Аннотация: Рассказ про свободу и ненависть. Или просто грустная сказка.
Иноходец.
Сначала было темно и ничего не было видно. Потом появился на свет жеребенок. У него было черная грива и черный хвост, а сам он был белый.
Жеребенок попробовал подняться на ноги, и у него получилось. За ним с трепетом наблюдали двое: мать жеребенка, резвая лошадь из числа домашних кобыл, сбежавших в степь, и матерый Охотник за лошадьми. В погоне за самыми резвыми и строптивыми, которых он валил с ног и укрощал, Охотник не единожды был ранен, сломан и затоптан. Охотник стоял с подветренной стороны, придерживая своего послушного коня, и поэтому лошадь думала, что ее, равно как и жеребенка, никто не видит.
Жеребенок покачивался из стороны в сторону, опираясь на некрепкие копытца, сделал шаг, пошатнулся, удержался, огляделся вокруг себя. Степь шумела новым запахом травы, лошадей, счастья, свободы, бега. И жеребенок замер, принюхиваясь. Степь кричала шелестом, ржанием, ветром. И жеребенок окреп, прислушиваясь. Мать подошла к нему и, дружески фыркая, вылизала его. На лице Охотника разлилась самодовольная улыбка. Он выжидал.
Лошадь поила жеребенка молоком. Он забирал ее сосок своими новыми, сегодняшними губами и далеко вытягивал их, наслаждаясь каждым моментом.
"Пора", - решил Охотник. И он перехватил поудобнее веревку, стукнул пятками по бокам своего коня и неслышно тронул его по траве.
Каким-то шестым чувством лошадь поняла, что надо обернуться. Она вскрикнула дико, словно велев жеребенку бежать. И он не упал, а побежал впервые, нигде не тормозя и наслаждаясь всем-всем-всем, как самой своей первой игрой.
А между тем жеребенка и его мать неуклонно догонял Охотник. Его конь был резвее.
И лошадь остановилась, решив дать бой. Она повернулась к Охотнику. В ее золотисто-коричневых глазах отражалась дикая, первобытная злоба и презрение к Охотникам, которые не убивают лошадей, а берут их в плен, отнимая у ветра и свободы. Охотник же размахнулся и со всей силы хлестнул по ногам лошади скрученной ременной плетью. А лошадь не закричала - ее не должен был услышать жеребенок и понять, что это всерьез. Она только рванулась и встала на дыбы. Из ее рассеченных колен лились крупные рубиновые капли крови и тихо звенели в колкой тишине, падая на мягкую траву.
Лошадь забила в воздухе копытами и переломала шею у самой головы коня Охотника. Тот еле успел выскочить из седла, услышав хруст позвонков. Конь бился на траве, хрипя, роняя хлопья белой пены, вдыхая полупорциями воздух, которым дышали его дикие братья.
Охотник, сжимая в одной руке кнут, а в другой веревку с петлей, именуемую "лассо". Лошадь, раздувая ноздри, поворачивалась вслед за ним. И вот - первый бросок! Лошадь била копытами, уклоняясь, встряхивая гривой, уворачивалась от плети и веревки, наступала всей грудью на Охотника. Глаза ее налились кровавой сеткой, она хотела только одного - ценой своей жизни выкупить жизнь сына, дать ему убежать в вольную степь... но Охотник умен, ловок и терпелив. Вот раз ошиблась лошадь, второй, третий. Вот уже Охотник бьет - раз, другой, третий. Он тоже горяч, он хочет мстить за смерть своего коня, он хочет забить дикую лошадь до смерти, не понимая того, что худшая пытка для нее - жить так, как жил захлебнувшийся степным ветром конь.
Но Охотник решил так. И вот уже лошадь ослабла и на миг опустила шею - всего на миг. Охотнику хватило и одного. Он захлестнул лошадь веревкой поперек шеи и потянул на себя второй конец. В лошади еще была горстка сил, но все они ушли на то, чтобы натянуть веревку. Охотник остался сильнее. Лошадь упала, как падает подрубленная косой трава, задев копытами копыта коня со сломанной шеей. Охотник же остался стоять как стоял, глядя на политый лошадиной кровью вытоптанный пятачок травы.
И тут жеребенок обернулся. Он увидел молчаливого Охотника.
Вдруг налетел порыв ветра с той стороны, где мать защищала его, и впервые жеребенок вдохнул дух смерти. Он дико вскрикнул, и безотчетный страх погнал его прочь от того места, где свободной умерла его мать и - чужой конь. Обернувшийся Охотник заметил его по одной отличительной особенности: сначала жеребенок делал шаг сразу двумя правыми, а потом двумя левыми ногами.
А жеребенок бежал все дальше, мотая головой и силясь забыть что-то: не то ужасный запах смерти, не то ласковое фырканье матери. Но забыть он не мог, и поэтому скакал все дальше и дальше, не зная, что недалеко пасется табун, где остались все его родственники.
Солнце садилось за дальними лугами. Его багровый отблеск лег на бегущего белого жеребенка, стремглав пересекающего долину. Жеребенок совсем не чувствовал усталости, он хотел убежать от всего-всего на свете.
Но всему на свете есть конец. Жеребенок понял, что дальше не может бежать. Он остановился, не сразу, а постепенно, и осмотрелся.
Впереди горели огни, и тепло пахло лошадиным молоком. Раздавались незнакомые голоса и человеческий смех. Жеребенок замер, как умел, не выдавая своей белой спинки. Огни заслонили две тени: лошади и человека, но этот человек не был похож на Охотника даже в темноте. Жеребенок ясно помнил, что от Охотника пахло табаком и кожей, а от этого человека пахло молоком и свежим сеном. Лошадь и человек подходили ближе, и жеребенок затаился, еще ниже пригнувшись к земле.
- Не переживай так, Сара, - говорил человек мягким, как трава, голосом. - У тебя будут еще жеребята, много маленьких жеребят. Вот увидишь, Сара. Не надо так убиваться.
Есть одна вещь, которую чувствуешь с нескольких шагов или иногда - заглянув в глаза. Жеребенок чувствовал горе, объединившее лошадь и человека настолько, что лошадь без узды шла с человеком по степи. Он сам поддался немного на эту всеподкупающую силу и высунул нос из травы ровно на столько, чтобы лошадь смогла прочитать его собственное горе. И она прочитала, и рванулась вперед.
- Погоди, Сара! - крикнул человек и побежал вслед за лошадью.
Жеребенок затих, но было поздно. Сара отыскала его в густой траве. От Сары приятно пахло молоком и чем-то незнакомым, и жеребенок, чувствуя за собой вину перед нею, какую чувствовал человек, какую чувствует наблюдатель чужой беды, доверился ей и ткнулся носом в ее грудь.
Человек догнал лошадь и встал рядом с ней, не смея спугнуть это живое чудо - дикого жеребенка, у которого не было матери (о чем человек догадывался), который как к матери прижимался к домашней лошади, у которой погиб жеребенок (это случилось с Сарой).
Есть такие моменты, которые нельзя выразить смутным языком людей. Так и этот момент, на пепелище солнечного заката, средь холодного ветра и стелющейся по земле травы в человечий рост. Человек понимал это - и молчал.
- Домой! - закричали со стороны огоньков. - Домой!
Человек, а на самом деле Мальчик, тронул Сару за шею. Она все поняла и осталась только на десять минут: покормить жеребенка, который не хотел идти с ними. Потом Мальчик и Сара ушли к людям, а жеребенок остался в степи, дожидаясь утра...
А теперь нужно просто смотреть.
***
Мальчик поставил Сару, свою собственную лошадь в конюшню и, пожелав ей доброй ночи, пошел в дом. Его мать накрывала на стол, братья сидели у огня и вырезали из дерева лошадей. Фигурками лошадей был уже уставлен весь дом, но лучшие выходили именно у Мальчика. Его Старший брат всегда немного не заканчивал гриву, а у Младшего не вполне выходили ноги.
Кроме лошадиных фигурок в нижнем этаже дома были крепкий кряжистый стол и такого же плана стулья. Слева от стола стоял очаг, над очагом висел чугунный котелок. В котелке готовилась картошка, и ее вкусный домашний запах гулял по кухне, застревая в дверях. Справа от стола висел жестяной умывальник, с которого капала, срываясь, вода. Дрова в камине и очаге трещали как тысячу лет назад. На столе стояло пять тарелок, лежало пять ложек. Все они были из дерева, ручной работы, выструганные отцом в засушливые периоды.
- Ну, как прогулялся? - спросила мама.
Мальчик хотел было рассказать ей о белом с черным хвостом жеребенке, как вдруг дверь открылась словно от ветра и вошел его отец со злым взглядом. На спине отец тащил седло, а в руках его были уздечка и плетка, вся в крови. Братья Мальчика отвернулись от огня, побросали свои фигурки и кинулись со всех ног помогать отцу. То же самое сделал и Мальчик.
- А где Быстрый? - спросила Мама, вытирая руки о фартук.
- Сдох, - ответил Отец. Он вывернул ноги из сапог и бросил сапоги у входа. Мальчик затворил за ним дверь.
- То есть как?
- Дикая жеребица попалась. Поломала ему шею и меня убить хотела. У меня просто зла не хватает. Она как с цепи сорвалась.
- И ты ее убил? - округлил глаза Младший.
- Пришлось, сынок. Она словно не хотела жить поближе к человеку. Эти глупые животные сами не знают, от чего отказываются. Ее жеребенок удрал. А ведь если бы я его поймал и воспитал, мы бы его недешево продали бы. Немного дикого, конечно, в нем есть, да и благородного намешано немало. Сам белый, грива и хвост черные. Но главное - иноходец...
Отец еще долго говорил, потом говорил за ужином. Мальчик только раз ковырнул картошку, а потом вышел в конюшню и взял в руки отцовский кнут с запекшейся коркой крови. Мальчик думал о том, что Отец, конечно, опять говорит неправду. И совсем неважно, что заставляло его так думать об отце. Кнут был оставлен, а сам Мальчик подошел к Саре и говорил ей, сжав морду ее своими ладонями и глядя во всё расширяющиеся влажные глаза:
- Мой папа убил мать того жеребенка, которого ты нашла в траве. Он, скорее всего, хотел этого. Мать жеребенка сначала убила твоего сына, Быстрого. Она не хотела убивать, она защищала сына. Наверное, она будет рада, если ее Иноходец заменит тебе сына, а ты ему мать. Я ничего не скажу Отцу, потому что он хочет продать Иноходца за большие деньги и лишить его свободы. Его мать умерла, чтобы он был свободным. Давай дадим ему свободу.
Сара словно не слышала ту часть, что касалась Быстрого. Она ткнулась мягкими губами в лицо мальчика, дунув на него теплым сеном; согласилась.
Наутро, когда Отец уехал на охоту, Мальчик и Сара вернулись к Иноходцу. Он лежал в траве, вытянув шею, но, заслышав Сару, вскочил на ноги и кинулся ей навстречу со всех ног. Сара ловила его всей грудью вместе с ветром и по лошадиному смеялась. Кошмар прошлого дня и вечера смыло лошадиным молоком и шевелением травы. Мальчик и Иноходец, забыв о различии, один - желая забыть кошмар, другой - вину, пусть невинную, за этот кошмар, гонялись друг за другом вокруг Сары. Сара безбожно подыгрывала Иноходцу, но Мальчик не обижался.
***
Так прошло два года. Мальчик, воспитанный среди лошадей, желая оставить свободу Иноходцу, тем не менее учил его возить людей и грузы, преодолевать препятствия, однажды даже принес показать отцовский кнут. Ноздри Иноходца расширились, он отпрыгнул далеко в степь и в тот день не вернулся. А когда на следующий день Мальчик и Сара пришли к Иноходцу, он вел себя так, будто ничего не случилось. Мальчик теребил его гриву, шептал ему в уши человеческие слова, извинялся. Иноходец словно понял, что Мальчику стыдно за свое поведение. Он даже боднул его головой в плечо, нагнул шею, заглянул в лицо. Сара молча топталась рядом.
- Ты хочешь отвезти меня куда-то? - со смехом спросил Мальчик.
В ответ Иноходец заржал.
Мальчик оперся на широкую белую спину Иноходца и легко запрыгнул на него. Иноходец привык возить Мальчика без седла, не желал носить седло, да никто его и не заставлял. Иноходец не уронит Мальчика, не уронит своего спасителя и друга. Он отвезет его куда угодно, в широкие степи, быстрейшим бегом, а к обеду привезет обратно. Сара поскачет рядом, напоминая сыну о крутых поворотах. Мальчик покрепче уцепится за черную гриву, вдохнет воздух...
Но как только Иноходец тронулся с места, Мальчик почувствовал, что что-то не так. Сара еле поспевала за ними. Иноходец вытягивался в стрелу, не играл на переходах. Он сразу дал такую скорость, какую могут развивать только самые лучшие иноходцы, воспитанные свободой. Он подбирал и снова выбрасывал ноги, и с этой ужасающе мерной скачкой замирало и вновь бешено колотилось сердце в груди Мальчика, грозясь выпорхнуть. Он только прижимался к шее Иноходца, стараясь как можно мягче сжимать его бока, чтобы тот не сбросил его.
Вокруг Мальчика и Иноходца шумела степь без конца и края. Если бы Мальчик мог обернуться на такой скорости, он бы не увидел своего родного дома и дальней точкой показалась бы постаревшая Сара.
Мальчик пытался крикнуть, но голос его не слушался. Он намертво вцепился в гриву, прижался щекой к шее Иноходца и беспомощно зажмурил глаза...
***
...Жеребенок слушал, как в степи сквозь свист ветра удаляется стук копыт Сары и шелест травы. Потом все стихло.
О чем думал жеребенок, дважды за день узнавший свою мать? Почему он не остался надолго?
Ветер дул со стороны дома, и ветер, пригнувший траву так низко, что только из-за темной ночи нельзя было разглядеть белую спину жеребенка. И ветер, враг, принес со стороны дома знакомый запах: кожи и табака, смешанный с запахом смерти.
Этот запах уже не так испугал жеребенка. Он только встал против ветра и, подгоняемый им, помчался в степь, по одному ему известным приметам выгадывая обратную дорогу. Жеребенок бежал все быстрее и быстрее, чувствуя, что Охотник ушел от страшного места, возвращаясь к нему, чтобы оплакивать свою мать. Он и не заметил, как, обойдя стороной кружный путь и, за час пройдя свой бывший пятичасовой переход, оказался в страшном месте.
Буря выла в темноте, ничего не было видно. Трава била жеребенка по ногам, ветер хлестал в неприкрытую шею, заставляя пригнуть голову. Жеребенок пытался разглядеть сквозь свистопляску мрака и холода страшную, но манящую, тянущую к себе картину. Жеребенок молча стоял на холодном ветру, и его не было видно, и он не видел, что уткнулся носом чуть ли ни в самую материнскую шею, чуть ли ни в полоску крови, тянущуюся из уголка рта. Он не хотел уходить, хотя чувствовал рядом с собой чужое дыхание - грифы-стервятники, обходя стороной трупы, рвали одинаково и мясо вольной лошади, и мясо лошади подневольной. Однако жеребенка никто из них не тронул.
Так жеребенок простоял всю ночь. Когда же начало светать, он сквозь запах смерти увидел только два совсем неродных истерзанных скелета и повернул туда, где нашел свою мать.
Иноходец уснул, лежа на животе в высокой степной траве.
***
Прошло около четверти часа, но они показались вечностью Мальчику, быстро и ритмично летящему сквозь мглу навстречу неизвестности. Наконец Иноходец остановился как вкопанный.
Мальчик открыл глаза и быстро спрыгнул. Но ноги его совсем затекли и он, не удержавшись, упал на землю. Иноходец зубами уцепился за его рубашку и поднял его. Мальчик со страхом глянул вверх, но Иноходец, опустив голову, стоял неподалеку. Мальчик глянул под ноги и остолбенел.
Два года не тронули только два скелета: один из них вытянутыми копытами касался вытянутых копыт другого. На одном черепе даже остались обрывки гривы. Вокруг скелетов трава была вытоптана, местами выедена. Иноходец приходил сюда часто.
- Это...твоя мама? - спросил Мальчик, тихо положив руки на шею Иноходца.
Конь глянул на Мальчика своими карими глазами. В глазах отражались солнце и степь, в глазах отражались горечь и ненависть. И Мальчик понял.
Сара примчалась издалека, раздувая бока, вся в пене. Иноходец прижался к ней своей мордой, извиняясь за непонятливость людей и свою быстроту. Ведь если бы не быстрота, Иноходец умер бы, едва родившись. Эти два скелета были его прошлым, которое он вначале хотел забыть, а потом лелеял в себе, вспоминая снова и снова...
- Прости меня, друг, - прошептал Мальчик, обняв Иноходца за шею и провернув его голову к себе. - Я понял.
***
- Мальчик, где ты?!
Мальчик последний раз потрепал Иноходца и вспрыгнул на спину Сары.
- Сколько раз я говорила тебе, чтобы ты не смел ездить без седла! - мать сердилась. - Отец хочет взять тебя с собой на охоту, а ты незнамо где пропадаешь. Нет, вы только посмотрите на него, - весь день в степи!
- Я не хочу на охоту, мама. Дай лучше я помогу тебе почистить картошку.
- И в кого ты только такой уродился? - вздохнула мать. - Твои деды охотились за лошадьми столетья назад!
- Не бойся, мама. Я буду хорошим человеком, обещаю.
- А что будут есть твоя жена и дети? Ох, горе мне с тобой.
Мальчик обнял маму и прижался к ней.
- Ну ладно, ладно. Иди привяжи Сару, а отцу я скажу, что не докричалась.
- Спасибо! - и Мальчик вприпрыжку побежал к коновязи.
***
Иноходец ждал, пока Мальчик и Сара скроются из виду. Потом он поднял голову из травы и огляделся. Вокруг не было ни души. Степной ветер стучал в висках, отдавался в копытах. Вокруг него шумело тепло. Время остановилось, и остались только ветер и Иноходец: один на один. Этот миг длился так долго, как только можно. Это была битва двух стихий. И Иноходец медленно повернулся против ветра...
Напротив него, сжимая в руках плеть и лассо, стоял Охотник. Своего коня он оставил неподалеку.
Иноходец встал на дыбы, собираясь бежать, но было уже поздно. Охотник кинул лассо, захлестывая шею Иноходца жесткой петлей. На шее Иноходца вздулись мышцы, он бил копытами, но тщетно. Охотник поймал его, и связал, и решил, что охота окончилась удачно.
Дома его ждали жена и дети.
***
Мальчик сидел с братьями около дома. Они играли в охотников. Мальчик вызвался играть роль лошади, и его никак не могли поймать. Только Младший в очередной раз высоко метнул лассо, как топот копыт всех заставил обернуться.
- Отец! - хором закричали Старший и Младший, кинувшись со всех ног в степь.
Мальчик поднялся на ноги и напряженно вгляделся вдаль. Отец ехал на пегом жеребце, привязав к его седлу добычу: белого коня с черной гривой.
- Иноходец! - закричал Мальчик, поднимаясь на ноги и обгоняя братьев.
- Да, сынок. Тот самый иноходец, который ушел от меня тогда. Но и его я наконец поймал.
Отец был горд. Недаром он хвастался, что ни одной лошади от него не уйти. Мальчик смотрел в смеющиеся глаза с тревогой, но зря - отец был непроницаем. Иноходец, на которого Мальчик перевел взгляд, рвался с веревки, узнав друга. В конюшне заржала Сара, чувствуя беду. Глаза Иноходца были полны горечи, ненависти и силы. Ветер дул из степи. Ветер пах полынью.
Охотник слез с лошади и передал поводья Мальчику.
- На, заведи его и задай ему корма. Он этого Иноходца чуть не волоком всю дорогу тащил, умаялся.
Мальчик забрал поводья у отца и повел Пегого в конюшню. Отец же, держа в левой руке кнут, повел Иноходца к специальной привязи, объясняя Младшему:
- Если его оставить в конюшне, он может покалечиться. Если он покалечится, то мы лишимся денег.
Младший кивал согласно.
Мальчик снял с Пегого сбрую и узду, насыпал овса. Подошел к Саре и сказал ей:
- Отец поймал Иноходца. Завтра откроется ярмарка и отец повезет его продавать. Я должен его выручить. Знаешь, Сара, - и тут он на минуту задумался, - мне кажется, что он хочет отомстить. Я бы на его месте хотел. Но он будет мстить моему отцу. Он мой друг. Я должен увести его в степь. Устрой что-нибудь, чтобы отец задержался здесь. Я освобожу Иноходца.
Сара смотрела на Мальчика в полумраке конюшни, и, казалось, согласно кивала.
Мальчик вошел в дом и сел за стол, где уже сидела вся его семья. Отец был в очень хорошем настроении. Он раскачивался на стуле и рассказывал, как ловко он подстерег Иноходца. Мальчик смирно сел и начал ковыряться ложкой в жарком.
Внезапно со стороны конюшни раздалось ржание с болью. Охотник вскочил со стула, мать и двое детей - за ним. Мальчик в суматохе был забыт. Он выскочил из-за стола как пробка из бутылки, и помчался со всех ног к Иноходцу, прихватив с собой нож.
Иноходец стоял за домом, привязанный, со спутанными ногами. Мальчик стремглав подбежал к нему, обнял за шею. Иноходец дернулся, мотнув гривой и выпуская тяжелый воздух из ноздрей.
- Сейчас, белый, сейчас, - Мальчик склонился к ногам коня, высматривая, где удобнее перерезать веревку. Нож лежал у него в кармане.
Внезапно Мальчик почувствовал чьи-то пальцы на своем плече. Он обернулся.
- Не бойся, он не освободится.
Старший смотрел на него несколько нагло.
- Я не боюсь. Просто он дикий. Я хочу осмотреть веревку, - не моргнув глазом, сказал Мальчик.
Старший нагнулся к копытам Иноходца. Конь рванулся, волоча по воздуху черную гриву, пытаясь разорвать веревку и бежать, бежать... Но Старший поднялся.
- С веревкой все в порядке, - сказал он Мальчику. - Иди в дом.
И Мальчик ушел в дом.
Иноходец перестал бороться. Его сил не хватало на эту веревку. Его ноздри шевелил горький и сухой ветер, задувая перевернутую миску с водой. Иноходец слышал, как мимо него проходили люди. Охотник жаловался на ветер. В чем дело? Ветер повалил стену в конюшне, другого объяснения нет. Иноходец стоял и слушал знакомый запах лошадиной крови. Его белая шкурка была цела.
Солнце село. Светил серп месяца. Облака ушли за горизонт, обнажив родинки звезд. Иноходец смотрел на небо. Он думал о Мальчике.
Свет в дом погас. Огоньки степи блуждали далеко. На линии заката пронеслось темное пятно: табун диких лошадей. Иноходец и не подозревал, что там, среди этого пятна, есть его родственники. Отец, например. Для него отца заменил друг - сын Охотника. Мать ему заменила домашняя кобылица. Иноходец не подходил к табуну близко и никогда по своей воле не подошел бы к дому людей. Мальчик, ты зря восхищался его свободой. Так же, как и ты, Иноходец привязан. Только твоя веревка - вся твоя жизнь, а его веревка - ты. И, так же, как ты, он бежит как можно дальше от колышка, к которому привязан, но бежит по кругу. И веревка наматывается...
***
Утром Охотник разбудил Мальчика и Старшего очень рано. Они еще вчера уговорили его взять их с собой на ярмарку. Охотник воспитывал продолжателей своего дела.
Вчера Сара распорола бок, и теперь в доме остался только Пегий. Его-то и запрягли в телегу. Охотник привязал за телегой Иноходца и велел сыновьям садиться в телегу.
- Отец, позволь мне сесть верхом, - попросил Мальчик.
- А не слишком ли для Пегого: и упряжь, и ты? - иронично уточнил Охотник.
- Так я поеду на Иноходце.
Отец на минуту замер.
- Я не ослышался, сын? Он же сбросит тебя как котенка, а потом еще и копытами по тебе пройдется!
- Но разве я не сын великого охотника? Разве я могу позволить какому-то... дикарю себя сбросить? - спросил Мальчик, делая презрительное ударение на слове "дикарю".
Охотник задумался. Ветер, вездесущий ветер шевелил ему волосы. Теперь он дул в степь.
- Я не хочу, чтобы меня ругала твоя мать, - ответил он наконец.
- Но ведь она спит, - поддержал брата Старший.
Охотник вздохнул и кивнул.
Мальчик вскарабкался на Иноходца. Он рассчитывал на ворота, которые долго открывались. Нож лежал у него в кармане, тот нож, которым он вырезал лошадей из дерева, тот, который на такой вот ярмарке давным-давно купил ему отец. Тогда тоже дул ветер и светило солнце. Только вот не надо было спасать друга.
***
Охотник то и дело оглядывался на Мальчика. Но Иноходец, которого тот уже успел посвятить в свой план, как раз в эти мгновения изображал озлобленного дикого коня и пытался понарошку сбросить седока. Мальчик усмирял его, с размаху толкая пятками в бока (для виду), и ехал дальше. Постепенно Охотник успокоился.
Но вот наконец и ворота. Иноходец стоит смирно. Охотник слезает с телеги, чтобы показать документы.
Пора!
И Мальчик быстро режет веревку у самых губ Иноходца. Веревка падает на землю. Потом Иноходец освобождается из петли.
Но пока Мальчик перерезал петлю, Охотник вновь обернулся.
- Что ты там делаешь?! - закричал он со страхом и злобой.
Поздно.
Иноходец рванул с места в карьер. Ворота открывались медленно. Охотник барабанил по ним, пытаясь открыть. Старший притаился на дне телеги. Мальчик вцепился в мягкую черную гриву, пытаясь повернуть Иноходца.
Поздно.
Иноходец на полном скаку сбил Охотника с ног, топча копытами. Охотник пытался увернуться, но силы покинули его. Он повернулся вниз лицом, закрыв голову руками. Мальчик не мог разглядеть, что происходит. Он знал, что Иноходец помнит всю свою жизнь. Он знал, что Иноходец мстит за все. За мать. За Быстрого, сына Сары. За Сару, которая умирала от раны в боку всю ночь. За Мальчика. За степь. За ветер.
Тишину нарушил выстрел, звучащий как кнут. Рубашку Мальчика окропила кровь Иноходца. Минуту тот стоял, а потом упал, вытянув шею, на Охотника.
Мальчик откатился в сторону. На телеге стоял Старший, бледный как смерть. Его ломкие пальцы сжимали отцовское ружье. Ворота открылись.
Перед воротами ярмарки лежали двое: тихо хрипящий человек и конь, лежащий на нем, с маленькой дырочкой возле виска, через которую текла красная лошадиная кровь.
- Иноходец, - прошептал Мальчик, как зачарованный, не в силах оторвать глаз от друга. Не смея оторвать глаз от отца.
- Отец! - звонко выкрикнул Старший, прыгая с телеги.
***
Охотник умирал долго. У него был раздроблен позвоночник и кости рук. Говорить ему было больно. Вокруг его кровати стояла вся семья. Мать и Младший рыдали. Старший сдерживал слезы. Мальчик был словно неживой. Он не видел отца, не слышал слов окружающих. Перед глазами Мальчика стоял живой Иноходец. Его гриву шевелил полынный ветер степи. Иноходец бежал вперед и скрывался за горизонтом. А Мальчик бежал за ним со смехом, уцепившись за гриву Сары.
Охотник очнулся. Он кашлял кровью. Вся подушка напиталась красным.
- Сын! - властно позвал Охотник набравшим силу голосом.
Мальчик подошел поближе и вгляделся в побледневшее узкое лицо Охотника.
- Ты освободил дикую лошадь. Ты сидел на ней верхом. Ты убил меня. Ты опозорил свое имя. Ты мне больше не сын. Уходи. Я проклинаю день твоего рождения. Я проклинаю своего убийцу. Самой страшной клятвой. Я отрекаюсь от тебя. Уходи. Прочь.
По подбородку Охотника текла слюна. Охотнику было трудно говорить. Он только что высказал свою последнюю волю.
Мальчик повернулся и вышел. Мать посмотрела ему вслед, прижала к себе Младшего, потом отстранила его и пошла вслед Мальчику.
***
Мальчик стоял на пороге. Рядом с домом стояла телега. Мальчик вдыхал степной воздух и улыбался. Он чувствовал себя легко и беспечно, как будто он пришел домой после долгих странствий, а за дверью его ждет ужин и верные друзья. Ветер шевелил ему волосы и нашептывал слова. Только пожалуйста, ради себя, не слушайте слова. Ведь слово - как огонь, и одновременно как вода. А иногда вода и обжигает.
- Сынок...
Мать встала позади Мальчика. Тот обернулся.
- Или ты не слышала? - спросил он, улыбаясь. - Я не сын тебе. Твой муж умирает. Ты должна быть с ним.
Женщина стояла на пороге. По впалым щекам текли слезы. В доме умирал ее муж. А она стояла и смотрела, как по шелковой травяной степи уходит человек, убивший его.
Ветер проносился мимо нее. Волосы лезли в глаза. Трава колыхалась на ветру. Теплый вечер щекотал шею. Где-то на линии горизонта мелькало пятно лошадиного табуна