|
Ни Бога, ни Царя, ни Отечества.
Ночью намело сугробов. Под утро остался лишь ветер, швыряющий в лицо горсти снежной крупы.
От ЖЭУ до дверей второго подъезда пятиэтажки растянулась цепочка людей. Они продвигались, прикрываясь от ветра - кто рукой, кто поднятым воротником - стараясь не отставать и идти след в след по протоптанной дорожке. Слева, на удалении, через каждые сто метров, за ко́злами со спиралью "бруно" возвышались "памятные костыли". С обеих сторон перекладин, на коротких верёвках, раскачивались повешенные. Ветер играл ими, как куклами, ударяя по дереву с характерным костяным звуком. По ночам, казалось, виселицы говорят, ведут нескончаемый разговор на языке мёртвых: точка, точка, точка, тире...
Дом этот был крайний в череде подобных, собранных из стандартных плит, по единому проекту. Упрятавший окна за тюремными решётками - в попытках жильцов защититься от воровства и разбоя. Торцом он выходил на раздробленную траками гусениц кольцевую дорогу. За ней, наползая друг на друга, громоздились холмики отрытых погребов. А уже потом начиналось нескончаемое до горизонта поле складов химрадиоотходов. За бетонными стенами, разрисованными и исписанными аэрозольными баллончиками, за плоскими крышами, их не было видно. Лишь сладковатый, с привкусом металла, запах, пропитавший округу, напоминал, что с той стороны ограждений. Ещё склады можно было наблюдать с верхних этажей, но выше третьего никто не жил, двери пылились, крест накрест забитые досками. Таскать воду по лестницам было, ох как не с руки. Но дело было даже не в тяжести вёдер: изжелта-грязная от миазмов пелена, в которой тонули плоские макушки домов, убивала. Не столь быстро, как пуля, нож или петля, но с той же надёжностью, как неотвратимый восход солнца на востоке. Ведь пулю-дуру можно вынуть, дырку заштопать, удавку успеть снять, но если на лице булавочными головками проступали зелёные, словно лаком покрытые, пятна, жизнь из человека вытекала самое большее за неделю, и помешать этому уже не мог никто.
"Зелёнка", так её проклинали, подмяла всё Зауралье - Среднюю Азию, Сибирь, Дальний Восток. А теперь неотвратимо накапливала силы для броска на Европу.
Люди, что направлялись к дому, составляли Домовой совет: более-менее бодрые старики и старухи, не впавшие в уныние и маразм, выбранные жильцами за деловитость, социальную активность, а то и просто - по уважению; помимо них два слесаря, свободные от дежурства; начальница паспортного стола и участковая-инквизитор - молодая, эффектная рыжеволосая женщина по фамилии Каплан, командированная из Центра, в серой шинели, в форменной, из чернобурки, ушанке и в белых сапожках. Она и начальница шли впереди, остальные, кто как мог, поспевали следом.
Паспортистка, Марфа Ивановна, женщина в возрасте и "в курсе", пребывала в состоянии повышенного или, как сама выражалась, гипертонического раздражения. Минут двадцать, а может и больше, она пыталась разговорить участковую. Ветер пробирал, двадцатиградусный морозец пощипывал нос и щёки, однако эти привычные мелочи не мешали коренной сибирячке - и не такое видали. Но её всем известные благие намерения разбивались об упорное молчание высокой Тюменской гостьи.
- Вы уверены, - вопрошала Марфа Ивановна, то и дело поворачивая круглое, посечённое снегом, лицо к командированной. - Что это Пётр Дамианович? На мыслепреступника не похож. Да, отшельничает на пятом. На свой страх и риск. Кто же в здравом уме будет селиться там, где смерть зелёная? Продукты ему Ивановна приобретает. Он ей - деньги, она ему, значит, товар. Не может он на людях бывать. Болен чем или депрессия. А может, жить устал. Ишь чего за последние годы случилось-то. Подложное одиннадцатое сентября. Славянский крест, упокой Бог невинные души. Кавказский передел. Биотеракт в Техасе. Принуждение Китая к миру. Малый финансовый кризис, большой. Сейчас вот волны стали считать кризисные. Очень удобно. Как круги на воде. Сами знаете, Девятая волна идёт. Опять же "Зелёнка" чёртова, пандемия "Жёлтой волчанки". "Корона" каждый год новая. Переживём ли? И Россия вот, - на последних словах женщина споткнулась, кашлянула, скосившись на попутчицу, и продолжила:
- Мало ли кто что сказал, увидел. Разное случается. Китайцев опять пожгли, ясно, близко к кордонам подошли. Вы ж понимаете. Людей кушают. У пшеков шепелявых такое частенько бывает. Вчера вот обглоданного подобрали. Да. Такой район... Мы здесь давно живём, никто не жалуется. Ну, пошумят, мебель поломают, да и членовредительством балуют - не без того. Постреливают. Как армию распустили, народ оружиё и подобрал. Сколько стволов, не сосчитать. Квартиры взламывают. Но мы начеку. И вы не дремлете. Вон на прошлой неделе понаехало тут иванов по случаю двадцать третьего февраля, праздник у них. Так разогнали. Своими силами. Сколько их там насчитали? Сорок или около того. Понятно, что не без жертв. А как без них? Никак. Они же волнуются, они кричат. У их, можно сказать, когнитивный диссонанс. Порядок нарушают. А что кричать-то, что кулачками махать? Земля теперь перекупленная и порядки иные. Не нам менять, не нам устанавливать. На то есть люди законные, у них сила. Вон Потанин кто был, а Рыжий Электрик? И все эти. Когда вешали на Красной, на лобном месте, ух как все радовались, месть мстя! Ну а когда на кол у мавзолея - самого Серого? О! Кризис он прожорлив. Ему виноватые нужны, жертвы всегда в цене.
- Народ, полагаю, выселили? - бросила в спину Каплан.
- Что? - поперхнулась Марфа Ивановна, оступаясь в снег и оборачиваясь. - Уж вы не беспокойтесь, милая. Всё комильфо. Организованно, дисциплинированно. Не понимаю, зачем вам, но на всякий случай целый подъезд попросили. Мало ли. Вдруг не он это вовсе. Хоть и из иванов, как сейчас говорят, но нашенский он, свой...
Молодая женщина остановилась, ухватила паспортистку за лацкан:
- Не Россия, а Свободная Территория, это раз. Духовное растление, как проказа или чума, уже два, - назидательно вкручивая палец ей в грудь, выдохнула она пар в лицо. - Всех контактировавших мы тоже изолируем. Нужно будет, дом снесём, не проблема. И ещё, - продолжила короткими рублеными фразами. - Запомни, ты. Это у вас, дикарей: вдруг, пук. И я тебе не милая. Поняла? Если. Не замолчишь. Лишу проблем. Мигом.
Сказавши, зевнула в подставленную ладонь, поправила поднятый воротник и, больно толкнув плечом, продолжила движение, а Марфа Ивановна, замешкавшись и едва не упав, вывернулась из сугроба, кинулась следом. Догнала, лихорадочно пытаясь найти вескую, очень вескую причину, чтобы обратиться, чтобы спросить, и потому, то вынимая, то вновь запихивая покрытые цыпками руки в карманы синего служебного пальто.
Участковая покусывала нижнюю губу и рассеянно оглядывала расплывающиеся в дымке смога контуры окон пятого этажа.
- Значит, финансовые спекуляции? - Марфа Ивановна и не заметила, как они пришли. Завертев головой, увидела людей с тюками, чемоданами, столпившихся на детской площадке в окружении крытых, в зимнем камуфляже, грузовиков, и цепочку слуг Господних, в чёрно-оранжевых армейских сутанах, хмуро стынущих на ветру. Разглядела много знакомых и напуганных лиц. Кто-то курил, Семёнов с Петровым шептались, но завидев прибывших, замолчали. Она повернулась к рыжей. - Так вы его что же, зарестуете? Извините, зовут вас как?
- Фанни, - усмехнулась яркими красными губами Каплан.
- А может, обойтись костром тщеславия? - обеспокоилась паспортистка, заглядывая через плечо маленькими бесцветными глазками. - Человек всё же...
Участковая дёрнула плечом:
- Вор!
Они встали у крыльца.
- Эй вы, слесари, - Марфа Ивановна обернулась к процессии, подняв руку, пощёлкала пальцами. - Приглашения ждёте особого?
От толпы отделились двое. Жилистые, в ватных штанах, в телогрейках и в кирзухах со старым школьным портфельчиком на пару. Они как-то не вязались с остальными, потому и держались особняком. Даже имена у них были, как клички: Боря и Коля. Один, длинный, с узким измождённым лицом не вынимал изо рта папироску и постреливал по сторонам быстрыми маслеными глазками. Другой, невысокий, коренастый едва заметно улыбался бескровным ртом и не отрывал взгляда от участковой. Но когда та покосилась, отвёл нехотя глаза, сплюнул себе под ноги.
Старички задержались в дверях, расшаркиваясь в этикете, суетливо пропуская друг друга вперёд. Поднимаясь по лестнице, женщины шептались, кивая то на рыжую с паспортисткой, то неодобрительно поглядывая на слесарей. Движения их казались преувеличенно бодрыми, временами доносилось: "...Нет, а как вам, Никитична, тот любитель поохотиться? Всё лис стрелял... Да-да, именно, всё прощения просил, затылком о перекладину бился... Уж слабый человек, безвольный. Не то, что те, двое... Кстати, а тогда Причастие уже проводилось?.. Нет? Вот же казус. А я была уверена... Да, мимозы, знаете ли..."
Процессия поднялась до площадки третьего этажа и здесь паспортистка шикнула уже на бабулек. Участковая стояла на пятом, перед дверью, обитой чёрным дерматином и, сняв с головы шапку, разметала по плечам длинные, пышные волосы. Отклонив туловище назад, она расстегнула шинель и облокотилась о перила. Глянула на коренастого, кивнула на дверь:
- Возьмёте?
- А как же, - сказал тот, не отводя взгляда. - Мы и не то могём.
- Ну разумеется, - она презрительно скривила губы.
Длинный раскрыл портфель и склонился, выбирая инструмент, второй прислонился плечом к стене. Наконец длинный извлёк на кольце связку отмычек, опустился на корточки перед замочной скважиной и начал шелудить в замке.
Тем временем остальные собрались на площадке между четвёртым и пятым. У Марфы Ивановны лицо покрылось испариной. Она громко отдувалась и, вставши посреди и над старушками, ревниво косилась на руки слесаря, высматривая, как бы тот чего не вычудил.
Прошло минут пять, а худой всё возился. Он стал заметно нервничать, выплюнул папироску, снял мятую, по виду, кошачьей шерсти, шапку и сунул за пазуху. Коренастый опустился на корточки, что-то тихо произнёс, но худой только зло дёрнул лицом.
И тут из-за двери раздался голос:
- Гости? А постучаться?
- Тогда откроете? - усмехнулась уполномоченная.
- Смотря, кто пожаловал?
- Федеральная фискальная служба. Такой ответ устроит?
- Поздновато. Принесли хотя бы?
- Ты о чём?
- Должок. Полтора косаря зелёных фантиков.
Длинный покосился на Каплан, отмычка, позвякивая связкой, осталась торчать из замка.
- А ну, открывай, - потребовала участковая и, оторвав тело от перил, шагнула к двери. Худой едва не угодил ей под ноги, но вовремя вскочил, уступая дорогу. - Слышишь, Курбатов?
Старушки на площадке начали переглядываться и шептаться.
- Эй, - прижав лоб к филёнке, повторила женщина. - Всё равно войдём.
У Каплан заиграла улыбка. Что-то её позабавило:
- И как, тебе нравилось, что делал? Брал деньги в кредит и не возвращал. В одном банке сто, в другом под эту сотню триста и так далее. Чем жил, Курбатов? Совесть не мучила? Хотя об чём это я? Наверное, в лучшие времена прикупил себе домик над водопадом? Конструктивизм, Фрэнк Ллойд Райт. Три машины в гараже. Или пять? И миллионы... Зачем? Чтобы было чем потратиться на проституток?
- Мне требуется полторы тысячи. Ни больше, ни меньше.
- Он что, совсем умом тронулся? - возмутилась Марфа Ивановна. - Мир рухнул. В Штатах гражданская война. В Пекине радиоактивные катакомбы. Мексику выжгли. А этот... деньги требует. И не какие-нибудь. Доллары поганые, будь они трижды прокляты! Тьфу!
Участковая повела глазами и сказала тихо, но внятно:
- Заткнитесь уже, ощипанные.
Лицо паспортистки стало пунцовым, потом побелело.
- Ломай. К чёртовой матери! - Каплан отступила в сторону и скользящим движением вынула из кобуры пистолет.
- Господи боже! - всхлипнула какая-то старушка.
- Тихо вы, - пробормотала Марфа Ивановна.
- Чем ломать-то? - поинтересовался худой.
- Копчиком!!! - рявкнула рыжая. - Башкой. Что у тебя торчит, тем и ломай.
Мужчины переглянулись. Худой выдернул отмычку из замка. Коренастый отделился от стенки. Они взялись за руки, качнулись в сторону и ударили плечами в дверь. Затрещало.
- И-ээх! - последовал новый удар и с косяка рухнул пласт штукатурки. Третий удар дверь не выдержала и ухнула внутрь. Слесари с матерками ввалились в чёрный проём коридора. Из квартиры потянуло запахом кошачьего туалета.
Мотнув рыжей гривой, Фанни Каплан бросила через плечо:
- Факт сопротивления видели. Когда спросят, засвидетельствуйте. - Она обернулась и, зыркнув глазами, прикрикнула. - Вы ещё здесь? Убирайтесь. Все. Вон!
И с пистолетом в опущенной руке перешагнула порог.
Сложив мосластые, перевитые венами руки перед собой, за кухонным столом, как за ученической партой, сидел пожилой мужчина в оранжевой футболке и вглядывался в экран ноутбука. Костистое лицо, мохнатые, нависающие над прищуренными глазами седые брови. И сжатый в линию рот.
За спиной Курбатова, возле шкафчика для посуды, занимая стену, висел потрёпанный плакат. Подмигивающее, с ухмылкой, чёрное лицо Обамы на фоне красной пятиконечной звезды. Надпись по верху: PERESTROIKA, как раз над залысиной и родимым пятном Горби, совмещённого с лицом американского президента. И крупная, наискось, объятая пламенем надпись: America, you are Crazy! Gird your loins!*
По бокам стола, в неудобных скособоченных позах застыли слесари. Коренастый, поигрывая улыбкой, смотрел тяжело, исподлобья, запрятав кулаки в карманы. Длинный же, скользнув взглядом, выпрямился и, отвернувшись, прижав лоб к стеклу, посмотрел во двор. Все трое будто дожидались участковой, её появления из-за угла коридора. Казалось, только что они, наклонившись друг к другу, торопливо шептались, измышляли: что делать, как быть, дыша табаком, перегаром и гнилыми зубами.
Из-под картонной коробки под раковиной выглянул здоровенный, отъевшийся на картошке, полосатый кот, покосился злобно, то сужая, то расширяя зрачки, и неторопливо прошествовал мимо Каплан, коснувшись её ноги вильнувшим хвостом.
- "Стриж" - птица быстрая, - кивнул седой, отрываясь от ноутбука. - Допускает стрельбу одиночными и очередями. - И, помедлив. - Судить пришли?
- Ты знаешь правила. Для подобных тебе - аутодафе. Народ требует мщения.
- Дорогая, вы в курсе, кто я?
- Спекулянт, финансовый аферист, жулик. Достаточно?
- Девочка. Вы даже не представляете... Кстати, вас как зовут?
- Тебя не касается.
- Вы Фанни Каплан. - Шумно вздохнул Курбатов, словно ставя диагноз. - Несостоявшаяся убийца вождя мирового пролетариата. Святые отцы любят шутить, они обожают двусмысленности. Как говорящее имя, так и фамилия даны вам при посвящении. Инквизитор четвёртого укрепрайона Западной Сибири. Шесть знаков отличия.
Длинный повернулся и глянул пустыми глазами. Очередная замусоленная папироска, дёргаясь, как бумажный человечек на протянутой ниточке, перекочевала из левого угла рта в правый и застыла.
- У вас красивые выразительные губы, - заметил Курбатов, вернувшись взглядом в экран. - Первое, что видит мужчина, глядя в лицо, это ваши губы.
- Ты... Вы рассматриваете моё лицо у себя там, - поразилась Каплан. - Зачем?
Она и не ждала ответа. Но неожиданно для себя, вдруг сказала:
- Я была пацанкой ещё. И меня поцеловал мальчишка. На улице, у всех на глазах. Кличка у него была смешная - Белый. Он был старше, сильнее. Волосы цветом как буханка пшеничного хлеба. Он тоже сказал: "Твои губы..." Так я два дня не мыла лицо. Чтобы сохранить, оставить воспоминание. Трогала их, смотрела на них в зеркало... А через три года Сашку зарезали таджики и съели. Он футболил во дворе с другими. Эти же подошли к нему, сунули нож в бок, закинули в джип и уехали...
На подоконнике холодно блеснули стёкла противогаза. Каплан посмотрела на плакат:
- В любом случае вас выведут во двор и я зачитаю формулу вины.
- Не таджики, - обронил Курбатов, отстраняясь на спинку стула и в нетерпении постукивая пальцами по столу. - Каракалпаки. Вы не заглядывали в своё дело, так? - Он поднял на неё глаза. - Впрочем, не важно. Фанни, это я инициировал финансовый кризис.
- Что?
- У событий есть причины, девочка. После подножки на колене появляется ссадина. От посещения ювеналами, ты оказываешься на "фабрике звёзд" педофилов. В ответ на крик о помощи сходит снежная лавина. Одна падающая костяшка домино рушит всю пирамиду. Сущий пустяк. Но это он спускает курок войны и завершает геноцидом.
- Вы не можете знать наверняка. А приют... Он закалил меня.
- Двадцать девятого сентября я взял в "MERILL LYNCH" ипотечный кредит на сумму тысяча пятьсот долларов. Через два дня банк списал миллиард в качестве убытков. В марте "MORGAN CHASE" объявил о решении купить терпящий бедствие пятый по величине инвестиционный банк "BEAR STEARNS" за двести тридцать шесть миллионов. Тридцатого банк лопнул. В начале сентября зашевелилось министерство финансов, а пятнадцатого случился "чёрный понедельник" - "LEHMAN BROTHERS" объявил о банкротстве...
- Кто вы? - тупое рыло пистолета дёрнулось в сторону седого.
- Фанни, вы уверены, что при вас нет полутора тысяч долларов?
Каплан пожевала губами:
- М-да. Вы прямо рехнулись на своей цифире. - и усмехнулась. - Или намекаете на свою осведомлённость? - Она многозначительно подняла брови. - Глаз - рентген? Видите мой бумажник, сквозь него лифчик и всё такое... Представьте, какое совпадение. Есть у меня указанная сумма. Ни днём раньше, ни днём позже. Выиграла сегодня пари. Вам то что?
- Выиграли. Разумеется. Номер банкноты, что лежит верхней, в пачке. Диктую по памяти: си эф, тройка, семёрка, один, один, четыре ноля, эй. Номинал - десять долларов.
Несколько секунд инквизитор в упор разглядывала мужчину. В наступившей тишине прозвучал лёгкий перестук кошачьих лап по полу. Не опуская пистолет, девушка левой рукой потянулась за пазуху, вытащила деньги, взрезала ногтем бумажный скотч, стряхнула на пол и, зажав пачку в кулаке, подняла к лицу:
- Тройка, семёрка... Туз, - глаза Каплан потемнели. - Очень смешно. Обхохочешься. Так. Вы, мать вашу, ещё и грёбаный фокусник. Как?!
- О, это была целая серия комбинаций, - добродушно рассмеялся Курбатов. - Прежде чем мы собрали все эти фантики в одном месте.
- Сидя на кухне?
- В том числе. Это мои деньги, Фанни. Те самые, на ипотечный кредит.
- Бред. Сивой. Кобылы! Дерьмо! Что здесь вообще происходит? - Каплан обвела взглядом троицу.
- Спокойно, госпожа уполномоченная. Я объясню. Моим крёстным отцом был сам Рыжий, Райнер Рупп или Топаз - человек, про которого американцы говорили, что он один причинил Западу зла больше, чем весь Варшавский договор. Это я ликвидировал Литвиненко, бывшего конвойного офицеришку полонием, сбросил с моста Калугина. Наша группа отыскала Резуна и заткнула его брехливый рот. Мы сожгли Сороса... Впрочем, вы молоды. Что для вас значат слова: убеждённый социалист? Как вам понять чувства мальчишки, когда солнечным утром его будит отец и срывающимся голосом говорит: "Наша станция, "Луна-9", совершила мягкую посадку в Океане бурь. Сынок, мы опять первые!" Как вам передать радость и счастье? Его мысли: "Как здорово, что я родился и живу в такой великой стране, как СССР, что никогда меня не коснётся ужас капитализма". Он был убеждён, что светлое будущее не за горами. Иван Ефремов написал гениальную ни на что непохожую "Туманность Андромеды". Лем - "Эдем", "Возвращение со звёзд" и "Непобедимый". Он видел вокруг людей, светлых и чистых, как в этих романах, и верил, что такие, как Дар Ветер, будут в реальности. И ведать не ведал, что через одиннадцать лет некий Джорж с переделанной венгерской фамилией Лукас придумает своего злодея с похожим по звучанию именем - Дарт Вэйдер. Это был февраль шестьдесят шестого, и мне было семь лет.
Курбатов устало потёр висок:
- Нет большего одиночества, чем память о чуде... Что может сказать мальчишка, впервые увидевший море? О выпрыгивающих из воды в брызгах и пене дельфинах? О дрожащей жёлтой дорожке, протянувшейся от Луны по чёрной глади моря? Такие картины остаются в памяти на всю жизнь. Запах акаций, трели цикад из ночного окна. Невероятные не иначе как из космоса огромные одуванчики. Или чего стоили прогулки с пацанами к ночному морю... Мы ловили крабов, нас обжигали медузы, чайки кричали с неба. А рыбаки показывали нам выловленного катрана и маленького электрического ската.
- А, так ты ещё и из этих, - неприязненно протянула инквизитор. - Вас, клопов, не всех передавили. - Едва различимые до того конопушки проступили на белом точёном лице. - Ну всё. Задолбало! Весь этот цирк, кривляние. Убить тебя доставит удовольствие. Пожалуй, сделаю исключение - лично затяну верёвку.
- Вот это вряд ли, - мужчина приподнялся.
Почему-то Каплан поразили вьющиеся седые волоски на кулаках Курбатова, которыми он до белизны в суставах упёрся в стол. Солнце, пробившись сквозь ядовитую скверну, заменившую облака, заиграло искристыми точками. Словно оптоволоконца усеяли натянутую, в коричневых пятнах, кожу.
- Боится презрения лишь тот, кто его заслуживает, Фанни. Спасибо, что принесли деньги.
- Взять его! - слова с шипением вырвались из горла.
...Одновременно с тем, как пуля, выпущенная из парабеллума сквозь карман коренастого, коснулась припудренной мраморной кожи, сминая и раздавливая капилляры; проламывая в лобной кости идеально круглое отверстие и пробивая тоннель сквозь ткани мозга, убивая мысли и воспоминания, Курбатов произнёс:
- Процесс можно обратить вспять. Механизм нужно запустить в обратную сторону. Где началось, там и закончится.
Фанни Каплан умерла. Её совершенное тело ударилось об пол, словно кукла наследника Тутти. Только что её глаза горели ненавистью и вот уже красивые, старательно обведённые помадой, губы коснулись и поцеловали затоптанные сапогами половицы.
Длинный наклонился, всматриваясь, осторожно убрал палец с курка, сунул пистолет к себе в карман и, сплюнув папироску, начал собирать рассыпавшиеся банкноты:
- Не ваша вина, Пётр Дамианович. Смерть причину найдёт.
- Кстати о смерти, - коренастый постучал пальцем по окну. - Наши все на местах. Действуем по плану?
- Пускаем газ и уходим, - нахмурился Курбатов. - Слуги Божьи заслужили впасть в старческий маразм на два с половиной-три часа. Гарантированное пускание пузырей, сучение ногами и неуверенность в воспоминаниях. Психосоматика. Со складов наших заокеанских "друзей"... М-да, - он глянул на экран ноутбука, - А ведь жаль. Красивая девочка. Сыграла чужую роль. В лучшие времена была бы кому-то верной женой. Нарожала бы детишек. И ни близких, ни друзей... Это неправильно. Вся история пошла неправильно. Ну что ж, пора выйти в люди. Вернём деньги в "MERILL LYNCH", и колесо закрутится в обратную сторону. Только теперь мы́ будем управлять перестройкой. Для начала - железный занавес и национализация. А потом планомерный подъём себя за волосы из дерьма. Пока янки и китайцы разгребают свои авгиевы конюшни, отлавливают разбежавшихся по миру медиков и пытаются перебороть микробов, вирусов и бактерии, у нас есть Богом данное время. Предстоит работа, много работы. Не перевелись ещё сто́ящие мужчины и женщины в земле Русской! И так засиделись, в манагерах да в банкирах. Драть проценты, отстёгивать тёплые места и воровать ума не надо. Так что - дезинфекция: беспощадная, непримиримая, до последней травинки у порога дома своего. Заразе тысячи лет, корни вросли глубоко - души не видно, вырывать будет ой как больно. Люди заждались дела. Настоящего. Дадим уверенность - построим будущее. Светлое, чистое. Паразитов, словоблудов - за дверь. Человеку человечье, волкам по хитрой лисьей морде. Ну а кто к нам с мечом, с теми - по старинке...
- Sapienti sat, - отрезал коренастый, перешагивая через особо уполномоченную.
- И то верно, - согласился Курбатов и захлопнул крышку ноутбука. - Надеть противогазы.
____________________________
*America you Crazy! Gird your loins! - Америка, ты сошла с ума! Готовься к худшему!
![[]](/img/k/koweshnikow_s_w/drug_01/obama_perestoika.jpg)
(C) Yeji Kowach 10/06/2009
|