Бывает друг, сказал Соломон,
Который больше, чем брат.
Но прежде, чем встретится в жизни он,
Девяносто девять в твоей душе
Узрят лишь собственный грех.
И только сотый рядом с тобой
Встанет - один против всех.
- Слышу, вот только так просто я тебе не дамся в руки, скорее ты умрешь. - Балора провел рукой над водой в чане, и изображение исчезло.
Его раздражала эта девчонка. Он уже несколько лет безуспешно пытался ее убить, а она ускользала. Она была достойным потомком предателя Кели. Ведь не зря говорят, что имена отражают сущность.
Ненавижу род этого предателя. До сих пор не понимаю, как он смог отвергнуть покровительство всемогущей богини, взамен на человеческие чувства?!
К черту эти чувства, мы были почти богами, а из-за него долгие тысячелетия вынуждены были прозябать на задворках мира.
Благодаря мне это несправедливость будет исправлена! Гордое племя богини Бригит поднимается, скоро над всеми странами раскинется знамя тигроголового племени. И я, наконец, займу положенное мне место, во главе нового, возрожденного народа! Я искуплю вину своего подлого предка.
Но для начала надо избавиться от этой каверзной девчонки.
Руки мага вновь взметнулись над чаном с водой.
Соплячка перестала биться в истерике и впала в ступор. Вокруг нее суетились ее верные друзья.
Вот ее отличие от других: она смогла работать в команде. Все прочие Кели (гхм, проклятое имя, как же оно все-таки подходит этому роду) были одиночками, и именно поэтому я так легко их уничтожил. Сила же этой в ее друзьях... но в них же и ее слабость.
Кровожадный оскал окрасил вытянутое лицо Балора, когда он поднял глаза от чана и наткнулся взглядом на прикованного к стене пленника.
Теперь девчонка была в его руках...
От сладких мыслей о долгой и мучительной смерти мерзавки, его отвлекла закипающая вода в чане и резкая боль в глазах. Мир вокруг померк ...
Мысли путались и натыкались друг на друга, хотелось выть и биться головой о стену, но делать этого нельзя, нельзя, нельзя...
Сами собой подкосились ноги, сами собой потекли слезы, сами собой срывались с губ проклятия.
За что? За что их? Ведь они не виноваты... Гадкие и мерзопакостный выкидыш гремлинши! Чтоб тебя демоны драли, чтоб тебе аукнулось так, что глаза с орбит выпали да на ж@пу налезли, чтоб тебе...
Поляна искрила магической энергией. Деревья шатались и скрежетали, листья облетали. Трава, повинуясь потоку магии, прижалась к земле, как будто испугалась за свою сохранность и постаралась спрятаться от глаз магички.
В голове мелькнула мысль, мелькнула и убежала. Но я насильно притащила ее за хвост, и начала материться еще хуже.
Этот гремлинский выродок следил за нами через воду. Всем известно, что вода надежнейший проводник магической силы. Чтоб ему. Общепринято считать, что заклинания подсматривания проводимого через воду легко заметить, но невозможно разрушить.
Возможно, но очень сложно. Маг рискнувший противостоять соглядатаю, рисковал жизнью, но в этот момент мне плевать на свою жизнь.
Я ненавижу ритуалы на крови, да и, что скрывать, толком не умею их проводить. Но руководимая злостью и болью я готова на все.
Мгновенно вскочив на ноги, принялась чертить на земле руну. Странную заковыристую руну древнего языка, я ненавидела этот язык, но что поделать, если без него ритуал не действует!
Мельком глянув на результат моих скоропалительных движений, принялась вырезать такую же руну на коже внутренний стороны кисти руки. Готово.
Держу руку над центром руны, вычерченной на земле. На землю падают капли крови. Раз, два, три... начинаю медленно читать заклинание, только б ничего не перепутать... в центре закручивается вихрь, и над нашими головами разноситься жуткий вопль. Все. Заклинание деактивировано, и если я ничего не наврала в заклинание, то и Клятому гаду досталось по самые уши, по крайней мере, его очаровательные глазки пару дней поболят, если он, конечно, останется зрячим.
С этой мыслью я падала на землю.
Очнулась я лишь, почувствовав, что чьи-то руки начали расстегивать куртку. Тело ломило нещадно, казалось, вся кровь в организме кипит и вот-вот вырвется наружу. Я застонала.
--
Тише, тише. - услышала я шепот Конанда, - сейчас все будет хорошо. Ты уснешь, а когда проснешься, то будешь полностью здорова. Ну-ка выпей вот это, - мою голову слегка приподняли, и меня заставили проглотить какой-то горький отвар. - Умничка, давай-ка поспи теперь.
Я вправду уснула, а снилось мне далекое прошлое... Вернее не особо далекое, но до боли родное...
Птицы начинали свою перекличку, муравьи открывали свои домики, лесные звери принимали целеустремленный вид и куда-то спешили по своим делам - утро медленно приходило в лес, в глубинах которого затерялся маленький охотничий домик. В доме утро началось с маленького шаловливого лучика, который, проскользнув в щелочку между занавесками, мелькнул по глазам спящего Лабрайда и скрылся.
Мерную тишину нарушил сдавленный стон парня. Высвободив руку из-под неподъемной туши брата, он потянулся за кувшином, стоявшем на столике. Слабая надежда на лечение разбилась об реальность жизни - кувшин был пуст. Резкий звон бьющейся посуды выдернул из забытья Этлин.
--
Лабрайд, вино?
Ответом ей был стон.
--
Нету, - констатировала она и опять провалилась в сон, спасаясь от надоедливых чувств.
Лабрайд же стал медленно прикидывать, есть ли в чулане рассол, вспомнил, что таки там он должен быть. Дальше ход его мыслей переключился на то, как достать этот волшебный напиток, затратив минимум усилий. Результаты его не радовали, встать он не мог. Не то чтобы совсем, в принципе, если особо приперло б смог бы, но конкретно сейчас он не мог совершить такой подвиг; нужное заклинание требовало большой сосредоточенности и произношение сложных древних фраз и то, и другое были из разряда нереального. Совершив во истину героический поступок, он напряг мозг и его осенила идея. Этлин! Ей, для перенесения предметов, особой сосредоточенности не требовалось, а достать рассол было в ее интересах. Закончив титанический труд мысли, Лабрайд радостно воскликнул:
--
Этлин!
Именно в этот момент из-за еще одного шаловливого лучика очухался мирно спавший до этого Конанд. Движимый муками организма он простонал:
--
Пить....
Для все еще прибывавшей в сладком мире забвения Этлин, обе фразы слились в одну и обрели какой-то совсем иной смысл. Не открывая глаз и абсолютно не соображая, что делает, Этлин рефлекторно сформировала некое решение просьбы. Секундой позже на всю мирно страдающую троицу обрушился огромный столб ледяной воды...
Плюсов было два: они проснулись и похмелье исчезло. Но какие эмоции обуревали всех....
Этлин туго соображая, что происходит, вскочила и чудом не захлебнулась, не вовремя открыв рот для закономерного вопроса: "Какого демона?". К счастью вода закончилась, оставив после себя огромную лужу, хотя это навряд ли можно было назвать лужей: вода в доме просто стояла, доходя до пояса Конанда. Все мокрые, злые. Дружно стали припоминать свои уроки по культуре речи и воспроизводить самые удачные из комбинаций сложноподчиненных конструкций. Если взять три их монолога и перевести на приличный язык, то, в общем, получился бы такой вот диалог:
--
Почему ты это сделала?!
--
А зачем было меня о чем-то просить, пока я сплю?!
Все они были правы: Этлин, вообще-то, была виновата, НО, когда она спит или вернее находиться в полудреме, она очень туго соображает, что конкретно от нее хотят и эффект может показаться непредсказуемый. Например, вот такой как сейчас.
В самый разгар их "внутренне семейной сцены" дверь в домик открылась, и вода, до сих пор стоявшая в домике, по пояс окатила пришедшего. Вернее пришедшую, на пороге стояла молодая сельская диваха, колорита ей было не занимать: ни хрупкого телосложения, крепко сбитая, с голубыми аки васельки глазищами, с косой в руку толщиной - в общем сельская диваха.
Выдав неплохую тираду, от которой даже Лабрайд заглох, диваха выдала гениальную фразу:
--
Воду из колодца я, кажется, нашла...
После секундного замешательства домик затрясся от хохота. Утирая слезы смеха, Этлин мимоходом прокрутила в памяти жителей соседней деревушки. Ага, так оно и есть: Этна местная травница.
Проснулась я рывком, разбудив этим спящего, сидя рядом со мной, Конанда.
--
Ты как?
Я задумалась над ответом, прислушиваясь к своим ощущениям: тело по-прежнему ломило, кровь успокоилась, саднила порезанная рука, хотелось пойти и зарубить Балора, правда, последнее желание было у меня уже лет так пять, но это мелочи.
--
Нормально, - подвила я итог своим ощущениям.
--
Вот и хорошо, а то я боялся, что ты не оклемаешься. Кстати, что это было за заклинание?
--
Ох, не спрашивай. Этому заклинанию лет больше чем Этайну. Меня ему деда научил незадолго до своей смерти. Он меня предупредил, что, прежде чем использовать его, надо сто раз взвесить все за и против, и лишь потом делать его с холодной головой и трезвым рассудком.
--
То-то я смотрю, ты его послушала...
--
Не трави душу - и так тошно.
Мы замолчали. Я стала осматриваться и прислушиваться к звукам ночного леса и размышляла. Мы расположились на малюсенькой полянке, где-то совсем неподалеку от места, где... где я потеряла сознание: отчетливо слышны крики падальщиков.
Я никогда не боялась смерти, никогда не дорожила собственной жизнью. Так и сейчас не боюсь, даже если я умру, Клятый все равно не узнает тайну моего рода, об этом я давно позаботилась. При этой мысли у меня на губах заиграла слегка грустная, но все же довольная усмешка.
У меня было много врагов, но никого из них я не ненавидела. Лишь Балора был исключением из правил, возможно, я не права, но ненависть к нему была впитана с молоком матери, она передавалась у нас по наследству. В чем-то я понимала его и прощала смерть моих родственников. Скорее всего, потому что никто из них мне дорог не был. Вот только дедушка и прабабка, но как они сами сказали: "Свой век мы прожили, пора и другим место уступать".
Однако он подобрался к людям по-настоящему мне дорогим. Этого простить ему я не смогу. Я такого никогда и никому не прощаю.
Эримон... с ним всегда было все сложно. Я не могу сказать, что люблю его без памяти, но так же не могу сказать, что он мне безразличен. Сложно понять свои чувства мне и сейчас, когда он в плену, а я... а я ничего не могу сделать. Женская составляющая меня (да-да она у меня все-таки есть) требовала забиться в истерике, а потом, свернувшись клубочком, выть на луну. Составляющая меня более, мужская часть, воспитанная дедом, требовала взять мечи в руки, заготовить в голове пару-тройку убойных заклинаний и, начихав на все, топать в Звериные Леса к замку Клятого, сровняв потом там все с землей и выручив любимого.
Я привыкла к этаким внутренним спорам, всегда стараясь наступить им на горло своим тяжеленным сапогом. Сейчас это удавалось с трудом: чем больше я думала - тем сильнее становились желания. Если же я еще начинала думать об Этне... Моей единственной подруге, доброй и милой, твердой и смелой, ловкой и талантливой. Она была для меня лучиком женственности в этом мире, наполненном сплошными мужскими рожами. Да, я любила своих спутников. Да, она не была идеальной женщиной, а, как и я, предпочитала салону красоты качественную попойку. Однако на фоне меня она выглядела настолько более женственной, чем до боли в сердце, до слез из глаз напоминала давно утерянную мать, ей образ как единственное детское воспоминание бережно хранился на окраине сознания.
Вот только с чего ей год назад взбрело в голову, носится по полям с наемниками?! Ведь во времена нашей бурной молодости, когда мы с ней познакомились, мы как раз занимались наемничеством, она еще тогда более чем четко сформулировала свое отношение к этому ремесло. - Каждый др...ит как хочит! - сказала она, а нам стало понятно ее отношение к нашим ...ммм.... говоря прилично сумасбродствам, а если не прилично, то раздолбайствам. Да и потом за все годы нашей дружбы она никогда об этом не говорила. Тут вдруг раз.... и все, человек пропал. Я стала видеться с ней в два раза реже, я перестала понимать местами ее поступки, она с тала отдаленнее, но все равно он была мне близкой самой родной, самой...
Я не заметила, как слезы потекли у меня по щекам... Я зло вытерла их рукавом. Я знаю, то делать... слезы потекли еще сильнее. Я вообще не знала, как дальше жить!
Тут почувствовала, как меня тянет в лес танцевать. Это было решением.
Не давая шансов своему внутреннему миру рассыпаться, я резко встала и побрела к первым деревьям.
- Этлин, Этлин! Куда ты?! - сквозь вату услышала голос Конанда. Потерпи друг, скоро я буду в норме.
Вот он лес: долгожданные деревья. Прижимаюсь к одному из них, впитываю в себя терпкий запах смолы, поднимаю голову к луне, внезапно выплывшей из-за туч и лукаво подмигивающий всем путникам. Так идут минуты...
Через какое-то время замечаю, что я уже не стою, а двигаюсь в каком-то остервенелом танце древних жриц, которые давным-давно в этих лесах приносили жертвы суровым богам. На кончиках моих пальцев искрятся разноцветные огоньки: красный и оранжевый, желтый и зеленый, фиолетовый - а сами ладони горят голубым пламенем.
Само собой приходит осознание, что где-то там за чертой в другом мире герой-бес сбежал от соратников и так же как я мечется среди деревьев; герцогиня величественная и гордая плещется на пустынном пляже, как волны моря у ее ног. На другом континенте, отбросив споры и треволнения, два самых лучших в мире эльфа сплели свои гибкие тела в безумном танце огня и силы. И на самом отшибе миров, инкогнито покинув опостылевший дворец, великий и ужасный повелитель демонов смеется как ребенок, придаваясь зову далеких друзей.
Сколько времени прошло никто не знает, но на горизонте уже медленно и робко, как бы опасаясь злой владычицы ночи, проглядывало солнышко. Лес наполнялся звуками утра, просыпались самые ранние пташки, а хозяева ночи возвращались в свои дневные убежища, спасаясь от дневного света.
Только сейчас Этлин, оборвав, казалось, на середине свой танец, упала без сил. К ней тут же подскочил Конанд, так и не сомкнувший глаз в ту ночь.
- Теперь все будет хорошо, если я не справлюсь, мир будет кому спасти, - еле слышно прошептала Этлин и обессилено повисла на руках друга.
То же время, эльфийский лес.
- Марий, Марий! Ну, я с кем разговариваю! - в почти черных глазах эльфийки плескались слезы напополам с горем.
- Чего тебе Рахель?!
- Марий, ты разве не понял! Этлин звала на помощь! - девушка плюхнулась обратно на землю и протянула слегка озябшие руки к костру. - И ты разве не чувствуешь мир рушиться, а мы как всегда не при делах.
Осторожно встав и подойдя сзади, Марий взял в руки непослушные космы Рахель и стал вплетать в них собственные заколки.
- Сестричка, какая ж ты все-таки еще глупенькая! Это ты так думаешь, на самом деле мы очень даже при делах. Вот найдем манускрипт и поможем нареченной.
- Прекрати ее так называть, она даже на расстоянии от этого слова бесится, и прекратить цеплять на меня эти бабочки, я их не люблю, и будь другом дай мне укрепляющий отвар, а то что-то я совсем отвыкла от нашей связи.
- Эх, малая-малая. Всему тебя еще учить... На что тебе отвар, вон у тебя живой огонь в руках.
- Я боюсь. Вдруг не удержу сейчас?
- Так я ведь поддержу, смелее!
Эльфийка встала, слегка встряхнула кистями рук, чуть шагнула на встречу огню и напевно прочитала слава зак...нет, не заклинания, древней молитвы. Пламя затрепыхалось и обернулось сгустком в руках жрицы Огня Всепоглощающего. Волосы ее заклубились вихрем змей вокруг головы, зрачки стали вертикальными, на лице появился демонические эмоции. Разведя руки в стороны, она продолжила свою песнь, чуть-чуть погодя, когда Рахель начала водить руками, пламя, отделившись от рук и превратившись, то ли в дикого зверя, то ли в древнего бога, взвилось столпом к небу и опало потоком вниз, в костер. Еще минута и все стихло.
Сыто потянувшись, девушка села на землю.
- Ты был прав, так гораздо лучше, - сказала она, поворачиваясь к брату, и только тут заметила выражение лица того, - Что случилось?
Слегка, отойдя от шока и захлопнув опавшую челюсть, Марий все же нашел силы ответить:
- Поздравляю! Ты, наконец-то, прошла посвящение... равная.
То же время. Бреск. Побережье Вечного Моря.
Одинокая женская фигура возвышалась слишком печально и обреченно на вершине высокой скалы, чтобы быть реальностью, это больше походило на хорошую балладу или картину гениального художника. Однако это была жизнь.
Значит, с нее стоит писать картины, ею восхищаться, ей преклоняться. Однако, не было у нее зрителя.
Стойте, вот он зритель.
Высокий, огненно-рыжий атлет размашисто шагает на встречу к одиночеству, поселившемуся на вершине скалы. Возможно, он разрушает очарование картины, нарушает ее гармонию.
Возможно, он благородный рыцарь, спешащий на последнее свидание с любимой.
А, возможно, подлый враг, горящий пламенем мести и желающий убить совершенство.
- Ингебогре, ты слышала?
- Да, Грем, я слышала.
- Ты знаешь?
- Знаю!
- Мы поможем?
- Мы в долгу, а долги надо отдавать!
- Ты желаешь только отдать долг?
- Нет, но эмоции это не моя прерогатива. Ты сам знаешь: линия Май не тратить время на чувства, чувства удел линии Сий.
- Да, знаю. И я Греммирей вох Дильсий вах Алиния Сий пойду на поводу у любви, дружбы, сострадания.
- А я, Ингебогре вох Малаийсий вах Андриэтия Май, отдам свой долг и нареченной, и твоей матери!
- Матери?
- Да, в конце концов, я обещала сестре беречь ее нерадивое дитя!
- Что ж тете, увидимся там. Я оповещу тебя о своем отбытии. - Растаял в огненном телепорте.
- Молод он, все еще молод, - задумчиво обратилась к пустоте совершенная и далекая женщина.
- Молодость - недостаток, быстро уходящий. К тому же он хорошо учиться, - ответила ей пустота.
То же время. Демония. Дворец Повелителя.
Фластис скучал. Он сидел на троне и банально скучал, выслушивая очередной лживый доклад своего казначея. Куда б деть это ничтожество, закрепившееся при дворце еще во времена правления дедушки и абсолютно не желающее отцепляться? Ведь благоразумия у него хватает. Даже во времена переворота умудрился не запятнать себя! А это дорогого стоит.
Ох, веселое было времечко! Конь и друзья рядом с тобой, боевое заклинание в одной руке, меч в другой и вперед на штурм дворца! А с другой стороны: море трупов, подлость, изматывающая усталость, не уверенность в будущем дне. Много всего было. И еще не факт, что все закончилось бы так благополучно, если бы не одна безумная девчонка, спасшая будущего правителя Демонии, оказавшая всяческую помощь, а главное оставшаяся абсолютно верной.
Воспоминания о ней навели думы о только что случившемся.
Не хотелось всесильному Фластису терять верного помощника и соратника, а еще больше не хотелась терять доброго друга. Но сидя тут помочь нельзя. Значит надо ехать туда! В закрытый мир, чтобы спасти и этот мир, и часть вселенной, к нему примыкающую.
Внутренний голос ехидно рассмеялся: "Себе-то хоть не ври! Тебе плевать на весь мир и всю вселенную. Главное спасти это чудо природы!" Спорить с внутренним голосом было бесполезно, особенно с учетом его правоты.
Решено. Он едет.
- Уважаемый, к вам большая просьба: подготовьте мне все бумаги на текущий и следующий месяц, я уезжаю и хочу закончить все сейчас. Да и вот еще, приготовьте жрецов. Возможно, они скоро понадобятся.
Келли (в переводе с древнего) предатель.