Аннотация: Как вы думаете, что произносит человек, падающий с крыши? Ну, в принципе, вы угадали, вот только не в данном случае. Спокойствие, только спокойствие! Все закончится хорошо.
Какая незадача
"Ах, какая незадача!". По статистике, еще ни один человек, падающий с крыши, не произнес этих слов. Несмотря на то, что они гораздо точнее описывают произошедшее, чем то, что произносят в остальных случаях.
Я медленно, осторожно поднял ногу, потер подошву о кровлю, оттирая следы пластилина, поставил ее, убедился, что кроссовок больше не скользит и только после этого отцепил побелевшие пальцы от кстати подвернувшейся антенны. Мне вовсе не хотелось вносить новые данные в статистику. Кому это вообще пришло в голову лепить пластилин на крышу?! Почерневший от непогоды и подтаявший на солнце, он был просто идеальной смертельной ловушкой для любителя полазать по крышам. Например, для некоего Ахмеда Карловича. То есть, меня.
Если услышав мое имя (и не обратив внимание на отчество) вы представили этакого бородатого горца в красных мокасинах и высокой папахе, то вы попали пальцем не то, что в небо, а прямо таки в центр Галактики. Внешне я похож на своего отца, а того звали Карл Францевич Ниссе и был он чистокровнейшим немцем: высоким, мосластым, с пшенично-светлыми волосами и ярко-голубыми глазами. Хотя сейчас на плакат "Молодежь, вступай в Гитлерюгенд!". А имя... Папа назвал меня в честь своего старинного приятеля, чеченца, с которым они вместе служили, потом - дружили и умерли оба в восьмидесятые, не дожив до момента, который мог поколебать их дружбу...
Что я делаю на крыше? Ну, как бы вам сказать... Хобби у меня такое. Возможно, оно не такое уж и редкое, и где-то есть целые клубы таких же ненормальных как я. Возможно, у американцев даже есть специальное название для моего увлечения. У них, по-моему, для любого сумасшествия есть свое персональное название, даже для кручения ручки между пальцами. Пенспиннинг, если кому интересно.
Я люблю пить чай на крыше.
Иногда, когда у меня неважное настроение, я беру свой рюкзачок, в котором уютно располагается термос с чаем, кружка, блюдце, раскладной стульчик, раскладной же столик, и отправляюсь гулять по городу. Выбираю здание, которое мне приглянется, и забираюсь на крышу. Ставлю стульчик, раскладываю посуду и пью чай. Особенно хорошо пьется вечером. Ветер, темнеющее небо, играющий красками рассвет...
Сегодня мне почему-то захотелось влезть на крышу одного старого домика, где-то начала века... в смысле, начала двадцатого века. Вообще-то я не очень люблю такие дома, предпочитаю современные многоэтажки - там плоские крыши, можно с удобством разместиться. А на старинные крыши нужно вылезать через слуховое окно, осторожно карабкаться на конек, сидеть на нем, постоянно балансируя...
Я подложил под себя куртку, сел на конек и привалился спиной к дымовой трубе. Хотя, нет. Очень даже хорошо.
Солнце потихоньку садилось, дул теплый ветер, рядом со мной шелестели верхушки тополей. Я прихлебывал ароматный чай с вишневым вареньем и наслаждался жизнью.
Хорошо.
Однако пора и честь знать.
Уложив вещи в рюкзак, я начал потихоньку спускаться к слуховому окну... И опять наступил на растаявший пластилин.
"Ах, какая незадача..." - подумал я, падая с крыши.
Запорол всю статистику.
***
--
Ах-ха!!!
Я подпрыгнул на кровати, перевернулся в воздухе и упал на пол. Серый асфальт медленно растаял перед глазами.
Уф, приснилось, что ли?
Я посмотрел на короткие толстые пальчики своей руки и понял, что не приснилось.
Во-первых, пальцы явно были не мои. Во-вторых, доски пола, на которые я опирался этими самыми пальцами, тоже были не мои. Эти доски были слишком грубо обструганы, чтобы походить на мой серый ковролин.
Я встал, похлопал ладонями друг о друга, обтряхивая пыль, и огляделся.
Хм, симпатичный домик...
Дощатый пол, дощатый стены с небольшими квадратными окошками, дощатая дверь, вроде той, что делают в сараях, только более аккуратная и выкрашенная коричнево-красной краской... Что за окнами - не видно, потому что они страшным образом запылены, видно только, что снаружи - светло, а, значит... О, зеркальце.
Подпрыгивая, я подскочил к висевшему на стене квадратному зеркалу с чуть отбитым правым нижним уголком. Посмотрел на самое себя.
Хм...
Отражение показало мне симпатичного парнишку, невысокого, чуть толстоватого, на вид так лет от двенадцати до семнадцати. Рост, конечно, маловат, метра полтора, но это не смертельно. Круглое как блин лицо, с румяными щечками, маленьким, усыпанным темными веснушками, носиком-картофелинкой и веселыми глазками кошачьего цвета. По бокам торчали уши, похожие на вареники и венчало это вот все копна лохматых волос, обжигающе-рыжих.
Замечательно выгляжу!
Я немного покрутился перед зеркалом, разглядывая себя. Клетчатая рубашка-ковбойка с ярко-красным медальоном на груди, широкие синие джинсы, светло-коричневые ботинки на толстой подошве, с круглыми носами.
Да я крут!
Крутанувшись на каблуке, я радостно хлопнул в ладоши и посмотрел вокруг. Что тут у меня еще есть хорошего?
Хорошего - чтобы прям ХОРОШЕГО - было не очень-то и много. Зато всего остального было много. Нет, не много. МНОГО. МНОГО!
Внутри домика был сколоченный из толстых досок топчан, тот самый с которого я шлепнулся после пробуждения. На топчане лежал толстый полосатый матрас, сбитое комом одеяло и подушка, похожая на лягушку. Подушка - на лягушку, забавно! Был еще стол, сбитый из еще более толстых досок. И табуретка, которая, похоже, была вырезана сразу из цельного пня.
На это обстановка заканчивалась и начинался хаос. Везде - на столе, на табуретке, на полу, на вбитых в стену гвоздях и даже под потолком - висели... висело...
Там было все. Все и сразу.
Молоток лежал рядом с чайными чашками, ложки торчали из коробочки с гайками, рядом с биноклем висела двуручная пила, рядом с кожаной курткой - пакет с сушеной рыбой, возле бутылки с керосином на столе валялся пирожок... О, пирожок!
Подцепив его - с капустой, мм... - я продолжил осмотр своего жилища...
Тут мой холодный немецкий разум, наконец, смог достучаться до своего хозяина.
Все это было НЕЕСТЕСТВЕННО.
Я - не рыжий мальчишка с хитрыми глазами. Я - спокойный, хладнокровный, где-то даже меланхоличный тридцатилетний мужчина, волосы у меня светлые, рост, под два метра, живу я не в захламленном домике, а в однокомнатной квартире и вчера я вообще-то умер.
Я замер на секунду, пытаясь найти где-нибудь в глубине себя хотя какие-то переживания по этому поводу.
Абсолютно ничего.
Мне на данный момент было плевать и на собственную смерть и на непонятное превращение и перемещение. Просто и безыскусно - наплевать.
Все, что вызывало во мне эмоции - вкуснецкий пирожок!
Подпрыгивая на одной ножке, я подошел к столу и принялся рассматривать все, что на нем валялось, чтобы найти еще что-нибудь перекусить.
Разум попытался проанализировать происходящее.
Я - в другом теле. Как это произошло - в данный момент неважно. Важен сам факт - я в другом теле. А другое тело - это не просто другая внешность. Это другая биохимия, иной гормональный фон, даже иной темперамент. Следовательно, эмоции, характер, поведение могут отличаться от привычных очень сильно. Какой отсюда следует вывод?
Нужно съесть вон ту грушу!
Чавкая сочной грушей, извлеченной из чайника, я продолжил методично обследовать свое логово. Кстати, а что это за медальончик у меня на груди?
Круглый, ярко-красный, чуть выпуклый... Я попробовал его поднять и неожиданно понял, что эта штуковина - вовсе не медальон.
Медальон - это то, что висит. Штуковина - прикреплена к моей груди.
Некоторое время я попыхтел, пытаясь подцепить ее пальцами и отковырять - безуспешно - потом махнул рукой и нажал на нее.
Штуковина оказалась кнопкой.
Она ушла чуть вглубь и звонко щелкнула.
У меня за спиной послышалось легкое жужжание. Забавно. Что это там такое?
Ощущая небольшую вибрацию между лопатками и чувствуя неожиданную легкость во всем теле, я подскочил к зеркалу и повернулся к нему спиной. Извернулся, пытаясь рассмотреть, что это там такое жужжит.
Увиденное вызвало у меня взрыв смеха.
У меня на спине весело крутился маленький пропеллер.
Я превратился в Карлсона! В Карлсона, который живет на крыше!
Я оттолкнулся ногами от пола и взмыл в воздух, чуть не сбив свисавшую с потолка керосиновую лампу.
В Карлсона, который умеет летать!
Класс!
***
Прошла неделя, как я застрял в этом богоспасаемом месте, в облике рыжего парнишки с винтом на спине. И вот, что я вам скажу, ребята...
Я - не Карлсон.
Есть тут свои приметы.
Во-первых, я, кажется, не человек. Нет, конечно, кнопка на груди и пропеллер на спине на это и без того ненавязчиво намекают, но и без того многое говорит за то, что я - не человек.
Я умею летать! Это здорово! Если вы никогда не пролетали этак неторопливо вдоль улицы, поглядывая вниз на проезжающие машины и облетая ветви растущих деревьев - вы никогда не поймете, насколько это классно! Причем, хотя летать я могу только с включенным пропеллером - аэродинамика, мощность и прочие технические заморочки не имеют к моему полету никакого отношения. Если я сосредоточусь - я даже могу сделать так, что винт будет вращаться совершенно бесшумно. А я при этом все равно буду летать. И второй винт на хвосте как у вертолета мне совершенно не нужен.
Меня не видят люди. Я - невидимка. Причем не в буквальном, физическом смысле, как бедолага Гриффин, а, скорее, что-то вроде Гарри Поттера с его плащом. Сам себя я прекрасно вижу в любое время, а вот люди меня не видят и не слышат, несмотря на вполне отчетливое тарахтение пропеллера. Для эксперимента я влетал в открытое окно квартиры и размахивал руками перед лицами обедающей семьи. Ноль эмоций. При этом у меня есть отчетливое ощущение, что если я захочу, то смогу "показаться", в смысле, сделать так, что меня увидят. Еле сдержался - не хватало, чтобы кого-то дернул инфаркт при виде материализовавшегося посреди комнаты летающего толстячка.
Из неприятного - я не могу брать чужого. Буквально. Вернее, если я собираюсь взять вещь, как писали в милицейских протоколах, "без цели хищения", просто для того, чтобы повредничать - все прекрасно берется, перетаскивается, перепрятывается. Если же я хочу взять что-то для себя... Ах, какой пирог стоял на том окне, мм... Свежеиспеченный, с узорами, вылепленными из теста, с начинкой из ягод... Объедение! Было бы, если бы я смог утащить хоть кусочек. Ароматный, аппетитный, божественный пирожок проскальзывал у меня между пальцами, даже не шевелясь. Мне не удалось тогда отщипнуть от него даже крошечку... Э-эх... До сих пор жалко. Аналогичная неудача постигла меня со здоровенным хрустальным шаром, который мне захотелось утащить к себе в дом. Фиг. Мои пальцы просто проходили насквозь, как будто я внезапно оказался призраком. И хотя это было весело - я остался без шара. Правда, после некоторого количества натурных экспериментов, я выяснил, что могу беспрепятственно тырить и употреблять в любых количествах только одну вещь. Молоко. Почему - не знаю. Зато, в процессе экспериментов я обнаружил способ, как точно так же беспрепятственно брать все, что мне понравится. Если бы я знал этот способ, когда хотел утащить тот милый пирожок, эх... А ведь все было так просто: чтобы взять все, что захочешь, нужно оставить взамен деньги. Причем сумма совершенно не зависит от стоимости утащенного - достаточно одной хотя бы самой мелкой монетки. Были тут в одном месте монеты... В смысле, фонтан... Фонтан, вернее, не был, он и сейчас есть... Тьфу. Короче, на одной старинной площади здесь есть фонтан. Такая каменная девушка с кувшином на плече. А из кувшина в каменную чашу стекает вода. Вот в эту самую чашу народ - туристы, надо полагать - кидают монетки. Мелкие, конечно - какой дурак станет бросать хорошие деньги. И вот эти самые монетки я и подбираю. Видимо, считается - не знаю, правда, кем - что они уже ничьи и я могу их взять.
Кстати, о монетках...
Вторая причина думать, что я не Карлсон - это город. Любитель плюшек и варенья проживал, если мне не изменяет память, в Копенгагене. То, что вокруг меня - не Копенгаген, не Швеция и вообще не Земля. Нет, конечно, на первый взгляд все похоже на Швецию, какой ее представляют те, кто там никогда не был - я, например - старинные дома на узких улочках, заросших деревьями, острые черепичные крыши, маленькие балкончики, тихо шуршащие машины... Есть и современные дома, широкие проспекты, парки, супермаркеты, есть даже пара небоскребов, льдисто-голубоватых, похожих на "Газпром-Сити" в Петербурге... И все-таки это не Швеция.
В Швеции, по-моему, говорят и пишут по-шведски. Я на этом замечательном языке знаю только два слова "Нихт ферштейн". А вот то, что говорят местные жители, я прекрасно понимаю... Обратили внимание, я сказал "говорят"? Правильно. Потому что то, что здесь пишут, я не понимаю ничерта! Алфавит не похож ни на что знакомое и при этом похож и на кириллицу и на латиницу сразу. Если кто смотрел мультфильм "День рождения Алисы", помните, там был колеидианский алфавит? Вот, точно такая же мозговывихивающая чертовщина. Так что я таперича неграмотный.
Чтобы разобраться с алфавитом, я даже один раз прокрался в школу. Попал на урок арифметики и неожиданно выяснил, что я еще и считать не умею. Нет, вернее, умею, только не по-здешнему. Здесь в ходу четырнадцатиричная система счисления. Почему? Вот честное слово - понятия не имею!
Мне даже не удалось выяснить, как называется это самое "здесь", среди которого я нахожусь. В разговорах местные аборигены эти названия не упоминают. Может название страны и города где-то и написано, в газетах, например, но я прочитать не могу. К тому же, эти самые газеты почему-то печатают заголовки не вверху, а внизу страницы, из за чего я некоторое время недоумевал - почему газеты в киосках лежат вверх ногами.
Если абстрагироваться от всего этого - вполне себе замечательный городок, тихий и спокойный. Драконы не летают, волшебники только в кино, роботов не видел... Вернее, видел, но только в магазине игрушек.
Я снялся с крыльца своего домика - на крыше, а как же - и полетел над улочкой. Настроение было приподнятое и подпрыгивающее: мои карманы плотно набиты монетами из кошелька, который какой-то раззява-таксист выронил из кармана на тротуар. Я подождал пока он отойдет подальше и коршуном налетел на свою законную добычу. Ну все, пирожки, держитесь!
Да и вообще, я теперь стал до крайности развеселой личностью, которую расстроить надолго не сможет даже, наверное, апокалипсис.
Чувствуя внутри себя брызжущую и искрящуюся пузырьками веселость, я сделал мертвую петлю, рухнул вниз в крутое, до холодка в кишках, пике, прошел на бреющем над крышами автомобилей, увернулся от желтопузого автобуса, взмыл вверх, сделал два лихих виража...
И замер.
Мир вокруг меня резко сузился до одного-единственного окна. В котором сидела одинокая грустная девочка.
Я подлетел поближе и присмотрелся к ней. Лет одиннадцати, тоненькая, как соломинка, со светлыми волосами, стянутыми в конский хвост, и огромными глазищами. С такими ресницами, что, казалось, сейчас взмахнет ими и полетит. Девочка сидела на подоконнике, обхватив острые коленки, и печально смотрела вдаль. Вернее, смотрела она на меня, просто не знала об этом.
Моя нынешняя хулиганистая и бесшабашная натура возмутилась. В мире, где живет такой веселый и замечательный я, не должно быть грустных людей! В особенности - детей!
Недолго думая - в теперь вообще не склонен к долгим размышлениям - я "показался" девочке и пролетел мимо ее окна. Сначала в одну сторону, а потом в другую.
Она только на втором пролете подняла взгляд посмотреть, что это там так жужжит, и увидела меня. Увидела и ее глаза, и без того большие, стали такими огромными, что все анимешные девочки дружно вышли покурить.
- Привет! - я помахал ей рукой и шлепнулся на подоконник - Можно к тебе приземлиться?
- М-м-м... - сказала девочка.
- Ты что, - спросил я - ириски ела?!
- Нет, - удивилась девочка, - а почему ириски?
- Мычишь так, как будто они тебе зубы склеили. Ну? И чего ты сидишь?
- А... - девочка явственно растерялась, - А что нужно делать?
- Вежливые девочки здороваются.
- Зд-дравствуйте.
- Замечательно. Как тебя зовут?
- Меня зовут Севан Севансон. Но мама и папа называют меня Глазастик.
- Да ты что?!
- Д-да, - Глазастик испуганно заморгала.
- Хорошее имя.
Мы посидели немного, глядя вниз на улицу.
- А как тебя зовут? - робко поинтересовалась девочка у меня.