Аннотация: Ну кто мог подумать, что научный спор приведёт к космической войне.
ОЛЕГ КОСТЕНКО
ЦЕНА ПОЗНАНИЯ
Рассказ
Любой грех - это переродившееся добро.
Пол Андерсон.
Любители романтики и приключений могут не читать дальше. Мы падали в ночь, позади в начальной точке траектории остался борт корабля-матки.
Капсула неслась по баллистической кривой, приближаясь к поверхности планеты. На шкале высотомера медленно ползли цифры.
На экранах были видны бескрайние поля облаков. В некоторых местах их разрывали прорехи, и тогда становились видны голубые площади океана. Сто километров: началась болтанка, лёгкая дрожь, как на камнях.
Экраны показывали бледно-розовый свет, словно за бортом разгоралась адская топка: атмосфера тормозила корабль. Ровное поначалу свечение вдруг разделилось на полосы, а затем пошли потоки искр. Экран сделался густо-вишнёвым, очень красивый, глубокий цвет.
Потом по всему внутреннему пространству прошла судорога вибраций: это сработал импульсный антиграв. Мне словно дали под дых, да ещё продержали несколько секунд там кулак. Перегрузка достигла такой величины, что глаза застилала чёрная пелена. Сделалось трудно дышать: мышцы едва поднимали грудную клетку. Потом могучий импульс спал: мы перешли на планирующий полёт. Теперь капсула двигалась по глиссаде.
Мы прошли сквозь пепельный слой облаков. Экраны на мгновение закрыла тёмная зыбь. Потом был ещё один слой и ещё. Наконец мы увидели твердь. На западе, точно по курсу в лучах восходящего солнца блестел огромный купол хронокорректора.
Внезапно я различил на земле короткие вспышки: работали зенитные лазеры. Нас засекли.
Специалисты, готовившие десант, утверждали, что локационными методами капсулы не обнаружимы в принципе. Вот только афиняне их отчёт не читали - засекли, собаки, словно младенцев, хорошо, что уже на подлёте.
Слева от нас сверкнул огонь взрыва: одна капсула была сбита. Теперь куски её, равномерно ускоряясь, рушились вниз. Метал вперемешку с костями и кровью. Пятнадцать солдат растворились в небытии. Возможно, я даже их знал. Надеюсь, они ничего не успели понять.
Впервые я познал настоящий страх, страх бессилия, когда от тебя ровным совсем ничего не зависит и ровным счётом ничего нельзя изменить. Полёт стал смертельной рулеткой: собьют, не собьют. Под скафандром я истекал смертным потом. От напряжения не смотрел на экраны, перестал следить за высотомером. Поэтому когда внизу раздался удар и нас с треском подбросило, внутри меня всё дрогнуло от неожиданности. Потребовалось мгновение, чтобы понять, что произошло. Высотомер показывал ноль.
Вскочив с амортизирующего кресла, я потянул размыкающий запор рычаг. Тонкая трещина пробежала по куску обшивки, составлявшему мгновение назад одно целое с капсулой, потом наружу вывалился ровный круг.
- Отделение наружу! Броню активировать!
Тончайшие голубые линии расчертили доспех. Силовые нити протянулись от ступней к голове. Броню словно окружила мелкая сеть. Всё отделение выбегало из капсулы вслед за мной. В боевом режиме мы походили на каркасы недостроенных трёхмерных фигур из какой-то компьютерной симуляции.
Первое, что я увидел, оказавшись снаружи, это огромную копну пламени, освещавшую ночь. Горел уже опустившийся десантный катер. Пламя было неровным: оно то поднималось, то опадало, а от катера валил чёрный дым. Словно от костра, на котором сжигают мусор.
В правом углу зрительного поля вспыхнул тактический дисплей, отобразив короткие строчки символов. Мы находились всего в километре от купола. Что ж, удачно. Я видел, что, несмотря на потери, в общем и целом высадка проходит по графику.
Потом, много позже, историки разберутся в причинах ошибок. Строя компьютерные модели, они скажут, вот здесь надо было поступать так-то, а вот здесь так. Они забудут, что все мы крепки задним умом и никто не обладает всеведением в реальном времени. Учиться можно, только накопив нелёгкий груз промахов. Но ни у нас, ни у противника такого опыта не было.
Ничего удивительного - сейчас проходила едва ли не единственная реальная военная операция за всю галактическую историю. Цивилизованные планеты отнюдь не похожи на берсеркеров, готовых наброситься друг на друга по малейшему поводу. И самое страшное в нынешней ситуации заключалось в том, что здесь не было хороших и плохих парней. Каждая из сторон искренне хотела блага галактике, вот только понимала его по-своему.
И дело сейчас совсем не в межпланетной политике или экономике отдельных планет. Внутри сообщества существовали самые разнообразные социумы и бесчисленные способы отношений между мирами. Вселенная не склонна к шаблонам. Теория познания - проклятье, ну кто ещё пять лет назад мог подумать, что столь абстрактная область философии отдастся нам такой кровью.
В воздухе возник стонущий звук - вниз неслась ещё одна капсула. Я видел проскользнувшую наверху тень, но отвлекаться на неё не желал.
- Отделение, за мной!
Мы бросились в бой уже идущий на ближних подступах к хронокорректору. Что-то ударило о броню. Силовые линии на доспехе на мгновение вспыхнули ярче. Я увидел бегущую нам навстречу фигуру, тоже в броне, она держала автомат на уровне живота. Вот только значок 'свой' мой тактический комп на лицевом щитке возле неё не поставил.
Не думая, я выстрелил: ситуация была отработана до автоматизма. И не только я. В инфракрасном диапазоне было видно, как потянулись к фигуре очереди, человек рухнул. Я как-то мельком отметил, что совершил первое в своей жизни убийство.
Потом мой тактический дисплей принялся показывать какой-то сумбур из цветных пятен и постоянно меняющихся значков, а по лицевому щитку, который представлял собой прозрачный информационный экран, пошли гулять затруднявшие обзор полосы. Противник наконец-то поставил помехи. Толку от дисплея сделалось ноль, и я отключил большую часть функций. Мы ворвались в бой вслепую.
В бою без связи трудно было сразу что-либо понять. И мы, и афиняне могли предполагать у противника любые силы на любом конкретном участке. Бой тут же распался на серию схваток.
Я помню всё как-то мельком. Деталей память не сохранила. Память отражает всё короткими вспышками. Вот на нас прёт роботизированная самоходная установка на гусеницах. Какой-то солдат остановился и выстрелил по ней из плазмомёта. Яркий шарик промелькнул в воздухе и взорвался, выворотив у самоходки солидный кусок брони. Стало видно нутро, в котором что-то светилось. Но проклятая установка продолжала ползти, срезая наших прицельным огнём.
Стрелок дал второй выстрел. После чего всё свершилось в пару секунд. Огненный заряд ещё находился в полёте, когда выстреливший вдруг стал заваливаться вперёд, затем выставил пред собой ногу, словно пытался остановиться, и, странно надломившись, наконец, упал набок. Одновременно заряд влетел внутрь дыры. Ярко сверкнуло, мой щиток на мгновение затемнился, и из дыры повалил огонь. Самоходка круто развернулась на месте, продолжила было движение, плюща гусеницами какой-то труп, а через мгновение полыхнула вся изнутри, и затем превратилась в огненный столб. С грохотом разлетались осколки. Воздушной волной меня отшвырнуло на землю.
На мгновение вновь активировал дисплей, но на этот раз он вообще ничего не показывал. К этому времени противник полностью подавил локальную связь.
- Да нет вроде, - отозвался мне голос, правда, не слишком уверенно.
Я знал, что говорит кто-то из моих ребят, вот только никак не мог сообразить, кто. И тут же другой голос:
- Малинина убило.
- Малинин был самый младший в группе. Весельчак и балагур, каких поискать. Я выматерился. Конечно, с самого начала было ясно, что потери будут. И я знал, что почти наверняка увижу смерть кого-нибудь из своего отделенья, если только меня самого не убьют раньше, но от этого, разумеется, было не легче.
Я отвечал за его смерть. И не только за его. На моей совести были все сегодняшние смерти обеих сторон. Хотя никто из моих солдат не догадывался об этом. Вряд ли они подозревали, что их командир отделения был на самом деле кем-то гораздо большим. Что я один из тех, кто принимает решения. И я голосовал за это сегодняшние вторжение, этот безумный полёт сквозь ночь и огромное количество смертей, тех, которые свершились и тех которые ещё будут. Да, что там голосовал! Я настаивал, убеждал советников-коллег голосовать так же, был самым неистовым ястребом. Скажи мне кто об этом всего год назад, то я попросту не поверил бы. Но я слишком хорошо представлял себе возможные последствия запуска этого проклятого хронокорректора. А эти безумцы уже готовы были сделать последний шаг.
Я вспомнил, как меня отговаривали от идеи лично участвовать в сражении. Говорили, что люди с интеллектом и жизненным опытом советников слишком важны для галактики, чтобы бросать их в кровавую мясорубку. Что я сослужу гораздо большую пользу всем совсем в другом месте. Сражение на Афине же вполне может обойтись без меня.
- Безусловно, - сказал я тогда, - сражению я как личность не нужен. Зато оно нужно мне.
До сих пор не знаю, есть ли в этом какой-нибудь смысл, но я чувствовал, что должен побывать в этой отвратительной бойне, которую сам же и заварил. Коллеги пожали плечами: у советника Курочкина опять проявилась его чрезмерная совесть.
В небесах далеко слева от нас засверкали яркие вспышки. Дисплей наконец выдал хоть что-то путное. Попытка смести наш десант с воздуха была пресечена с орбиты. Потом комп начал вновь выдавать прежний бред.
Мы бежали к куполу. Я стрелял, и в меня стреляли в ответ - несколько раз я ощущал, как доспех активирует защитное поле. Но мне пока что везло. Грохот взрыва и сноп огня впереди, там, где только что был ещё один мой солдат. Парень вырвался вперёд слишком сильно. Сущим чудом я не упал в этот раз. Вращаясь, по воздуху пролетел какой-то круглый предмет, он рухнул прямо мне в ноги. Кранты, -подумалось мне. И лишь мгновенье спустя я осознал, что это оторванная голова в шлеме. Я воспринимал её как-то чересчур отстранённо. Кажется, даже обрадовался, что не граната.
Неподалёку лежал человек. Его защитный доспех был проломлен, словно панцирь жука, наружу торчали кишки. Я шагнул было к нему, не знаю зачем. В полевых условиях его невозможно было спасти. Может быть, хотел пристрелить для милосердия. Но комп в очередной короткий момент прояснения показал, что человек мёртв. А ведь его, как и всех погибших, сейчас ждала огромная величиною в столетия жизнь, продолжительность которой даже не снилось людям прошлых эпох. Я своей настойчивостью перечеркнул всё. Или, может быть, мне не следует всё же брать на себя слишком многое.
И снова безумный бег к куполу. Я вдруг почувствовал, что ненавижу его. Хочу видеть, как поднимается, закручиваясь от самой его макушки, ядерный взрыв. Бессмысленное желание. Разумеется, афиняне обладали стабилизирующими полями, делающими невозможным распад тяжёлых ядер. Да вряд ли бы мы и решились на атомную бомбардировку. Всё-таки некоторые вещи должны оставаться запретными независимо от обстоятельств.
Одной голове из стратегов пришла в голову идея швырнуть с орбиты с ускорением на купол крупную массу. Технически это было более чем осуществимо, и она разнесла б его вдребезги только за счёт кинетической энергии. Многим идея показалась заманчивой. Но к тому времени мы уже знали, что афиняне тестируют корректор на малом режиме. И если бы он был в работе в момент удара - одному богу известно, чем аукнулся бы мгновенный разрыв хронополя. Возможно, что все планеты ближайших систем сорвались бы с орбит.
Мы наконец добрались до купола. Сплошная голубая стена уходила вверх. Лишь запрокинув голову, можно было увидеть, как она закругляется. Купол был куда выше древних земных пирамид.
Все-таки афиняне не смогли организовать хорошую оборону. Видимо до конца не верили, что мы нападём. Что ж, мы тоже долго не верили, что они всерьёз готовы запустить на полную мощность этот ужасающий механизм. Его строительство представлялось нам своего рода формой давления. По-настоящему мы спохватились лишь, когда сооружение было завершено на две трети. Хорошо хоть не слишком поздно.
Если присмотреться, то можно было различить, как перед самой стеной воздух слегка дрожал, создавая марево. Они действительно гоняли сейчас корректор. Теперь вопрос: сколько времени им понадобится, чтоб развить полную мощность, и решатся ли они на это сейчас, когда им не хватает так много данных. Страшная все-таки вещь фанатизм.
Вот она, одна из дверей. Несколько человек уже устанавливали перед ней мощный заряд. Я видел, как на бомбе замигал таймер. Множество солдат из разных подразделений поспешно отступили назад. Я быстро проверил своих. Со мной оставалось лишь десять. Смерть троих была подтверждена моим компом. Что случилось с четвёртым, понятно не было. То ли комп в очередном приступе помешательства просто не зарегистрировал его смерть, то ли парень отстал и теперь его сигнал не может пробиться сквозь подавляющие помехи.
Яростный шар плазмы раздулся, как воздушный пузырь. Потом мгновенно опал, оставив после себя рваную брешь. Всё-таки афиняне при строительстве купола не рассчитывали всерьёз на атаку, иначе укрепились бы куда лучше.
Мы бросились внутрь. Действия были давно отработаны. Моё отделение оказалось вторым. Проход оказался довольно широк, и мы бежали, готовые смести любого, кто преградит для нас путь. Однако пока сопротивленье отсутствовало. Даже странно.
У нас не было точной схемы внутренних помещений, лишь приблизительная. Подчиняясь командам командира подразделения, группы расходились по разным проходам, ища путь в центр. Проход, которым бежали мы, дважды разветвлялся, и я выбирал путь, руководствуясь нашей неточной картой. По лестнице мы поднялись на другой уровень, и, разумеется, карта оказалась неверной, поскольку мы угодили в тупик. Пришлось отступить и начать продвиженье по-новой.
Потом из-за очередного угла прямо в нас полетела граната. И это был конец, в столь узком пространстве взрыв убил бы нас всех. Инстинктивно мы бросились в разные стороны от неё. Хотя я в глубине души сознавал, что всё бесполезно. Каким-то углом зрения я видел, что Сыртан рванулся прямо к гранате, падая на неё. Из-под его тела взметнулся огонь.
Не думая, на одних рефлексах, я заскочил за угол. Мне повезло, враг расслабился, уверенный что, бросив гранату, покончил с нами наверняка. А чтобы понять, что это не так, потребовались мгновения, которых у него уже не было.
Солдат врага было двое, что-то дико крича, я смёл их короткой очередью почти в упор. С такого близкого расстояния защитный доспех не может удержать заряд в принципе. Убитые были совсем молодыми парнями: я видел их лица сквозь прозрачные щитки шлема. Но на тот момент это меня совершенно не тронуло.
Я вернулся назад. Ребята стояли возле того, что недавно было Сыртаном. Мёртвая плоть была прожжена насквозь, кости обуглились. Я подумал, что, наверное, в коридоре сейчас стоит запах горелого мяса, но воспринять его мы не могли из-за фильтров в ноздрях.
Потом стоявший рядом с остатками Сыртана Игнат внезапно согнулся. Я решил, было, что его всё-таки зацепило взрывом, и он ранен. Но Игнат вдруг зашёлся хохотом.
- Мы все здесь умрём, - бормотал он сквозь смех, - все.
Только истерики нам и не хватало, - подумал я. Очевидно психологический тренинг оказался недостаточно эффективным. Я несколько раз тряхнул солдата, слегка стукнув его об стену.
- Я тебе покажу смерть, - ласково прошептал я, - ещё раз такое вякнешь, пристрелю лично, чтоб других не смущал. А ну успокойся, дрянь.
Как ни странно, этот метод сработал: на этот раз психологи не ошиблись. Игнат как-то сдавленно всхлипнул, но замолчал. Похоже, первый приступ паники мне подавить удалось. Потом я подумал, что если в это ответвление нас не хотели пускать, то, возможно, там что-нибудь есть. Скорбеть будем после. Я отдал команду. И наша, теперь уже, увы, десятка, вновь устремилась вперёд. Пластик под ногами слегка пружинил, глуша шаги. Мы двигались быстро, лишь ненадолго останавливаясь на пересечениях коридоров и у переходов на другие уровни.
Потом мы выскочили в большой многогранный зал, стены которого были покрыты ячеистыми отверстиями, а по углам стояли устройства непонятного назначения. Понятия не имею, что это было за место. Прекрасно понимал принципы, согласно которым был создан хронокорректор, а вот в технических деталях конструкции разбирался намного хуже.
В отверстиях четырёх выходящих в зал коридоров вдруг поднялись щиты, полностью отрезав отход. Потом по нам стали стрелять сквозь отверстия.
- По углам! - крикнул я, заметив, что эти части комнаты не простреливаются.
Но несколько человек уже упали. Доспехи ярко светились голубыми линиями, но огонь был массовым, и защитной мощности не хватало. Те, кто всё-таки прижались к стенам в углах, ничем не могли помочь раненым, иначе мы сами бы угодили бы под огонь. Но один всё-таки попробовал. Я видел, как он ползёт по полу, приближаясь к стонущей груде.
Из дальнего отверстия, словно из бойницы показался ствол автомата. Очередь прошила воздух, прошлась по ползущему Петро и уткнулась в лежащих. Не знаю, сколько среди них были живы, но стонов я больше не слышал. Теперь нас вместе со мной было четверо. Я скрежетнул зубами от злобы, отчаянья и бессилия.
Рядом со мной к стенке прижался Скиннер. Какое-то время оба молчали, потом Скиннер сказал:
- Советник, можно спросить.
Ого, напрасно я думал, что сумел сохранить инкогнито. Во всяком случае, не для всех.
- Валяй, - сказал я.
Мне не хотелось выяснять, о том, как он узнал мой истинный титул: способов было немало. Я только надеялся, что он не спросит, зачем я влез в эту кровавую мясорубку.
- Доктор Айзек, скажите, то, что мы делаем, оно действительно того стоит?
Я серьёзно кивнул.
- Да, Скиннер, стоит.
Представьте, что ваш сосед принёс в дом атомную боеголовку.
- Не беспокойтесь, дружище, - хлопает он вас по плечу. Эта штука находится на моей территории и куплена на вполне законные деньги. Я даже квитанцию сохранил.
- Но зачем она здесь? - ошеломлённо бормочите вы.
- Да пустяки, сосед. Меня тут немножко заинтересовал процесс расщепленья урана. Вот сейчас кое-какую аппаратуру настрою, да кнопочку-то и нажму.
Интересно, вас будет после такого заявления волновать неприкосновенность соседской личности и его право на частную собственность. Меня так нет.
Я не стал говорить всего этого Скиннеру. К чему? Он, безусловно, знает все эти соображения: они много раз обсуждались. Ему просто было нужно подтвержденье уверенности, что мы кладём свои жизни и отнимаем чужие за правое дело, от того, кого он считал авторитетом.
- Знаешь, если бы можно было вернуть всё назад, я всё равно бы проголосовал так же.
Это была чистая правда. Ошибку можно было бы искупить, хотя бы раскаяньем. Но ведь не было никакой ошибки. Я знал, что вся эта кровь, эти трупы были необходимой ценой, что бы люди продолжали быть. Иногда мне кажется, что я совершенно не способен к сопереживанию, хотя другие и уверяют обратное, словно я один голый расчёт.
- Вы пробовали связаться с нашими? - вновь спросил меня Скиннер.
- Да, но внутри работающего даже на малых режимах корректора связь не работает. Собственно, так и предполагалось.
- Это плохо, - сказал он.
И замолчал, так как больше сказать было нечего. Наступила долгая тишина. Противника тоже не было слышно.
- Может, ушли? - предположил Скиннер.
- Я бы на это совсем не надеялся.
Как будто подтверждая мои слова за стеной, что-то лязгнуло. Потом зазвучали очереди. Мы переглянулись. Потом поискали глазами вторую пару, но те тоже ничего не могли разобрать. На их лицах сквозь щитки можно было разглядеть вполне искреннее недоумение.
Я активировал все функции дисплея в надежде, что удаться понять хоть, что-нибудь. На нём всё тряслось, как перед глазами пьяницы. Тем не менее, я явственно различил значки другого подразделенья десанта. Нам повезло, чёрт возьми!
Короткая перестрелка за спиной завершилась. Кажется, победа была за десантом. Во всяком случае, если верить моему проклятому дисплею.
- Есть кто живой? - послышался голос.
- Четверо, - сказал я. - А раньше целое отделение было - двенадцатое, отряд один.
- Не повезло, - сочувственно бросил голос. - У нас тоже потери, но меньше. Мы из десятого, второго отряда.
Никого из этих ребят я не знал. Командир подошёл к отверстию вплотную.
- Я Лёва.
Наша группа представилась.
- Выбраться можете?
- Нет, они перекрыли пути.
- Это плохо. Погоди, возможно, сообразим, как отодвигаются эти штуки. А к дьяволу! У нас ещё сохранилась пара гранат.
- Но их нежелательно применять внутри купола, - осторожно напомнил я.
- Ну и сидите все там, - обозлился вдруг Лёва.
Сидеть взаперти не хотелось, поэтому возражения я снял. В очередной раз ярко сверкнуло. Я искренне понадеялся, что это последний взрыв, который я вижу сегодня. В дальней перегородке образовалась не слишком крупная, с рваными краями дыра. Мы протиснулись сквозь неё, стараясь не прикасаться к раскалённым стенкам. Коротко поприветствовали спасителей.
- Кто-нибудь знает, где мы сейчас? - поинтересовался вдруг Лёва, - а то чёртов план лжёт всё время.
Я хотел сказать, что не в курсе. Но вдруг понял, что помещение знаю. Это был один из резервных постов контроля, а значит, мы почти добрались: для центрального сектора карта была достаточно точной. Потом я почувствовал исходящую от стенок вибрацию, и это мне совсем не понравилось: похоже, что установка срочно переходила в полный режим.
Запуск хронокоректора в полный режим был безумием. Безумием, даже если перед этим происходила обкатка и предварительный сбор данных в режимах слабых. Но на это требовался минимум год, которого мы афинянам не дали. Запуск же в полную мощность наугад я даже и не знал, чем назвать: риск возрастал неизмеримо. Решились всё-таки! Этот вариант тоже был в наработках. Хронокорректор не 'разгонишь' мгновенно, так что время у нас ещё было. По меньшей мере, час или два.
Я коротко поделился своими соображениями с Лёвой. Тот нахмурился.
- Тогда какого дьявола мы здесь стоим? Если знаете, как идти, - ведите!
Не то чтобы я по-настоящему знал: мне оставалось только положиться на то, что я верно определил наше положение, да ещё на то, что карта центрального сектора действительно была верной. Снова замелькали коридоры и лестницы. Да неужто они никогда не кончатся?
До сих пор сопротивления внутри практически не было. Та засада, по большому счёту, - это так, мелочи. Похоже, что почти все их силы приняли бой перед куполом. Я уже говорил, что на самом деле опыта не хватало ни у нас, ни у них.
Крупная лестница в три пролёта. Если компьютерная карта не врёт, то последняя.
Перед нами возникла тяжёлая стальная дверь, на которой была изображена сова в тёмном круге - афинянский символ науки. Рядом была панелька, к которой прикладывались служебные пропуска. Я приладил к ней несколько выходов, моего персонального компа. Ещё несколько солдат подключились параллельно.
Подобная дверь - это ничего, это не страшно. У нас в центре есть кое-какие программки, доступные даже для слабых компьютеров, и они вполне способны подобрать код, обойдя блокировку. Гораздо хуже, если здешний персонал догадался отключить дверь физически. Обычные гранаты здесь не годились. Вообще-то у нас было несколько мощных зарядов, подобных тому, которым снесли дверь в купол, но устраивать сильный взрыв в самом центре установки было не слишком желательно.
Компьютер издал короткую трель, и дверь всё-таки поползла в сторону. Конечно, нас ждали. Немногочисленная охрана, находившаяся внутри, открыла беспорядочную стрельбу. Мы стояли вне траектории выстрелов, ожидая, когда дверь откроется полностью. Когда это случилось, мы ворвались в зал. Слава богу, охранявшие его солдаты были не самыми лучшими. Мы смели их практически сразу. Помню, какой-то солдат, бросив оружие, в ужасе кричал, что сдаётся. До сих пор не знаю, взяли ли его в плен или нет. Я никогда не стремился выяснить это.
Центральный зал представлял собой помещение, наполненное пультами и компьютерами. Я быстро сориентировался. Все штатские сгрудились в углу под дулами автоматов. Найдя главный пульт, я подошёл к нему.
Слава богу, до основного режима оставалось ещё, как до неба: целых пять ступеней. Теперь следовало плавно отключить хронополе. Я знал, что моей квалификации для этого хватит, другой специалист не понадобится. По счастью, афиняне не успели отключить доступ.
В этот момент из-за высокой панели выскочил человек. Он бросился прямо к пульту. Я заломил ему руку, отбросив к стенке, и на всякий случай взял на прицел. Не знаю, что он планировал сделать в такой ситуации. Не знаю, что сейчас вообще можно сделать с корректором. Но рисковать не желал.
И лишь только после этого я рассмотрел человека как следует. На нём была униформа высшего персонала. Тонкое лицо, длинные белые волосы, широкий с горбинкой нос. Это был доктор Лимкин. Директор проекта корректора и его главный идеолог. Конечно, он меня тоже узнал.
- А, доктор Айзек! - гневно завопил он, брызжа слюной. - Вам было мало натравить на планету ваших головорезов! Вы пожелали поучаствовать лично! Консерватор! Злодей! Инквизитор!
Кто такой инквизитор, я не знал. У Лимкина всегда было в голове невообразимое количество исторических аналогий.
- Простите, Лимкин, - устало проговорил я, - но мне, между прочим, жить хочется, и остальным в галактике тоже. И чтобы дети наши были живы!
- Глупец! - он вновь забрызгал слюной. - Шансы, на то, что это случится, ничтожны: один к миллиону.
- Но они есть. Нельзя рисковать существованием человечества.
Ненужный спор. Каждый из нас давно знал аргументы другого. Они ни для кого не были секретом. Да, в высшем режиме хронокорректор был способен воздействовать на время. Он мог передвинуть один объект массой в пять граммов в прошлом на временной дистанции с минуту. Объект, который в изначальной реальности был неподвижен. Объект неподвижен и он же сдвинут. Парадокс шредингеровского кота в макромаштабах.
Большинство специалистов сходилось на том, что, скорее всего, обе реальности просто интерферируют. Но вот дальше прогноз расходился. Некоторые считали, что даже столь малая интерференция может быть крайне опасна и энергия, которая выделится при деформации причинно-следственных связей, способна уничтожить галактику. Да, вероятность подобного была ничтожна, но всё же была.
- Утрите розовые сопли, Айзек, - сказал вдруг Лимкин, - они вам не к лицу.
Его лицо вдруг сделалось очень усталым и очень несчастным.
- Отбросьте сантименты, - продолжал он, - вы ведь знаете, что фундаментальная наука зашла в тупик. Галактика больше не развивается. И вот мы, афиняне, предлагаем всем выход, а вместо благодарности на нас летят кровавые убийцы во главе, - Лимкин презрительно усмехнулся, - с самим советником Айзеком Курочкиным. Вам не стыдно, советник?
Мне стыдно не было.
- Почему вы так заспешили, - полюбопытствовал я, - никто же не собирался отказываться от эксперимента навечно. Разработали бы получше теорию, меры безопасности.
- Да, не разработать её без эксперимента, - воскликнул он, - и вы это прекрасно знаете. Полностью овладев темпоральным полем, мы смогли бы предотвратить тепловую гибель вселенной, или на худой конец уйти в другие, более молодые и бурные.
- Или б ещё раньше уничтожили б эту.
Я решил, что пора прекращать нашу бессмысленную дискуссию. В конце концов, эксперимент можно и провести, но не раньше, чем человечество убедимся, что другого выхода действительно нет.
Очевидно, последнее я всё же произнёс вслух. Потому, что замолкший Лимкин вновь разразился тирадой.
- Да, не проведёт его никто. В том-то и дело. Всегда будут откладывать на потом, пока не станет действительно поздно.
Краем глаза я заметил, что фанатиков от науки, наконец, вывели, а в зале прибавилось людей в нашей форме. Ко мне подошли два рядовых. Они остановились, вопросительно глядя на пленного Лимкина.
- Увидите, - приказал я.
Мгновение я смотрел своему старому оппоненту в спину. Я подумал, что во многом он прав. Да что там, я знал это всегда. Но прав был и я, мы, всё объединённое человечество. Просто наша правда сейчас оказалась сильнее. Я уже говорил, что здесь не было и речи о схватки добра со злом. Это был просто вопрос, чем мы готовы заплатить за познание. Большинство людей просто не собирались платить ту цену, на которую был готов Лимкин.
Я ещё чуть постоял, а потом выбросил из головы все посторонние мысли: требовалось заняться хронокорректором.