Кострова Евгения Леонидовна. Зимняя роза: Глава 1

Патриция Энн Маккиллип "Winter Rose"

"Зимняя роза"

Глава 1.

Позже говорили, что он приехал в деревню верхом на белоснежном коне цвета пахты, но я видела, как он выходил из леса.

Стоя на коленях возле родника, я поднесла к губам воду. Этот источник был одним из секретов леса: глубокая весна кристальная словно свет, спрятанный под выступом темных камней, с которого ниспадали дикие розы с острыми шипами, девственно-белые как снег, красные как кровь, казавшиеся такими же долговечными как само лето. И вьющиеся лозы скрывали от посторонних глаз водоем, но только если вы не знали, куда смотреть. Я обнаружила его жарким днем, остановившись, чтобы вдохнуть аромат роз. Под их сладким благоуханием таилось нечто темное и мистическое: запах земли, воды и мокрого камня. Я отодвинула свисающие тернии, чтобы посмотреть вниз на свое отражение.

Деревенским жителям он представился по имени Корбет. Но я видела его еще в прежние времена, когда у него не было имени.

Мое имя Роис, и меня ни в коем разе нельзя сравнивать с розой. Вода поведала мне об этом. Вода никогда не лжет. Я больше походила на дрозда со своими непослушными черными прядями, а в глазах было больше янтарного, нежели в его зерцалах оттенка расплавленного золота. Кожа моя более не подходит для сказочных историй с тех пор, как я полюбила стоять на свету с закрытыми глазами, поднимая лицо навстречу солнечным лучам. И именно так я увидела его впервые: он был чистым светом, в котором на мгновение мелькнуло очертание человеческой фигуры.

Так мне казалось. Я не двигалась, позволив воде мягко обтекать лодыжки моих ног. Пятно бледного солнца - его волосы. Я прищурилась, и его облик предстал передо мной куда яснее.

Должно быть, я сделала что-то не так. Возможно, меня пробила дрожь среди диких папоротников. Возможно, я сделала вдох. В его глазах я была не более чем сгустком тени.

А потом он вышел на свет.

Конечно же, я думала о нем, как обычно мы задумываемся о погоде или времени, о чем-то, что всегда находится на краю нашего сознания. Для меня он был иллюзией, мечтой, что привиделась мне жарким летним днем, как я жадно упиваюсь водой, пропитанной запахом роз и камня. Я вспоминала его глаза, далекие, прикрытые тяжелыми веками, с тем же золоченым окрасом, что и его волосы. Какого же было мое удивление, когда я увидела его через день или два.

Я собирала цветы дикой лилии и жимолости, великолепной дицентры, что так любила моя сестра, Лорел. Я еще долго оставалась в лесу, просто наблюдая за ним со стороны, но он исчез. Прежде чем я покинула лесную чащу, небесная утренняя высь окрасилась в оперения голубки. Я вспоминала время. Измотанная и изголодавшаяся, я жалела, что не могла ускакать из леса. Жалела, что не надела обуви. Я узнала, где можно отыскать имбирь, и где из древесной коры, покрытой крупными трещинами, стекал мед, а где можно будет собрать зрелые ягоды. Для своего отца я была сущим бедствием, хотя порой я и самой себе удивляюсь. Но глубже моего удивления было только мое отчаяние, столь напоминающее свободно парящую птицу. И порою я давала ему взлетать и следовала за ним. В один из таких дней я и наткнулась на секретный ручей и корни мандрагоры.

Моя сестра, Лорел, писаная красавица. У нее каштановые волосы, и кожа цвета спелых персиков, большие серые глаза, которые могли видеть вещи, остававшиеся незримыми для всех остальных. В действительности, она не так уж и хорошо видела, ее мир был полон людей и хаоса. Ее лобик приподнимался, искажаясь морщинками, когда она обнаруживала для себя нечто двусмысленное или неясное. Каждый в деревне любил ее за нежность и общительность. Следующей весной она планировала выйти замуж.

Домой я вернулась ближе к сумеркам, босая, в юбчонке я несла собранные цветы; ее возлюбленный, Перин, уже был там. Он вперил в меня свой неодобрительный взгляд, а затем покачал головой.

- Босиком. У тебя все волосы в лепестках роз. Выглядишь так, будто что-то этакое вышло из-под шапки гриба.

Я повесила стебель жимолости на его волосы, а на волосы отца стебель великолепной дицентры. Лепестки соскользнули ему на лицо, образуя цепочку крохотных сердечек. И мы засмеялись. Он ткнул в меня указательным пальцем.

- Пора бы тебе уже прекратить резвиться среди полевых цветов и надеть туфли, да и не мешало бы научиться паре тройке вещей у своей сестры, - пока он пил свое пиво, сердцевидные лепестки трепетали у его носа. Я со всей серьезность кивнула.

- Хорошо.

- Вот говоришь ты так, - проворчал он, - но пропускаешь все мимо ушей. Он стряхнул с себя стебель, затесавшийся за его ухом, и продолжил пить.

- Просто все потому, что на самом деле, ты не имеешь в виду то, о чем говоришь. Я высыпала все цветы на колени Лорел, и зашла за спину отца, обвив его своими руками за шею. - Я знаю, что ты любишь меня. Да и потом, когда Лорел выйдет замуж, кто кроме меня будет заботиться о тебе?

Он фыркнул, но все же погладил меня по рукам.

- Ты даже не можешь запомнить, что на ночь нужно закрывать дверь. И что меня действительно беспокоит, так это то, что тебе нужно найти кого-то, кто смог бы позаботиться о тебе, прежде чем ты свалишься в пруд и потонешь, или рухнешь с дерева.

- Не правда, - солгала я с толикой чувства собственного достоинства, - я не лазала по деревьям уже много лет.

Перин возмущенно нахмурился:

- Я видел тебя карабкающейся по сливовому дереву вблизи старых развалин Лина прошлой весной.

- Я в тот день была жутко голодной. Твое упоминание на сей счет не столь важно, - я отошла от отца, и взяла ломоть хлеба, надеясь угомонить свой беспокойный желудок. А отец устало и тяжело вздохнул.

- Сядь уже наконец. Бесполезно добиваться от тебя того, чтобы волосы были уложены, а не растрепаны в листьях папоротника, чтобы руки были вымыты, или еще чего-нибудь хоть отдаленно напоминающего цивилизованную девушку. Как ты вообще найдешь себе мужа?

Я села.

Лицо, повернувшееся ко мне в лучах ослепительно белого света, и на краткое мгновение я перестала дышать.

Кое-как проглотив кусок хлеба, Лорел любезно вставила свое слово, перебирая цветы на коленях:

- Может она сама не хочет замуж, а другие не хотят брать ее в жены, - ее брови чуть дрогнули, а на лбу образовалась тревожная складка. И в тишине я обдумывала все возможные решения обоюдной проблемы, в конечном счете, отвергнув их все, как никчемные и бесполезные.

- Я хочу, - жестко сказала я, - делать то, что мне хочется. Мы жили в ветхом доме, крытом соломой, что с годами сильно накренился. Веками протоптанные пологие бугорки исчезли под плитами; некоторые этажи по стечению обстоятельств были в земной насыпи; дверные проемы проседали под потолками. И множество других вещей происходили со старыми зданиями, на которые только я одна уже обращала внимание. Ароматы жизни вплетались в деревянные постройки, лаванда или свежо-испеченный хлеб заполняли воздух. Окна порою отражали чужие огни, тени чужих лиц. Наверху пауки ткали паутину, затененную углами, что с годами разрастались, как если бы каждое поколение унаследовало и выстраивало очередной воздушный дворец. Иногда в голову закрадывалась мысль - если бы мы все умерли, умерли ли бы и они, или покинули бы они свои сложно-конструированные дома, если бы мы покинули свой дом. Сомневаюсь, что когда-нибудь узнаю об этом. Мой отец ни за что не оставит поля с пшеницей и яблочные сады, его конюшню и хлев, которые все больше процветают, а ко всему прочему, предстоящая свадьба сестры, обеспечит дом, заселенными пауками новыми наследниками.

Перин разглядывал меня с тем беспристрастием и гнусным спекулятивным выражением, пытаясь представить, кто же из деревенских мужчин мог бы подпасть под мои чары. Я никого себе не представляла. Хотя эти упрямцы частенько заглядывались ко мне, прося лечебные масла и настои с чаем из собранных мною трав в лесу. И Перина это раздражало. Я бы никогда не осталась в месте, где не смогу быть полностью свободной; где не смогу спокойно открыть дверь наружу и исчезнуть, давая клятвы и обеты или нет. Это пугало меня тогда и теперь, наполняло меня тем подхлестываемым и беспричинным отчаянием, как если бы я лишилась чего-то жизненно необходимого - руки или глаза - не зная, что было тому причиной, я была будто обездоленной, тогда как другие могли почувствовать себя полноценными людьми. Но большую часть времени я не тревожилась этими рассуждениями.

"Вот было бы здорово, если бы у меня тоже был свой Перин, - думала я, - разгладить эти непослушные струи волос у него на голове, и собственноручно расправить тому плечи".

Но ни Перин, ни кто-либо другой, с кем я выросла, даже те, чья неугомонная натура позволила отправиться на поиски счастья в другие края, не смогли заставить сердце дрогнуть.

Лорел поднялась и поставила цветы в воду. Я запихнула в рот и того, и сего: куриное крылышко, зачерпнула полную ложку изюма и грецких орехов, политых сладким липким соусом, который любила наша кухарка Беда. Она обожала дикие травы и грибы, имбирь и шиповник, все, что я приносила специально для нее. Все уже поели, не дожидаясь моего возвращения домой. Отец достал свою губную гармошку; Лорел расставляла вазы с цветами - одну за занавески, другую в угол; Перин отыскал флейту Лорел и мягко подул в отверстие, начиная старинную балладу о влюбленных, разделенных на земле и воссоединившихся в могиле. Он даже не дошел до первых строф стиха, когда Лорел резко одернула его:

- Не играй эту песню.

Мы все оглянулись на нее с нескрываемым изумлением. По ее лицу пробежала тень; она внезапно отвернулась, дрожащими руками ставя вазу.

Перин быстро сказал:

- Прости, любовь моя.

- Она приносит несчастье.

- Это всего лишь старая баллада, - сказала я, все еще удивленная тоном ее голоса. Она редко бывала раздраженной или злой. - Мы все пели ее уже сотни раз.

Она сохраняла молчание. Потом по телу ее пронеслась мелкая дрожь, и она вновь повернулась к нам, ее лицо изобразило подобие мягкой и извиняющейся улыбки.

- Я знаю. Просто сейчас, я не хочу думать о такой трагической истории.

Перин взволнованно протянул к ней руку, и она вступила в его надежные и крепки объятия.

- Играй лишь счастливые песни, - приказывала она ему. Голос ее был слабый, но когда он вновь заговорил, ее улыбка погасла.

- Тогда я буду играть, - сказал он угрюмо, - "Балладу о свинье, живущей в таверне".

Она отступила от него, а затем ударила по голове пустой пивной кружкой.

- Нет, не будешь! Играй "Оду моряка к своей Госпоже", или никогда больше не буду любить тебя, и можешь забрать все свои ленточки, и стеклянную статуэтку лошади вместе со всеми своими стишками.

- Стишки! - воскликнули мы с отцом, и Перин зарделся багрянцем, лицо его стало похожим на гребешок петуха. Но он от этого только весело рассмеялся, заставив смеяться и Лорел, и это было единственным в тот момент чем-то по-настоящему значительным.

Спустя день или два, я узнала его имя.

Я надела ботинки, заплела волосы, и отправилась с нашим отцом в деревню на повозке, доверху заставленной масляными бочонками яблочного бренди, которое настаивалось в течение нескольких лет. Пока отец развозил заказы по деревенским тавернам, я взяла разбитый горшок, чтобы отнести его кузнецу на починку, и купила ленты, чтобы вплести их в полупрозрачный шлейф для свадебного платья Лорел из сушеных лепестков. По деревне рассыпались дома, причудливые постройки трактиров, провисшая таверна, аптека, кузница, конюшня, пекарня, ткацкая, бакалея, мельница, а по середине зеленая полоса, где бродили гуси и овцы ткачей и коровы купцов. Когда я зашла в таверну, чтобы забрать отца, который больше всего на свете любил сочетание своего эля и хорошей компании друзей, я услышала, как бездарный сын кузнеца Криспина сказал:

- Мой дед помнит все это: как его отец и дед сражались, и сын убил отца, и на его семью легло проклятье с последним испущенным смертельным вздохом его деда.

Прошло мгновение, прежде чем кто-либо откликнулся на произнесенные слова. Мой отец произнес:

- Подожди...

- Его внук, - убедительно кивнул Криспин, - это определенно он. У него была красивая улыбка, и спокойный мягкий голос, заставляющий тебя забыть о том, что ты тратишь свое время впустую. Он прихлебывал свое пиво, и начинал просвещать моего отца. - Его зовут Корбет. Корбет Линн. Его отец умер, и он вернулся, чтобы претендовать на наследство.

- Это та старая рухлядь? - владелец таверны, Траверс, покачал головой, продолжая усердно натирать оставленную моим отцом пивную кружку. - Земли может и неплохи для наследства, но где он жить-то собирается? Поместье в руинах. Ничего кроме голых полуразрушенных стен, заросших лианами. Лес забирает свое. Он собирается продавать землю?

- Он сказал моему отцу, что нет. Не собирается. Он планирует остаться. Сейчас осматривает окрестности, - в дверном проеме его глаза заметили юбку и длинные волосы, и он улыбнулся; ему не нужно было даже смотреть на лицо, чтобы догадаться, кто перед ним стоит.

- Роис.

Отец, чуть пошатываясь, повернулся в мою сторону. Но все его внимание было заостренно на другом человеке.

- Корбет.

Криспин кивнул.

- Разъезжает по деревне на жеребце белоснежном, как само молоко, - весело пробормотал он. - Или как только что выпавший снег, в конце концов. Красивое создание. Мы встретились на перекрестке, оттого и узнали историю первыми.

- Разве его отца не повесили? - спросил хозяин гостиницы.

- Нет. Он исчез. Хотя никто особо и не искал его. Мой дед рассказывал, что был последним, кто видел Ниала Линна. В любом случае, никто больше никогда его не видел.

- Тогда как...

- Никто не признает, что видел или слышал об этом происшествии. Но почему-то все знают, кто пролил кровь Линна, и как эта семья была проклята.

- Что еще за проклятие? - спросила я, зачарованная бурными разговорами, и столь же беспристрастная ко всему.

- "Сделай с собою то, что ты сделал со мной". Это слова, что до сих пор помнит мой дед.

Брови моего отца в изумлении поднялись вверх; мысленно он благодарил самого себя за мудрость, что имеет только дочерей, я прекрасно видела ход его мыслей по выражению его лица.

- И он сделал?

Криспин пожал плечами:

- Убил ли он своего отца? Я не думаю, что он именно это имел в виду. Говорят, что у него лицо своего деда. Мои домочадцы так говорят. Хотя другие могут считать и иначе. Было бы весело, если бы он действительно убил самого себя.

Мне сразу захотелось уйти из этого места.

- Отец, - позвала я, и он мгновенно поднялся. Криспин вновь улыбнулся мне, поднимая свое пиво. Я отвернулась, и вышла под горячий полуденный свет, и увидела его. Волосы цвета бледного золота и полные сияния глаза. Он ехал на коне кремового оттенка, по зеленым тропам, как если бы ничем не отличался от нас, а не был тем созданием, что показалось мне в своем истинном обличье в столбе чистого света. Я не могла пошевелиться, я не могла дышать. И потом, как если бы он прочитал мои мысли, его глаза встретились с моими глазами. Этот изумрудный оттенок пронзил меня насквозь, и я подумала: "Разве могут быть они другого цвета?".

- Роис, - окликнул меня отец, и его глаза уже потеряли меня, а я смогла двигаться вновь.

Комментарии: 2, последний от 28/07/2014. © Copyright Кострова Евгения Леонидовна (tkhira@yandex.com) Размещен: 21/05/2014, изменен: 21/05/2014. 17k. Статистика. Глава: Переводы Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Печаль и скорбь и обида скуют тебя и детей твоих, детей твоих детей... Некоторые рассказывают поистине страшные вещи о Ниале Линне, который был убит собственным чадом. Другие рассказывают эту историю холодной зимней ночью у костра. Но когда Корбет Линн возвращается, чтобы восстановить фамильное поместье, воспоминания о проклятии его деда воспламеняют сердца юнцов и старцев - и горячий воздух лета переполнен молвою и слухами. В лесах, граничащих с владениями семьи Линн, свободная душой Роис Мелиор, дикая и босая, блуждает в поисках лечебных трав. Она неукротимая - и совершенно не подходит для брака - в отличие от своей обрученной сестры, живущей бытом своей семьи. В бледно-зеленых глазах Корбета, Роис видит непреодолимую тоску. В своих беспокойных снах, смешанных с пьянящим теплым ароматом вина, она слышит его зов. И в то время как золото весны увядает, Роис уже находится во власти Корбета Линна, одержимая его таинственным прошлым - но наступают холода, покрывая землю льдом, а вместе с теплом отступает ее собственное представление о любимом человеке, и вот истина и мечты становятся одним целым.

Кострова Евгения Леонидовна : другие произведения.

Зимняя роза: Глава 1