Мир жесток. Люди готовы убить ради азарта и наживы. Готовы переступить через себя, закон, чужую жизнь и здравый смысл, лишь бы побольше захватить власти и денег. Как смешно. Мир действительно забыл свой истинный смысл и цену. А есть ли смысл? В чём он? Родить новую жизнь, которая также будет страдать от несправедливости? Поздно. Захлебнулись последние ценители. Надо было быть более внимательными.

Так считали Они. Те, что скрывали свою сущность во тьме мира. Единственные выжившие существа, отличающиеся от людей. Оборотни. Двудушные твари, не верящие в высшие чувства.

Их закон жесток. А их клыки и когти погрязли в океане крови. Они ненавидят людей и чувствуют в них лишь добычу. Жалкую, хрупкую и вкусную до отказа способности мыслить, как человек. Звери. Демоны.

Никто не знает, сколько всего стай. Но иерархия везде одна. Во главе стаи стоит вожак. Он решает, кому жить, а кому умереть. Вожака не выбирают. Он отстаивает своё место, убивая неугодных. Он самый сильный и жестокий. С ним рядом всегда бежит лупа. Его пара навеки, которую выбирает сам и отбирает от семьи. Пара, что будет драться на его стороне вне зависимости. Вторая по силе после вожака. Гери - единственный оборотень, которого будет защищать вожак даже ценой собственной жизни. Это может быть член его семьи или их с лупа ребёнок. Но гери остерегаются все. Ведь это уши вожака. Вокруг их окружения вертятся гати. Самые сильные оборотни стаи после вожака и лупа. Их число всегда колебалось. Они - советчики на словах и временные подстилки на деле. Выполняют любой приказ по устранению или наказанию. На этом их функции заканчивались. И самое низкое общество. Обычные, ничем непримечательные оборотни, беспрекословно слушающиеся гласа вожака.

Животные. Звери. Убийцы. Всё ради собственного живота. Нет гордости. Нет чести. Нет любви. Только агрессия. Только голод. Только желание убивать.

Мало какие стаи смели выбираться из лесов и жить с людьми. Их небольшие поселения глупо прозвали старообрядческими. Люди просто не хотят видеть правды. А оборотни могут просто не сдержаться в скопище людей и кого-то убить. И где-нибудь поблизости найдётся охотник. И жадность уничтожит жизнь, погубит. В деревнях они жили. Там они работали и создавали семьи. Женщины считались грязью под ногами. Они носили в себе маленьких "мразей" от левого кобеля, и это считалось нормальным. Семей, созданные по любви, уничтожали. Они шли против традиций.

Были и те, кто шёл против гласа вожака, те, кто не хотел ему поклоняться. И если после хорошей взбучки неугодный нарушитель выживал, его изгоняли. Ему ставили клеймо, сжигающее его сущность медленно и мучительно. Они не проживали и десяти лет, несмотря на свою силу. Были и обычные одиночки, брошенные семьёй. Беспризорников презирали, и их никто не забирал в свои семьи, а вожак даже не обращал внимания. Выросшие беспризорники уходили сами, выживая в жестоком мире.

Одиночек недолюбливали. В отличии от стай, у них была своя точка мировоззрения, они могли постоять за себя. Но изрядно потрепавшая их шкуры жизнь не давала им смысла продолжать свой путь. Они просто скитались по свету, ища смерти.

Группы объединившихся изгоев побаивались. С ними можно было сотрудничать, их можно было сравнять с землёй, ведь поддавшиеся стадному инстинкту оборотни не имели большой угрозы. Они просто конкуренты на чужой земле.

Изгоев-одиночек ненавидели. Чисто и искренне. От них шарахались, их уничтожали сами вожаки. Озлобленные на судьбу, на стаю, на чёртову метку, приносящую невозможную боль, изгои-одиночки выстраивали своё мировоззрение, учились выживать, были самыми сильными и с самой быстрой регенерацией. Если, конечно, изгой-одиночка сумел прожить хотя бы три года. И таких можно было пересчитать по пальцам одной руки.

Но никто не поменял свою точку зрения о людях. Погрязшие в крови оборотни во всех своих грехах обвиняли только людей. Ведь так легче, чем признать самого себя монстром. Люди должны уйти из этого мира. Или они приведут всех к катастрофе. Люди - ничтожества, которых изгнали из самого Ада за их неуклюжесть.

Так думали все без исключения. Пока в одной из стай не появился ребёнок с тёплыми карамельными глазами, в первые минуты своей жизни, против всех традиций, не заплакал, а весело засмеялся, будто приветствуя этот мир.

Начало конца

В одной из жесточайших стай - Рива - родился ребёнок, не входящих ни в какие рамки привычных традиций и устоев беспощадной стаи. Шелковистые, находящиеся в постоянном творческом беспорядке волосы, блестя на солнце, отливают каштаном. Глаза цвета карамели будто светились изнутри наивностью и добротой, что было так непривычно для озлобленных на мир оборотней. Светлая, бархатная кожа так и манила прикоснуться к ней и оставить пару синяков. И завершал весь образ приятное и совсем не внушающее страха имя: Таисия. Эта маленькая "солнечная" девочка была противна с первых минут её появления в этом мире. Доктора готовы были чуть ли не ядом плеваться, когда палату огласили не заливистые рыдания, а звонкий, словно журчащий ручей смех. Убиться ближайшим поленом.

Наверное, маленькому чуду были рады только её родители. Скрывающие свою взаимную любовь, молодая пара чуть ли не прыгала от счастья, когда на них смотрели необременённые тяжестью бытия карамельные глаза. В отличии от их первого сына - Аима. Красив, словно сошедший с книг Аполлон, но характер тирана читался в каждом его движении. Чёрные, словно вороное крыло, волосы немного растрёпаны, глаза цвета свежей крови всегда смотрели жестоко и подавляюще. Не угодить ему - вырыть себе могилу; перечить ему - быть уже мёртвым. И не важно, враг ты, союзник ли. Вокруг себя он собирал свиту из сильнейших оборотней стаи. Юный тиран готовился свергнуть нынешнее правительство и подчинить себе всех, ужесточая уже существующие законы и идя войной завоёвывать земли. Ему надоела эта маленькая земля.

Проходило время. С каждым днём ненависть стаи и Аима в частности к маленькому весёлому существу только усиливалась. Они не понимали её. Они не хотели понимать. Им нравилось жить так, как они живут сейчас. А чёртова шатенка постоянно шла против традиций. Против их устоявшейся жизни. Маленькая бунтовщица. Хотелось где-нибудь убить её и повесить её голову на высокие ворота как знак для всех, что идти против не стоит. Девчонку спасали её родители, которые шли с ней рядом постоянно и взглядом намекая, что сделают с теми, кто хоть пальцем тронет их ребёнка. Против родителей не шёл никто. Сказывался опыт: одна мать, пускай она была и самая слабая в стае, могла загрызть гати за своё отродье. Чёртов материнский инстинкт. Чёртов закон.

В один ненастный день по поселению прошёлся победоносный вой. Власть свергли. Гати убили. У трона новый король. Волки согласно завыли вместе с победителем, признавая его как высшую силу. Подчиняясь целиком и полностью. Только маленький волчонок, непонимающий ещё всех жестокой реальности не завыл вместе со всеми, радостно что-то выдавая. Ведь он действительно был счастлив. Ведь старший братик исполнил свою мечту.

Она вся светилась гордостью. Ровно до того момента, пока брат не пришёл со своей свитой в их дом. Ровно до того момента, пока он за волосы не схватил Таисию и не поставил перед собой на колени. Ровно до того момента, пока к ней не подкатилась голова матери, на лице которой застыла маска ужаса, а по щекам всё ещё текли слёзы. Ровно до того момента, пока по дому не прошёл полный боли и тоски вой отца, потом хрипы и чавкающие звуки. Ровно до того момента, пока на лицо девочке с потолка не упали несколько капель крови. Она гордилась. Пока её душа первый раз не дала трещину.

Девочку ненавидели. Её били, закидывали камнями, шарахались от неё, как от бракованной. А она всё ещё улыбалась. И надеялась, что мир не так уж плох. И на следующий день Таисия всё также улыбалась этому прогнившему обществу, прощая ему сломанное счастливое детство. Ведь она всё ещё надеялась, что в каждом из её сородичей теплится такая же чистая и светлая душа, как у неё. И каждый день неуклюжую и немного неаккуратную девочку ставили перед неоспоримым фактом - она ошибается, и они не ангелы.

Последней каплей в терпении стаи стало невинное высказывание, случайно сорвавшееся с по-детски пухлых губ: "...ведь не все люди плохие...". Тогда воздух будто остановился вместе с ошарашенными волками. Эта четырнадцатилетняя девчонка посмела сказать такое вслух, на улице, при них. Та, от которой отказался брат, не принимая её как гери. Шавка без защиты. Слабая, неуклюжая и никчёмная. Чаша перевесилась.

- Да как ты, маленькое отродье, посмела? - вышел из общей толпы Скёлл, самый сильный гати. Его длинные серебристые волосы были немного всклокочены, а глаза горели волчьим, тёмно-карим светом. - А не слишком ли ты осмелела без своих жалких родителей?

- Мои родители не жалкие! - рыкнула Таисия, сжимая руки в кулаки.

- Смотрите, она ещё тявкает! - крикнул кто-то из толпы. Оборотни окружили Скёлл и девочку, ожидая продолжения разборок. - Позвольте нам разобраться, не загрязняйте себя гнилой кровью!

- Только без клыков! - приказал гати, отходя в сторону.

- Видимо, отродью мало вчерашнего, - острый слух уловил, как нелюди искали на земле камни потяжелее или палки. - Давайте добавим!

Их выбесило неповиновение девчонки. Она посмела рыкнуть на гати, её надо проучить! Бунтовщица! Изменщица! Предательница! Она любит людей! Она нарушила закон! Стая ненавидела тех, кто мог нарушить их равновесие. Они не любили тех, кто шёл против течения. Ведь идущим по нему сразу становится неудобно, не комфортно. Кто-то не похож на них!

Первый камень, крупный и острый, разрезал раскалённый воздух, подобно комете, и попал точно в плечо. Короткая вспышка острой боли - острый угол камня вспорол открытую кожу, из небольшой раны хлестнула кровь. На пару секунд все застыли, зачарованно смотря на красную жидкость. Запах наполнил всё вокруг, оборотни блаженно вдохнули его. Но против приказа не попрёшь, тогда их самих ждёт наказание. Толпа сузила круг, прицельно и сильно кидая в сжавшуюся девчонку камни. Из карих глаз брызнули слёзы обиды и боли. Она потеряла счёт времени, град ударов не утихал и не давал свободно втянуть воздух. Она опрометчиво посмотрела на небо, вскинув голову. Она надеялась взлететь туда, на бескрайний простор, туда, где бушует свобода, где тебя несёт сильный ветер, даря свободу. Попыталась сделать вздох, чтобы полной грудью вобрать в себя воздух - и резкая боль в районе шеи с левой стороны заставила задохнуться и безнадёжно взвыть. Один "умник" откуда-то взял широкую доску, и, видимо, там торчал небольшой наконечник гвоздя. Таисии просто повезло - гвоздь лишь прошёлся по коже, оставив после себя неглубокую ранку. Но следующий удар по груди оказался сильнее, намеренный, и гвоздь, разорвав рубашку, оставил длинный и более глубокий след. Визг лишь раззадорил толпу, вызвал безудержный смех, как откуда-то послышался величавый и злобный рык.

Оборотни расступились. В это время зверь внутри Таисии, не выдержав боли и разозлившись, взял верх, воздух вокруг немного заискрился оранжевым светом, и девочка, выгнувшись, незамедлительно превратилась в волчицу. Каштановая шерсть с золотистым отливом слиплась и окрасилась в тёмно-багровый цвет. Лапы почти не держали и подламывались, язык свесился, а пасть судорожно вбирала воздух. Красно-оранжевые глаза в страхе посмотрели на приближающегося брата. Чёрный матёрый волк с ненавистью и раздражением посмотрел на молодую волчицу, что расставила лапы, стараясь удержаться на них. Он был намного выше своей младшей родственницы. Жёлтой радужки глаз практически не было видно из-за расширившихся зрачков. Презрительно фыркнув, вожак стаи стремительно прыгнул на прижавшуюся к земле Таисию и, широко раскрыв пасть с мощными белоснежными клыками, вцепился ей в загривок, сильно сжимая, будто собирался переломать кости. Таисия взвизгнула от накатившей боли: она огнём прошлась по всему телу, разливаясь, собираясь во всех, казалось, невозможных участках, неистово затрагивая сердце. Девочка не верила в происходящее, она наделась, что это всего лишь сон. Но боль возвращала её в действительность, надавливая гробовым камнем, - брат выгоняет её из стаи. Брат поставил метку изгоя. Брат не дал ей и шанса на выживание. Родной брат. Чёрный волк, неистово качая головой из стороны в сторону, чуть приподнялся на задних лапах и, в последний раз встряхнув тушку, откинул её куда подальше. Болезненное столкновение с землёй - и молодая волчица теряет сознание, уходя в спасительную прохладную темноту. Аим завыл, показывая свою силу, и медленно ушёл, намекая на окончание веселья.

Несколько оборотней, по приказу одного из гати, взяли бессознательную девочку за лапы и отнесли за пределы поселения. В тёмный лес, верхушки деревьев которого сейчас окрасились в багровый цвет, купаясь в закате. Туда, откуда нет пути назад. Где охотники разложили многочисленные ловушки. Туда, откуда ещё никто не возвращался. И откуда не вернётся несносная девчонка. О ней не будут вспоминать, не будут сожалеть или сочувствовать. Её просто вычеркнут из жизни, как ошибку, которой не должно существовать.

Что такое люди?

Холодный ветер задел макушки деревьев, нарушая гробовую тишину, неистово провёл по поникшей без солнца траве и столкнулся с маленьким мохнатым тельцем. Он сломанной куклой расположился на опушке, примяв траву. Ветер, разозлившись, прошёлся по препятствию, надеясь сдвинуть его с места. Красные капельки, свежие и будто бы живые, застыли на самых кончиках волосинок, грозясь упасть при неловком движении. Новый поток ветра принёс из леса сухой прутик, злорадно отделив его от своего родителя, и обронил его туда, где должны быть глаза у "препятствия".

Таисия в последний раз крепко зажмурилась и медленно открыла глаза. Если обычные волки не могли различать цвета, то оборотням повезло больше, и природа не обделила их. Она ясно различила тёмные кроны деревьев, жёсткую траву, кончиками касавшиеся её носа и невольно щекоча. Фыркнув и покряхтев от накатившей боли, молодая волчица поднялась на лапы, дрожа всем телом. Она практически ничего не чувствовала, кроме боли в теле. Большее внимание привлекала метка: она буквально горела, разливаясь безжалостным огнём в мозгу и в сердце. Надо было немного отвлечься и привести себя в порядок, иначе привлечёт запахом крови хищников. Истерикой можно заняться и позже.

Ветер чуть успокоился и благосклонно принёс пресный запах воды с запада. Чуткий нюх уловил и запомнил направление, и волчица потрусила, насколько это вообще возможно в её состоянии, к небольшому озеру, удобно расположившемуся на зелёных берегах и мелко подрагивающему от прикосновений ветра. Таисия, не останавливаясь, вошла в прохладную воду, немного жмурясь от неприятных ощущений от ран. Мелкие царапины, как ни странно, только начали заживать и обещали своему носителю проблемы. Более серьёзные только покрылись тонкой корочкой, грозясь пролить кровь в любой неожиданный момент. Тем не менее, прохлада дарила блаженство, а метка успокоилась и перестала доставлять неудобства. Кажется, Таисии придётся стать кикиморой.

Мысленно усмехнувшись, оборотница один раз нырнула под воду и решила выползти на берег. Своеобразная ванна стёрла все кровавые следы произошедшего, и теперь потемневшая от воды шерсть липла к телу и немного доставляла неудобства. По-хорошему, следовало бы высушиться, но тучи надёжно затянули небо и принесли холод с севера, обещая серьёзных перемен в сезоне. Самая холодная осень года. Кстати, а ведь вчера у неё было день рождения. Или не вчера? Хотя, какая уже теперь разница.

Какой бы оптимисткой не была Таисия, но реализм редкими всплесками проявлялся в её сознании, и оборотница анализировала и делала выводы в своём поведении и в поведении своих сородичей. Она понимала, что в стае долго не продержится. Девчонка никогда не подчинялась зову вожака и не пригибала голову, а с каким-то интересом и, возможно, даже вызовом смотрела в глаза брату. Её мировоззрение не строилось только на одном мнении, а медленно складывалось по принципу: "У медали две стороны". Волчица понимала, что рано или поздно её убьют в лучшем случае или унизят, заставив преклонить голову. Но метка изгоя... Это был самый последний вариант исхода событий. Надежда, что брат не будет столь жестоким и всё-таки вспомнит о их кровности, что в нём пробудятся так называемые братские чувства, всё ещё теплилась в детской душе. Зря. Надо было вырвать её в самом зародыше.

Правда, само слово "чувство" очень странно слышать из уст тех, кого обычно звали монстрами люди. Они не чувствовали, - видимо, кто-то наверху забыл запрограммировать эту функцию - они существовали, полагаясь на инстинкты и заведомо ложные, но давно устоявшиеся традиции и мнения. Сколько помнил в своей ещё маленькой жизни новоявленный изгой, когда появлялся хоть кто-то, кто задумывался, с чего вообще всё началось, - для общества он тут же переставал существовать. Это был такой метод дрессировки - и он работал: оборотни, как прокаженные, пожимали свои хвосты и ложились возле позорного столба. И уже это самое общество выносило прокаженным приговор, специально приводя своих детей на публичную демонстрацию. Таисия тоже стояла у столба - раз пять, наверное, пока не поняли, что это впервые бесполезно. Тогда и начались гонения.

Истерика как-то не подходила. Молодая волчица вообще помнила только два раза, когда она проливала слёзы: смерть родителей и тогда, когда её родителей не хотели хоронить. Последний случай вообще был выдающимся. Родной брат приказал повесить голову матери на самую высокую вершину забора, а с успевшего тогда превратиться отца снять шкуру. Тело женщины и останки мужчины съели гати на глазах шатенки. Разлагающаяся голова окружила поселение тошнотворным запахом, но её не снимали до победного конца: пока один из гати сам не выдержал пытки и не выбросил на корм падальщикам. Из шкуры волка Аим сделал себе повязку, которая красовалась на его поясе как предупреждение. Оборотни покорно опускали головы при виде вожака и старались поспешно скрыться от его вишнёвых глаз - намёк понят и принят к сведению. Да, тогда слёзы Таисии практически не останавливались, словно пытаясь выпустить, вылить всю ту боль, что зарождалась в душе.

Ах, нет, она солгала самому себе. Сегодня был третий раз. Третий раз, когда её душа подверглась столь активным атакам.

Но... есть возможность познать этот мир за мощными стенами забора, что всегда казались ограничителем свободной души. И чего бы не стоили эти знания, она хотя бы не умрёт в утопающей грязи и удушливо-затхлом воздухе. Она не услышит ненавистных голосов зависимых. И точно не должна будет преклонять голову перед самоуверенным вожаком. И пускай она погибнет от пуль охотников или от голода и мора, но на воле. На неизведанной земле с бескрайним небом, прохладными водоёмами и, хоть и вспыльчивым, но весёлым ветром.

Немного приободрившись, волчица полной грудью вздохнула свежий воздух и потянулась, что есть сил. Раны предупреждающе заскрипели, а метка опасливо полыхнула огнём. Но оборотница всё равно слегка подпрыгнула, возвращая силы и разминая лапы, а нос уже учуял лёгкий запах костра. Скорее всего, где-то остановились люди на передышку, стоило заглянуть к ним и посмотреть на этих странных существ. Понять, наконец, свою вторую, истинную сущность, найти ответы на давно родившиеся вопросы и приобрести опыт. В том, что люди не обрадуются волку, было столь же ясно, как и то, что она теперь изгой. Ведь молодой волчице больше не с чем было сравнивать: она никогда не видела НАСТОЯЩЕГО неба, чистого и безмятежного, она только чувствовала его умиротворяющую и вместе с тем пугающую силу.

Дорога была усеяна всевозможными кустарниками и только начинающими расти деревьями. Два слабых отпечатка на уже поднимающейся траве уверенно вели вперёд. Она будто бы специально вела вперёд: там, где уже успел пройти молодая путешественница, трава уверенно поднималась, тяжело вздыхая. Казалось, что одна промашка - и ты упадёшь в пропасть, и дорога для тебя закончиться, не помахав даже на прощание. Но любопытная волчица уже чувствовала человеческий дух. Она никогда не знала, как пахнут люди. Ведь столь очаровательный и одновременно противный запах невозможно забыть. Их одежда точно пропахла травами, а в волосах застыл дымок, кожа блестела от пота и жирного прокопчённого мяса. Всё сочеталось в себе так невероятно и чарующе, придавало друг другу пикантности, что оборотница помотала головой, чтобы прогнать ужасающе прекрасное наваждение. Но, как бы то ни было, поднимающейся голода она не чувствовала. То, что с таким восторгом описывали её соплеменники, абсолютно не касалось её, будто бы так и надо, словно она всегда была среди людей.

Она не заметила, как фигурки стали заметнее и отчётливее, как их неповоротливый гул ударил по тонкому слуху, а сознание заполонил запах деликатеса. Когда это всё поняла Таисия, она только успела юркнуть в кусты, молясь всем и вся, чтобы её не заметили. На поляне расположились две повозки, кони которых свободно разгуливали неподалёку и сплетались в своём танце. Весёлый смех разливался вокруг при виде них, где-то совсем рядом заплакал ребёнок и запричитала мать, торопясь покормить своё дитя. Полноватая женщина с большим половником нависла над насмешливо поднятым руки мужчиной, тихо ругая его и браня мешавшуюся рядом малышню. А возле двух костров суровым сторожем застыл пожилой человек, качая головой и думая о чём-то своём. Над одним костром стоял котёл, большой и прокоптившийся, а вокруг другого были понатыканы палки с капающими жиром кусками мяса. А между двумя опасными огнями зашлись в прекрасном и страстном танце парень и девушка, редко касаясь друг друга и взглядом понимая следующие движения партнёра. Между ними никогда не изменялось расстояние, чтобы они не вытворяли и какие бы виражи не выкручивали. Будто они связаны друг с другом, и эта нить стала их вечными кандалами, соединяющие два трепетных сердца.

- Смотрите-ка, какие гости, - неожиданно громко крикнул старик, смотря прямо на то место, где спряталась Таисия. - Молодая волчица!

Оборотница вздрогнула, припав к земле и готовясь бежать. Малышня заверещала... как-то весело, заразительно весело. Они подпрыгивали от нетерпения, подбегая к пожилому мужчине, крича в один голос. Полная женщина отмахнулась, мол, сами разберётесь, а мать лишь поцокала языком, что-то говоря про тишину. Парочка остановила свой прекрасный танец в объятиях друг друга и посмотрела туда же, куда и старик.

- Эй, молодая госпожа, - продолжил тот. - Извольте не побрезговать нашим столом и гостеприимством, сегодня угощаем мы!

Волчица вышла из своего укрытия, настороженно озираясь и принюхиваясь. Раз её обнаружили, то скрываться уже смысла не имеет. Теперь остаётся надеяться на удачу и придерживать инстинкты, чтобы не сбежать от первого резкого движения. Но тут её окружили маленькие бесенята, пытаясь дотронуться до меха гостя и потрепать по загривку. Оборотница ошалевшими глазами смотрела на смелую ребятню, понимая, что если её и захотят убить, то сделать это сейчас лучше всего - она никогда не причинит детям вред. Только не им. Старик бодрым шагом подошёл к остолбеневшему зверю и небрежно потрепал спину. Отряхнувшись и поворчав, волчица всё же посмотрела в глаза человеку и... пропала. Её сердце гулко ухнуло, лапы нежданно задрожали, а оторваться от доброго и понимающего взора мужчины было невозможно. Они заманивали своей глубиной, тайной и задорными искорками.

- Пошли, молодая, может, дам пару советов. Им будет не до нас, и мы с тобой прекрасно можем провести время, - старик поднял свои глаза к потемневшему небу. - Говорят, что хищники любят ночь. И не потому, что она скрывает их. Она оканчивает день, каким бы он ни был, даёт спокойствие и озадачивает своей мистичностью. За это они хранят её, как свою семью.

Они прошли к одному из костров, где мясо уже полностью прожарилось. Старик сел прямо на землю, мимоходом потрепав по головке пробегающую девчонку. Волчица, немного потоптавшись, тяжело вздохнула и отдалась судьбе: она легла полукругом, прикрывая мужчину от внезапных искр и пригревая теплом своего тела.

- Ешь, - одна палка честно отдана молчаливой собеседнице, - мы помогаем всем в надежде, что тот в своё время отплатит той же монетой. Безумные мы. Но мы цыгане, нам надо на что-то надеяться.

Знаешь, я многое повидал в жизни. Это по-своему нудно и захватывающе, но я ни о чём не жалею. У меня была прекрасная жена, весёлый табор, прекрасная дочь и лихие кони. Всё разрушилось в единый миг. Ты ведь никогда не видела мир людей. Он во многом превзошёл своего допотопного брата. Вместо этих повозок с тягающими их конями ты увидишь четырёхколёсных монстров: груды железа, разъезживающих туда-сюда на поразительной скорости. Вместо полыхающих живыми огнями костров придумали компактные ящики, в которых можно приготовить настоящие кулинарные шедевры. А вместо писем сейчас придумали Интернет и телефоны. Ты, конечно, не поймёшь сейчас, но позже обязательно разберёшься. Если ты приехала за писком моды и груды денег. А если нет...

Ты не увидишь искренние улыбки. Все они спрятаны в бездушных смайликах, которые отправляют сообщениями друг другу. Многочисленные маски или же истинную дурость скрывает это лицо? Ты никогда это не поймёшь. Ведь общество - это стадо с одной или двумя, редко тремя, точками зрения. А лик, данный от рождения, тебе не покажут никогда - себе ведь дороже. Даже бедняки... и те забыли свою свободу и дружелюбие. Все всем должны, всем всё надо. Это коварство. Даже детей некоторые рожают ради денег. Что за муть?!

А ведь кто мы? Люди. А что такое люди? Кто даст ответ? Многие порят чушь об индивидуальности, про личность... А где она, личность эта? Общество гнобит тебя, если по ошибке врачей или каким-то недобрым намерениям мира тебе поставят диагноз... Даун, например. Ты, конечно, не знаешь, кто это, и слава богу. Но их не принимают. Принижают. Ломают, в конце концов. Всё упирается в "оно" - в общество. Оно тут главное. Богатые не примут бедного, бедные не поймут богатого. Ведь везде двойное дно.

Ты не думай, что всё так плохо. Есть ещё что-то светлое. Оно теплится, сверкает, негодует - но не угасает. Богатый поможет бедному, смахнув всё на "он занимается делом", бедный постоит за богатого, когда тот неожиданно скатится и потеряет веру. Но что такое "дело"? Что такое "вера"? Что они из себя представляют? Что есть дело, а что нет? Где вера, а где заблуждение? И мнения, мнения, мнения. И власть. Тут уж замолкают все. Ждут, выжидают, чтобы грозными псами набросится на новую кость или послушными щенками преданно смотреть в рот. Мы все в одной лодке. Ничто нигде не меняется. Везде всё одно...

Так вот что я хочу сказать, молодая. Будь свободной. Не завись от чужого мнения, иди своим путём. Вслушиваясь в советы и отсеивай ненужное. Оставайся самой собой. Добрая ты, злая ли - всё одно. Мы все не без грешка. Запомни это. Тебя будут давить. Тебя закуют в оковы и нацепят кожаный ошейник с массивной цепью. Перегрызи всё. Ничего невозможного нет. Есть неправильно выбранный путь, плохо оценённые силы. Всё давно перевернулось, рухнуло, и где правда, где ложь, где добро и зло и что разделяет их - всё поймёшь только ты. Своим сердцем и душой. Ведь для каждого они свои.

Но есть то, что не исчезнет никогда. Любимая семья. Лю-би-ма-я. Слышишь? Не по расчёту или другой брехне. А желанная. И когда твоё дитя, неважно - кровное ли, приютила ли, а ТВОЁ дитя, чуешь разницу? - так вот, когда оно подрастёт, твёрдо встанет на ноги и с улыбкой скажет: "Спасибо!" - тогда знай, что свой долг ты исполнила, и на тот свет, если он существует вообще, можешь отправиться с лёгкой душой.

А пока... Моё тебе направление: там, на западе, есть город. Он большой, по-настоящему большой! И этим он нисколько не прекрасен, он, скорее, пугает. А за вычурной дороговизной ты найдёшь самую бедную и самую грязную её часть - трущобы. Так вот, встань ровно на границе этих двух миров и сделай свой выбор сама! Куда пойдёшь, там и начнётся твоя дорога. Но запомни: скатиться в грязь можно с полтычка, добраться же до вершины с самого низа практически невозможно. Ведь это самый тернистый путь.

А теперь спи сегодня у наших костров, и пускай мои слова правильно донесутся до твоих ушей и прочно засядут у тебя в голове. Сегодня ты свободна, завтра можешь попасть в каторгу. Но у тебя есть гордость! Не склони свои колени, не преклони свою голову! И тогда останешься свободной, пусть даже посмертно...

...Утро наступило столь неожиданно, что не верилось во всё произошедшее вчера. Красно-оранжевые глаза лениво обвели пустую поляну, отмечая два кострища и что-то странное у себя на лапах. Подняв голову, Таисия носом подкинула вещицу, внимательно рассматривая её. Это был кулон из волчьего клыка на длинной чёрной верёвке. Такой же был у того старика на шее. Старый врун. Цыган он, видите ли. Хотя, мало ли, что пришлось ему пройти в жизни.

Кулон легко наделся на шею и расположился ровно в центре груди, будто он всегда был тут. Весело пофыркивая, молодая волчица посмотрела на чистое небо, увлекающее своей лазурью и недосягаемостью, а потом бодро потрусила в указанную сторону, впервые не ощущая прожигающего огня метки изгоя.

Сегодня она свободна. Она запомнит.

Выбор сделан

Дыхание немного сбилось. Незажившие раны ныли, приносили неудобства, били мощными волнами по вискам, но сознание теряться не хотелось, а на смену здравому смыслу пришло упрямство. Лапы, несмотря на усталость, несли легко и быстро, а прижимающаяся под ними трава щекотала в отместку подушечки. Пасть приоткрылась, тяжело вдыхая прохладный воздух, а острый слух улавливал каждое движение и шорох.

Перед тем, как мирно засопеть, старик успел сказать о наступающих холодах. Зима будет ранней, а осень дождливой и штормовой. Тучи, казалось, обрушатся карой небесной на землю - настолько они низко висели над головой. Ветер был необычайно резок и силён, пригибая тоненькие, молодые деревца чуть ли не к земле. Тепла не чувствовалось совсем: гости из севера вытравили последние капли в воздухе, унося куда-то с собой. Если приглядеться, можно заметить на листьях деревьев первые разноцветные крапинки, а кроны необычайно потемнели.

Таисия не знала, правильно ли она идёт. Куда махнул рукой старик, туда она и пошла, наивно поверив первому встречному. От его рук пахло кровью, но давно застывшей, еле заметной, будто бы случайной. Что ж, а что ей, изгнаннице, теперь терять? Перед ней новое будущее, а ради чего жить? За спиной нет тех, кто поддержит. Давно нет. А она слаба, ей не выжить одной. Но быть свободной... Запретный плод сладок.

Лес казался непроходимым. Тёмный, со зловещей аурой. Много поваленных деревьев, через которые постоянно приходится перепрыгивать, мягкая трава сменилась на короткую и жёсткую, и ни одного звука. Редкая птица пролетит и что-то крикнет глупому хищнику, не более. Отсутствие животных настораживает всегда. Не то, чтобы Таисия верила в приметы, нет, просто не бывает такого, чтобы лес был без животных, без единой души.

Внезапно воздух прорезал странный звук, будто его действительно резали, как ткань, резко и ни о чем особо не заботясь. Уши прижались к голове инстинктивно, волчица пригнулась и напружинилась, готовясь ко всему. Воздух пропах запахом железа и ещё двумя странными оттенками. Но ничего не приближалось. Звук и запах как возник, так и исчез, оставив в недоумении вертеть головой. Встряхнувшись и осторожно ступая, волчица пошла в ту сторону, откуда были услышаны чудачества, ориентируясь на память. Лес редел, будто нехотя расступался перед оборотницей, пропуская больше света и несколько удушающий воздух.

Перед Таисией раскинулась широкая дорога, твёрдая и без ям. Серая поверхность легла на землю, уходя в даль. Любопытная хищница только собиралась пройтись по ней, как сбоку, издали, снова послышался тот странный звук, в нос ударил неприятный запах. На неё ехала странная железяка, на огромной скорости крутя колесами и мигая ослепительно-жёлтым светом, без каких-либо лошадей или другой посторонней помощи. Волчица только успела ошарашенно отпрыгнуть и спрятаться среди деревьев, а груда железа уже проехала мимо, а волна лёгкого ветерка, созданный ею же, коснулся травы и немного не дошёл до леса. Таисия вышла из своего укрытия, изумлённо смотря вслед "железному чудовищу". Это определённо что-то ненормальное.

Оборотница вспомнила свой разговор со стариком. Её вроде бы предупреждали об этом. Как далеко люди ушли от того времени, когда, по рассказам старших, ещё были кареты с запряжёнными в них конями? И насколько много нового она успеет ещё увидеть? Встряхнув головой и отгоняя ненужные мысли, она снова продолжила путь туда, куда уехало неизведанное, потрусив рядом с дорогой.

Час, другой, в голове промелькнула мысль об охоте, но в воздухе не витал ни один запах крупного животного, зато смешались множество других, странных, не дающие никакие точные понятие и образы. Волчица никогда не чувствовала их, и любопытство снова подняло голову. Ещё один поворот - и оборотница поражённо застыла, во все глаза смотря на открывшуюся красоту. Огромный город с большими каменными домами, сверкающие стеклом на солнце. Множество других дорог, подобных этой, пересекающиеся и скрывающиеся в поворотах, многочисленные "железные чудовища", то останавливающиеся, то срывающиеся со своих мест. Странные трёхцветные мигалки, молчаливо приказывающие им, когда стоит застыть, а когда ехать. Какие-то столбы, чёрные верёвки...И шум, шум, шум. Заполняющий, оглушающий, сбивающий с толку. А ещё много людей, одетые в странную одежду, мельтешащие туда-сюда. Таисия никогда подобного не видела, поэтому она нерешительно застыла на своём месте, прикидывая, что делать дальше.

Если она останется волчицей, то её наверняка поймают охотники, и тогда это станет её первым и последним приключением в жизни. Если перевоплотится, то будет как минимум странно выглядеть и как максимум - вызывающе. В стае тоже было полно извращенцев, а новой одеждой юная оборотница не блистала. Сейчас на ней висят одни тряпки, которые вряд ли хорошо будут выглядеть среди этой красоты. И, несмотря на всю свою наивность, шатенка понимала, что и среди людей найдутся бездушные твари с единственной мыслью о нижнем дружке своём. И Таисия боялась, что не удержит свой голод и нападёт на человека. И всё пойдёт насмарку. Хоть человеческий запах и заполнял всё её существо, но не настолько, чтобы она была готова убивать ради утоления голода. Внутренний зверь рычал, но не пытался занять место.

В голове снова всплыл разговор со стариком. Подумав хорошенько, шатенка решила обойти город по кругу и найти так называемые "трущобы". Большое количество народу позволяло даже на окраине поглядывать на характер людей, а город не был окружен ожидаемой стеной. Странная странность. Неужели они не бояться захватчиков? Нежданных врагов? Что вообще происходит? Много вопросов и ни одного ответа.

Недовольно пофыркивая и косо поглядывая на мельтешащих людей, оборотница отмечала каждые изменения в их лицах, движениях, мелькающие в глазах чувства. И она не видела практически отличий от них, оборотней. Также ходят на двух ногах, такие же недовольства и крики, деловые и не очень разговоры. Только у них нет второй души. И среди гула слышны радостные крики и смех. Аура злобы и атмосфера веселья плотно сплелись друг с другом, не мешая друг другу, а уживаясь. Люди умели чувствовать и выплескивать свои чувства, их настроение могло меняться десять раз в несколько минут. А ещё они не смеялись над мимо проходящим человеком, если тот споткнулся и упал или странно себя вёл. Всё-таки интересные они существа.

Чем дальше она шла, чем больше она смотрела на поведение людей, тем сильнее она путалась. Всё это было настолько ей неизвестно, что мысли собрались в единый ком. Вопросы множились и были похожи на огурцы в банке: каждый хочет выскочить первым, и застревают все. Она успела привыкнуть к шуму, к разноцветным краскам города и разнообразию запахов. Но приближаться она не решалась. Люди видели её и наивно пытались подозвать к себе, свистя и садясь на корточки. Волчица пофыркивала, иногда насмешливо, иногда возмущённо, но дотронуться до себя разрешила только ребёнку, который с восхищением подбежал к ней и начал прыгать вокруг. Маленькая ладошка неаккуратно поглаживала спутанную шерсть, а его мама тут же схватила малыша за руку и отвела подальше, что-то сердито бурча ему. Оборотница особо не разбирала, она почувствовала новые запахи, более противные, чем все остальные вокруг. Что-то подсказывало ей, что она приближается к цели своего небольшого путешествия. И она потрусила дальше.

Улицы стали грязнее. Там и сям встречались бродячие животные, худые и облезлые, они затравленно смотрели на незваную гостью и прикидывали, зачем сюда забежала чужачка. Мусорные баки перевёрнуты, пакеты с протухшими продуктами отравляли воздух. Большие прекрасные дома сменились на маленькие и грязные домишки. Большие улицы растворились в узких улочках. Весёлые и не очень крики сменились на тишину, редко нарушаемые стонами боли и отчаяния. Порванная одежда на худых и болезненно-бледных людях мешками висели и едва прикрывали костлявые тела. Только дети тихо играли прямо на каменистой и холодной земле, неслышно и несколько злобно посмеиваясь над проигравшими друзьями.

Таисия остановилась и оглянулась. Отсюда был прекрасно виден большой город и эти маленькие старые постройки - трущобы, как поняла шатенка. Значит, здесь граница. И всё зависит от неё самой. Это её выбор. Выбраться в высшее общество или нижнее. На фоне трущоб большой город действительно выглядел устрашающим и неприступным. Он будто бы грозно сдвинул брови и высокомерно смотрел на маленькую фигурку, словно готовый наброситься на чужачку всей своей мощью. И наоборот, на фоне большого города постройки казались жалкими и до слёз смешными. Печальные глаза трущоб жёстко смотрели на гостью, как бы предупреждая о своём неблагополучии. Но они не давили, неоткуда взять силы на отпор. Выбор тяжёл и единственен: у неё не будет пути назад.

Сбоку послышался протяжный стон. Красно-оранжевые глаза настороженно искали источник звука, лапы напружинились, а хвост чуть приподнялся и будто бы припушился. Уши встали по стойке смирно, точно улавливая любые эманации в воздухе. Из-за поворота, рукой опираясь о стенку полуразрушенного здания, вышел старик, еде перебирая не сгибающимися ногами. Череп плотно обтягивала морщинистая кожа. Будто обтянутые плёнкой глаза слепо искали место для ночлега. Седые волосы и борода спутались и блистали на солнце, будто на них налили масла и не смыли. На тонкой шее сомкнулось что-то, смутно напоминающее ошейник, и туго стягивало кожу, отчего та местами сильно покраснела. Тонкая куртка, явно не по сезону, небрежно накинута на плечи, не скрывая кровоподтеки и расплывающиеся синяки. Пыльные и порванные на коленке штаны сползали с худых бёдер, и старик второй рукой постоянно возвращал их на место. На ногах армейский старые сапоги, на одном из них уже стёрлась подошва и открывала миру окровавленную ступу. Ноги не выдержали и подогнулись, тельце упало на колени и еле успело вывернуться, чтобы упасть не на землю, а привалиться спиной на стену. Из груди вырывались хрипы и ужасный кашель. Старик сжал штанину и расслабился, а потом сжался и постарался закрыться курткой от пронизывающего ветра, да так и застыл, видимо, собираясь прикорнуть хотя бы здесь.

Таисия чуть фыркнула, ещё раз исподлобья посмотрела на затихшую фигурку, и помчалась в сторону города. В голове билась одна мысль. Одно желание. Понимание действительности. И сжавшие сердце чувства. Она сделала свой выбор и не собьётся со своего пути.

***

Найти еду, приемлемую для человека, оказалось нелегко. Копаться в мусорных баках не хотелось - мало ли какая зараза там залежала, а запах не вызывал доверия. Тем более, что не всем людям нравилось бродячее животное, боясь получить от него какую болячку. Массивное тело и мощные лапы не подходили под описание обычной шавки, и это пугало вдвойне. А ещё люди оказались довольно жадны: из многочисленного народа только одна сердобольная девушка кинула ему кусок хлеба и печально улыбнулась. Дело усложнялось, а время бежало - ночь почти захватила свои владения, напуская ещё больший холод и темноту. В городе последнее было не страшно: неживые светлячки озаряли каждый метр улицы своими разноцветными огнями, играя, сверкая и раздражая.

Таисию гнали отовсюду, брезгливо потряхивая руками и вопя резкими, неприятными голосами: "Брысь отсюда, бродяга, кыш!". Некоторые ещё и испуганно верещали, закрываясь своими странными мешками, будто бы, в случае чего, это их спасло. Смешные. Значит, придётся переходить к старым добрым методам.

Шатенка умела воровать. Будучи в стае уже без родителей, за ней никто не приглядывал и на охоту старался не брать. Но выживать как-то надо было. Сначала она приноровилась воровать с грядок овощи и фрукты. Никем не замеченная, она тенью пробиралась на чужие участки и прихватывала то, что первым попадётся. Потом она стала брать уже приготовленную еду, выжидая нужный момент, когда жертва отвлечётся, и быстро убегая, что есть сил, пока не заметили. И только позже, когда её внутренний зверь окреп и уже готов был оскалить клыки, волчица перепрыгивала через огромный забор и уходила на охоту на мелкую живность. Она не видела в этом ничего особенного, просто способ выживания. Тем более, что как охотой, так и воровством она занималась редко, лишь когда голод будет застилать глаза и занимать весь разум. Чтобы там не говорили, но наша героиня была самой выносливой среди его сородичей. В принципе, её испорченный постоянной голодовкой желудок уже просто не мог много переваривать и постоянно болел, когда его хозяйка ела больше привычного.

Всего лишь подгадать момент. Волки умеют ждать. Затаившись, они внимательно следят за движениями своей жертвы, ожидая осечки и когда она останется одна. Тогда начинается погоня до изнеможения, до свиста в ушах и хриплого дыхания. Жертвы, конечно. А тут дело даже стало проще. Жертва вообще ни на что не обращала внимания, с кем-то увлечённо разговаривая по странной штуке. Хотя, Таисия уже ничему не удивлялась. Она лишь немного презрительно и высокомерно фыркнула, удивлённо качая головой. Она, осторожно ступая и пригибаясь к земле, тихо подошла со спины жертвы. Кончик хвоста дёргался от напряжения, а верхняя губа буквально на пару миллиметров приподнялась, показывая остриё клыков. Ловкое, незаметное движение - и оборотница со всех лап понеслась назад, неся в зубах шебуршащий мешок с ароматной едой. Ни криков, ни чего-либо ещё волчица так и не услышала.

В этой части города света не было. Темнота плотно окутала каждое здание своим холодом и одиночеством. На небе ни звёздочки, ни луны, будто они не хотели освещать ужасные улицы и некрасивые здания. Вот и весь образ: дно общества. А на дне всегда темно. Интересно, а как в Аду?

Мокрый нос ткнулся в щеку, заставив вздрогнуть от неожиданности. Человек даже перестал дышать, надеясь, что нежданный зверь подумает, что он мёртв, и уйдёт. Зверь едва слышно проскулил, провёл влажным языком по той же щеке, опаляя кожу своим горячим дыханием, а потом легонько дёрнул за волосы. Поморщившись, старик открыл глаза, и у него против воли перехватило дыхание. На него смотрели красно-оранжевые глаза, полные интереса и потаённого сочувствия. Из ноздрей то и дело выдыхались облачка пара. В темноте силуэт почти не было видно, но повидавший многое старик был уверен, что это обычная дворняжка. Он держал что-то в пасти, и зверь кинул это прямо возле его лица. Старик удивлённо вскинул брови, нащупывая пакет с лежащей там едой. Желудок сделал кульбит и громко заурчал, отчего зверь как-то весело фыркнул и пронзительно тявкнул. Не, это точно не собака.

Старик благодарно потрепал гостя по холке, не побоявшись какой-нибудь странной реакции с его стороны. Зверь, видимо, против не был. Он лишь полукругом лёг возле человека, немного прикрывая того от холода и согревая своим теплом. В уголках глаз старика появились капельки слёз счастья и искренней благодарности. Он жадно разорвал пакет, достал еду и жадно впился в неё зубами. Там лежали несколько гамбургеров, картошка и ещё непонятная коробка, с которой человек решил разобраться завтра.

- Держи, ты ведь наверняка хочешь есть, - голос хриплый и слабый, как при лихорадке. Создавалось впечатление, что каждое слово даётся ему тяжело. Зверь лишь устало вздохнул и осторожно взял зубами из костлявых рук старика подношение и стал пережёвывать, пробуя на вкус. Ничего подобного он не ел, и было немного непривычно. Но и так сойдёт.

Старик благоразумно не стал есть много. Остатки он запихнул за пазуху и уже более уверено прилёг рядом со зверем, прижавшись к его тёплому телу. Шерсть немного щекотала глаза, щёки и нос, но старая кожа уже давно не обращала на это внимание. Его привлекали тепло и неожиданная доброта зверя. Гость, чуть извернувшись, перекинул лапу через грудь человека, будто приобняв, и немного навалился от него, ещё больше прикрывая от холода.

Две ненужные никому жизни бросили вызов равнодушной к ним ночи...

"Кажется" и "казалось" - разные вещи, но в любом случае - креститесь

Почему-то старик даже не испугался, когда, проснувшись по утру, увидел рядом с собой волчицу, жмурившуюся от приятного тёплого солнышка. Он лишь удивлённо взглянул на неё, беспардонно потрепал по холке и посмотрел на небо. Он выглядел ещё хуже, чем Таисия увидела его ночью. Куртка была серой от пыли и местами потёртой. Штаны вроде и не штаны - у неё в стае и то лучше ходили - просто длинная тряпка с парой швов в нужных местах. Тело больше походило на один большой синяк, а кожа обтягивала каждую кость и вену, что, если бы оборотнице надо было бы, она смогла бы прокусить артерию в нужном месте без колебаний. Жёлтые зубы ровным рядом украшали рот, когда подопечный улыбнулся. Серые глаза человека спокойно смотрели на солнце, даже не сощуриваясь. Он сел, неохотно выбираясь из-под тёплого меха спасительницы, и оперся о холодную стену спиной. От этих действие зашуршал пакет, и старик вытащил его, решив поесть, пока еда, нагретая от двух тел, тёплая.

Таисия фыркнула и перевалилась набок, подставляясь под лучи солнца. Последнего в этом году тёплого солнца. Народ, живущий в трущобах, ещё не проснулся и не вывалился на улицы, и тишина ласкала слух непривыкшей к подобному оборотницы. В деревне всё бурлило мёртвой жизнью уже в пять утра. Куда так рано вставать - непонятно, особенно зимой, когда собирать травы нужно только рано утром, когда ещё стоит туман. Кстати говоря...

Волчица встрепенулась и посмотрела на человека. Тот осторожно и долго жевал украденную еду, морщась от боли во всём теле. Его гематомы уже вспухли, и это вызывало подозрения на не самый лучший исход для этого хрупкого тела. Стоило что-то сделать, иначе её подопечный откинет ласты раньше положенного ему срока. Интересно, а сколько люди живут? Но об этом позже. Таисия поднялась на лапы, разминаясь и выгибая спину до хруста позвонков. Конечно, туман уже давно ушёл в свои норы, но роса на листьях должна была остаться, а она составляет чуть ли не главную основу того, что он собирался сделать. Подойдя к человеку, она осторожно зубами захватил прядь и чуть дёрнула, наказывая оставаться на месте. Старик потёр то место, которое немного пострадало, и недоуменно посмотрел в спину удаляющейся волчицы.

Лес - хранилище различных трав, которые могут как помочь, так и лишить жизни. Главное - правильно их приготовить. Войдя в дом диких жителей природы, оборотница превратилась в человека, морщась от вспыхнувшей метки и мелких царапин, всё еще причиняющие неудобства. Но она, стараясь не обращать на всё это внимание, упорно искала в зелёном беспорядке нужные травы и сухой хворост. Прекрасный нюх отделял запахи друг от друга, ловили каждые изменения, и дело шло на лад. Оставалось найти более менее чистую воду и посудину.

Таисия вообще много чего умела. После смерти родителей она как-то мгновенно поняла, что помогать ей не будут и с удовольствием бросят в канаву своими же руками. Приходилось выкручиваться, познавать всё своим умом, совершая бесчисленное множество ошибок. Она в одиночку ходила на охоту раз в месяц-два, а то и больше, сдерживая внутри себя беснующегося зверя. Крала еду и пряталась в закоулках, известных только ей. Она научилась врачевать. И она этим гордилась. Она знала, что в жизни это ей пригодится намного больше, чем все другие навыки. И сейчас она хотела применить свою способность и вылечить своего неожиданного подопечного.

Конечно, наша оборотница была наивна и добра душой. Но это не значит, что она проиграет своему любопытству и побежит, свесив язык, навстречу приключениям, забыв про осторожность. В мире людей это называется паранойей. Но, естественно, Таисия этого не знала. Она не доверяла этому старику, ожидая подвоха в любой момент. Но с чего-то начинать было надо. И помочь выжить столь же одинокому, как она сама, человеку уже становилось делом принципа и чести. Благо - не гордости.

Пора, как говаривала одна бабка, шаманить.

***

Волчица вернулась только спустя час. Старик вообще думал, что она не вернётся, - дикому зверю место в дикой природе. Он всегда так считал. Поэтому не любил тех, кто делал из того или иного представителя кошачьих цирковую игрушку или домашнюю собаку. Всё в природе обусловлено, всё имеет свою эволюцию. И если что-то исчезает без помощи людей - хотя человек уже сомневался, что хоть что-то исчезает без их загребущих рук - значит, так надо. Значит, миру они больше не нужны. И люди, чёрт дери, тоже уже не нужны - природа придумала тысячу и один способ их изнечтожить. Но все хотят жить. Но почему-то именно людей становится всё больше, претендуя на звание тараканов нового вида. Лучше всё было наоборот, может, больше было пользы.

Ещё больше удивило поведение самой его спасительницы. Та несла в зубах какой-то комок и кинула его на старческие колени. Это оказалось нечто похожее на кашу из травы, от запаха которого заслезились глаза. Волчица фыркнула, села рядом и ткнулась носом в комок. Нос, по законам реальности, тут же запачкался, вызвав смешок у человека, который уже хотел смахнуть грязь с глупого зверя, как тот подошёл к нему вплотную и повёл этим самым носом по одному из кровоподтёков. Тот защипал - неприятно, но терпимо. Это была подсказка к нужным действиям.

- Я даже не буду спрашивать, откуда ты это достала, - голос слаб и скрипуч, но не вызывал неприязнь. Волчица закатила глаза и вроде бы чихнула, но наглая морда и насмешливые искорки в глазах убедили в обратном - она смеялась. - Спасибо. И доброе утро, Закат.

Волчица несколько ошарашенно посмотрела на старика, а тот тепло улыбнулся ей, не собираясь объяснять значение столь необычной клички. Он довольно шустро обмазал себя травой, не упуская ни одной царапинки под грозным и деловитым взглядом спасительницы. А в это время просыпались трущобы. Из своих обшарпанных и полу-обрушенных домов выползали люди, сквозь побитые окна вырывался плач детей. Женщины брали в руки побитые тазы и, весело вереща и возмущаясь, шли к грязной речке, находящаяся в паре шагов от границы трущоб. Дети, взлохмаченные и неумытые, выбегали вслед за мамами, воровато оглядываясь, а потом весёлым криком приветствовали друг друга. Мужчины, ворча и гогоча, брали в руки лопаты и ящики, шли по своим делам. Пожилые люди, прикрикивая на расшумевшихся детей больше для вида, чем высказывая раздражение, еле передвигали ногами и садились на специально поставленные для них коробки. Некоторые люди были подобны старику - побитые, кряхтящие от боли, но не менее весёлые, чем бегающие вокруг них засранцы. Трущобы приходили в движение.

Волчица смотрела на всё это со своего места. Она со стариком сидела слегка на возвышении, поэтому обзор был просто прекрасный. Ветер слегка трепал запутавшуюся шерсть и края распахнутой курточки. В глазах человека появились искорки жизни. Они, как маленькие бесенята, искрились в его серой радужке, сверкали на солнце и придавали живости старческому лицу. Совсем близко послышались шаги, тяжёлые и слишком шумные. Волчица еле подавил в себе дрожь и предупреждающее рычание, и заметивший это подопечный погладил её по голове, надеясь успокоить. Зверь немного недовольно фыркнул, отклоняясь от повторной ласки. К ним подошёл мужчина чуть младше старика. Чёрная борода смешно колебалась в такт его шагам, кудрявые волосы топорщились, придавая какой-то округлости голове, как одуванчику. Карие глаза сощурены и искрились радостью. Плечи в два обхвата прикрыты мокрым полотенцем, почерневшим от нечистой воды. Кожа рук плотно обхватила мускулы и немного вздутые вены. Чёрный штаны, из ткани которых в деревне Таисии делали мешки для муки и картошки, перетянуты обшарпанным, но крепким ремнём, а сами штанины подвёрнуты, являя миру измазанные землёй резиновые сапоги. Новоприбывший весело помахал рукой им, приветствуя, и бесцеремонно уселся возле старика. Волчице пришлось немного подвинуться, недовольно ворча на гостя.

- Привет, Кудряш, - кивнул старик, пожимая крепкую руку. - Как малышка?

- Бегает, - хмыкнул тот, которого назвали "Кудряш". - А ты чего? Опять конторщики? Вот бесы противные. Особой власти не имеют, но мелкое что сделать могут. А это чего за зверь такой? Больно на дикого смахивает, - гость кивнул на волчицу, осматривая его с головы до ног.

- Это волчица, к твоему сведению, - будто хвастаясь, представил её старик. - Она мне жизнь спасла и накормила, - видимо, действительно хвастался. - Вон, смотри, она мне травяное лекарство принесла от ран. Я её Закатом прозвал.

- Верное имя говоришь, - Кудряш пытался погладить зверя, но тот снова увернулся и сел подальше, ворча и сверкая своими красно-оранжевыми глазами. - Эка невидаль, какая гордая. Что делать с ней будешь?

- К себе заберу. У меня хоть дом есть, какая-никакая крыша, в отличии от неё. Вряд ли у неё есть где жить, иначе не пришла бы сюда. Здесь у нас только псы да коты дворовые. И те или уходят, или дохнут.

- Как и мы. Ладно, бывай, Серый! - гость ушёл, оставляя их одних. Волчица обернулась на своего подопечного, раздумывая над словами старика. Было такое чувство, что этот человек знает о ней всё, как настоящая гадалка. Он хлопнул себя по коленке и, кряхтя, встал, пощёлкивая позвонками.

- Старость не радость, совсем скрипучим стал. Ну что, Закат, пойдёшь со мной? У меня не хоромы и не палаты, но хоть под дождь не попадём. Это, возможно, последний погожий и тёплый денёк.

Связь и причина были логичны столь же, как и рыба с водой. С севера чувствовался наступающий холод, идущий по пятам спешно уходящего тепла. Вместе с холодами приходят ветра и дожди. А она же не дикий зверь какой, а оборотница. В ней тоже есть человеческое! И мокнуть день ото дня, вздрагивая от пронизывающего холода не хотелось. Она встала поодаль от человека и наклонила голову набок. Человек засмеялся, расправляя плечи, будто за его спиной были крылья, и уверенно пошёл в известном только ему направлении, даже не оборачиваясь. Он знал, что его спасительница пошла за ним.

Дети проходу практически не давали. Они никогда не видели такой крупной собаки с красивой шерстью и прекрасными глазами. Каждый хотел притронуться, взлохматить, залезть если не на спину, то на шею точно. Неизведанный зверь постоянно дергал хвостом, вырывая его из цепких ручонок. Волчица молча терпела, не осмеливаясь даже огрызнуться. Она понимала эти любопытные и восхищённые глазки: кто из нас не был ребёнком? Пожилые люди окликивали детей, извиняющим взглядом смотря в глаза зверя, ничуть не смущаясь проблёскивающей дикостью. Они не боялись её, а благосклонно приветствовали, признавая своею. Старик весело улыбался, мягко проводя ладонью по головам детей и стараясь вырвать свою спасительницу из обступившей её живой стены.

Таисия фыркала и мотала головой. Она не пыталась даже зарычать, что уж говорить о том, чтобы показать свои зубы. Наполненные радостью и восхищением детские глаза подавляли любой гнев и раздражение. Она встречала такие глаза и у себя в деревне, но те вскоре были подавлены под гнётом стаи и собственных родителей. В этом возрасте, в котором эти человеческие дети беззаботно бегают по двору, волчата безропотно преклоняли голову и старались угодить взрослым. Те, в свою очередь, бессовестно пользовались их покорностью и делали с ними всё, что задумается в их больной голове.

Подобная участь обошла только Таисию. Сначала благодаря родителям, а потом её непокорности. Будучи даже маленькой, она никогда не склонялась перед своим братом-вожаком и не ластилась к его свите. Наивная душа ребёнка не могла понять, что такое покорность. Когда её и просили что-либо сделать, она с улыбкой и весёлым смехом бежала выполнять сказанное, пользуясь своим собственным принципом: "Ближним надо помогать". От её помощи взрослые были не в восторге. И отнюдь не потому, что волчонок был неуклюжим и мог упасть на ровном месте - нет, на это можно было закрыть глаза. Светлая душа непокорной сильно выделялась в их беспросветной тьме. Она казалась им прокаженной среди их "правильного" мира. И просить "помощи" у прокаженной считалось низостью, которую будут вспоминать тебе все соседи вплоть до твоей - или их - смерти.

Но здесь было всё по-другому. Её никто не гнал, не бросал острые камни, чтобы задеть больней. Её приняли как своего, будто она всегда здесь жила, просто надолго уходила и только сейчас вернулась. Это казалось... исполнением её давней мечты. Дети уже давно взлохматили её шерсть, отчего она стала больше походить на встрёпанного воробья, уши заложили немного визгливые, но счастливые крики. Краем глаза волчица заметила добрые улыбки старшего поколения и лёгкие, едва сдерживаемые смешки её подопечного. И ни капли страха, ужаса или презрения. Это было так ново...

Волчица устало упала на землю, полностью отдаваясь в объятия маленьких ручонок. Под их натиском она перевернулась на спину, смешно прижав лапы к себе. Красно-оранжевые глаза посмотрели на небо. Возможно, последнее в этом году тёплое солнце скоро пересечёт зенит, быстро и мгновенно, будто перешагнёт невидимую границу, не наступая на неё саму. А потом медленно уйдёт умирать, обессиленный, но гордый, он будет биться за свою жизнь с небесной тьмой, а потом успеет спрятаться куда-то в свою нору, чтобы отдохнуть и набраться сил. Вечный цикл.

- Эй, малышня, верните мне Заката, а то совсем замучили! - голос старика крепнет с каждым словом, с каждой минутой. Он изменился, стал веселее и сильнее. Странные эти люди.

Смех буквально заискрился в воздухе и опал бы на землю, но ветер подхватил его и унёс в сторону, туда, где ему место. Необыкновенно тяжёлая ладонь с огрубевшей кожей ласково провела в районе груди, там, где под шерстью спрятался шрам от ржавого гвоздя, и человек помог перевернуться. Волчица помотала головой, прогоняя солнечных зайчиков из своих глаз. Она твёрдо встала на лапы и больше не смотрела на небо. Ей рано улетать, здесь ещё есть то, ради чего можно побегать на своих четырёх. Ради чего можно оскалить клыки. Ради чего можно сразиться с застоявшимися традициями.

Они шли дальше, а картина не менялась. Поменялся взгляд на неё. Беда настигла эти трущобы уже довольно давно, эти люди живут в условиях, в которых, казалось, жить невозможно. Но разве не в этом сила бедных людей? Они порой жестоки и эгоистичны, но они вместе, они -единое целое. Большая семья, объединённая общей бедой. Серый стены, обшарпанные крыши, разбитые корыта, прилипшая ко всему грязь. Светлые души, добрые улыбки, радостные глаза и весёлый смех. Сочетание несочетаемого.

Старик жил довольно далеко, на самой окраине. Его ближайшие соседи жили в ста-двести метров от него ближе к трущобам. Старик объяснил свой выбор тем, что иногда хочет побыть в тишине, а крики маленьких детей доходят даже до сюда. Каменные здания исчезли с их дороги, сменившись на деревянные, гнилые и покосившиеся. Из одного дома вышла девочка лет семи, осторожно держащая на руках верещавшего ребёнка. Она качала его из стороны в сторону и что-то приговаривала, стараясь успокоить его. Девочка казалась на вид хрупкой. Две тоненькие косички розовых волос встопорщились, большие изумрудные глаза в мольбе подняли свой взор к небу, а лобик блестел от капелек пота.

- Привет, Бьянка. Опять бушует? - старик тепло улыбнулся и подошёл к детям. Волчица остановилась чуть поодаль, издалека смотря на них.

Девочка была вежливой. Она отвечала на все вопросы искренне и беспокойно смотрела на ребёнка. По их разговору Таисия поняла, что они брат и сестра. У него резались зубки, а температура поднялась до немыслимых высот. Мать слегла в постель, поражённая странной болезнью, а отец вкалывает, чтобы найти семье еду. Старик поднял на руки ребёнка и пытался хоть как-то его унять. Оборотница на его действия насмешливо фыркнула, отчего тот повернулся к ней и обиженно всхлипнул. Таисия даже не удивилась сему неожиданному жесту и закатила глаза, чуть подвывая. Бьянка осторожно выглянула из-за плеча Серого, любопытствующим взглядом буквально пожирая фигуру большой собаки.

- Это волчица, Бьянка, - он мягко погладил её по голове, будто успокаивая. - Я назвал её Закатом. - а потом обратился к своей спасительнице: - Ну, иди сама попробуй, раз такая умная.

Волчица наклонила голову набок, недовольно помахала хвостом, но всё же подошла к троице. Девочка немного настороженно смотрела на приближающегося зверя, но не препятствовала. Старик поудобнее присел на землю, держа малыша на одной руке, а другой приобнял Бьянку. Волчица посмотрела повнимательнее на верещащий комок. Маленькое, красное от температуры личико, пухлые губки и пронзительные изумрудные глазки. Зверь лизнул щечку, щекоча коже своими редкими и незаметными усами. Ребенок удивленно заткнулся, внимательно смотря за неизвестным чудом. Оно провело своим мокрым носом где-то под шею, за ту тряпку, в которую было обернуто дитя. Он засмеялся, маленькие пальчики цепко утонули в короткой шерсти, ручонки, дрожа, потянули на себя, и волчица поддалась им, приближаясь и всё больше щекоча нежную кожу.

- Это Юра, Закат, - познакомил её с малышом Серый, вцепляясь пальцами в загривок. - Нянькой будешь?

Таисия, ошарашенная от подобного заявления, отпрыгнула от засмеявшейся троицы, выворачиваясь из рук подопечного. Смех мягкими переливами колокольчиков касался её ушей, приятная атмосфера приносила успокоение её душе. Она, кажется, нашла своё место.

***

Так прошла неделя. Волчица вполне себе обжилась. Она ловила в лесу еду и приносила в трущобы, и каждый вечер облако дыма поднималось над их поселением, а дети бегали вокруг костра с полными желудками еды. Бездомные животные негласно признали её господство, за которым она не рвалась. Зверь помогал людям, а те, в минуты непонятной слабости, приходили ему на помощь, разгоняя тоску и тьму боли.

Таисии было необыкновенно хорошо с ними. Она ощущала себя членом одной большой семьи, будто она нашла то, что искала со смерти своих родителей. Их простота искренность были бальзамом на душу, и вера в них росла с каждым днём. Вот, казалось бы, счастье, но всему есть свой конец. Логичный или нет, но за хорошее приходится платить двойную цену.

Волчица лежала во дворе дома старика, пытаясь уловить хоть каплю тепла в ярких лучах солнца. Бесполезно: последний погожий денёк, когда погода щедро дарила столь нужное тепло, закончился проливным дождем, чуть не утопив трущобы в грязи. Рядом крутился малыш Юра, увлечённо пытаясь поймать за вечно ускользающим хвостом. От натуги он надул щеки и высунул язык, ладошки уже все вымазаны в грязи, а брови серьёзно сдвинуты. Это было столь смешно, что зверь лишь из любопытства и невольного уважения сдерживался от того, чтобы залиться смехом.

С семьёй малышей у Таисии были какие-то особенные отношения. Больная мать не могла даже пальцем пошевелить. Женщина, худая и бледная, с тёмными кругами глазами и выпирающими скулами, лежала на тоненьком матраце далеко от окна, укрытая всеми найденными одеялами и одеждой, тяжело дышала и много спала. Отец детей приходил поздно вечером, уставший и потный, готовил какое-то подобие каши, чтобы накормить жену и вечно голодных ребят. В иное время он пахал, как ишак, не жалея своих сил. Познакомившись с новым обитателем трущоб, он едва скрываемой мольбой и надеждой произнес: "Оставляю их на тебя". Теперь же оборотница буквально ощущала всю возложенную на неё ответственность за маленьких оборванцев, которые ни дня не могли усидеть на одном месте.

Во двор забежала Бьянка: резинки были где-то потеряны, и волосы растрепались от ветра, её глаза были наполнены страхом, а грудь быстро вздымалась, хрипло ловя воздух. Волчица подняла голову и удивлённо посмотрела на неё. Эта девочка редко показывала свои эмоции, и её неизведанный страх беспокоил. Малышка замахала руками, не в силах выдавить и слова. Её брат перестал играть с хвостом и задумчиво потёр переносицу. Что за ребёнок... Бьянка наконец-то более менее отдышалась и выдала:

- Там... мама... плохо...

Сердце Таисии, казалось, замерло. Она не знала молитв, но от всего сердца молилась каждый вечер, чтобы история ребят не была такой же, как у неё. Дети не должны страдать, они и так мало повидали счастья! Но боги, или бог, будто не слышали её. Они с присущей им злостью и ненавистью делали всё строго наоборот. И вот снова судьба преподносит ужасающий сюрприз. Оборотница опрометью бросилась к дому малышни, зная, что девчонка, взяв на руки своего брата, бежит за ним. Они вбежали в дом без дверей и с одним застекленным окном в узкой комнате, где и лежала больная женщина, откинув все лохмотья. Она хрипло дышала, грудь редко и тяжело вздымалась, ловя воздух. Её глаза, замутнённые и полные боли, были приоткрыты, а губы шептали имена детей и мужа. Таисия не знала, что ей делать: она никогда не сталкивалась с подобной болезнью, и что-то подсказывало ей, что травы тут не помогут. Дети сели прямо на пол, прижавшись к груди матери. Волчица села у головы женщины, глазами ища хоть что-то, что могло помочь.

- И ты здесь, Закат, - услышал слабый, но приятный, как журчание лесной речки, голос. - Я хочу попросить тебя о трёх вещах. Выполни, пожалуйста. Позаботься о моих детях - этот мир жесток и беспощаден, ты ещё много раз успеешь убедиться в этом. Найди моего мужа: я хочу увидеть его в последний раз, пусть это и жестоко и несколько эгоистично с моей стороны - просить его увидеть моё последнее дыхание. Но перед этим... Я, мой муж и Серый знаем, что ты не просто волчица. Пожалуйста, дай увидеть тебя настоящую и узнать твоё имя.

Казалось, что на этот монолог у неё ушли все силы. Она протяжно закашлялась, приподнявшись от самопрозванной подушки немного и вперёд, и уже готовилась встретиться с прохладным полом, как тонкие руки подхватили её у самой поверхности и осторожно положили. Она распахнула свои глаза, направив чуть осмысленный взор на девчоночье лицо. Отросшие в беспорядке волосы тянулись до лопаток, не слушаясь сил притяжения, брови сдвинуты от беспокойства, а карамельные глаза смотрели прямо на неё с теплом и печалью, игнорируя удивлённые взгляды детей.

- Не разговаривайте, пока я не найду вашего мужа. И да, я Таисия, - голос немного хрипел, отвыкнув от человеческих слов. Но он был пропитан такой искренностью, что женщина улыбнулась, чуть приподняв уголки своих губ и ответила вслед уходящей девушке:

- Спасибо тебе, Таисия.

Сердце вновь сжалось, принося боль и отрезвляя. Эта женщина была так похожа на её мать. Почему она приносит только несчастья? Почему она и малыши должны видеть смерть их ангела? Ноги заплетались, ныли и не хотели бежать, но оборотница нетерпеливо превратилась в зверя, среди множества запахов найдя нужный. Она приведёт, она обещала. Она впервые кому-то из людей показала свой истинный облик. Это и есть её обещание. И она побежала со всех лап, перепрыгивая через огромные ямы и лужи, огибая веселящихся детей и немного ошарашенных взрослых. Она бежала в какое-то поле, вспаханное и чистое от сорняков, там уже различимы очертания нужной ему толпы, фигуры работающих мужей, а потом и нужное лицо. Стоило вновь поблагодарить свою вторую сущность за всё то великолепие, что оно предоставляет. Таисия завыла так, как никогда не выла раньше. Она поднимала шум, заставила обернуться всё живое к ней, поднимая бунт и хаос. Мужчины расступились перед зверем, что нёсся к ним с неприсущей волку скоростью, а тот ураганом пронёсся мимо них только к одному человеку, застывшему сейчас с лопатой в руках и непонимающему, что происходит. Зверь чуть не сбил его с ног и закрутился вокруг, подвывая. Его шерсть будто горело огнём пожара, переливаясь и без солнечного света.

- Закат, что-то случилось дома? - мужчина наконец-то всё понял и уже стартанул с места, бросив в земле лопату, как волчица схватила его за рубашку и потянула на себя. Через секунду человек почувствовал под своими пальцами спутанную шерсть, обжигающее тепло разгорячённого тела; услышал заполняющий уши свист ветра, тяжёлое дыхание, хрипоту в лёгких и удушье в горле; увидел прекрасную и жёсткую шерсть, странную кровавую метку на чуть голубоватой коже загривка, размазанную панораму мрачной сегодня природы; почувствовал страх и печаль, волнами накатывающий на сознание, небывалое беспокойство и душевную боль. Волчица снова неслась со всех ног, стараясь не круто заворачивать на поворотах, чтобы его драгоценная ноша не свалилась с тонкой спины.

Казалось, что прошло всего пара минут, но лежащей на полу женщине стало хуже. Дети плакали беззвучно, но их кристальные слёзы скатывались по щекам и омывали тонкое покрывало, которым они успели её накрыть. Даже маленький Юра понимал ситуацию, несмотря на свой возраст. И от этого становилось тяжелее. Взмыленная волчица на подгибающихся лапах добежала да комнаты и только там уже упала, хрипло дыша. Мужчина благодарно провёл рукой по загривку, но зверь уже не чувствовал это. Метка горела, опаляла, жарила. Вся её концентрация была нацелена на эту чёртову метку, мешающую ей жить, парализующую её тело и уводящую сознание в холодную тьму. Она только видела, как человек упал на колени, взял в свои мозолистые ладони тонкую руку любимой, а из его глаз текли настоящие слёзы. До ушей дошла благодарность умирающей, на которую волчица только фыркнула, но вышло это как-то печально. Но сейчас было уже не до этого.

Врождённая интуиция взвыла сиреной. Таисия еле подняла голову и навострила уши. Где-то совсем рядом её подопечный. Побитый и замызганный кровью. А рядом с ним, насмешливо возмущаясь, два человека с грубыми и противными голосами; от них исходили волны жажды и чего-то ещё мерзкого настолько, что оборотница не сдержалась и поморщилась. Но старику было плохо, страшно и мучительно. Не надо быть гением, чтобы не понять, что происходит.

Таисия, покачиваясь, встала на лапы и пошла на выход из дома. Метка горела, лапы дрожали, но все мысли были заняты только её подопечным, подарившим ей дом и прекрасных... друзей? Не до того сейчас, не до чёртовых размышлений. Она должна идти, выяснить, что происходит, и помочь. Она обязана. Это только её работа, её ответственность. Её волчья гордость.

Возле их дома старик лежал на спине, задыхаясь и едва держащийся в сознании. Над ним возвышался амбал, поставив ногу на грудь и сильно надавливая, другой, усмехаясь, помахивал дубинкой за спиной своего товарища. Рука старика была неестественно вывернута, из рассеченного виска струйкой текла кровь. чуть отклонившись, первый с размаху вновь наступил на грудь человека, и из горла старика вырвался полный боли стон. Терпение Таисии лопнуло.

Амбалы застыли на месте, услышав сбоку грозный рык, и обернулись. Перед ними, застыв в нападающей позе, рычала самая настоящая волчица. Брови сильно сдвинуты, красно-оранжевые глаза с ненавистью и омерзением смотрели прямо на них, хвост вздернут и распушинился, пасть раскрыта в ужасающем оскале, а мышцы напряжены. Амбалы отошли от старика и встали плечом к плечу перед зверем. Ещё один рык - предупреждающий.

- Закат, - простонал старик, не в силах пошевелиться.

Это послужило спусковым крючком. Волчица наклонилась слегка вперёд - и в два прыжка, мгновенно и целеустремлённо, она оказалась рядом с омерзительными существами. Её зубы плотно вцепились в плечо первому, в рот хлынула тёплая кровь. Зверь уже был готов сломать кость жертве, как его с силой огрели палкой вдоль хребта. Она тут же упала на землю, на лапы, выпустив из мощных зубов добычу. Пока первый корчил рожи, полные боли, волчица напружинилась и, развернувшись, прыгнула на второго, но тот успел подставить свою дубину, на которой тут же сомкнулась пасть. Зверь чуть качнулся и лапами оттолкнулся от амбала, вырывая из рук палку и приземляясь вновь на лапы. Снова удар сзади - но уже от первого, его нога пришлась прямо по затылку, и тут уже волчица не удержалась на лапах и упала. Её тут же начали пинать ногами и бить отобранной палкой - лежачего не бьют, но какое кому дело. Ярко-красные глаза встретились с серыми старика. Она увидела в них отчаяние и боль, а ещё просьбу... просьбу простить за слабость. Рыкнув и разозлившись ещё больше, волчица извернулась и прокусила ногу первого, с силой дёрнув на себя. Тот упал на землю и тут же был подмят тяжёлой тушей. Окровавленные зубы вновь вцепились в плечо, но уже повыше к шее. Существо заверещало так, что зверь чуть не оглох, но челюсти свои не разжал. Её попытались оттащить от жертвы и вновь, с ещё большей силой, дали по хребту. Волчица взвизгнула и вцепилась в руку второго, разодрав когтями рубашку лежащего под ним. Зверя слегка приподняли на весу, подняв руку, и волчица воспользовалась этим, тут же отцепившись от конечности, приземлившись на лапы и бросившись на открывшееся место. Крик второго был более хриплым; он локтём ударил зверя между глаз, и тот вновь упал на землю. Но в этот раз всё закончилось - омерзительные существа с криками побежали прочь.

Таисия еле поднялась на лапы и, хромая, подошла к своему подопечному. Тот поднял руку, морщась от боли, и опустил на голову волчице, которая прилегла рядом и положила свою голову на грудь старика. Бороться внезапно стало бесполезно.

- Знаешь, почему я назвал тебя "Закат"? Посмотри туда, на горизонт, где тучи открыли простор к небу. Видишь уходящее солнце и окровавленное небо? Солнце никогда не сдается. Потому что это его гордость. Он борется до конца с наступающей тьмой. Это битва столь же бесконечна, как и жизнь. Я верю в жизнь после смерти. Ведь это вечный цикл, который не так просто приостановить. А небо - это отражение земли. Оно впитывает в себя все муки и боль уходящего солнца. На него пролита кровь двух соперников, но солнце каждый раз уходит. Оно когда-нибудь победит, я знаю. Твои глаза... Твоя душа... Они походи на небо в эти чудесные моменты. И всё же... Как тебя зовут, дитя?

- Таисия, старик, Таисия. Запомни это, и найди меня в своей следующей жизни, - тяжести на груди старика больше не было, его руку сжимали две маленькие ладони, а глаза столкнулись с карамельными, полными боли и грусти.

- Обязательно, Таисия... Ведь твои глаза... похожи... на этот день...

***

Волчица, еле переставляя лапы, шла к дому детей. По пути ей попался их отец: мрачный и задумчивый, он погладил её по голове и вновь повторил когда-то сказанную фразу: "Оставляю их на тебя". Сегодня ушло два прекрасных человека. Сегодня мир Таисии вновь пошатнулся и треснул. Казалось, что всё в порядке. Что всё вернулось на круги своя, и она нашла то, что искала. Казалось... Кажется, слишком много казалось.

Воля вообще странная штука: она вроде бы и есть, и вроде бы её нет

Прошла неделя, а Таисии казалось, что целая вечность. Она уже полностью выздоровела, только метка напоминала о себе вспышками боли, будто раскалённое железо разливается по сосудам. По негласному решению жителей трущоб дом старика, покосившийся и кажущийся ещё более мрачным, чем он был при жизни Серого, перешёл к волчице. Несмотря на то, что Таисия никогда не превращалась при них в человека, а дети с того дня больше молчали, и им было не до раскрытия тайны волчицы, шатенке казалось, что то, что она оборотница, знают все трущобы. Тем не менее, ей было не до того.

Похороны были... просто похоронами. Даже если бы все трущобы выскребли остатки своих денег и скинулись на гроб, то этих денег не хватило бы и на одного человека. Хоронили потому здесь по своим традициям. На опушке, которую со всех сторон закрывал лес, находилось небольшое кладбище. Каждый день свежие могилы, ошибиться было невозможно. Трущобы умирали быстрее, чем в них зарождалась новая жизнь. Деревянные кресты с криво вырезанными на них именами погибших усеяли гнилую землю, а небольшие бугорки были не ухожены и заросли сорняками. Здесь старались забыть о тех, кто умер, и жить новым днём. Здесь старались не оборачиваться, уходя. Здесь прощались со своей старой жизнью.

Злат - так звали мужа умершей женщины за вечно золотые локоны волос, водопадом сбегающие вниз по плечи - нашёл два ковра, пыльные и облезлые, но выбирать не приходилось; он завернул холодные, не обмытые тела в них, взял одолженные две лопаты, древки которых вот-вот обещали сломаться при неосторожном обращении, и тележку, в которую положил весь нужный инвентарь и тело старика. Свою жену он нёс на руках, гордо подняв голову и нетвёрдо ступая по орошенной дождем земле. Не каждому дано победить смертельную болезнь. Таисия, вновь вернувшись к своему человеческому обличию, вела тележку, стараясь не вдыхать ставшим таким родным запах с оттенками холода и смерти, стараясь не пролить свои слёзы, опасно застывшие на кончиках ресниц. Не все могут дать отпор. Бьянка, крепко обхватив брата, будто боясь потерять ещё и его, шла рядом с отцом и тихо плакала, иногда спотыкаясь на кочках, который она не видела сквозь раздражающую пелену слёз. Юра молчал, молчал до последнего, но все понимали, что как только падёт первый кусок земли на завёрнутое в ковёр тело, он покажет всю боль своей души, он будет плакать вместе со всеми, громко, навзрыд...

Но каждому дана сильная воля, которую надо показать этому миру, гордо выпрямив спину.

И за всю неделю никто не пришёл на могилы. О них старались забыть, отмахнуться. Но не всем легко даётся решение идти дальше. Ах, и почему они не могут потерять память? Почему сердце так болит и почему так хочется выть? Злат с тех пор не проронил ни слова. Он редко возвращался домой, запивая своё горе в компании таких же, как он. Их становилось то больше, то меньше, но каждый день они сидели, подпирая друг друга плечом, в кружок, смотрели на полупустые бутылки паленой водки, которую крал один молодой пацан, недавно потерявший свою единственную отраду - маленькую сестру. Злат понимал, что так нельзя, но ничего не мог с собой поделать; каждый раз он обещал самому себе, что с завтрашнего вернётся в дом, обнимет своих детей и пойдёт на работу, начав новую жизнь. Но каждое утро он снова глушил боль сердца и разума, а желудок и печень, отравленные горьким пойлом, скручивались от боли в морской узел.

Всю заботу о детях взяла на себя Таисия. Она переселила их в свой дом, который перед этим немного подлатал: в кладовке, которую нечаянно нашёл волк, были различные инструменты, а доски, ненужные людям с "другой стороны", валялись в мусорных кучах. Иногда она находила там стулья, ободранные кресла, почти новые тряпки и старые оконные рамы с небитыми стёклами. Теперь Таисия обустраивала дом, стараясь, чтобы детям было уютно и хорошо. Она умела много и научилась многому. Всё чаще она выходила на охоту, училась готовить и уже не боялась показаться людям в обоих обличиях - она поняла, что им не до него. Каждый выживал, как умел, и по мере сил пытался поддержать ближнего соседа. Но на многое сил просто не хватало, поэтому вся помощь была смешной и ничего не стоила. Часто им помогал Кудряш; мужчина приходил со своей дочуркой - примерно одного возраста с Бьянкой. Бойкая её натура желала узнать всё и обо всём, но проблемы с сердцем практически не давали ей встать с кровати и обещали скорую новую смерть. Таисия с болью смотрит в глаза с погасшей надеждой мужчины и на бледную худую девочку, разговорившаяся с новой подругой, но ничего не могла поделать. Травы здесь уже не помогут.

Как же была прав оборотница, кто бы знал. Она чуяла ауру, что исходила от маленького ангелочка, и каждый день она становилась всё холоднее, как прохлада могил, и каждый раз сердце сжималось всё сильнее, понимая скорую трагедию. Это случилось, по некой иронии судьбы, через девять дней после смерти старика и матери: она просто упала, даже ни обо что не споткнувшись, Кудряш еле успел её подхватить. На лбу блестели капельки пота, но кожа была холодной, словно лёд. Её грудь тяжело вздымалась, девочка хрипло хватала воздух, быстро и часто, но каждый раз не могла вздохнуть всей грудью. На глазах застыли слёзы, с маленького ротика слетали стоны. Никто не мог ничего поделать, никто не понимал, что с ней. Ещё один вздох, наконец, более глубокий... и, казалось бы, на этом всё, она справилась, но грудь рвано выдохнула из себя весь воздух, обдав лицо отца своей мерзлотой, и застыла... Глаза, широко распахнутые, с всё ещё висящими на ресницах капельками солёной воды, поблекли и пустым взглядом смотрели в застывшие от ужаса глаза мужчины. А потом дрожащая тёплая рука, осторожно и нежно коснувшись холодной кожи, накрыла её веки. Девочка умерла от боли. Совсем ещё ребёнок...

***

Таисии казалось, что он пропишется вскоре на кладбище - уже три дорогих человека лежат под равнодушной землей. Но девочка не увидит жестокость этого мира, всю его гнилую душу. Ей не придётся выживать так, как это делают они. Хотя шатенка знала, что тоже будет здесь похоронена, не пройдёт и года. Метка вспыхнула с новой силой, напоминая о себе, ещё тогда, когда они хоронили светлую девочку в необычайно чёрную землю. Многих сил стоило волчице, чтобы не завыть от боли, но намёк был прост и ясен. Она с ужасом поняла, что, при лучшем раскладе, через год два дитя останутся без всего. Они будут одни, и никому не будет до них дела. Пускай все и выглядят добрыми и неравнодушными к чужой жизни, но лишние рты не нужны никому.

И оборотница стала обучать их всему, что знала сама. А дети быстро схватывали на лету, со всей присущей их детским душам серьёзностью. Теперь они могли сами сшить себе одежду, приготовить лекарства из трав, отличить ядовитое от съедобного, гнилое от зрелого. А ещё Таисия научила их ловить рыбу. Они нашли старую сеть, немного подлатали её и ставили на ночь практически у берега, чтобы детей не унесло внезапным течением, и они не утонули. Шатенка сделал из пары крепких веток удочки, используя вместо лески тонкую веревку, а вместо поплавка - сухой тростник. Крючок дети выпросили у мимо проходящего старого рыбака; тот посмеялся над их просьбой, но дал целую коробочку и даже показал, как правильно и крепко обмотать леску. На следующее утро рыбак нашел на пороге своего дома живого зайца, привязанного за трубу у его двери.

За две недели, когда на могилах старика и матери уже вовсю благоухала свежая трава, а на бугорке малышки только пробивались первые листики, Таисия уже успела смириться с судьбой. Почему-то её душа была спокойна, когда она поняла, что малышня не пропадёт без неё и спокойно себя прокормит. Она теперь могла спокойно обследовать территорию на предмет стай оборотней, чтобы наконец-то понять своё положение. От человеческих детей теперь неизменно будет попахивать духом оборотня, и это может их насторожить. Стоило и к этому подготовиться. Ещё она надеялась, что Злат и Кудряш придут в себя и вернутся к ним, но пока надежды не оправдывались, а делать что-то надо было.

С каждым утром становилось всё холоднее. Дети, укрытые множеством одеял, всё равно замерзали и укутывались плотнее, не желая вылезать. Таисия фыркала и смеялась, но про себя отмечала, что дом надо хоть чем-то утеплить. По прогнозам многих стариков, уже познавших многое за свой век, эта зима будет самой холодной за последние лет пять точно. Это сулило довольно большие проблемы: дети легко могли заболеть, а травы найти среди заснеженных курганов будет намного труднее. Решившись, оборотница наказала детям следить за собой, не бояться много есть и всегда быть в тепле. Ну и не попадать в переделки, даже если она сегодня же вернется. Наметив себе путь и сосчитав, сколько предположительно он займёт, она решила пробежаться вокруг города, заодно и отметить, что где находится.

Утро встретило оборотницу дождём и пронизывающим ветром. Ветер хлестал по оголённой коже, рвал и метал старые газеты и мусор. Дождь прижал пыль к земле, не давая ветру унести и её. Дорожки превратились в грязевые лужи, а тропинки - в болото. Небо всё хмурилось, явно чем-то недовольное. Гордое солнце пряталось за облаками, не желая явить свой лик людям. Предстояла весёлая прогулка.

Встряхнувшись, Таисия превратилась в зверя, быстро привыкая к сменившейся среде. По ушам били звуки падающих капель и свист разозлённого ветра. В нос ударили запахи воды и леса. Шерсть неприятно встопорщилась, не имея сил противостоять разбушевавшейся погоде, отчего хвост немного раздражённо дёргался, высказывая всё неприятие волчицы к представившемуся факту. Лапы увязли в грязи, и зверь, немного потоптавшись на месте, опрометью бросился к лесу. Её лапы будто не касались земли, только короткие бороздки, оставленные от когтей, возвращали в реальность.

Лес встретил тишиной; только листья шебуршали под напором ветра и капель дождя. Потемневшие кроны деревьев создавали вокруг иллюзию непроглядной тьмы, скрывая в себе лесных жителей. Но волчица знала, кто где находится: запахи зверей чётко отдавались в её мозгу, улавливаемые носом, поэтому, если бы зверь захотел, он нашёл свою добычу. Но сейчас им повезло. Насмешливо фыркнув, оборотница прибавила скорости, проносясь мимо уже знакомых мест. Она перешла на шаг, когда ступила на новую, неизведанную им территорию. Стоило быть осторожной: мало ли что скрывает от чужака здешняя земля.

Занимался день, уже почти вечер - внутренние часы редко врали. Большая часть пути уже пройдена, места, которые ещё могут пригодиться в его остатке жизни, отпечатались в мозгу и отложились до поры до времени. А погода всё ещё бушевала, волчице хотелось на мгновение закрыть глаза и забыться сном; дождь всегда действовал на него умиротворяюще, заставляя забыть пережитые события и уснуть спокойным, глубоким сном. Но в этот раз что-то пошло не так.

В нос ударил запах крови. Уши уловили едва слышимое рычание и звуки боя. Недолго думая и явно не понимая, что творит, Таисия побежала туда, в глубину леса, сходя с намеченного пути. Ей почему-то хотелось туда, её душа рвалась к дерущимся, стремясь остановить, защитить, забрать. Что? Кого? Зачем? Запахи всё усиливались: звериный привкус с человеческими оттенками. Оборотни. Острый слух улавливал все оттенки звуков: глубокий, предупреждающий и раздражённый с оттенками боли и два насмешливых и высокомерных. Двое на одного, значит. Лапы сами несли волка туда, на поле битвы, ускоряясь в бешеной лихорадке, играя в догонялки с самим ветром. А ветер подгонял, завывал и злобно смеялся, и было непонятно, чью сторону он примет в этой игре.

Загнанный в угол чёрный волк, крупный, матёрый. Он оскалил свои мощные белоснежные клыки, хвост недовольно хлестал бока, ослепительно жёлтые глаза следили за каждым движением своих противников. Левый бок распорот, но крови не было видно из-за чёрной жёсткой шерсти, переливающийся почему-то в красивый золотой цвет, но запах ясно ощущался в воздухе. Двое других - два брата-акробата - стояли напротив: они были ниже, их грязно-карие глаза буквально смеялись на предупреждения противника, шерсть поджарого цвета вздыблена, а из пастей с отвратительным запахом вырывались смешки. Морда одного красовалась свежими, достаточно глубокими царапинами, а передняя правая лапа, по которой бежала тонкая струйка красной жидкости, прижималась к груди. Другой же, больше всех довольный сложившейся ситуацией, был целёхонек и первым начал атаку. Он отвлёк внимание чёрного на себя, нападая прямо лоб в лоб, намереваясь вцепиться в загривок. Черный не дал ему сделать это, отклонившись вбок и вцепившись в плечевую кость, как тут же был сбит его собратом. Его пасть вцепилась в грудь черного, сильно сжав челюсти; тот задохнулся от накатившей боли и сильнее сжал зубы, подавляя визг и тем самым сломав кость первому нападавшему. Но силы спешно покидали его, и он уже готов был проститься с жизнью, если бы не напавший на второго противника неизвестно откуда взявшаяся волчица. Почуяв свободу, чёрный резко потянул на себя первого и почти подмял его под себя, но тот успел выкрутиться и отбежать в сторону. Рядом с ним встал неожиданно атакованный второй, поскуливая от боли. Чёрный коротко взглянул на вставшую рядом с ним волчицу. Хотя, какого там волчицу, хех, волчонка.

Таисия же был в ярости. Она не могла больше сдержать свой порыв и с удовольствием прокусила бы трахею обоих противников, но для этого ещё надо сильно постараться. Она чувствовала на себе удивлённый и оценивающий взгляд чёрного, ради которого она неожиданно захотела рискнуть всем. Таисия упёрто игнорировала его взгляд, смотря прямо на противников, ожидая атаки, как внезапно её оппонент завалился набок. Закат не успела подставить ему плечо, и тот грузно упал на землю, от неожиданности выдохнув из легких весь воздух. Это стало сигналом к старту.

Волчица закрыла собой чёрного и предупреждающе рыкнула, но будто бы её слышали. Первый в два прыжка очутился рядом и не теряя ни секунды пытался впиться в шею наглой заразе. Та ловко извернулась, наклонилась ближе к земле, буквально пролетев под телом противника и резко встала на лапы, чуть подпрыгивая. Не ожидавший такого противник смешно пролетел в воздухе пару метров и упал на спину. Но следом за ним подбежал второй: он пытался проделать тоже самое, но Таисия умело отпрыгнула и сжала свои зубы на позвоночнике врага. Он коротко взвизгнул и начал изворачиваться, а первый уже оказался рядом и отшвырнул Таисию от него, прыгнув следом. Волчица, спланировав на спину, оказалась зажатой между землей и сильной тушей первого, а тот пытался вцепиться ей в шею. Недолго думая, Таисия со всей силы прошлась когтями по груди противника, тем самым отталкивая его от себя, но второй опять уже был на подхвате и не дал ей встать, придавив лапой к земле и сжав челюсти на шее волчицы. Таисия хрипло выдохнула и постаралась лапами достать его, но первый каменным грузом оказался на ней и вцепился в грудину, больно проехавшись зубами по ребрам. Таисия почувствовала, что задыхается, её силы быстро собирали вещички и уходили, а сознание прощально махала ручкой. Откуда-то сбоку послышался злобный рык, а потом протяжный визг совсем рядом. Не почувствовав больше клыков на шее, волчица вздохнула воздух полной грудью и, извернувшись, откинула первого, оставив на память длинную полосу на морде. Встряхнувшись, красно-оранжевые глаза посмотрели на вставшего чёрного волка, который, встряхнув пару раз второго, откинул его подальше от себя. Таисия встала рядом с чёрным, и два грозных рыка слились в один, отгоняя от себя врагов; те же, трусливо поджав хвосты, побежали прочь, поскуливая, как побитые собаки.

Чёрный волк снова начал падать, окончательно теряя сознание, но Таисия успела его поймать и, быстро прижавшись к земле, закинула себе на спину. Ей, конечно, тоже было тяжело: горло саднило, грудь тяжело ловила воздух, а метка вновь горела адским пламенем. Но чёрному ведь хуже, правда?

С каждым шагом набираясь сил для рывка, Таисия выбрала самую короткую и безопасную дорогу до дому, который уже чувствовался даже отсюда. И вот она уже перешла на бег, не чувствуя нарастающей боли. В голове билась только единственная мысль: успеть спасти. Она не знала, почему так быстро привязалась к нему, почему готова пожертвовать жизнью ради него. Она просто знала, что если он умрёт, то жизнь никогда не станет прежней, она не переживёт его смерти. И в груди разливалось приятное тепло, будто бы так и надо... А может, действительно так надо?

А в деревне в предсмертной агонии скукожились два человеческих тела. Теперь их осталось трое и один раненый чужак. Теперь они одни, и им никто не поможет.

Расплата бывает разной, главное, чтобы все были довольны... хотя бы первые пять секунд после того, как ты убежал

Казалось, что эта какая-то ирония судьбы. Она снова была здесь, на этом чертовом кладбище, будто она действительно скоро здесь пропишется. Таисии казалось, что она знает здесь каждый бугорок, каждый крест. Сегодня они снова хоронили двоих. Только в этот раз их было трое. Маленький Юра, уже уставший от слёз, клевал носом, едва не засыпая в тёплых руках своей сестры. Таисия прижала к себе Бьянку, тем самым приобнимая и малыша, стараясь защитить их от холода и показывая, что они не одни, что он всё ещё с ними. Девочка вжалась в девушку и прикрыла припухшие от слёз глаза. Сегодня из жизни ушёл её отец и человек, способный называться другом семьи и её дядей. И на душе становилось так больно, так пусто, будто сердце вырвали из груди, оставив там чёрную пустоту. В голове упорно не складывалось всё произошедшее, смиряться с судьбой не хотелось. Но жестокая реальность вновь представала перед глазами, и маленькая Бьянка больше не хотела видеть. Она лишь чувствовала, как тёплые руки поудобнее обхватили их с братом и приподняли. Потом ветер, лёгкий и ненавязчивый, убаюкивающее покачивание, и тьма благородно обхватила её разум, даря по-детски прекрасные сны.

Таисия устало шла домой, в голове отмечая, что там ещё лежит больной оборотень. Чёрный волк с того момента больше не просыпался и, естественно, не превращался в человека, добавляя проблем. Шатенка знала, что вскоре тот проснётся, и ей придётся действовать быстрее обычного - прикрывать детей и кратко объяснять ситуацию. Гость, конечно, уйдёт из их дома, когда встанет, если при этом ещё и не убьёт, хотя Таисия надеялась на его гордость, честь и тому подобное: всё-таки, она его спасла. Не сказать, чтобы сама молодая волчица выглядела лучше своего нового подопечного. Шею плотно обтягивала грязная повязка, скрывая следы от челюстей противника. Грудь ныла, на неё банально не было ни времени, ни каких-либо средств, поэтому она оказалась обделена вниманием и обиженно обещала большие проблемы. Сама метка короткими вспышками напоминала о себе, но во время них оборотницу будто парализовало: она не могла даже стоять и грузно опускалась на землю, тихо поскуливая, чтобы не волновать детей. А Смерть друг за другом забирала у неё всё то, что становилось дорогим его сердцу, и от этого состояние ни улучшалось, ни балансировала на одной приемлемой метке.

Её волосы, раньше смешно взлохмаченные, теперь безжизненно свисали, окончательно потемнев и потеряв весь блеск. Бледное лицо, обтягивающая каждую косточку, вену, мышцу кожа казалась прозрачной и будто вот-вот лопнет. Губы потрескались и немного щипали, а глаза выражали лишь усталость и затупленную боль. Но она всё также держалась гордо: спина была выпрямлена, она ни под кем не прогибалась и всегда предупреждающе оскаливалась, даже будучи человеком. Она всё больше походила на побитого дикого зверя, живущий только ради кого-то. И она жила. Таисия опустила взгляд на посапывающих детей, и только сейчас заметила нездоровый румянец на их щеках и тяжёлое, сбитое дыхание. Хотелось взвыть, но на то не было времени. Хрупкое здоровье детей было окончательно подорвано. Предстояли тяжёлые деньки.

Тучи всё сгущались, на нос упали первые капли, отчего Таисия смешно фыркнула и побежала, намереваясь успеть попасть под крышу раньше, чем она с заболевшими детьми попадёт под дождь. Ей буквально повезло: она только открыла дверь и зашла в дом, как дождь ливанул с такой силой, что дальше своего носа невозможно было что увидеть. Возле своеобразного камина, который шатенка соорудила, как умела и из того, что было под рукой, на расстеленном одеяле, который намедни волчица нашёл у одного из баков мусора, лежал чёрный волк, согреваемый оставленным пылать огнём. Его дыхание было спокойным, а повязки больше не загрязнялись за неожиданно отрывшейся раны, значит, идёт на поправку. Тяжело вздохнув, Таисия осторожно положила детей рядом с камином, расстелив ещё два одеяла и укрыв их хорошенько другими двумя - по одному на каждого. Одеяла были сырыми из-за поднявшейся влажности, и это только ухудшало ситуацию, но девчушка искренне надеялась на источник тепла, за которым тоже надо было приглядывать. Она спустилась в тёмный погрёб без единого источника света, ориентируясь только на память, и чуть не сверзилась с последней ступени, оказавшаяся не такой широкой, как её собратья. В нос ударил запах настоек, которые она хранила здесь, и шатенка, осторожно идя и вытянув руку, чтобы не уронить какой шкафчик или полку, пошёл к нужным запахам. Благо, что она всегда разбирает лекарства по группам, чтобы ничего не перепутать.

Найдя нужные бутылочки, она уже увереннее выбралась наружу. Захватила пару железных ведер с оторванной ручкой и выставила их под дождь, чтобы за ночь набралась туда вода. Затем откопала самые чистые тряпки, поставил у огня заранее приготовленный тазик воды и намочила их, соорудив холодные компрессы, и капнула на них из банок жидкостью. По комнате разнёсся запах трав, и на душе становилось как-то легче. Положив так называемые компрессы на головы детей, она занялась перевязкой их раненого гостя. Тот спал, никак не реагируя на махинации своего сородича. Про себя шатенка решила, что, если тот не проснётся к завтрашнему вечеру, значит, есть что-то более серьёзное, и стоит перейти к другим действиям. Свои повязки она тоже сняла, но не наложила новые, решив, что и так сойдёт. Скоро зима, и нельзя тратить ценный продукт на такие пустяки. Она собрала в охапку тряпки и смочила их в другом тазике с более грязной, непроцеженной водой, хорошенько их ополоснула, после натянула веревку у всё того же камина и развесила их.

Всю ночь Таисия меняла повязки чёрному и компрессы детям. Но в отличии от гостя, дети заходились в кашле, хрипло дышали и с каждым часом чувствовали себя хуже. Они пытались скинуть с себя одеяла, будто задыхаясь от их тяжести, и девушка упорно буквально спеленала детей обратно. Компрессы не помогали, и оборотница, достав нужную бутылку, напоила их лекарством, осторожно приподнимая на своей руке. Но температура упала только ближе к утру, оставляя в хрупких телах слабость и неприятные гудящие ощущения в голове. Тогда Таисия оставила свой пост, уходя на очередную охоту. На улице всё ещё шёл дождь, дороги окончательно размыло, а вся живность попряталась. Но сегодня оборотнице было не до игр в прятки и поиске крупной добычи. Ей нельзя было уходить далеко.

Вскоре она сидела возле камина, а по дому гулял запах свежего жаренного мяса. Дети не просыпались, но температура, к счастью, не поднималась, что уже заставляло вздохнуть спокойно. Аура вокруг черного волка сгущалась: он скоро должен был проснуться, и стоило подготовиться к этому моменту. Таисия перетащила детей поближе к источнику тепла и села аккурат между ними и гостем, тем самым отгораживая людей от неожиданного нападения. Оставалось только ждать. Дождь мерно барабанил по крыше, недосып и активная деятельность ночью сказывались на сознание, хотелось закрыть глаза и не обращать ни на что внимание... И одновременно Таисия боялась. Она боялась тех снов, в которых она снова переживает смерть уже покинувших их мир. Боялась снов, где она теряет детей и слышит противный человеческий смех. Боялась тех снов, где она - обезумевшая волчица - уничтожает все трущобы, сжигает их дотла, а клыки купаются в свежей крови людей. Она боялась самой себя, и даже метка не нагоняла столько ужаса, а в такие моменты сама испугано замирала, стараясь даже не напоминать о себе. Таисия сходит с ума.

Сбоку послышалось рычание, заставившее оторваться от своих мыслей и вздрогнуть всем телом. Не теряя ни секунды времени, шатенка развернулась всем корпусом к гостю, прикрывая всё ещё сопящих детей, мышцы напряглись, спина выгнулась, будто она уже был в зверином обличии и готовилась к драке. Клыки заострились, в глазах вспыхивал волчий взгляд, подобно пламени, а воздух заискрился огненными всполохами. Чёрный волк, немного поворчав, втянул воздух и, перекатившись на живот, напружинился. Повязки опасно затрещали, шерсть немного вздыбилась, а верхняя губа чуть приподнялась, показывая белоснежные клыки. Хищный жёлтый взгляд буквально вперился в сидящую перед ним девчонку, хотя Таисия чувствовала, что он пытается высмотреть детей. Из глотки невольно вырвался рык, призывающий к порядку. Волк несколько удивленно сфокусировал взгляд на неё, понемногу вспоминая этот запах - молодая оборотница помог ему недавно. Да что уж там таить, спасла, хотя он никогда бы в этом не сознался.

Чёрный немного удовлетворённо отметил правильную позу и предосторожность молодой: она преднамеренно закрыла детей от него, зная, с чего всё начнётся. Значит, она не так уж глупа. Но это бесило, жутко бесило! Даже живя среди людей достаточное время, он не мог встать на защиту любого отродья, хоть большого, хоть малого. Ему хотелось загрызть их за всю ту боль, что они причиняют тем, кто не похож на них хоть на капельку. А эта молодая, судя по всему, живёт с этими детьми и выхаживает их! Чёрт, да как её еще за это не убили её же сородичи?!

- Кто ты и где стая? - прорычал черный, недовольно помахивая хвостом.

- Я - Таисия, и у меня нет стаи, одиночка, - вычислить, что этот волк-одиночка труда не составило. Одиночки чаще других встречаются с людьми, даже против воли, и на их запахе прикрепляется едва ощущаемый человеческий запах, практически смешиваясь друг с другом.

- Не ври мне, девчонка! - разозлился чёрный, сощурив глаза и глубоко дыша носом. - Ты слишком слаба, чтобы быть одиночкой. А ещё защищаешь человеческое отродье и прям благоухаешь жизнелюбием.

- Ну, знаешь, не стоит оценивать всех по одному примеру! А люди и хорошими бывают...

Это вконец добило черного. Он действительно чувствовал ни единого запаха оборотня, кроме его собеседницы. Только одни люди, ну и они вдвоём. Тем более, девчонка выбивалась из канонов: таких оборотней он ещё не встречал. С этой девочкой явно что-то не так, она что-то скрывает. Вряд ли она изгой: надо сильно постараться, чтобы до такого довести вожака, да изгои и недолго живут. Но она и не одиночка, иначе бы... всё было по-другому. Она бы не стала его спасать. Она бы не стала его лечить. Она не стала бы защищать детей. Она... выпадает из установленных традиций.

- Интересно, - перестал строить из себя злого зверя чёрный. - Ты интересная, девчонка. И странная. Но ты спасла мне жизнь, причём дважды. Я не буду трогать здешних людей, и детей в частности. Это моя первая отплата. Меня зовут Родион, девчонка. И я останусь здесь, пока не отплачу тебе и за второй раз. Не хочу с этим затягивать на года.

- Ну, или пока твои раны не заживут полностью, - пробурчала Таисия, успокаивая зверя внутри себя. - Будешь есть?

Чёрный коротко кивнул, решив не морить себя голодом. Он следил за каждым движением девчонки, в голове откладывалась каждая её черта. Хрупкая девушка. Не расчесанные, безжизненно обвисшие волосы, цвет которых невозможно определить из-за темноты. Зато ярко выделялись карамельные глаза. Они излучали душевный свет, непонятное тепло и доброту ко всему, казалось, живому. Под глазами залегли мешки, скулы плотно обтягивала кожа. Потрескавшиеся, бледные губы. Тонкая шея, на которой всё ещё красовались следы недавней драки. Рубашка не по размеру пыльным мешком висела на теле. Рукава закутаны, показывая костлявые руки. Штаны, запоясанные какой-то драной веревкой, закрывали весь остальной вид. Родион не знал, зачем он всё это запоминает, но не мог остановиться. Приятный запах - шоколад с привкусом карамели, где такой еще найдешь? Голос хриплый и какой-то болезненный, но не отталкивающий тонкий слух. Эта девчонка казалась нереальной.

Но это не меняло положение дел. Девчонка наверняка опасна, а всё это - лишь хорошо сплетённая маска, умелая игра. Ей определённо прочерчен путь в актёры. Это кем надо быть, чтобы не иметь стаю? Слишком много вопросов, и ни одного ответа. А спросить - так наврёт ведь с три короба, и пытайся соскрести с ушей всю протухшую лапшу с копошащимися в ней червями. Девчонка явно не следит за собой, а всё отдаёт людишкам. Выжидает чего? Может, она хочет втереться всем в доверие, а потом уничтожить? Тогда это маньячка какая-то. Чёрт, здесь нельзя надолго оставаться, как бы этого не... хотелось?!

Ощущая на себя тяжёлый и задумчивый взгляд жёлтых глаз, Таисия часто одёргивала себя, чтобы не повернуться или предательски вздрогнуть. Хотелось послать доставаемый кусок мяса прямо в лоб наглому гостю, чтоб неповадно было. В душе поднималась паника и одновременно непонятная радость, и эти два чувства так сплелись, что создали невообразимо странный коктейль, который она ни разу не чувствовала. Хотя задумчивость волка была понятна: слишком много вопросов, слишком добрые глаза, слишком мало информации... А в её жизни всегда много "слишком", по-другому как-то не бывает. Подкидывая обжигающее мясо в руке, Таисия положила его в выкопанную из недр так называемой кухни тарелку и поставила перед гостем, пожелав приятного аппетита. Потом отошла к детям, решив не мешать и наконец-то заняться их здоровьем.

Детский кашель больно резал слух, по щекам вновь распространялся нездоровый румянец. Юра на каком-то интуитивном уровне прижался к своей сестре так, что со стороны казалось, будто он пытается её защитить. Маленький защитник. Это выглядело бы милым, если бы не чертова болезнь. И одних настоек вряд ли хватит, чтобы вылечить детей. Таисия не знала. Она чувствовала всей своей сущностью, что так просто они не отделаются.

Пока она занималась больными, Родион внимательно смотрел за всеми его махинациями и пытался отгадать, кто она. Девчонка, не вписывающаяся в устои общества, явно презираемая и гонимая. Вряд ли её изгнали, хотя не ему судить стаю: он уже и не помнил, какого это. Ещё молодым волком, чуть постарше этой соплячки, он ушел из стаи. Он не был вожаком, но в слабом теле гордый дух не позволял склонить голову перед вожаком. Он презирал стаю, а та презирала его в ответ. Он ушел в один день, когда основа вышла на охоту, а молодняк остался со стариками, только в меру своего возраста называемые старейшинами, но явно не по складу ума. Старейшины ничего особого не делали: также склоняли голову перед сильным, готовые выполнить любой указ, в большинстве своем следили за молодняком да славились доносчиками и ворчунами. Смешно и убого.

Родион ушел, умело заметая следы, и перед ним раскрылись просторы. Ветер весело встретил его, открывая взору все плести свободы. Он шел бок о бок с ветром, слушал его песни, догонял и опережал, пока не дошёл до большого города. Такого веселого, такого красивого.... И такого прогнившего. Он шел по его улицам, различая и разоблачая маски. Это был опасный город со своим негласным уставом и легкой ноткой свободы. И он там обжился, несмотря на свою нелюбовь к людям.

Черный волк, фыркнув, принялся за еду, краем глаза следя за мрачным личиком молодой. Где-то в глубине души он признавал, что девчонка чем-то зацепила его, но, черт возьми, он никогда в этом не признается! Это лишь мимолетное видение, прихоть тела и тому подобное. Он же одиночка, ему никто не нужен. Он останется здесь до тех пор, пока не расплатится за своё спасение.

***

На следующий день погода порадовала редкими лучами солнца и полным безветрием, из-за чего нависшие над трущобами тучи со скоростью ленивой улитки перемещались по небу, полностью обессиленные и не опасные. Немного осчастливленная Таисия тут же побежала куда-то в лес, пригрозив пальчиком волку, что будет обижать маленьких, и она устроит ему "сладкую" жизнь. А лицо такое милое-премилое, а глаза горят искорками веселья, и улыбка от уха до уха... Родион не выдержал и засмеялся, свесив набок язык и хрипло то вдыхая, то выдыхая прохладный воздух. Девчонка убежала, сверкая голыми пятками, и он, потянувшись, медленно подошел к распластавшимся детям. Усилиями молодой температура детей спала. Девочка хмурилась во сне и крепко прижимала распластавшегося на её груди брата, столь же нахмуренного, но еще и причмокивающего по-детски пухлыми губками.

"Всё же я не могу не признать, что люди - смешные существа", - покачал головой волк и осторожно поправил сползшее одеяло. Задерживаться здесь несильно хотелось, но честь для него стояла превыше всего, конечно, сразу после гордости.

И пока обо всем и ни о чем раздумывал в доме гость, Таисия еле доползла до ближайшего дерева, тяжело дыша. Метка горела адским огнём, но не только она разносила по телу боль и слабость. И Таисия понимала, в чём дело. Она слишком мало внимания уделила своим ранам, заботясь о других. Она чувствовала, как температура тела поднималась, в висках будто звонили в колокол, а эти несчастные две царапины горели не меньше, чем чертова метка. Ей больших сил стоило придать себе веселый образ, а не упасть к мощным лапам своего гостя. Превратившись в волка, Таисия поковыляла к реке, чтобы хоть как-то промыть раны и найти нужные травы. Она не хотела выглядеть слабачкой в глазах черного волка.

Она понимала недоверие к нему этого одиночки. И также понимала его желание побыстрее смыться отсюда. Она не держала его и был готова распахнуть свои двери в любой момент. Но ей впервые попался оборотень чести. Мощная аура гостя не подавляла её, а восхищала. Она видела немногих волков, но тем не менее... Внутри всё как-то трепетало от его взгляда, хотелось прижаться к сильному и теплому телу, увидеть его человеческое обличие и... Куда-то мысли не туда. Мечты, мечты, почему вы несбыточны?

Холодная вода озера приятно обволокла тело волка, даря успокоение и облегчая страдания тела. Таисия решила особо не мучиться. Она просто буквально упала в объятия озера, довольно жмурясь и едва не захлебнувшись. Волчица не умеет надолго задерживать дыхание, хотя, она даже не училась, но она на краткий миг останавливает подачу воздуха в лёгкие. И тогда начинается паника тела: сердце бешено колотится, лёгкие против воли пытаются вдохнуть в себя хоть что-то, мозг полностью отключается, и всё внутри как-то сжимается, сворачивается... Таисия любила такие короткие моменты. Нет, она не самоубийца, она знала, когда остановится, просто она любила чувство адреналина, такого необыкновенного, такого незабываемого. Лапы начинает сводить до отказа, панические мысли бьются в мозг, глаза щиплет, и волк решает прекратить измываться над своим телом, выбираясь на берег. Ветер немного яростно, будто наказывая прекращать подобные эксперименты, бьёт по морде, по прилипшей к телу шерсти. Таисия даже немного продрогла, захотелось побыстрее убежать в тепло, но она еще позволила немного ветру отыграться на ней, а после потрусила к дому, надеясь встретить по пути какую-нибудь плохо спрятавшуюся зверушку. Но неожиданно встретили её.

Чувство опасности буквально повисло в воздухе. Незаменимая интуиция что-то недовольно проорала и свернулась обратно в клубок, вновь впадая в прерванную спячку. В нос прилетели частички знакомого запаха, а в памяти всплыла неприятная сцена, грузом висящая на сердце волка. Два ненавистных лица - убийцы старика - стояли перед ним во всей своей красе, гаденько ухмыляясь и показательно хрустя костяшками, явно красуясь перед народом. Да, сегодня они были не одни. Еще пятеро прихвостней, больше скалясь, чем улыбаясь, стояли позади своих потенциальных боссов, и их смех, больно резавший слух, был больше похож на хрип подыхающей шавки. В плечах - двустворчатые шкафы, в каждом из которых можно упрятать их боссов и еще с десяток Таисии по углам. И какой-то дрыщ в стороночке, хихикающий в сторону. Не самый благоприятный расклад.

- Ну что, шавка, помнишь нас? - волчица недовольно рыкнула, думая, на что ему в первую очередь обидеться: на обзывание, память или писклявый голос. Ей-ей, у мыши писк в ультразвуке и то поприятнее будет. Да и не помнит она его в тот день. - Сдох твой хозяин, и тебе пора за ним. В ад, за все твои грешки, - зверь больше играючи, чем по-настоящему, оскалил клыки, давая оценить их остроту. Но хватило и этого: противный дрыщ с воплем, от которого у всех заложило уши, отскочил назад и проорал на той же ноте: - Убейте её, живее!

Амбалы, поморщившись и демонстративно прочистив уши, закатали рукава и взялись за лежавшие рядом дубинки. Волчица, быстро оценив ситуацию, отпрыгнула поближе к озеру, от которого не успела отойти и на милю, тем самым прикрывая тыл от внезапного нападения. Хотя это вряд ли поможет, но милилюсенькая надежда согревала. Она прижалась к земле, готовясь прыгнуть в любой момент, оскалил клыки и предупреждающе рыкнула. Рык не подействовал на любителей "повеселиться" должным образом - они лишь осклабились в ответ и решительно пошли в атаку. Но зверь не дал им перехватить инициативу: он стремительно прыгнул на первого, придавливая всем своим весом и силой инерции. Неповоротливый амбал не удержал равновесия и упал на своих же двух товарищей, идущих за ним, подгребая их под себя. Но волчица не стала ждать, тут же нацелившись на шею рядом стоящего. Еще один прыжок, но его сосед успел замахнуться дубиной и попасть в щеку волчицы; та кувырнулась прямо в воздухе и, вовремя сгруппировавшись, удачно приземлилась на землю, тут же пружинясь и неожиданно нападая на дрыща. Тот даже вякнуть не успел: мощные зубы прокусили морщинистую кожу и попали точно в сонную артерию. Почти мгновенная смерть, и почти безболезненная. Наверное. Хотя, не ей судить, она же не знает, больно ли так умирать. Она просто чувствует мощный приток крови, отбивающий человеческое сознание. Пока пятеро округленными глазами смотрели на труп, напарник дрыща взревел разбуженным зимой медведем и со всей дури кинул свою дубину в своего врага. Зверь ужом проскользнул под летящим орудием и уже почти вцепился в плечо, как другая дубина сокрушительным ударом настигла его хребет. Волчица упала, как подкошенная, невольно взвыв от боли, а враги не стали дожидаться, когда она поднимется на лапы, с упоением избивая распластавшуюся тушку.

Родиону отчего-то было неспокойно. Девчонка ушла неизвестно куда, неизвестно зачем, оставила его тут одного с маленькими болеющими бесенятами, недавно открывшими свои мутные глазки и закатившие грандиозную истерику. От вида взлохмаченной и покачивающейся девчушки и не менее взлохмаченного, но более стойкого её братца, храбро прикрывающий грудью нижнюю часть сестры ровно до груди разбирало на смех. И он бы с удовольствием покатился по полу, но беспокойство переполняло всю его сущность. Да черт возьми, почему он должен за кого-то беспокоиться?! Он одиночка! Ему чужды такие чувства по отношению к кому-то!

Он вышел из дома под тяжелым взглядом детворы и вдохнул прохладный воздух. Ветер явно был чему-то беспокоен, и в своём беспокойстве принёс ему едва уловимый, уже растерявший по дороге все свои лучшие качества запах крови, а ушей коснулись нотки боли и бойни. Родион даже не понял, когда его лапы сами понесли его туда, откуда запахи и звуки усиливались в своём ужасном танце. Он бежал так, как, наверное, не бежал никогда, даже в первый день своей свободы. Лапы будто и не касались земли, а подхватил их ветер, и нёс его, свистя и грозно завывая, видимо, грозясь ещё пока невидимому врагу. Небольшое озеро показался сбоку, и чёрный волк на полном ходу выбежал на поляну, где проходило сражение, и от шока и неожиданности резко затормозил, оставив неглубокие борозды на земле.

Неподалёку от него валяется труп: знакомый зверь с точностью снайпера прокусил ему шею. Чуть поодаль в круг собралось шесть человек крупного, если не сказать огромного, телосложения и с наслаждением били кого-то в центре, не давая ему встать и защитить себя. Запах крови и нотки нарастающего отчаяния повисли в воздухе, накапливаясь и давя своей мощью. Но Родиону было не до этого. Он понял, кто там, в центре. И от этого понимания в душе поднялась буря! Она сметала всё на своём пути: все приоритеты, стены и принципы. Всё! Она двигала телом, прорвалась в мозг, вызвала мощный рык, раскатом грома пронесшийся по поляне. Но его не услышал никто, кроме того, кто был в центре. И ответный рык был сигналом для старта!

Напружинившись, чёрный волк без предупреждения кинулся на спину ближайшего амбала, с каким-то наслаждением и яростью прогрызая ему шею. Жертва только взмахнула руками и открыла рот, беззвучно крича, и безвольное тело упало на землю. Люди тут же остановились, не понимая, что произошло, и Таисия не заставила себя долго ждать: она плюнула на боль, на метку, на дрожь в теле - она бросилась на ближайшего врага, и новое упавшее тело, чью душу забрала в свои объятия Смерть, послало смятение в нестройный ряд противника. Они, не задумываясь, размахивали своими дубинками, не заботясь об открытых местах, а два волка, идя лапа в лапу, бок о бок, грозно рыча и вздыбив шерсть, надвигались на отступающих людей, и те, не выдержав ментального давления, с воплями понеслись в лес. Черный, движимый яростью и болью своего сородича, кинулся на спины врагов, неся ненасытную Смерть на своих плечах. Закат же остановилась. Глаза застилала пелена боли, мысли расступились перед её волнами. Лапы подкосились, и она грузно упала на землю, жесткую и неприветливую, выбившую последний дух из него. Родион тут же обернулся, оставив двух последних людей в панике бежать в лес, где их поджидают новые хищники. Он подошёл к упавшему сородичу, отмечая его потрепанное состояние. Ярость отступила на второй план, но он больше не задавал себе столь ненужные и бесполезные сейчас вопросы. Лишь молча закинул лёгкую тушку себе на спину и потрусил к дому, раздумывая о том, на сколько он здесь задержится.

Он расплатился за своё спасение, но не торопился уйти. Что-то останавливало его, привязывало к этому месту. Он постепенно переставал быть оборотнем-одиночкой. И он не был против.

Никогда не верьте метеорологам: у природы нет плохой погоды

Родион в упор не помнил, чтобы подписывался на такое. Да нет, он вообще ни на что не подписывался! Тем более на то, чтобы следить за маленькими шмакодявками!

Дети, ох уж эти дети, встретили его с истекающей кровью ношей на спине вооружёнными до зубов заржавевшими сковородками! Уписаться со смеху! Детвора, как можно больше нахмурив брови, высунув язычки из плотно сжатых от старания губ и грозно выставив своё оружие, буквально на соплях и честном слове державшемся в маленьких и слабеньких ручках, уверенно (по их мнению) наступали на неизвестного гостя, собираясь защитить родной дом в лучших традициях детских сказок. В глазах самого волка это выглядело, как таракан побольше и таракан поменьше устроили неожиданный бунт, и на своих дрожавших и хлипких ноженьках идут против слона с известным гелем "Фас" в хоботе. Хотя тараканы, определенно, победили бы.

И оборотень гаркнул бы на них хорошенько, чтоб не лезли, но тут девчонка всё-таки заметила ношу на спине незнакомца. Ахнув, она, против всякой логики, издала боевой клич диких амазонок и пошла в атаку. Свою роль сыграла и природная детская неуклюжесть, и малышка, споткнувшись об выступающую деревяшку пола, упала прям на брата, подмяв того под себя, но по лбу сковородкой чужаку всё-таки попала! Не то, чтобы сильно, но всё равно неприятно и больно, а желание помочь как-то вмиг превратилось в более сильную мечту поубивать всех к черту! Сдерживая себя и ворча, как старуха, Родион прошел дальше в дом и небрежно скинул ношу на смятые тряпки. Тому, в принципе, было особо по барабану. Родиону, в общем-то, тоже. Он только оценивающе посмотрел на избитое тело и решил, что великая регенерация оборотней возьмёт своё, и чёртова девчонка быстро поправится.

Но дети так не думали. Девочка, попричитав для виду над "бо-бо" и "пальчиком", шустро встала на ноги, подняла на ноги брата и целеустремленно отодвинула чужака в угол. Родион впервые в жизни чуть не потерял челюсть где-то на полу, которая от шока упала со своего места. Такой наглости от людишек по отношению к нему он ещё не видел! Решив, что всё дело в выработанном иммунитете из-за частого общения с оборотнями в лице одной, сейчас немного побитой, мордахи, одиночка решил поудобнее устроиться на выделенном месте и посмотреть на бесплатный спектакль.

Девочка, причитая и охая, ходила вокруг да около, не зная, с какого боку подойти лучше, потому подходила со всех по очереди и осторожно тыкала пальчиком в самые чистые места. Паренек, добрая душа, сначала потискал хвост, потом подергал за уши и для лучшего эффекта крикнул прям в ушную раковину. В углу поморщился Родион, и жалость к сородичу всё-таки снизошла на его сердце, и он, на короткое время превратившись в человека, отдал распоряжение принести горячей водя и тряпки и осторожно промыть раны. За водой воодушевленно побежали сразу оба. И оба запнулись об лапу своего воспитательницы и с диким грохотом рухнули на пол! Этого уже не выдержало даже сознание Таисии и вернулось обратно.

Медленно открыв глаза, первое, что пришло в голову, это когда-то подслушанная фраза: "Денюжки тю-тю, головушка бо-бо, во рту бяка". Только денег не было и в помине, болит не только головушка, но и всё тело, а во рту - ставший противным металлический привкус крови. Не самый лучший расклад, но что ещё она ожидала. Первым, что попалось её взору, так это силуэт жавшегося в углу смуглого брюнета с красивыми агатовыми глазами и запахом Родиона, и Таисия удивилась бы, но было ей явно не до того. Поднимать голову, чтобы посмотреть, что творится сзади, было банально лень. А ещё у неё почему-то ужасно звенело в ухе. Это так, к слову.

Бедный, бедный Родион уже весь сжался в комок, стараясь не выдать буквально душивший его смех. Ради этого спектакля стоило остаться здесь и на время забыть о проблемах человеческих. Ему было действительно жаль сородича, так и хотелось сочувственно погладить по головушке, но он сдерживал себя в ежовых руковицах, трещавших буквально по швам.

Тем временем дети, наконец, сориентировавшись, притащили маленький котелок с водой и где-то откопали тряпки. Вода, не без помощи Родиона, была водружена на крючки в своеобразном камине. И пока она грелась, дети облепили уже чужака, и с присущим их возрасту детским любопытством пытались выпытать всё из незнакомца. Одиночке даже показалось, что он находится в допросной с двумя полицейскими, игравшие уже поднадоевшую игру в "хорошего-плохого". Мальчишка, ясен пень, играл "плохого", хмурил брови, сжимал кулаки и что-то быстро-быстро лепетал на своём. Пай-девочка, по совместительству переводчик своего же брата, "стреляла" глазками, кокетливо улыбалась и смущенно отворачивалась. Где-то там тихо посмеивалась Таисия, а Родион упорно строил из себя плохого бандита и выдал только имя. Котел к этому времени чуть не вылетел из камина, а воды осталось безбожно мало. Впервые брюнету стало совестно, и он, решив загладить свою вину, стал промывать раны шипевшему сородичу.

На этом всё хорошее и закончилось.

Таисия с ужасом замерла, внезапная мысль прошила мозг: изгоев ненавидят. Родион не глуп, он поймет, что это за метка, и на этом всё закончится. Он уйдёт, а мир пошатнётся вновь, и вряд ли на этот раз устоит.

Ждать пришлось недолго: одиночка буквально почувствовал, что что-то не так. Он, уже без тряпки, осторожно провёл по тому же месту, и от прикосновения холодных пальцев метка пожаром взвилась по венам Таисии, обжигая своими невидимыми огнями. Брюнет тоже почувствовал жар, он отдернул руку, чуть потряхивая, его глаза в ужасе расширились. Взяв себя в руки, он прикрыл глаза и на одном дыхании ненавидяще прошипел:

- Изгой!

И глаза, во взоре которых пламя ненависти сменялось колючими льдинками, вмиг поменяли свой цвет: чёрный агат сменился золотым бериллом, и через секунду чёрный волк, предупреждающе порыкивая, уже несся прочь от дома, и вслед ему ветер донёс отчаянное:

- Подожди! - но было уже поздно, и ветер, не в силах что-либо сделать, зло бил по глазам.

И на пороге осталось разрушенное счастье, и к косяку устало привалилась шатенка в наспех накинутом дранном халате, и по щекам бежали крупицы чистого хрусталя, два красно-оранжевые рубина смотрели туда, где в последний раз видел исчезающий тень его мира. Внутри всё окаменело, оледенело.

И душераздирающий вой - последнее, что донеслось до слуха черного волка.

Мир которого тоже пошатнулся.

Мир, столь хрупкий, столь тщательно защищаемый. Стены разрушились в одно мгновение, а казалось, что они навеки вечные. И что-то гложет внутри, оно настолько смешалось с отчаянием, что невозможно разобраться в самом себе. И хотелось вернуться обратно, что-то истеричным голосом вопило, капало на мозг - вернись, выслушай, поверь. Но она - изгой. А изгоев ненавидят.

А Таисия упала прямо там, на пороге. Нет сил, нет надежды, нет ничего. И хотелось выть, выть и выть, но саднящее горло не могло больше выдать ничего, кроме хрипов, столь же отчаянных, как и всё в ней. Всё никогда не будет прежним.

За один день произошли два Апокалипсиса.

Небо, обессиленное, упало, и Солнце, побеждённое, потухло.

Но мир этого не заметил.

И совсем скоро разрушится ещё один мир. Или не один. Но всем будет снова плевать. Всем всегда наплевать.

А за окном неожиданно пошёл снег, заметая следы, отрезая путь назад. Впервые так рано началась зима. Зима двух душ.

Никогда не делайте поспешных выводов... Иначе можете не успеть всё исправить

УКАЗ

ПРЕЗИДЕНТА ***

Об очистке города

Очистить город и ближайшие поселения от мусора, в том числе от основного его источника - трущоб. Живущих в трущобах граждан не эвакуировать. Беглых отстреливать в приказном порядке. Дома и личные вещи сжечь. Данную операцию хранить в строгом неведении от общества, нарушивших приказ казнить как государственных изменников. Приказ привести в исполнение в ближайшие сутки.

От 01.11.**

***

Родион не знал, сколько он уже так бежал. Он не чувствовал времени, что прошло с невероятного, буквально ошеломляющего открытия. В голове не было ни одной мысли, в мозгу прочно засело единственное слово. "Изгой". В груди что-то неутомимо ныло, приносило боль, и волк тщетно надеялся, что это от бега. Он не знал, от чего бежал. Он не знал, отчего взъелся. Он не знал, почему просто...

...не убил их.

Он, хладнокровный, много повидавший оборотень, легко мог разодрать их хрупкие тельца в клочья и просто забыть об этом, будто никогда не было. Но почему-то и мысли не было сделать больно той улыбающейся шатенке, что со всей серьёзностью закрыла собой человеческих детей. В чьих глазах плескалась какая-то тупая боль и невообразимая усталость, столь тягучая, как ложка хорошего мёда.

Хотя больше подходит ложка дёгтя. И дело вовсе не в чувстве долга перед незнакомцами.

Конечно, он не лишён чести. Но гордость стоит на месте первой. Она же и главная во всей его какофонии жизни. Он добился всего сам. Он одиночка, построивший нерушимые стены вокруг чувств. Он выжил в этом мире, и ему нет дела до каких-то ободранцев, которые не могут постоять за себя.

Но в груди ноет вовсе не из-за бега. И он это знает.

Правда, признаваться самому себе не хочется. Он влюбился в чёртовую девчонку, он хочет видеть её подле себя, чувствовать её тепло прямо под боком, мять хрупкое тело в своих руках, а дети бегали бы возле них, весело верещали и непутёво громили всё в округе. Он бы отвёз их всех в свою квартиру, научил бы нормально жить, а не выживать. И всё бы у них было хорошо.

Но улыбающаяся шатенка изгой. Правило, которое закладывают, забивают в головы абсолютно всем оборотням.

Изгоев ненавидят. Изгоев надо боятся.

Но он же уже взрослый человек, душа которого наполовину волчья. Он вырос в этом мире один. Ему ли не нарушать те самые устои, традиции? Не ему. Только один смог это сделать, только один поведёт под своим флагом свободы всех оборотней, что также пошли против всех. Точнее, только одна. А Родион станет ему опорой, ведь ему тоже дорога свобода. Но ещё дороже...

...Таисия. Имя, как заклинание, как приворот. Все мысли только о ней. Та, с кем он будет всю свою жизнь. Так какого чёрта он делает?

Лапы уже давно не шли вперед: тело его знало лучше самого Родиона, что ему нужно. Оно упорно не двигалось вперёд, встало, как вкопанное, будто натолкнулось на невидимую стену, будто его опутали сильные прозрачные нити. Нити судьбы, судьбы, связанной с Таисией. И Родион впервые оглянулся навстречу злому ветру. Он хлестал его морду, будто кнутом, свистело и, казалось бы, шипело от раздражения. А тонкого нюха коснулся знакомый запах.

Ветер принёс беду. И лапы сами с удивительной прытью понеслись обратно. А в голове красной кнопкой мигало только одно имя.

"Таисия".

***

Таисия впервые так сильно хотела умереть. Плюнуть на всё: на детей, на трущобы, на всю свою жизнь. Столь ненавидимое клеймо разрушило всю её судьбу в какое-то мгновение. Так больно не было даже тогда, когда к её ногам упала голова матери. Когда она услышала полный боли, тоски и гнева вой отца. Когда её брат предал.

Она впервые возненавидела своего брата.

Она впервые чувствует презрение к своей сущности оборотня.

Она впервые полюбила кого-то, как свою пару.

И, черт возьми, это невыносимо больно. Казалось, что жизнь хоть чуточку наладилась. Но судьба преподносила всё новые опасные повороты, где не так свернёшь - и падёшь в бездну. Чёрную, пугающую, мучительную. И всё тело горело в агонии.

Но вовсе не от телесных ран.

Видимо, над ней, Таисией, висит какое-то проклятье. Иначе она объяснить это не могла. И дело далеко не в метке. Это было лишь первое серьёзное предупреждение. И последнее. И его она не послушала. Она тот оборотень, который пошёл против устоев общества, против традиций. Тот, что зажил по-другому, принял свою человеческую сущность и стал человеком. Тот, что раскрыл миру свои искренние чувства. И это расплата. За всё, что она сделала. За все совершённые ошибки.

Но почему от этого понимания легче не становится? Почему нет привычного смирения? Почему хочется горько завыть, а в груди вновь поднимается обычное упрямство?

Она выживет. Против мнения всех. Не склонит колени перед миром. Ради детей. Ради того, чтобы доказать, показать всем, какая на самом деле жизнь. Даже если будет нелегко.

Детские ручонки обтирали мокрой тряпкой всё ещё кровоточащие места, осторожно поглаживали выступившие синяки и с молчаливым беспокойством всматривались в посеревшее лицо той, кто заменил им семью. Таисия наконец-то очнулась от своих мыслей, успокаивающе улыбнулась, получив в ответ солнечные улыбки, и тут же была оглушена собственной интуицией. До чуткого носа обеспокоенный ветер донёс запах гари. Запах опасности. Запах смерти.

Пронзенная внезапной догадкой, изгой выбралась на улицу на чуть дрожащих ногах и застыла, шокировано смотря на свой страшный кошмар в реальности. Трущобы, охваченные жадным огнём, кричали, рыдали, умирали. Тут и там пробегали мимо люди в горящих одеждах, их крики оглушали, заполняли всё вокруг. Где-то вдалеке слышны короткие выстрелы на поражение. И весь этот ужас, весь этот огненный монстр стремительно нёсся на её дом.

Задвинув все свои мысли и забыв о боли во всём теле, Таисия быстро вывела детей на улицу и, превратившись в волчицу, закинула их себе на спину. Лапы неожиданно быстро несли её дальше от огня, вся её сущность стремилась защитить маленьких созданий, что крепко держались за её шерсть. Она слышала звуки выстрелов, несущихся им во след, но не останавливалась, не оборачивалась. Она знала, что там, где совсем недавно был её дом, где её приняли такой, какая она есть, теперь ждёт её Смерть с распростертыми объятиями. Знала, что там никого не оставят в живых. И перед глазами её стояла одна картина.

Совсем ещё малыш догорал в своих скромных одеждах, а мертвые глаза с укором смотрели на пламя.

В их дом пришли убийцы. И убийцы победили. И вновь ничего не будет, как прежде.

Всё разрушено за какое-то мгновение.

Они ушли достаточно далеко, но в ушах всё ещё стояли отчаянные крики. Лапы подкашивались, но в мыслях было только "бежать". Лёгкие безумно болели, но ветер подбадривал беглецов и заметал их следы. Метка горела пожаром, как в трущобах, но сердце всё ещё стучало. Оглушительный выстрел, боль в боку, крики детей и жёсткая земля. Не спаслись. Перед глазами пелена, но она различила хныкающих ребятишек и смерть в военной форме с оружием наперевес. И тьма мягко окутала в свои одеяла.

***

Перед взором Родиона предстал горящий дом, тепло принявший его когда-то побитую тушку. Если кто-то там и был, то его уже поздно было спасать: огонь жадно поглотил всё и не давал никому подобраться, словно дракон, охраняющий своё сокровище. Но не было на сердце той ожидаемой боли от потери своей пары. Была только неугасающая надежда.

Беспокойный ветер благосклонно решил помочь ему: он донёс вновь до носа лёгкий, почти исчезнувший запах любимой и её детей. Они спаслись, они живы. И чёрный волк, умело скрываясь в тени, понёсся вслед за ними, надеясь догнать, успеть, прижать к себе и забрать в свой дом. Он не ждал прощения, но надеялся, что ему в жалкой просьбе сердца не откажут. Но ликовал он недолго. Ровно до того момента, пока лапа не угодила в неприятную вязкую жидкость, в воздухе не перемешались запахи пороха, крови и незнакомого ему человека. Пока до него не дошло, что "из огня да в полымя" - не просто фраза. Исчез. Пропал.

Охотники.

Он вновь, с ещё большей прытью, побежал по новому запаху. Его сердце гулко стучало в висках, в груди, по всему телу. В груди клокотала злость, в горле - глухое рычание. Он завыл так, как не выл раньше. Клятва самому себе.

Он найдёт их и заберёт себе.

А по дороге медленно, чуть покачиваясь, ехал чёрный фургон, уносясь всё дальше и дальше, в неизведанную даль.

За опоздание дорого приходится платить

В ушах стоял противный шум. Сознание невольно выбиралось из крепких пут темноты. Веки, будто налившиеся свинцом, с утяжелением открылись. Перед глазами всё расплывалось, и зрение упорно не хотело восстанавливаться. Она не знала, куда дели её детей, но что-то подсказывало внутри: с ними всё хорошо, им ничего не сделают. Стоило позаботиться о себе. Но почему-то хотелось просто смириться. Просто принять свою участь. Ведь она никому не нужна. Даже Родиону.

"Чёрт, почему я вспоминаю каждый день этого брюнета? Почему каждый раз так ноет в груди? Не от ран, нет, это не такая боль. Как же я бесполезна. И бессилен. Господи, да пусть уже всё это закончится..."

Таисия не знала, сколько уже здесь находится. Она знала, что находится в аду за непонятно какие грехи. Всё тело ныло от тех действ, что придумывали своей больной фантазией люди. Оборотница думала, что охотники просто опасные люди, которые убивают их род ради безопасности других. И, в общем-то, они правы, до безобразия правы. И думала, что они люди чести. Но такого она не ожидала.

...Её занесли в какую-то комнату. Могильная прохлада коснулась кожи, метка опасливо вспыхнула и беспомощно заткнулась, никак более не проявляя себя. Её буквально кинули на железный стол, выбив последний воздух из легких. Дышать вообще было тяжело, перед глазами расплывались картинки; веки просто хотелось закрыть, но беспокойство за малышей заставляло искать их, находиться в сознании и приносить себе еще большую боль.

- О, какой хороший экземпляр! Готовьте предметы, вытащим пулю и посмотрим, как быстро заживут её раны...

Не то, чтобы эти охотники были врачами: делали они всё небрежно, будто им было абсолютно по барабану, выживет ли она, не выживет ли. Просто на чёрном рынке органы стоят чуть ли не целое состояние. И плевать, что пересаженные в человека органы медленно убивают нового хозяина. На чёрном рынке всем наплевать на друг друга.

...Крепкие кожаные ремешки не давали высвободиться, буквально вдавливая в уже ставшим ненавистным стол. Детей она больше не видела, но краем уха слышала их мольбы, чтобы им дали увидеться с Закатом, но никаких криков боли. Это давало хоть какую-то надежду. Она не видела лиц - их скрывали за странными масками. Но она никогда не забудет их противный запах. Острый нож - кажется, люди называют его скальпелем - вспорол брюхо. Боль. Вытекающая кровь. Какая-то противная пустота. Из него вынимали различные органы. Ошарашенный организм пытался как-то восстановить тело, но уже банально не справлялся...

Честно говоря, Таисия не помнил, чтобы её когда-то куда-то перетаскивали. Как, в принципе, чтобы её кормили. Несколько раз приносили воду, в большинстве своём, чтобы вылить ей, волчице, на голову, приводя в чувство. Вырваться из крепких пут не представлялось возможным - у охотников уже давний опыт, и это чувствовалось в каждом их движении. Как же это всё противно.

В комнату, гулко топая тяжёлым солдатскими сапогами, зашли несколько человек. В руках одного из них была небольшая тара с водой и всевозможными инструментами. Таисия устало вздохнула и больше уже не дёргалась - надоело. Лучше умереть. Забыться. Лишь бы снова не чувствовать эту боль, которая волнами расползается по телу, бьёт колоколом в висках и набатом в мозгу. По морде грубо проводят мокрой тряпкой, и это прекрасная возможность показать свой характер. Почему не побаловаться напоследок? Руки неосторожно прошлись по губам, и тело автоматически дернулось вперед, мощные зубы впились в пальцы, прокусив даже кости, и слуха коснулся противный визг. К ним подбежали ещё несколько человек, но челюсти разжать - дело последнее. Пускай её лучше убьют от злости, чем она еще будет это терпеть. Ей хорошо, со всей силы дали по макушке, но сознание не уплыло, и зубы почти полностью сомкнулись. Мощные руки схватили пасть и разжали челюсть: человеческая кисть тут же выпорхнула из капкана.

- Чертова волчара! - прошипели где-то совсем рядом, у самых глаз появился нож, и Таисия послушно закрыла глаза. По веку прошлось острие. Было безумно больно. Но сознание как-то отрешённо отмечало это и молча отмахнулось от всего. Острие быстро-быстро прошлось по брови, чуть не проткнуло глаз и остановилось где-то на щеке. Уже не было того привычного отчаяния. Только какое-то молчаливое, необычное равнодушие заполнило всё внутри, и уже не хотелось куда-то спешить. Хотелось на небеса. Хоть и без крыльев. Веки открыли пальцы в противных, резиновых перчатках, пальцы другой руки совсем близко приблизились к глазному яблоку...

Родион...

***

Перед его глазами предстало какое-то нелепое подобие бункера и избушки (не на курьих ножках, нет). Деревянная крыша заметно покосилась, из дыр на ней выбивалось всклокоченное сено. Стены на честном слове держали гнилые деревяшки. Зато окна пуленепробиваемые, а дверь - хоть танк вызывай. И смех, и грех, но сейчас, честно, не до веселья.

Родион, казалось, перерыл всю страну и перепроверил все рейсы самолетов, поездов и вообще пересекавших границу. Хорошо иметь связи в людском мире и объединяться с такими же одиночками, как он. Ну, как объединяться. Где-то сбоку куковала женщина с длинными, перекрашенными в ядовито-розовый, волосы (не то, чтобы ей шло, но лучше её лишний раз не злить) и внушительной винтовкой наперевес, рядом кудахтал мужчина, нечёсаный и не выбритый, но, чёрт возьми, незаменимый медик. И те, кому он, Родион, доверит свою жизнь.

Что, в принципе, не отменяет того факта, что прибежал он к ним от отчаяния, заполнившего всю его сущность. Перед этим он целые сутки мчалась Бог знает куда, пытался найти хоть какой-то след, знакомый запах. В его мозгу билась мысль, что Таисия - та самая, которой его сердце отдалось - может в любой момент умереть. Картинки сменялись одна за другой: метка - вечное проклятье изгоя, как любят говорить чертовы религиозники - личная Геена Огненная. Следом - драка с теми амбалами, серьёзные раны и избитое тело. Отчаяние, страх, просьба в голосе выбежавшей вслед за ним девчонки и звук падающего тела. Жадный, беспощадный огонь, пожирающий всё вокруг, ужасающие крики умирающих в пожаре людей. И огромная лужа драгоценной тёмной крови с до безумия знакомым запахом его пары. Что-то в душе звенело, бушевало, рвало, метало. Вся человеческая сущность в страхе забилась в самые дальние закрома, ожидая, когда зверь соизволит успокоиться и спрятать острые клыки. На это понадобилось целые сутки. Сутки, за которые с его парой могло случиться всё, что угодно!

Когда разум всё же выбрался из своего укрытия и осадил зверя, он начал подкидывать различные идеи, сводящиеся к просьбе о помощи. Если точнее, к этим двоим. Познакомились они с ними давно, на работе. Девушка по имени Ларра пришла к нему в кампанию устраиваться на работу секретаря. И где-то на середине собеседования, когда Родион уже мысленно пытался понять, на что подписывается, примчался пьяный мужчина и с криками: "Не позволю!" - кинулся на сидящего в кресле директора кампании. Короче говоря, на Родиона. Родион тоже не лыком шит: с одного легкого удара точно в лоб отправил по обратному адресу. В итоге оказалось, что Ларра с этим мужчиной с кличкой в лучших традициях ковбойских кино Шамал - любовники. На работу пришлось взять обоих. Чуть позже сроднились. Ещё позже они узнали его историю. А он их. Потому сейчас они находятся здесь.

Обстановка в доме была не лучше. В углах разнообразными узорами раскинулись паучьи паутины, пара змей прикорнула под стулом, а ветер осторожно колыхал свисающие с почти упавшего карниза тряпки. Мебель, пол, старинная посуда - всё в огромном слое пыли. Кроме одной кровавой дорожки и следов от армейских сапог. Они шли к едва заметному проёму в полу. Знакомый запах Таисии вновь взбудоражил сознание, зверь внутри свирепо зарычал, и только силой воли Родион заставил себя остаться в человеческом обличии и в человеческом разуме. Троица мягко ступила за порог, половицы противно и предательски скрипнули, но это их не остановило, как и не принесло никаких внешних проблем. Воодушевившись, незаменимая парочка в один прыжок достигла закрытого погреба, быстро откинула крышку (или всё же дверь?) и сунула туда дуло винтовки. И тишина-а. Почему-то думалось, что здешние охотники не столь умны, если не поставили даже охрану на "мало ли, что может случиться". Следующий ход был Родиона. Он в тот же один прыжок достиг входа в погреб и мигом сиганул туда. Лететь пришлось недолго. Точнее, выпрямившись, его макушка спокойно достигла "потолка". А по воздуху летал заметный запах крови. Крови ЕГО пары. Спина опасно выгнулась. Острые клыки слегка порезали губы. Брюнет буквально ощущал, как радужка его зрачков изменяла свой цвет. И он бы уже кинулся вперед, превращаясь в опасного и яростного зверя, как на его спину приземлилась нелёгкая тушка Шамала. Тот искренне извинился, поднял друга на ноги и на всякий случай отошёл подальше. Аметистовые глаза полыхнули жёлтым огнём и успокоились. Разум вновь взял верх, и оборотень в бессилии только сжал кулаки. Рядышком приземлилась Ларра, оглянулась на напряжённых парней и, пожав плечами, осторожно двинулась вперед.

Шли недолго. Ожидаемый лабиринт представлял собой всего одно разветвление в две стороны. Нюх оборотня уверенно повёл их в нужное направление, а через несколько минут ушей коснулось протяжный, болезненный визг. В мозгу Родиона что-то переклинило, и он стартанул с места, абсолютно позабыв о своих друзьях. Те, не особо обижаясь, кинулись за ним, стараясь не отставать. В воздухе вокруг брюнета пошли солнечные блики, под одеждой ходуном пошли мускулы, тело будто бы размылось, и мощные волчьи челюсти сомкнулись на шее не вовремя выскочившего охотника. В следующим за ним теле охотника пуля прочертила себе путь. Потом ещё, ещё и ещё. Бой был коротким, но следующие за ним ярость и раздражение уже буквально заполнили всё вокруг. Они наконец-то добрались до нужной двери, без стука и извинений выбили её из петель...

...и Родион, как громом поражённый, застыл на пороге.

Помещение было до смеха небольшим. В уголочке сидел толстяк, перевязывая свою руку. Ещё трое окружили стол, и каждый занимался своим делом ради одного результата. А лица закрывала маска, и только безжизненные глаза тускло смотрели на новоприбывших. А на самом столе, весь в крови...

...Тут даже зверь ошарашенно застыл, не зная, что предпринимать. Где-то сбоку ахнула и закрыла рот руками Ларра. Шамал нахмурился и уже приготовился бежать к умирающей пациентке.

А на самом столе, весь в крови, исхудавшая, измученная, придушенная и перетянутая кожаными ремнями, лежала волчица. Шерсть, всклокоченная и спутанная, заметно потемнела. По всему телу рассыпались ясно видимые шрамы. Впалые бока обтягивали с точностью до самых мелочей ребра. Из правого глаза струйками шла тёмная кровь. Грудь тяжело вздымалась. Тусклый красно-оранжевый глаз равнодушно, без привычной искорки обвёл присутствующих тяжёлым взглядом, а потом медленно закрылся.

И произошёл ВЗРЫВ!

Чёрная тень метнулась на человека со скальпелем. Стены окрасились новой, свежей кровью. Совсем рядом пролетела пуля и кровавой лужей разлетелась о каменную стену. Послышались быстрые шаги, удаляющиеся всё дальше от ужасного места. Осталось только кровавое побоище. Рядом с телом в один миг оказался Шамал, начал "колдовать" над своей пациенткой, используя всё, что было в комнатушке. Но Закат слабела на глазах. И чёрный волк взвыл от боли. От отчаяния. От бури в душе.

Неужели, всё закончится именно так?

И всё будет хо-ро-шо

Две недели. Две чёртовы недели в беспокойстве, страхе и безумии. Что потеряет свою пару. Что он не успел. Что... что...

Да ему нет оправдания!

Перед глазами образ любимой. Волевого существа, сильно уставшего, но гордого и непреклонного перед испытаниями. Прямая спина с непосильной ношей на плечах и огромным грузом отчаяния в груди. Мягкие волосы, постоянно смешно растрёпанные, наверняка любили ловить солнечные лучи в свои сети и по-дружески играться с ними. Обманчиво хрупкие руки, маленькие ладошки. Люди, конечно же, любят верить только своим глазам, постоянно их обманывающим.

Но больше всего привлекают глаза. И не из-за их расцветки. Глаза - зеркало души. Так всегда было, есть и всегда будет. И пускай будет в памяти поколений имя того человека, кто впервые это отметил. И пускай даже они бывают обманчивы - самые искусные мастера своего дела умели использовать мимику в своих целях, чтобы скрыть истину в своих глубинах глаз. Умные люди умеют смотреть сквозь маски. Жаль, что таких умельцев с каждым поколением становилось всё меньше. Хотя и не ему, Родиону, судить их. Ведь он тоже не входит в их число.

Но с Таисией всё было как-то немного проще. Единственным жестом, маской, так сказать, была её улыбка, да и та сдавала с потрохами. А глаза всегда искренни. Всегда открыты миру. И душа обнажена вместе с ними. И он до сих пор не понимал, почему так взбычился тогда на девчонку, когда сам о нёй ничего не спрашивал? Может, он всё-таки настолько эгоистичен, что теперь не заслуживает даже прощения? Как же всё сложно.

А ещё он теперь полюбил небо. Как любила его Таисия. Он всегда удивлялся, почему так часто девушка поднимает свои глаза наверх? А теперь, кажется, понял. Ведь у неба тоже есть своя душа. У сегодня оно плакало. Плакало вместе с его душой, разделяя горечь. И хотелось взлететь туда, к нему, обнять его за мрачные облака и разделить с ним боль, чтобы слёзы, чистые и по-своему хрустальные, разбивались о равнодушную землю вместе с его слезами. И это немного прекрасно.

Но он, Родион, сидит здесь, возле двери комнаты, как верная и побитая собака, ждущая своего любимого хозяина. А к его боку прижались дети, подобно уже много понимающим щенкам. Иногда скулящими, иногда плачущими, иногда шаловливыми. Но они тоже были здесь и ждали.

Таисия, мы все ждём твоего возвращения.

***

- Житие мое, - продекламировала Ларра, смотря на три пустые бутылочки валерьянки. Откуда чистокровная француженка знает фразы из великих советских фильмов, никто не знает. Да, собственно, этим вопросом никто не задавался. По крайней мере, в последние две недели, в течение которых девушка уже исчерпала все приличные фразы и теперь честно пыталась не перейти на жаргон. Получалось плохо. Как и успокоить Родиона.

Этот самый Родион сейчас сидел в глубоком кресле и был больше похож на прибалдевшего кота, чем на гордого волка. Ну конечно, три пузырёчка валерьянки вылакать, кто бы сомневался. Это она ещё спиртное хорошенько спрятала, хотя, если этот захочет, он и до заветных бутылок доберётся. В принципе, понять его можно, но отчитываться перед его парой, почему от чёртового оборотня разит алкоголем и почему у него язва печени, не хотелось. От слова "совсем". Ей с Шамалом и этой истерички в мужском лице хватило за глаза и за уши. Ему, кстати, еще ремонт делать. Нефиг чужие стены рушить.

Несчастный медик успешно закрылся с больной в комнате и, кажется, тоже пригубил. От чистого спирта. Мужики, что с них возьмёшь. Главное теперь не разбудить этого самого больного, а то Шамал не успел ещё завещание написать и заказать любимый гроб. Если ему гроб ещё понадобится, спросонья-то и в незнакомом доме. Да упаси боже, чтобы она ещё хоть кому-то давала кров, особенно под своей крышей над головой!

Когда они нашли пару Родиона на том операционном столе, времени было капитально мало. Пока волк выл и убивал всё живое и в белых халатах, они успели на скорую руку перевязать особо тяжёлые раны и унести его из подвала в свою машину. Дальше оборотень всё сделал сам, и через несколько секунд дом горел прекрасным огнём, уничтожающий всё, что было связано с этим скверным местом. Впервые Родион полюбил огонь.

Потом началась гонка. Про это ещё говорят: "будто за ними гонится сама смерть". Ну или как-то так. По крайней мере, полицейские, стоящие у дороги и вылавливающие нарушителей, их скорость не оценили. То есть оценили, но по-своему. Повезло ещё, что номера были заляпаны лесной грязью, и хозяина крупной машинки, сносящей всё на своём пути при скорости сто восемьдесят километров в час, вычислить не удалось. Да и некому уже. Те полицейские явно не были прирождёнными гонщиками. Зато теперь, если они всё ещё есть, будут думать головой, а не тем местом, которое вечно просит деньги. Ребята приехали в ближайшим к ним дом, и Ларра благородно отворила свои двери (и каким образом он оказался ближе, а?), и уже сто раз прокляла свою глупость.

Шамал успешно вытащил молодую оборотницу буквально из того света. Со скрипом, градом пота, несколькими микроинфарктами и бесчисленными ругательствами. Но вытащил. Родион стоял рядом, рычал, скулил, но мешать не мешал и только хватался за сердце. Он понимал, что ничего не понимает в медицине и лучше призраком постоять возле стеночки и молить неуклонную Ларру притащить ему бутылку крепкого спиртного.

И всё это хорошо и смешно, но хваленая регенерация оборотня упорно не работала и плевать хотела на ворчание Шамала и беспокойство брюнета. После долгого ломания головы над внезапно возникшей проблемой причину таки нашли. Но как эту причину уничтожить - никто не знает. Всё упиралось в метку. За такое время она разрослась ветвистыми шрамами и немного взбухла, как вены. Со стороны выглядит ужасно, но это реалия жизни. И либо с этим бороться, либо смириться. Мириться не хотелось, а как бороться - не знали.

О метке вообще мало что знали. Вроде как это что-то вроде ошейника, который надевали на неугодного и душили, когда хотели. То есть, только вожак мог её поставить. Как определялось, вожак или не вожак эта волосатая задница, до сих пор было непонятно. Единственное "но": чем больше метка, тем меньше воздействие задницы на неугодного. То есть вожака на изгоя. И вроде бы это всё хорошо, но ещё никто не доживал до этого. Обычно умирали в первую же неделю. А сейчас перед ними живой пример сильной воли. Классно, конечно, но вот итог не самый хороший. Снять метку невозможно, какие только методы не придумывали светлые умы (да по этим методам можно написать энциклопедию "Миллион способов садизма"). Её нужно было пережить, потеряв тем самым некоторые привилегии, которые имели оборотни. Ну, что-то вроде регенерации.

Ларра выдохнула сквозь зубы и решила навестить больную. Ту уместили в единственной свободной комнате на втором этаже. Комнатка была небольшой, ничего лишнего. Бледное лицо чуть ли не сливалось с подушкой, все её раны плотно перевязаны бинтам, из правой руки тянулась трубочка и заканчивалась капельницей, стоящей рядом с кроватью. На прикроватной тумбочке гора мусора перемешалась с не меньшей горой таблеток. На полу аккуратно поставлены баночки, а у окна прикорнул их медик, явно утомлённый от взваленных проблем и глотка чистого спирта. И как ещё не спился, алкоголик несчастный?

Ах да, она совсем забыла. Маленькие оборванцы. Детей они вытащили из тех же катакомб, только целыми и невредимыми. И даже накормленными. Хоть в чём-то те охотники были похожи на людей, а не на обезумевших монстров. Слава богу, что они вообще их крики услышали, а то так бы и сгорели там. Бр-р. Аж жуть берёт. Правда, психика малышей явно пошатнулась: за время пребывания в доме они не промолвили ни слова. Только частенько сидят около двери в комнату больного и печальными взглядами окидывают всех, кто входит и выходит. Рядышком иногда подсаживается Родион и притягивает их к себе. Родственные души, чтоб их. Такое чувство, будто юная гостья уже умерла и вот-вот должны состояться похороны. Господи, мужчины. Хуже баб, ей-ей. Сейчас Юра и Бьянка, кажется, так их зовут, мирно посапывают в гостиной и в ус не дуют.

Но ведь она тоже беспокоится. Пускай она не знает эту девчушка. Пускай Родион принёс в жизнь много проблем, на которые пришлось поставить не один куш нервов. Но ведь у неё тоже есть душа. И всё её бесконечное ворчание, небольшие скандалы и любые другие виды выноса мозга - это всё беспокойство.

Она тоже хочет, чтобы у этих двоих всё было хо-ро-шо.

***

Ей казалось, что он качается на волнах неспокойного моря, и корабль её вот-вот сдастся стихии на милость. Но та бессердечна и эгоистична, и нет в ней ни капли жалости к хлипкому судну. А где-то рядом, всего лишь в миле, расположился удобный островок, и грозный ко всем ветер не касался его земли. Там была благодать, что так искренне просила истерзанная душа. Всего лишь в миле, волны сами доставят его туда, если она покинет свой плот и бросится в морские пучины. Совсем чуть-чуть, и не будет больше боли и страха. И тот мир, что казался теперь таким далёким и жестоким, больше не приходился ей по сердцу.

Сейчас она не чувствовала саму себя. Все эмоции подевались куда-то, а события остались позади, в незримом прошлом, что из последних сил цеплялся за душу, вопя что-то неразборчивое, чужое. И голос его больно резал слух, набатом бил по голове, и желание разрезать последние узы всё больше возрастало в ней. Ведь там ничего нет, кроме непроглядной тьмы. Так зачем мучить себя ещё больше? Вот он, блаженный островок, чей золотой песок манил своими прекрасными переливами.

И грудь что-то обожгло. Нет, не сердце. Ведь сердце - это всего лишь орган, как он может жечь? И рука сама, без какого-либо приказа, потянулась к месту, где жжение становилось каким-то нестерпимым и несколько надоедливым. Но всё существо не хотело, чтобы в руках её оказалось это. Потому что от островка веяло спокойствием и такой желанной тишиной, а это вновь принесёт во внутренний мирок ненужные беспокойство и шум. Потому что в прошлом осталось что-то важное.

В руке оказался небольшой предмет, немного кольнувший её сжатую ладонь. "Этим" оказался волчий клык. Белоснежный, всё ещё необычайно острый и почему-то немного тёплый. Волчий... а ведь она тоже волчица. Пускай на одну половину её души. Но почему-то этой самой половины не было рядом с ним. Будто исчезла, сама, без предупреждения. Она не хотела плыть сюда, в этот благостный островок, и осталась где-то там, в прошлом. Так вот почему оно всё также цепляется за её душу. Стоило бы уже обрезать ненужные узы, но разве так можно, без второй половины души? Не стоит ли вернуться за ней?

А кто же она сама?

Она ещё раз посмотрела на островок её мечты, и почему-то показалось, что диковинные пальмы прощально махнули ей своей листвой, а буря и вовсе неожиданно утихла, будто и не было её совсем. Она, непонятно для самого себя - зачем, прощально махнула рукой, и весь былой мир рушился прямо на глазах. Душу сковал страх - первое чувство, что наконец-то ощутила она. Подобно рассыпаемой мозаике, островок разломался, раскололся. И морская волна захлестнула его обломки, а потом само стало всё больше уменьшаться на глазах, пока вовсе не высохло, оставив после себя голую землю.

Она наконец-то сошла со своего заметно потрёпанного корабля и осмотрелась. Голая земля была чем-то похожа на широкую полосу, и по обе её стороны царил хаос. По левую - вода затапливала землю, и та раскалывалась под беспокойной стихией, извергая из себя раскалённую лаву, что, при столкновении с прохладой, в какой-то миг остывала и превращалась в чёрную землю. И всё начиналось сначала. Но происходили природные и чем-то необычайные катаклизмы в полнейшей тишине, ужасающей своим мрачным и молчаливым обещанием. По правую бушевал огонь, захлёстывая в своём безжалостном пиру всё живое: деревья, зелёный покров земли, животных, а ветер лишь то подстёгивал аппетит, то утихомиривал раззадорившийся пожар. И за то время, что удерживала бесплотная стихия другую, мир успевал восстановится, развеселиться, ожить, распуститься во всей своей красе, чтобы вновь подвергнуться невозможным мукам. Но даже крики боли, паники и оглушительный треск был более притягателен её душе.

- Хэй, молодая, любишь ты перепутья! - знакомый голос вызвал небывалый щенячий восторг, и она чуть не сбила с ног старого цыгана, что вновь вёл свой табор по просторным тропам. - Ну всё, всё. А я думаю, что это меня позвало. А это моя побрякушка! Вот шалунья, всё же привязалась к тебе!

Волчий клык блеснул своим отсветом, приветствуя своего бывшего хозяина и наконец-то успокоил пыл. Старый цыган ни капли не изменился с их последней встречи, как и все люди, что шли позади него. Только у его ноги пристроился каштановая волчица, такая родная, такая притягательная. Её половинка души!

- Ты потеряла? А то по дороге присоединилась, что-то выла, тащила всё куда-то. Теперь, кажется, понял. Присядем?

И снова всё было, как тогда. Они сидели возле костра, вокруг бегали дети, пара спокойно ворковала у повозок, мать всё кормила своего хныкающего дитя, а полноватая женщина готовила в небольшом котелке, как всегда недовольно ворча на рядом сидящего мужичка, не забывая добрым словом шугануть малышню.

- Вот так бывает, - цыган задумчиво смотрел куда-то вперёд себя, изредка косясь то на него, то на волка. - Жизнь - странная штука, а её сестра - уж не помню, старшая ли, младшая - вообще любит финты ушами делать. Но знаешь, есть в мире что-то такое, что хочется в нём остаться. Только к старости, когда твоё тело физически не может позволить себе исполнить все пожелания, а всевозможные мысли переосмыслены, тогда уже хочется на покой. Так что ты, молодая, решила слишком рано уйти из жизни.

Да, непросто. Да, жестоко. Да, надоедает. Но с чем-то приходится мириться. Чтобы в конце увидеть результат. А там уже решить, стоит ли оно твоего внимания. К сожалению, результат можно увидеть только тогда, когда ноги жутко болят и не хотят куда-либо идти. И тогда ты сидишь и вспоминаешь всё, что было.

А тебе и вспоминать особо нечего. На борьбу за жизнь не хватает мудрости и сил, а на пристойную жизнь нет денег - понимаю. Но знаешь, лучше не иметь иногда денег, чтобы взглянуть на мир с другой точки зрения. Отказаться от хождений по клубам, чтобы ночью увидеть прекрасное ночное небо, попивая горячий напиток. Ведь зимой это согревает не меньше, чем бессмысленные, а порой и по-своему опасные танцы. И наоборот, иногда танец стоит намного больше всех звёзд на небосклоне. Но для танца нужна страсть. Жгучая, чтобы пробирало до костей, чтобы потом ни о чём не жалеть. Чтобы это было прекрасно и тягуче, а не одно мгновение с бякой во рту по утрам.

И ты взглянула на небо. Поняла его красоту и одинокий молчаливый крик. И ты только-только начала познавать страсть. То, что называется любовью. Не по расчёту, не по каким-то жалким традициям или детской ветрености. Ведь я буду прав, если скажу, что с тем волком ты останешься навсегда? Вот он, твой танец. Жгучий и притягательный. Танец двух жизней, что пойдут против устоявшейся системы. Против традиций. Потому что настоящая любовь всегда не такая. Она нежная в прикосновениях, но жестокая в новых открытиях. Но разве не в этом её привлекательность?

Вы будете делать много ошибок. Ведь не всё приходит так сразу. Доверие. Открытость, граничащая с хитростью. Беспокойство. Желание защитить и быть всегда рядом. Вот она, длинная дорога с ямами и подводными камнями. Главное, чтобы всё это не граничило с сумасшествием. Запомни, полюбить насильно нельзя. И часто заблуждения приводят к несчастной жизни и даже смерти. Бесславной и бесчестной. И, к сожалению, взаимную любовь можно встретить не всегда. Тогда разочаровываешься в жизни. Но ты не разочаровывайся. Просто помни, что судьба любит финт ушами. Будь самой собой: доброй, немного эгоистка. Несмотря ни на что благодарная тем людям, что дали тебе жизнь. Ответственная за тех, кто идёт с тобой рука об руку. Немножко ленивая, немножко целеустремлённая. И не жестокая. Не причиняй зла, молодая. Потому что судьба ещё очень любит запускать бумеранг.

Ну, завтра нам опять в путь, молодая. Погрейся у костра, отдохни. И всё ещё будет.

Она послушно закрыла глаза, чувствуя, как душа вновь стала единой. А вопль прошлого уже не стал столь противным. Она слышала голос любимого человека, а также тихий плач детей, и все они звали её, умоляли вернуться к ним. Снова пойдёт по пути, против традиций. И прощально, в последний раз, слабо полыхнула метка.

***

Со стороны кровати послышался слабый стон, что если бы в комнате не стояла идеальная тишина, то Ларра никогда бы его не услышала. Она тут же оказалась у кровати и склонилась над больной. Та еле разлепила веки и мутным взглядом смотрела в потолок. Одним глазом, кстати. Другой был перевязан тугой повязкой, пока рана не затянется и перестанет представлять угрозу. Обветренные губы беззвучно что-то сказали, но девушка угадала желание больного.

- Хэй, алкоголик несчастный! - она решительно растолкала Шамала. - Твоя пациентка очнулась и хочет пить. Хэ-эй!

- А? Что? Ух-ё! - до мозга информация доходила медленно, но быстро выветрила все ненужные мысли на пару с похмельем. - Принеси немного воды.

Женщина вышла из комнаты, а тёплая рука мужчины коснулась её лба. Из горла невольно вырвался предупреждающий рык, но это не отпугнуло Шамала: он только выставил свободную руку раскрытой ладонью, показывая, что вреда причинять не собирается. Пациентка упрямо поджала губы, но сдаться на милость пришлось. Всё тело слилось в единый комочек боли, и ни одна конечность не собиралась подчиняться приказам истеричного разума. За дверью послышался шум, приглушённое ворчание, и дверь резко открылась, оглушительно наткнувшись в конце пути на стену.

Но Таисии было важно не это. Возле её кровати прыгали счастливые дети, чуть ли не снося всё на своём пути. А на край кровати скромно присел брюнет. Его губы растянулись в прекрасной и какой-то виноватой улыбке, волосы стояли чуть ли не дыбом, вокруг витал едва уловимый и чем-то знакомый запах, под глазами пролегли тени, но аметистовые глаза светились радостью напополам с раскаянием. Сердце бешено стучало о побаливающие ребра, отдаваясь в висках, Таисия не могла оторвать взгляда от лица любимого.

- Прости меня, - бархатный шёпот ласкал слух, кончиками пальцев Родион провёл по щеке того, кто украл её сердце. - Я такой идиот, не понимаю до сих пор, что на меня тогда нашло. Будто помутнение. Я вернулся в тот же день, но кроме огня не застал более ничего. Потом пошёл по твоему следу, но наткнулся на ту лужицу... Я думал, что свихнусь. Особенно, когда нашёл тебя там, на том столе... Кажется, в живых там никого не осталось. Прости... Я понимаю, что не заслуживаю прощения. И пойму, если...

Его пальцы как раз дошли до уголков губ, и Таисия, уличив момент, легонько куснула самые их кончики. Рука дрогнула, но осталась на месте. Аметистовые глаза, во время исповеди смотрящие куда угодно, только не на лицо больной, наконец-то наткнулись на карамельный взгляд с озорными искорками и таким родным теплом.

"...взаимную любовь можно встретить не всегда" - так, кажется? Но я-то встретила, и теперь ты никуда от меня не уйдёшь, дорогой," - проскочила шальная мысль и осталась где-то на задворках сознания, чтобы вновь выскочить в нужный момент. И действительно, зачем бежать от подарка судьбы? Тем более, если сам подарок не против остаться.

Красоту момента нарушили представившиеся перед гостем Шамал и Ларра, которые отправили всех мешавших осмотру людей и нелюдей за дверь, и вокруг Таисии завертелись два осторожных ураганчика. Всё, что делали с ней охотники, в большинстве своём оказалось фантазией её отравленного наркотиком сознания, хотя и без этого хватало много проблем. Её органы действительно хотели продать на чёрном рынке, но профпригодность навскидку многие из них не прошли - сказались метка и полуголодная жизнь в трущобах. Шрам у глаза, на удивление, исчез быстрее всех, вслед за ним, прямо на глазах, ещё несколько пренеприятных ран, оставив самые тяжёлые напоследок, и медик, заинтересовавшийся этим феноменом, решил проверить метку.

На его ошарашенный вопль вновь примчался Родион, ещё более взбудораженный, и испуганно посмотрел на парочку у кровати его пары. Чуть подвинув Ларру, буквально светящейся ещё большим счастьем и глуповатой улыбкой, он склонился над местом, куда буквально не тыкал пальцем его друг и тоже застыл памятником самому себе. По лицу вновь расползлась улыбка, на глазах выступили слёзы радости, колени подогнулись, и брюнет оперся рукой о кровать, пряча своё лицо в каштановой макушке.

Единственным, кто был немного раздражён из-за незнания того, что, собственно, происходит, - это Таисия. Горло хрипело и шипело, но издавать хоть один человеческий звук после нескольких дней молчания не собиралось. Дыхание Родиона в макушку немного успокаивало нервы и щекотало кожу. Но сейчас шатенке казалось, что она помрёт прямо здесь и сейчас, но уже от любопытства.

"Твой путь ещё не окончен, но ты уже нашла дом, куда захочешь вернуться раз за разом. Это мой тебе подарок. Ты приняла правильное решение, так живи же счастливо. Заслужила. А клык я забрал обратно, он уже исполнил свой долг. Прощай, молодая, и не бойся ошибок, которые можно исправить..." - голос цыгана затихал в голове, а потом и вовсе исчез, и будто едва ощущаемая ниточка с облегчённым вздохом оборвалась.

- Таисия, метка... Она исчезла! - первым в себя пришёл медик, и, издав ещё один радостный вопль, от которого немного заложило уши, вышел из комнаты. Детские ножки протопали в комнату, и два счастливых личика появились в видимости шатена. Дети осторожно прижались к её груди, плача от счастья, а потом их всех сжали в тёплых объятиях. Губы легонько коснулись виска Таисии, после чего Родион прижался щекой к её лбу.

- У меня тут есть домик, - начал брюнет, хитро смотря на своё новоявленное счастье, - предлагаю переехать туда. Там места много, да и свой дом всё же лучше...

- А мы тётю и дядечку с собой возьмём? - тут же спросила Бьянка, поудобнее устроившись под боком оборотня. Юрка прилёг возле шатенки, осматривая своим наивным взглядом взрослых.

- Конечно возьмёт! Нечего чужие дома ломать! - послышался из-за двери возмущённый голос. Родион сдавленно хихикнул, и вновь утонул в карамельных глазах Таисии.

Любовь, семья, друзья и дом. Теперь у них есть всё для счастья. И всё будет хо-ро-шо.