Стася
Нелюбимый человек

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вот прям-таки руки чешутся кому-нибудь посвятить... причём из нелюбимых мною сотоварищей! Но ладно, воздержусь, такой шутки надо мной нелюбимые не откалывали. Приятно иногда придумывать что-то кроме своих скандальных автобиозаписок. Впрочем, самые скандальные не печатаются. Они так, для друзей... пока ещё.
  Сегодня в маршрутке было так же хмуро, как и на улице; а на улице было исключительно хму-уро. Она ёжилась, вжимаясь в переднее сиденье по мановению сквозняка, когда дверь с шумом и лязгом отдёргивалась от входящих людей. Или когда маршрутку тошнило. Выходящими.
  Дорога была бесцветно, да и люди какими-то невыразительными. Женщина напротив обнимала большими руками большую хозяйственную сумку, из которой равнодушно выглядывала большая морда котищи, похожего на сибирский валенок. И пассажиры, и кондуктор, и даже этот кот выглядели так, однако же, как будто куда-то мимодумно спешат, или даже, может быть, путешествуют во времени и ждут: а вот на этой остановке меня подхватит семнадцатый век, и я умчусь на бал с королём Людовиком в вечное лето. Но маршрутка была машиной времени вперёд, и высаживала людей в тот же самый февральский день, только получасом позже. Они все спешили. Но только не домой, нет, ни в коем случае. В этой маршрутке никто не ехал домой.
  Она сидела и смотрела в окно через плечо человека, сидящего слева. Вот снег, и снег, и снег. Не падает - лежит. Лежит, не валяется. И застревает, наверное, между колесом и... и... не помнит. Как это бывает... ось? обод? крыло? А, да, крыло, вероятно. Хотя крылья - у птиц. Небо - у птиц. Солнце - у птиц. Это они его спрятали.
  Но разве птицы могут сделать что-то особенно плохое, такое, например, как кража солнца? Нет, что вы! Они спрятали солнце за тысячью крыльев для того, чтобы день был хмурый. Этот день просто обязан быть хмурым. Хмурым и серым. Серым и хмурым днём. А другим он быть не может. Ничего не происходит. Маршрутное такси едет сквозь время размером в час. Лежит снег. Люди статично спешат по своим делам, покачиваясь в такт колёсам. Даже ни разу на кочке не тряхнуло. И женщины во всём салоне ловили её взгляды, не зная, что она о них обо всех загадывает и что ей воображается и спрашивается у них; и что она-то их никогда и ни за что не осудит. Если есть, за что. А, впрочем, у каждого и у каждой в этом месте есть свои дела, по которым они сейчас спешат по дороге мимо снега. И у неё тоже было дело, ещё утром, ещё и сейчас тоже, очень, очень важное, но нисколько не важнее, чем дело того большого сибирского вален-кота в сумке, который не спал, но и не мяукал.
  Чтобы не думать о том, что должно будет быть, - когда? через полчаса, - она считала. Четыреста семьдесят два, четыреста семьдесят три... Она считала, и над бесполезным блёклым миром вставало плоское чёрное табло. С белыми переворачивающимися цифрами. Знаете, как цифры часов из фильма "День сурка". Они переворачивались, а она их считала. И число гремело в её голове приглушённым бесцветным голосом. А она могла ни о чём не думать и ёжиться от ветра.
  А потом была конечная остановка. Много маршруток. Запах бензина. Воздух густой, как туман. Её никто не встречал. Холодно. И она играет в себя, заставляет замёрзшую фигурку в чёрной шубке идти по улице к дому, который с любопытством ждёт её. К лифту, который глотает её, смыкает губы и поднимает не то вверх, на пятый этаж, не то вниз, в желудок опускает. Всё смешалось, и только стены ждут чего-то, спрятав уши и глаза под слоями штукатурного грима, под марлевой вуалью обоев. И окна смотрят не на улицу, а внутрь, в комнату, когда ей открывают дверь. И человек, который ждал её, вот уже час десять минут как ждал её, суетится и нервничает.
  И свет выключен. И её глаза непривычно режет цвет потолка в той комнате, где стены слушают ещё внимательнее, чем везде, но звук, густой и плотный, дыхания и движения, отскакивает от них, пружинит и ударяет в уши. Белый, белый потолок. И белая постель... была белая. Была белая, какая теперь, интересно? У некоторых ведь не бывает...
  И квартира так чисто убрана, что кажется, будто там, на балконе, в холодке, лежит труп в гробу, в лаковых ботинках, и горит свечка, - вон тот фонарь! - и старческий (скрипучий, но не противный) голос повторяет слова с вымученных наизусть, веками въевшихся в кости страниц. Мысли всё бегут и бегут, туда, куда угодно, лишь бы подальше от этих её мокрых рук, сжатых от боли на чужой мокрой спине, от её мокрых ног по бокам чужой кровати.
  На потолке застыло чёрное табло, а на нём замерло число: 2905. И всё.
  Нет, ну скоро? Она устала. Она хотела снова сесть в безразличность, в маршрутку, крадущую время, и ехать, ехать, ехать...
  Она не могла заставить себя закрыть глаза. И чувствовала, что рядом, вернее, над ней, но ниже, какое-то напряжение, переходящее в толчки внутрь неё. Больно. Больно. И хочется разрушить это всё, и не смотреть на потолок... хотелось бы, не будь всё так одинаково. И её глаза снова упираются в люстру, которая пялится на неё и злорадствует каждым стёклышком каждой своей подвески.
  Всё? О-о-о...
  Он быстро замочил постельное бельё, но она успела увидеть большие тёмные пятна. Ладно, хоть смотреть на неё будет как на приличного человека... или наоборот, без разницы. Она спешила одеться, даже слишком, путаясь в штанинах и рукавах. Наверное, на одежде будут пятна, да? Ну и пусть будут. Всё имеет право на то, чтобы...
  ... две тысячи девятьсот шесть, услышала она глухой голос.
  И до остановки она шла одна. И села в маршрутку. И вжалась в сиденье.
  На этой маршрутке все ехали домой. Наверняка домой. Больше некуда.
  А на первом же повороте из-под сиденья кондукторши с лязгом упало ржавое железное ведро. Из него выкатился большой, мокрый, блестящий, рыжий-рыжий апельсин и пустился кататься по салону. Засмеялась баритоном какая-то огромная женщина в кокетливо завязанной шали: хо-х-хо! И она тоже улыбнулась.
  С неба как из мешка посыпался снег. Наверное, это птицы оставили в покое заходящее солнце и гуляли по тучам. От прикосновения их закоченевших лапок падал снег. Он валился лёгкими хлопьями и не таял... почти. Только на лице. Или это были слёзы? Нет. Только снег.
  3721... 3722... 3723...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"