Бояшов - простой. Почти 20 лет преподавал историю в Нахимовском училище, сейчас ответственный редактор "Амфоры". Даже по виду на Мягкова смахивает. Интеллигентская ненавязчивость в суждениях - будь то влияние биохимических и космических явлений на человечество или собственные книги. Петербуржец, видимо.
С этой же ненавязчивостью вспарывает, когда спрашивают, ткань своего "Танкиста...", выкладывает все карты-слои на стол: "Вот, смотрите, это я за идею взял извечный дуализм добра и зла, а сюжет у меня, видите, похож на мелвилловского "Моби Дика". Танками я с детства увлекаюсь, даже модельки их склеиваю, а прообразом Ваньки Смерти послужил летчик Белоусов, обожженный после аварии, как головешка, потерявший память и ноги, но продолжавший воевать".
И раз уж сам Бояшов не настаивает на глобальной значимости идей в своей книге (хоть, по правде, они интересны), хочется заметить, как вкусно у него выдались танчики. Ну неохота копаться в ине белоснежной громады "Тигра", олицетворяющего зло и смерть, и яне обугленного полумертвеца Черепа, олицетворяющего добро и жизнь! Неохота, чтобы ворочался в гробу Гоголь от аналогии бессловесного, в нелепой шинели Ивана Ивановича с жалким Акакием Акакиевичем.
А танчики удались на славу! Маленькие "Т-34", поджарые, юркие, забавно сидят в засаде, быстро и весело охотятся за "пантерами" и "ягдпанцерами", быстро взрываются, весело горят в них танкисты! Язык у Бояшова, как сошедший с конвейера в начале 45-го новенький "Т-34-85" - летит, сжатый, подзуживает. Затягивает в себя с головой, как 37-й уровень "Battle City" на "Денди". Вот его бы еще под "военную прозу" как-нибудь стилизовать!
У Бояшова вообще выдалась смесь притчи с военной байкой, но это притча-фантасмагория. Мир населен одними машинами; они роятся, собираются группками, сидят в засаде, совершают маневры и атакуют в лоб; люди - лишь их придатки. А Найденов среди них - свой. Предчувствуя, как звери, свою смерть, лишь его, своего, они предупреждают об опасности, и лишь их он безутешно оплакивает после смерти и служит по ним панихиды.
Только в разговоре о танках Бояшов теряет спокойствие. Огромные для маленького романчика примечания о них можно издавать отдельной брошюрой - думаю, даже девочкам понравится. После Бояшова "тридцатьчетверка" быстро становится родной и близкой, как вот только вроде бы недавно взятый домашний питомец. "Т-34" - лучший танк Второй мировой!" - с несвойственной для него безапелляционной интонацией заявляет Бояшов в одном из интервью.
И все же в "Танкисте..." чего-то не хватает. Только потом, после прочтения, понимаешь - любви. Любовной линии. Ее нет вообще (думаю, десятки отмародерствованных наводчиком Крюком молоденьких пани и престарелых фрау не в счет). Ведь несмотря на веселые танчики ужас войны-то к концу книги нарастает, накипает - а охладить его нечем. "Ну не умею я, - говорит Бояшов, - писать о любви. Сам бы хотел..." А хорошо было бы вплести хоть одну красную любовную ленту в виляющий гон русской танковой армады до Берлина.
А еще Бояшов говорит, "Не буду больше писать о войне, не выдержу этого ужаса". Что война, на самом деле, - это страшно.