Ковалевская Александра Викентьевна : другие произведения.

Полоз и Белокрылка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.73*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Первая треть XVI века. Днепр стал порубежной рекой между московитами и литвинами; с полуденной стороны на земли Великого княжества налетают крымчаки. Роман о времени и людских страстях вышел на ЧЕТВЕРТОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ КРУПНОЙ ПРОЗЫ "РОДОНИЦА-2012".Опубликован в издательстве "YAM-Publishing". В интернете пиратская копия старого не расписанного текста романа до правки и с чужой обложкой :-)).
  
   Несколько отрывков из романа. Действие происходит в период противостояния Москвы времён правления Василия III и Литвы, во главе которой стоял король польский, Великий князь литовский Жигимонт I Старый. Сюжет романа содержит элементы мистики, но описывает подлинные исторические события первой трети XVI века и ни в чём, даже хронологически, им не противоречит. Главные герои - князь Семён Полозович и купец Иван Васильев, а также повод их знакомства упоминаются в исторических документах.
  
   Роман "Полоз и Белокрылка" будет интересен всем, кто дорожит правдивыми этнографическими и историческими сведениями. В сюжет вплетены описания обычаев, игр, быта, торговли, городского устройства, верований и представлений жителей Поднепровья начала XVI века.
  
  
  
  
   ПОЛОЗ И БЕЛОКРЫЛКА
  
  
  
  Мне ненавистен был отдых, покой был неведом.
  К этому времени заново жажду вернуться.
  Ставлю ловушки для сердца, для памяти - сети,
  Но невозможно поймать убежавшее время.
  
  Микола Гусовский
  "Песнь о зубре" (нач.XVI века)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  КНЯЗЬ
  
  Они были смущены тем, чему стали невольными свидетелями. Нелёгкая потащила их проверять караулы, расставленные на путях из Речицы в пяти милях* от города. Князь хотел убедиться, что парни не дремлют на постах и, да случись подойти татарским рыскунам, не сложат, сонные, свои буйные головы, осиротив детей и оставив город без ведомости* о неприятеле. Только забыли, какой сегодня день. Тихо плыли в низком челне, держась берега. И собирались пройти лугом в тёплом утреннем тумане в тыл своему караулу.
  А в реке на рассвете купались девушки.
  Берегининым* днём обычай велел им купаться и собирать на себя святую росу. И ладно бы, молодки, на которых приятно посмотреть; а эти - недоспелки. Многие ещё худые и нескладные, с едва наметившимися формами, и они стыдились себя, не успев привыкнуть к взрослеющему телу.
  Таких вспугни - слухов будет!
  Девчатки осторожно пробовали воду, тихо окликали друг друга, боялись верещать и резвиться.
  - Вот угораздило! Только бы нас не заметили, - с досадой сказал один мужчина другому, - узнают - не отмахнешься от длинных языков!
  Эти двое были уже немолоды, и им не пристало разглядывать чужую юность. Ребятам-выросткам* всё сойдёт с рук, но зрелых мужчин осудят, и при случае вспомнят, что кружили...
  Тьфу!
  Когда удалось незамеченными вышмыгнуть из лодки и уйти от реки подальше, вздохнули с облегчением. Старший годами тихо промолвил, с сожалением глядя на постолы, быстро размокшие от ходьбы по росистой траве:
  - Знаешь, князь, - сказал он, - всё чаще перед новой заварушкой спрашиваю себя: для чего это? И сколько можно, Господи? Ну, сиди уже, Федька, не лезь наперёд; пусть молодые вертят саблями. А теперь понимаю божеский промысел, зачем он нам такую писанку показал: надо дать этим хорошухам вырасти. Вырасти и родить новое племя от местных ребят, а не брюхатеть в чужом плену. Эхе... Придётся снова идти на сечу и стоять бок о бок с князем моим.
  И, выждав, лукаво добавил:
  - А та, что с краю ото всех, вот уже будет искушение ребятам! - чутко понял молчание князя,- стан как букетник, который выставляют пану Семёну на стол в светлые праздники: с длинным узким туловом и круглым широким низом. И так же гладка, бела, прямо светится вся.
  
  Потом эти двое огибали по краю сырую низину, заросшую молодым осинником и внимательно смотрели перед собой: не хотелось ненароком наступить на болотную гадину - ведьмину цацку, шептуху-наушницу Хозяина здешней мокречи.
  Непуганые синие стрекозы беспечно садились на спины и плечи людей, торивших путь через их маленький мирок - рыжую лужу, заросшую густым аиром. Травы сверху донизу были увешаны дробными самоцветами обильной росы. Стебли склонялись под тяжестью почти неразличимых, - изумрудных среди сочной зелени, - кузнечиков. Кузнечики, по-местному, коники, неумолчно стрекотали, тёрли задними лапками; их головы, сбоку похожие на голову смирной крестьянской лошадки, были сосредоточены и серьёзны.
  Мужчины тоже были сосредоточены. А, может, суровы. Или просто не нуждались в словах, давно научившись понимать друг друга с одного взгляда.
  Оставалось совсем недалеко до горвальской дороги, на которой этой ночью должны нести караул молодые парни, но путники поняли, что кто-то успел туда первым. От шалаша стражей донеслась смелая речь.
  Кто опередил?
  Только у хорунжего Якова была вот такая луженая глотка, и голос звенел сталью, когда он распоряжался людьми.
  Тот, кто всё время держался на шаг позади своего спутника, произнёс:
  - Князь Семён, а Яша Полоз проворен! Зря мы поднимались ни свет, ни заря. Нам там больше нечего делать.
  - Я ему не наказывал проверять караулы, - ответил князь Семён Феодорович, пряча досаду, скользнувшую лёгкой тенью по обветренному лицу воина, незнакомого с покоем и праздностью.
  Его спутник молчал, на ходу отводил руками влажные ветки.
  Неразговорчивый наместник примирительно буркнул:
  - Сам хлопочет. Неуёмный.
  И подумал: 'Что ж, Яков служит честно'. И обратился к поплечнику:
  - Князь Голуб, давай-ка назад поскачем верхом. Возьмём лошадей стражей. Яков велит ребятам - пригонят челн обратно в крепость. Разучился я ходить на своих двоих: сколько лет всё в седле, да в седле.
  - Ещё бы! - вздохнул Фёдор Голуб, за раннюю седину давно получивший кличку Сивый, и поднял светлые, как тихая вода, глаза к небу; словно там, в дымке раннего утра, ему открылось таинственное исчисление бурно прожитых беспокойных лет.
  Возле шалаша караульщики, заслышав шелест и шорох человеческой поступи, повернули головы в сторону леса. Густые ветви раздвинулись, пропустили мужчин, торивших себе дорогу по узкой звериной тропе. И парни почтительно замерли, как только увидели, кто вышел к ним. И свесили повинные головы на грудь, - напоказ оголились длинные чистые шеи и высоко бритые затылки. У одного молодца кровь из разбитой ноздри капала на сорочку, но он не решался вытереть нос рукавом. Было ясно, что этому казаку первым довелось приобщиться к тяжелой и стремительной военной науке Якова. Здесь же поджидал своих господ и деловитый хорунжий, свежий и бодрый; как будто рассветный час для него, для кречета, самое лучшее время. Ждал княжеского слова, недовольно косился на молодых воев - застал тех спящими с открытыми ртами.
  Когда хорунжий, ведя коня под уздцы, подошёл мягким шагом, казаки сладко всхрапывали, привалившись к шалашу. Яков щелчком сбил с камышового ската в подставленную ладонь твёрдого чёрного жука с красными подкрылками и закинул в открытый рот стража. Видел: на губе второго, - белобрысого парня, - сидел комар, надуваясь алой кровью. Яков хитро усмехнулся и заехал кулаком в размазанную сном безвольную харю белобрысого.
  Караульщики вскочили так стремительно, что больно столкнулись плечами. Парень с выцветшими бровями испуганно замычал, схватился за рот, наполнявшийся кровью.
  Хорунжий отвечал ему с издевкой:
  - Сижу, комаров от твоей губы отгоняю! - выругался не зло, но озабоченно, длинно, мешая ругательства на языках трёх земель: татарские, ляшские, и привычные, местные. Парни ошалело слушали бывалого воя, силясь запомнить хоть что из потока смачных издевок, чтобы потом при случае ввернуть в разговоре.
  Эти-то угрозы и прогремели над дорогой в крепость Горваль, эти слова и были услышаны князем. И теперь Яков прикидывал: 'Что скажет наместник? Белобрысый, ленивый телок, не успел утереть руду-кровь, хлюпает разбитым носом...'
  А Семён Полозович, поравнявшись с молодыми казаками, окинул взглядом каждого, и втайне остался доволен крепкими, на совесть сделанными новобранцами. Их широкие грудины, пусть по молодости лет ещё ребристые, обещают со временем налиться грубой и неутомимой бычьей силой.
  Спрятав потеплевший взгляд, речицкий наместник заговорил, помня о том, что каждое слово нового державцы будет передавать из уст в уста здешний народец:
  - Казаки, хорунжему Якову Полозу в ноги кланяйтесь! За науку! После него будут учить вас крымчаки, ну, или московиты - кто из ворогов вам больше люб? А?! - грозно рыкнул Семён.
  Ребята принялись отвешивать поклоны казацкому хорунжему, благодарили.
  Семён, проследив за ними, сказал:
  - То-то! Коней ваших возьмём, - и, видя две пары глаз, с немым испугом уставившиеся ему в лицо, - ворчливо успокоил:
  - До крепости нам добраться... Вы же, ротозеи, приведёте малый челнок, который припрятан в лозняке праворуч от Глыбовского овражка. Понятно?!
  - Розумеем, пан! Всё исполним, пан! - с облегчением дружно отвечали парни; вмиг осмелели, подзывали своих лошадок, гладили им гривы, называли по именам и передали в распоряжение князьям-воинам. И старались поменьше засматривать в сторону насмешливого
  хорунжего, всё это время щурившего на ребят недобрые жёлтые глаза.
  Когда вдали затих топот копыт трёх лошадей, белобрысый с разбитым ртом, оглядевшись по сторонам, словно ожидая любой засады, прошептал товарищу:
  - Нового державцу князя Полозовича кличут Полозом за то, что скользкий, врагу не даётся. А хорунжий, слуга его, - по батюшке Полоз. Истинный, значит, змей, вся порода ихняя такая. И имя у него змеиное - Яш-ша. А два змея - это нехорошо. Так говорит моя бабка. И ещё говорит, что когда два змея рядом, то рано или поздно начнут они делить что-нибудь между собой, и это тоже добром не кончится.
  - Твоя бабка Аксинья вернулась из татарского плена немая. Даже с тётками, которых лечит, она не говорит ни слова.
  - А я её понимаю. По губам. И жёнки местные с ней сговариваются легко и просто. Что, скажешь, не так?
  Бабка меня растила, в детстве даже сказки сказывала: пальцами шевелила, ложки водила, словно людей. Смешно было и весело. И если она говорит, что змеиная власть добром не кончится, значит, так оно и будет.
  - Для кого добром не кончится? Для змеев? Пока что плохо было нам. Но мы никому ничего не скажем: ведь и, правда, оплошали. И твоя губа - невеликая плата за то, что караул проспали. Могли и головы лишиться. Ото ж!
  ............................................
  
  ***
  
  ДЕВУШКИ
  
  Дед Карп в ноговицах, кое-как напяленных на мокрые ноги, в рубахе, облепившей красные распаренные плечи, босой, семенил из баньки через весь огород:
  - Софья, иди за мной. Погляди, что с ним.
  И, войдя в жарко натопленную баню, в скудном свете от низкого оконца, затянутого бычьей плёнкой, она увидела ничем не прикрытого мокрого, голого, несчастного своего брата, и разглядела, как тихо и тяжко едкими мужскими слезами он плачет, и слёзы эти выдавливаются из незрячих бельм.
  Она поджала, скривила губы, переполнившись жалостью и состраданием. И корила себя за то, что не догадалась обговорить с братом то, что давно надо было решить.
  А сейчас...
  Не надо ей сейчас подходить к этому молодому, и сильному, и одинокому не обласканному мужскому телу.
  Он почувствовал её приход: хотел закрыться, но передумал - нет, что уж! Пусть глядит!
  И повернулся к сестре, и отвёл руки от лица, сжимая большие кулаки, шатая этими кулаками перед собой, стряхивая свою обиду на злую судьбу. И морщился и плакал, не в силах так вот, сразу, успокоиться и отвердеть лицом, - стать таким, каким всегда бывал перед чужими людьми.
  Софья отвела глаза, медленно опустила голову. Велела деду Карпу:
  - Подайте, дедусь, ему воды холодной: пусть выльет на себя.
  Прошептала в сторону брата веско и коротко:
  - Алексей, сделаю. Всё будет тебе, не горюй. Подожди, справлюсь только, от работы голову подниму.
  Хозяйничая среди своего невиданно щедрого урожая репы и капусты, она ворочала, ворочала так и этак мысли. А на следующий день, бросив бесконечные хлопоты, которым всё равно не было конца, ушла в село и долго говорила там с одной девушкой, и с роднёй этой девушки. Скоро начинался пост, а задуманное дело не терпело отлагательств. А ещё через день привела молодую селянку за руку, ввела в дом и поставила перед Алексеем. А сама отодвинулась и смотрела, как её большой брат пошёл пятнами, задышал неровно; осторожно посунулся навстречу девице, стоявшей где-то среди вечной слепой тьмы перед ним. И ощутив близость женского тела, он остановился, боязливо развёл оробевшие руки, нащупал мягкие предплечья девушки, прошёлся пальцами до её локтей, ниже, взял её ладони, потянул их к своему лицу.
  Девка задрожала, боялась поднять глаза на Алексея, как будто он мог видеть её робкие глаза. Повернув голову, как голубица, мельком испуганно зыркнула на Софью.
  И Софья поняла, что девушка боится. Но не Алексея боится, а саму себя, и что она согласна, но не ведает, как поступить, как не уронить себя, и не испугать, не обидеть увечного...
  Софья степенно подсказала:
  - Алексей, имя-то хоть спроси! Словно нехристь!
  Брат смутился, перестал трепетать ноздрями над гостьей, отступил на шаг, низко поклонился и глухо промолвил:
  - Как имя твоё... красавица?
  И это: "Красавица?" - прозвучало вопросом в сторону сестры.
  Софья отвечала со своего места:
  - Да, девушка красива, хороша очень. Мне на ваших деток смотреть. Нам убогую не надо, братец.
  И столько простоты и задушевности было в её голосе, что Алексей поверил: нет, сестра не врёт, не лукавит!
  И обрадовался.
  Выслушал, как дрожащим голосочком гостья поведала, что зовут её Олекса, и чья она дочь, и из каких краёв привёз её отец, и какое рукоделие ей лучше всего удаётся, и сколько приданого приготовила она, а сколько дадут за ней.
  При словах о приданом Алексей чуть погрустнел, но так, только на один миг, и только потому, что представил девичий короб, полный нарядов, и подумал, что не будет видеть, что это за наряды и какова в них Олекса?
  Но тут же отогнал эти мысли. И робко улыбнулся в сторону гостьи, стараясь вспомнить, как это делал когда-то перед красивыми девушками. И попросил у сестры разрешения присесть с Олексой, перемолвиться словечком с глазу на глаз.
  Софья, внимательно наблюдавшая их встречу, разрешила. Выходя за порог, сказала:
  - Братец, с девушкой по хорошему, чтобы не было стыдно мне перед гостьей. Олекса почтенных людей дочка, и ты честных отца-матери сын. А ты не бойся его, Олексочка, он обидеть тебя не посмеет, он хороший человек. - И ушла, затворила за собой дверь.
  Она принялась за дела и вспоминала, как дёргались ноздри слепого, не замечавшего, что водит лицом вокруг девушки. А Олекса зарделась, и тоже едва заметно потянула воздух на себя.
  "Снюхались! - отметила довольная премудрая Софья, - не может быть, чтобы я ошиблась. Нет, не ошиблась - понравились.
  Она Алексею пара - в самый раз! Нежнокожая, статная, круглозадая, крепкая. А что рыжая - ну, так братец мой волосом не светлый, авось, детки в него получатся? А даже если и рыжие? Мальчишкам не так важно. А девки? Были бы здоровы - пристроим и девок. Когда то ещё будет, и будет ли?"
  И была рада за брата, представляя, что сейчас он сидит у тёплого бока огненно-рыжей Олексы и, наверное, осторожно трогает трепетную девку, а та замирает с непривычки. И скоро отойдут братовнины слёзы и тоска.
  Девушке с ним должно быть хорошо: а то здешние сельские
  задразнили рыжую. Как заневестилась, шагу не давали ступить. Особенно донимали мальчишки-выростки, испортили бы сироту гуртом, и взять с них нечего по малолетству. Да и некому защищать: отец умер, мачеха при смерти, родня у этих людей далеко, на землях, перешедших к московитам. Олекса говорила, что в её родных краях все волосом рыжие, и о рыжих не складывают обидные припевки. Она - молодец! От вредников научилась отчаянно отбиваться. Не обозлилась, с людьми приветлива и добра. А что плетут про рыжих - всё наговоры. Будто мало от других людей всякой масти зла, и кривды, и предательства?
  
  Алексей её в обиду не даст!
  
  ***
  
   ................................................
  ......Софья всегда любила летние рассветы. Она успевала вставать первой, когда только-только начинает светлеть небо на восходе. В этот час мир приоткрывает сонные глаза, а лик земли весь влажный от утренней росы. И этот свежий новый мир принадлежал ей, и она не хотела делить его ни с кем. И каждый раз заново переживала пробуждение трав, деревьев, пташек, мелких крылатых и ползучих тварей, радовалась, наблюдая, как они расстаются с сонной дрёмой и нетерпеливо трепещут в ожидании новой встречи с благостью солнца. И душа её ликовала, чувствуя радостную силу, щедро наполнявшую здоровое молодое тело.
  Ясным утром, стараясь не спугнуть утреннюю тишину, Софья подцепила на коромысло ведёрки и пошла, осторожно ступая по тропинке в густой траве.
  Неспешным был её шаг, в голове кружились лёгким хороводом девичьи думы. Впрочем, после восхода солнца эти думы всегда улетучивались, не умея ужиться с заботами хлопотливого дня.
  Но сейчас - её время.
  Лёгкой пушинкой, сорвавшейся с головы нежного дьмуховца*, идёт-плывёт Софья над росистой травой. Сам Ветродуйко бережно несёт белую пушинку Софью, и шепчет, и обещает доставить к реке, и уговаривает подождать его на берегу. А тем временем Ветродуйко намерен сбегать за край земли, и оттуда он прикатит Огненное Коло - солнце - к великой радости Софьи и всего белого света...
  Она спустилась к реке, и уже на берегу увидела, что чуть поодаль по пологому склону человек сводит к воде лошадь. Это со стороны луга повадился приходить сюда в ранний час юный Миколай.
  Софья заметила, как сильно парень вытянулся за последнюю зиму, раздался в плечах, над верхней губой огрубели волоски, а густые брови двумя крыльями раскинулись от переносицы к вискам.
  Он шёл, широко ставя босые ступни, мягко пружиня на крепких ногах, - он был красив, этот Миколай, и подходил всё ближе, ближе к тому месту, где склонилась над водой Софья. А девушка не спешила наполнить ведро; разгоняла рукой ряску и мелких плотиц, хоть не в них вовсе дело: ряска не мешала поливать капустную рассаду.
  Миколай остановился. Каурый конь рядом с хозяином тихо фыркал и кивал головой.
  Софья увидела совсем близко торс парня: чуть тронутый загаром, не успевший потемнеть, как лицо и шея, на летнем солнце. Плоский бугорок мышц на животе выделялся, очерченный с двух сторон двумя западинками. Западинки вели ниже: под шнурок мягких выношенных, нешироких ноговиц.
  Девушка почувствовала солнечный хмель в своей крови. Она с удивлением подумала, что рада этому. Рада видеть Миколу... И, пожалуй, стоит в пятницу в полночь загадать на гребешок: что ждёт её этой осенью?..
  Она повела глазами в сторону румяного макового шара, просвечивавшего сквозь заросли вербы на другом берегу. И вспомнила рыжую жену брата, которая не раз норовила прошмыгнуть мимо с такого же цвета пунцовыми искусанными губами, с полыхающими щеками, с глазами блестящими, в которых не успело затухнуть ярилово пламя. Как ни прятала Олекса этот огонь под опущенными ресницами, каждый, заставший её в такую минуту, не сомневался, что молодка только-только отлепилась от счастливого слепого Алексея и, небось, под животом её не высох ещё обильный мужской след....
  Софья подумала, что и ей пора бы вот так...
  И впервые в своей жизни прямо, не исподтишка, глянула на парня в упор. Мысль, что он моложе её на целых два лета, придала смелости.
  А может, женщина начала просыпаться в ней?
  
  Миколай встретил и принял этот взгляд.
  Он по-прежнему стоял, развернув плечи и литой молодой торс, слегка выпятив грудь.
  Он был не только красив, этот парень, он был крепок, и вся его стать красноречиво говорила: "Смотри, девушка, смотри внимательно: я пришёл, потому что пришла пора...". Только кадык парня дрогнул, порозовели щёки и запылали уши... А, может, виновато жаркое солнце? Выпутавшись из ветвей лениво цеплявшихся верб, солнце всплыло в небо и засветило Миколаю прямо в лицо...
  ***
  Раннее утро щедро расплескало вокруг хорунжего душистую свежесть. Волнами накатывали и били в нос запахи цветущей буйно-зелёной земли, обкошенные делянки сладко пахли свежим сеном.
  Яков вдруг решил, что ему некуда торопиться.
  Съехал с дороги на луговую тропу, направил коня к реке. Его вороной, переступая не спеша, тянулся губами к сочному росистому клеверу, а хорунжий не понукал, не торопил.
  Хорошо будет сейчас окунуться в ласковую тёплую воду и затем отдохнуть часок-другой на берегу, преклонив уставшую голову на седло в тени полусонных ракит.
  Навстречу по склону в такую-то рань медленно поднималась девушка с коромыслом. Летнее солнце не успело взобраться высоко и яркими лучами било в спину девушки. Казалось, она идёт в жарком сиянии. Снопы солнечных лучей на краткий миг полыхнули над её плечами как два невиданных ослепительно-белых крыла.
  "Ого!" - подумал Яков Полоз, прищурившись, не в силах отвести взор.
  Его так поразили лучи-крылья вокруг девушки, что он невольно натянул поводья и теперь глазел на то, как лукавое солнце высветило молодое тело сквозь тонкий лён. Плавные линии длинных стройных ног сходились книзу: девушка шла, аккуратно ставя ступни на мураву. Верхняя юбка понёва, высоко подвёрнутая и подоткнутая за пояс, не позволила солнцу высветить то место, где сходятся ноги.
  "Вот досада! А, впрочем..." - пялился на хуторянку Яков, узнав в ней Софью Песоцкую. Но так и не додумал свою мысль, любуясь легконогим видением, представшим ему в лучах утренней зари:
  "Ух, станом как ровна: идёт грудью вперёд, гладко ступает - груди высоки, не качнутся, и чуть набухли под холстиной и выпирают две ягоды... Х-х-х!...
  Эй, эй, эй! Хорунжий! Не за тем ехал! Что тебе с неё? Впервые бабу видишь? Дрянь, дрянь, дрянь!"
  И Яков, вдруг разозлившись, прошипел коротко и поспешил прочь, расхотев купаться в этом месте. Потому что здесь скользит по волнам душистого утреннего марева девушка-белокрылка...
  И, нахлёстывая коня, думал, что баб создал Господь лишь для того, чтобы наполнить жизнь мужчин ненужными тяготами, недомолвками и обманом.
  ...А в лугах цвела пахучая кипрень-трава, которую невесты собирают тайно от подружек в надежде присушить милого.
  
  
  
  БАМБИЗА
  
  Эту девку из Левашевичей знали все, но никто не принимал всерьёз, пока она не заявилась под городские ворота и стала требовать, чтобы её приняли на службу.
  Люди пересказывали историю её семьи: отец из простых крестьян, семья многодетная, небогатая, ну, так все в сёлах равно живут. Но беда, видно, уже мостила дорожку к их дому. И вскоре зашла. В 1505 году, когда крымчаки сожгли Речицу и разорили окрестные сёла, погиб в бою старший брат Маруши. Через год, мучаясь от татарской раны, умер средний брат. Потом не пережили голодной зимы ещё два мальчика. А трое девчонок росли большими, крупными, тяжкими в кости - вся порода их была такая. Не зря семье дали кличку Бамбиза, что у местных означало "здоровец".
  Чуть позже Бог прибрал и отца, не позаботившись о том, как будут выживать женщины: старя бабка девки Маруши, Марушина мать, две младшие сестры и один из оставшихся в живых братьев. Когда через пару лет и этот последний мальчик утонул в реке, люди стали говорить, что их род выкосила злая судьба, и это неспроста. Прохожая богомолка не в добрый час обронила слова, будто бы в таких случаях не погибнет род, если одна из женщин семьи пройдёт послушание - станет мужчиной. И вот Маруша - суровая, молчаливая, - а было ей тогда двенадцать лет, отрезала себе косу, вырядилась в мужские штаны и просторную сорочку, и стала так ходить. Говорила она уже тогда низко и хрипло, бралась за мужскую работу, на которую у неё хватало сил, а женскую работу справлять отказалась наотрез. Мать недолго ругала странную дочку: вскоре поняла, что, если бы не упрямая Маруша, нищая их семья просто истает от холода и голода. И люди, видя, как тяжело приходится Бамбизиным детям, перестали удивляться поступку Маруши.
  Девка выросла некрасивая, с тяжёлым подбородком, с насупленными кустистыми бровями, злая, настороженная. Шея и плечи её были широки и покаты; чресла... Непонятно, что за чресла, в штанах не разглядеть толком, - но уж точно не округлые и заманчивые, какие положено иметь девушке-невесте. В двадцать годков Маруша Бамбиза налилась такой силой, что выломала из дуба палицу, которую растил батюшка для старшего брата. На Полесье в то время ещё помнили дедовский обычай, и многие отцы сразу после рождения сына шли в лес, выбирали крепкий молодой дубок, особым образом перевязывали ствол и вбивали в дерево железные шипы. И потом оставалось только дождаться, когда вырастет сын, придёт и вырубит свою булаву. Было плохим знаком, если зачахнет дубок, или дерево срубят. Случалось, умирал отец, не сказав, где растёт палица, и тогда оставался сын без оберега родителя. А про оружие старшего брата Маруша знала, потому что была любопытная, отчаянная, и за отцом и братьями бегала с малолетства. Однажды рванула украдкой за ними в лес, и подглядела, куда ходят они проверять, как растёт будущая булава.
  
  И вот Маруша с палицей явилась под ворота крепости Речица.
  Караульные испугались!
  Девку-паляницу* мужики обходили стороной: смущались её штанов, представляя под штанами не мужика. И не девка она, и не хлопец, а так - Оно непонятное. И как вести себя с Бамбизой, никто не знал. А между тем, сила у неё была не бабья, и это тоже помнили. Парни когда-то захотели указать Бамбизе её место, научить уму-разуму. Чтобы перестала ходить, как мужик, ездить на торжища, как мужик, рвать с головы шапку перед паном, ровесникам отвечать дерзко, прямо глядеть всем в глаза и брать крепкое пиво в шинке, расталкивая робких селян.
  Парни окружили странную девку, но Маруша, прикинувшись испуганной, присела, а когда все столпились вокруг, не зная, что с ней делать дальше, она смело задела их могучими руками по месту, которое пониже пояса. Ребята все перегнулись пополам, и стонали и охали.
  Убегая тяжёлой рысцой, Бамбиза крикнула:
  - Попробуете ещё подкараулить меня: убью. И не одного! А что потом будет - мне всё равно: сначала я убью, а уж потом будет всё остальное!
  Ребята содрогнулись, чувствуя, что левашевичская смердючка не врёт. Подставлять свою голову под её литой кулак никто не хотел. Позорно умереть от бабы, пусть и такой страшной, как паляница Бамбиза.
  И вот сейчас эта воительница стоит под крепостным частоколом
  и требует пропустить её; и не просто, а принять в городскую неделю. Ну, дела!
  Стражники кликнули сотника. Тот растерялся, пошёл искать, у кого спросить совета: что делать с крутой девкой?
  Бургомистр выходил навстречу Бамбизе, глядел на неё сурово и властно, но девка уставилась на него маленькими голубыми глазками из-под выпуклого лба, сопела носом и взгляд не отвела. Тогда бургомистр, в досаде чувствуя, что от Бамбизы просто так не избавиться, заговорил с ней:
  - Что умеешь делать?
  Бамбиза ухмыльнулась: все в округе знали, что она умеет справляться с любой мужской работой. Только на коне ездила плохо, не то, что местные ребята. Ещё бы, девчонка с малолетства на коня не садилась, а потом и коня-то в семье не было. Но об этом Бамбиза решила молчать. И не ответила бургомистру, только поигрывала булавой. Бургомистр прикинул, что дубовая булава будет весить без малого пуд, посмотрел на корявые руки странной девки и решил потянуть время:
  - На четыре седмицы на конюшню служить. Согласна? Если справишься, поставлю в караул.
  Стражники у ворот замерли и обратились в слух, какому караулу достанется такой подарок? Уж не сошёл ли с ума пан? Стража у ворот - это же не военный разъезд в чистом поле?! Речица на границе: тут и мытня, и стража горелочная (водочная - прим.автора) - чтобы не смели сунуться в место, да со своим питьём! И тут же - весовая камора! Как бабу сюда ставить? Чтобы здесь стоять, люди годами стараются, выслуживаются, да какие люди! Ещё бы: за промыто товарец отбираешь, делишь: половина королю, а вторая-то половина - мытникам! А прочие налоги да поборы...
  Ох!..
  - В чью неделю? - поинтересовалась Бамбиза, словно дело было уже решённое.
  - Решать буду с наместником, - ловко отговорился бургомистр.
  - Тогда уж сразу скажите пану Полозовичу, что я с паном Фёдором Голубом буду проситься в разъезд.
  - Голуб сам под началом Якова Полоза в его разъезде, глупая! - незаметно подмигнул бургомистр стражникам.
  Те облегчённо вздохнули: действительно, испугались раньше времени: всего-то дура деревенская. В разъезде ей само то, ага! Татар пугать. Титьки покажет, если, конечно, отросли у неё титьки, - крымчаки с плачем поскачут туда, откуда пришли. Скажут: "Пожалеем; у Сеньки Полозовича край захирел: кроме баб воевать больше некому!"
  - Я буду охранять пана Фёдора Голуба - упёрлась Бамбиза, - пан самый добрый из всех панов. Когда я уронила в кузне молот на ногу и шла, чуть ковыляла, он спросил, как меня зовут, и какая у меня семья. И когда узнал, что мы бедствуем, дал грошей. Дал хлеб, весь, что был с ним, кремень и огниво, подарил рукавицы, и сказал: "Мужайся, девка, Андреева дочка! Будь твердая, работящая и честная - всей семье пример. Себя не жалей, сёстрам помоги вырасти. А вырастут девчонки - всем легче станет, их дети и тебя досмотрят в старости". И я поняла, что это сам Бог его устами учит меня жить. И стала я мужаться. Я хочу доброго пана охранять! Я стреляю метко и своей булавой расшибу любого!
  Мещане караульщики стояли с открытыми ртами и, очень почтительно поглядывая на бургомистра, осмелились влезть в разговор:
  - А говорят, ты сделалась парнем по старинному обычаю, чтобы Лихо отцепилось от Вашей семьи: служишь ему так.
  - Да, - важно ответила Бамбиза. - старые люди не врут. Надобно, чтобы в семье старшая дочка стала мужиком, раз всех мужиков Бог прибрал. Я старшая дочка. Кому, как не мне, держать этот обет?
  - Тебя прохожая ведьма научила, да?
  - Я и сама знала. В Левашевичах дедовские обычаи чтут. Только я всё думала: что скажет староста пану, когда я приму на себя обет? Откуда в селе появился новый человек? И не потребуют ли от меня подорожную, как будто от приезжего? А когда повстречала пана Голуба, да услыхала, что он мне толкует, то сразу и надела на себя мужскую одёжу. Просто.
  - А почему до сих пор ни с кем не разговаривала? Все говорили, от тебя двух слов за один раз не слышали.
  - Только бабы много говорят.
  - Так ты ж баба, бабой рождена, бабой и помрёшь! - горячились мужики. Им очень не хотелось Бамбизу в напарники, но уж очень любопытно было выпытать у неё побольше: потом долго будет о чём калякать в шинке:
  - И почему ты сейчас заговорила?
  - Обет выдержала.
  - Как это?
  - По году за каждого брата отработала, и три года - за родимого батюшку.
  - А кому клялась?
  - Отцовской булаве. Булава позволила её выломать. Это был знак, что я выслужила честно.
  Бургомистр сделал знак караульным замолчать:
  - Значит, теперь ты свободна от обета? Зачем же в караул пришла проситься?
  - А не хочу я обратно в бабы... Скучно с веретеном сидеть или махать в поле серпом. Мне нравится на вольном ветру, в лесу да у костра. Ну, так пропустите ужо, я к коням пойду.
  Бургомистру вовремя пришла мысль спросить:
  - И кто тебя, Андреева дочка, надоумил пойти в Речицу?
  - Никто.
  - Сама?
  - Ну, старцы сказали...
  - Что сказали?
  - Раз я надумала выгнать московитов из села, то мне обязательно надобно в крепость, пристать к воям пана Сеньки Полозовича. Все, кто против московитов ходют, известное дело, ходют из Речицы.
  - Да ты что, против людей Плещеева подговаривала народ? - охнул бургомистр, начиная догадываться как, скорее всего, было дело.
  - Не нравятся мне московиты. Почему Сенька Полозович наши Левашевичи им уступил?
  - Ты мне ещё и против князя-короля слово скажи, дубина деревенская!.. - погрозил бургомистр, подсовывая кулак под нос Бамбизе. Та легонько, словно отгоняя назойливую муху, отмахнулась,
  и пан имел возможность убедиться, как тяжела длань левашевичской
  юной девы.
  - Что замышляла, ну, говори! - увидел, что Бамбиза насупилась, глазки стали подозрительными, настороженными, и бургомистр быстро сообразил, что со странной гостьей так нельзя. И поспешил добавить:
  - Если ты хочешь служить в Речице мужицкую службу, то отвечай старшему, как положено.
  - Не нравятся мне московиты.
  - За что невзлюбила ты их, Андреева дочь?
  - Один подговаривал мою младшую сестру. А она мала ещё. Спужалась. А если сманит, да увезёт в свою Московию? А хоть и не в саму Московию, так в Гомей или в Стародуб - всё равно далеко. Я пришла к старосте в то время, когда старцы собрались на совет, и сказала, что могу легко разделаться с московитами, пусть дадут мне в помощники пару бойких выростков.
  Бургомистр поперхнулся, представив лица деревенских старейшин.
  В сёлах Левашевичи и Засовье, всего в десяти верстах от крепости, московиты до сих пор владеют единственным выходом к Днепру-реке. На границе между Московским княжеством и Великим княжеством Литовским, на этой границе, растянувшейся на сотни вёрст, - у них один-единственный перевоз через Днепр. И этот перевоз под боком у Полозовича!
  Ха!
  Понимать надо: с молчаливого согласия короля Жигимонта позволено им здесь оставаться и даже обдирать местных жителей непосильными поборами. Почему? Да потому что Сеньке, речицкому наместнику, король доверяет. Всё, что московиты с людишек вытрясут, Полозович с казаками вернёт обратно, выезжая время от времени навстречу слугам Плещеева, подкарауливая их в заднепровских болотах.
  А кметы...
  Не пропадут и кметы: Сенька милостив и разумен, из крепости кое-чего селянам перепадает, иначе загнулись бы давно.
  "Ага, ага, - добрый Голуб! Как же! После того, как каждый десятник получил через хорунжих мой приказ не обижать людей из владений московитов и помогать им, чем придётся, узнал здешний люд немало случаев христианского милосердия.
  Не только Сивый пожалел девчонку на дороге, даже скупой Яша, и тот купил у мальчишки из Засовья гнилую уздечку по невиданной цене, приказав каждый второй грош раздать соседским сиротам.
  Знают казаки, что я лично спрошу: чем помогли, кому помогли, как поддержали?
  Московиты обдирают сёла до последнего: не из жадности, а просто людям гомейского наместника становится плохо от одной мысли, что здешний кмет часть урожая свезёт в Речицу... Ведь меня на той стороне Днепра любят лютой любовью!
  Выбить московитов из Засовья и Левашевичей - пустяк. Но Москву и так рано или поздно отодвинем. Не все волости удалось вырвать, но по Днепру, - где мне нужно, где лежат мои дороги, - земли снова наши. Так что пусть пока Плещеев да Оболенский гордятся двумя сёлами у меня под боком, чем бросят сюда десять хоругвей со стороны Стародуба и выжгут всю волость из-за того, что прямая, как гвоздь, деревенская дура решила устроить обмолот прямо на головах московитов.
  Ишь, затейница!
  Никто не додумался, а она, видите ли, знает, как одолеть врага! Нет, пока я жив, жены будут воевать в печи, и на длину ухвата вокруг печи, а больше нигде, - так-то!
  Что ж делать с воздыхательницей Голуба? (Не забыть сказать Фёдору о том, что у него завелась воздыхательница; дружище, небось, и не ждал такую удачу?!)"
  И Семён Полозович, а это он выходил навстречу девке Бамбизе и назвался бургомистром, сказал:
  - Будешь чистить конюшни до весны, не меньше, раз хочешь не просто в городской караул, а к людям Полозовича.
  Бамбиза и не подумала благодарить.
  Поинтересовалась:
  - А где я буду жить?
  - С конюхами! - ответил князь, веселясь.
  - Пан не знает, но они со мной не захотят, бо они дурные и
  пугливые, не то, что Вы, пан, - сказала Маруша Бамбиза, довольная, как ловко ей удалось ввернуть льстивое слово.
  - Ну, - задумался Полозович, подмигнул караульным, - скажи,
  что сеновал на конюшне - твой, и ты спишь возле коней по приказу самого державцы Полозовича. А конюхи пусть или спят рядом, или, если не нравится, ищут себе другое место. И, того... мужиков моих крепко не голубь. - Бамбиза и бровью не повела, только зло блеснула глазёнками. - Да, ещё, Андреева дочка, каждую субботу будешь отправляться в родной дом - в баньке париться. Это приказ.
  Бамбиза только засопела широким перебитым носом и ничего не сказала. Видно, прежняя неразговорчивость вернулась к ней.
  ***
  Через месяц Полозовича уже не было в крепости, но о Бамбизе он не забыл. Отъезжая, распорядился разрешить палянице нести дозор.
  - Мужики взбунтуются, это точно.
  - Знаю, знаю. Тогда, Фёдор, прикажи красавице проверять дальние караулы: пусть ходит одна, или ищет себе напарника, если сообразит, конечно.
  И вскоре ранними утрами в темноте и предрассветном холоде лаяли собаки на дворищах вдоль горвольского шляха, поворачивали морды к дороге, нюхали воздух и удивлялись странному прохожему: это Бамбиза, неслышно переставляя большие ступни, с булавой на плече, вышагивала по дороге на полночь от города. А после третьей меди Бамбиза возвращалась обратно.
  И местичи вскоре начали шутить, что караулы с дороги пора снимать: неутомимая Бамбиза одна стоит целого войска!
  
  Шутки шутками, но для паляницы вскоре нашёлся напарник. Молодого худого и ломкого на вид парня звали Андрей, и это тоже вызвало новое веселье среди речицких: "Нашёлся Андрей для Андреевой!
  Он был не из местных, и сам вызвался стоять с Бамбизой в карауле за хутором Озерцы. Когда мужики смеялись и подтурнивали над ним, Андрей только хитро улыбался и отвечал, что, мол, Маруша
  Андреева - надёжный поплечник.
  
  
  
   РАСПЛАТА
  
  ...............................................
  ...В крепость Алексей проситься не стал, выбрал для задуманного башню, прикрывавшую спуск к реке и подступы к деревянному перекидному мосту. Повторяя, что княжич желает нести караул, душевно сетовал перед товарищами на своё убожество и на то, что плачет душа по старым временам.
  Его пропустили.
  С караульной башни слез молодой ученик солодовника, который только рад был выбраться из тесного сруба.
  Алексей привычно ловко взобрался по деревянной лестнице, удивляясь и радуясь, как тело помнит всё до мельчайших подробностей.
  Несколько лёгких стрел выпустили с княжичем из лука в сторону реки. А когда в урочный час послышался цокот копыт на выезде из замка, Алексей приказал:
  - Отложи лук, это всё пустяк, забава! - развернул мальчишку к бойнице, той, что глядела на закат, и сказал беззаботно:
  - А что, Михась, выезжают люди на мост?
  - Ворота открывают, кланяются ....
  "Князь! Его это время!"
  - Тихо! Теперь будто война... Целься в человека, словно враг перед тобой. Стрелять ни за что не станем, но меня так учили: на живом глаз вострить! Поспеть, вот что главное! Самострел зарядить, парень, время надо: ровно столько, сколько говорится от "Отче наш:" и до слов "...и на земле, как на небе". Вот так...
  Алексей поставил ногу на скобу-стремя большого самострела, сноровисто, привычно взвёл:
  - Медлить нельзя: за время, пока произносится молитва,
  самострел должен ударить трижды. Троекратное повторение угодно Богу. Будь твёрд, Михайло, мягкому оружие не служит. Князя следи. А как уверен будешь, признайся, что получилось... следи князя. А не получится словить да удержать на цивице - тоже признайся.
  Ребёнок обрадовался науке войны.
  Слегка удивился, что слепой дядька, быстро ощупав края бойницы, приладил самострел так ловко, что тот сразу нацелился на мост. И в цивице княжич увидел не спеша ступающих по настилу коней и двоих всадников.
  - Словил, держу князя! - шепнул Михайло, гордясь собой.
  ...Могучие пальцы-клещи поверх детских рук, сильный трепет тетивы, движение...
  Сорвавшись злой гончей, железный наконечник на коротком толстом древке хищно рванулся, коротко вжикнул на лету и вошёл в грудь богатого всадника.
  Михайло тихо ойкнул. С горящим взором, приподнявшись на цыпочки, смотрел на то, как вздрогнул подбитый человек, как тотчас рванулся к нему второй, перехватил, принял вес тела на себя, не давая товарищу выпасть из седла...
  Раздались крики караульных. Люди бежали на мост.
  Второй всадник повернул голову, глянул в проём бойницы и, разглядев тёмный мальчишеский чуб, изменился в лице.
  
  В башню за ними никто не полез, кликнули спускаться вниз.
  Алексей глухо ответил, мол, сейчас сойдёт, и мальчонка с ним.
  
  В полной тишине встретили, окружили.
  Обступив, сопели, раздували ноздри, не зная, что говорить. У некоторых гусиными пупырышками покрылась кожа вокруг кадыка и пятнами пошли лица.
  Озирались в сторону моста, ждали княжьего жеста. Кто-то тонко сипел: 'И-и-и!...'
  ......................................................
  
  
  Содержание
  
  Князь::::::::::::::::::::::::::::::::.3
  Торг:.:::::::::::::::::::::::::::::::15
  Слепой:::::::::::::::::::::::::::::::.25
  Дитя ::::::::::::::::::::::::::::::::33
  Кафтан :::::::::::::::::::::::::::::::39
  Семья.:::::::::::::::::::::::::::::::..45
  Сестра :::::::::::::::::::::::::::::::.53
  Девушки::::::::::::::::::::::::::::::. 59
  Забава :::::::::::::::::::::::::::::::.65
  Двое::::::::::::::::::::::::::::::::.71
  Хорунжий:::::::::::::::::::::::::::::...79
  Зима::::::::::::::::::::::::::::::::.83
  Признание:::::::::::::::::::::::::::::...97
  Бамбиза::::::::::::::::::::::::::::::.107
  Андрей::::::::::::::::::::::::::::::..115
  Клад:::::::::::::::::::::::::::::::..121
  Месть:::::::::::::::::::::::::::::::.125
  Чернолесье:::::::::::::::::::::::::::::133
  Игра::::::::::::::::::::::::...............................141
  Верёвка::::::::::::::::::::::::::::::.147
  Московиты::::::::::::::::::::::::...................157
  Полозовна:::::::::::::::::::::::::::::.165
  Мужчины:::::::::::::::::::::::::::::..179
  Софья:::::::::::::::::::::::::........................183
  Полнолуние::::::::::::::::::::::::::::..197
  Расплата:::::::::::::::::::::::::....................213
  Кинжал:::::::::::::::::::::::::: ::::.219
  Послесловие::::::::::::::::::::::::::::.223
  Приложение::::::::::::::::::::::::::::..227
  
  
  
Оценка: 5.73*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"