Аннотация: Ему казалось, что мир прост и однозначен. Особенно после того, как он нашёл "свою" девушку. А потом начинается форменный беспредел: другие миры, магия, приключения и конечно ни минуты спокойной прежней жизни...
* * *
Ритмичный перестук колёс электрички, как обычно, нагонял тоску и сон. За окном, как будто назло, хлопьями валил снег, отчего бодрствование практически стало невозможным, а балансирование на рубеже реальности и мира сновидений превратилось в невыносимую пытку. Он сидел и смотрел на скучающую (по-видимому, уже давно) девушку, которая жалась к стеклу вагона через проход от него. Взглядом, полным какой-то тихой и до боли знакомой ему грусти, она, скорее на уровне рефлекса, чем осознанно, оглядела 'новеньких' - чуть припорошенных и подмёрзших пассажиров Северной железной дороги, только что вошедших в тёплый и долгожданный тамбур. Совершенно случайно их глаза встретились. Неприкрытый, откровенный интерес в его взгляде мгновенно выдернул её из крошечного мирка её же 'тихой грусти' и опрокинул в гремучий коктейль из странной тревоги, щедро приправленный острым любопытством. Слишком поздно он вспомнил, что так разглядывать девушек, пусть даже и в электричках (а может: тем более в электричках?), по меньшей мере, не совсем прилично! Надо было что-то сделать, причём немедленно! Как-то исправлять ситуацию. Постараться выйти из этого не очень приятного положения с честью и достоинством молодой особы голубых кровей на сильном и выносливом парнокопытном арабской скаковой породы, к тому же белого окраса, как это надлежало по всем сказочным правилам. Короче говоря, он вдруг захотел стать её принцем на белом коне! Это желание возникло в тот миг, когда он увидел, насколько глубоки её изумрудно-зелёные глазёнки, и понял, что хочет больше всего на свете в них утонуть.
Пока серое вещество в его черепушке, лихорадочно бегая от одного уха к другому и зовя на помощь хорошие мысли, пыталось найти наилучший выход из внезапного затруднения, его 'бренная тушка', как он любил выражаться, лишившись управления, включила автопилот и расслабилась, наслаждаясь свободой от тирании разума. И, продолжая 'нагло пялиться' на свою неожиданную находку, он улыбнулся...
Девушка улыбнулась в ответ. При этом так мило покраснела, что он больше жизни захотел сказать ей: 'Как же ты прекрасна!'
Но, между тем, не двинулся с места...
* * *
- А ты мне сразу понравился... - она уткнулась носиком в его плечо.
Он сидел, приобняв её хрупкие плечи, и старался не шевелиться, потому что боялся хоть на мгновение отпустить это небесное создание. Ему казалось, стоит пошевелиться или моргнуть, и она исчезнет... Глаза болели и слезились. И, сдавшись, он моргнул. Вопреки его худшим опасениям, она продолжала сидеть рядышком и тихонько посапывать у него на плече.
За окошком вагона промелькнула очередная заснеженная станция.
Она подняла голову и взглянула прямо в его глаза.
- А можно, я с тобой поеду?
- А тебя искать не будут?
- У меня нет никого...
- Прости, не знал...
- Ничего, я привыкла...
На последней станции вышел почти весь народ, поэтому они сидели в условной тишине, нарушаемой разве что равномерным перестуком колёс.
- Дим, не уходи, ладно?
- Не уйду!
- Никогда-никогда?
- Не в моих правилах обещать, если могу не выполнить обещание... Но я очень постараюсь... потому что ты мне тоже очень-очень нравишься.
Вполне удовлетворённая и успокоенная его ответом, она снова уткнулась в его плечо.
Электричка безразличным, но приятным женским голосом объявила конечную остановку и попросила ничего в вагонах не оставлять. Дима улыбнулся. Это сокровище он не оставит теперь ни за что на свете. Словно угадав его мысли, она пристально посмотрела на него и тоже улыбнулась.
* * *
Город стихал. Холодный зимний вечер делал своё дело, и одинокие прохожие спешили поскорее добраться домой - в тепло и уют своего сколько-то-комнатного рая.
Они шли, держась за руки и не глядя друг на друга. Им это было не нужно. Ему достаточно было чувствовать рядом её присутствие, а ей - его.
Обычные в другие дни фонари светили сегодня вечером особо тепло. Снег закончился, когда они выходили из электрички, и теперь на чистом глубоком небе высыпали звёзды. Ветер почти стих и теперь только чуть-чуть раскачивал припорошенные кроны деревьев.
- А ты уже подумал, чем меня кормить будешь? - она, хитро прищурившись, заглянула ему в глаза.
- А ты у нас кто - хищник или травоядное? - подражая её интонации, ответил Дима.
- Я питаюсь только нектаром и амброзией!!! - её смех заставил хмурые тёмно-синие тени вздрогнуть и отступить. Темнота понимала, что для этих двоих вечер только начинался.
- Понятно... - он загадочно улыбнулся и, вновь подражая ей, продолжил, - значит, пельмени!
Она театрально вскинула руки и, закатив глаза, воскликнула не менее театрально:
- Смирнов, ты ужасен!
- Я стараюсь! - Дима уже почти не мог сдерживать смех, прорывающийся на свежий морозный воздух.
- Хотя бы для приличия предложил перспективу...
- Пожалуйста, пожалуйста! Значит, перспектива такова: если хочешь - будем есть пельмени, если не хочешь - я один их съем!
- А я тогда потом съем тебя! От голода!
- Кто бы против, я - никогда! Чувствовать, как зубки симпатичной девушки вгрызаются в твою пятку - наверное, ни с чем не сравнимое удовольствие!
- Фу! - всё ещё улыбаясь, она сморщила носик, - ладно, уговорил! Пельмени, так пельмени! Так это и есть твой дом?
Только сейчас он понял, что уже поднялся по ступенькам и открывает дверь в подъезд. Странно как-то. Он совсем не помнил пройденной ими дороги, наверное, просто не обращал внимания на то, что изо дня в день оставалось на своём месте, а старался разглядеть то новое, что четыре часа назад ворвалось в его жизнь.
Кромешная тьма подъезда обычной ещё советской девятиэтажки приняла их довольно прохладно. Лампочка приказала долго жить, впрочем, как и всегда.
- Осторожно, сейчас будет порожек.
- Что? Ай! Ау!!! Кажется, я ногу подвернула... Бо-о-ольно-о-о... - Захныкала она, правда тут же добавила уже совсем без плаксивых ноток в голосе, - но нога шевелится, значит пройдёт!
Дима стоял, осознавая увиденное. Ему показалось, что в тот момент, когда он повернулся на её вскрик, на том месте, где должна была быть её голова, он увидел пару кошачьих глаз. Лишь на мгновение - две зелёные вспышки, а потом - опять темнота...
'Всё... Приехали... Глюки уже начинаются... Надо бы отдохнуть как следует...' Как-то сразу на него навалилась усталость за те несколько дней, что он был в отъезде. Встряхнув головой и подавив зевок, Дима приобнял её за талию, и они поковыляли к лифту.
Лифт, вопреки всем самым худшим ожиданиям, работал.
- Карета подана, сударыня!
- О, спасибо, сударь! Вы так любезны!
И, по-детски жмуря глаза от неяркого, но внезапного света, они вдвоём ввалились в кабину. Он смотрел на неё, озябшую, но счастливую... Озорной огонёк заиграл в её глазах.
- Ну и чего ты ждёшь?
- Алис...
- Молчи, а то всё испортишь...
Он притянул её к себе... Дыхание всё время сбивалось... Поцелуй обжигал его губы. Такой горячий, такой ... долгожданный!
Она легонько оттолкнула его.
- Вообще-то, я хотела, чтоб ты нажал на кнопку, ведь я не знаю, на каком этаже ты живёшь... Но твой вариант мне тоже понравился...
- Чувствую себя глупее некуда... Ну да и ладно! Зато ты здесь, со мной!
- Эй, философ! Жизнь прекрасна и всё такое, но кто-то обещал закормить меня пельменями, а лифт до сих пор стоит на месте!
Седьмой этаж встретил их слабым мерцанием единственной на коридор лампочки. Замёрзшие руки никак не хотели правильно держать ключи, что опять вызвало усмешку со стороны Алисы.
Квартира была такой же, какой он оставил её несколько дней назад. Но теперь, с Алисой, в ней стало не так одиноко - более уютным казалось всё: от тумбочки в прихожей до старой книжки, которую Дима сейчас заметил под кроватью.
- Располагайся, я скоро, - и, скинув куртку, он метнулся на кухню.
- А ничего берлога, - долетело из комнаты, - уютненько... Хотя прибраться бы не помешало...
Дима улыбнулся. Ему всегда казалось, что его квартира находится в идеальном состоянии. То есть он мог в любой момент найти в этом 'бардаке' любую вещь, которая ему требовалась, даже если она была погребена за тумбочкой под парой скомканных футболок, одним шерстяным носком и коробкой из-под видеокарты. Его мать сначала пыталась наставить сына на путь истинный, но потом, видя тщетность своих попыток, сдала этот бастион на милость 'победителя'.
Готовить он не особо умел, но жареные пельмени - обожал! Поэтому путём долгих и упорных тренировок по превращению продуктов в 'не-пойми-чего-хотя-бы-слегка-напоминающее-жареные-пельмени' всё-таки научился их приготавливать довольно сносно. Вот и сейчас они, ещё замороженные, шипели на сковородке, разбрызгивая масло точечно на верхние конечности противника, который так коварно загнал их в это пекло.
'Одних пельменей, наверно, маловато будет... Надо заняться инспекцией холодильника на предмет последующей конфискации пригодных для съедения товаров...' - подумал Дима, хватаясь только что обожжёнными пальцами за мочку уха.
Неожиданное прикосновение чего-то или кого-то к спине заставило его резко дёрнуться, прижавшись второй рукой к сковороде. Подавив очень сильное желание выкрикнуть пару-тройку крепких словечек, Дима рванул в противоположную сторону и чуть не сшиб Алису. Стараясь не показывать, что ему больно обожженную руку, Дима подошёл к мойке и включил холодную воду. Под прохладной струйкой жжение немного прошло.
- Извини, я не хотела тебя напугать... - Глаза Алисы были одновременно расширенными от удивления и влажными от обиды. - Я правда не хотела...
- Я знаю. Ничего, до свадьбы заживёт. Ты так тихо подошла... Я даже не заметил, как ты на кухню входила. Всё не могу привыкнуть, что ты...
- ...Рядом, - она прижалась к его спине, обхватив своими тонкими, как ему казалось, руками. Даже сейчас, зимой её кожа была довольно смуглой, как будто она недавно загорала.
Дима улыбнулся, выключил воду и развернулся ко всё так же прижимающейся Алисе.
- Предлагаю сначала поесть, а потом уже вволю наобниматься, - он посмотрел в глаза своей гостьи и продолжил, - тем более, что пельмени без нашего внимания совсем распустились: того и гляди сгорят.
Алиса посмотрела на него, улыбнулась и чмокнула его в нос.
- К принятию пищи готова!
- Руки мыть! Ать! Два!
И она упорхнула в ванну.
* * *
Несмотря на то, что мягкими неслышными шажочками на город наступала суббота, проснулся он рано. То есть, для нормального человека было бы уже "почти поздно", но Дима был совой до сомых кончиков своих крыльев. Поэтому он уверенно решил, что ещё слишком рано, и остался доволен этим своим решением. Зимнее солнышко холодным ярким светом заливало комнату через единственное окошко. А ведь он так и не повесил занавески. Скорее всего они были погребены в Великом Одёжно-Тряпочном Погребальном Кургане, а проще говоря - наверняка валяются где-то в куче неглаженного белья на кресле. Скорее всего с помятыми шторами окна будут не более приглядно выглядеть, а значит и вешать эти комканые тряпки и тратить на это целых две с половиной минуты своего бесценного времени нет никакого смысла. И, улыбнувшись, Дима решил ещё немного поваляться под одеялом, в тепле и уюте. Вдруг, словно от вспышки, сознание прояснилось, и он вспомнил вчерашний вечер. Он сел на кровати и глазами пробежался по всей комнате, выискивая признаки того, что она ему не приснилась... Всё было как всегда. Только свет солнца стал ещё холоднее.
- Неужели она мне только приснилась? Нет, не хочу! - как маленький ребёнок запротестовал он, сжимая одеяло в кулаках. Вслух, но тихо-тихо, почти шёпотом.
Он ещё раз оглядел комнату. Ничего. Уж лучше бы было и не просыпаться...
Затянувшуюся тишину нарушил звонок в домофон. Дима на автопилоте проковылял в коридор и снял трубку.
- Дим, это Алиса, открой, пожалуйста, а то здесь даже холоднее, чем вчера!
Он так нажал на кнопку, открывая дверь, что чуть не продавил стену насквозь. Блаженная улыбка не сходила с его лица, даже когда Алиса ввалилась с пакетами в прихожую.
'Не приснилась! Не приснилась!!! НЕ ПРИСНИЛАСЬ!!!', - ликовал его внутренний голос.
Он крепко обнял её и зарылся лицом в её воротник.
- Дим, ты чего?
- Я думал, ты мне только приснилась...
- Вот дурилка! - она засмеялась и, оторвав его от себя, чмокнула в нос. - Просто в магазин решила сходить, пока ты спал. Ведь у тебя ж в холодильнике стадо мышей совершило акт суицида на почве отсутствия присутствия еды. А мне на новом месте не спалось, вот я и решила прогуляться, осмотреться, продуктов купить. На, забирай пакеты и приготовь что-нибудь перекусить, а я пока разденусь.
- Совсем? - хитро прищурился он.
- Ну, Вы, молодой человек, и нахал!!! - наигранно возмутилась Алиска, зато глаза светились радостью и какой-то спокойной нежностью.
- Надо бы тебе тоже ключи сделать...- вдруг он осёкся и умоляюще посмотрел ей в глаза. В голове мелькнула мысль: 'А вдруг ей всё это не надо!? А вдруг она исчезнет!?'
- Надо, надо... Иди уже чайник ставь! Я замёрзла, как мамонт!
- Почему именно мамонт? - уже из кухни донёсся его удивлённый голос, - ведь мамонты были с толстой шерстью...
- И что? Значит, они не могли замёрзнуть? Так что ли? И вообще, будешь спорить - целовать не буду!
- Сдаюсь и капитулирую... Твой аргумент бьёт все мои вместе взятые.
- Ну, так на это он и рассчитан! - Алиска замеялась и прошла в комнату.
Дима поставил чайник на плиту. Вдруг, резко просветлев в лице он метнулся на шкафчик и достал оттуда новую жёлтую кружку с нарисованным на ней котёнком, который запутался в клубке ниток. Он купил её совсем недавно, подчиняясь необычному порыву. Словно кружка позвала его и попросила купить, как в сказке, мол, купи меня, а я тебе потом пригожусь.
- Ути, какая лапочка! А ты её достаёшь или наоборот прячешь от меня?
- Конечно прячу! Это же котёнок! Против него у меня никаких шансов. Он симпатичнее, маленький, пушистенький и ест намного меньше, чем я...
- Доставай уж, раз увидела. Обещаю бросать на него не больше девяносто девяти процентов своих взглядов.
Дима повернул голову на звук, понимая, что всё ещё стоит на табурете возле шкафчика. Алиса стояла на пороге кухни. И как стояла! Босыми ступнями уперевшись в стену и повиснув на левой руке, держащейся за дверной косяк, девушка правой рукой эротично теребила распущенные волосы, спадавшие воздушными локонами с чуть наклоненной вправо головы. Видимо, припомнив димино пожелание, совсем она раздеваться не стала, но одежды на себе оставила минимум. Фланелевая димина рубашка, такая тёплая и любимая, свободно висела на хрупком теле, почти полностью скрывая коротенькие джинсовые шортики и почти полностью обнажая стройные прямые девичьи ножки.
Засвистел чайник, напоминая о причине такой концентрации людей на квадратный метр кухонной площади и выводя Диму из сладкого коматоза. Юноша наконец взял себя в руки и выключил чайник. Алиса продолжала всё также стоять словно ждала его реакции.
- Ты у меня красавица! Вот только...
- Что-то не так? - обеспокоенно спросила девушка. Дима напустил на себя официально-бюрократический вид и противненьким голосом какого-нибудь пожилого вахтёра произнёс:
- Босикомистых девушек в неблагообразном, но оченно благоприятном виде просют пройтить к местам выдачи ходильно-тапкового имущества для получения реквизита, - и добавил уже с улыбкой, - ты мне здоровенькой нужна, ибо целовать я хочу тебя, а не сопливящуюся и кашляющую болячку.
- Ишь ты какой хитренький! Какая есть, такую и будешь целовать! - засмеялась Алиска, - а то ходильно-тапковое имущество окажется на высокой скорости в опасной близости от твоего сидельно-опирательного места.
Но тем не менее ушмыгнула в коридор, а Дима тем временем заварил свежий чай с 'усушенными остатками', как он говорил, тропических фруктов и стал накрывать на стол. Кухня заполнилась фруктово-цветочным ароматом и запахом колбасы.
Потом они вместе позавтракали с огромным аппетитом, болтая о пустяках и блаженно улыбаясь друг другу. Впереди в их распоряжении было целых два выходных, когда можно было, не выходя никуда из дома, держать друг друга за руки и заваливать вопросами. Можно было бы... Если бы они так сделали, то им бы следовало поставить памятник. Есстественно - один на двоих. Только вот за детскую наивность или за непомерную глупость? Дима был вмеру молодым человеком, но последний год без женского тела, вероятно, неблагоприятно воздействовал на его одноизвилинный мозг, почти выпрямив и эту последнюю закривульку. Поэтому честнее будет сказать, что лишь половину своего выходного времени они провели держась за руки и задавая друг другу вопросы, впрочем, и это происходило в горизонтальной плоскости. На эти два дня постель стала их маленькой крепостью, куда не проникало никакое внешнее воздействие этого коварного мира.