Аннотация: Город умер. Несолгасные с этим уже разошлись по домам, протестовать под пуховыми одеялами.
Ошибочно считается, что самое холодное время - предрассветное. Если понимать под словом рассвет не первые лучи солнца, а первый момент засвечение неба и выключение фонарей, тогда выходит, что самое холодное время на рассвете, когда небо ещё не окрасилось радужными цветами, но уже засвечено, как чёрный цвет на фотографии. К этому времени город уже глубоко уснул или умер... Скорее даже умер, полностью разуверившись в возможности очередного подъема солнца. Но если сон - это и есть маленькая смерть? Город не спит. Город умер. Несогласные с этим уже разошлись по домам, протестовать под пуховыми одеялами. Город умирает каждый день и ничто не изменит этого. Только когда гаснет последний фонарь понимаешь, что такое смерть города. Где-то с трёх до пяти город зависает, не успевая сменить программу. Город виснет. Только те, кому некуда идти или те, кому не надо никуда идти, зависли на улицах мёртвого города. Таких мало и они не добавляют городу живости. А когда гаснет последний фонарь город обретает новую жизнь. Только-только небо изменит свою окраску, как тут же из ниоткуда появляется лёгкий ветер, холодный лёгкий ветер, разгоняющий законсервированный воздух ночного города. Появляются звуки и тишина, стоявшая до этого непроходимой стеной, перестаёт быть густой, можно подставить руку и она стечёт между пальцев, а потом можно сколько угодно растопыривать пальцы и пытаться нащупать её. Всё тщетно, она ушла. Ещё не светло, ещё не появились птицы. Даже в городе, даже в декабре, с рассветом появляются птицы. Но их ещё нет. Замечаешь, что на улицах полно людей. Они спят на остановках в ожидании первого троллейбуса, пялятся на тебя пустыми глазницами из запотевших окон ларьков, нервно курят и поддёргивают плечами от рассветного холода. Зависшая троица с уже пустыми бутылками озирается по сторонам, понимая, что что-то изменилось и пора прятаться под своды квартир. Становится даже обидно, что ты не один. Что толпы сонных жаворонков проникают в твой город, разрушая идиллию пустоты. И город уже не твой. Всего минуту назад только ты понимал его, только ты был его трезвым собутыльником, и делил с ним последнюю сигарету, когда он был мёртв. Только ты знал, что он умер. Только ты пришёл на его похороны. Но стоило распространиться слухам о поминках, как тут же со всех концов города потянулись ряды желающих похмелиться нашару. Холодно. Ужасно холодно. Смотришь на людей, злишься и мёрзнешь. Натягиваешь ненужные до этого перчатки, пытаешься застегнуть уже доведённую до упора молнию и пугаешься музыки наполовину с холодом, идущей из наушников. Город уже понял, что рассвета не избежать и лениво просыпался, рождаясь новым днём. Как можно быстрее убираешься с уже чужих и вновь живых улиц, оставляя свет и холод рассвета кому-нибудь другому.