрагивали, балансируя на кромке жизни и смерти, но наёмник знал, что недолго - чересчур он был рассержен и безжалостен, и действовал как бы автоматически при давлении шамана на него, что сразу подразумевало максимальную эффективность нанесения ударов, не совместимых с жизнью. Локтях в тридцати справа немилосердно чадил огромный костёр, где среди деревянных пылающих конструкций превращались в пепел и человеческие останки. Ещё чуть довернув голову, он увидел пятёрку оставшихся в живых, скованных одной цепью, людей. Уцелевшие - по крайней мере, пока - жертвы "тёмного" ритуала, упав на землю, широко раскрытыми глазами, настороженно и с отчаянной надеждой глядели в его сторону, нет-нет, да и бросая короткие пугливые взгляды левее, где натужно хрипел огромный урук, и чуть выше, где, как помнил Ройчи, находился сам Верховный шаман, средоточие зла и ужаса людского. Посмотрев в сторону здания, на котором держали оборону его друзья, он увидел, что уруки уже на крыше, и несколько из них собрались на краю, тыкая пальцами в его сторону, и неверяще рассматривая площадь. Не стоило даже и мечтать, что "тёмные" не захотят бросить все дела и вернуться, чтобы воочию убедиться - глаза их не обманывают, и всё действительно плохо.
Человек криво ухмыльнулся и, кряхтя, начал подниматься - надо довести дело до конца. Громила уже встал на четвереньки и немилосердно тряс башкой, словно это движение непременно должно было привести его в чувство. Шаман всё также неподвижно сидел с закрытыми глазами, положив руки с раскрытыми ладонями на сложенные колени. Вдруг Ройчи ощутил некое несоответствие в окружающем - взгляд реагировал, как правило, на любое шевеление, а тут он наткнулся на пустой и при этом словно бы внимательный, следящий взгляд стоящего неподалёку на коленях урука. Такое ощущение бывает в заброшенных селениях, когда кажется, что дырявые окна пустых домов наблюдают за тобой. Судя по одежде, настоящий "истинный", но что-то в нём было не так - как будто происходящее его совсем не касалось. Мозг вынес вердикт: пока не опасен, но после шамана обязательно добить - нечего оставлять за спиной врагов.
Отбросив в сторону бесполезную дагу, Ройчи под угрюмым и уже не столь самоуверенным взглядом урука сделал несколько шагов влево и подобрал с брусчатки оброненный ятаган - хозяину он точно не пригодится. Примерил в руке - легковат, но выбора особого не было, как и не было времени искать подходящее оружие.
"Тёмный" заревел, ударил себя кулаком в грудь - гулкий звук был достаточно весом - вновь стараясь привести себя в состояние боевого безумия, взмахнул молотом в левой руке, приготовился к атаке. Ройчи, чувствуя, как вновь стала закрадываться в сердце неуверенность, как снова потеплел на груди защитный амулет, вздохнул глубоко и, будто бросаясь в омут, побежал вперёд, навстречу несущейся, как лавина, смертельно опасной и большой фигуре и...
Хорошее решение всегда просто. И пусть возможный случайный зритель не успел бы отследить и оценить красоту молниеносных движений, но результат спустя три удара сердца, наверняка вызвал бы ураган сильных чувств.
...он успел сделать всего три широких шага, причём последний значительно вправо, пропуская у самого плеча страшный прямоугольный - примерно с голову человека - кусок железа, ятаган, на втором шаге неожиданно и резко переброшенный в левую руку уже пошёл вниз, лишь только фигура противника оказалась чуть левее. Толстая кожа в высоком - по колено - сапоге должна была защитить икру опорной в то мгновение ноги, но удар был столь силён и коварен - учитывая и сам наклон конечности и вхождения кончика лезвия, что острая сталь таки преодолела защиту, взрезала мышцы, сухожилия, артерию, вгрызлась в кость, и тут же, не выдержав нагрузки, сломалась. "Тёмный" рухнул на булыжник мостовой, при этом немного закручиваемый по инерции тяжёлым молотом влево. И пусть оружие, гремя и сыпля искрами, ушло дальше, того ещё несколько раз завернуло на коленях по неширокой дуге вокруг условно остающегося на месте, но отслеживающего этот сумасшедший вихрь, в который превратился урук, человека. Стоило "тёмному" на одно краткое - меньше удара сердца - мгновение зависнуть в шатком равновесии: то ли продолжить падение, то ли попытаться прервать его, и предпринять какие-то контрмеры, пока боль в повреждённой конечности окончательно не пленила разум, как тут же рядом возник - он едва успел его почувствовать - гибкий и размытый силуэт, и точный, можно сказать, щадящий - ибо одним махом - удар сломанного на треть ятагана снёс буйную голову огромного урука.
Ройчи не ощутил никакого облегчения, когда оставил за спиной подрагивающее, тёплое, обильно исходящее кровью, тело. Вся ненависть, любопытство и неверие, с которыми "тёмный" с Даром касался его и пытался воздействовать, превратились в жгучий страх, и, поднимаясь на помост, наёмник вновь почувствовал себя, будто в тумане - он видел только то, что перед глазами: чёрные неподвижные зрачки, в которых плескался ужас: "кто ты?!" Будь он в нормальном состоянии, человек бы наверняка ухмыльнулся злорадно и бросил причитающуюся случаю шутку, но сейчас у него просто не оставалось сил на ненужные эмоции, где-то глубоко внутри сознания активировалась мысль - маленькая-маленькая - но именно которая руководила его действиями и вела к цели, а сам он вновь превратился в управляемую песчинку - ту, которая может обрушить гору, перекрыть реку и затмить солнце. Ноги наощупь - как в темноте, неуверенно находили ступени, левая рука, так и не бросившая оружие, ушла в замахе. Ещё два очень долгих и колоссально напряжённых шага - он буквально продавливал пространство, не обращая внимания, что ноги погружаются в пышущее вулканическое месиво, из лёгких испаряется воздух, и на губах уже пузырится кровавая пена, а сама голова вот-вот готова взорваться и разлететься красивым и замедлённым фейерверком... Но это его не тревожило, ведь, грубо говоря, даже умирать в нём нечему было. Зато сладчайшей картиной являлись наконец-то распахивающиеся в бессилии и ужасе раскосые глаза под лысым и морщинистым черепом, полностью испещренным тату, как чёрная капля - предвестница агонии - катится из щелей - ноздрей, как щерится в бесполезных и бессмысленных проклятиях беззубый рот, и как наконец-то сталь вспарывает морщинистую, пергаментную кожу, проходя кадык, разрезая жилы и артерию.
Ройчи пошатнулся, сумасшедшая усталость навалилась на тело - не та, моральная и психологическая, искусственная, созданная давлением шамана, а настоящая - физическая. Он с трудом, чуть провернув, выдернул ятаган - и сам не понимая, зачем это сделал, ибо после всего случившегося полноценным оружием этот обломок считать было невозможно.
Краски вроде бы вернулись в мир, но отчего же так плохо? Стоя на деревянном настиле передвижной, ибо основой являлась широкая повозка, в которую при необходимости впрягали ягиров, высокой площадке шамана, Ройчи отрешённо созерцал окружающее. Мысль, толкавшая к действию, сейчас, по факту, свершившемуся, растворилась без остатка, и он, чувствуя себя пустым мехом, неожиданно понял, что... не знает, что делать дальше. Откуда-то издалека сюда, возможно к нему, спешили какие-то вооружённые фигуры, и он мазнул по ним равнодушным взглядом. И тут он увидел неспешно идущего к ступеням урука.
"Тёмный" объявился откуда-то сзади, из-за спины - только этим можно было объяснить, что тот оказался совсем рядом, не будучи замеченным. Или тем, что рассеянное внимание наёмника, контуженное жёстким воздействием шамана, фиксировало лишь то, что могло нести потенциальную угрозу, а в этой размеренно приближающейся - только что обогнувшей мёртвое тело шаманского палача - твёрдой походке какой-то неожиданно щуплой для урука фигуре не было ни грамма агрессии - одно вселенское спокойствие и некая уверенность, логику которой осознать, по крайней мере сейчас, человек не мог. И ещё наёмник чувствовал, что ледяной панцирь покоя "тёмного" зиждется на какой-то сложной гамме переживаний - эмоций - чувств и решимости... Ну, как-то так.
Руки "тёмного" свободно висели вдоль тела, ладони, по крайнеё мере визуально с того ракурса, откуда смотрел Ройчи, были пусты, хотя урук явно был воином и, насколько наёмник разбирался - конечно же поверхностно, ибо это точно могли расшифровать лишь сами "истинные" - в татуировках на бледно-зелёном лице, воин мог относиться к элите. При этом, помимо традиционного ятагана на поясном ремне, из-за плеча торчала рукоять меча - совсем на человеческий манер, и это была ещё одна загадка, над которой человек не собирался задумываться. Но что больше всего притянуло его взгляд и уже не отпускало - янтарные немигающие зрачки в ярко-алой радужке, резко выделяющиеся на бледном, словно обескровленном фоне. Они прожигали насквозь требовательно, неотвратимо и... любознательно. Ройчи неожиданно понял (некоторые знания возникают будто ниоткуда - вот только что ячейка разума была пуста, и вдруг она уже заполнена словами, образами, понятиями, которые не нуждаются в дополнительном подтверждении, ибо являются тем, чем видятся - без всяких иллюзий), что ставший прямо перед ним худощавый, чуть ниже ростом, нежели он сам, урук, чьи глаза сверкали из-под наброшенного капюшона, словно драгоценные камни, на самом деле ещё очень молод. И пусть совершенно седой кончик тощей косицы, торчащий возле ключицы, так и кричит об обратном, испещренная тату кожа лица, вся в крапинках, словно битая оспой, без морщин. Вернее, жизненные следы есть, но не в таком количестве, нежели кожа у покойного шамана - как высушенная и скукоженная древесная кора. Вообще, уруков даже братья по цвету не могут назвать симпатичными.
Может, оттого они чересчур злы и агрессивны? Вон даже орки при должном терпении, уживаются, к примеру, в человеческом обществе. Но "истинные"... Очередная мысль, мелькнувшая, словно луч солнца, растаяла бесследно. А Ройчи, рефлекторно поднявший оружие на уровень живота, почувствовал, как неровный обломанный кончик упёрся в кожаную безрукавку "тёмного". И тот вдруг что-то произнёс на своём шипящем наречии - негромко, без вызова, но целеустремлённо. При этом не спеша поднял руки, сбросил капюшон, открыв голый, выскобленный череп - лишь за ушами и где-то на затылке росли слабые волосы, стянутые в подобие косы с вплетёнными цветными полосками, явно что-то означающими (голова, как водится, была очень тщательно покрыта татуировками, и если где и были открытые эпизоды - так сказать, для "свежей" информации, отсюда их Ройчи не наблюдал), стянул перчатки, открыв достаточно тонкие, почти человеческие, но чересчур короткопалые кисти, которые легко развели полы безрукавки в стороны, а потом неторопливо принялись расшнуровывать снизу находящуюся под ней рубаху.
Как зачарованный Ройчи прислушивался к немного монотонной, но явно несущей какую-то важную информацию, речи, постепенно приобретающей напряжённость и, как ни странно, нотки торжественности. Как бы не было это очередным ритуалом, - появилась пугающая мысль, и тут же давление на удерживаемый ятаган со стороны урука усилилось. Ройчи инстинктивно поднажал. Но опустив взгляд, ругнулся и едва не выпустил из рук оружие - клинок взрезал кожу, а может и вошёл чуть в обнаженный с рельефными кубиками пресса живот "тёмного". Слава Единому, наёмник вовремя спохватился, недоумённо поднял глаза, наткнулся на... странное облегчение, словно он, человек, каким-то образом оправдал его надежды. Причём, это относилось к тому, что он случайно, банально едва не зарезал этого самоубийцу.
Урук, не отводя пронзительного взгляда, опустил правую руку к ране, потом поднял её, провёл по лбу и щекам, оставляя тёмные следы, безгубый рот его при этом кривился - в улыбке ли, от боли, от каких-то чувств - Ройчи не знал, так как особым знатоком мимики, также, как и этого, впрочем, слышанного прежде, языка, не был. Пересечения у него с уруками, как бы это помягче сказать, были весьма однообразны - со сталью в руках, в лучшем случае, с некоторой прелюдией - оскорблениями и ругательствами, предваряющими бой, в которых некоторые урукские ветви знали толк, а то и считали поединок неполноценным без словесного обливания грязью соперника. Кстати, встречались порой очень и очень любопытные речевые обороты, как правило, на общем языке, но с вкраплениями слов, значения которых наёмник не знал, но догадывался об их смысле. Вот только узнать, верны ли его догадки, уточнять уже было не у кого.
Потом "тёмный" отступил на шаг, на сам край помоста и... опустился на колено. Как можно, не проронив ни слова, потерять дар речи, Ройчи ощутил сейчас. И пусть за происходящим он наблюдал как бы со стороны - все органы чувств и инстинкты были притуплены до крайности, изумление, а точнее, ошеломление пробило туманный панцирь...
Склонившийся в позе подчинения урук - воин, урук - "истинный" - это могли наблюдать только старешйины и шаманы этого народа. Даже акнак рода не всегда удостаивался подобной чести.
Неожиданно, достаточно мясистые и слегка вытянутые кверху, но более широкие, нежели у эльфов, ушные раковины "тёмного" шевельнулись весьма заметно. При этом наёмник вспомнил о Худуке. Урук резко поднял голову, ноздри дрогнули - он втянул воздух, будто животное, складки у безгубого рта ещё резче обозначились, а щели глаз остро выстрелили мимо бедра человека - куда-то ему за спину.
Ройчи, уже разворачиваясь, почувствовал неладное, и картина, вонзившаяся в сознание за мгновение до очередного стресса организма и разума, ещё долго после преследовала его, как очередное напоминание о том, что каким бы сильным, умелым, и бесстрашным ты ни был, переоценка себя либо глупое уверование в собственной неуязвимости - самый короткий путь к могиле.
Как оказалось, шаман не выбыл из строя, и если б он так грамотно не задурил Ройчи, тот не допустил бы подобной серьёзной ошибки - не проконтролировать недобитка. Мало того, сильный "тёмный" с Даром с лёгкостью мог как не пустить себя за кромку, моментально подлечивая даже с точки зрения человека смертельные раны, так и искусно изобразить иллюзию кровавой раны - всё зависит от спецификации Дара и развитых способностей - естественно, они у всех разные. И ведь неспроста именно Ройчи - сейчас прошлое, которое он не очень любил вспоминать, но которое постоянно его преследовало, да что там говорить, сделало его таким, кем он есть, сейчас было ему на руку - направился к Верховному шаману. Ибо илийцы (да-да, именно те, из "королевских смертников") были гораздо менее уязвимы перед магическим - колдовским воздействием. Но этот представитель самого жуткого народа "тёмных", как говорилось выше, был чрезвычайно силён, и таки сумел навязать свою игру, блокировать мыслительные, аналитические возможности наёмника. Хорошо хоть само тело (и вбитые беспокойной жизнью рефлексы) заботилось о самосохранении. Но к Ройчи, оставившего за спиной живого и коварного врага, вдруг пришла помощь.
Обернувшись, он увидел буквально летящую в прыжке с занесенным в ударе кинжалом Шани. На лице девушки - платок, прикрывающий нижнюю часть лица, сорвался и сейчас трепетал, будто вымпел у щеки - были решимость, ярость и ненависть. Именно в такой последовательности. Шаман, прикрывающий шею ладонью - чёрная кровь просачивалась сквозь чёрные пальцы, отдавший всё внимание человеку, не успел среагировать на появление нового действующего лица, и первый удар - в сердце - практически пропустил, только сморщенная, поблёскивающая влагой кисть сместилась вниз и послужила тонкой преградой.
Ройчи вновь пошатнулся - словно орех, вывалившийся из треснувшей скорлупы, вдохнул полной грудью, как будто вырвавшись из затхлого подвала, с каким-то неверием и отчаянием, ибо хоть сознание, ощущения и вернулись к нему, реально пошевелиться и воспользоваться своими навыками пока не мог, как человек, долго находившийся в одной позе, не может моментально вскочить и побежать. Он видел, как напряжённые глаза девушки, стоило "тёмному" чуть повернуть голову, потеряли осмысленность. Но она успела всё-таки нанести второй удар - туда же, в сердце, прежде, чем упасть, тощим плечом задев шамана и свалив его на доски.
Чувствуя, как из дрожащей правой руки норовит выскользнуть рукоять ятагана, Ройчи поддержал её левой ладонью, сделал два деревянных, неуверенных шага и, наклонившись, сделал то, что обязан был сделать с самого начала - отрубил корчащуюся, но всё равно не собирающуюся на встречу со своими богами, голову шамана, и ещё раз пробил сердце - ну, вот такая действенная методика борьбы с "тёмными" колдунами. В идеале его бы ещё сжечь, но... Силы окончательно покинули его, и он плюхнулся в лужу крови, натёкшую с шамана. Сделав пару глубоких вздохов, смог таки подтянуть к себе неожиданно тяжёлое, безжизненное тело шалюрки, получившей посмертный подарок от проклятого шамана, уложил её на колени.
Нестерпимая горечь сковала его. И пусть ему не привыкать терять товарищей, ведь он непробиваемый, холодный и равнодушный, отчего же, глядя в восковое лицо девушки, ему нестерпимо хотелось завыть?
Безразличным взглядом он проследил за уруком, который, казалось, в далёком прошлом пытался ему что-то рассказать, и даже некоторое время, опять же, совсем без интереса, наблюдал, как тонкая фигура "тёмного" бесстрашно и свирепо закружилась в схватке - на него у ступеней на помост наседало вначале двое, потом трое, а чуть погодя и до десяти противников, когда ладонь, скользнувшая по прохладной щеке, на шее неожиданно ощутила далёкое-далёкое эхо жизни... Не веря самому себе, он, бережно сняв девушку с коленей, приник ухом к её груди и зашипел от боли - нечто весьма горячее буквально жгло сквозь кольчугу и ткань рубашки. Частично стянув с плеч первую и взрезав всё тем же универсальным обрубком ятагана вторую, он увидел спёкшиеся в один комок несколько амулетов, оставивших на смуглой, но бледной коже страшный ожог. Срезав ремешки, он отбросил в сторону использованные и исполнившие свою роль обереги, вновь приник к груди. И вздох облегчения сотряс его - по крайней мере, сердце Шани продолжало биться.
* * *
Что такое жизнь? Это когда не знаешь, что ты - мертвец.
Человек - странное существо. По сути, недалеко уйдя от муравья, оно мнит себя важным, значимым винтиком, строит грандиозные планы: работа - служба, семья - дети - дальше пока можно не загадывать. Рано ещё. А судьба, сидя где-то на облачке, болтая ножками и щёлкая семечки, веселится, глядя на всё это. Не зло или доброжелательно - она вне этого. Просто... просто это действительно смешно: мысли о том, что ты действительно влияешь на будущее. Да, по-настоящему целеустремлённые люди добиваются многого. Но есть масса внешних факторов, которые неизменно вносят коррективы в казалось бы идеальное течение жизни. Болезнь, угасшие чувства, стихийное бедствие, в конце концов, война - вот неполный перечень этих факторов. И ты уже не помнишь, кем когда-то хотел стать и к чему стремился.
Он был простой парень из Восточного предела, из абсолютно рядовой, но вольной семьи. И видел свою стезю как точную копию пути отца - ушедшего на заслуженный отдых егеря, отдавшего королевству более тридцати лет жизни, который планировал и ещё послужить, но неудачное пересечение с крупным отрядом контрабандистов помешало этому. При этом ему ещё повезло - он отделался потерей правой, пусть и рабочей руки, а большая половина сослуживцев полегла там. И такое бывает.
Так что, его родителям грех было жаловаться: почётный уход на отдых, надел своей земли и небольшая, но весомая пенсия. Да много ли надо при натуральном хозяйстве? Купить мелочёвку, пусть дорогостоящую, семена, инструменты - и так далее. Да, отцу было сложно сразу перестроиться многие вещи делать левой рукой. Зато трудились всей семьёй. Вначале сёстры, а потом, когда старшая вышла замуж, то и его, Стилла стали активней привлекать к физически сложным работам. Он то и до этого не сидел без дела, но мужчина в семье - есть мужчина, и ему должен доставаться самый тяжёлый труд - это закон.
Но лишь Стиллу исполнилось шестнадцать вёсен, он, как и все мужчины в его роду, пошёл в славную егерскую стражу Восточного предела. Вначале, конечно, в учебный лагерь, а потом и в настоящее боевое подразделение, что несло службу в обширных лесах востока Агробара на границе с условно дружественной Тарией. Всё, о чём он мечтал на тот момент: тяжёлая и опасная, но почётная служба с настоящими, боевыми, дружески расположенными в спокойной обстановке и внимательными в рейдах к новичкам, товарищами. Иные у них, в Восточном пределе не задерживались и не выживали. Это была та самая жизнь, о которой он думал, и помыслить об ином просто не мог.
А потом была проклятая переброска в столицу, которая всем им, вырванным из егерской жизни: и молодым, и ветеранам виделась, как некое приключение, приятно дополняющее достаточно однообразные будни, периодически скрашенные преследованием и короткими и яростными схватками с нарушителями границы всех мастей: и контрабандистами, и "тёмными", и даже хвастливой тарийской стражей.
Вход в дворцовый комплекс и заступление на дежурство вместо убывших на сборы королевских гвардейцев - это вообще воспринялось, как подарок, счастливый случай - ну, когда бы он, Стилл, провинциальный парень, смог побывать в столице и самом дворце?! Возможно и никогда - отец, к примеру, этим похвастать не мог.
Но не успел стихнуть возбуждённый, радостный пыл, который не смогли поколебать угрюмые, неприветливые лица дворцового персонала и даже самих королевских гвардейцев, как грянуло, будто гром среди ясного неба ужасное слово: предательство! И они уже дрались с "чайками" в бесконечных коридорах дворца. Удары сыпались отовсюду, страшные слухи о смерти короля от руки наследной принцессы Лидии, будто кислота, сжигали радужные перспективы и призрачную надежду с минимальными потерями выбраться из этой переделки. И сержант ДиОдори (лейтенант к этому моменту погиб от пущенного из-за поворота арбалетного болта) принял решение: не распылять силы, собраться вместе и прорываться к выходу - всё-таки улицы города давали большую свободу манёвра, а во дворце... Панические приказы и истерические пожелания, порой прямо противоположные и взаимоисключающие, доставляемые непонятными офицерами и чиновниками, вносили в отряд ещё большую сумятицу. Вот тогда они и пересеклись с такими же братьями с Восточного предела - во всяком случае, они были в соответствующих цветах и со знаками различия. Ну и что, что лица были незнакомы - восточная-то граница не маленькая, и пограничных подразделений хватает, чтобы не знать всех. А дальше... а дальше последовал подлый удар - вначале арбалетный залп выбил часть товарищей Стилла, потом их взяли в мечи... Да, враги дорого заплатили за своё коварство, но из сотни егерей остались условно живыми одиннадцать пленённых. С перспективой худшей, нежели честная смерть в бою.
Вот тогда их нашёл и освободил - за возможность отомстить - любопытный (странный и опасный) наёмник в компании с эльфом. Это была столь красноречивая и безрассудная парочка, что отчаявшиеся егеря быстро ухватились за шанс хоть как-то отплатить врагам. Был сумасшедший захват ворот, жуткая мясорубка, в которой выжили лишь он, новичок (может оттого, что его опекали и прикрывали старшие товарищи, как самого молодого), и очень пострадавший сержант ДиОдори. Ну и, кто бы сомневался, оба наёмника. Которые и помогли найти убежище в случайном домике молодой семьи, где их пути и разошлись.
Растерянному Стиллу тогда казалось, несмотря на доброжелательность и внимание хозяев, что хуже быть не может: они в незнакомом городе, на руках бессознательный сержант, бросать которого он не собирался. А у сил, захвативших дворец и устроивших беспорядки, в случае повальных проверок, к ним, егерям, наверняка будут вопросы, на которые у них не было ответов. Что было чревато однозначным путём - в лучшем случае по-тихому удавят, в худшем - публичная казнь на эшафоте.
Но всё произошло гораздо быстрее и банальней. И Стилл осознал, что бывает ещё хуже, чем когда кажется, что хуже некуда.
Несмотря на рекомендации ушедших наёмников - о, вспомнил: человека звали Ройчи, а эльфа... нет, не вспомнить, - хотя бы парочку дней не высовывать нос из дому, хозяин позвал лекаря, жившего недалеко - уж очень плохо выглядел сержант. Доктор, щуплый, словоохотливый и улыбчивый старичок лишь покачал головой, глядя на егеря, но раны обработал и перевязал, легко взял мешочек агров и посоветовал в ближайшее время обратиться к целителю. После его ухода подействовали успокоительная микстура, и ДиОдори перестал метаться в бреду, и немного успокоившийся Стилл с благодарностью принял приглашение к ужину. Измотанное, крайне уставшее непослушное тело, будто само выполняло простые движения. Казалось, и кусок в горло не полезет, но стоило почуять волшебные запахи, как он понял - как же давно он нормально не ел, и даже немного испугался: как бы не наброситься на это чудо на столе - утку в яблоках, гречневую кашу с подливой и ещё какие-то ароматно пахнущие - рыба, что ли? - штучки в кляре. Хозяюшка постаралась. Во время разгара застолья и нагрянули.
Рычащий Стилл, как котёнок, был отброшен в сторону, и, хорошенько приложившись головой, мог только наблюдать, как трое громил жестоко, не жалея, избивают хозяина, а ещё парочка насилует его жену - этого он, слава Единому, не видел, но прекрасно слышал мольбы о пощаде, громкие всхлипы, а после жуткую тишину на фоне отвратительных комментариев и характерного сопения. Потом троица поменялась с парочкой, а Стилла накрыло долгожданное беспамятство.
Очнулся он уже связанным. Тут же на кухне. Рядом лежал хозяин - его он узнал по тёмно-русой шевелюре - эпизод лица с затёкшим глазом и свежим кровоточащим рубцом поперёк лба будто принадлежал незнакомому мужчине. А убийцы и насильники изволили трапезничать - чавканье и стук посуды, прерываемые периодически хохотом, подтверждали это. Как там хозяйка, он даже боялся представить. По обрывкам фраз он понял, что они ждут какую-то важную особу, которая и решит судьбу пленников. Он мог только бессильно скрипеть зубами, на глаза непроизвольно наворачивались слёзы обиды на несправедливость мира, но он держался ибо он - мужчина, и должен стойко переносить невзгоды. Прикрыв глаза, Стилл погрузился в странное сомнамбулическое состояние, в котором изобретал всё новые и новые кары для обидчиков, пока потихоньку не задремал - уставший, перегруженный мозг просто отключился.
Разбудили его ударом сапога по голове. Не очень сильно, но кровь пошла носом. Потом приволокли в гостиную, где они, собственно, и отдыхали совсем недавно в компании с наёмниками. Следом втолкнули и измученных хозяев. Увидев, в каком состоянии мужчина, Стилл просто отвёл взгляд. Хозяйка выглядела не лучше. Здесь же находился и сержант, чей блуждающий, бессмысленный взгляд вяло скользил по предметам и людям, недалеко ушедшим от первых. Сердце Стилла тревожно сжалось в нехорошем предчувствии.
В дальнем конце комнаты, у окна, сидела какая-то высокородная - хоть у него, егеря-новичка с восточного предела и был небогатый опыт общения (скорее - лицезрения) благородных, но тут он сразу понял - это она. Поза, положение рук и головы, с уклоном на простоту такой себе якобы неброский дорожный костюм, сапожки и воздушная шляпка, которые стоили, небось, как несколько посёлков в их краю. А то и подороже - можно лишь гадать. И неописуемая, прямо-таки неземная красота точёных, идеальных линий, от которых сердце Стилла пропустило пару ударов, прекрасный профиль в обрамлении очаровательных каштановых завитушек, выбившихся из-под головного убора.
Их, едва державшихся на ногах, поставили перед дамой. И только тут Стилл обратил внимание на тишину, нарушаемую лишь скрипом половиц. По периметру гостиной стояло пятеро крепких мужчин. Ещё здесь находился громадный и безобразный внешне, со свисающими до плеч спутанными и жидкими волосами полуорк. Исполосованное лицо бывалого бойца с замершими, будто в угрозе, торчащими над верхней губой крупными клыками. Только он позволял себе перемещаться по помещению, поглядывая по сторонам, словно в поисках чего-то. Остальные же, уже знакомые пленители, насильники, истязатели и конвоиры, застыли чуть ли не на вытяжку, не шевелясь. Стилл даже про себя мрачно усмехнулся: этим драконам ведом животный страх, буквально исходящий от пропитанных грязью, кровью и потом тел. При этом они боязливо косились не на полуорка, а именно на высокородную. Что-то будет.
Дама соизволила обратить на них внимание. И Стилл содрогнулся от холода, плеснувшего из льдистых голубых глаз. Так могла бы смотреть богиня смерти.
Равнодушно пройдясь взглядом по стоящим, губы её брезгливо и недовольно исказились, она подняла тонкую кисть в перчатке и спросила, подняв требовательный взгляд на полуорка:
- Рыкх, что это? - негромкий приятный голос, от которого стоящий слева видимый Стиллу бородач невольно передёрнул плечами. Кстати, на его лице красовался огромный на пол лица, свежий синяк, ещё не приобретший характерного фиолетового оттенка.
Полуорк встал напротив бородача и впился тяжёлым, немигающим взглядом.
- Так это... мы же хотели, как лучше... - не совсем внятно залепетал тот, пытаясь отойти назад, но ему мешала спинка дивана. Здоровый дядька, никак не меньше, может даже потолще полуорка, трепетал, как осиновый лист на ветру. Отвратительное, но греющее душу зрелище. А у Стилла вдруг забрезжил лучик надежды: может, не всё так плохо, и эта женщина спасёт их? Она ведь такая красивая и... благородная. Должна же быть какая-то справедливость на земле?!
Короткий замах, звук мощного удара, и бородач, мелькнув сапогами в воздухе, исчез за диваном.
Дама одобрительно кивнула, поднесла руку к лицу, задумчиво куснула костяшку указательного пальца и... посмотрела прямо на Стилла.
Спустя три томительных удара сердца она с едва ощутимыми нотками доброжелательности поинтересовалась у него:
- Мальчик, ты видел принцесс?
Он мотнул отрицательно головой и тут же продублировал непослушным голосом:
- Нет.
Её взгляд стал строже, а потом на холодное бледное лицо легла улыбка, обозначив очаровательные ямочки на щеках.
- Но ты ведь не хочешь, чтоб пострадали твои друзья? - он отчаянно замотал головой - так, что даже повело, отчего стоящий сзади конвоир аккуратно придержал его за плечо. - Значит, скажи, будь добр, куда они направились? Это ведь ты им помогал покинуть дворец?
Желание всё рассказать этой красивой женщине боролось с подозрительностью. Тут совсем некстати всплыл совет наёмника перед уходом: не доверять никому. Победило второе. Он сглотнул подкативший к горлу ком и, отведя в сторону взгляд, глухо бросил:
- Я ничего не знаю.
Благодушная улыбка на лице дамы растаяла без следа, она наклонилась к егерю, словно нанизывая на глаза, и ровно проговорила:
- Мальчик, ты даже не представляешь, на что себя обрекаешь. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Рыкх! - повелительный кивок в сторону ничего не понимающего сержанта.
Полуорк сделал три шага, мягкий захват шеи, резкий рывок мощных рук и неприятный глухой хруст....
- Не-е-ет!..
Стилл повис на руках. Он хотел бы упасть на пол, закрыть лицо и уши руками, чтобы ничего не видеть и не слышать, погрузиться в то полубезумное состояние, когда ты не чувствуешь ни боли, ни эмоций, превращаешься в безликую, пустую ёмкость. Это не истерика, это что-то мощнее, страшнее, это то состояние, из которого не всегда можно отыскать выход, собственно, это первый шаг из мира живых. И пусть это происходило от полной безнадёжности, но в данной ситуации это казалось единственным выходом. Но ему не дали.
Продолжающего выкрикивать проклятья вперемешку с мольбами, его удерживали в положении стоя, за волосы контролировали голову и заставляли открывать глаза. И если смерть ДиОдори, профессионального военного, в принципе, можно было как-то понять (даже такую бесславную кончину), то когда перед глазами Стилла вытащили приютившего их хозяина и принялись методично ломать ему конечности, он не выдержал.
Он рассказал, всё, что знал, всё, что было, всё, что невольно подслушал от наёмников, и даже свои предположения. Но равнодушному - нет, не женщине - чудовищу этого было мало...
Только спустя долгое, жутко долгое время долгожданное беспамятство накрыло столь плотно, что ни оплеухи, ни вода не смогли вернуть его в реальный мир.
Потом, значительно позже, он осознал себя в каком-то ином месте дышащей безвольной и почти сгоревшей ветошью. Странная мысль посетила его: может он уже не на Веринии? - отозвалась внутри безумной горечью, ибо органы чувств продолжали хотя бы частично функционировать, а мощный запах крови, навоза, мочи, шерсти и прелой соломы, проникавший в забитые ноздри, ясно говорил, что никто из богов не забрал его, и он продолжает находиться в земном аду. Никому он не нужен.
Периодически он чувствовал, как его бьют, но боль, как таковую он почему-то перестал ощущать, и поэтому лишь страшно скалился в ответ, за что невидимые палачи выбили передние зубы. Что сделало его улыбку ещё страшнее.
И тогда, наконец, он понял смысл происходящего с ним. Конечно же, он уже мёртв! Но милостивые боги дали ему ту иллюзорную надежду, тот минимальный шанс хотя бы частично восстановить справедливость в мире. Его истовые молитвы были услышаны, и теперь - если он будет сильным, целеустремлённым, изворотливым и жестоким - у него будет возможность отомстить и смыть кровью позор. Он просто обязан найти кукловода, приведшего множество славных агробарцев на алтарь своих амбиций, заглянуть ему в глаза и уничтожить!
Первый раз за последнее время он сам пошевелился, прислушиваясь к себе. Звякнула цепь, натянулась к колодкам, в которые были схвачены его кисти. Всё тело ломило просто нещадно, тянуло, но по ощущениям, казалось, что внутренности не отбиты, пошевелил конечностями - вроде целы, хотя правое колено сгибалось едва-едва. Били его сильно, но аккуратно - видно, были на него какие-то планы у чудовища с ангельским ликом. Лицо казалось чем-то чужеродным - этакой плотной и колючей маской с узенькими прорезями глазниц, напрочь забитым ноющим носом и тяжёлыми валунами губ, едва расходящимися для живительного дыхания. Перевернулся на спину и, собравшись с силами, попытался сесть. Это удалось с третьего раза, но тут же проснулась острая ноющая боль в левом боку. Эх, ему бы к целителю... Кривая улыбка, попытавшаяся скользнуть на губы, заставила непроизвольно закашляться, и через силу сплюнуть тягучий мерзкий комок изо рта.
Он находился в сарае, и это была не новость. Где-то в плотном сумраке справа едва светлели загородки, в которых что-то постоянно чавкало и хлюпало. Слева шла стена, добротная такая, бревенчатая. Он был прикован, грубо говоря, в углу. С противоположной стороны темнела внушительная куча, судя по едва уловимому запаху, сена. А ещё чуть правее, в редких прожилках света (то ли поздний вечер, то ли очень раннее утро) выделялся прямоугольник дверей.
На какое-то время он словно завис: информация с трудом поступала в затуманенную голову. А потом он просто бездумно пялился в такой близкий и в тоже время далёкий выход, потихоньку начиная различать массивность плашек, из которых была сложена сама дверь, внушительная задвижка - странно, зачем кому-то запираться здесь изнутри?
Близкий характерный писк заставил очнуться и, чуть скосив глаза, он приноровившимся зрением увидел несколько небольших хвостатых силуэтов, копошащихся вокруг белеющей неподалёку посудины. Крысы пировали его едой!
Осознание происходящего подняло в нём такую злость, что Стилл сам не понял, как развернулся, попытался пнуть наглых тварей. Те суетливо и негодующе разбежались. Но недалеко: чёрные голодные глазки-бусины поблёскивали нетерпеливо и выжидающе, словно не сомневаясь, что в битве за еду, они всё равно победят. За еду, которая так необходима его ослабленному организму!
Он перевалился набок, колено совсем не желало сгибаться, и таким образом подполз к неглубокой тарелке с остатками какой-то подсохшей массы. Каша? Рядом, прямо на полу, лежало несколько полусгрызенных лепёшек. Но не это в первую очередь привлекло его внимание. Чуть в сторонке в невысокой, но широкой ёмкости что-то будто бы блеснуло. Вода!
Стилл никак не мог напиться. Закашливался, сплёвывал в сторону, уставал, отдыхал, пытаясь утихомирить торопящееся сердце, и снова склонялся над вожделенным сосудом, лакая, будто пёс, скованные руки неудобно подбирая под себя. Вкуса он не ощущал, главное, что по организму пошла чудесная влага, будто включая по пути огоньки, сигнализирующие о подобии жизни в теле.
Напившись наконец, Стилл пополз к плошке с едой. И тут он осознал злую насмешку палачей: колодки были столь широки, что не давали возможности взять руками пищу и поднести ко рту. Едва не взвыв от бессилия, он какое-то время старался успокоиться, а потом просто склонился над тарелкой, захватил непослушными губами чёрствый комочек и, превозмогая боль во рту, подождал, пока он слегка размокнет, и проглотил. Таким образом он не спеша подчистил плошку и принялся за первую лепёшку, обламывая её по кусочку, и тоже выдерживая во рту до состояния, удобного для глотания. В какой-то момент жажда вновь проснулась, но он столь обессилел, что просто уронил голову и уснул.
Пробуждение было не из приятных - казалось, что ему стало ещё хуже. Но звук скрипящих петель и косые лучи солнца, чуть не доползшие до него, заставили зажмуриться и затаиться.
- Ух ты, наш мех для битья ожил, - раздался грубый голос и вслед за тяжёлыми шагами его кто-то сапогом перевернул на спину.
Над собой - смысла притворяться не пришедшим в себя не было - Стилл увидел знакомого огромного полуорка, подручного дракона в женском обличье и убийцу сержанта. О судьбе парочки, приютившей их, он предпочитал не думать - сердце моментально реагировало тупой болью.
Видимо, Рыкх увидел что-то такое в его взгляде, отчего довольно, но при этом как-то благодушно, осклабился.
- Ну-ну, вижу, что под ощипанными перьями наконец-то проглянуло синее тельце боевого петушка.
Стилл промолчал, наблюдая, как громоздкая фигура прошла дальше и, больше не обращая на него внимания, стала заниматься животными - свиньями точно, и ещё кем-то: кормить их, убирать навоз, перестилать солому, при этом приговаривая про себя что-то невнятное - прямо, как человек на хозяйстве, непроизвольно общающийся с домашней скотиной. Приподнялся на локтях и увидел исходящую паром свежую бурду. Что ж, о нём тоже позаботились, да и загон у него попросторней. Зато вряд ли безобидных хрюшек держат на цепи.
Первым делом он подполз к ёмкости и вдоволь напился затхлой воды. Потом, держась за стену, попытался встать - срочно требовалось оправиться. И хоть Стилл чувствовал себя грязным, вонючим и страшным, но именно сейчас он решил: если хочет чего-то добиться, то не должен уподобляться твари, ходящей под себя, свинье, безразлично валяющейся в собственном дерьме.
Всё болело, особенно правое колено, да жутко начали ныть выбитые зубы. Но терпимо. Вернее, он старался об этом не думать, сосредоточившись на простых задачах: стягивание штанов, принятие крайне неудобной в его положении позы, возвращение, хотя бы частичное одежды на место, вновь вода, к которой он проковылял, шатаясь из стороны в сторону, но с каждым шагом всё уверенней, рухнул на колени, зашипев от боли, окунул лицо в живительную влагу, хоть это вряд ли было полезно его разбитому лицу - но уж очень хотелось провести все такие простые человеческие утренние процедуры: туалет, умывание, завтрак. Да и туман в голове неплохо было бы развеять. Путём сложных манипуляций, силы воли и огромного терпения, он смог затащить плошку с аппетитной бурдой на колодки, и, сидя, опёршись о стену, принялся неторопливо поглощать горячую субстанцию - есть на четвереньках при орке, будто собака, ему показалось унизительным.
Странно подумать, но вот сейчас, скособочившись в совсем неудобной позе, прихватывая разбитыми губами непонятную, но горячую еду, помогая языком, так и натыкающимся на острые торчащие осколки зубов, он вдруг как-то расслабился. Неспешно двигая челюстями, и, чувствуя, как по телу распространяется благодатное тепло, он отдыхал. Какие мысли его посетили? Никакие. Мертвец не умеет думать. Даже картины различных кар на обидчиков, которые изрядно подпитывали его жажду выжить, растворились в свете ясного солнечного дня, уверенно и неотвратимо проникающего в это серое и пыльное помещение...
Неожиданный жестокий удар вышиб плошку с едой, по касательной что-то прилетело в скулу, и Стилл сполз по стене на пол. Злой лающий смех, сопровождавший всё это, был ему странно знаком. По предыдущим избиениям.
Подняв ненавидящий взгляд, егерь лицезрел покатывающегося от хохота невысокого, но крепкого мужичка, дико заросшего волосом: вздыбленная иссиня-чёрная шевелюра без границ переходила в спутанную бороду, буквально огибая незначительный светлый эпизод глаз и нос картошкой, да подрагивающий зев с неровно торчащими зубами. Если бы не рост (всё-таки чуть выше), можно было подумать, что это подгорный житель. Но нет, это был человек. Но наверняка кто-то в роду этого урода по женской линии согрешил с гномом. Отвратительный персонаж, и дело даже не в том, что Стилл изначально относился к нему с предубеждением. Весь его облик от головы, будто снопа чёрного сена и волосатых же мощных рук, торчащих из-под безрукавки-волчёвки мехом наружу, надетой на голый торс, до коротких ног, от свинячьих, словно влепленных в череп маленьких глазок до неприятного визгливого смеха, было отталкивающим.
- У-у-у, как весело! Рыкх, глянь на нашего дракончика бесхвостого. У-у-у, как зыркает! Может ему ещё и глазки выколоть, пока он дыры в нас не прожёг?
Объявившийся с тяжёлой совковой лопатой полуорк неодобрительно покачал головой.
- Уймись, Нелепа. Ты и так дал волю кулакам. Сам будешь держать ответ перед хозяйкой.
- Да, ладно, - беспечно махнул рукой тот. - Она уже и думать о нём забыла. Сколько раз так было. Пройдёт неделька и, как водится, по-тихому прикопаем холодное тельце, - проговорил, пристально и зло глядя на упрямо сверлящего его взглядом егеря, на лице которого не дрогнул ни мускул.
Сплюнул и, напевая про себя что-то похабное, убрался восвояси.
Есть такие существа, кому чужая боль, невзгоды и беда поднимают настроение. Пока собственные яйца не попадают в тиски неприятностей, они не понимают голос разума.
Стилл почувствовал, как в груди, словно медведь-шатун, пробудившийся посреди зимы, ворочается злость. И сдерживать её не было никаких сил.
- Отдыхай, задохлик, - буркнул Рыкх, тоже внимательно приглядываясь к пленнику, продолжающему смотреть вслед ушедшему Нелепе, вздохнул. - Сейчас ещё принесу пожрать, не переживай.
Стилл перевёл взгляд на полуорка, и пустота, сквозившая в нём, буквально обдала холодом.
- Ты не смотри, что я такой мелкий, - произнёс он негромко, - такого дракона, как ты, я уделал бы наверняка. Здоровая туша громче падает, - его лиловые губы скривились в презрительной усмешке. - Ах да, я забыл, что великие орки запросто воюют с беззащитными и заведомо слабыми противниками. Поэтому можешь не напрягаться и продолжать вычерпывать дерьмо, на которое тебя поставили, - сплюнул розовым сгустком и демонстративно отвернулся.
В его словах не было правды. Да, в народе орков тоже встречались персонажи с разными склонностями. Но в основной массе это был очень гордый народ, народ воинов - именно драться и сражаться у них получалось лучше всего. И в отличие от ближайших своих "тёмных" собратьев, уруков, которые легко и походя могли загнать нож в спину любому иному, орки предпочитали честный поединок лицо к лицу. И чем сильнее противник, тем почётней была победа над ним. И не столь позорен проигрыш. Победа над слабым - в этом нет чести.
Рыкх потерял дар речи. Давно, со времён беспутного детства, никто его так не оскорблял! Да что себе думает этот мягкотелый белолицый, одной ногой уже стоящий в могиле? С одной стороны, его сила воли и выдержка вызывали уважение, с другой... просто хотелось его отделать, как следует, чтобы он прикусил свой грязный язык. При этом Рыкх с неприятным ощущением чувствовал, что этот прикованный человек ни капли его не боится. Ни толики испуга!
- А ну заткнись! - наконец-то с опозданием прорычал полуорк.
- А то что? - вызывающе бросил тот. - Ударишь меня? Изобьёшь? Убьёшь?
Презрение словно сочилось из разбитых уст, а Рыкх ощущал накатывающую ярость. Да, он палач у своего хозяина, да, для него лишить жизни любого разумного - как высморкаться, но... Но он сын своего народа, и не имеет права не ответить на этот вызов. В конце концов, он просто обязан проучить этого человека. Тем более, формально тому кажется, что легко одолеет полуорка-воина, полного сил. Слова то произнесены!
- Будь по твоему, герой, - сдержанно произнёс Рыкх чуть насмешливо и глядя на гордо отвернувшегося пленника, - я дам тебе шанс доказать, что ты никто, - поймал настороженный и немного удивлённый взгляд и удовлетворённо оскалился, демонстрируя клыки. - Учти, оружие не дам. Только то, что дано природой: руки, ноги, зубы, когти.
Голова человека поникла, как показалось орку, огорчённо или обречённо. А что думал этот белолицый? Загнуться в схватке? И больше не терпеть унижений и боли? Это уже он, "полутёмный" понимал и одобрял. Возможно, и он бы на его месте поступил бы также. Смерть в бою одобряют боги. Нет лучшего выхода для воина. Вот только... вот только опытный полуорк не собирался допускать такой оплошности. И даже не боязнь держать ответ перед гневной хозяйкой была тому причиной. За сказанные слова, унижающие великий народ, нужно заплатить. А ему хороший повод выплеснуть гнев и отделать этого дракона. Бить он собирался крепко, но не смертельно.
- Я согласен, - бесстрастно ответил безымянный человек и, загремев цепью, поднялся по стене, пошатнулся и вызывающе протянул скованные руки.
Рыкх отставил лопату, снял пояс с ножом, бросил рядом, прикрыл дверь, но не на засов - зачем? Он даже не думал, что человек попытается сбежать - некоторое время понаблюдав, как передвигается пленник, понял, что Нелепа хорошо приложился по колену того - ему даже почудился характерный хруст.
И тут его посетила ещё одна мысль, простота которой даже заставила замереть на удар сердца. Видно, задержался он среди людей, если самые очевидные выходы перестали приходить к нему. Зачем жалеть того, кто во всех смыслах достоин смерти? Не проще ли убить этого вызывающего человека и... и бросить к драконам эту жизнь, уйти на вольные хлеба? Да, тут он в тепле, накормлен, но при этом, как пёс, готов загрызть по приказу. Да, жажду крушить, ломать и убивать он удовлетворяет тут. Но ведь, как правило, это существа далёкие от представления о достойных противниках, зачастую связанные и опустошённые морально и физически так, что их смерти скорее благо, нежели наказание. Разве это стезя для него, полуорка?
Колодки упали, Рыкх отошёл на три шага назад, как бы всё-таки давая человеку возможность прийти в себя и собраться. Тот разминал затёкшие кисти, сжимал - разжимал пальцы, разгоняя кровь и как-то устало тёр лицо.
Рыкх почти не удивился, когда человек, выставив вперёд руки со скрюченными пальцами, неожиданно бросился на него.
Мощный удар отбросил Стилла назад. Он едва не потерял сознание, упал на колени, тряхнул головой, в тщетной надежде избавиться от звона в ушах. И каким-то оголённым от боли, ярости и безнадёжности чутьём услышал тяжёлые приближающиеся шаги, и, не дожидаясь последнего, наверняка решающего удара, рванулся навстречу.
Ослеплённый - выступившие слёзы лишили его зрения - он влетел во что-то твёрдое, обхватил руками и вонзил израненный рот. Страшный удар в спину едва не вышиб из него дух, но он уже почувствовал, как грубая ткань штанов поддалась и осколки зубов проникли во что-то более мягкое. И тогда рот наполнился солёной влагой, а сверху раздался рёв, что таки пробился в гудящую голову. Но он не почувствовал ни радости, ни удовлетворения, а лишь, вновь содрогнувшись от увесистого кулака, что есть силы, нанёс удар вверх, предполагая, что там находится пах. Каким бы ты ни был разумным мужского рода - кроме дракона, естественно - у тебя всегда есть слабое место, весьма важное и тщательно оберегаемое.
Несколько ударов сердца он пытался прийти в себя и отдышаться. Тяжёлая фигура буквально вырвалась из его цепких рук. Сил совсем не было, но при этом он понимал, что если не встанет и не доведёт дело до конца, то все мучения и страдания будут напрасны, и ни он, ни предательски убитые товарищи не будут отомщены.
Встряхнувшись, он поднялся на дрожащих ногах и, ориентируясь больше на слух, чем зрение, Стилл с разбегу плечом сбил полусогнутое тело на пол, и сам при этом отлетел на три локтя, будто от стены. Но тут же, не давая себе времени на размышление, оттолкнулся правой ногой и практически плашмя рухнул на возящегося внизу врага, а руки суетливо принялись искать что-нибудь хрупкое, вроде шеи. Клацнули зубы, содрав клок кожи с запястья. "Ах ты ж, бешенный дракон!" Руки скользнули в иную сторону и, нащупав выемку, два больших пальца вдавили глазное яблоко. Для пущего результата он навалился всем телом. Ладони противно оросила жидкость, и в тоже мгновение сильный удар смёл его с большого тела.
Перекувыркнувшись несколько раз, он влепился в стену сарая, совсем рядом от входа. Болезненно поморщившись, на рефлексах приподнялся - стреляющая боль в колене казалась чем-то далёким и обязательным - этакой данью за возможность драться. Свет из дверных щелей слегка вернул ему зрение, и если дальше в сумраке можно было лишь представить, как тяжело бьётся ревущее тело, то совсем рядом, буквально у ног он обнаружил пояс с ножнами, за которыми он не поленился нагнуться, и спустя удар сердца взвешивал в руке тяжёлый кинжал с длинной толстой рукоятью и широким лезвием - собственно, такой, какой и должен принадлежать большому полуорку: и для нарезки мяса, и для свежевания туш, и для перебивания шеи.
Стилл ничего не услышал, а краем глаза заметил движение - дверь очень тихо начала приоткрываться, и едва сдержал порыв навалиться на створку и запереть её на засов изнутри. Вместо этого он настороженно замер и чуть сместился в тень.
Столб света расширился в две ладони, и вот-вот должен был достигнуть постанывающего, но явно приходящего в себя Рыкха, когда в проёме появилась кудлатая любопытствующая шевелюра Нелепы.
Медлить было нельзя.
Стилл, словно дракон из преисподней неожиданно появился перед дрогнувшим мужиком.
- Какая встреча. А я думаю, кого мне для полного счастья не хватает?
Вид у егеря был просто страшен - глаза Нелепы в ужасе выпятились, а рот раззявился на всю возможную ширину. Но ни звука он не успел издать, а был жёстко схвачен за бороду и непреклонно вдёрнут в постройку. Ослабевшие ноги сделали три коротких шажка, и только тогда мужик осознал неминуемость происходящего. Осознал вместе с пришедшей дикой болью.
Стилл всё глубже и глубже, как нож в разогретое масло, погружал острое лезвие и всё ближе притягивал к себе ненавистную рожу с безумным выражением выпученных глаз, потихоньку теряющих осмысленность и шипел: "Это тебе за ДиОдори, это за... это за..." Список продолжился убитым королём, принцессой, а дальше пошли сослуживцы из рокового агробарского похода, единственным условно живым из которого пока был он, пока тяжёлая туша, обильно плеснув на него изо рта кровью, не рухнула.
Руку едва не вывернуло - он так вцепился в рукоять кинжала, что забыл, как разжимать пальцы, а выдернуть глубоко застрявшее оружие не хватило ни сил, ни времени, ни возможности. Рвотные спазмы сотрясли его и, согнувшись, его вывернуло прямо на мёртвого Нелепу.
Небрежно вытерев рот рукавом, Стилл разогнулся. Кроме собственного хриплого дыхания он отчего-то больше ничего не слышал. Повернув голову и прищурившись, он таки различил громоздкий, более тёмный силуэт, который вот-вот собирался разогнуться.
Он равнодушно пошарил рукой - где-то тут стояла лопата, хорошая такая, добротная, тяжёлая. Нож ему, пожалуй, сейчас не успеть достать.
Двинулся по направлению к выпрямившемуся полуорку, за черенок волоча за собой лопату. Не дойдя три локтя, чуть ускорился, зарычал, как зверь, с трудом двумя руками разгоняя сомнительное оружие.
Инерция и амплитуда движения этого мирного, в принципе, сельскохозяйственного орудия были таковы, что удар пришёлся по ногам Рыкха. А сила такая, что того перекосило в сторону, и, взвыв и качнувшись, он брякнулся на колени и локти. А Стилл в это время вновь отволакивал лопату на прежнюю позицию, и с тем же сиплым рыком орудие оправил вперёд. На этот раз лоток влетел в голову, точнее, в наклоненную макушку, что уже, в принципе, не важно. Звук в этот раз отличался звоном и глубиной. Оглушённый полуорк плашмя распластался на полу...
В каком-то диком исступлении Стилл продолжал поднимать и с силой опускать на голову врага лопату. Рыкх давно не шевелился и не издавал звуков - сложно это сделать с проломленным черепом. Только гулкие удары сменились скрежетом и чавканьем. А егерь, как заведённый, продолжал упражнение: напряжение - левая, как упор, правая - рычаг, руки поднимают отполированный до приятной гладкости черенок вверх, резкий нажим вниз, и вновь поднятие - и так много раз. В какой-то момент именно дерево и не выдержало, хрустнуло, и лоток, поболтавшись пару мгновений, отвалился вовсе. А он, даже ощутив невероятную лёгкость в руках, всё равно инстинктивно махнул несколько раз по воздуху, обломком гоняя невидимую пыль, пока мозг не осознал поступившую информацию. И только тогда деревяшка выпала из ослабевших рук и покатилась, а он без сил буквально ссыпался на пол рядом с измочаленной головой полуорка.