| . |
![[]](/img/k/kostrica_e_w/jertvauma/mozg15.jpg)
***
Последние двое суток Мира долго и тщательно выбирала место в джунглях, откуда просматривался бы участок морского берега, где несколько человек невозмутимо и буднично готовили площадку для своего ритуала. Девушка слишком хорошо знала, что станет его результатом, но каждый раз втайне надеялась, что больше никогда этого не увидит. Не в силах остановить ужасную церемонию, она могла только прятаться, ненавидя всех, кто имел к ней отношение.
Она была совсем ребенком, когда пришли за мамой. 'Пусть они поступают со мной как хотят, лишь бы им это не причинило вреда...' - Мира хорошо запомнила ее последние слова, но так и не смогла их понять. Равнодушный мир остался глух к детским слезам, а болезненные воспоминания того дня оставили глубокий и уродливый шрам в душе.
Мать учила ее, что глупо злиться на следствия, если у всего есть причины, но жажда справедливости для Миры оставалась выше логики. Вспышки гнева все больше затуманивали ее разум, поскольку сердце находило наслаждение в мести. Той милой доверчивой девочки давно уже не было, а трудноуправляемое существо, занявшее ее место, пугало даже командиров.
Безмятежное море, шепот листвы, мягкие ленивые волны, ласкающие берег - все равнодушные свидетели того преступления по-прежнему тут. Каждый камешек, каждая травинка вокруг будто обвиняли Миру, что она не спасла мать. Но та же участь постигла сотни людей, и этот пляж мог бы омываться уже не морской водой, а человеческой кровью.
Чудовищный контраст между тропической идиллией и проклятием места только подчеркивал бессердечие мира. Девушка еле справлялась с собой, с трудом сдерживая жажду возмездия. Не хватало дыхания, в голове словно отбивали ритм боевые барабаны, крылья носа трепетали, кожа покраснела, а руки сжались в кулаки, которые так и чесались. Хотелось забыться в бою, почувствовать ужас врага и сладкий запах крови!
Вспышка ярости пришлась очень некстати. Знакомая пульсация в висках - тревожный знак близкой потери самоконтроля, и Мире пришлось срочно остужать себя в медитации. Визуализация темного бездонного озера обычно успешно гасила эмоции.
Используя свой дар как оружие, девушка все чаще теряла способность контролировать себя. В такие минуты ее сознание будто покидало этот мир, а бездушная кукла не разбирала, где друг и кто враг. Это жутковатое чудище могло когда-нибудь попросту отказаться вернуть власть хозяйке. И с каждым разом ей становилось все труднее возвращаться обратно. Последнее время она старалась ходить одна даже на самые непростые задания.
На этот раз ничего не предвещало неожиданностей. Удалось узнать день и время проведения ритуала, и Мира проникла в запретную зону еще до того, как враг выставил плотное оцепление. Командир приказал ей просто смотреть, избегать малейшего риска и вернуться с докладом живой и здоровой. Сейчас любая ошибка подняла бы на ноги вражескую контрразведку, что могло обернуться провалом всей агентурной сети.
Деревья, расступаясь, образовывали прогалину, которую оставалось только подчистить, срубив несколько веток, заслонявших обзор. Ночь выдалась беспокойной и очень холодной, и хоть немного поспать так и не вышло.
Мира уже долго сидела в узкой расщелине между двух больших валунов, рискуя потерять равновесие и выдать себя. Прелая листва после вчерашнего ливня сильно скользила на влажной глине. Ноги затекли, мышцы ломило, а любое неловкое движение грозило быстрым и болезненным спуском к караулам, расставленным ниже по склону.
Солдаты там беззаботно курили и вяло переругивались между собой, чувствуя себя в безопасности. Люди мечтали поскорее закончить и вернуться домой. Изредка кто-то поднимался и лениво вглядывался в зеленую стену джунглей. Никто не обрадовался бы, если бы Мира свалилась им прямо на головы. Для многих этот подарок стал бы последним.
Не обладая способностями ни к шпионской работе, ни к разного рода интригам, девушка предпочитала драться в открытом бою, делая это умело и с большим удовольствием. Между собой соратники называли ее 'стеклянной пушкой'. Уязвимая, она, тем не менее, обладала огромной разрушительной силой. Такие таланты старались использовать вдумчиво и осторожно. В бою Мире не было равных, и одна только весть о ее появлении часто заставляла врага отступить и перегруппироваться.
Объявлениями с обещанием щедрой награды за ее голову облепили весь город. Невинное личико и внешняя хрупкость больше никого не могли обмануть. За ангельской внешностью словно скрывались злобные демоны неведомых измерений. Она слишком быстро стала известна. Будучи самым разыскиваемым человеком в стране, Мира никому не могла довериться полностью, замкнувшись в себе.
Решив дать глазам отдых, она осторожно положила на камень мощный бинокль с антибликовой оптикой. Вещицу протащили в анклав контрабандой, но она полностью окупила риск и затраты.
По пляжу еще суетливо сновали рабочие, оглядываясь на энергично жестикулировавшего старика, но последние приготовления уже были сделаны. Люди внизу ждали появления последнего участника привычного для них ритуала.
Наконец показалась процессия. Четверо нарядно одетых солдат торжественно несли носилки с неподвижным телом, а следом за ними шла красивая девушка, которую хорошо знал каждый житель анклава. Она держалась отстранено и властно, с врожденным достоинством и благородством, но все же выглядела усталой и расстроенной.
Увидев лицо человека на носилках, Мира от неожиданности едва не вскрикнула, чудом не выронив тяжелый бинокль. Придется бросить все и поспешить с докладом. Бесшумно собрав вещи, она ловкой змейкой скользнула между влажных камней, покидая укрытие.
***
Мир проявлялся из глубин небытия. Ощущение движения, неясный шум, какая-то смутная возня, нейтральное, еще ничем не окрашенное переживание. Монотонный звук постепенно нарастал, став мерным и убаюкивающим. Несколько светлых мазков на темном фоне подползали друг к другу, сливаясь во что-то крупное.
Сознание пробуждалось. Картинка стала видеться яснее и четче, и вскоре стало проступать множество различных, но еще безымянных объектов. Словно невидимая указка задумчиво застывала над ними и через секунду вешала бирку с названием. Начала пробуждаться память.
Поток невнятных мыслей и образов вернул ощущение самобытия. Вот всплыло странное слово, которое оказалось попросту некуда прилепить. Хансу, Ханс, Хану?
Всего один клочок информации каким-то чудом высветился в дальних уголках памяти. Вспышка озарения - и разум обозначил этим словом то, что посчитал 'собой'.
Да, его так зовут. Ему даже не надо ничего себе объяснять - он просто знал это, как и массу других самых разных вещей. Но, осторожно подбираясь к воспоминаниям, не находил ничего, что хоть как-то касалось его собственной личности. Данных попросту не было. Удивительная, девственно-чистая пустота.
Что произошло перед тем, как он здесь оказался? Он пытался припомнить, будто осторожно крался в прошлое по своим же следам. Но, дойдя до обрыва в воспоминаниях, с ужасом и удивлением обнаружил, что не может ничего рассмотреть в этой пропасти! А следы продолжались на другой стороне, как будто ничего не случилось. Видимо, как раз в этом провале и исчезло все личное...
Тогда какое его самое первое ощущение здесь?
Тяжесть тела, влажность, легкий холод и слепящий свет. Судорогой свело ногу, неторопливые волны, запах загнивающих водорослей, острый и неудобный камень под животом. А раньше?
Хану закрыл глаза, пытаясь вспомнить, но через пару минут разочарованно потряс головой, чувствуя, что совершенно запутался. Ему казалось, что в прошлом его попросту не существовало. В самом начале не было ничего - даже 'начала' или этого 'ничего'. Ни темноты, которую мы видим, когда закрываем глаза, ни восприятия отсутствия темноты, ни самого восприятия, ни предыдущего момента, ни следующего, ни даже памяти, которая все связала бы в цепочку причины и следствия.
Но откуда он это знает? Значит, все же был там и видел, что его нет? Да и существует ли вообще это небытие, если его нельзя даже заметить? Воспринять свое отсутствие некому, но некому сделать и вывод о невозможности восприятия. Если там нет ума, то нет и мыслей, и памяти. Но является ли он сам этим умом? Ведь осознанность, скорее, некий безмолвный свидетель, не нуждающийся в обязательном присутствии мыслей.
Теперь Хану заинтересовал сам процесс мышления. Он представлялся ему живым, игривым и почти всегда неясным потоком, который нельзя пристально рассмотреть. Когда внимание сосредотачивалось на нем, он словно застывал, формируясь в мертвые, но уже четкие голоса, мысли и образы. Как будто шумно низвергающийся водопад на каком-то отрезке пересекался со струей холода и далее падал твердыми и бесполезными кристаллами. Но, как только они покидали фокус низких температур, то мгновенно таяли. В их неясной и свободной форме снова играла жизнь и все цвета радуги.
Хану зевнул и потянулся, разминая затекшие мышцы. Белый, мелкий, как мука, песок успел прогреться и скоро начнет жечь. Стоило хотя бы перебраться в тень, но бескрайнее море гипнотизировало и расслабляло, приковывая к себе все внимание. Вот бы так смотреть вечно... Вновь забыться, растворяясь в мерном ритме ленивых шепчущих волн. Пропасть в пенящихся гребнях, стать самим океаном - без мыслей, без грез...
Крохотная, но, видимо, очень злая козявка пребольно куснула за лодыжку, возвращая скепсис и ясность мышления. Без них все выглядело проще и гораздо спокойнее. Надо бы постараться вернуться к более насущным заботам, а он понятия не имел, что ему делать, оттягивая тот неизбежный момент, когда придется серьезно задуматься. Ничего менять или планировать не хотелось. Слишком легко потерять свободу и счастливую умиротворенность. Всегда есть риск погрязнуть в суете и никогда не обрести снова это спокойствие. Теперь же предстояло подняться и утонуть в необъятном пространстве внешнего мира, так и не разобравшись с внутренним.
То, что Хану считал собой, теперь казалось крохотным, пустым и ничтожным. Реальность же, напротив, виделась огромной, давящей и переполненной. Даже заглядывать - не говоря о том, чтоб влезать, - в эту бездонную пропасть ему не хотелось. Она пугала неизвестностью, угрожая поглотить и обеспечить полную занятость на неопределенно-долгий срок заключения.
Но пока память еще девственно-чиста, поэтому Хану наслаждался бездействием и тянул время. Он хорошо понимал, что вот-вот его накроет вопросами, требующими решения, усилий и ответственности. Больше всего ему хотелось бы обернуться бесстрастной сухой корягой на золотом песке пляжа и заявить - 'все тлен!'. Рассвет и закат, прилив и отлив, шторм и слепящее солнце - он благодарно и невозмутимо встречал бы все, что угодно. Но только наблюдая, а не участвуя в чужом спектакле, пусть даже и со столь восхитительными декорациями, откуда в любой момент могло вылезти все, что угодно.
Пустынный пляж скрывал в себе тысячи живых организмов. В прозрачной изумрудной воде играли искры солнечных зайчиков, мягкий песок загадочно блестел алмазными звездочками, а теплый ветер таинственно шевелил верхушки деревьев. Реальность теперь смотрелась отретушированной и неестественно-глянцевой, как на рекламных картинках. Она выглядела слишком хорошо, чтобы быть настоящей.
Эта искусственная безмятежность вызвала образ пары угрюмых рабочих в синих спецовках, которые вот-вот скатают мир в рулон. Обнажатся панели пыльного склада, где просрочили плату за аренду иллюзии, а баннер с живописным горизонтом и ласковым морем отнесут в соседний ангар к другим клиентам. Те хотя бы помнят остаток средств на своем банковском счете... И все же ему придется куда-то идти и что-то искать.
Хану пригляделся к пляжной идиллии, с удивлением обнаружив себя в центре странного чертежа, окруженного небольшим валом. Песок покрывали сложные геометрические фигуры, чередующиеся с ямками и линиями из мелкой гальки. Кое-где еще теплела зола и торчали потухшие факелы.
Открытие неприятно поразило Хану. Он мог оказаться участником какого-то зловещего таинства. Что-нибудь вроде ночной сходки любителей песчаных скульптур, закончившейся сексуальной оргией под химией и наркотиками. И вот народ давно разошелся, а про него все забыли. И теперь нет ни денег, ни телефона, а в голову продолжает лезть чушь, еще не выветрившаяся после веселенькой ночки. Подобное приключение вполне способно привести к потере памяти.
Но небо оставалось подозрительно-чистым, без намека на инверсионные следы самолетов, а на горизонте не виднелось ни одного корабля. К сожалению, первоначальная версия вызывала все больше сомнений. Вокруг отсутствовал обычный мусор, который всегда сопровождает подобные вечеринки. Ни пустых пивных банок, ни окурков, ни рваных пакетов или остатков еды. За исключением расчерченной зоны, пляж выглядел заповедным и совершенно нетронутым человеческой цивилизацией. Но вдруг она не человеческая?
Внутри болезненно екнуло, и Хану испуганно обернулся, словно ожидал увидеть зловеще хохочущих монстров. В памяти мгновенно возникло несколько наиболее впечатляющих вариантов - из последних компьютерных игр.
Это несколько успокоило. По крайней мере, есть хоть какие-то воспоминания. Да и зачем технологически продвинутым чудищам занимать себя первобытными рисунками на песке? Скорее, какой-нибудь модный оккультный ритуал или театрализованное шоу с выездом на остров для потехи бледнолицых туристов. Его тут просто забыли. Приедут в гостиницу, посчитают по головам, спохватятся и вернутся. Надо просто подождать перепуганного насмерть гида и стряхнуть с него приличную компенсацию. Всего лишь небольшое, хотя и волнующее приключение. Его будет приятно обсудить с друзьями. Если только он этих друзей вспомнит, конечно...
Воображение незамедлительно выдало картинку 'баунти'-рая, где длинноволосая, стройная девушка в ослепительно-белом купальнике нежилась в гамаке и что-то мило жевала. Хотя, скорее, кого-то. Рядом закипал бульон в большом медном котле, куда медленно сыпались золотые кольца лука, кружки томата и прочей неестественно-яркой и свежей зелени, поднимая брызги аппетитной жидкости. Вокруг яростно прыгали доброжелательные каннибалы с нарисованными кубиками великолепного пресса, жизнерадостно потрясавшие табличками с нудной рекламой вместо оружия. Возможно, из супа сбежала их жертва, и вся толпа с гиканьем и улюлюканьем теперь гоняется за ней по джунглям.
Пришлось снова закрыть глаза, чтобы привести мысли в порядок. Глупостей он нафантазировал больше чем достаточно, а потерю памяти объяснить так и не смог. Хану интуитивно чувствовал, что раскаявшихся гидов ждать не стоит. На самом деле все очень серьезно.
Вдруг он и есть тут главное блюдо? Наличие котла и танцев с бусами и костями совершенно необязательно. Банальный каннибализм всегда признак дурного вкуса. Культы могут быть самые разные, но все же в них должна быть эстетика, иначе они просто не наберут последователей. Эффектно смотрится извлечение трепещущего сердца, ночные марши с факелами или белокурая девственница на костре.
Но Хану совершенно точно знал, что он не девственница, сейчас не ночь, а потухших факелов не так много. Но вполне хватит и таинственных рисунков на песке. Обычно в кинематографе такой загадочный символизм всегда плохо заканчивался. Хорошо бы этот мир оказался только сном, но все выглядит слишком реально. Вдруг неожиданно расползется, обнажая черную бездну сумасшествия?
Осторожно похлопав по песку рукой, Хану убедился в его материальности. Возможно, он сам сейчас снится кому-то?
Ему подумалось, что такой всплывший вопрос означает уже осознанное сновидение, в котором можно делать все, что угодно - менять события, объекты и даже сюжет вплоть до того разочаровывающего момента, когда ткань сна начинает превращаться в контролируемую полудрему пробуждения. Тогда все сразу же перестает выглядеть столь же естественно, как раньше, а персонажи застывают, превращаясь в скучных марионеточных кукол. А увлеченный разум все еще пытается передвигать их фигурки, чтобы оживить, растянуть ускользающее чудо еще хоть на пару секунд. Иногда такой сон собирается заново, продолжая игру, где так приятно чувствовать себя богом.
К несчастью, прибрежную гальку не удалось превратить ни в знойную стриптизершу из бара, ни в выигрышный лотерейный билет. А если сон обычный, то никаких претензий и мыслей по поводу нереальности в нем, как правило, не бывает. Но все вокруг выглядело ясно и отчетливо, а боль в щеке от впившегося камня убеждала лучше любой праздной философии. Обычным щипком отсюда явно не выбраться, да и странные рисунки намекали, что их творцы могут вернуться и закончить свой пейзажный перфоманс.
Хану пока так и не понял, какую роль здесь отводили ему, но потенциальные злодеи могли появиться в любую минуту. Дожидаться их ему не хотелось, и он решительно встал, чтобы на всякий случай сменить дислокацию. Неожиданно горизонт закачался, сердце гулко забилось, а перед глазами на миг потемнело. Тело наполняла непонятная слабость, словно он несколько недель не поднимался с постели. Не принесли же его сюда с больничной койки?
Пляж оказался испещрен многочисленными следами, и Хану с облегчением отметил, что это не отпечатки босых ног. Все они вели к хорошо утоптанной, круто поднимавшейся вверх тропинке, уходящей в джунгли. Если пойти по ней, то с вершины горы можно как следует рассмотреть окрестности. С другой стороны, шанс столкнуться с врагом на ней максимален.
Некоторое время Хану раздумывал, но, рассудив, что без помощи людей все равно не обойтись, решил рискнуть. Если они носят обувь, то едва ли он представляет для них гастрономический интерес. А с цивилизованным человеком почти всегда можно договориться. По крайней мере, Хану хотелось в это верить, да и другого выхода у него просто не было.
Подъем дался Хану непросто. Он не раз останавливался, чтобы перевести дыхание. Часто приходилось цепляться руками за уже отполированные корни деревьев, служившие здесь ступеньками. Вспомнились картины со стекающими с горизонтали часами. Атмосфера сюрреализма вполне подходила для описания его ощущений и чувства времени, а стрекот цикад ее только подчеркивал.
Добравшись, наконец, до вершины, он разглядел внизу город. Спускаться оказалось легче, и он еще раз все хорошенько продумал. Лучше сразу отсечь неправдоподобные версии, чтобы тщательно разобраться с оставшимися. Пока же имелась всего пара догадок, претендующих хоть на какую-то логику.
Все эти приключения и проблемы действительно могли быть галлюцинацией, вызванной наркотическим опьянением или опухолью мозга, к примеру. Тогда стоило подождать, пока иллюзорная реальность исчезнет. Любой глюк, сон, припадок или наведенный морок не может быть бесконечным и пройдет сам собой. Но частичное исчезновение памяти выглядело так, будто загадочные злодеи вручную покопались в мозгах, избирательно удалив предысторию.
Хану понимал, что проклятые чертежи на песке являлись частью каких-то таинственных и сложных процессов. Но вдруг он психически болен и сам их начертил, раз налицо такие проблемы с памятью?
Некоторые всплывшие в уме версии показались безумными, но и они могли претендовать на реальность. Эксперимент над мозгом, продажа тела за долги таинственной секте или неудачное подписание договора с мелким нечитаемым шрифтом? Он осужденный преступник, приговоренный к изгнанию? Раскрытый шпион, маньяк-убийца, объявленный вне закона? Его тело отдали на опыты сумасшедшим ученым, и они украшают мозг особым спектром эмоций и оттенками настроения? Но почему тогда его отпустили? Может быть, сейчас он делает именно то, что им нужно? Чего от него добиваются?
Хану пока не представлял себе смысл их действий. С другой стороны, зачем бандитам надрываться и таскать его тело вверх-вниз, если он сможет дойти и сам? А вдруг убежит? Там вокруг только море, непроходимые джунгли и единственная тропинка. Если жертву оставили одну на песке, то должны быть причины. Ведь жертва частично потеряла память и обязательно попросит помощи. Но жизнь не всегда бывает логична. К примеру, сектанты могли вспомнить про горячий утюг, а теперь вернулись на пляж другой дорогой и бегут по следам.
Может быть, розыгрыш? Нет, слишком жестоко. Но вдруг он сам согласился на участие в конкурсе, шоу или в популярном сериале в качестве персонажа без памяти?
Хану повертел головой в поисках замаскированной телевизионной тележки, но ничего подозрительного не заметил. Ни мохнатого микрофона, ни проводов, ни ассистентов, ни гримеров за ширмой. Мерзкого ехидного хихиканья тоже не слышно. Если где-то неподалеку и стоял 'рояль в кустах', то его очень хорошо спрятали.
С другой стороны, такой проект стоит невероятно дорого. Потребовалось бы проплатить масштабные декорации и статистов. А есть еще и юридические или медицинские проблемы для создания искусственно вызванной амнезии. Бюджет был бы колоссальным...
Осторожно спускаясь, Хану иногда оборачивался, чтобы вовремя заметить возможных преследователей. Если он все же кому-то нужен живым, то следовало бы позаботиться о поручнях. Справа зияла пропасть, а дорожка стала заметно уже. Придется оставить мозговой штурм до лучших времен.
Место выглядело совершенно открытым, и одинокую фигуру на тропинке наверняка было хорошо видно из любой точки города. Хану понимал, что прятаться бесполезно. Если внизу его ждали, то давно заметили, а если нет, то перебежки от камня к камню попросту не нужны и потому нелепы. Эти неуклюжие старания вызвали бы только ненужный интерес у наблюдателей такой странной активности.
В конце концов, он плюнул и пошел так, как позволяла гора, не в силах просчитать ситуацию. На секунду появилось ужасное ощущение, что внизу его встретит нечто немыслимо-жуткое...
Хану встряхнул головой, прогоняя видение. Должно быть, солнце уже успело напечь голову. Впереди лежал чужой и незнакомый мир, и ему придется туда спуститься...
***
Дорожка петляла над пропастью, иногда сужаясь настолько, что на ней едва умещалась ступня. Приходилось прижиматься к скале, цепляясь за траву и кустарник. Весь в пыли, Хану более не сомневался, что попал на берег морем. Будь иначе, он проснулся бы в грязной одежде.
Вскоре тропинка оборвалась совсем, сменившись цепочкой стальных крючьев, заботливо вбитых в камень прямо над пропастью. Чуть выше нашелся и надежный трос, за который можно было держаться руками. Возвращаться на пляж и ждать, когда неизвестные решат его судьбу, Хану не собирался и, аккуратно переставляя ноги с крюка на крюк, осторожно обогнул скалу. К счастью, он не боялся высоты и без труда справился с препятствием.
Добравшись до площадки, где вновь начиналась тропа, Хану услышал поскуливание. Оглядевшись, он заметил ниже каменный выступ, где сидела невесть как попавшая туда собачонка. Скорее всего, она сорвалась, гоняясь за мелкими грызунами, и сидела там очень долго, страдая от ночного холода, дневной жары и обезвоживания.
Белая, с черными пятнами и вислыми ушами, бедняга смотрела на незнакомца со смешанным чувством надежды и страха. Возможно, спуститься к ней было и несложно, но вот забраться обратно по отвесной стене... Рискованно.
Стараясь не слушать голос совести, Хану двинулся дальше, вниз по тропе, но за спиной раздался жалобный вой, который едва не разорвал ему сердце. Выдержать такое было невозможно и, чертыхнувшись, он решительно вернулся, чтобы спасти несчастное животное.
Примерившись, Хану уцепился за один из камней и, повиснув на руках, медленно разжал пальцы. Он заскользил по скалистой стене вниз, обдирая кожу, и едва не задавил собачонку. Нетерпеливо перебирая лапами и яростно виляя хвостом, та принялась благодарно облизывать Хану, но ему было сейчас не до нежностей. Грубо схватив ее за загривок, он с трудом забросил удивленно взвизгнувшее животное на тропу.
Обретя свободу, собака не торопилась никуда убегать. Виновато скуля, она принялась нервно метаться взад-вперед, видимо, переживая за судьбу спасителя, глупо, но благородно поменявшегося с ней местами.
Теперь Хану уже жалел о вспышке сочувствия, неуместного в его ситуации. Разумнее всего было бы спуститься в город и попросить помочь собаке кого-то из жителей. А вот теперь поздно. Позвать на помощь собака не способна. Похоже, он переоценил свои силы. Снизу скала выглядела совсем по-другому. Ее неровности оказались недостаточно глубокими для того, чтобы поставить ногу. А выступ, за который можно было бы зацепиться, находился слишком высоко.
Хану попытался подпрыгнуть, но едва не потерял равновесие и судорожно замахал руками, балансируя на краю пропасти.
Что теперь делать? Он сам загнал себя в ловушку. Его можно увидеть только с тропы, но неизвестно, насколько она популярна у местных любителей экстремальных прогулок. Без воды их можно и не дождаться, а ночь обещала быть очень холодной. Оставалось надеяться, что его все же хватятся те самые таинственные сектанты, от которых он хотел убежать. Видимо, им дорожили, раз поместили в центр пляжной экспозиции, но кто знает, каким будет следующий шаг этих маньяков?
Нет, надо обязательно добраться до города и попросить помощи. Наверняка его случай не первый, и полиция поможет ему найти друзей или родственников. А пока придется придумать, как выбраться из западни.
Хану смерил ненавидящим взглядом повеселевшую мохнатую морду, старательно изображавшую сочувствие, но отомстить за коварство не мог. Сам виноват. Следовало бы для начала привязать к скальному выступу штаны и рубашку, ведь не хватало всего полуметра, чтобы до него добраться. Может быть, получится забраться чуть повыше?
С трудом дотянувшись до нескольких подходящих валунов по соседству, Хану долго расшатывал их, выковыривая из горы. В конце концов, ему удалось затащить камни на карниз и поставить друг на друга. Придерживаясь за стену, он осторожно забрался на вершину зыбкой конструкции. Пирамида ощутимо качалась, угрожая в любой момент развалиться, а ведь надо еще и как следует оттолкнуться...
У него будет всего одна попытка. Других подходящих булыжников рядом нет, а эти непременно скатятся в пропасть после толчка.
Собравшись с духом, Хану оттолкнулся и прыгнул. Камни с грохотом поскакали вниз, а он повис, одной рукой ухватившись за выступ. На мгновение показалось, что пальцы вот-вот соскользнут, но он сумел нащупать ногой еле заметную опору. Ему удалось зацепиться, подтянуться, перебросить вторую ногу повыше и медленно, с мучительным напряжением, подтянуться, выбираясь из бездны.
Мышцы болели, сердце скакало в груди, как бешеное, а Хану расслабленно лежал на тропе, раскинув руки. Собака благодарно лизала ладони, а он смотрел в небо и чувствовал себя совершенно счастливым, удивляясь тому, как немного для этого надо - бездна, глупый эмоциональный порыв и спасение. И вот уже кажутся неважными и загадочный ритуал, и странная потеря памяти.
Солнце приятно грело, и все предстоящие сложности теперь казались незначительной мелочью. Главное, что он все еще жив. Смерть прошелестела крыльями где-то совсем рядом, но все же улетела ни с чем. Не на этот раз. Зайдет позже. А сейчас пусть весь мир подождет. Нет сил, клонит в сон...
Уже почти заснув, Хану услышал что-то, похожее на далекий плач, а вместе с ним и тихую мелодию песни, на самом краю сознания:
Увы! Чувствующие существа, такие, как я, с негативной кармой
и разрушительными поступками блуждают в сансаре с изначальных времен.
Хотя до сих пор мои страдания продолжаются,
Я не испытываю сожаления, даже на кратчайшее мгновение.
Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!
Дай мне благословение, чтобы отречение возникло в глубине моего сердца.
Даже приобретя свободу и богатство, я растрачиваю эту жизнь впустую.
Я постоянно отвлечен повседневностью.
Когда же мне нужно стремиться к освобождению, имеющему великий смысл, меня охватывает лень.
Я возвращаюсь с острова сокровищ с пустыми руками.
Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!
Дай мне благословение, чтобы моя жизнь наполнилась смыслом.
Продолжение на https://litnet.com/evgenii-kostrica-u606
| . |
