Красная выпь
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
В поисках исцеления группа калек направляется в заброшенный совхоз. На своем пути они встретят чудовищ и волшебников, откроют для себя много нового и отведают экзотических местных блюд. Как устроена энергетическая папаха? Каков на вкус знаменитый чебоксарский шпырь? Как выглядит современный сельский Анубис? Все эти тайны раскроются перед любопытным взором.
|
![Красная выпь [Ковальков]](/img/k/kowalxkow_t_n/red_bird/redv291_fotor.jpg)
-1-
Нам с Виталькой уже за пятьдесят, а ума не нажили. Забрели мы в бар на окраине Москвы. Бутово - не Бутово, больше похоже на Медведково. Кто его знает, если это уже третий бар за ночь? Сидим себе, мирно выпиваем. Я Витальку с трудом узнал: давно не виделись. Друг мой инвалидом стал, ногу потерял, можно сказать, в авиакатастрофе.
В наших реалиях человек запросто может выпасть из самолета, особенно после посадки. Стюардесса обычно предупреждает: 'Оставайтесь на своих местах до полной остановки воздушного судна'. Какое там! Все прут точно чумные к выходу - чистое средневековье.
Виталик в тот день первым у выхода стоял, с веслом от байдарки в руках... Трап-то еще не подали, а его толпа выдавила, как пробку из бутылки. Падая, он погнул веслом элерон. Отделался штрафом и титановым протезом. Ходит теперь подобно Джону Сильверу по кличке Окорок, но вместо попугая на плече его сидит жирный кот.
Как только я узнал о несчастье друга, признаться, сразу онемел. Дар речи отшибло начисто. Лишь одно слово смог произнести, и то иностранное: merde. К доктору не ходи, это все от вируса произошло - хроническое молчание, будто я не человек, а баран. Хорошо хоть, историческая память осталась, а то многие сейчас жалуются.
Так и сидели. Виталик байки травил, а я молча кивал, моргал и энергично жестикулировал. Понятное дело, расчувствовались. Годы летят, а что мы в жизни видели? Пинки от начальства, препятствия светлым начинаниям и чьи-то жирные ягодицы вместо линии горизонта. Пенсия нам теперь не светит - до нее еще дожить надо.
Бар к тому времени уже закрывался. Посетители разбрелись, официантка подошла нас выпроваживать.
Кстати, с самого начала она показалась нам с Виталиком странноватой. В бигудях - будто только что из ванной. Волосики кудрявые, явно не свои. Лицо кукольное, детское. А фигура - плотная, мясистая, ни капли не вязалась с мордашкой. Одна из тех баб, которым мельдоний не нужен, чтобы ядра на олимпиаде толкать.
Но главное - голос. Какой-то уж больно знакомый. Как у, пардон, Сири из айфона.
- Девушка, а вас не Сири случайно зовут? - спрашивает Виталька.
- Какая я тебе Сири, котенок? - отвечает официантка. - Марьей меня кличут.
- А почему же у вас голос как у Сири?
- А что? Если не нравится, могу переключить. У меня шестнадцать голосов запрограммировано. Вот, слушайте...
И тут раздался прокуренный мужской бас, словно Шаляпин на затертом виниле. Мы с Виталькой так и зависли, рты разинули, а пиво тонкой струйкой потекло на пол.
Пришлось расспрашивать Марью, как с ней такое несчастье приключилось.
История оказалась до слез трогательной. По жизни она, кажется, была нормальной бабенцией: не феминистка, не либералка, даже не блогерша. Просто как-то поздним вечером захотелось ей борща пожрать. Думает: 'Ща свеклы в магазине возьму, курочки пожирней...'
Но судьба распорядилась иначе.
Какой-то необузданный кретин на красном 'Майбахе' летел через перекресток. Как потом выяснилось, под всеми мыслимыми и немыслимыми веществами, сбившись с маршрута... В общем, на пешеходном переходе траектории автомобиля и Марьи пересеклись.
А дальше - классика. Голова Марьи возьми да и оторвись, точно у Берлиоза. Который не композитор...
Везут, значит, Марью в Склиф по частям - думают в морг пристроить. Но тут из Сколково нагрянула ученая делегация. Израильтяне, сволочи, задумали обменивать свою технику на донорские органы наших лохов. Привезли они на клинические испытания четыре искусственных башки. Все по блату уже распределили - исключительно для жен бюрократов. Ну а что? Кому не хочется агрегат без морщинок, да еще со встроенным айфоном?
Однако одна из этих голов чьей-то супруге не подошла. То ли гены не совпали, то ли бигуди к цвету глаз не шли. Кстати, в этих бигудях литиевые батарейки спрятаны - удобно, между прочим. Ну и Марье, так и быть, пришили башку в виде эксперимента. За счет мэрии...
- Ну и как тебе с этой головой живется? - поинтересовался Виталька.
- Плохо, котенок, хоть топись, - вздохнула Марья. - Мысли черные, программы глючат. К хакерам бегаю, электронных жучков вылавливаю. Навигация не фурычит, телек в ушах звенит круглосуточно - с телебашни по вай-фаю видеофайлы подгружаются. Прикинь, левое веко не опускается, хоть тресни! На выборах даже галочку не могу ткнуть, куда хочу - опция заблокирована. На сайтах знакомств мужики матом посылают. Где принца искать? Да и батарейки горят немилосердно - не напасешься.
- Что ж теперь делать собираешься?
Оказалось, у Марьи имелся шикарный план. По слухам, где-то в П... области, а может, чуть севернее - географию мы в свое время прогуливали - чудом уцелел один совхоз. Название у него было какое-то хитрое, да Марья точно не запомнила. Что-то красное: то ли новь, то ли вонь, то ли топь, а может, заря.
В том совхозе обитал один ядреный экстрасенс. Правда, слегка тронутый на почве троцкизма. В прошлом - маститый ученый, пока ему пендаля под зад не дали. У нас же разве ценят таланты? А мужик он даровитый. Если настроение поймает, может такой беспредел сотворить, что Шахерезада удавится с зависти.
- А давайте втроем туда рванем, - предложил Виталька. - Глядишь, Марье голову настоящую пришпандорят, мне - левую ногу вживят, а ему вот - дар речи вернут.
- Понеслись, котятки, - согласилась Марья.
- Эх, красота! - обрадовался Виталька, а его кот на плече тревожно фыркнул.
- Merde! - сказал я.
На том и порешили.
-2-
С позиций здравого смысла сельский быт постичь трудно. Будто там не люди живут, а дохлые египетские фараоны. Почему, например, в глубинке не роют канализации? Почему газ не проводят, дорог нет? Откуда такая безнадега взялась, что изводит людей пуще радиации? И главное - каким макаром все эти Анубисы из Египта к нам перекочевали? Вопросы сложные, темные, метафизические. Размышлять о них без должного градуса невозможно...
Поэтому мы дружно налегали на текилу, пока мчались по трассе в белом патрульном 'Мерсе' с голубым огоньком на крыше. Признаюсь, авто мы увели без спроса прямо с дорожного поста. Таксисты нас упорно сажать не хотели, а Марья, святая простота, уверилась, что мэрия ей по гроб жизни обязана. Впрочем, кто изучал Эйнштейна, тот знает: в мире всё относительно, особенно под парами текилы...
Короче, дремавшего на заднем сиденье патрульного лейтенанта мы заметили не сразу. Как он проснулся - завопил благим матом:
- Вы что натворили, пьяные отморозки?! В покемонов не наигрались? Ща вам устрою экскурсию в изолятор!
- Ты, командир, сбавь обороты, - миролюбиво сказал Виталька. - Поимей грамм сочувствия, включи эмпатию. Перед тобой - жертвы государственного капитализма. У меня, видишь, ноги нет, а у Марьи - мозги на батарейках. А если от нас текилой несет, так это необходимый допинг, как для младенца бутылочка порошкового 'Нестле'.
- Оборзели, алкаши! - продолжал бушевать лейтенант.
- На вот, выпей лучше и не надрывайся, - Марья протянула ему бутылку. - Мы, между прочим, к экстрасенсу едем. В этот совхоз... как его... 'Красная вонь'? Или 'Красная топь'? Слыхал?
- 'Красная выпь'? К академику Батону, который целитель? - лейтенант вдруг притих и задумался.
- Что у него, погоняло такое - Батон?
- Фамилия, - пояснил лейтенант. - Народный целитель, Альфред Иванович Батон. Я сам к нему собирался, насчет энуреза...
- Ты что, в постель писаешься? - рассмеялась Марья.
- Не в постель, а на посту... когда водилы купюры суют. У меня это от застенчивости... А начальство, сука, прессует, - лейтенант окончательно смутился и глотнул добрую порцию текилы.
- Да уж, с таким недугом тебе не в полицию, а в пожарные надо было идти, - усмехнулся Виталька.
Словом, уболтали мы лейтенанта и напоили. Сидим на кожаных сиденьях, текилку потягиваем, крестимся на иконостас на передней панели. Марья за рулем - у нее ведь навигатор в башке встроен.
Трасса ныряла змеей в темноту, а полос на ней становилось всё меньше и меньше. Сначала их было восемь, потом четыре, потом две... а под конец и вовсе одна, да и та - вся в ухабах. Небо на востоке начинало светлеть. Помню, как дорога пошла грунтовая. По бокам качались от ветра пятиметровые ели, а борщевик выше человеческого роста цвел нездоровым белым цветом.
Мы проскочили заброшенный переезд со сломанным шлагбаумом, за которым показалась покосившаяся табличка: 'р. Вошь, 7 км'. Здесь дорога и закончилась.
Бросили автомобиль на обочине, пошли пешком. Впереди шагала Марья, ее левый глаз мерцал встроенным лазером. За ней хромал Виталик с котом на плече. Мы с лейтенантом замыкали шествие, тащили тяжелую сумку, из которой раздавалось позвякивание бутылок.
Протиснулись мы в дыру в каком-то заборе, спустились в темный овраг, перешли речушку-вонючку по шаткому мостику. Потом поднялись по скользкому сырому уклону, миновали перелесок - и тут перед нами раскинулся сияющий простор.
До самого горизонта тянулись поля бурьяна, перемежаемые кучами сочащейся жирной грязи. Вдали темнел какой-то мрачный арт-объект, напоминавший усеченную пирамиду из черного камня. В небе кружились стаи грачей. А навстречу нам по утоптанной тропке катил пионер на велосипеде.
Точнее, издали он нам показался пионером. Белокурый мальчишка, розовые щечки, белая рубашечка, красный галстук, а в руках - трехлитровая банка молока. Но чем ближе он подъезжал, тем больше иллюзия рассеивалась.
Белокурые волосики оказались седыми спутанными космами. Щеки не розовые, а бордово-синюшные, в прожилках, как у старого склеротика. Вся шея - черная от грязи, перемотанная заскорузлым бинтом, да еще и с запекшимися кровавыми пятнами. А в банке у этого доходяги плескалась вовсе не молоко, а густая, мутная сивуха.
- Вы что, туристы? - прохрипел 'пионер'.
- Вроде того, - ответил Виталька. - Мы калеки, к академику Батону едем исцеляться. Всю ночь к вам добирались. Он тут живет?
- Здеся, - доходяга махнул рукой в сторону пирамиды.
- А что это за строение?
- Это пьедестал. Раньше тут памятник стоял, да в него молния шарахнула...
- Кому памятник?
- Товарищу Шкалику, кажись. Совхоз наш основал.
- Магазин-то у вас хоть есть? Нам бы перекусить с дороги.
- Магазина нет. Почта есть, да и та закрыта - метеорит на нее упал.
- А продукты тогда где берете?
- Какие продукты?
- Ну, масло, сыр, колбасу...
- Колбасу в сельпо дают, а сыр с маслом... под санкциями, кажись.
- А где это сельпо?
- Вон тама. За пьедесталом свалка, за свалкой помойка, а за помойкой сельпо.
- А что, у вас тут совхоз животноводческий? - спросила Марья. - Коров разводите?
- Сама ты корова! - 'пионер' заржал как конь.
-3-
В этих местах было пусто и неуютно. Тишина давила на уши, а темная пирамида впереди вызывала какую-то смутную тоску. Кто ее построил? И куда подевались люди? Может, сгорели в огне социалистического строительства.
Где-то на болоте, вдалеке, глухо и протяжно ревела выпь - будто ржавая водопроводная труба. Говорят, раньше этих птиц тут было полно. Так и совхоз свой название получил.
- Merde... - пробормотал я.
- Ты чего, устал? - Виталька посмотрел с тревогой. - Давай вот в эту избу постучимся, передохнем.
Перед нами стоял почерневший от времени сруб, вросший в землю, с соломенной крышей. Я постучал в мутное слюдяное окошко. Через мгновение в нем показалось лицо - иссохшее, морщинистое.
- Заходите уж, чего стоять, - пригласила нас старушка.
Внутри было две комнаты. В одной - светелка с тремя окнами и русской печью. В другой - холодный хлев, где когда-то стояла корова. Корову, по словам хозяйки, еще в тридцатые реквизировали, но стойкий запах аммиака и следы засохшего навоза остались до сих пор.
- Зовите меня бабка Дуняша, - представилась она, проворно подкладывая в печь дрова. - Вам бы баньку затопить с дороги, да только банька моя сгорела. Желудей не хотите? Я, грешным делом, к ним пристрастилась.
- Желудей не хотим, а удобства у вас имеются? - спросила Марья.
- Какие еще удобства, девонька? - бабка Дуняша хрипло рассмеялась, показав беззубый рот. - Народ мы духовный, а вот удобств нет.
- А туалет где?
- За избой, под елкой... Видишь? Умывальник с дождевой водой на заборе висит, а нужник мой в прошлом году наводнением смыло...
Выпили мы текилы, закусили сушеными грибами и стали с интересом слушать бабкину историю про то, как жил совхоз.
История совхоза 'Красная выпь', записанная со слов бабки Дуняши
Сколько в совхозе гектаров - никто не знает. Земля здесь жирная, черноземная, а вокруг - топкие, непроходимые болота. Совхоз основал товарищ Шкалик. До революции он в рваных подштанниках побирался у кабаков, а при новой власти выбился в председатели. Земледелие Шкалик не уважал - при нем ни одна культура не приживалась. Зато он обожал кино. Лично следил, чтобы в сельский клуб регулярно завозили новые киноленты.
Фильмы того времени дышали оптимизмом: ударники били рекорды, зерно рекой лилось в закрома родины, крепкие девушки с лучистыми глазами с песнями мчались на Дальний Восток. Сталевары перевыполняли план, надои росли такими темпами, что лишнее молоко попросту сливали в канавы.
В реальной жизни, правда, все было иначе. Люди из совхоза исчезали - тихо, без следа. Сегодня пропадет мужик, завтра целая семья. Остались одни старухи да запойная шваль. Земли опустели, заросли бурьяном, покрылись оврагами и буераками. Коров сдали на мясокомбинаты, куры сами передохли.
Чувствуя приближение своей гибели, Шкалик решил подготовиться к загробной жизни. Тогда верили, что в будущем ученые научатся воскрешать тела, и он распорядился забальзамировать себя и похоронить в специально построенной пирамиде. На вершине установили статую Шкалика с поднятой в небо рукой.
Но вскоре грянул знак с небес - в статую ударила молния, разметав ее в щебень. За этим последовал собачий вой, затем пришли лихие времена перестройки, а следом - эпоха тьмы и хаоса. Заезжие рэкетиры вынули мумию Шкалика из гробницы и продали туркам в музей. Старухи заперлись в домах, сидели в углах, покрытых пылью и паутиной. Мечтали только о кладбище и даже спали в гробах.
Тем временем государство уступило все пахотные земли некоему гражданину из Лондона, большому любителю футбола. Он потребовал с каждого гектара собирать оброк. Но какой там оброк, если в совхозе - одни старухи, да и те в гробах?
Тогда в село прибыли два ученых из города: академик Батон и доцент Австралиец. Откуда они взялись - загадка. Одни говорили, что сбежали из Академии наук от бюрократии, другие - что с этапа при пересылке в Воркуту. Но мужики были авторитетные. Разделили земли пополам и принялись хозяйничать.
Австралиец загнал в бараки несколько сотен бродячих таджиков и организовал сбор металлолома. Батон решил возродить плановое хозяйство по книге Льва Троцкого 'Моя жизнь'. Всех ходячих старух согнал в стройотряды. Сперва они разводили бамбук по вьетнамскому методу, потом сушили мухоморы на продажу. В конце концов, их заставили сдавать донорскую кровь для частных клиник в области.
Историческую память здесь чтили превыше всего. Дважды в год - весной и осенью - проходили ритуалы. Старухи в чистых кофтах собирались на вершине пирамиды, приносили портреты сгинувших родичей, рыдали и молились.
Батон держал Красное знамя и обагрял его свежей донорской кровью, чтобы не усыхало. Затем произносил речь. В ней он предсказывал конец света, гибель Запада и падение акций компании Tesla. Любил цитировать Библию - про кровавые реки и рой кусачих песьих мух.
Каждый раз после речи Батона случалось какое-нибудь знамение. То на могильном кресте вырастет поганый гриб, то береза посреди поля вспыхнет синим пламенем, то метеорит в почту врежется.
После ритуалов Батон занимался исцелением. У бабки Матрены, например, рассосался склероз - она вдруг вспомнила все ужасы прошлого и завопила так, что еле угомонили. У бомжа Чижика, поговаривали, отросла отсохшая нога. А тетка Мавра, ослепшая от метанола, вдруг прозрела - и тоже начала орать, будто чертей увидела.
Дар Батона никто не оспаривал, но его учение было не по нраву Австралийцу.
Австралиец выступал против Батона, да и против Троцкого тоже. Ему не нравилась идея однопартийности и террора. Он и так свое отсидел, зубы потерял, ребра поломал - теперь хотел демократии с оттенком солипсизма. Втирал таджикам, что жизнь - это всего лишь сон разума, а славяне произошли от шведских викингов. Более того, утверждал (а это подслушала одна бдительная старуха), что польская праматерь Агнешка - главная славянская святая.
Батон стоял на материалистических позициях: материя, дескать, зыбка, но пока подчиняется законам западных ученых Ньютона и Гука. Отечество воспрянет, стоит лишь выполнить продовольственную программу. Польскую Агнешку он презирал, а почитал православную святую Варвару - покровительницу ракетных войск.
Споры двух ученых завершились исторической битвой на реке Вошь.
Старушечья дружина, вооруженная граблями и ухватами, распугала велосипедную 'конницу' таджиков. Тем набили порядком синяков, а Австралийцу так потрепали нервы своими криками, что он ушел в запой...
Между тем лондонский любитель футбола, не получая оброк, решил схитрить. Сдал землю под залог, набрал кредитов - да не в одном банке, а сразу в пяти. Когда банкиры поняли, что денег им не видать, стали метаться, искать выход. В итоге пошли к военным - у тех нынче средств хватает.
Военные долго не думали: прибрали гектары к рукам и начали копать. Какие-то тоннели, шахты, залы... Что именно они там делают - никому неизвестно.
Но одно точно: совхоз 'Красная выпь' по-прежнему жив.
-4-
Деревенская жизнь, скажу вам, на большого любителя. Туалетной бумаги нет - спасайся лопухами. Воду для чая берут той же канавы, куда только что сливали помои. Единственный колодец на половине Батона давно отравили шпионы Австралийца. Вай-фай тут не ловит, зубы от желудей трескаются, пузо сводит от голодухи и дизентерии. Местная самогонка так насыщена метанолом, что вполне годится для очистки окон. Только окна тут вообще не моют.
Людям бы еще ничего, а вот как объяснить коту, что его 'Вискас' кончился?
Короче, собрали мы пустую стеклотару и двинули в сельпо.
Ассортимент в лавке поверг нас в ступор. Даже наш патрульный, всегда сияющий дурашливой улыбочкой, вытянул лицо. Мы осматривали прилавки, не в силах поверить в увиденное. Продавщица в засаленном халате отвечала нам взглядом, полным тупого недоумения - будто мы с Луны свалились.
- А где у вас, извините, местная колбаса? - спросил Виталька. - Нам вот тут давеча нахваливали...
Продавщица лениво ткнула пальцем в дальний угол:
- Вон там свежая кровяночка лежит. Сколько взвесить?
Под стеклом витрины стоял поднос с белыми толстыми цилиндрами, похожими на рулоны туалетной бумаги, только сочившимися на срезе красноватым соком.
- Это что, с кровью? - пропищала Марья. - Ой, мамочки, меня сейчас вырвет.
- Какие вы капризные, москвичи! - фыркнула продавщица. - Ну, возьмите тогда говяночки. Тоже наша фирменная колбаска, но без крови.
- Нет, спасибочки, - Марья нервно хихикнула. - А печенье у вас есть?
Вот же, прямо перед вами, - 'Карбидное'.
Мы с сомнением уставились на витрину. На поддоне громоздились пористые камешки странного сероватого оттенка.
- Попробуйте, потом не оторветесь, - продавщица ловко сунула один кусок под нос Витальке.
Он осторожно вдохнул аромат и поморщился.
- Карбидом пахнет... Как в детстве на стройке. Мы его в бутылки с водой пихали, а он булькал.
- Ну а чем же еще должно пахнуть? - рассмеялась продавщица. - Все натуральное! Мы сами выпекаем. Пальчики оближете! А вот еще птица битая есть...
Она с гордостью махнула рукой в сторону подноса с дохлыми черными грачами, которые, судя по их виду, были сбиты палками прямо на лету.
- Нет, не надо, - быстро отмахнулся Виталька. - Может, у вас консервы продаются?
- Эх вы, городские! Не привыкли к натуральной пище. Ну ладно, сейчас принесу. Последний ящик остался.
Продавщица скрылась в кладовке и через минуту вернулась с картонным ящиком консервных банок. Я взял одну, прочитал надпись: 'Яловичина фронтовая'.
Виталька выхватил банку у меня из рук и подозрительно прищурился.
- Какой у них срок годности?
- Читайте на этикетке, - недовольно отмахнулась продавщица.
Мы внимательно смотрели: под рисунком головы бойца в каске мелким шрифтом значилось: 'До употребления не вскрывать. Хранить вдали от детей'.
- Вы хотите сказать, что это вся еда у вас? - с отчаянием в голосе спросил Виталька.
- Ну вся, а что вам еще надо? Понаехали...
- Хлеб есть нормальный?
- У нас все нормальное! Хлеб в конце квартала завезут.
- А что вообще из еды есть?
- А что вам надо? Может, деликатесов хотите? Возьмите шпыря... Только он на любителя.
На прилавке появился поднос с фаршем странного синевато-рыжего оттенка, источающим отвратительный запах выгребной ямы.
- Это что такое?! - голос Витальки сорвался в хрип.
- Шпырь охотничий, чебоксарский. Остатки из военного городка привозят. Неужели ни разу не пробовали?
- Нет, бог миловал, - выдавил мой друг, а кот на его плече тревожно мяукнул.
- Merde... - пробормотал я.
-5-
С точки зрения исторической правды, наверное, правильно, что у меня не будет пенсии. Или нет? Вот если представить, что вдруг нам дадут такую же пенсию, как немцам, которых мы когда-то победили. Тогда что выходит? Зря воевали? Чем мы тогда будем от них отличаться? Разжиреем, опустимся и утратим мечту.
Впрочем, на совхозной пище особенно не разжиреешь. Надо было идти к Батону, решать проблемы и убираться отсюда к черту.
Жил академик в погребальном зале у основания пирамиды, где когда-то покоилась мумия товарища Шкалика. Бабка Дуняша отзывалась о целителе наилучшим образом: за две бутылки настоящей московской водки он мог совершить любое чудо.
- Вы с уважением отнеситесь, - напутствовала нас бабка, - и он вас облагодетельствует. Только идите ночью. Днем он спит в гробу, как святые старцы.
Так мы и сделали. Водка у нас еще оставалась, и при свете полной луны мы двинулись к пирамиде. Академик, словно поджидал нас, сразу вышел навстречу. Одет был просто: розовые замызганные кальсоны, старый свитер с дырой на животе. Не брился давно, выглядел изможденным, но глаза его горели лихорадочным блеском.
- Водку принесли? - деловито спросил он.