C героями поэмы происходят разнообразные и невероятные события. Они даже попадают в Петербург, о чем рассказывается в главе: Письмо от Циня.
Я живу теперь в Санкт-Петербурге
(городок такой гиперборейский)...
Она прочла, действительно, странное и необычное стихотворение.
Кто-то сказал - ерунда, кто-то с уважением заметил, что в этом что-то есть, а кто-то сказал, что такого быть не может, потому что иначе о нем все уже бы слышали.
- Не верите? - спросила Лена? - Так я приведу его к вам в следующий раз.
Когда мы все собрались снова, то с нетерпением ждали Лену и ее эстонца. И они действительно пришли. Высокий, светловолосый, говорящий с акцентом. Начал читать по бумажке свое стихотворение, споткнулся на каком-то слове, попросил дочитать Лену. Перед нами был необъяснимый факт. Стихи - хорошие. Да. Этого у него не отнимешь. Но откуда же он взялся тут на нашу голову? Он быстро откланялся и ушел. Страсти бурлили. Что-то настораживало. Но что?
- Через неделю Лена позвонила Вите Кривулину и спросила с торжеством: Ну, как?
- Отлично, - ответил Витя. - Я его, конечно, недооценил в прошлый раз. Но он заходил ко мне на этой неделе, почитал свои новые стихи - гораздо лучше прежних. Он даже оставил мне экземпляр. Вот, послушай... - И прочел длинное стихотворение Арно Царта о надписях тушью, иероглифах, письмах другу. - Пригласи его на следующее собрание - пусть почитает и новые стихи тоже.
- Нет, - сухо ответила Лена, - Он вчера уехал.
На следующем собрании поэт Сережа Стратоновский сказал, что этот эстонец успел побывать и у него, и тоже оставил свои новые стихи. Ничуть не хуже прежних.
Но Лена Шварц стояла на страже. И в каждом сборнике ее стихов, куда включались и стихи Арно Царта, всегда писала: "Необходимо заметить, что этому эстонскому поэту принадлежат только напечатанные здесь стихи". Все остальные, пользующиеся его именем - самозванцы или, возможно, незаконные дети, но в таком случае они обязаны подписываться А.Ц.-фис или А.Ц.-младший.
Со времен той истории прошло почти двадцать лет. Имена участников уже давно приобрели известность. Поэт Виктор Кривулин - ушедший от нас в этом году, широко известен своими стихами, эссе, статьями, издававшимися в разных странах. Серегей Стратоновский издает свои поэтические сборники, и получил премию Бродского. Елена Игнатова живет в Иерусалиме, пишет стихи и прозу. Елена Шварц выпустила 14 сборников. В России, в издательстве "Ардис", в Париже, в Белграде.... О ней и ее творчестве пишут литературоведы разных стран.
И очень жаль, что нет сборника стихов Арно Царта старшего, его сына, его брата, короче всей компании, которая с таким воодушевлением подхватила мистификацию, придуманную Леной Шварц.
- А что за девочка? - Спросила Ольга. - Какой сборник?
- Светлана Бурченкова. "Общая тетрадь".
И тут Ольга рассмеялась и вышла из комнаты. Эксперимент удался. Эксперимент имени Черубины де Габриак, как назвала она его сама.
Когда-то, поняв, что со второй книжкой будут проблемы, она решила попробовать опубликовать стихи под чужим именем. В тогдашней России это было невероятно. Пришлось заняться мистификацией, а псевдоним должен был облечься в плоть и кровь. У нее была знакомая - молоденькая девушка Светочка Бурченкова.
Ольга вручила ей свои юношеские стихи и добилась, чтобы Свету отправили на конференцию молодых писателей Северо-Запада. Как нам уже известно, стихи были приняты на "ура" и рекомендованы к выпуску отдельной книгой. Чтобы подтвердить свой имидж, Светочка часто заходила в Союз писателей - пообщаться, а иногда просто попить кофе в кафе. Ее уже там все знали. Как-то когда Ольга решила зайти туда вместе с ней, швейцар пропустил Свету и строго и вопросительно посмотрел на Ольгу.
- Это со мной, - не растерялась Света, взяла Ольгу за руку, и они направились в кафетерий.
Книжка вышла в свет. Книжка стихов Ольги Бешенковской под именем Светланы Бурченковой "Общая тетрадь".
Ольга всю эту историю остроумно рассказала на страницах петербургской газеты "Литератор" Это было уже перед самым ее отъездом в Германию. И тогда же произошло и еще одно памятное событие - ее первый поэтический вечер в переполненном зале Союза писателей.
В Германии Ольга Бешенковская читает лекции в университетах. Пишет статьи, редактирует новый журнал "Родная речь" - журнал русских писателей Германии, выучила немецкий язык и выпустила двуязычную книгу "Два языка. Два цвета", где собраны ее стихи и проза, и ее же собственноручный перевод своих произведений на немецкий язык. И мне в этом вдруг почудилось тоже что-то мистификаторское. Живет в ней эта неистребимая жилка, игровое начало... Год назад она побывала в Израиле. Здесь был ее поэтический вечер. Что она напишет об Израиле? И кем в этот момент будет чувствовать? Пусть это останется для нас загадкой.
Мистификации давно прижились и почти получили права гражданства во всем мире. Тут и "Песни Оссиана" Макферсона, и мистификации Проспера Мериме - театр Клары Газуль и "Гузла", которую Пушкин отчасти перевел в своих "песнях западных славян", и сам Пушкин со своими повестями Белкина, вернее, Белкин со своим издателем Пушкиным. Ну, а о Козьме Пруткове нечего и говорить.
Но и начало двадцатого века тоже располагало к мистификациям - Черубина де Габриак - создание поэта Волошина и учительницы Дмитриевой. Стихи Анжелики Сафьяновой, придуманные Львом Никулиным.
Как мы видим, и в наши дни многие не чуждаются мистификаций. В чем причина? Может быть, она дает свободу, игровое начало, возможность быть как бы и не собой, но и собой непривычным...Новая реализация...
Есть, есть у меня подозрения насчет известного современного художника Антро Ома, недавно отправившего свою работу из Израиля на выставку в Японию. Во всяком случае, странно, что он увлекался трудами философа Ортана де Мо. Что-то зеркальное есть в этих именах.
А с другой стороны, в нашей тяжелой и опасной жизни, продолжение традиций мистификаций должно нас радовать - значит, сохранилась еще фантазия, юмор, игра, радость.