Двери служебного лифта захлопнулись, кабина поползла вверх. Надя не почувствовала ускорения, не услышала даже легкого шороха или скрипа. О том, что кабина все-таки двигается, говорили меняющиеся цифры и, пожалуй, больше ничего. Конечно, можно попросить лифт "поторопиться", обычно Надя так и делала, но сегодня... сегодня был не обычный день.

Огромное, до тошноты яркое зеркало отразило ее лицо. Надя скривилась, поневоле припоминая слова матери. "Будь сдержанней, Надежда! Незачем делать свое настроение достоянием общественности!". Она старалась как могла. На протяжении пяти этажей ее лицо выглядело так, как полагалось молодому, преуспевающему доктору: в меру серьезно, в меру доброжелательно и немного надменно. Потом глаза предательски заблестели.

- Ну и пусть, - она перестала бороться с улыбкой, - Пусть все видят.

Андрей сделал ей предложение! Красиво, торжественно, и самую чуточку глупо. Она, говоря откровенно, не была готова к такому быстрому развитию событий. Она кивнула только потому что задумалась и не ответила вовремя на предыдущий вопрос, хотела поправиться, но у Андрея вдруг сделалось такое испуганно-счастливое лицо, что она рассмеялась и снова сказала: "Да".

- Сорок первый этаж, - сообщил бархатный голос с потолка.

Она вышла из лифта, кивая на ходу медперсоналу. Миновала длиннющий, изрезанный перекрестками коридор. Биометрический сканер на дверях ее кабинета мигнул зеленым. Ребята из службы безопасности ЛРЦ почти каждый день впихивали в этот зеленый проблеск какую-нибудь смешную картинку или фразу. Немногие успевали заметить ее, но Надя успевала всегда. Вчера там был рисунок мультяшной лошадки с залепленным пластырем лбом и припиской: "Это был рог, а не бородавка, придурки!". Что было сегодня - так и осталось тайной.

Надя отвлеклась, услышав прерывистое бурчание в соседней палате.

Сначала ей показалось, что пациент следует ее рекомендациям - выполняет одно из логопедических упражнений. Но очень скоро Надя разобрала второй голос, а затем - третий. Цветущее настроение испарилось в миг.

- Я, кажется, говорила вам, что в первые сорок восемь часов в палате не должно быть посторонних?

Двое мужчин тут же соскочили со стульев. Третий, полулежавший на узкой кушетке, дернулся, натягивая сковавшие его ремни.

- Мне позвать охрану? Или стоит сначала сообщить о вашем визите главврачу?

- Надежда Викторовна, - начал один из вскочивших мужчин. - Не делайте из мухи слона.

Наде на мгновение почудилось, что они знакомы. Но это чувство быстро прошло. Ведь и про второго мужчину она могла бы сказать то же самое. Оба они были одеты в неброские, но ладно скроенные костюмы. Серое сукно, синий галстук, красивые, но не "модненькие" ботинки. Наверное, где-то в другом месте все это помогало слиться с толпой. Может, это хорошо смотрелось на людной улице или в одном из бизнес-центров. Даже в какой-нибудь другой больнице, почему нет?

- Давно вы здесь? - спросила Надя, - Впрочем, не утруждайтесь, я узнаю сама.

Мужчины улыбнулись одними губами. Случись подобный разговор впервые, Надя непременно увидела бы в их улыбках смущение.

- Ведь это не вопрос благополучия одного человека, Надежда Викторовна. Не может быть такого, чтобы вы не понимали. Мы и так пошли у вас на поводу, потеряли больше суток...

- А можете потерять неделю, - сухо возразила она, - Или месяц. Или должности, если своей болтовней вгоните моего пациента в могилу. Любые вопросы - после семи вечера. Или, если быть точной - в промежутке между семью и семью тридцатью.

- Надежда Викторовна...

Она открыла дверь и ждала, придерживая ручку. Намек яснее ясного, но они не сдались.

- Алексей не возражает против беседы. Правда?

Пациент, все это время сверливший ее взглядом, кивнул.

- Прошу, - повторила Надя, открывая дверь еще шире, - Даже требую. Двенадцать часов в вашем случае не решат ничего, а в его - могут.

- Еще десять минут, мы закончили с первичным...

- С первичным допросом? - почти зашипела она, - Дайте человеку прийти в себя. И дайте мне сделать свою работу. Меня тошнит от этих ваших привычек. Что это вообще может быть за "беседа", когда один из ее участников связан?

- Вам напомнить тот случай двухлетней давности?

- Здесь совершенно другое, - отрезала Надя, повышая голос и делая шаг назад. Пункт охраны был пуст, но они не могли этого знать, - Хорошего дня.

К тому моменту, как их шаги затихли в глубине коридора, Надю трясло так, что она не решилась взять в руки пад. Чтобы хоть немного успокоиться она подошла к окну, и стала изображать бурную деятельность, настраивая прозрачность стекла и уровень прямой вентиляции. Все же он сдались слишком легко. Надя успела приготовиться к "битве на смерть", в крови побулькивал адреналин.

- Они правда это сделали?

Голос пациента заставил ее дернуться, выворачивая тумблер на максимум. В комнату ворвался поток нефильтрованного воздуха.

- Правда организовали целый институт?

Надя обернулась, стараясь придать лицу спокойное, благообразное выражение.

- Это худшая техногенная катастрофа последних десятилетий, - сказала она суховатым голосом, - У всех есть семьи, друзья, близкие. Сотни тысяч людей почти что осиротели в один миг. Было бы странно ожидать чего-то меньшего.

Пациент снова натянул ремни, то ли пробуя их на прочность, то ли изображая какой-то жест.

- Ясно.

Он молча смотрел куда-то сквозь нее. Надя безуспешно попыталась привлечь его внимание ободряющей улыбкой.

- Скажете, если будет холодно.

- Если будет холодно, - кивнул пациент, - Конечно.

Надя была в этом не уверена. Ей не нравился его взгляд. В план завтрашних мероприятий обязательно нужно внести визит к окулисту. Так, на всякий случай.

Она вдруг подумала, что совсем отвыкла от общения с пациентами. А ведь поначалу, три года назад, она не знала куда деться от царившей в ЛРЦ тишины. Она входила в палату и по привычке здоровалась со спящими людьми. Сложнее всего было пережить эти первые мгновения. Хорошо, если в палате были посетители. Они набрасывались на нее с вопросами, не давали вставить и слова, но, удивительное дело, от этого становилось легче. Хуже, если ее встречало молчание. В те первые годы ритуалы имели над Надей страшную силу. Она прекрасно понимала насколько это глупо, но не могла ничего поделать с собой и говорила с каждым спящим. Здоровалась, называя по имени, сообщала о переменах погоды, хвалила за отличные показатели мышечного тонуса... Врачи, работавшие в ЛРЦ с его основания, не потешались над ней, но было видно, что их это веселит.

Потом появились капсулы. Младший медперсонал готов был молиться на них, но Надю они... нервировали. Не потому, что палаты превратились в инкубаторы для яиц какой-то неизвестной науке огромной птицы, и уж точно не потому что она поддалась паранойе. "А что, если мой сын очнется и не сможет выбраться? Так и будет лежать там, в скорлупе, как в гробу? - причитали многие матери и некоторые отцы, - Он будет слишком слаб, чтобы кричать, и вы не услышите. Никто не услышит!". Надя не спорила с ними, но предлагала забраться в одну из свободных капсул. Иногда забиралась сама. Надпись "ЗВУКОПРОНИЦАЕМОСТЬ 95%" мало кого убеждала без проверки.

Надю, однако, волновало другое. Ей отчего-то казалось, что автоматика отнимает ее работу. Впервые со старших классов у нее появилось свободное время! Обвинить чертовы капсулы было проще всего. Прозрачно-белые, бархатистые на ощупь, с маленьким смотровым окошком в районе головы, они доводили ее порой до трясучки. Но дело было не в них. Это была корреляция без причинно-следственной связи. Никто и ничто не отнимало Надину работу. Просто одно наложилось на другое. Она перестала говорить с пациентами примерно тогда же, когда случилось переоборудование ЛРЦ.

Теперь ей как будто приходилось учиться заново.

- Как вы спали? - спросила Надя, - Дурные сновидения, судороги, двоение в глазах? Может быть странный привкус во рту?

Она всегда пряталась за профессионализм, и немного злилась оттого, что он подвел ее так некстати. Кто в здравом уме вываливает все эти вопросы скопом?

- Спал нормально, - ответил пациент, явно раздумывая над полчищем ее вопросов, - А по поводу остального - нет. Меня не беспокоит ничего из перечисленного. Только запястье. Болит и хочется его размять. Это обычно помогает. Можно хоть ненадолго?..

Надя не столько взяла в руки, сколько схватилась за пад. Долго и вдумчиво разглядывала цифры и графики. Пациент смотрел на нее неотрывно.

- Я знаю, это не по правилам. И, поверьте, не обижусь, если вы откажете. Эти двое... они рассказали мне к чему все это. Про те случаи. Простите, я не должен был вас просить.

Надя вздохнула, бросила на него испытующий взгляд. Все так. Это - не по правилам. Но, видно, сегодня такой день. Эластичные ремни мигнули красным, посомневались пару секунд, и уползли вглубь кушетки. Надя запретила себе сравнивать их со змеями. Даже мысленно.

- С вашим запястьем все в порядке. Мы регенерировали хрящевую ткань, восстановили нервные окончания.

Пациент хмыкнул, с чувством растирая ладонь.

- Медицина не стоит на месте. Когда я... шесть лет назад совершались только отдельные, опытные операции такого рода.

- Теперь это довольно банальная процедура, - улыбнулась Надя, - Вы правы: медицина не стоит на месте...

Ее улыбка постепенно меркла. Пациент не оставлял запястье в покое; на истончившейся коже проступили ярко-красные полосы.

- Тогда почему я не вижу разницы? Оно болит даже сильнее прежнего. Да и зачем было делать все это?

- Алексей... я же могу обращаться к вам просто по имени?

Он на мгновение задумался.

- Да, конечно. Как вам будет удобно.

- Алексей, я понимаю, что вы сейчас чувствуете...

Он ничего не сказал, только вздернул бровь, вынуждая ее замолчать. Заставляя оправдываться. Оправдываться она не любила, и, честно говоря, не умела. Старая медицинская школа, консервативное воспитание. Она была внимательна и профессиональна. Всегда, если не считать сегодняшнего дня.

- Все... все запертые в "Цифровых Снах" находятся под постоянным врачебным контролем. Мы делаем все возможное для их скорейшей реабилитации после пробуждения. Завтра утром, когда мы начнем первый сеанс комбинированной физиотерапии, вы убедитесь в том, что не все так плохо, - она вывела на экран страницу с личной информацией. Долго раздумывала, не желая вселять в пациента преждевременную надежду. Но все же решилась, - Все, конечно, будет зависеть только от вас, но ваши теперешние показатели позволяют надеяться на продолжение спортивной карьеры. Может быть не в ближайший год или два...

Она замолчала, натолкнувшись на рассеянный взгляд.

- Вы меня вообще слушаете?

- Конечно. И очень внимательно. Могу я попросить вас о еще одном одолжении?

Надя кивнула, делая в паде пометку о необходимости немедленного привлечения психотерапевта. Она наконец поняла в чем дело. Он с самого начала вел себя странно. Обычно ее пациенты требовали показать капсулы со спящими друзьями, требовали отвести на могилы, требовали, наконец, "доступ к рубильнику". Многие плакали, звали матерей, жен и мужей. Кое-кто никак не мог смириться с тем, что на окружающих больше не производит впечатление командный тон. Недавно очнувшегося было слышно за сотню метров и три-четыре стены.

Но этот человек встречал перемены молча.

- Улыбнитесь, - сказал он, - Нет, не так. Шире. Улыбнитесь так, как улыбались бы фотографу.

- Зачем?

Пациент сел на кушетке, ссутулился и как будто подобрался. В нем вдруг проявилось нечто хищное.

- Хочу увидеть ваши зубы.

Холодный воздух трепал волосы на затылке, и Надя запоздало подумала, что пост охраны находится на другом конце длиннющего коридора. Вспомнила тот самый случай. И на мгновение онемела.

- Жалеете, что убрали ремни? Думаете, не превратился ли этот человек в нечто такое, чему не место в цивилизованном мире? Как-то поздновато, не находите? - его голос превратился в едва слышный шелест, - Отойдите от окна если не хотите улыбаться. Сдвиньтесь на метр влево.

- Зачем? - также шепотом спросила Надя.

- Свет падает под таким углом, что ваши глаза кажутся желтыми. Это... неприятно.

- Так лучше?..

- Да.

Он и не вздрогнул, когда ремни обвились вокруг его запястий и груди. Надя, черт знает почему, почувствовала себя очень скверно.

- Ваши родители и старший брат ждут внизу. Мы можем пригласить их прямо сейчас. Хотите?

- Они, наверное, ужасно волнуются, - задумчиво проговорил пациент, - И станут волноваться еще больше, когда увидят меня таким. Это ведь пройдет? Из меня как будто выпустили... не знаю, все? Оказывается, у меня такие тяжелые кости. Я вообще раньше никогда не ощущал их вес. Особенно ребра, они настолько тяжелые, что дышать утомительно.

Надя заставила себя подойти ближе, села на краешек круглого табурета у его кушетки. Снова всмотрелась в цифры и графики. Потом исподтишка глянула на его бледное лицо. А ведь только вчера ее поздравляли с самым беспроблемным пациентом. Марина, старшая медсестра их отделения, полдня донимала ее вопросами о "спящей принцессе". Она тоже принадлежала к старой школе, как минимум ввиду возраста, и позволяла себе шуточки в одном единственном случае - если была уверена в благополучном исходе.

- Придурки, - пробормотала Надя, - ампутировали рог единорога... Я могла бы увеличить дозу антидепрессантов...

- А их уже ввели? - в голосе пациента послышалось слабенькое любопытство.

Он не был первым Надиным "проснувшимся", даже не был первым, кого она вела самостоятельно. И все же у него были все шансы, чтобы запомниться ей на всю жизнь. Наверное, не стоило вчера так долго говорить с его матерью. Не стоило смотреть его старые снимки. Большая часть из них была не с соревнований, и Надя почему-то подумала, что его мать - совершенно исключительная женщина. Сын для нее, несмотря на всю его успешность, никогда не был "проектом".

- Знаете, - начала Надя спустя некоторое время, - иногда стоит просто поговорить с кем-то. Я немного не в форме, но могу хотя бы выслушать. Ответить на какие-то ваши вопросы.

- Не стоит, - сказал пациент, - Я этого не заслужил. Ни вашего сочувствия, ни вашего участия. Ни этого билета. Я занял чужое место.

- Не говорите так. Нам известно, каким образом вам удалось выбраться.

Он с трудом повернул голову и посмотрел сквозь нее.

- Сколько людей умерло с того момента, как я проснулся?

- Вас интересует какой-то конкретный человек? - осторожно спросила Надя.

- Нет. Нет, к конкретике я пока не готов... Я только сегодня понял свою страусиную природу и еще не успел с ней смириться. Скажите только, много ли умерло людей?

Надя поколебалась, но все же ответила:

- Такой катастрофы, как три недели назад не повторялось.

Она осеклась. Не произнесла "прогнозируемые потери" вслух, но видимо, что-то отразилось на ее лице.

- То есть все идет по плану? - невесело хмыкнул ее странный пациент, - Простите, я знаю, насколько плохо это звучит, но... Вы не зря контролируете очнувшихся, честное слово, я совсем отвык от многих вещей. От приличных манер так уж точно.

- Не корите себя. На все нужно время. Здесь все это понимают. А ремни... они всего на пару дней.

- Так что там с погибшими?

- Один человек. Мужчина, сорок два года. Мы не смогли его вытащить.

- Мужчина, сорок два года. И все?

Надя кивнула.

- Да.

Он посмотрел на нее. Впервые он посмотрел на нее, а не куда-то мимо. И вдруг улыбнулся. Улыбка у него была красивая, искренняя. Она была как степной пожар, разгорелась мгновенно и также мгновенно угасла.

- Будем надеяться, что и это пройдет, - сказал он, как будто смутившись, - К тяжелым костям я, наверное, смог бы привыкнуть, а вот к этому - вряд ли. Ведь это ужасное дело, радоваться таким новостям... Это хорошо. Значит, она уже на половине пути к городу. Значит, не все потеряно.