(представлены два письма девушки восемнадцати лет, написанные своей подруге поздно ночью, еще пропитанные беззаботным дыханием детства)
ПИСЬМО ПЕРВОЕ:
Дорогая, Саня
В этом письме я решила называть тебя так. Знаешь, мне кажется в этом обращении есть что-то теплое, что вытесняется современным образом жизни, более суетливым - динамичным, как это модно сейчас называть. Образом жизни, где мы говорим часто - но не о чем, много - но недоговаривая главного, отщепляя от фотокарточки впечатления лишь клочок белой рамки, по которому ничего невозможно понять. В итоге, разговоры превращаются в пустую болтовню, а недосказанное застревает в горле и вызывает удушье. Полагаю, что выход из сложившейся ситуации - это письмо, когда можно сесть и аккуратно, спокойно выложить все фотокарточки на листе.
Хотя, может просто послать тебе ничем незапятнанную страницу? В пустом незаполненном пространстве тоже присутствует нечто прекрасное, холодное и умиротворяющее. В последнее время я вообще начала чувствовать своего рода вожделение к белой нетронутой бумаге. После того, как в час ночи я загоню все гвозди в подрамник, а соседи сверху, в свою очередь, отстучат все свои нервы по батарее, я сажусь на стул и смотрю на прислонённый к стене планшет. Я жду. Мокрый бугристый монваль медленно высыхает, натягиваясь - как барабан, разглаживаясь постепенно, почти незаметно... Наблюдать это приятно, потому что это напоминает о снеге, вернее сказать, не напоминает, а полностью поглощает в ту самую иллюзию с температурой минус шесть по Цельсию. Затем начинается проект, тебе практически не надо решать никакой архитектурной формы для этой подачи, ведь до нее было еще две абсолютно таких же. Все движения уже четко вымерены, и ты знаешь размеры, никуда не подсматривая, разве что иногда, чтоб лишний раз убедиться в верности своей памяти. Но ты устал, и руки трясутся сильнее, чем у твоего красноносого геодезиста. Посреди темного фасада твое светящееся окно осталось в одиночестве. И тогда, сон пробивается сквозь реальность. Скрежет карандаша - один из моих любимых звуков, он чем-то напоминает шуршание снега под кантом. Порошковый снег - пудра - выпадает при низких температурах, он очень сухой и поэтому легкий и рассыпчатый. Ты сама знаешь, как он приятен и как он шуршит... Сейчас еще ничего, терпимо, самое невыносимое было зимой, когда именно в тот момент, когда ты сядешь, вдруг пойдет снег, и ты встаешь, подходишь к окну, мысленно вырываясь на улицу. Но какой-то еще не отмёрзшей частью мозга ты понимаешь, что есть сессия и долги, и если ты хочешь покатать на выходных, то должен сейчас сесть - и ты (только ради этой мысли) садишься, в то время как предательские клочки снежной ваты продолжают летать за стеклом перед носом. И еще до пяти утра иголка рапидографа бегает мимо цифр ради того, чтобы, стоя в вагоне, ты проспал свою станцию.
Помнишь эту, пережеванную волосатыми хиппи фразу - "Ты должен почувствовать доску..." Можно выучить всю теоретическую сторону процесса, но пока не затормозишь определенное количество раз по склону лицом, ты не поймешь. Все таки здорово ощущать себя частью огромного негласного сообщества этих счастливых людей с досками, когда на склоне все мы тесно взаимосвязаны, как будто мы изначально - старые друзья. Наверно, потому что они тоже находятся под властью этой эйфории, которая не поддается описанию. Да, мы все поняли - мы просекли фишку, нам не требуется друг другу ничего объяснять. Мы просто одновременно нашли квинтэссенцию безграничного искреннего счастья, как героин, вызывающего зависимость и белого. Когда ледяной ветер хлещет по щекам, больше ничего не волнует, ничего не нужно, ты летишь со скоростью экспресса ему навстречу, чувствуя ощущение невероятной свободы, ощущение полета. И так устроена эта чертова система, что нам никогда не будет достаточно. И мы снова трясемся в маршрутках для того, чтоб получить свою ничтожную дозу, и снова еле доходим до дома, чтобы, упав на диван, услышать: "На черта тебе это надо?" Не смотря на усталость, ты не можешь заснуть. Лежа в темноте, ты чувствуешь как поочередности сокращаются мышцы ног. Ты улыбаешься. Когда сон всё-таки накрывает мягкой лавиной и утопляет в своем нежном паудере, всю ночь ты видишь снег, борд, острое лезвие канта. На следующий день, мы не едем, у нас есть обязанности. Тогда ноги сводит... еще немного и мы разучимся летать.
Дорогая Саня, Я ХОЧУ КАТАТЬ!!!
Я люблю тебя, чееееел PEACE
ПИСЬМО ВТОРОЕ:
Дорогая Саня
Проводя аккуратные линии по бумаге, я иногда посматриваю на нити дождя за оком. Архивольт с маскароном в виде лица ангела. Импост под пятой служит абакой неороманской капители. Неоклассику можно бы было смотреть по Виньоле, но с романикой немного сложней. Эхин - акантовые листья. Пропорции по золотому сечению. Обмерная практика на кладбище. Что может быть лучше! Когда мы отправились туда в первый раз, нас застал ливень. Мы толкались у автобусной двери: женщина впереди выкалывала мне зонтиком глаз, по пакету на голове били крупные капли. Всем хотелось побыстрее оказаться внутри, держа в руках маленький билетик. Проведя рукавом по запотевшему стеклу, видно хмурое небо и город в дрожащих каплях. В голубоватом свете автобусных стекол ощущаешь себя несущимся через водяную трубу. Закрывая глаза, проводишь по поднимающейся водной стенке... Вернувшись в реальность, краснея от смеха и стыда, ты смотришь на возмущенное лицо пожилой леди, чью спину ты только что гладил.
Я знаю: ты не любишь воду. Нет, я не про дождь, от него ты без ума. Я говорю о большой воде, о волнах океана... Ты была когда-нибудь на океане, не на море? Это совершенно другое ощущение, другие волны и даже запах. Вулканический остров с черным песком, толпы серферов, покачивающихся на своих шортбордах и фанбордах в ожидании волны, словно чайки. Счастливые загорелые лица с выгоревшими бровями. Фургончики грязных хиппи, поющих о свободной любви под кислотой и играющих на укулеле. Хороший свелл, ветер - offshore, голые скалы, риф-брейк. Бесстрашные, словно Мауи, пролетающие на полной скорости мимо рифов темные фигуры в гидрокостюмах...
Когда я была маленькая и еще не умела плавать, я совсем не боялась. Несколько раз я тонула, меня спасали, но я все равно шла в воду снова и снова. Научившись держаться на жидкой поверхности, я сразу стала заплывать далеко от береговой линии, на темную холодную глубину. Только там в жаркий летний день можно спастись от шума набитого человеческим мясом пляжа. Почувствовать спокойствие и мощь океана, и понять, что ты лишь мелкая точка на его глади. В мое двенадцатое лето мне купили мой первый борд. С таким пафосом я назвала дешевую и совершенно убогую досочку, на которой можно кататься лишь лежа на животе. Но мое счастье тогда не знало предела. Штормовой ветер нагнал длинные волны (они наиболее опасны на черном море), невысокие, но с большой ударной силой с горизонтальным вектором скорости, сбивающие с ног, чтобы унести тебя как можно дальше, не давая выйти на берег. Одно из самых счастливых воспоминаний детства - яркое солнце в соленых брызгах. Проносясь над водной поверхностью, словно на реактивной тяге, вылетаешь на берег и преодолеваешь еще метров шесть по песку. Была одна коварная волна, она перевернула меня и протащила лицом по дну, вывернув наизнанку мой позвоночник. Да, после этого я долго сморкалась песком, было круто.
Мокрые ноги и бледные замученные лица. Так приятно обхватить чашку горячего чая ледяными руками. Сидя в кафе, мы обсуждаем совместную работу, получая от этого удовольствие... Эдакие настоящие архитекторы, с горем пополам завершившие первый курс. Чертежи, построения, фасад, детали, планы, разрез. Но есть здесь еще, кое-что, кроме наслаждения от, обмеров. Загадка. Сбитые надписи на могильном памятнике, перезахоронение в девяностых. Желание ухватиться за уходящее детство, почувствовать себя приобщенным к какой-либо тайне. Я долго пыталась уснуть, но так и не смогла. Всю ночь я просидела в поисках разгадки, и наконец, завеса начала мне приоткрываться. Чем дальше я погружалась вглубь, тем больше мне хотелось узнать. С дикой жадностью я цеплялась за информацию, утекающую сквозь пальцы, и крутила шестеренки в своей голове... Перед совершенно по-детски искренним восторгом есть маленькое затишье, пауза минуты в две для того, чтобы отхлебнуть немного кофе. Четыре утра, только сейчас я заметила время. Откинувшись на спинку стула, я почувствовала себя по-настоящему живой.