С некоторых пор освещение комнат старым добрым огнем считалось невообразимой пошлостью. Рита задрала голову и сразу уткнулась взглядом обратно в паркет. Пошлость или нет, но с яркостью они переборщили.

Под высоченным потолком плавали жемчужно-белые шары. Огромные, размером с коровью задницу, и поменьше - с недозревшую тыкву. По углам ютились самые маленькие и неказистые. Рита отметила их мимоходом, намереваясь при случае рассмотреть их повнимательнее. Они, кажется, представляли меньшую угрозу для глаз.

Бывшая аптекарша, заметив выражение на Ритином лице, поморщилась.

- Осторожней. Они не предназначены для долгой работы, могут... ну, не то чтобы взорваться. Лопнуть. Особенно вон тот, с синеватым отливом.

Рита послушно отступила на пару шагов.

- И не стой с таким видом, точно решаешь, кому из гостей Его Величества следует перерезать горло в первую очередь, - не унималась Аня, - Не забывай о том, что это формальность! Никакой реальной угрозы нет... Вон, кажется этот освободился. Пошли!

Лакей, занимавший один из четырех столов в дальнем конце зала, встретил Риту вялой улыбкой. Немного подумав, он принялся стаскивать левую перчатку. На столе лежал ровнеький ряд из еще четырех сменных перчаток. "Старю" он бросил куда-то себе под ноги.

- Разрешите? - проговорил он, покончив с переодеванием, - Можете просто положить оружие на поднос, ко всему прочему. Или, если желаете, составим краткую опись.

"Поднос" имел габариты неглубокой ванны. Клинки отличались размерами и назначением: среди разложенных на красном бархате бастардов и фальшионов попадались громоздкие эстоки и длинные, со скошенным перекрестьем клейморы. Была здесь и всякая мелочь, брошенная в ванну-поднос прямо с ножнами. Однако внешнее разнообразие не могло скрыть внутреннего сходства оружия. Перед Ритой лежал годовой бюджет гильдии.

Она приподняла бровь, прикидывая вероятность того, что вместе с "грязной" перчаткой лакей смахнул на пол один из камушков. Может быть не нарочно. Тонкая ткань могла зацепиться за... О, тут и правда было за что зацепиться! Украшенные самоцветами ножны, позолоченные гарды, россыпь мелких бриллиантов на черенках. Противовесом двуручных мечей часто служило чистое золото, навершие мечей поменьше венчали мутные рубины величиной с яблоко-ранетку. Опись была и правда не лишней.

Рита отстегнула кинжал с пояса и, следуя минуту назад заученным правилам, вытянула клинок из плотных ножен.

- Мой скромный вклад в безопасность сегодняшнего вечера. Пожалуй, лишние бумаги тут ни к чему.

- Красивая рукоять, - сказал лакей. Как любой человек подобной профессии он умел отмерять минимально необходимую долю учтивости в зависимости от статуса собеседника, - Что значит гравировка? Латынь, если не ошибаюсь?

Пальцы его коснулись вырезанных на кости букв. Некоторые из них едва читались, другие, наоборот - почернели и проступили яснее, чем в первый день. Рита глянула на кинжал, удивляясь тому, что лакея интересует такая ерунда.

- Carpe diem? Это латынь, да. Переводят по-разному. Мне больше всего нравится - лови момент.

- Очень...символично. Нет ли у вас другого оружия?

Она покачала головой, стараясь скрыть раздражение. Пустота в правом ботинке холодила лодыжку и вселяла неуверенность. Стилет впервые за многие годы покинул свое законное место под строгим взглядом свежеиспеченного алхимика. Он лежал теперь в среднем ящике лабораторного стола. Среди кипы бумаг, кусочков веревки и огрызков карандашей.

- Видишь? - мрачно сказала Рита, когда подруга ухватила ее под локоть, - Никакого досмотра. Мне даже не предложили вывернуть карманы.

Губы алхимика вытянулись в прямую линию.

- Кастет? - зашипела она, придвигаясь ближе, - Только не ври мне!

Рита мгновенно сникла.

- А ведь я не подумала... Да нет у меня ничего, не смотри так! Из металла - только пуговицы на рубашке. Но, точно тебе говорю, половина из этих людей греют кастеты и кортики под своими шелками.

- Это не шелк, а нечто вроде сатина, - буркнула Аня, - Здесь не водится тутовый шелкопряд, сколько тебе можно повторять?

- Мне наплевать, если честно, - Рита переложила ее ладонь ближе к середине предплечья, потому что подруга так и норовила повиснуть на ней всем весом, - Но, знаешь, ведь это обидно - предлагать мне роль твоего телохранителя и при этом ... Ага, кажется нам пора.

Двери в бальную залу отворились под крик камергера и нарастающий гром аплодисментов. Несколько шагов - и ноги провалились в густой ворс ковровой дорожки. Откуда-то сверху посыпались мелкие лепестки осенних хризантем. Нестройно взвизгнули скрипки.

Рита почувствовала, как мягкие пальцы Ани превращаются в кузнечные щипцы. Ощутила ее нетерпение. Вдохнула кислый запах страха. Но посторонний наблюдатель видел совершенно другую картину. Аня улыбалась. Одновременно всем присутствующим и никому в частности. Походка ее сделалась плавной, даже величественной. Из жестов исчезла обычная торопливость.

Рита из последних сил старалась глядеть прямо перед собой, но с боковым зрением ей было не сладить. Слишком велик оказался контраст между ожиданием и реальностью.

Королевский дворец ослеплял блеском наружного убранства. Позолоченная лепнина фасада изображала мифических животных и древних героев, оплетенных виноградной лозой в самых интересных местах. Золото было повсюду: любая выступающая деталь как будто обрастала им сама по себе. Карнизы и водостоки, парапеты и балясины балконов - дворец сиял словно выброшенная на каменистый берег золотая рыбка.

Внутри же резиденция его величества выглядела довольно скромно. Точно вся помпезность предназначалась исключительно для таких как она, Рита, простофиль.

Как же это странно! Аскетичный бордюр по краю высоченного потолка, несколько гобеленов на стенах, одноцветные портьеры и крупный дубовый паркет на полу. Все говорило в пользу того, что правитель Призона либо обладает очень строгим вкусом, либо вовсе не интересуется убранством своего жилища.

Эхо аплодисментов плясало меж голыми стенами, потом вдруг запутывалось в пышных костюмах гостей его величества. На какой-то краткий миг в бальной зале становилось тихо. Кажется, они шли сквозь расступавшуюся толпу целую вечность.

Кузнечные щипцы на предплечье то обжигали жаром, то остывали. Скрипки наконец приладились друг к другу и выдали стройную мелодию. Рита не слышала разговоров, но ей и не нужно было слышать. Кривой изгиб губ, вздернутая бровь, насмешливое выражение глаз на холодном, неподвижном лице. Короткое, резкое касание к локонам. Ладонь, оглаживающая пустые ножны. Кое-кому не нравилось пополнение в давно устоявшемся высшем обществе. Странно, что не всем.

Сколько их? Десять, двенадцать? А сколько тех, кто умеет следить не только за лицом, но и за языком тела?

Они идут все дальше. Под градом лепестков, под прицелом взглядов. Кожу между лопатками стягивает холодом.

"Никакой реальной угрозы нет! Это формальность!"

Наконец они останавливаются в центре зала, прямо под хрустальной махиной, которую язык не поворачивается назвать люстрой. Огромные подвески колышутся от сквозняка. Перья. Стеклянные, стальные. Их звон напоминает о чем-то, но образ не приходит сразу, и Рита заставляет себя опустить голову.

Сейчас уже можно оглянуться по сторонам. Но сейчас в этом нет никакого смысла. Люди, не сговариваясь, кидаются на них, как муравьи на забравшегося в муравейник шершня. И Рита почти ждет, что в бок упрется тонкое, прохладное жало.

Все вокруг мелькает и пляшет: яркие краски нарядов, резкие отблески драгоценный камней, бледные тени, ползущие по паркету. Из всех щелей сочится бесконечный, неумолчный шелест. Рита старается сосредоточиться на чем-то одном, но взгляд продолжает скользить по фигурам и лицам. В поисках...чего-то.

Шелк (который на самом деле вовсе не шелк), бархат (который тоже может только притворяться бархатом) и кружево.

Но хуже всего - запахи. Душная лаванда, терпкая корица, мускус. И мята.

По позвоночнику прокатывается короткая волна дрожи, и сразу становится легче. Стальные перья, шелест, мята. Василиск. Нет никакой опасности. Только толпа шумных, как всегда недовольных бездельников. Ей нужно успокоиться.

На мгновение все звуки пропадают, чтобы затем навалиться разом. Поскрипывание кринолинов, далекий звон хрусталя, бешеный шквал аплодисментов. И крики. Радостные, вялые, яростные, громкие:

- Катрин! Да здравствует королевский алхимик!

Пальцы на предплечье смыкаются с новой силой. И опять холодеют. Но маска величественной доброжелательности держится крепко, белила надежно скрывают проступающий румянец. Подруга глядит на нее снизу вверх; даже на каблуках она заметно ниже, и Рита с удивлением отмечает, что в ее взгляде полыхает пожар. Искры удовольствия прорываются через завесу напускного смущения. Она ждала этого дня целую вечность.

- Да здравствует королевский алхимик! - едва справляясь с голосом вторит толпе Рита, - Да здравствует новая кровь!

Люди вокруг смелеют, подходят еще ближе, чтобы протянуть руку, поздравить, обнять. Мертвая хватка наконец ослабевает, а затем пропадает совсем. На предплечье остается мятый, чуть влажный след. Рита, видя его, наконец приходит в себя.