Даже когда он сдерживал себя, магия все равно давала о себе знать - бликами на волосах, белой-белой кожей, мерцающей кожей. А если Джулиан отвлекался - он начинал светиться весь, целиком, и он почти чувствовал, как бежит сквозь него магия - как через прорехи в небе светят звезды. Отец говорил, что в такие моменты невозможно на него не смотреть, но и смотреть сложно - до рези в глазах.
Для Джулиана не существовало зашторенных окон и ночей. Он видел даже сквозь веки - очертания предметов и силуэты.
Например, ее.
Шайю всегда была рядом - и мелькала на границе зрения темным, неясным пятном. Но чаще он не мог отвести взгляд - и даже закрывая глаза, видел ее будто выточенное из мрамора лицо с алебастровой кожей, большие, туманно-серые глаза с приподнятыми уголками, изящный маленький нос, черные (как сама ночь - думал Джулиан, хотя никогда не видел ночи) волосы и маленькую родинку рядом с веком.
Джулиан знал, что некроманты не любят свет.
Он, конечно, понял это не сразу. Сначала он часто неудомевал, почему Шайю отводит взгляд и старается не смотреть на него прямо. Потом заметил, что она прячется не только от него, но и от солнца, и ярких магических светляков - и даже от своего брата иногда.
Джулиан не знал, что начинал светиться, когда смотрел на Шайю, - пока ему однажды не сказал об этом Крон в своей обычной резкой манере.
Окончательное понимание пришло, когда он увидел ее, забившуюся в единственный оставшийся темный уголочек от какого-то паршивого мага Света - Elie.
Осознание этого ударило, как стрела. Он не мог не смотреть на нее - и потому не мог не светиться.
А она из-за этого не могла смотреть на него.
Джулиан помнил это, лежа на алтаре.
Когда он смотрел на нее сквозь веки, сквозь грязь и кровь, - белоснежная кожа, злые серые глаза - он помнил. И потому последним усилием воли, выжигая себя изнутри, не позволял даже блику пробежать по его спутанным и слипшимся от пота и крови волосам.
Ведь она должна смотреть на него.