Незваный Герой
И пришел в мир Герой,
Чей приход не был предсказан
Ни в одном прорицании...
Мне снился сон, цветной и яркий - настолько яркий и цветной, что от реальности не отличить. Вот только в реальности я вряд ли разлегся под деревом в сумрачном лесу без малейшего понятия, как я туда попал. А во сне - запросто.
Бездумно улыбаясь, я следил за единственным ярким пятном - скачущей по лапам ели огненно-рыжей белкой: вот она допрыгала до нижней ветки, замерла, уставилась на меня бусинками глаз, внезапно заволновалась, зацокала, застрекотала на своем, на беличьем языке.
"Вообще-то во сне зверям положено говорить по-человечьи", - сонно подумал я. - "Так что поищи-ка ты, белка, переводчика!". Словно услышав мои мысли, белка сиганула куда-то вверх, стряхнув облако снежной пыли, медленными искрами поплывшее вниз. Заворожено следя за игрой переливов света на облаке, я не заметил, как белка вернулась. И не одна, а с шишкой, которой она преметко запустила мне в лоб.
- Ах ты, мерзкая скотина! - завопил я и изогнулся в мучительнейшем кашле, сотрясающем все тело. Тело? Боль? Я сплю, или.... Где я? А-а-а!!! Только без паники! Кое-как уняв кашель, я попытался пошевелить руками и ногами - не получилось. Стиснув зубы, чтобы не заорать в истерике, я попробовал еще раз. И еще. Тщетно. Похоже, можно разжимать зубы и начинать вопить дурным голосом в надежде, что кто-нибудь да услышит. Хуже уже не станет.
Мой одинокий вопль окончился новым приступом кашля, от которого множество колючих иголочек побежали по животу и груди, потом по шее добрались до затылка и уколами разбудили мой замерзший мозг. Раз руки-ноги не слушаются, надо двигать тем, что еще худо-бедно шевелится - животом, грудью, шеей. Головой повертеть, в конце концов!
Поначалу это было практически невозможно - резкие вдохи вызывали новые приступы кашля, а попытка пошевелить головой привела к потемнению в глазах и приступу тошноты. Но я с упорством приговоренного к смерти продолжал дышать и двигаться. Вскоре горячие иголочки побежали по телу, и капля за каплей поползли по конечностям, уколами острой боли говоря, что руки-ноги у меня еще есть.
Когда покалывание вроде бы дошло до самых кончиков пальцев, я, показав язык белке, с любопытством наблюдавшей за мной из ветвей, перекатился на бок, потом привстал на четвереньки. Руки подломились, и я с размаху ткнулся лицом в обжигающий снег. Сверху зацокали, то ли смеясь, то ли подбадривая. "Только бы шишкой опять не запустила, вредина!". Подползя к стволу ели, я уткнулся в него лбом, затем обхватил одной рукой, чуть подтянулся, обхватил другой рукой и замер, стоя на коленях, пережидая звон в ушах и темноту. Сверху шишками не кидались, не стрекотали, снегом за шиворот не сыпали. И то хорошо. Перебирая руками по стволу, я умудрился кое-как подняться на нетвердые ноги и стал осматриваться, пытаясь понять, где я оказался.
Лес, лес, лес. Куда ни глянь - лес кругом.
***
На следы я наткнулся возле четырнадцатого дерева. Вначале долго смотрел на них, пытаясь понять, что вижу, потом задумался, куда по ним идти - налево или направо? И стоит ли по ним вообще идти? К счастью, ответ на все эти вопросы виднелся слева, за деревьями - край приземистой избушки.
"Ура! Я спасен! Я выбрался!" - от нахлынувшей радости я сразу обмяк и расслабился, привалившись к дереву - ноги снова стали ватными. - "Идиот! Ты еще не выбрался! Вдруг там никого нет, дверь заперта, а хозяева вернутся только летом? Что тогда?".
Страх помог. Переставляя задубевшие ноги, все так же, от дерева к дереву, я побрел по направлению к избушке.
О, чудо! Дверь оказалась не заперта, а внутри было тепло! Ввалившись внутрь, я, даже не подумав закрыть дверь, устремился к источнику дивного тепла - очагу в центре.
Трясущимися то ли от холода, то ли от нетерпения руками я кинул на уголья щепки, мелкие веточки, а когда они занялись - ветки покрупнее. И только когда пламя разгорелось настолько, что я чуть не опалил себе лицо, я смог оторваться от костра и оглядеться вокруг, в поисках хозяев. Изба была пуста, хотя явно была жилой: чисто, натоплено, лавка, стол, с потолочных балок свисали пучки каких-то трав, чьи-то рога...
Внезапный сквозняк со спины напомнил мне о незакрытой двери. Я же сейчас всё тепло выпущу! Я рванулся к двери, но тут в проёме появился силуэт собаки. Очень большой собаки. С очень большими и, несомненно, острыми зубами. И очень, похоже, недовольной тем, что кто-то незваный залез в дом и хозяйничает там.
- Хорошая собачка, хорошая! - севшим от испуга и еще не окрепшим с мороза голосом прошептал я, озираясь в поисках путей к отступлению.
"Хорошая собачка" сделала текучий шаг вперёд и продемонстрировала мне все свои зубы. Молча. Только глаза сверкнули желто-зелёными фонариками.
Это же волк!
В следующее мгновение я с ужасающим воплем летел в прыжке в самый дальний угол, прихватив лавку для защиты, а волчара мягко приземлился около очага.
Вжавшись спиной в угол, я заслонился лавкой, чуть не отдавив все пальцы и с ужасом ожидая следующего прыжка зверя.
Тишина. Много гулких ударов сердца спустя, я осмелился выглянуть в щель между лавкой и стеной. Слишком узко, и угол обзора не тот - даже двери не видно. Попробовал чуть сдвинуть лавку, упираясь в нее руками, ногами, всем телом, наконец, - тщетно. Воображение нарисовало фигуру волка, придавившего собой лавку, чтобы не выпустить меня наружу... Задыхаясь в тесном углу, я стал стучать кулаками по стенам, лавке, вопить какие-то оскорбительные слова, стараясь спровоцировать волка - пусть даже он меня съест - лишь бы не быть в этом узком, душном закутке.
В глазах стало темнеть, из тьмы выплыла фигура волка, хохочущего во все горло, а следом за ней - фигура какого-то старика, попеременно раздувающегося от ярости и лопающегося водопадом цветных искр, а потом собирающегося обратно; волк и старик подбирались все ближе и ближе, перемешиваясь и меняясь - старик хохотал, волк раздувался и рассыпался искрами... Стена тьмы внезапно рухнула со страшным грохотом, оглушив меня, и пронзительно яркий свет мелким песком запорошил глаза. Удара от падения я уже не ощутил.
***
По морю красного света с шорохом и треском перекатывались волны ласкового тепла. Казалось - протяни руку, погладь море, и оно замурлычет, как котёнок.
Ай! Больно! Опалённую ладонь стянуло коркой боли, от которой море света сузилось до небольшой кучки углей, стиснутой окружающей полутьмой, в которой ярко зажглись знакомые до нутряной дрожи желто-зелёные глаза. Волк! Где скамья? Почему я не в углу?? И... где вся моя одежда???
То, что я лежу совершенно голый (хоть и укутанный в тёплую шкуру) заставило забыть о волке, обожженной ладони и всем прочем: в голове металась лишь одна мысль: "ГДЕ МОЯ ОДЕЖДА???"
Мои судорожные поиски были прерваны странными звуками - то ли задушенным кашлем, то ли... хихиканьем?!?
Волк - смеялся! Несмотря на полный идиотизм ситуации (а может, и благодаря ему), мне стало до слез обидно: лежу тут голышом, а какой-то волк позволяет себе надо мной, Человеком, насмехаться!
Внезапно зазвучавший голос напугал меня до бешеного сердцебиения. Говорящий волк?!?
Шаги за спиной. Обернувшись, вижу неясный силуэт человека. Значит, говорил не волк. Когда он приблизился, стали видны детали: коричневые сапоги с меховой оторочкой, коричневые же штаны, коричневая куртка, коричневая шляпа. Даже лицо и руки - и те коричневого оттенка. Только волосы и борода - снежно-белые. И глаза (точнее - один глаз, левый, правый был скрыт прядью волос) - пронзительно синего цвета, странно знакомого, но связанного почему-то с жаркой пустыней.
Старик терпеливо повторил свой вопрос, но что-то случилось с моим слухом: я не понял ни единого слова.
- Я не понимаю! - сказал я в ответ, сев на своём "ложе" и стыдливо кутаясь в шкуру.
Старик сел напротив и опять что-то спросил, но, похоже, уже на другом языке.
- Не понимаю. I don't understand. - добавил я после мучительного раздумья.
Старик попробовал еще несколько языков, но все его попытки звучали для меня непонятным набором звуков: одно-два слова вроде бы походили на английские, но я в нем помню от силы десятка два слов - жалкие остатки вбитого в голову в школе.
В конце концов, поняв, что поговорить нам не удастся, старик молча принёс миску, наполнил её каким-то варевом из котелка и протянул мне, жестом показав, что это надо выпить до дна. Варево пахло непривычно, но вполне аппетитно: вроде бы куриный бульон, но с большим количеством трав. После первого, осторожного глоточка мой желудок громким урчанием напомнил мне, что уже очень давно не ел. Миску я выхлебал в три глотка, и протянул за добавкой. Правильно истолковав мой жест, старик наполнил миску второй раз, потом третий. А на четвёртый - просто перевернул опустевший котелок.
Наверное, мое вытянувшее от огорчения лицо и вправду выглядело потешно и жалобно, потому что старик, рассмеявшись, достал какой-то корешок, повертел его у меня под носом, потом откусил половину и, тщательно пережевав, проглотил.
Протянул остатки корешка мне. Не колеблясь, я запихал его в рот и принялся жевать. Вкус у корешка оказался никакой, травянистый. Зато послевкусие... Вам что-либо говорит сочетание "ледяной огонь"? А теперь уменьшите холод до приятной морозной свежести мяты, жар - до согревающего глотка коньяка. Представили? Амброзия и нектар в одном флаконе!
Я жевал, перекатывал от щеки к щеке, растирая по нёбу языком эту чудесную массу, чавкал и никак не мог остановиться. Покуда резкий хлопок по обеим щекам не вынудил меня судорожно сглотнуть.
Обиженно взвыв, я отрыл глаза, собираясь высказать этому мерзкому старикашке все, что я о нем подумал в тот момент, без всяких скидок на почтение к старшим, но тут рот мой наполнила горечь - аж скулы свело. Старик тем временем с очень серьёзным видом отпил из плошки, убедился, что я смотрю на него, тщательно прополоскал рот и сплюнул на угли. Зашипело, над углями поднялось плотное облако резко пахнущего пара. Когда я проморгался, старик уже нетерпеливо тыкал под нос свою плошку. Вцепившись в нее обеими руками, я отхлебнул онемевшими губами и стал полоскать рот.
Горечь постепенно отступала, к губам и языку стала возвращаться чувствительность и тут мерзкий старик дал мне подзатыльник... От неожиданности я чуть не упал лицом в костер и выплюнул все изо рта прямо на угли.
И опять мне не удалось сказать этому старикашке ни слова - я чуть не задохнулся в плотном облаке пара! Дыхание перехватило, глаза застлали слёзы, накатила противная слабость и головокружение и я рухнул обратно на шкуры. Стали подёргиваться руки, ноги, а потом по всему телу пошли волны корчей: каждая мышца задергалась в конвульсиях в своем ритме, пространство сжалось в бесконечно большую точку вокруг костра, уголья костра стали изумрудно-зелеными, затем фиолетовыми, потом всех цветов радуги стразу - и все это в тягучей, мертвой тишине.