Козлов Антон : другие произведения.

Ось эклектики

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Постмодернистские аллюзии перцепции


ОСЬ ЭКЛЕКТИКИ

  
  
   Тот зимний месяц выдался холодным и многоснежным. Уборочная техника не успевала очищать московские улицы, и дворы к вечеру полностью блокировались сугробами и припаркованными автомобилями. Семён Сигуров возвращался домой на такси поздним вечером и, поскольку доехать непосредственно до подъезда не было никакой возможности, попросил водителя остановиться и высадить его на дороге. Рассчитавшись, Семён вылез из машины, натянул перчатки и с удовольствием вдохнул чистый морозный воздух. Чтобы попасть домой, ему оставалось пройти через двор по узкому расчищенному тротуару.
   Семён Сигуров возвращался с корпоративной вечеринки, знаменовавшей окончание очередного проекта. Его желудок приятно согревали триста граммов хорошего коньяка, и немного отягощала закуска, так что пройти пешком сотню метров было не только приятно, но и полезно. В собственной московской квартире Семёна ждала любимая женщина по имени Светлана. В гараже стояла хорошая машина, на которой сегодня он не поехал на работу только по причине предстоящего празднества. Ещё не достигшему так называемого "среднего возраста" Семёну жизнь казалась прекрасной, вполне удавшейся и имеющей самые радужные перспективы.
   Освещённые окна квартир заливали светом белый, недавно выпавший снег, так что пустынный двор казался совершенно безопасным. Однако едва Семён завернул за угол дома, как неожиданно у самой его стены, за валом снега, образовавшимся после очистки тротуара, он увидел группу сцепившихся, пыхтящих и сопящих людей.
   Триста граммов коньяка добавили Семёну храбрости, он остановился и громко крикнул:
   - Эй! Что тут происходит?!
   Группа распалась. Теперь Семён ясно увидел прижавшуюся спиной к стене дома девушку и спины трёх приземистых, крепких мужских фигур, обступивших её плотным полукругом. Картина была вполне понятная и даже, можно сказать, обычная для ночной Москвы. И, как самый обыкновенный человек, Семён должен был бы сделать вид, что его это не касается, и прошмыгнуть мимо. Но то ли чёрт его попутал, то ли алкоголь подействовал, то ли совесть проснулась.
   - А ну! Вы что! - закричал Семён и полез через снежный вал.
   Наполовину разгребая, наполовину утаптывая снег, он, как медведь из берлоги, рванулся к ближайшему мужчине, чтобы схватить его сзади. Однако времени на преодоление снежной преграды потребовалось больше, чем он рассчитывал, и потому он столкнулся лицом к лицу с успевшим развернуться нападавшим.
   Сначала Семён ощутил волну отвратительного запаха и только потом заметил уродливое лицо с массивной нижней челюстью, глубоко сидящими маленькими глазками, мясистым грушевидным носом и покрытыми густой щетиной щеками. Бесформенная меховая одежда и низко надвинутая на брови лохматая шапка довершали дикий, нечеловеческий облик ночного злодея.
   - Ты что тут?! - вновь крикнул Семён в запале.
   В ответ ему раздалось рычание и короткое шипение:
   - Пшшшёл!
   - Это ты мне? - разъярился Семён. - Да я тебя!
   Злодей махнул рукой на уровне груди, сверкнуло что-то белое, и Семён инстинктивно отшатнулся в самый последний момент. "Нож!" - понял он с запоздалым прозрением. Теперь его шансы сыграть роль героя уже не выглядели такими высокими.
   Однако и девушка оказалась не простой беззащитной жертвой. Из-за спины своего противника Семён увидел, как она сделала выпад в сторону среднего злодея и вытянула руку, в которой также блеснуло что-то металлическое и довольно длинное. Раздался приглушённый рык, и поражённый враг начал заваливаться навзничь.
   Противник Семёна вновь стал поворачиваться к девушке, а третий бросился вперёд, собираясь, видимо, отрезать её от стены и напасть с тыла. Семён рванулся к своему врагу и обеими руками вцепился в запястье той его руки, в которой видел нож. К своему изумлению, он обхватил как будто не человеческую конечность, а толстый и корявый ствол дерева. Словно в замедленном воспроизведении, Семён увидел, что его противник широко замахивается свободной рукой, в которой также держит что-то белое.
   В этот момент девушка, больше не заботясь о прикрытии спины, ринулась вперёд. Снова блеснул металл, пересекаясь с рукой, угрожавшей Семёну. Плечо противника Семёна по инерции продолжало начатое движение, тогда как предплечье отделилось и на миг зависло в воздухе. В это время девушка развернулась на сто восемьдесят градусов, описывая полукруг своим блестящим оружием. Позади неё раздался глухой чавкающий звук. Он прозвучал одновременно с падением в снег отсечённой конечности злодея, которого продолжал держать Семён.
   Противник Семёна коротко взвыл и с невероятной силой вырвал руку из захвата. Длинными скачками он бросился прочь, взметая ногами фонтаны снега, и исчез за припаркованными во дворе автомобилями. Девушка сначала устремилась за ним, но потом остановилась и обернулась к Семёну. А он тем временем не отводил глаз от исчезающих тел сражённых врагов. Тот, который упал на спину, уже полностью дематериализовался, оставив на снегу лишь вдавленный силуэт. Другой, ближе к стене, с каждой секундой становился всё прозрачнее и прозрачнее. И ещё Семён видел провал в снегу от упавшей прямо к его ногам конечности. Этот провал имел форму руки с четырьмя длинными, заострёнными, несомненно, когтистыми пальцами.
   Всё ещё пребывая во власти выплеснувшегося адреналина, Семён поднял глаза и встретился взглядом с девушкой. Её светлая кожа и голубые глаза были хорошо различимы на фоне освещённого окнами белого снега. Из-под чёрной вязаной шапочки торчали две русые, плотно заплетённые упругие косички. Короткая шубка и высокие сапожки подчёркивали длину и стройность ножек. Своё оружие она уже куда-то убрала.
   - Ты смелый воин, - прервала молчание девушка. - Немногие из ныне живущих бросятся на троллей с голыми руками.
   - А? - только и мог произнести Семён.
   Девушка быстро приблизилась к стоявшему столбом Семёну и, положив руки ему на плечи, коротко поцеловала в губы.
   - Это твоя награда, - сказала она, отступая на шаг назад.
   - Э? - выдавил из себя Семён.
   Девушка звонко рассмеялась, махнула рукой на прощание и побежала по следам однорукого существа.
   Семён ещё некоторое время постоял на месте, пытаясь осмыслить произошедшее. "Коньяк, что ли, палёный подсунули?" - подумал он. Однако ощутил, что алкоголь совершенно выветрился из головы от морозного воздуха и жаркой схватки.
   Наконец Семён сдвинулся с места, перебрался через снежный вал по своему же проделанному проходу и зашагал по тротуару к подъезду. Несколько раз он останавливался, оборачивался и обводил взглядом двор, словно надеялся вновь увидеть однорукое существо и преследовавшую его девушку. Но потом, тряхнув головой, продолжал дорогу домой.
   Войдя в подъезд, Семён сообразил, что его брюки и нижний край куртки запорошены снегом. Он отряхнулся. Снял перчатки. Поднялся на лифте на свой этаж. Открыл дверь ключом, так как предполагал, что Света уже могла лечь спать. Однако ещё из коридора Семён услышал Светин голос. В гостиной она говорила по телефону.
   - Я пришёл! - крикнул Семён, снимая верхнюю одежду и вешая её в прихожей. - Ужинать не буду. Может, только чаю попью.
   Света продолжала разговаривать по телефону, как будто его не слышала. "Обиделась, что ли, что я поздно пришёл?" - удивился Семён. Но он и раньше задерживался на подобных мероприятиях. Света знала, что это тоже часть его работы. И раньше никогда не выказывала обиды.
   Семён снял засыпанные снегом зимние ботинки и вошёл в гостиную. Света полулежала на диване, поджав ноги, и говорила в трубку:
   - ... Слушай, Катюш, я ведь рожу от него ребёнка. Вчера после ресторана он сказал, что если родится мальчик, он подарит мне красный внедорожник. Какой модели? Да какая разница! На какой покажу, такой и подарит! Я тут в одном журнале видела... В каком журнале? Ну, в этом, еженедельном. Там ещё на обложке этот, который поёт с хрипотцой...
   Женское щебетание продолжалось, а Семён стоял прямо перед Светой. Но она его будто не видела. И не были они вчера ни в каком ресторане, и не обещал он ей красный внедорожник. Он вообще не знал, что она ждёт ребёнка. Или она вот так сейчас мстила ему за поздний приход? Но ведь в трубке явно слышался голос Светиной подруги Кати, с которой Семён был знаком. Они что, сговорились, чтобы разыграть его, когда он вернётся?
   - Да ладно, Света, ты чего? - миролюбиво произнёс Семён и протянул руку, чтобы взъерошить ей волосы.
   К его удивлению, Света не сделала движения навстречу и не отдёрнула голову. Даже глаза её не изменили своего положения, что обязательно должно было бы произойти чисто инстинктивно. Рука Семёна застыла в воздухе.
   Света продолжала говорить:
   - Как я своему объясню, откуда машина? Ну, скажу, что родители на свадьбу расщедрились. Да ты что, когда я своему лошку скажу, что залетела от него, он меня на руках носить будет и сразу сделает предложение. Ну, пока за него выйду, а дальше, если повезёт, что-нибудь получше подыщу. Мой ишачок меня пока везёт, а уж жеребцы, ха-ха-ха, найдутся!
   Семён отдёрнул руку, словно обжёгся. Это уже был не розыгрыш. А если розыгрыш, то слишком жестокий. Света говорила то и так, что и как никогда не говорят женщины о мужчинах при них.
   - Светка, прекрати! - голос Семёна посуровел.
   Но она продолжала свою безостановочную болтовню:
   - ... Дааа, Гурген жеребец хороший, но есть у меня на примете ещё один. Он нас в клубе познакомил, когда мой к родителям ездил что-то там помочь и заночевал у них. Слуууушай, этот второй, я его имени даже не помню, то ли Эдик, то ли Эрик, вот он - мастер с большой буквы "М". Ну, ты поняла, да, ха-ха-ха! Когда он меня задом к себе развернул, я просто улетела...
   Семён не мог этого дальше слушать. Он сходил на кухню, включил чайник. Потом зашёл в ванную, чтобы вымыть руки. Поднял глаза... и увидел перед собой пустое зеркало. Его собственного отражения не было. Ноги у Семёна ослабли, и он присел на край ванной. Его мозг лихорадочно работал, связывая происшествие во дворе с теперешним состоянием.
   "Неужели, меня убили в драке?" - пришла вполне логичная мысль, которая многое объясняла. Многое, но не всё. Отпертая входная дверь, включенные чайник и освещение, открытый кран свидетельствовали о том, что связь с материальным миром не была утрачена.
   Семён встал к раковине и сунул руки под струю воды. Вода, как и положено, была мокрой и приятно тёплой. Семён умылся, посмотрел в зеркало... и увидел своё отражение. Он облегчённо вздохнул.
   Семён отправился на кухню, налил себе чай и сел на табурет. В коридоре послышались шаги, и на пороге кухни появилась Света всё ещё с телефонной трубкой возле уха. Она быстро сказала:
   - Катюш, пока, я перезвоню!
   Семён увидел, как меняется выражение Светиного лица. Из радостно-возбуждённого оно стало хмуро-подозрительным.
   - Привет, - сказала Света, - ты давно дома?
   - Достаточно давно, - рассеянно ответил Семён, обдумывая своё положение.
   - А я не слышала, как ты вошёл.
   - Зато я всё слышал, - ровным тоном произнёс Семён.
   - Что ты слышал?!
   - Всё я слышал.
   Света на секунду застыла, потом положила телефонную трубку на стол рядом с непочатой чашкой чая и попыталась обнять Семёна за шею:
   - Ну что ты мог слышать, дурачок? - в её голосе переливались фальшиво-ласковые ноты.
   Семён отстранил Свету от себя одной рукой:
   - Я не дурачок. Я - ишачок.
   Света не отступила и снова предприняла попытку подластиться:
   - Ты чего? Что тебе показалось?
   - Показалось? - эхом повторил Семён.
   Мысленно он вернулся на улицу. Перед его глазами стоял провал в снегу, повторявший очертания четырёхпалой когтистой руки. И следы однорукого убегавшего существа, за которым погналась девушка.
   Семён вскочил, выбежал в коридор, начала второпях одеваться.
   Света стояла и молча смотрела на него, потом с подозрением спросила:
   - Ты куда это, на ночь глядя, собрался?
   Семён не удостоил её ответом. В его голове настойчиво крутилась мысль, которую он никак не мог поймать. Он выбежал за дверь, на ходу застёгивая молнию куртки.
   На улице валил густой снег. Семён прибавил шаг, чтобы успеть к месту схватки, пока все следы не были засыпаны. Пробитая им в снегу брешь показала, где надо свернуть с тротуара. С огорчением Семён посмотрел на примятый снег, обозначавший контур упавшего на спину существа, на яму возле стены дома, где был сражён второй, на отпечаток когтистой лапы. Почему с огорчением? Семён подумал, что всё произошедшее ему привиделось, показалось. А если показалось тут, то и Светин разговор по телефону тоже мог быть галлюцинацией. Но нет! Место схватки было реальным, и падающий снег ещё не успел засыпать уходившие прочь две цепочки следов.
   Семён пошёл по следам так быстро, как это было возможно в наступающей темноте. Окна домов постепенно гасли, а иных источников света во дворе не было. Следы сначала петляли между припаркованными машинами, словно убегавшее однорукое существо стремилось найти укрытие. Затем они пошли прямо по очищенной от снега проезжей части двора, как будто существо решило оторваться от преследования за счёт увеличения скорости. Проезжая часть выводила на улицу, ту самую, по которой на такси приехал Семён. Поскольку по сторонам от проезжей части пара следов не появлялась, Семён сделал вывод, что беглец и преследовательница выбежали на автотрассу.
   Семён перебежал дорогу, пропуская редкие автомобили. На другой стороне знакомые следы обнаружить не удалось. В нескольких местах снег был утоптан, но это были совсем не те нужные ему отпечатки двух пар ног. Кроме того, падавший снег прямо на глазах заносил все неровности. Семён вынужден был признать, что следы окончательно потеряны. С равной вероятностью однорукое существо и девушка могли уехать на своих или попутных автомобилях, улететь по воздуху или перейти в параллельный мир.
   Семён поплёлся домой, размышляя о том, что подтверждение произошедшей схватки доказывало реальность Светиного телефонного разговора. А это означало, что его жизнь совсем не так хороша, как ему казалось недавно.
   Семён снова открыл дверь квартиры своим ключом. Включил свет в коридоре. Дверь в спальню была закрыта. Семён прошёл на кухню и увидел свою нетронутую чашку с остывшим чаем. Залпом выпил, освежив пересохшее горло. Затем направился в гостиную и там увидел на диване подушку и стопку сложенного постельного белья. Семён понял, что Света решила прибегнуть к лучшему средству защиты - нападению. Теперь она намеревалась изображать обиду и ждать от него извинений.
   Семён немного постоял в гостиной, приводя мысли в порядок. Потом открыл шкаф и достал подаренную бутылку хорошего дорогого коньяка. Бутылка была запечатана, потому что Семён и Света собирались её потом кому-нибудь при случае передарить.
   Семён с бутылкой вернулся на кухню. Открыл дверцу шкафа и достал коньячную рюмку. Скептически посмотрел на неё и убрал обратно. Потом достал стакан и сам себе удовлетворённо кивнул. Открыл коньяк и налил половину стакана. Сел. Сделал несколько глотков и, поперхнувшись, поставил стакан на стол. Семёна душили слёзы. Он закрыл глаза и некоторое время просидел так, сдерживая рвущиеся из груди рыдания. Он не хотел, чтобы эти звуки были услышаны в спальне.
   Когда Семён открыл глаза, то увидел сидящего на краю стола маленького человечка ростом около двадцати сантиметров. Человечек был пузатым и толстощёким, с трёхдневной щетиной на горле и подбородке, длинные светлые волосы стягивались на затылке резинкой, образуя "конский хвост". Одет человечек был в потёртые джинсы и толстовку навыпуск. На болтавшихся в воздухе ногах красовались белые кроссовки.
   Третье чудо за один вечер уже не так шокировало, как схватка с троллями и предательство любимой женщины.
   Семён внимательно рассмотрел человечка и спросил:
   - Ты ещё кто?
   - Домовой.
   Степан покосился на стакан с коньяком.
   - Нет, нет, - понял его взгляд маленький человечек, - я не белочка и не зелёный чёртик. Я именно домовой. Хотя среди зелёных чёртиков у меня есть знакомые. Позвать?
   - Нет, спасибо, не надо, - вежливо отказался Семён. - У тебя имя есть?
   - Долгопол, - несмотря на свою упитанность, человечек легко поднялся на ноги и пошёл по столу к Семёну, протягивая руку: - А ты, я знаю, Семён Андреевич Сигуров. Очень приятно познакомиться!
   Семён протянул свою руку, и домовой пожал ему указательный палец.
   - За знакомство надо бы выпить, - заметил Семён. - И на брудершафт. А то я как-то сразу тебя на "ты" назвал. Извини.
   - Ничего, ничего! - замахал руками домовой. - Всё нормально. И ты меня извини, я только каплю выпью. Исключительно за знакомство с хорошим человеком. А вообще-то мне бы лучше молока. Тёпленького. И печенье. Ах да, у вас же печенья нет. Ну, тогда ломтик белого хлеба.
   Семён достал из шкафа и поставил на стол перед домовым самую маленькую стопочку. Вынул из холодильника пакет молока. Включил конфорку плиты.
   - Мне молоко можно проще подогреть, - подал голос домовой. - Налей в кастрюльку горячей воды из крана. Молоко налей в стакан и поставь его в кастрюлю. Через пять минут молоко станет таким, как нужно.
   Семён поместил стакан с молоком в горячую воду и поставил кастрюльку на стол. Потом отрезал три куска хлеба, выложил на тарелку и тоже поставил возле домового.
   - Может, ты как-нибудь присядешь? - спросил Семён: - А то ведь стоя как-то неловко.
   - А ты возьми ещё один стакан, переверни, и будет мне сидение, - предложил домовой.
   Они сели: Семён на табурет, Долгопол на перевёрнутый стакан.
   - Ну, за знакомство! - сказал Семён.
   Домовой двумя руками, но без видимых усилий поднял довольно большую для него стопку, на донышко которой Семён плеснул коньяка:
   - Исключительно ради поддержания традиции. И за тебя!
   Они легонько чокнулись. Семён сделал пару глотков, поставил стакан и выжидающе посмотрел на домового. Тот в это время отломил кусочек хлеба, макнул в греющееся молоко и принялся с аппетитом жевать.
   - Ну? - не выдержал Семён, - и что всё это значит?
   - А? - с набитым ртом переспросил домовой.
   - Я подумал, что ты явился ко мне, чтобы всё объяснить.
   Долгопол проглотил и сказал:
   - А что надо объяснять? Разве ты сам не видишь, что теперь - ВИДИШЬ?
   - Мне надо объяснить вообще всё, - с нажимом произнёс Семён. - Я ведь совершенно ничего не понимаю. Что значит "видишь"?
   Домовой отломил ещё хлеба, окунул в молоко, откусил и, не переставая жевать, сказал:
   - Это такая высшая метафизика, что мы, домовые, в неё не суёмся. Нам надо за порядком в домах следить, а не в битвах участвовать. Это вы, люди, вечно проявляете свой героизм. Вот скажи, зачем ты полез драться с троллями?
   - Да не дрался я с троллями! - воскликнул Семён и, вспомнив про Свету в спальне, тут же перешёл на шёпот: - То есть дрался, но не с троллями. То есть не хотел я драться с троллями, так само как-то вышло. Увидел, что трое пристали к девушке, решил вмешаться. Вот так и получилось.
   - "Пристали к девушке", - усмехнулся домовой, - Я, если хочешь знать, всё в окно видел. Но я-то вмешиваться не стал, поскольку не моя это драка. Вот, помнится, лет триста назад пытался меня выжить из моего дома один заезжий хобгоблин. Так с ним у меня была драка, уж такая драка...
   - Подожди! - остановил начинавшееся повествование Семён. - Ты сначала про меня всё до конца объясни! Ты сказал, что я вроде как что-то вижу, но по-особенному. А почему меня Света не увидела?
   - Скажу я тебе как друг другу, - наклонился вперёд Долгопол, - гони ты эту бабёнку прочь, да поскорее! Никак я не могу понять новомодную бабскую подлость и стервозность. Вроде бы умишком своим знают, что всё равно рано или поздно их плутни раскроются, и им же хуже выйдет. А всё же тянет их на паскудные дела без удержу. И таких в доме - каждая вторая, а то, пожалуй, даже две из трёх.
   - Ты опять не о том! - поморщился Семён, ведь домовой сыпал соль на его свежую рану. - Я всё пытаюсь у тебя узнать, почему вдруг я стал видеть то, чего раньше не видел. А Светка меня на время видеть перестала. Вот ты зачем тут на кухне появился? Как ты узнал, что я тебя увижу?
   - Так ведь я домовой справный! - заявил Долгопол. - Что в доме происходит, я всё под контролем держу. От крыс в подвале до голубей на чердаке. Я ещё лет двести назад одним из первых поселился в многоквартирном доме. А теперь даже компьютером пользоваться научился, стараюсь не отставать от прогресса.
   Семён недовольно нахмурился, и Долгопол понял, что его болтовня снова уходит в сторону от темы.
   - Сначала, как уже сказал, я увидел драку во дворе, - перешёл к делу домовой. - Потом, смотрю, человек в неё вмешался. И узнаю в этом человеке своего жильца. Пока я до твоей квартиры добирался, ты уже снова на улицу выскочил. Я и стал в твоей квартире ждать, пока ты меня не увидишь. Я уж полсотни лет, как не общался с людьми. Раньше люди чаще нас видели. А сейчас вам всё недосуг, зрение ваше огрубело. Тёплым молоком меня давно уже никто не угощал. Ты уж не забудь завтра печенье купить.
   - Куплю! - пообещал Семён. - Только ты всё никак не можешь или не хочешь мне ответить, что, как и почему со мной произошло.
   - Так я же уже ответил! - удивился Долгопол. - Я же сказал, что это какая-то заумная метафизика. Я только знаю, что иногда с людьми такое случается. Бывает так, что человек живёт себе, живёт, а потом - бах! - и проваливается. Или не проваливается, а смещается. Или переходит... Я не помню, как это правильно называется. В общем, человек чуть-чуть меняется. Он продолжает существовать, но уже не как обычно, а со сдвигом. Поэтому из обычного мира его не видно. Зато он видит другой мир.
   Объяснение домового кое-что проясняло. Семёну вспомнились истории про людей, которые без вести пропадали в самые неожиданные моменты: по дороге на работу, выйдя на десять минут в магазин, из закрытых квартир. Если это случилось с ним после выхода из такси, то он увидел схватку сверхъестественных существ. Теперь, заново прокручивая в голове происшествие во дворе, Семён готов был признать, что он и девушка сражались не с одетыми в меховую одежду существами, а с покрытыми шерстью троллями.
   - Скажи, Долгопол, та девушка, которую ты видел в окно, кто она? Она меня поцеловала. И сказала, что это моя награда. Это могло как-то повлиять на мой переход или сдвиг из одного мира в другой?
   Домовой развёл руками:
   - Извини, тут я ничем помочь не могу. Сейчас столько всяких девушек развелось, всех и не упомнишь. Это раньше у нас только русалки с кикиморами, да упырихи с чертовками водились. А сейчас в больших городах столько всего намешано - и не сосчитать! Может быть, она фея или волшебница. Может быть эльф. Или вообще какая-нибудь пери или апсара. А то и вовсе баньши. Хотя нет, баньши, я думаю, с троллями драться бы не стала, они одного поля ягода. А вот то, что она сказала про награду, так это, я думаю, твоя возможность видеть оба мира.
   - Да, но ведь при этом меня самого не видно! - воскликнул Семён и снова покосился на спальню.
   - Нет, ты не понял, - возразил Долгопол. - Это когда ты в нашем мире, тебя не видно из вашего. А из нашего мира весь ваш виден. Хотя и немного не так.
   - А как?
   - Чего спрашивать, теперь ты сам всё хорошенько рассмотришь.
   - Угу, - скривился Семён, - сегодня я уже посмотрел.
   - Это ты о Светке что ли? Так радоваться надо!
   - Подожди! - прервал переход на больную тему Семён. - А как же я попадаю из мира в мир? То я вижу, то не вижу. То меня видно, то не видно. Как мне определиться?
   Домовой удивился:
   - Я думал, что ты сам, по своему желанию, это делаешь.
   - Нет, это как-то само собой происходит.
   Семён задумался, представляя последствия спонтанного перехода. Если на работе он на глазах у всех вдруг исчезнет, а спустя какое-то время появится, то его ждёт незавидная судьба человека-невидимки. На него начнут охотиться спецслужбы, учёные, преступники. Семён застонал, как от зубной боли, обхватил голову руками и закрыл глаза.
   Когда он вновь открыл глаза, то домового на столе уже не было, лишь перевёрнутый стакан стоял на прежнем месте.
   - Долгопол! - тихо позвал Семён. - Долгопол, ты где?
   Тишина была ему ответом. Семён задумчиво сделал пару глотков коньяка. А потом метнулся в ванную. Он отражался в зеркале! Семён вернулся на кухню и без особой надежды на успех пошарил по столу руками.
   - Долгопол, ты ещё тут? - на всякий случай спросил он.
   Однако вместо домового в дверях кухни появилась Света с опухшим от слёз лицом.
   - Вернулся?
   Она заметила на столе открытую бутылку коньяка, стакан и стопку:
   - Ты тут что, сам с собой пьёшь и разговариваешь? Допился до белочки?
   Семён поднял на неё трезвый и холодный взгляд:
   - Собирай свои вещи и уходи!
   - Вот ещё! - заявила Света, наливаясь негодованием.
   - Ребёнка я без генетической экспертизы своим не признаю, - обыденно, как будто диктовал на работе секретарше очередной пункт контракта, произнёс Семён. - И на свадьбу не рассчитывай.
   - Какой же ты мерзавец! - воскликнула Света.
   - Вот и уходи от меня поскорее!
   - Сам уходи! Суд всегда встанет на сторону матери-одиночки.
   - Квартира моя, куплена до знакомства с тобой, - напомнил Семён. - Мы не женаты. Захочешь получить от меня что-то через суд, прикрываясь ребенком, опять же всё покажет генетическая экспертиза. Я найму частного сыщика и представлю суду твои связи с Гургенами-Мургенами и Эдиками-Эриками.
   Светка открыла рот, словно собиралась разразиться бранью. Но вдруг её лицо приняло расчетливо-холодное выражение. Должно быть, она прикидывала, стоит ли ей продолжать игру с Семёном, или лучше начать новую с кем-нибудь более доверчивым.
   Семён прикрыл глаза, чтобы не видеть ещё недавно такое любимое, а сейчас такое ненавистное лицо. Досчитав до пяти, он открыл глаза и встретился взглядом с сидевшим на перевёрнутом стакане Долгополом.
   - Я же говорил, что она редкостная стерва, - произнёс домовой, как ни в чём не бывало, продолжая разговор.
   - Да уж, - согласился Семён и посмотрел на Светку.
   Та изумлённо таращилась на место, где он находился.
   - Семён?!
   Семён понял, что она его снова не видит. В его лихорадочно метавшихся мыслях вдруг возникло понимание причинно-следственной связи. Семён закрыл глаза, досчитал до пяти, открыл. Домовой, как он и предполагал, исчез.
   Света взвизгнула от неожиданности, а потом воскликнула:
   - Тебя только что не было!
   - Да, я теперь такой! - с усмешкой заявил Семён. - Расскажи-ка теперь это суду, своим подружкам, любовникам и вообще всем, кому хочешь! Знаешь, что с тобой будет? Тебя признают сумасшедшей.
   Семён опять закрыл глаза. А когда открыл, то увидел совершенно обалдевшую от его нового исчезновения Светку.
   - Ловко ты её! - одобрил Долгопол, уплетая смоченный молоком хлеб.
   Семён был рад тому, что сумел добиться логической определённости как в отношениях со Светланой, так и в способах перемещения из одного мира в другой. Он ещё раз на несколько секунд прикрыл глаза.
   При виде его очередного появления Света в ужасе, с открытым в беззвучном крике ртом и с округлившимися глазами, стала пятиться в коридор.
   - Теперь тебе понятно, что чем быстрее ты отсюда уйдёшь, тем тебе же лучше?! - с усмешкой произнёс Семён. - А если кому-нибудь начнёшь про меня рассказывать - попадёшь в психушку. Сегодня уж, так и быть, можешь переночевать тут. А завтра чтобы тебя тут не было!
   Когда Светка скрылась в спальне, Семён посредством закрывания глаз переместился в мир Долгопола.
   - Ты молодец - быстро во всём разобрался, - похвалил его домовой. - Теперь понятно, что за подарок сделала тебе та девушка во дворе. Если ты закрываешь глаза на время большее, чем нужно, чтобы моргнуть, то происходит смещение.
   - Нет, - покачал головой Семён, - это не подарок, а проклятие.
   - Ты не хочешь видеть правды? - удивился Долгопол.
   - Не в этом дело. Представь, что днём среди людей мне попадёт в глаз соринка. Я невольно зажмурю глаза и исчезну при множестве свидетелей, а то и камер наблюдения. И всё! Моя жизнь кончится. Мне придётся бежать, прятаться, скрываться, чтобы ученые в какой-нибудь спецлаборатории не порезали меня на кусочки для своих опытов.
   - Подумаешь, дел-то, - пожал плечами домовой. - Будешь жить тут. Я же говорил, что люди иногда сюда смещаются и остаются насовсем. У них, заметь, в отличие от тебя нет возможности двигаться туда и обратно.
   - Да как же я смогу тут жить?! - воскликнул Семён. - Где?! Если я исчезну, кто-то рано или поздно займёт квартиру. Где я буду работать, как зарабатывать, как покупать продукты? Я должен буду порвать с родителями и с друзьями! Я же лишусь вообще всего, что представляет собой жизнь человека.
   - Но мы-то тут живём, - заметил домовой.
   Семён уставился на него, будто впервые увидел:
   - Да, кстати, а как вы тут живёте? Ты вот, я смотрю, вообще не похож на такого домового, которого обычно изображают в сказках. Как ты появился на свет? Где твоё жилище? Что ты ешь, когда тебя не угощают молоком с хлебом? Откуда твоя вполне современная одежда?
   - Да я уже сам начал подзабывать, откуда появился, - вздохнул Долгопол. - Отчетливо помню только последние лет пятьсот. Жил я тут в пригородной деревеньке в добротной бревенчатой избе, когда вся Москва ещё помещалась в каменных стенах. Потом город рос, приближался, и вот, не трогаясь с места, оказался я горожанином. Когда деревеньку сломали и поставили на её месте каменный многоэтажный дворец одного важного генерала, перебрался я в него. Тогда ещё люди помнили о нас, и кухарка генеральская, бабка Арсентьевна, не забывала делиться с домовым молоком, пирожками да осьмушками свежеиспеченных блинов. Потом генеральский дворец сгорел в пожаре наполеоновском. На его месте построили дом, который тогда называли "доходным". Вот с тех пор я и мыкаюсь по многоквартирным домам. Один снесут, на его месте новый выстроят. Нет стабильности, нет рачительного хозяина, нет заботливой домохозяйки, нет традиционной семейной наследственности. Э-эх! Сколько я всего за последние двести лет насмотрелся! Столько народу, столько судеб! Старое доброе время мне самому уже небывальщиной кажется.
   Прочувствовав настроение собеседника, Семён плеснул ему в стопку ещё немного коньяка и себе налил на два глотка.
   Промочив горло, Долгопол продолжил:
   - А что касается конкретного места жительства, то сейчас в домах столько местечек укромных, но просторных, что мы вполне себе достойно обустроены.
   - Мы? - переспросил Семён.
   - Ну а как же? Я же домовой традиционный, хоть и современный, поэтому живу, как и положено, с кикиморой. Настасьей Егоровной её величают. Мы вместе ещё с тех времён, когда тут леса да болота деревню окружали. Егоровна у меня жена правильная: до сих пор на коклюшках паутинные кружева плетёт, хотя и на компьютере в "чирикалке", бывает, часами с подружками сериал какой-нибудь обсуждает.
   На удивлённый взгляд Семёна Долгопол пояснил:
   - А ты как думал? Я же говорил, что мы и компьютеры осваиваем, и сети социальные. У нас же мир параллельный. Всё, как у вас, только со смещением. Я вот и планшет себе уже заказал...
   - Откуда у вас всё это?
   - Из магазинов, естественно. А планшет мне знакомый бука Данилыч обещал прямо из Китая привезти. Да не смотри ты на меня так удивлённо! Я же сразу сказал, что не силён в этой самой метафизике. Всё это как-то само собой получается. Вот у вас начали носить джинсы, и у нас сначала в Америке, а потом и в Китае стали расти джинсовые деревья. С мобильными телефонами и планшетными компьютерами так же. Хочешь - поезжай, рви. Но я же домовой, я дом оставить не могу надолго. А буки - вечные странники, что им стоит мешок новинок привезти. А! Так ты не знаешь, кто такие буки? Эх, а ведь раньше все малыши это знали. Буками непослушных детей пугали. Ходили буки по ночам и детей в мешках уносили. Детей-то раньше в каждой семье столько было, что их никто и не считал. Одним больше, одним меньше, кто умер, кто пропал - грубые были времена. Буки безнадзорных детей или в наш мир утаскивали, или ещё куда девали. А потом люди начали жить всё лучше и лучше, а детей становилось всё меньше и меньше. Каждому ребёнку - учёт и воспитание. Буки чуть без дела остались. Но чем лучше жили люди, чем меньше появлялось детей, тем больше становилось вещей. Раньше валенки да тулуп дед внукам передавал - носите на здоровье! А потом придумали массовое производство, моду, тренды-бренды. И в нашем мире стали расти всякие деревья ранее незнаемые и невиданные: с нейлоновыми ветвями, с кроссовочными плодами. Да только неблизко. Вот буки и стали не детей в мешках уносить, а вещи всякие с места на место переносить. Я Данилычу ведро сэкономленного электричества отсыплю, а он мне принесёт куртку модную, в Интернете по каталогу выбранную. Или, к примеру, кружева моей жены ирландские туаты от буки получат, а нам свитера из овечьей шерсти пришлют. Раньше-то все сидели безвылазно по своим деревням, и товары из соседнего города уже чудом казались. А сейчас всё перемешалось, любые вещицы заморские - нА-те, пожалуйста!
   Чем больше слушал Семён рассказы домового, тем больше понимал, что перед ним раскинулся пока не совсем понятный, во многом непохожий и чем-то знакомый, настойчиво манящий мир.
   - Э! - воскликнул Долгопол, - да ты уж дремать начинаешь! Заговорил я тебя совсем, выражаясь по-современному, перегрузил информацией. А тебе бы надо свои мысли в порядок привести. Ложись-ка ты спать. Утро вечера мудренее!
   - И правда, - сонно пробормотал Семён.
   Он прошёл мимо закрытой спальни в гостиную, кое-как соорудил постель на диване, разделся и пристроил подушку под голову. Пожалуй, никогда ранее он не засыпал так быстро и так глубоко...
  
  

* * *

   Разбудил Семёна шум в коридоре. Он открыл глаза, потянулся, прислушался. Судя по звукам, Светка двигала или переставляла что-то тяжёлое...
   И тут Семён вспомнил всё, что произошло вчера вечером. Или не произошло? Неужели это были галлюцинации, вызванные алкоголем? Семён мысленно выругал себя за то, что он, всегда логично мысливший, сообразительный и расчётливый человек, может всерьёз восстанавливать в памяти тот бред, который ему привиделся. Но что из воспоминаний было галлюцинациями, а что - реальностью? Логика требовала проверить основное отличие, но она же и протестовала против самой возможности допустить немыслимое.
   Зеркал в гостиной не было, но Семёну не хотелось идти в ванную по коридору, где хозяйничала Светка, до получения полной определённости вчерашних событий. Семён встал на ватные, плохо слушающиеся ноги и подошел к висевшей на стене картине. Картина была закрыта стеклом, которое, хотя не давало четкого зеркального отражения, всё же отображало контуры человеческой фигуры.
   Увидев своё отражение, Семён глубоко вздохнул и закрыл глаза. Досчитал до пяти. Открыл. В стекле картины его отражения не было. Семён покачнулся, сделал два шага назад и сел на диван. Его привычная, размеренная и рассчитанная на годы вперёд жизнь рухнула окончательно. Надо было либо впадать в истерику, кричать и биться головой о стену, либо брать себя в руки, принимать новые правила игры и, исходя из них, планировать свои дальнейшие действия.
   Со стороны телевизора послышалось лёгкое покашливание. Семён повернул голову и увидел, что по верхнему краю широкой узкой панели каким-то чудом катается вправо-влево и при этом не падает бежево-жёлтый мяч побольше теннисного, но поменьше футбольного. Семён почти не удивился тому, что с мячика на него смотрело человеческое лицо.
   Мяч встретился взглядом с Семёном, перестал покашливать и сказал:
   - Доброе утро!
   - Здравствуйте! Вы, наверное, Колобок?
   - Именно так! Долгопол мне позвонил и попросил, чтобы я, так сказать, послужил для вас проводником. Вернее будет выразиться - полупроводником, поскольку сопровожу вас только в одну сторону. Сам он по ряду уважительных причин, связанных с системозависимыми ограничениями, не сможет сопутствовать вам за пределами своей зоны ответственного влияния, сиречь за стенами дома. Я же, как элемент произвольно передвигающийся, да к тому же находящийся в, так сказать, базовой прошивке вашего сознания, способен выполнить эту миссию.
   В продолжении своей речи Колобок не переставал кататься вправо и влево по верхней грани телевизионной панели. При этом его лицо не вращалось, а оставалось неизменно расположенным обычным человеческим образом.
   - Спасибо! - поблагодарил Семён. - А где сам Долгопол?
   - Он сейчас следит за ремонтом труб в подвале и никак не может отлучиться даже на минуту. Вы же сами знаете, каковы эти сантехники. Так что он позвонил мне... - Колобок щёлкнул пальцами, - и вот я здесь, к вашим услугам! Можем идти!
   - Один момент! Мне надо с утра привести себя в порядок. Решить ряд домашних вопросов...
   - Ну, минут десять-пятнадцать в запасе у меня есть, - Колобок посмотрел на свои наручные часы и продемонстрировал их циферблат Семёну, - но на большее время, прошу простить великодушно, я задерживаться не могу. Меня ведь не зря считают древнейшим солярным символом. Пребывание на одном месте противоречит моей сущности. Так что я вас подожду во дворе возле подъезда. Хорошо?
   - Хорошо! - согласился Семён. - Я только не могу понять, как вы щёлкаете пальцами и показываете мне на часы, если у вас, извините, вообще нет рук?
   Колобок широко улыбнулся, едва не разделившись пополам:
   - Внешне завершенный естественный объект ваше сознание наделяет дополнительными, зачастую несуществующими свойствами. Вы же говорите, например, "дождь идёт", хотя у дождя нет ног. Вот так же и я могу щёлкнуть пальцами и посмотреть на часы, хотя у меня нет ни рук, ни часов.
   Семён почувствовал, что объяснение Колобка имеет какой-то подвох, но предпочёл пока не развивать дискуссию.
   Колобок тем временем стал полупрозрачным, из мячика превратился в световое пятно, большого солнечного зайчика. Он скатился с телевизора на пол, подпрыгнул на подоконник и покинул квартиру прямо сквозь оконное стекло.
   Семён встал с дивана и подошёл к окну. Вчерашний снегопад сменился ясной солнечной погодой, хотя верхние этажи соседнего дома ещё скрывались в картинно клубившихся белых барашках облаков. Такие же немногочисленные облака-барашки быстро перебегали по небу с места на место, но более тёмные облака-собаки с лёгким громовым рычанием прогоняли их за горизонт и сами убегали следом. Отара облаков с соседнего дома тоже потянулась куда-то вдаль, за пределы видимого из окна пространства, и её уход сопровождался многоголосым блеянием.
   Чуть ниже окна слегка раскачивались ветви деревьев с ярко-зелёной листвой, по которым среди крупных цветков прыгали пёстрые птицы с длинными хвостами. Вообще-то Семён жил на девятом этаже и сейчас стояла середина зимы, но вид из окна ему понравился больше, чем заставленный автомобилями двор из прошлой жизни.
   Семён прикрыл глаза, помассировал пальцами виски.
   - Если я сошёл с ума, то в этом безумии надо попробовать разобраться.
   Он вышел в коридор и увидел, как Светка вытаскивает из спальни и складывает возле входной двери большие сумки с вещами. И не факт, что только со своими. Но Семён больше не хотел никаких выяснений отношений, вообще никакого общения.
   Светка отпрыгнула от Семёна в спальню и оттуда с истеричными нотками крикнула:
   - Не подходи ко мне! За мной сейчас приедут! Между нами всё кончено!
   - Вот и отлично! - Семён, не останавливаясь, прошёл на кухню, где увидел на столе оставшиеся с вечера стаканы, стопку, кастрюлю, недопитую бутылку коньяка.
   Машинально Семён вымыл и убрал посуду, с сомнением посмотрел на коньяк, но к нему не притронулся. Потом вспомнил, что во дворе его ждёт Колобок, поэтому быстро выполнил утренние процедуры. Наспех перекусил парой бутербродов и тёплым кофе из машины, оставшимся, видимо от завтрака Светки. Затем вышел в коридор, протянул руку к зимней куртке и на мгновение замер. Кто знает, что ожидало его за дверью? Морозная зима, жаркое лето или и то, и другое попеременно? Рассудив, что тёплые вещи всегда можно снять, а вот раздобыть их в случае необходимости может оказаться проблематичным, Семён всё-таки оделся по-зимнему.
   Дверь в квартиру Семён просто захлопнул, рассчитывая на то, что Светка после ухода запрёт её за собой. Спускаясь в лифте, Семён на некоторое время закрыл глаза. Вчера вечером подъезд выглядел одинаково в обоих мирах, и этим утром Семён тоже не заметил различий. Изменения начинались за пределами дома.
   Едва Семён открыл входную дверь, в лицо ему ударил яркий солнечный свет, вынудивший зажмуриться. Когда Семён открыл глаза, то перед ним предстал знакомый унылый двор, пустынный утром выходного дня. Лишь где-то за машинами слышался скрежет лопаты по асфальту, это дворник убирал снег с тротуара. Семён снова закрыл глаза и потом медленно их приоткрыл.
   Справа от входа вдоль стены на утоптанном снегу стояли несколько саней. Слева под цветущими деревьями на лужайке паслись распряженные лошади. Семён подумал о том, как сейчас мог бы выглядеть его автомобиль. Как добротный немецкий конь согласно фирменной родословной, или как сивый мерин по фактическому месту сборки-рождения?
   - Я вас совсем заждался в совершеннейшем нетерпении! - воскликнул Колобок, катающийся кругами по траве перед домом.
   - Пойдём пешком? - спросил Семён.
   - Лучше бы пешком. Погода сегодня хорошая. Да и вообще тут всё рядом.
   - А куда именно мы идём? - поинтересовался Семён, шагая к выходу со двора следом за Колобком и на ходу снимая куртку.
   - Как это куда? - удивился Колобок. - Долгопол сказал мне, что ваше наипервейшее желание - стабильно водвориться исключительно в собственном мире.
   - Это да.
   - Позвольте заметить, что я не ощущаю, так сказать, настойчивой непоколебимой уверенности в вашем голосе.
   - Мне бы сначала хотелось понять, где я оказался.
   - Понимаю, понимаю! Вы хотите поначалу оценить, так сказать, все плюсы и минусы своего нового положения. А то ведь так сразу, по первому порыву, отказываться от предложенного подарка как-то неудобно.
   - Ну да.
   - Поэтому, как только я узнал от Долгопола о ваших сомнениях и колебаниях, я сразу сказал ему, к кому вам надо обратиться за советом и помощью. Живёт тут неподалёку один учёный. Когда-то он, как и вы, переместился в наш мир, но только окончательно. Хотя, сдаётся мне, каким-то образом и связь с вашим человеческим миром не совсем потерял. К нему-то я вас и отведу.
   - Вот спасибо! - повеселел Семён, - О лучшем я и подумать не мог!
   - Вот и ладненько! Подобное надо сопоставить с подобным, чтобы в сравнении сходств и различий выработать обобщающую концепцию.
   Семён ничего на это не сказал, потому что в этот момент они вышли на улицу. Если двор с климатическими аномалиями ещё более или менее соответствовал привычному миру, то чем дальше от дома, тем больше различий обнаруживал Семён. Самым главным было то, что окружающее пространство как будто раздвинулось вширь и вглубь, заполнилось новыми территориями и объектами. Если же Семён начинал смотреть в каком-то определённом направлении, то изображение приближалось и становилось выпуклым, словно на него наводили увеличительное стекло. А каждый шаг в ту сторону как будто равнялся десяти шагам.
   Автотрасса, на которой вчера Семёна высадил таксист и на которой потерялись следы однорукого тролля и девушки, вроде бы проходила на прежнем месте. Только теперь она превратилась в мощёную плоскими камнями дорогу. Часть высотных домов по её сторонам осталась неизменной, часть превратилась в высокие терема и замки, часть отодвинулась вдаль, а освободившееся пространство заполнили зелёные рощи, пруды и снежные горки.
   Посередине одного пруда, сплошь заросшего по берегам тростником, виднелась лодка с одиноким сгорбившимся рыболовом, в другом пруду на мелководье песчаного пляжа плескались дети, а ещё одна группа детей в ярких зимних пуховиках с шумным гомоном и смехом карабкалась с санками на заснеженный холм.
   По дороге проехал автобус с замёрзшими стёклами, следом за ним - тройка с бубенцами, управляемая лихим заливисто свистящим раком с развевающимися усами. Вдалеке возле торгового центра на стоянке расположился караван верблюдов, грузчики снимали с опустившихся на землю животных тюки с товарами и заносили их внутрь. Караванщики в халатах и полосатых тюрбанах о чём-то спорили с огромным медведем в красной рубахе, подпоясанной оранжевым кушаком, в синих шароварах и в лакированных сапогах. Медведь, кажется, уже с утра был слегка нетрезв, широко жестикулировал, едва не задевая людей зажатой в когтистой лапе балалайкой. Семён смог расслышать только отдельные его фразы:
   - Да я ваши дыни... Рубь с полтиной дам... У оптового джина дешевле!
   Колобок и Семён остановились возле дороги, пропуская быстро несущуюся печь. На печи сидела какая-то ярко накрашенная девица, курила сигарету и болтала по мобильнику, совершенно не глядя на пешеходов.
   - Вот ведь лярва расфуфыренная! - возмущённо воскликнул Колобок и показал ей вслед средний палец, - Насосала кровушки человеческой на печь и на права, упыриха!
   Он повернулся к Семёну:
   - Раньше наши упырихи света таились, днём по своим замшелым подвалам хоронились. А теперь каждая мнит себя модным иностранным суккубом!
   Семён закрыл глаза. А когда открыл, то увидел быстро удаляющуюся красную спортивную машину, спорящих людей возле фуры у магазина. Только дети катались на санках с той же самой снежной горки и играли в снежки там, где в другом мире бултыхались в пруду.
   Семён вновь закрыл и открыл глаза. Пока он стоял на месте, Колобок уже оказался на другой стороне дороги. Семён быстро перебежал следом, он крутил головой во все стороны, не зная, какое ещё чудо может внезапно появиться из-за поворота.
   Колобок повёл Семёна по тропинке через рощу. В человеческом мире тут располагался маленький скверик с пятью чахлыми липами и пустым постаментом. Бронзовая статуя девушки, некогда украшавшая сквер, исчезла несколько лет назад. По одной версии, "трудовые мигранты" спилили её и сдали в металлолом. По другой - фигура девушки понравилась проезжавшему мимо на служебном лимузине "авторитетному чиновнику", и уже через день услужливые помощники доставили её к нему в имение.
   В новом мире роща была густой, от неё исходил сладковатый лесной аромат, между цветами деловито летали крупные пчёлы. За ветвями деревьев Семён увидел то ли стальной замок, то ли каменный космический корабль. Он чуть замедлил шаг, приглядываясь повнимательнее, и тут вдруг на дорогу из-за деревьев вылетел закованный в стальные доспехи рыцарь. Вылетел - потому что транспортным средством ему служил не конь, а одноместный летательный аппарат, отдалённо напоминающий мотоцикл, но держащийся в воздухе на направленных вниз реактивных струях. Шлем у рыцаря не имел никаких прорезей, его лицевую часть прикрывало сплошное зеркальное забрало. Поэтому голос звучал так, как будто исходил из динамика или был искусственно синтезирован.
   - Остановись, дерзновенный путешественник, будь ты знаменитый поэт или храбрый рыцарь! Сразись со мной в сладкоречивом стихосложении либо в доблестном ратном деле!
   Семён с недоумением посмотрел на своего провожатого Колобка, ожидая, что тот сейчас разъяснит ситуацию.
   Однако Колобок лишь отмахнулся от рыцаря, словно от назойливой мухи:
   - Не обращай внимания на этого городского сумасшедшего!
   - Как же не обращать внимания, если он загородил нам дорогу, и в руке у него копьё?!
   - Тогда скажи ему, что ты не поэт и не рыцарь, и спокойно пойдём дальше.
   - Хорошо, попробую.
   Семён громко заговорил, надеясь, что его голос будет слышен рыцарю сквозь шум реактивных моторов и сплошной стальной шлем:
   - Я простой путешественник, самый обычный человек. Я не собираюсь ни с кем сражаться и ни с кем соревноваться. Пожалуйста, дайте нам пройти!
   - Ты не можешь быть самым обычным человеком! - возразил рыцарь. - Если ты оказался в этом мире, то ты либо поэт, либо рыцарь. Только настоящие рыцари и поэты могут сюда попасть. Я даже скажу больше: тот, кто не бывал в этом мире, не может называть себя настоящим рыцарем или поэтом. Я вижу, что у тебя нет оружия, из чего я делаю вывод, что ты поэт. Раз я первый вызвал тебя на поединок, то я же первый и начну читать свои стихи, чтобы ты имел время подготовиться к ответу. Итак, слушай:
  
   Наточу булатный бластер,
   Оседлаю флаер верный.
   Я - со злом сражаться мастер,
   Косморыцарь всей Вселенной.
  
   В битвах яростно заблещут
   Копий лазерных сиянья.
   Их зарницы затрепещут
   Сквозь парсеков расстоянья.
  
   Я себя в веках прославлю,
   Что бы мне это не стоило.
   А потом войну оставлю,
   Звездолёт поставлю в стойло.
  
   Телепорт в шкафу закрою
   И скафандр весь в заплатах.
   Буду вспоминать с тоскою
   Чёрных дыр пьянящий запах.
  
   И женой моей отныне
   Станет девушка-андроид...
   В термоядерном камине
   Догорает астероид...
  
   Пока рыцарь декламировал своё произведение, Семён пытался срифмовать хотя бы пару строчек, чтобы тут же признать себя побеждённым и на этом закончить поединок. Однако ему в голову лезли только заученные из школьной программы чужие стихотворения, и он боялся, что если ими воспользуется, то рыцарь, чего доброго, обвинит его в плагиате.
   К счастью, проблема разрешилась сама собой. Послышался топот копыт, ветви деревьев раздвинулись, и на тропинку выехал всадник на стройном коне. Всадник горячил скакуна, движениями ног и натяжением уздечки заставляя его то приседать на задние ноги, то вставать на дыбы, то двигаться боком. Всадник был одет в длинный, запахивающийся набок синий халат с вышитыми золотыми нитями узорчатыми кругами. На голове он носил шапку-"кубанку", из-под которой вдоль спины почти до пояса свешивалась туго заплетённая коса из чёрных, как смоль, волос. Лицо у всадника было явно восточного типа: желтокожее, с узкими глазами, с длинными, но жидкими усами, свисавшими по обеим сторонам рта ниже подбородка. К поясному ремню всадника на длинном подвесе были прикреплены широкие ножны с мечом "та-тао", а в правой руке он держал боевой шест "гунь".
   - Померяйся со мной силой, рыцарь! - прокричал всадник. - Я - знаменитый казак Ли Хой. Пока ты сам пишешь про себя стихи, обо мне уже давно сложена песня. Про то, что каким я был, таким я и остался, орёл степной, казак Ли Хой. Поэтому мне нет нужды соревноваться в поэзии. Я хочу доказать тебе, что моё кун-фу круче твоего!
   Рыцарь развернул в сторону Ли Хоя свой летательный аппарат и выставил копьё:
   - Приветствую тебя, храбрый искатель славы! Я буду счастлив встретиться с тобой в благородном поединке.
   Ли Хой ринулся на рыцаря, быстро вращая свой шест. Он крутил им горизонтально над головой, нагибался и прокручивал за спиной, вертикально вертел вдоль боков коня. Рыцарь и казак столкнулись и закружились друг вокруг друга, как будто в танце.
   Колобок сказал Семёну:
   - Пошли, им теперь не до нас. Они надолго сцепились.
   Следом за своим провожатым Семён быстро проскочил мимо места схватки.
   Пройдя через рощу, Колобок и Семён вышли к следующей дороге. Тут путь им преградила странная процессия, состоящая из существ разных цветов и размеров, в общем человекоподобных, но с огромными глазами, причудливыми прическами, непропорциональными конечностями. Многие были вооружены мечами, ножами, топорами, луками и прочим холодным оружием. Причём клинки у некоторых мечей были такими огромными, что их невозможно было прикрепить к поясу, и приходилось нести на плечах.
   Не являясь поклонником стиля анимэ, Семён, тем не менее, сразу узнал его типичных персонажей. Вспомнив, что все они постоянно сражаются друг с другом, он невольно попятился. Колобок тоже внимательно и как будто бы даже настороженно оглядывал проходивших мимо существ.
   - Эти тоже предложат нам подраться? - обеспокоено поинтересовался Семён
   - Если они и дерутся, то только друг с другом. Так что для вас, людей, опасности нет никакой. Я же смотрю, чтобы среди них не затесалась Кицунэ, у меня вообще с лисицами, даже иноземными, отношения как-то не очень хорошо складываются...
   Семён хотел спросить: "Откуда появились, куда направляются и вообще, что делают в Москве, пусть даже и в параллельной, рисованные японские герои?", но вслух произнёс только короткий вопрос:
   - Куда они идут?
   Колобок понял его слова буквально и ответил:
   - Они, уж точно, идут на горячие источники.
   - Почему?
   - Всем известно, что куда бы эти чужеземцы изначально не собирались отправиться, всё равно они приходят к горячим источникам. Этим и наши стали пользоваться. Захочет, к примеру, водяной в тёплой воде искупаться для разнообразия, вот и пристроится следом к проходящей мимо его болота компании. А уж они его наверняка выведут, так сказать, на чистую горячую воду.
   Наконец, процессия освободила дорогу, и путешественники перешли на другую сторону. За дорогой располагался жилой квартал, состоящий из двух-трёхэтажных бревенчатых теремов с палисадниками и палат белокаменных.
   - Вот мы и добрались! - объявил Колобок, указав рукой на дом с пристроенной башенкой, из верхнего окна которой высовывалась толстая медная труба телескопа. - Я же говорил, что тут недалеко.
   Он открыл калитку в палисадник, прокатился по мощёной плиткой дорожке к входной двери и постучал:
   - Тук-тук-тук! Профессор в теремочке живёт?
   Со второго этажа донёсся звук отворяемой двери, затем послышался скрип ступенек под ногами человека, спускавшегося на первый этаж. Входная дверь открылась, и глазам Семёна предстал Профессор в фиолетовой бархатной мантии, в четырёхугольной шапочке с кисточкой. Всю нижнюю половину лица Профессора закрывали седые борода и усы, а верхнюю - большие круглые очки с толстыми линзами.
   - Здравствуйте, гости дорогие! - немного нараспев произнёс Профессор. - Милости прошу, в дом заходите!
   Колобок отступил назад:
   - Премного благодарен за приглашение, но я, к великому сожалению, вынужден, так сказать, откланяться. Долго засиживаться на месте не имею никакой возможности. Спешу!
   - Спасибо вам за помощь! - от всей души поблагодарил Семён. - Надеюсь, что мы ещё увидимся.
   - Если вы в дальнюю дорогу соберётесь, то, может быть, и вновь будем попутчиками. Ну, а если вы назад решите вернуться, то дорогу уже знаете и без меня дойдёте.
   Колобок выкатился из палисадника, и, помахав на прощание, отправился далее по своим делам. Семён вошёл в дом Профессора, назвал своё имя, пожал протянутую хозяином руку. Профессор жестом указал ему на открытую дверь, ведущую в гостиную на первом этаже. Посередине комнаты находился низкий журнальный стол, на котором лежали старинные фолианты с многочисленными закладками, и стоял раскрытый ноутбук. Вдоль стен были расставлены мягкие кожаные кресла, с противоположной от входа стороны почти половину стены занимала огромная плазменная панель. В шкафах и на полках вперемешку стояли и лежали книги, а также всякие диковины: причудливые черепа неизвестных животных, бутыли с заспиртованными внутренностями, фигурки Вуду, резные шкатулки с замочками.
   - Прошу, присаживайтесь! - указал Профессор Семёну на кресло возле стола.
   Сам он расположился напротив.
   - Ну-с, что привело Вас ко мне, Семён Андреевич?
   Семён, ничего не утаивая, как лечащему врачу, рассказал о своей ночной встрече с неизвестной девушкой и троллями, о подлой Светке, о Долгополе, о Колобке, о том, что он едва удерживается от того, чтобы закрыть на некоторое время глаза, а потом открыть и посмотреть, где он оказался на самом деле и кем является Профессор в реальном мире.
   - Значит, вы, молодой человек, полагаете, что сейчас мы не в "реальном мире", и то, что происходит, не "на самом деле"? - переспросил Профессор.
   - Разумеется! Реальный мир - это тот, в котором я жил до вчерашнего вечера.
   - И какие же у вас имеются доказательства, что именно тот мир реален, а этот - нет?
   - Так ведь все люди живут там!
   - Ну-с, положим, далеко не все.
   - Это я уже понял. Но я-то не хочу... То есть я хочу...
   - Да-с, молодой человек, - наклонился к нему Профессор, - Вы уж определитесь, чего вы хотите, а чего не хотите.
   - Чего я хочу? Я хочу, чтобы сегодня всё было так же хорошо, как вчера.
   - Нет, Семён Андреевич, это только вы сами вчера думали, будто у вас всё хорошо. А сейчас вам просто открыли глаза на истинную сущность вещей.
   Семён чуть не взорвался:
   - Лето и зима одновременно - это истинная сущность вещей?! По Москве ездят печки и ходят толпы каких-то персонажей мультфильмов - это истинная сущность?!
   - Ну-ну, успокойтесь, молодой человек. Давайте начнём с самого начала. Вы, я надеюсь, в школе учились?
   - А как же? - едва не обиделся на такой вопрос Семён.
   - Тогда вы, наверняка, слышали о том, насколько малы так называемые элементарные частицы и насколько велико расстояние между ними?
   - Доводилось, - буркнул Семён, пока не понимая, к чему ведёт Профессор.
   А тот поправил очки указательным пальцем и победоносно провозгласил:
   - Тогда вы должны представлять, что фактически весь мир, который вы именуете "реальным" - по сути своей есть пустота!
   - Да, но... - Семён хотел возразить, но слов не нашёл.
   - Все знакомые вам с детства предметы на самом деле не существуют в виде абсолютно непроницаемых тел, - продолжил Профессор. - Вы видите и осязаете не какие-то твёрдые частицы, а связи между ними. Именно эти связи в пустоте между частицами ваше сознание превращает в материальные предметы, тогда как на самом деле твёрдые тела намного, намного менее плотны, чем туман. Вы же, наверняка, помните определение материи, данное бессмертным классиком, который жил, жив и будет жить?
   Семён замялся, стесняясь признаться, что к общественные наукам всегда относился без должного уважения.
   - Ах да! - улыбнулся Профессор. - Я совершенно позабыл, что с недавних пор труды этого классика не являются непререкаемым авторитетом. Тем не менее, их надо знать, чтобы не допускать тех же ошибок. Вернёмся к его определению материи. Он утверждал, что материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в его ощущениях, которая отображается ощущениями и существует независимо от них. Вы не видите парадокса, заложенного в этом базовом определении?
   Сбитый с толку Семён отрицательно покачал головой.
   - А я увидел парадокс ещё тогда, когда обнаружение противоречий в трудах этого классика было опасным не только для научной карьеры, но и для жизни. Подумайте сами: с одной стороны, утверждается объективность материи, то есть её существование независимо от нашего сознания. С другой стороны, признаётся, что познание материи нам доступно только через наши ощущения, то есть исключительно с субъективной точки зрения. Из этого можно сделать два вывода: либо мы можем допустить, что материя возникает только в тот момент, когда на неё воздействует наше сознание, либо мы должны допустить существование такой материи, которая недоступна нашим ощущениям, нам абсолютно неизвестна и из-за этой неизвестности нами непознаваема. Первый вывод приводит нас в старый добрый идеализм, с помощью которого можно объяснить всё, но ничего невозможно познать. По поводу второго вывода вы можете мне возразить, что наличие непознаваемой материи недоказуемо и даже, наоборот, опровергается научными достижениями, к примеру, люди научились использовать электричество и атомную энергию, которые изначально были недоступны их органам чувств. На это я вам скажу, что люди видели результаты воздействий электрических и магнитных сил, а потому смогли придумать и создать приборы для их изучения и устройства для их использования.
   Семён с облегчением понял, что Профессор больше не станет задавать ему сложных вопросов, а будет вести диалог сам с собой, так что ему остаётся только внимательно следить за ходом дискуссии.
   Профессор же явно увлёкся, встретив молчаливого слушателя:
   - Научное познание мира - процесс, безусловно, прогрессивный и на каком-то этапе полезный. Но я давно заметил, что над ним довлеют ограничения прошлых парадигм человеческого сознания. Как ранее европейские богословы считали Создателя и Творца единственной основой мироздания и лишь в постижении его воли видели задачу человеческого разума, так и современные учёные стремятся к нахождению некоей единой и универсальной формулы, объясняющей и описывающей все законы материального мира. "Теория струн", "теория единого поля" - это те же самые "Божественный замысел" и "воля Провидения" на новый лад. Наука превратилась в религию, догматизм победил свободу мышления, ритуалы подменили движение вперёд. Если человек печатает свои якобы научные статьи в якобы признанных научных изданиях и при этом опирается на придуманные якобы авторитетными учеными якобы научные теории, то он автоматически тоже начинает считаться учёным. Сообщество учёных превратилось в касту, закрытую для посторонних и инакомыслящих, не контролируемую и не оцениваемую извне. Всех устраивает, что так называемая "наука" выродилась в голое, оторванное от жизни теоретизирование, и за последние сто лет не сделано ни одного нового фундаментального открытия, которое привело бы к качественным изменениям технологий и общества. Развитие происходит только в пределах нескольких узких секторов информатики и генетики.
   - А как же квантовая механика? - робко вставил Семён.
   - Я признаю её настоящей наукой только тогда, когда на её основе появятся хоть какие-нибудь практические результаты! - отрезал Профессор. - Пока же я вижу в ней только жонглирование формулами и фокусы с подменой понятий. Теоретическая физика и теоретическая математика - это средства обмана невежественной толпы. Это платье Голого Короля. Я надеюсь, вы помните, что каждый, кто не хотел, чтобы его считали дураком, должен был "видеть" несуществующее платье и восхищаться его красотой? Я же, как невинный честный ребёнок, открыто заявляю, что король - голый, что любые теоретические "науки" - это лженауки. С тех пор, как математика перестала служить практическим инструментом настоящих естественных наук и превратилась в оторванное от жизни составление абстрактных формул, она приносит пользу только лжеучёным-паразитам, живущим за счёт обмана общества. И не признавать этого могут только глупцы, боящиеся надутых ложных авторитетов. Людям внушили, будто процесс познания похож на снятие листьев с кочана капусты. Верхние большие листья - очевидные для общего понимания законы природы. Под ними листья поменьше - законы, требующие более глубоких знаний и доступные только специально обученным специалистам. И в самой середине - кочерыжка истины, добраться до которой и понять которую способны лишь немногие избранные. То есть обычные люди должны содержать лжеучёных без надежды понять, чем они заняты и без перспективы получить хоть какие-нибудь результаты их деятельности. Сами же лжеучёные с презрением относятся к своим кормильцам, с одной стороны - потому что считают их недостаточно образованными, низшими плебеями, с другой стороны - потому что сами прекрасно осознают, что живут за счёт обмана простого народа.
   Семён поёрзал в кресле.
   - Наверное, вы хотите спросить, что же существует, если так можно выразиться, элементарнее элементарных частиц? Ведь именно с пустоты твёрдых тел я начал рассказ. Пока мои бывшие коллеги тратили баснословные суммы на ускорители и собственные зарплаты, я предложил простую и ясную теорию неисчерпаемости материи. Нет элементарных частиц, нет всеобщих законов материального мира, а есть только созданное нашим сознанием усреднение, которое упрощает восприятие мира и сводит уникальные элементы в обобщённые группы. Это упрощение мира называется "абстрактным мышлением", а его главным инструментом является математика. Как-то раз на научном диспуте я спросил: "Что получится, если два одинаковых предмета разделить между двумя людьми?" "Конечно же, у каждого человека окажется по одному одинаковому предмету!" - ответил мне коллега-учёный. Тогда я вытащил из кармана два яблока: одно спелое и сочное, налитое жизненной силой, а другое - зелёное, сморщенное, с подгнившим боком и червоточиной. Сам я с удовольствием надкусил спелое, а зелёное предложил коллеге. "Позвольте! - запротестовал тот, - вы же говорили о двух одинаковых предметах!" "Но ведь они одинаковые, - парировал я, - и тот, и другой предмет мы называем яблоками, более того, вчера я лично сорвал их с одного дерева на своей даче". А далее я сказал, что нельзя количественные методы подсчётов считать универсальными и всеобщими, необходимо в первую очередь опираться на качественные оценки. Понятие "два" - это не сумма двух яблок, а по-прежнему два отдельных предмета, то есть один плюс один не равно двум. И даже если мы возьмём килограмм яблок (и ещё заметим, что точный килограмм невозможно получить из целого количества плодов), в этом килограмме будут и хорошие, и негодные в пищу яблоки. Для удобства подсчёта математика усредняет и обобщает группу предметов под названием "яблоки". Она игнорирует индивидуальные особенности отдельных предметов и заменяет их безликими числами и формулами. Поскольку каждое отдельное яблоко математик изучать не может и не хочет, он начинает представлять плоды в виде одинаковых сфер, потом придумывает формулу для вычисления радиуса сферического яблока в вакууме, потом создаёт свою научную школу, основанную на этой формуле. При этом ученый-математик критикует другую научную школу, которая представляет каждое яблоко в вид куба и выдумывает формулы для расчета длины его ребра. Но ведь на самом деле нет двух одинаковых предметов: ни яблок, ни звёзд. Почему же мы считаем, что есть два совершенно одинаковых атома водорода, и что их можно разложить на одинаковые элементарные частицы? Почему мы понимаем, что все спиральные галактики разные, хотя и выглядят внешне примерно одинаково, а за атомами не признаём индивидуальных различий? Наше сознание разделяет непрерывное разнообразие материи на дискретные группы. Мы различаем яблоки и груши. Мы отделяем атомы водорода от атомов углерода. Мы воспринимаем воду в зависимости от степени обобщения либо как океан, либо как жидкость в стакане, либо как каплю, либо как молекулу H2O. Но почему мы отказываемся пойти дальше и признать, что элементарные частицы - это лишь одна из степеней обобщения, и за ней продолжается такое же бесконечно делимое пространство бесконечно разнообразной материи?
   Профессор ожидающе посмотрел на Семёна, а тот не мог ни согласиться, ни поспорить, так как раньше никогда не думал о подобных вещах.
   Профессор откинулся на спинку кресла:
   - Наше восприятие материального мира выводится из нашего же собственного сознания. И это не идеализм, а логичное развитие материалистической науки. По аналогии с постиндустриальным обществом и постмодернизмом в искусстве я предложил назвать своё детище "постнаукой". Наука хороша и полезна на определённом этапе развития человеческой мысли. Но ведь и немногим ранее люди удовлетворялись догматически установленной геоцентрической моделью мира, и она ничуть не мешала им путешествовать по поверхности планеты. Я решил, что пришла пора поменять парадигму познания мира, отказаться от попыток загнать всё многообразие материи в несколько якобы универсальных формул. Дискретность человеческого сознания должна смениться непрерывным ощущением бесконечности и неповторимости пространства. Только так люди смогут, наконец, вырваться за пределы ими же самими придуманных законов усреднённого материального мира. Этот грандиозный план я предложил своим коллегам, благо, что в нашей стране начались политические изменения, и можно было свободно высказывать свои идеи без опасения физической расправы. Увы, я слишком поздно понял, что столь глобальный замысел встретит не просто непонимание, а дикую ярость у моих коллег. Как я уже говорил ранее, наука превратилась в религию, а я в глазах кормящихся за счёт наукообразной лжи "учёных" стал еретиком. Ведь я посмел замахнуться на святая святых - идеальную кочерыжку познания. Абстрактные формулы, якобы понятные только немногим избранным, я предложил заменить всеобщим освобождением от вымышленных законов.
   Профессор коротко рассмеялся, и в его смехе слышались затаённая боль и горечь.
   - Учёные предпочли и дальше за хитросплетениями придуманных ими формул скрывать возможности развития человечества. Я сперва подумал, что долгие годы коллективистской морали наложили на их сознание неизгладимый отпечаток, и что они даже представить себе не могут переход от количественного к индивидуальному. Я на несколько лет уехал жить и работать за границу. Но и там встретил агрессивное непонимание. К тому времени я, хотя и не имел поддержки крупных научных центров, уже нащупал путь к раскрытию новых свойств материи. То, что изначально не дано нам в ощущениях, оказалось хорошо известным, знакомым и постоянно находящимся в нашем сознании. Это так называемые "архетипичные образы" и "коллективное бессознательное". Наука изучала их исключительно с точки зрения психологии. Моя постнаука позволила исследовать физические основы нематериальных в нашем мире предметов и существ. Я, к собственному удивлению, выяснил, что рядом с нашим миром существует другой, вернее, ещё один из бесчисленного множества альтернативных материальных миров. И этот мир оказался не только не похож на наш привычный мир, но и не соответствовал в точности тому миру образов, которые отображены в нашем сознании. Это доказывало, что он не создан людьми. Наоборот, это сознание людей способно воспринимать образы из разных миров и формировать из них некоторую усреднённую картину окружающего пространства, объектов и существ. То есть обычное сознание как бы "рассеяно" по нескольким мирам и не отображает в точности ни один из них. В то же время человек при желании и при некотором усилии имеет возможность концентрировать своё зрение и сам концентрироваться, или воплощаться, в одном из миров. К сожалению, далеко не все люди способны к такой концентрации. Проблема заключается в недостатке воли, желания, настойчивости. Я назвал таких людей "тенями". И их в настоящее время, увы, большинство. Именно они составляют ту самую управляемую, не мыслящую самостоятельно, серую массу. Их ничто не интересует за пределами удовлетворения естественных животных потребностей. Их любопытство ограничено только новинками модной одежды, гаджетов и способов развлечений. Им чужды фантазия и творчество. Их девизы: "быть такими, как все" и "быть не хуже других".
   Семён даже не заметил, как начал согласно кивать в такт словам Профессора. Подобных людей-"теней" он знал предостаточно. Более того, он сам почти стал таким же.
   - Когда я уехал на Запад, то увидел, что там воспитание, образование и массовая пропаганда направлены не на формирование индивидуальной человеческой личности, а на создание "тени" для общества потребления. Поэтому, встретив там такое же противодействие постнаучному развитию человечества, как и на Родине, я вернулся обратно. И здесь с печалью наблюдал развитие тех же самых обезличивающих людей процессов. Маленькие дети свободно и естественно пребывают в нескольких мирах. Но, чем старше они становятся, тем больше воспитание и образование вытравливают из них способность видеть разные грани мироздания. Со временем практически все они превращаются в "тени", отражённые только в одном мире. И тогда образы из других миров становятся лишь обрывочными воспоминаниями. А теперь подумайте хорошенько и ответьте, Семён Андреевич, хотите ли вы для себя такого будущего?
   - Если миров, как вы говорите, бесконечное множество, то почему я могу видеть только два и только в двух могу воплощаться?
   Профессор пожал плечами:
   - Я могу предположить, что вы, простите за откровенность, пока не слишком далеко ушли от "тени" и потому способны пребывать только в одном мире. Но если вы будете развивать волю и упорство, вам будут открываться всё новые и новые миры. И каждый из них будет всё более и более непохож на привычный вам.
   - А вы сами это можете?
   - Разумеется! - с улыбкой воскликнул Профессор. - Сейчас вы видите одно из моих отражений, пребывающее в этом мире. А вообще-то я по большей части нахожусь не здесь.
   Семён закрыл глаза и попытался представить себе настоящее местонахождение Профессора. Когда он открыл глаза, на краткий миг перед ним промелькнули белый песок, прозрачная вода, несколько низких пальм, увешанных неизвестными плодами, загорелый мускулистый молодой человек в широком шезлонге вместе с ослепительно-прекрасной девушкой... Затем изображение сменилось заснеженным тупиком. Семён сидел на мусорном баке, а перед ним на расчищенном от снега пятачке асфальта разлёгся большой чёрный уличный кот. Семён инстинктивно вскочил с бака и начал отряхивать брюки. Благо, что из-за мороза мусор превратился в лёд и не прилип к одежде. Кот насмешливо наблюдал за его действиями. Семён опомнился и осмотрелся. Несомненно, это была Москва, его зимняя Москва. Дом Профессора оказался задворками магазина. Прочие терема и белокаменные палаты превратились в здания районной управы и поликлиники. Семён медленно моргнул и оказался стоящим возле кожаного кресла.
   - Кто вы на самом деле? - спросил он у Профессора.
   - Я - такой же человек, как и вы, - ответил тот, - просто я использую свои человеческие возможности чуть больше и чуть лучше, чем другие.
   - Я видел вас в Москве в образе кота.
   - Да, в том мире моё человеческое тело прекратило своё существование.
   - И вы вселились в тело кота?
   - Не я, а только моя часть, которая осталась в том мире.
   - А ещё я видел вас в облике молодого человека на берегу океана. Почти как в раю.
   - Я же человек! - Профессор гордо поправил очки указательным пальцем. - И ничто человеческое мне не чуждо.
   - Я тоже смогу так... - Семён замялся, подбирая слова, - ...распределиться по разным мирам?
   Профессор заулыбался:
   - Вы мыслите в верном направлении, молодой человек. Одна из моих монографий примерно так и называлась: "Концепция перехода от распределённых баз данных к распределённому сознанию". Я полагаю, что вы бы могли продолжить начатое мной дело и добиться немалых успехов.
   Семён с сомнением пожал плечами:
   - Спасибо, конечно, но я не рассчитывал на долгую работу. Я, когда шёл сюда, думал, что у вас есть какие-нибудь приборы... или таблетки.
   Профессор развёл руками:
   - Увы, в настоящее время постнаука не располагает готовыми простыми решениями. Наука в самом начале своего развития была искусством для избранных, и только спустя столетия привела к появлению промышленных технологий. Так же и постнаука пока представлена отдельными энтузиастами вроде меня. Если хотите, мы можем вместе работать над проблемами взаимодействия сознания и материи. Я был бы рад видеть вас среди своих учеников.
   - Спасибо! Мне бы хотелось сначала осмотреться в этом мире. Значит, вы говорите, что он не зависит от нашего сознания? Но ведь я же совершенно ясно видел придуманных людьми персонажей анимэ.
   - Я не говорил, что он совершенно независим от сознания людей. Я сказал, что он не придуман людьми. Материя производит сознание, или сознание творит материю - это постнауке пока неизвестно. В опыте Клауса Йонссона наличие наблюдателя влияет на результат эксперимента. Когда наблюдатель не смотрит на электрон, тот ведёт себя как волна. А когда смотрит - как частица. В настоящее время мы знаем только то, что между сознанием и материей существует взаимная связь. Поэтому я говорю, что этот мир так же реален и материален, как любой другой. А вот действующие в нём физические законы могут отличаться от привычных вам. Например, в этом мире солнечный свет можно законсервировать в бочках, а материальный объект способен перемещаться со скоростью мысли. Или взять того же Колобка. Вас же не удивляет, что он жив и здоров, хотя, согласно сказке, давно должен быть съеден лисой?
   - Вообще-то я больше удивлялся тому, как он может жестикулировать, не имея рук.
   - Многие местные обитатели имеют непривычные вам способности. Со временем вы к ним привыкнете и перестанете им удивляться. Просто воспринимайте этот мир таким, какой он есть.
   Семён понял, что вряд ли получит от Профессора немедленную и конкретную помощь. Скорее, наоборот, Профессор был рад за него и считал его новое состояние лучшим, чем жизнь "тени" в одном-единственном мире.
   Семён поднялся с кресла:
   - Благодарю вас за то, что уделили мне столько времени. Теперь мне нужно осмыслить услышанное.
   - Всегда рад помочь, молодой человек, - Профессор тоже встал и протянул руку, - если надумаете стать моим учеником и помощником, я всегда рад вас видеть. И даже если не надумаете - всё равно заходите. Поговорить с настоящим человеком в этом мире всегда приятно.
   - Ещё раз спасибо!
   Профессор проводил Семёна до калитки на улицу, после чего резко раскинул руки в стороны. Полы его мантии превратились в крылья, борода - в жабо из перьев, очки - в большие круглые глаза, нос - в крючковатый клюв. Семёну оставалось только проводить взглядом улетающего прочь филина.
   Чтобы не заблудиться и не встретиться с какой-нибудь неизвестной опасностью, Семён, закрыв и открыв глаза, переместился в холодную заснеженную Москву. Он посмотрел на часы и обнаружил, что с момента его ухода из дома прошло совсем немного времени. Низкое зимнее солнце лениво поднималось над домами. Машин и пешеходов утром выходного дня было мало, только компании детей весело бегали по свежему, выпавшему накануне снегу.
   Семён побрёл, как говорится, "куда глаза глядят". Возвращаться домой, пока оттуда не уехала Светка, ему не хотелось. Внезапно его внимание привлёк яркий свет. Это солнечные лучи отражались от блестящих золотых куполов недавно построенного храма.
   "Чем чёрт не шутит?" - сказал сам себе Семён, - "Не помогла наука, может быть, там помогут?" Вообще-то он никогда не считал себя верующим. Но в своём нынешнем положении готов был схватиться за любую соломинку.
   Подходя к храму, Семён не смог удержаться от искушения и не посмотреть, как он выглядит в другом мире. Там на холмике стояла старенькая деревянная церковка с покосившимся крестом, с щелями в стенах, с полураскрытой, болтающейся на одной петле дощатой дверце. Семён закрыл и открыл глаза. В Москве всё выглядело солидно и величественно: высокий забор огораживал целый квартал храмовой территории, белизна стен главного здания превосходила свежевыпавший снег, золотой свет куполов затмевал солнце, возле служебных построек за храмом стояли дорогие иномарки служителей, перед входом толпились женщины и старушки в платках.
   Подойдя поближе, Семён вновь переместился в другой мир. На том месте, где красовались лимузины, здесь виднелись кучи мусора. Возле дверей кудахтали и рылись в соре несколько куриц. Сквозь щели в стенах Семён разглядел треснувшие и просевшие балки крыши. Он уже начал сомневаться, стоит ли подходить ближе, как вдруг заметил внутри слабый огонёк. Семён осторожно открыл дверь и увидел, что свет испускает одинокая свеча, стоявшая на запылённом, покрытом паутиной алтаре.
   Семён тихо позвал, боясь громким криком окончательно разрушить церквушку:
   - Здравствуйте! Здесь есть кто-нибудь?
   В ответ он услышал слабый шёпот:
   - Здесь всегда есть тот, кто рад тебя видеть.
   - Здесь? - изумился Семён, - Сам?
   Посчитав, что стоять в дверях невежливо, он всё-таки рискнул войти внутрь, не переставая коситься на перекрытия, грозившие рухнуть в любое мгновение.
   - Он всегда с нами, - произнёс всё тот же едва слышный бесполый голос, - но пока говорить с тобой буду я. Здравствуй, Семён!
   - Вы меня знаете?
   Огонёк свечи заколыхался, и только тут Семён понял, что голос исходит от него.
   - Ты же не за знанием сюда пришёл, правда? - спросил огонёк.
   Семён замялся, не зная с чего начать.
   - Можешь не говорить, - прошептал огонёк, - я и так знаю о тебе всё, что нужно.
   - Но если ты - не Он, то кто ты? - решился спросить Семён.
   - Я - свет, который принёс в это место единственный приходивший сюда по-настоящему верующий человек. Пока я тут, это место освещено и освящено.
   - И ты тут совсем один? Другой настоящий верующий сюда не приходил?
   - Увы, истинная вера среди людей встречается очень редко. Ты же видел, что этот мир больше населён языческими образами и выдуманными персонажами. Таково и человеческое сознание. Мало кто способен полностью отдаться истинной вере.
   - Вот, значит, почему в этом мире церквушка едва держится, а в моём мире на её месте выстроен роскошный храм, - понял Семён.
   - Там ты наблюдал торжество религии, а здесь ты видишь состояние веры. Эти вещи прямо противоположны.
   - Я и сам, честно говоря, не очень-то верю...
   - Я знаю, - колыхнулся огонёк, - но всё-таки ты пришёл сюда, а это уже хорошее начало.
   - Я надеялся найти тут какую-нибудь помощь, а сейчас думаю, что помощь больше нужна тебе.
   Огонёк вспыхнул чуть ярче. Крыша над головой Семёна заскрипела. Он со страхом посмотрел вверх, ожидая её обрушения, но с удивлением увидел, что, наоборот, перекрытия крепнут и выпрямляются, поднимая крышу. На этом восстановление церквушки прекратилось, в стенах по-прежнему оставались щели, а дверца болталась на одной петле.
   - Что это было? - спросил Семён.
   - Благое желание в этом мире так же действенно, как и благое дело, - чуть более громким голосом объяснил огонёк.
   - Тогда я желаю, чтобы вся эта церковь стала, как новенькая!
   Семён огляделся, но больше ничто в здании не шелохнулось.
   - Ты внёс свою лепту по мере своей веры, - произнёс огонёк. - Оставь другим возможность внести свою.
   - Извини, что я не способен на большее.
   - Возможно, со временем ты сможешь принять свет и стать частью света.
   - Возможно. Но пока у меня больше вопросов и сомнений.
   - Я знаю. Сейчас ты не стремишься к возвышению и не боишься ниспровержения. Перед тобой лежит срединный путь. Я буду надеяться, что он окончательно приведёт тебя к свету, частью которого я являюсь.
   - А если не к тебе, значит - к вечным мучениям?
   Огонёк мягко спросил:
   - Разве сейчас ты не мучаешься?
   - Мучаюсь! - признался Семён. - Столько всего сразу на меня навалилось. Я не знаю, куда идти и что делать.
   - Тогда иди на мой свет! - предложил огонёк. - Откажись от суетных мыслей, от забот и от переживаний. Отдай себя полностью на милость Его!
   - Я не могу вот так сразу. Мне надо подумать.
   - Подумай, - легко согласился огонёк. - Я не приказываю тебе и не заставляю идти на свет. Ты же человек, а не мотылёк. Всё, что нужно знать о свете, ты уже знаешь. Я всегда буду ждать тебя, и всегда буду рад тебе.
   - Спасибо! Я пока буду просто ненадолго заходить.
   - До свидания!
   Семён вышел наружу. Конечно, заманчиво было бы войти в свет, избавиться от всего, что причиняло боль. Но он знал, что вместе с тем придётся лишиться и всего того, что приносило радость. Надо было отказаться от себя самого, от своей воли и разума. Нет, Семён не готов был окончательно раствориться в свете.
   С неба послышался сухой, отрывистый, голос:
   - Ну, что пригорюнился, витязь на распутье?
   Семён поднял голову и увидел большую чёрную птицу, вьющуюся над его головой.
   - Мне кажется, что вы торопитесь! - крикнул Семён. - Я ещё не ваш!
   Ворон спланировал вниз, возле самой земли захлопал крыльями, гася скорость, а потом боком запрыгал к Семёну.
   - Надо же, какой вежливый, - в карканье птицы прозвучала ирония, - сказал бы уж прямо: "Я не твой".
   - Я не твой! - повторил Семён, с подозрением глядя на ворона, голова которого почти доходила ему до пояса.
   - Я вообще-то не по этой части, - усмехнулся ворон. - Я - мудрая птица-советчик. Пролетал мимо. Вижу, что молодой витязь не знает, куда направить свои стопы. Решил помочь.
   - Я даже сам не знаю, какая помощь мне нужна, - вздохнул Семён.
   - Тогда иди к Бабе-Яге!
   - Это ещё зачем?
   - Любой путь к неизвестной цели лучше начинать с посещения Бабы-Яги. Разве ты об этом не слышал?
   Семён с сомнением спросил:
   - А это не опасно?
   - Да что ты! - ворон рассмеялся хриплым карканьем. - Милейшая старушка! Встретит ласково, выслушает внимательно. Наверное, бабушка с Сорокой-Вороной уже наварили каши!
   В этот момент из-за небольшого холма выскочили четыре человечка, ростом по пояс Семёну, в коротких штанах, с босыми волосатыми ногами. Один продекламировал: "О Элберет, Гилтониэль! Лети, мой камень, точно в цель!" после чего запустил в сторону Семёна и ворона увесистым булыжником. Трое других последовали его примеру.
   - Эй, вы чего?! - закричал Семён, увёртываясь от камней.
   - Бей орков! - не слушая его, подбадривали друг друга человечки.
   - Ай-ай! Это моя вина! - воскликнул ворон, хлопая крыльями и прыгая в разные стороны от летящих камней. - Когда я сказал: "бабушка с Сорокой-Вороной уже наварили каши", я не знал, что тут неподалёку находились хоббиты. А им все слова с буквами "р" и "ш" кажутся языком орков. Вот они на нас и накинулись.
   - И что теперь делать?!
   - Кидать камни в них самих, разумеется!
   Семён начал подбирать с земли камни и кидать обратно в хоббитов. Поскольку он был сильнее, то камни летели дальше и точнее. После нескольких его попаданий хоббиты с жалобными воплями скрылись за холмом.
   - Пойдём скорее отсюда! - предложил ворон. - Я покажу дорогу к Бабе-Яге.
   После секундного колебания Семён последовал за прыгающей по земле птицей. Он тяжело дышал после метательного поединка. Зато ворон не умолкал, отвечая на его невысказанные вопросы:
   - Сколько столетий мы жили стабильно и суверенно, а теперь, видишь, что творится?! Смешение народов, смешение культур - одним словом, народный салат оливье. Почему оливье? Да потому, что картошка американская, огурцы и горошек индийские, колбаса немецкая, а яйца всеобщие. Вот так теперь и живём - все в одно время и в одном месте. Взять тех же хоббитов. Раньше про эту нечисть слыхом не слыхивали, а сейчас они в нашем же доме за наш же язык на нас нападают! Для них всё, что идёт с Запада - это добро, а всё, к чему издавна привыкли тут, на Востоке - это зло. Вот и сидели бы эти полурослики на своём любимом Западе, целовали эльфов в те места, которые находятся на уровне их губ. Тьфу, пакость шерстоногая, прислужники заокеанских валаров!
   Семён с вороном подошли к мосту. Через перила моста перевесился молодой воин, одетый в длинную кольчугу и островерхий шлем. Одной рукой он держался за столбик перил, чтобы не упасть, а другой тыкал вниз бейсбольной битой.
   Семён услышал, как воин кричит, обращаясь к кому-то под мостом:
   - Эй, слышите, вы! Признавайтесь, кто тут из вас "Скользкий змей", кто "DttArC", кто "ПанНочка"? Ну, выходите!
   Ворон подпрыгнул, поднялся в воздух, сел на перила и прокаркал, продолжая разговор с Семёном:
   - А вот ещё тоже, посмотри, завелась дрянь на наши головы! Порядочным людям житья не дают!
   Семён поначалу не мог понять, что происходит и о ком говорит ворон, но, когда подошёл поближе, увидел, что под мостом находится множество живых существ. Семён разглядел их покрытые чешуёй, согнутые над клавиатурами компьютеров спины. Существа сидели плотной массой практически неподвижно, и только некоторые поёживались от тычков бейсбольной битой.
   Воин выпрямился, вытер пот со лба и, как будто извиняясь, проговорил:
   - Тролли меня совсем замучили. Пишут и пишут всякие гадости на форумах! Спасибо, друзья помогли, по IP-адресу вычислили, из какого места зараза исходит. Ну, думаю, встречусь я с троллями лицом к лицу в честном бою. И вот прихожу сюда, и что я вижу - их тут сотни! А какие именно меня доставали - не признаются.
   - Может, ты будешь бить их всех подряд? - предложил ворон, переступая по перилам моста. - Глядишь, и твои злыдни попадутся под горячую руку, и других порядочных людей от троллей избавишь.
   Богатырь с сомнением покачал головой:
   - Как-то это не по-людски - бить того, кто тебе зла не причинил. Будь он хоть трижды тролль.
   - Это тоже тролли? - заинтересовался Семён, всходя на мост и заглядывая вниз. - Нет, эти какие-то нестрашные. Я вчера с волосатыми дрался.
   - Повезло тебе! - искренне восхитился воин в кольчуге. - А эти трусливые твари делают вид, что меня не слышат и не видят.
   - Наверное, так оно и есть, - заметил ворон. - Они полностью поглощены своими гадостями в Интернете и ничего вокруг не замечают. А ты, богатырь, не пробовал их сетью вытащить?
   - Можно бы попытаться, - задумчиво произнёс воин.
   - Я тебе помогу! - объявил ворон, а Семёну сказал: - до Бабы-Яги отсюда недалеко, ты и сам дойдёшь. Вон, видишь, высотный дом. Справа от него ты найдёшь офис Бабы-Яги. Над ним большая вывеска, так что не ошибёшься. Счастливого пути!
   - Удачи вам! - отозвался Семён.
   Богатырь улыбнулся на прощанье и тоже пожелал ему доброй дороги. Семён пошёл через мост и ещё какое-то время слышал, как ворон и воин обсуждают, на что лучше ловить троллей: на бесплатный Wi-Fi или на широкополосный доступ.
   Спустившись с моста, Семён услышал за густыми кустами плеск воды и девичий смех. "А вдруг там та самая вчерашняя девушка?" - подумал он. Семён осторожно, стараясь не шуметь, начал пробираться сквозь заросли. Чувствовал он себя при этом чрезвычайно глупо, словно снова превратился в озабоченного подростка, подглядывающего за девочками.
   Медленно раздвинув последние загораживавшие обзор ветки, Семён увидел, что река, которую он перешёл по мосту, делает здесь изгиб, образуя тихую заводь, окружённую полукруглым пляжем. На траве и на кустах были беспорядочно разбросаны и развешены то ли платья, то ли балахоны, все белого цвета, а в воде виднелись не менее двенадцати-пятнадцати прекрасных купальщиц. Сколько их было точно, Семён сосчитать не мог, так как девушки беспрестанно перемещались с места на место: плавали, ныряли, прыгали, хлопали по воде руками - всё это сопровождалось тучами брызг, заливистым смехом, короткими возгласами и взвизгами.
   Семён некоторое время вглядывался в лица девушек, стремясь распознать ту, вчерашнюю. Но вечерняя встреча произошла в свете от окон, на голове девушки была шапка, а волосы заплетены в косички, поэтому опознать её солнечным утром, в воде, с мокрыми развевающимися волосами, оказалось совершенно невозможно. Все купальщицы выглядели одинаково молодо, все были прекрасны, все светловолосы и, более того, все полностью обнажены.
   Семён невольно подался ещё немного вперёд, и под его ногой хрустнула сухая ветка. Непонятно, как среди собственного шума девушки расслышали такой негромкий звук.
   - Человек! Человек! - разнёсся над водой многоголосый крик.
   Девушки бросились к берегу. Они подхватывали одежду и торопливо набрасывали на себя. Примерно половина из них тут же обращалась в больших белых птиц и взмывала в небеса, другая половина каким-то невероятным образом таяла в воздухе и растворялась в тени кустов. Это происходило так быстро, что Семён застыл на месте.
   Когда он опомнился, все девушки исчезли из вида. Кроме одной. Оставшаяся на пляже девушка медленно подошла к тому месту, где за кустом прятался Семён. Её волосы были такими светлыми, что могли бы показаться седыми. Но гладкая кожа и идеально сложенная фигура свидетельствовали о цветущей молодости. Девушка ничуть не стеснялась своей наготы и, в свою очередь, внимательно всматривалась в лицо Семёна, будто старалась хорошенько запомнить.
   - Ты забрал мою одежду, - в чистом голосе девушки звучали одновременно вопрос и утверждение.
   Семён опустил глаза и только тут увидел, что, когда он раздвигал кусты, один из его пальцев лёг на уголок белого одеяния, наброшенного на ветку.
   - Извините! - Семён отдёрнул руку. - Я нечаянно!
   Девушка как будто удивилась такому поступку, быстро схватила своё одеяние и накинула на себя. Оказалось, что белым оно было только с внутренней стороны, а снаружи выглядело черным, как ночная тьма. "Вот почему половина девушек исчезла на фоне кустов", - догадался Семён.
   Видно было, что одевшаяся девушка сразу же хотела броситься прочь от Семёна, как и все прочие купальщицы, но в какой-то момент передумала, остановилась и спросила его:
   - Разве ты не знаешь, что, завладев моей одеждой, ты бы получил власть надо мной?
   После некоторой паузы, покопавшись в памяти, Семён неуверенно ответил:
   - Что-то я в сказках читал...
   - В сказках? - девушка звонко и открыто рассмеялась.
   Семён невольно заулыбался.
   - Ты, я вижу, здесь недавно, - отсмеявшись, сказала девушка.
   - Да. Так как-то странно получилось. Дело в том, что вчера вечером я встретил очень похожую на вас девушку...
   Семён вкратце поведал про вчерашнюю драку с волосатыми троллями и про поцелуй незнакомки. Это позволило ему оправдаться:
   - Так что, сами теперь понимаете, я не хотел за вами подглядывать и, тем более, причинять вам какой-то вред. Я просто надеялся найти ту, вчерашнюю. Я не знаю, кто она, и как её зовут.
   - Судя по твоему рассказу, ты, действительно, встретил кого-то из моих дальних родственниц, - задумчиво произнесла девушка, - мне кажется, через какое-то время ты её найдёшь.
   - Может быть, ты подскажешь, где её искать? - Семён плавно перешёл на "ты" с красавицей.
   Девушка снова засмеялась:
   - У меня много родственниц и у них много имён. Всему своё время! Когда-нибудь ты и меня снова встретишь.
   - Я был бы рад нашей новой встрече, - галантно произнёс Семён.
   Девушка рассмеялась ещё веселее. Потом накинула на голову чёрный капюшон, скрывший верхнюю часть лица, нагнулась и достала из-под куста лежавшую там косу. По спине Семёна побежали мурашки.
   - Если ты сам будешь искать встречи со мной, она произойдёт раньше, чем я планирую, - с мягкой улыбкой сказала девушка. - А пока возьми от меня подарок!
   - Разве я заслужил? - робко запротестовал Семён. - Помешал вам всем купаться...
   - Нам и так пора было снова отправляться на работу. Главное, что ты не взял мою одежду, хотя каждый, кто до сих пор оказывался в подобной ситуации, пытался использовать этот шанс. Пусть даже по незнанию, но ты поступил хорошо. Так что бери, не сомневайся!
   Девушка протянула руку к Семёну, сжимая в кулаке что-то маленькое. Не без внутреннего трепета Семён подставил ладонь. На миг он ощутил холод от прикосновения, а потом увидел лежащий на перекрестье линий Судьбы и Сердца подарок: небольшое семечко неправильной формы.
   - Какое-то оно знакомое, - задумчиво проговорил Семён и поднёс ладонь с семечком к носу, - пахнет лимоном!
   - Это и есть лимонное семечко, - подтвердила девушка в чёрном одеянии и с косой. - Когда тебе станет очень трудно, и ты почувствуешь, что я или кто-то из моих сестёр рядом, брось это семечко в землю!
   - Благодарю! - Семён убрал подарок в маленький карман джинсов.
   - До свидания! - девушка, казалось, сделала всего два шага прочь, но её закутанная в чёрное одеяние фигура превратилась в точку и исчезла.
   - До свидания! - машинально повторил Семён, а потом спохватился и про себя пожелал, чтобы новое свидание состоялось спустя наибольшее возможное количество времени. И ещё он только сейчас сообразил, что не видел глаз девушки, хотя и находился с ней лицом к лицу, и поначалу она не скрывалась под капюшоном. Форма её носа, изгиб бровей, очертания скул и щёк до сих пор стояли перед его внутренним взором. Однако ни разреза, ни цвета глаз он вспомнить не мог.
   Семён выбрался из кустов и продолжил свой путь, ориентируясь на высотный дом, указанный вороном. На улицах становилось оживлённее. По мостовой цокали копытами лошади, тянущие сани и повозки, шуршали шинами автомобили разных эпох. По тротуарам шли самые обычные, на первый взгляд, люди. Только когда мужчины раскланивались с крокодилом в красном пиджаке и темной шляпе, курившим трубку и тянувшим за руку маленькое нескладное существо на коротких ножках с огромными круглыми ушами, а женщины манерно расцеловывались с дамой в длинном платье, в маленькой шляпке, прогуливающей белого шпица, становилось ясно, что это какая-то другая Москва. На Семёна никто не обращал особого внимания, все встречные улыбались ему и приветствовали кивками голов, так же, как поступали друг с другом. Семён улыбался и кивал в ответ, стараясь не выделяться из толпы.
   Так он дошёл до высотного здания и справа от него в переулке увидел двухэтажный дом, над которым, как и говорил ворон, находилась большая вывеска, гласившая: "Баба-Яга (c). Решение любых проблем". На первом этаже располагался продуктовый магазин. Точнее, не магазин в современном понимании, а старинная продуктовая лавка с длинным, во весь фасад, открытым прилавком и навесом над ним. Слева на освещённом солнцем прилавке были разложены арбузы, дыни, апельсины и прочие дары юга; над ними на протянутых под навесом верёвках висели виноградные гроздья и сетки с мандаринами. Центральную часть прилавка занимали хлебобулочные изделия: батоны, булки, пироги, пирожки; над ними болтались связки баранок, калачей и бубликов. Справа прилавок был заморожен зимней стужей, и там лежали куски мяса, тушки птиц; над ними нависали гирлянды колбас, сосисок и сарделек. На заднем плане, на полках и стеллажах, были расставлены мешки с сахаром, солью и крупами, стеклянные банки с вареньями и соленьями, бутыли самых разных форм и размеров. За прилавком деловито хлопотала чёрно-белая Сорока-Ворона, раскладывая в фирменные пакеты с собственным изображением выбранный покупательницей, обычной женщиной, товар. "Это дала, это дала... А вот это ещё не дала", - приговаривала птица, время от времени поправляя крылом сползающую на самый клюв белоснежную косынку. Баба-Яга, как понял Семён, располагалась на втором этаже, куда вела широкая лестница с левой, "тёплой" стороны здания.
   Подходя к дому, Семён медленно мигнул... И тут же был вынужден отскочить в сторону, спасаясь от быстро приближавшегося грузового автомобиля, а спустя миг оказался нос к носу, вернее, носом к бамперу с легковушкой, едущей в соседнем ряду. Случилось именно то, чего Семён боялся: там, где он только что переходил тихий, пустынный переулок, материализация в родном мире произошла посередине оживлённой многополосной автотрассы. Семён выскочил на тротуар, сопровождаемый возмущёнными сигналами автомобилей. Только благодаря мастерству водителей он остался цел и невредим, и сами объехавшие его машины не пострадали от столкновения друг с другом.
   Семён невольно остановился, так как его ноги ослабли, а тело покрылось холодным потом от запоздалого осознания чудом миновавшей гибели. Переводя дыхание, он тем временем рассматривал двухэтажный торговый центр, возле которого оказался. За покрытыми морозным узором стёклами он мог различить ряды товаров в супермаркете. Тут же, на первом этаже, находился фирменный магазин известной птицефабрики, и работало кафе быстрого питания, славившееся своими блюдами из курятины. Вот так весьма опосредованно Баба-Яга находилась в здании "на курьих ножках". Только в параллельном мире на доме красовались рекламные плакаты туристической фирмы и адвокатской конторы, располагавшихся на втором этаже.
   Если раньше у Семёна ещё оставались какие-либо сомнения по поводу посещения Бабы-Яги, то после того, как он едва не стал жертвой дорожно-транспортного происшествия, они совершенно исчезли. А если в следующий раз непроизвольное перемещение из мира в мир окажется смертельным?
   Семён закрыл и открыл глаза. Теперь он стоял рядом с прилавком Сороки-Вороны. За те несколько минут, что он отсутствовал, к продавщице подошли ещё две покупательницы: женщины средних лет, из-под юбок которых явственно свешивались длинные, почти достающие до земли хвостики с кисточками, а на головах среди завитков коротко стриженных кудрявых волос виднелись аккуратные острые рожки. Должно быть, все трое были хорошо знакомы, потому что, вместо того, чтобы обсуждать товар, оживлённо сплетничали. Проходя мимо них к лестнице, ведущей на второй этаж, Семён стал невольным слушателем разговора.
   Одна из хвостато-рогатых дамочек со смесью возмущения и злорадства рассказывала:
   - А вы слышали, что Маргарита-то своего Мастера бросила!
   - Да как же так? Как? Как? - застрекотала Сорока-Ворона.
   - Не смогли они долго жить вместе в покое. Не способны они к нормальной семейной жизни, ну, совершенно не способны. Мастер с головой ушёл в творчество и перестал замечать Маргариту. С ней произошло то же самое, что и с его бывшей женой. Мастер даже имя её стал забывать. Когда его про Маргариту спрашивали, он только щёлкал пальцами и говорил, как раньше про свою бывшую: "Эта.... ну... как её... Марья, Марина, нет Маргоша, кажется... Берет с буквой "М"... ещё голая бегала...". - рассказчица произнесла последние фразы более низким и хриплым голосом, стараясь изобразить мужскую речь.
   - И что же Маргарита? - нетерпеливо спросила вторая дамочка.
   - А что Маргарита? Ей самой покой быстро наскучил. Она раньше не хотела жить с порядочным мужем в приличном доме, и с Мастером не захотела. Ей же нужна роковая страсть, нужны сильные эмоции.
   - И с кем же она теперь?
   - Как с кем? Конечно же, с "милым, милым Азазелло" - рассказчица передразнила чужой женский голос. - Летают с шабаша на шабаш по клубам, по презентациям да по премьерам. И ещё, как я слышала от одной своей хорошей знакомой, Маргарита совершенно безбашенно и отмороженно зажигала на Брокенском фестивале.
   - Наверное, она хочет, чтобы её выбрали Миссис Ведьмой Мира, - предположила Сорока-Ворона.
   Продолжение этой истории Семён не дослушал, так как поднялся по лестнице на второй этаж и решительно толкнул дверь с табличкой "OPEN". Его глазам предстала небольшая приёмная. Вдоль стен стояли металлические лавки с обтянутыми дерматином сидениями. На одной из них, возле другой двери с противоположной стороны приёмной, понурив голову, сидела грустная девица в длинном, до пят, сарафане и нервно теребила руками косу с бантом.
   - Здравствуйте! Вы к Бабе-Яге? - вежливо поинтересовался Семён.
   - К ней, - вздохнула девица и, не дожидаясь расспросов, сама посетовала: - Братец у меня пропал, Иванушка. А без него я не могу родителям на глаза показаться.
   - А я вообще не знаю, что делать и куда идти, - сказал Семён, но увидел, что девушка так погружена в собственные переживания, что едва ли обратила внимание на его слова.
   Семён замолчал и сел на соседнюю лавку. Пользуясь моментом, он снова и снова проигрывал в голове разные варианты разговора с Бабой-Ягой.
   Вскоре дверь, ведущая к Бабе-Яге, открылась, и из неё на задних лапах вышел большой кот, обутый в сапоги с широкими голенищами и блестящими пряжками. Кот на ходу делал авторучкой записи в блокноте и бормотал про себя: "Перепелов поймать - раз, косарей и жнецов подговорить - два, людоеда обмануть - три". Поглощённый своим занятием, не глядя по сторонам, кот направился к выходу.
   Девица скромно проскользнула на приём к Бабе-Яге. Для Семёна вновь потянулись томительные минуты ожидания. Они были похожи на жевательную резинку, прилипшую к подошве в разгар летней жары.
   Через некоторое время дверь резко распахнулась, и появилась раскрасневшаяся от возмущения девица. Перед ней катился клубочек.
   - Оказывается братец-то мой, козёл, напился палёной водицы и в трёх соснах заблудился! - на бегу сообщила девица, гневно сверкая очами. - Вот я сейчас ему задам!
   Следом за путеводным клубочком она выскочила из приёмной.
   Семён встал, собрался с мыслями, вздохнул и собрался, было, открыть дверь к Бабе-Яге, как вдруг услышал громкий топот ног на лестнице и крик: "Я с острой болью! Пожалуйста! Без очереди!"
   Семён замер с протянутой к ручке двери рукой. В приёмную, открыв дверь плечом, вбежал молодой человек в расшитом золотыми узорами алом кафтане, в высокой шапке, тоже из узорчатой ткани, в сапогах с загнутыми кверху острыми носами. За его спиной болтался колчан с луком и стрелами. В левой руке он осторожно держал большую лягушку, пробитую стрелой насквозь почти посередине, так что наконечник торчал снизу между его пальцами. Правой рукой он придерживал стрелу за древко, чтобы при беге она не раскачивалась и не расширяла рану.
   Оценив всю серьёзность ситуации, Семён открыл перед царевичем дверь к Бабе-Яге. Тот, не замедляя скорость и не глядя на Семёна, вбежал внутрь. Семён закрыл дверь и снова сел на лавку. Прошло совсем немного времени, когда наружная дверь начала приоткрываться, потом вдруг захлопнулась. За ней послышались какая-то возня и приглушённый спор. Затем дверь стала вновь открываться рывками, словно кто-то то толкал её, то тянул на себя. Наконец, в приёмную через полуоткрытую дверь задом вполз Рак. Клешнёй он всё ещё держался за створку и тащил её за собой. Потом дверь распахнулась, и следом за Раком показались Лебедь и Щука. Когда они, наконец, отпустили дверь, она закрылась сама собой.
   "Уж этих-то я точно вперёд себя не пропущу", - подумал Семён, глядя, как Лебедь, Рак да Щука неуклюже, мешая друг другу, рассаживаются по лавкам. Пока он наблюдал за их мучениями, время пролетело как-то незаметно.
   Дверь к Бабе-Яге приоткрылась и оттуда, пятясь, словно Рак, спиной вперёд вышел царевич.
   - Ты уж прости меня, Василисушка! - бормотал он.
   - Не печалься, Иванушка, - отвечал ему тонкий квакающий голосок, - мы, земноводные, обладаем высокими регенеративными способностями. До свадьбы заживёт!
   Оказавшись в приёмной, Иван-царевич развернулся, и Семён увидел, что обеими руками он нежно держит перевязанную крест-накрест лягушку.
   - Благодарю тебя, добрый молодец! - Иван-царевич низко поклонился Семёну.
   Семён засмущался:
   - Да что уж тут, я же видел, что дело срочное, - и сам поклонился в ответ, вспомнив при этом, как когда-то участвовал в переговорах с японской делегацией.
   - Когда-нибудь и я тебе пригожусь, - сказал Иван-царевич. - А сейчас не буду тебя больше задерживать. Да и мне надо торопиться к батюшке - невесту свою представить.
   Иван-царевич со своей драгоценной ношей покинул приёмную, а Семён наконец-то прошёл к Бабе-Яге. Он остановился на пороге и быстро осмотрелся. Помещение, в котором Баба-Яга принимала посетителей, состояло из нескольких зон разного назначения. Прямо перед дверью находился массивный деревянный резной стол, который располагался поперёк комнаты и как бы отделял её от входящих. На столе лежали какие-то бумаги, несколько книг, а также беспроводные компьютерные мышь и клавиатура, чуть в стороне, углом, располагался большой монитор. Перед столом стояли стулья, предназначенные для посетителей. Позади стола к стене был приставлен такой же старинный богато украшенный резьбой шкаф со стеклянными дверцами, за которыми виднелись выстроенные ровными рядами корешки книг. С другой стороны, ещё дальше от двери, стена была выложена кафелем, и часть комнаты отгорожена пластиковой ширмой. Над ширмой виднелось многоламповое осветительное устройство, какие обычно используются в операционных блоках больниц. Ещё дальше Семён увидел большую русскую печь, возле которой на полу стояли бочки и кадушки, а на деревянной лавке были расставлены горшки и сковородки. Пространство за печью таяло во тьме и казалось, будто комната уходит в бесконечность.
   Баба-Яга появилась из-за ширмы, на ходу вытирая руки одноразовым бумажным полотенцем. Она предстала перед Семёном в образе дамы неопределённого возраста, с немного крупноватым носом, с тонкогубым, саркастически искривлённым ртом, с тщательно уложенной высокой причёской. На ней был надет длинный белый халат, до самого горла застёгнутый на все пуговицы.
   Баба-Яга на ходу бросила использованное полотенце в корзину для мусора и приветливо сказала Семёну:
   - Проходи, проходи, присаживайся!
   Сама она деловито, по-хозяйски, расположилась за столом, подвинула к себе мышь и клавиатуру. Семён последовал приглашению и уселся на стуле. Все подготовленные для встречи слова как-то внезапно вылетели у него из головы.
   - Ну, рассказывай, за чем пожаловал? - поторопила Семёна Баба-Яга.
   Для начала Семён представился. Затем, как недавно Профессору, повторил свою историю. По мере разворачивания повествования слова из него лились всё свободнее и легче. Баба-Яга слушала внимательно, не перебивала, лишь изредка двигала компьютерной мышкой и поглядывала на монитор.
   Когда Семён закончил рассказ, Баба-Яга поинтересовалась:
   - Так что же тебя не устраивает в твоём нынешнем положении?
   - Не хочу я постоянно перепрыгивать из мира в мир. Я совсем недавно едва под машину не попал. А как я на работу в понедельник выйду?
   - Значит, хочешь навсегда в свой мир вернуться?
   - Ну, как бы да...
   Баба-Яга снова поводила мышкой по столу, посмотрела на монитор:
   - Увы, Семён Андреевич, в этом я тебе помочь не могу. Заклятие на тебя положено такой древней силой, которая не меньше моей. А значит, отменить его я не имею права. Вернуть тебя в исходное состояние может только та, которая тебя из этого состояния вывела.
   - Я так и думал! - Семён в сердцах хлопнул себя ладонью по бедру. - Скажите хоть, кто она, где её искать.
   - И скажу, и не скажу, - хитро прищурилась Баба-Яга.
   Семён по привычке сунул руку в боковой карман, где хранился бумажник.
   - Не в деньгах дело! - поняла его жест проницательная хозяйка кабинета. - Я не возьму оплату, если работу не выполню. Разве ты не понял, что поцеловала тебя одна из валькирий?
   - Ааа! - радостно воскликнул Семён, - Долгопол мне тоже так сказал.
   - Вот в этом-то и проблема, - остудила его радость Баба-Яга. - Валькирий этих много, сколько точно - никому не ведомо. Они не сидят постоянно на одном месте, а носятся от битвы к битве. То павших воинов в Вальгаллу препровождают, то сами сражаются с троллями и великанами.
   Слова Бабы-Яги объясняли очень многое. Кроме одного, о чём и спросил Семён:
   - Так что же мне теперь делать?
   - Хочешь избавиться от заклятия - ищи ту самую валькирию, которая его наложила.
   - Но это же самое настоящее "иди туда, не знаю куда, ищи того, не знаю кого"!
   - Вот потому-то я с тебя оплаты и не беру, - криво усмехнулась Баба-Яга. - Только ты сам должен решать свою проблему.
   - Ведь на поиски неизвестной валькирии могут уйти годы! Да что там - вся жизнь! - в отчаянии вскричал Семён.
   - Найди одну валькирию и попробуй у неё узнать про сестру. Или отправляйся к их отцу - Одину. Вот только непросто будет до него добраться.
   - Значит, Один тут главный?
   - Тут?! - Баба-Яга хмыкнула. - Да нет, Один главный не тут, а там.
   Семён вздохнул:
   - Не могли бы вы мне всё объяснить поподробнее? Начать хотя бы с политической и управленческой структуры. Кто тут самый главный?
   - Превращение информации в знания - это уже работа, - сказала Баба-Яга и потёрла большим пальцем об указательный, словно солила суп.
   Семён почувствовал облегчение от появившейся определённости и вытащил бумажник. Внутри вместо кредитных карточек и бумажных купюр он обнаружил несколько золотых и серебряных монет. Вынув одну золотую монету из того отделения, где ранее хранилась золотая же кредитная карта, он увидел, что её место тотчас же заняла новая монета. Должно быть, только сейчас на его лице отразилось изумление, потому что Баба-Яга, ненавязчиво, но внимательно наблюдавшая за его действиями, сказала:
   - Ты не думай, это не неразменный рубль. Ты будешь получать монеты только до тех пор, пока не кончатся деньги на карточке в твоём мире.
   - Вы и про это знаете? - Семён уже без колебаний положил золотую монету на стол перед Бабой-Ягой. - Сколько?
   - Ну, добавь бабушке на кашку ещё троечку!
   Семён выплатил указанную сумму, вспомнив и поняв выражение ворона про "наваренную бабушкой кашку".
   Баба-Яга открыла ящик стола и быстрым движением ладони смахнула в него монеты.
   - Ну, так вот, - начала она, - самым главным у нас считается Чудо-Юдо...
   - Как это?! - сразу перебил Семён. - В сказках говорится, что его кто-то из богатырей давно победил.
   - Так то в сказках! - отмахнулась рукой Баба-Яга. - Мало ли чем богатыри хвастались. А Чудо-Юдо уж лет семьсот, а то и более, у нас хозяйничает, поэтому ничего во власти не меняется. Оно же многоголовое, и потеря нескольких голов для него ничего не значит, потому что сразу же новые отрастают. Чудо-Юдо и свергали, и в отставку отправляли, и на отдых провожали, и другого кого-нибудь выбирали - а ему всё нипочём. Казалось бы, вот - все головы уничтожены, а потом вдруг выяснятся, что те, которые эти головы рубили, сами являются новыми, только что народившимися головами. Чудо-Юдо само с собой борется, само себя реформирует. Вот и выходит, что власть сама по себе, так как головы обычно заняты борьбой друг с другом, а мы сами по себе, живём своей жизнью. Может быть, так оно и к лучшему. Если ты Чудо-Юдо не раздражаешь, то оно тебя не замечает и не трогает. Но если дразнить его начнёшь, а, тем более, угрожать ему станешь, то все головы вмиг свои распри позабудут и против тебя объединятся. И тогда жди беды: головы тебя и сверху бить будут, и руки с обеих сторон скрутят, и снизу в пяту ужалят. Поэтому мой тебе совет: держись от Чуда-Юда подальше, не сражайся с ним, не общайся с ним, не иди к нему в услужение. А то получится, как с другими...
   - А что с другими? - заинтересовался Семён.
   - Да много уж людей отправлялось к Чуду-Юду. Кто-то вместе с одними его головами воевал против других, кто-то поверил в его добрые намерения и пошёл к нему работать - все надеялись сделать карьеру и войти во власть. Да только всех Чудо-Юдо пережевало, переварило и изгадило. Вроде бы раньше был человек как человек, а отправился служить Чуду-Юду, и через некоторое время снаружи вроде бы тот же, а, по сути - испражнение Чудо-Юдино: говорит его словами, делает только то, что прикажут, а своего мнения и своих мыслей вовсе не осталось. Так Чудо-Юдо питается людьми, их идеями, надеждами, энергией.
   - Но ведь надо налоги куда-то платить, законы какие-нибудь соблюдать.
   - Когда одной из голов Чуда-Юда на глаза попадёшься, конечно, приходится откупаться, - со вздохом ответила Баба-Яга. - А если живёшь и не высовываешься, не выпячиваешься и не возвышаешься - то тебя вроде бы и нет, и Чуду-Юду ты не нужен. Это и есть главный закон: не привлекать к себе внимания Чуда-Юда. А в остальном живи, как хочешь.
   - Тогда ещё вопрос. Передо мной к вам приходил Иван-царевич с царевной-лягушкой. Если, как вы говорите, главное тут Чудо-Юдо, то где и кем правит его отец, царь?
   - Да какой он царь? - пренебрежительно усмехнулась Баба-Яга. - Тут таких царей с одним теремом на всю семью и с одним двором вместо целого царства - и не сосчитать. Тешат себя старыми вольностями, но только ровно настолько, насколько Чудо-Юдо позволяет. Или со временем его головами становятся.
   - Хорошо, с местным Чудом-Юдом мне всё понятно, не очень-то большая разница с нашим... - Семён осёкся. - А что вокруг? Где, к примеру, Одина искать?
   - Один далеко! - Баба-Яга неопределённо махнула рукой. - Он там, где захват и нажива. Он там, откуда по всему миру идут раздор и смута. Короче, он там, где гнездо империализма. Пойдёшь на Запад - там его жилище найдёшь. Но обычно он на месте не сидит. То войну для захвата чужого богатства организует, то в какой-нибудь стране кровавый переворот устроит, то родственные государства в братоубийственную войну втянет. Договориться с ним можно, не то что с нашим Чудом-Юдом, но договор этот будет кабальным и заключенным на крови. Есть на Западе и другие Владыки и Владычицы, например, Мать Изида. Было время, когда для ослабления кровавого Одина добрые люди старались привести западные народы к всеобщему свету, а всё равно многие, особенно женщины, по-прежнему обращаются с молитвами к Матери Изиде. Да и у нас то же самое: на словах молятся единому свету, а на самом деле душой тянутся к ней, Изиде-Богородице, матери Гора-солнца.
   - А что на Востоке?
   - На Востоке правят Драконы, родственники нашего Чудо-Юда. Такие же древние, многоголовые и неуничтожимые. Бывают даже ещё похуже нашего: каждый шаг своих подданных контролируют, в каждый затылок дышат и самостоятельные мысли из всех голов выдувают. На Юге, вроде бы, немного полегче: там, если ты ежедневные ритуалы вместе со всеми исполняешь, то живёшь, как равный среди равных. А что ты при этом думаешь и делаешь в остальное время - никого не касается. Чужеземцев там встречают гостеприимно. Но только до тех пор, пока те не начинают местные ритуалы критиковать и свои порядки устанавливать.
   - Понятно, спасибо за объяснения. Выходит, что мой путь лежит на Запад - к валькириям и Одину.
   - Валькирий ты и тут можешь повстречать. Всё-таки ваши, человеческие, предки были родственны северным народам. Кроме того, какая другая страна, как не наша, вела столько кровопролитных войн, радующих валькирий и Одина? Так что они у нас частые гости. Не надо отправляться за тридевять земель, когда всё происходит здесь и сейчас.
   - Что ж, попробую начать поиски отсюда, - Семён поднялся со стула.
   - Удачи тебе!
   Семён вышел в приёмную и увидел, что на скамейках, помимо Лебедя, Рака да Щуки, своей очереди ожидают старик и старуха с покрасневшими заплаканными глазами, держащие в руках осколки золотого яичка.
   Семён спустился по лестнице на улицу. Солнца не было видно, так как по небу медленно плыли густые облака в виде парусников, дворцов и дирижаблей. Семён посмотрел на наручные часы, потом достал из кармана телефон и сверился с его показаниями времени. Оказалось, что утро продолжалось, как будто Земля остановила своё вращение вокруг Солнца. Семён вспомнил последние слова Бабы-Яги о том, что "всё происходит здесь и сейчас", и от ворона он слышал похожее выражение. Профессор тоже говорил ему о том, что здешние физические законы значительно отличаются от привычных. Да и существовала ли вообще в этом мире планета Земля?
   Семён убедился, что стоит именно на тротуаре, а не на проезжей части улицы, и медленно мигнул. Он перенёсся в зимнюю Москву. Здесь тоже небо заволокло низкими облаками, обещавшими очередной снегопад. Семён зашёл в кафе и перекусил продуктами фастфуда. Он не был голоден, просто хотел удостовериться, что время сдвинется с места. Время сдвинулось, но возвращаться домой Семёну не хотелось, ещё существовала возможность застать там Светку.
   Семён застегнул свою куртку, вытащил из карманов и натянул на руки перчатки, после чего медленно зашагал вдоль ряда домов. Никто ему не улыбался, никто его не приветствовал. Люди кутались в намотанные на шеи шарфы и прятались под капюшонами. "Тени", - в определении Профессора была научная, вернее, постнаучная точность. Внезапно порыв ветра бросил заряд снега в лицо Семёну. Семён непроизвольно зажмурился, снял перчатки и начал протирать глаза. После этого, разумеется, он вновь оказался в другом мире.
   Дом Бабы-Яги остался где-то позади, а перед Семёном лежала грунтовая дорога, проходившая между избами. Посередине дороги собиралась шумная группа бородатых мужиков в длинных рубахах, в широченных штанах, в войлочных шапках, с босыми или обутыми в лапти ногами. Мужики появлялись из-за плетней, огораживающих крохотные участки земли вокруг изб. За многими бежали бабы в платках и сарафанах, тянулись полуголые дети.
   В многоголосом шуме Семён с трудом разбирал отдельные мужские и женские голоса:
   - Вся степь, как есть, поднялась...
   - Не пущщщу, соколик мой ясненький!
   - Новое Батыево разорение наступает.
   - Никому спасения не будет
   - Не ходи на войнууу!
   - Князь весь народ поднимает.
   - Супротив Мамая надо сообща выходить!
   - Айда на княжеский двор!
   Семён остановился. Он понял, что "здесь и сейчас" перед ним разворачивается картина далёкого прошлого. Пошумев, часть мужиков двинулась по улице, а часть разбрелась по своим дворам. Семён пристроился к первым. Несмотря на его необычную одежду и выбритое лицо, никто к нему не обернулся, никто ни о чем не спросил.
   Семён пока не имел чёткого плана и рассчитывал лишь посмотреть, как будут развиваться события. Воевать, рисковать своей жизнью ему не хотелось. Но всё вокруг выглядело каким-то нереальным, будто он принимал участие в грандиозной инсценировке исторических событий, поэтому страха не возникало. Зато появлялась надежда на встречу с одной из валькирий.
   По мере движения толпа мужиков увеличивалась за счёт присоединявшихся групп и отдельных людей. Как не старался Семён соблюдать дистанцию, вскоре его со всех сторон окружили тяжело топающие и переговаривающиеся люди. Позади и по бокам толпы с криками и свистом бежали дети, и с причитаниями плелись те бабы, которые ещё надеялись вернуть обратно в избы своих мужей, сыновей, братьев.
   Вместе с народом Семён пришёл к княжескому терему, где за высоким бревенчатым забором уже собралось множество пеших людей и всадников. Пришлось остановиться на улице, возле стоявших в ряд телег, на которые княжеские дружинники и слуги, одетые чуть лучше, чем простой народ, укладывали связки копий, пучки стрел, штабеля щитов и охапки топоров.
   - Это для вас, ополченцы, - говорили приближённые князя.
   Мужики вокруг Семёна радостно загудели, оглядывая добро. Сами-то они пришли практически безоружными, лишь некоторые держали в руках заострённые колья и тяжёлые дубины. Кроме оружия, в обоз грузили и съестные припасы. По мере наполнения телеги трогались с места и начинали неторопливо катиться по дороге. Возчики криками и кнутами подбадривали невзрачных, запылённых ездовых лошадок. Следом за телегами потянулись и мужики. Где-то самостоятельно, по принципу родства и знакомства, а где-то под руководством дружинников они делились на небольшие отряды.
   Семён оглядывался вокруг, не зная, как поступить, и вдруг увидел человека в широкополой шляпе, в длинной то ли блузе, то ли поддёвке, в сапогах "гармошкой". В общем, его облик, хотя и выглядел не современным Семёну, явно не соответствовал и времени Куликовской битвы. Семён начал проталкиваться к странному незнакомцу. Тот издали заметил его старания, помахал над головой рукой и двинулся навстречу.
   Когда они сошлись, незнакомец протянул руку и представился:
   - Николай Игнатов.
   - Семён Сигуров.
   - Вы, как я вижу, тоже решили постоять за Русь-матушку?
   - Вроде бы как да.
   - Я вот тоже решил поучаствовать в известном историческом событии.
   У Семёна на языке вертелось множество вопросов, но он не был уверен, можно ли их задавать сразу при первом знакомстве. Пока он колебался, откуда-то из толпы возник невысокий солдат в выцветшей пилотке с красной звездой и в видавшей виды гимнастёрке, туго перетянутой поясным ремнём, к которому был подвешен меч в ножнах.
   Солдат коротким оценивающим взглядом окинул Семёна и его нового знакомого:
   - ЗдорОво, новобранцы!
   - Здравствуй! - нестройным хором ответили оба.
   - Чего стоите в растерянности, как альпинисты посреди степи? Раз уж пришли, включайтесь в дело!
   - А как?
   - Давайте-ка за мной!
   Солдат чувствовал себя в толпе, как рыба в воде. Семёну и Николаю с трудом удавалось протискиваться следом за ним, не терять из виду спину в полинялом хаки с протёртыми почти до бела лопатками. К счастью, солдат скоро остановился возле одной из телег:
   - Выступим в поход на этой подводе, а потом, если повезёт, к Иванычу пересядем.
   Количество вопросов у Семёна нарастало, как снежный ком. По-видимому, Николай Игнатов знал чуть более него, потому что спросил у солдата:
   - Не вас ли зовут Василием?
   - Меня. И можно без "выканья".
   - Я слышал про тебя, когда участвовал в кампании двенадцатого года. Но, увы, встретиться не довелось. Говорят, что в Бородинской битве ты чуть ли не в одиночку полчаса удерживал Семеновские флеши, пока не подошли батальоны Раевского.
   - Ну, уж и скажут, полчаса! - хитро подмигнул солдат, отчего его загорелое лицо покрылось сеткой морщинок.
   К их телеге приблизились пятеро мужиков. Первым шёл высокий и широкоплечий человек средних лет, почти до самых глаз заросший черными волосами и с такой же черной бородой. Следом за ним плечом к плечу выступали такие же рослые черноволосые парни с едва проступившей на губах и подбородках растительностью, несомненно, сыновья. Позади вприпрыжку семенили двое юрких рыжих мужичка с лицами, усыпанными веснушками. Все они были безоружны, но каждый тащил узел с какими-то припасами.
   - Можно, мы с вами? - спросил старший из черноволосых.
   - Кидайте свои пожитки в кузов! - быстро согласился Василий.
   Все по очереди представились. Черноволосыми были горшечник Гордей и два его старших сына: Авдей и Еремей. Рыжеволосые были их соседями, кожевенных дел мастерами, братьями-погодками Фомой и Фролом.
   Василий тронул вожжи, и пара лошадок с трудом потянула телегу, встраиваясь в покидающий Москву обоз. Люди пошли пешком, так как казалось, что если на телегу добавить ещё хотя бы пару килограммов, то лошади не сдвинут её с места.
   "Что я делаю?!" - недоумевал Семён. Однако он рассчитывал на то, что при возникновении опасности всегда успеет закрыть глаза. Стрелки наручных часов и время на мобильном телефоне совершенно остановились, так что возвращение в родной мир могло подождать. Тем более что попутчики понемногу удовлетворяли его любопытство, всё более и более развивая беседу, в то время как чуть приотставшие мужики говорили о чём-то своём.
   - Моя история, в общем-то, типична и малопримечательна, - неторопливо рассказывал Николай Игнатов. - Родился я в купеческой семье среднего достатка, получил какое-никакое образование, но дело отцовское продолжать не стал, а ушёл, что называется, в народ. Странствовал, пробовал себя на разных работах. Потом сошёлся с товарищами из партии социалистов-революционеров. Сначала выполнял отдельные поручения, что называется, проходил проверку. Потом стал полноправным членом ячейки. Работы было много, а планов ещё больше. Я даже просился в боевую организацию. Но однажды, во время очередного собрания ячейки нас, что называется, "накрыли". Свист дворников, крики жандармов, топот сапожищ, выстрелы... Это последнее, что я слышал в той своей жизни. Очнулся тут. Вроде бы всё то же, да совсем не то. И опять я начал странствовать, присматриваться... Но моих товарищей тут чрезвычайно мало. С Чудом-Юдом наскоком не справишься. Да и начал я подозревать, что все наши благие намерения в той, прошлой моей жизни, вели только к его здешнему усилению. Что называется, открылась горькая правда. Вот я и не знаю, что мне дальше делать, куда силы приложить. Решил поучаствовать в защите Отечества. Да тоже как-то это всё не то...
   - А ты не сомневайся! - заговорил Василий. - Родину защищать - это же самое достойнейшее из дел.
   Игнатов с сомнением покачал головой:
   - Давайте расскажем нашим соратникам-мужикам, что всего через два года князь Дмитрий сбежит из Москвы со своей семьёй и дружиной, что называется, дезертирует, оставит простых людей одних отбиваться от хана Тохтамыша. Москва будет захвачена и сожжена, практически все её защитники погибнут, и среди них, наверняка, те, которые сейчас идут вместе с нами. Если, конечно, они ещё раньше не сложат головы на Куликовом поле. Не тогда ли вырастет первая голова у Чуда-Юда, когда власть и народ окончательно разделятся? Или она появилась уже тогда, когда князь Александр, что называется, Невский, призвал татар для подавления отказавшихся платить дань новгородцев? Или ещё раньше, когда княгиня Ольга уничтожила город и его жителей только за то, что они, защищаясь от беззакония, убили её алчного мужа Игоря, дважды их ограбившего? За кого и с кем мы воюем?
   - А ты не думай об этом! - убеждённо произнёс Василий. - Князья князьями, а Родина она и есть Родина, за неё жизнь отдать не жалко.
   - За Родину не жалко. За власть Чуда-Юда - уже задумаешься. Вот скажи, когда Наполеон двинул свою армию на Россию, он же ведь намеревался освободить русский народ от крепостного права. Может быть, он надеялся, что, как и во Франции, народ поднимется против своих хозяев и угнетателей, примет его, как освободителя. И народ, действительно, поднялся. Но только, наоборот, на защиту тех, кто его грабил, порол и продавал подобно вещи. Почему так?
   - Известно, почему. Потому что свой хозяин хоть и плохой, да свой. А чужой вдруг ещё хуже окажется?
   - Да какой же для крепостного мужика его барин, что называется, свой? Барин говорил по-французски, русского языка зачастую не знал, мужика своего даже за человека не считал. А французы несли, что называется, свободу, равенство и братство для всех. Выходит, что русскому человеку своё рабство милее чужой свободы?
   - Что же ты с такими сомнениями сейчас на войну отправился?
   - С этой-то войной всё ясно.
   - А вот ничего и не ясно! - возразил Василий. - Против кого мы будем сражаться? Против воинов из десятков поволжских, степных и кавказских народов. А кем эти люди станут в скором времени? Нашими же братьями, жителями одной страны. Вместе с ними мы под руководством Минина и Пожарского поляков из Москвы выгоним. С ними же и Наполеона разгромим, и Гитлера победим. Так чего же сейчас с ними воевать, ведь по-твоему выходит: что князь Дмитрий, что темник Мамай - всё для народа едино.
   - Выходит, что едино. Хитрая это штука, что называется, диалектика. Вот ты, Василий, вроде бы солдат и должен подчиняться военачальникам без сомнений и раздумий. А если командир тебе прикажет стрелять в собственный народ? Что будешь делать?
   Василий насупился и не ответил. Николай продолжил развивать свою мысль:
   - Я, например, обязательно приму участие и в народной войне Пугачёва, и в восстании Разина. А ты с кем будешь? Наверное, со своим Суворовым, которого матушка-императрица, - (он особенно ядовито выговорил этот титул), - отправила на подавление восставшего против рабства народа? А в январе девятьсот пятого года уж не ты ли и тебе подобные зальют московские и питерские улицы невинной кровью женщин и детей? Тебе же приказали Родину защищать, а от кого и за кого - тебе же не важно.
   - Я Родину защищаю от внешних врагов! - гордо отрезал Василий.
   - Иной внутренний враг хуже внешнего. И, прежде чем стрелять, неплохо бы разобраться, в какую сторону.
   - История всё расставит на свои места.
   - Вот потому-то у нас история такая кровавая и бессмысленная. Рабы защищают одних своих господ от других точно таких же господ.
   Семён не вмешивался в спор, он разглядывал окружающий пейзаж и не переставал удивляться собственному отчаянному безрассудству. Москва давно скрылась позади. С двух сторон от узкой грунтовой дороги раскинулись поля с золотыми созревшими колосьями и луга, на которых паслись коровы, овцы и козы. Лишь овраги, небольшие перелески и берега рек не были возделаны и использованы. Время от времени вдоль дороги встречались даже не деревни, а небольшие группы крестьянских изб, за которыми виднелись сады и огороды. Изредка от основной дороги в стороны разбегались узкие дорожки и едва заметные тропинки, которые уходили куда-то вдаль, за перелески, за холмы.
   Когда Николай с Василием замолчали, и повисла пауза, Семён, наконец, решил спросить о том, что его интересовало:
   - Никому из вас, случайно, не встречались валькирии?
   Василий коротко и сухо рассмеялся:
   - Слыхал я про них, но встречать не доводилось.
   Николай добавил:
   - С таким вопросом тебе только к князьям да боярам обращаться. Это они ведут свой род от варягов.
   - А вот и они, легки на помине! - подхватил Василий.
   Действительно, сзади послышался дробный гул от топота множества копыт. Семён обернулся и увидел, что телеги и ополченцы сворачивают с дороги, пропуская колонну всадников. Василий поступил так же.
   - Отойди, а то зашибут! - тронул Семёна за локоть Игнатов.
   Поскольку дорога была узкой, Семён, как и все пешие ополченцы, встал за телегой среди колосьев и стал рассматривать всадников.
   Впереди промчались лучшие дружинники на огромных конях, подгоняя замешкавшихся уступить дорогу криками, а то и ударами плетей. За ними через небольшой промежуток проскакали всадники в раззолоченных доспехах, в разноцветных плащах, на прекрасных конях в дорогой сбруе, в сопровождении слуг, оруженосцев и знаменосцев. Они пронеслись так быстро, что Семён так и не понял, кто из них князь Дмитрий, будущий Донской. За князьями сплошным потоком двигалась конная дружина. Воины скакали мимо, не глядя на крестьянское воинство. На них переливались кольчуги и сверкали шлемы. К сёдлам были приторочены продолговатые щиты и колчаны с луками и стрелами. С поясов свисали ножны с длинными мечами. В руках воины держали поднятые вертикально вверх копья, уперев их концы в стремена. Казалось, что веренице всадников не будет конца. Поднятая копытами пыль поднялась выше человеческих голов. Пешие крестьяне начали чихать и кашлять.
   Семёну тоже пыль попала в глаза и в нос, заскрипела на зубах. Сопротивляться рези в глазах не было никакой возможности, Семён зажмурился, понимая, что сейчас с ним произойдёт очередное перемещение. Когда он открыл глаза, то обнаружил себя стоящим на обочине какого-то загородного шоссе. Мимо, на расстоянии вытянутой руки, проносились легковые и грузовые автомобили. Семён испугался, что за те секунды, которые он проведёт в человеческом мире, может упустить что-нибудь важное в его параллельно-историческом отражении, поэтому быстро протёр глаза и снова их закрыл.
   Как оказалось, Семён беспокоился не зря. Обоз, пешее ополчение, конное войско - всё исчезло. На грунтовой дороге остались только колеи от колёс, да колосья по сторонам были примяты. Семён замер в растерянности, не представляя, на сколько часов или дней он отстал. Судя по тому, что длинная вереница телег совершенно скрылась из вида, догнать своих соратников будет непросто. Семён вздохнул и быстро зашагал следом за войском.
   Идти в одиночестве по дороге было неуютно и скучно. Но вскоре Семён услышал позади тихий ритмичный стук. Семён остановился. Из-за того, что дорога петляла между невысокими пологими холмами, рассмотреть что-то вдалеке было невозможно. Сначала Семён подумал, что его догоняет ещё один отряд всадников, ведь, как он помнил из школьного курса истории, на Куликовом поле собрались воины из разных городов. Однако вскоре Семён понял, что звук не похож на выбиваемый копытами рокот, от которого дрожала земля. Новый звук был резким, монотонным, приближался гораздо быстрее и казался каким-то смутно знакомым.
   Вскоре из-за холма показалась кабина небольшого старинного грузовичка. Семён тихо выругался. Неужели он очутился в другом времени? Но как тогда объяснить следы от множества телег на дороге?
   Грузовичок приближался, и Семён разглядел угловатую кабину, выступающий вперёд узкий моторный отсек, крылья над передними колёсами, большие круглые фары. Семён вспомнил, что видел такие автомобили в фильмах про Великую Отечественную Войну, их называли "полуторками". За рулём сидел мужчина в пиджаке с широкими плечами и лацканами, в светлой рубашке с расстёгнутым воротом и без галстука. Его голову покрывала кожаная кепка-"восьмиклинка".
   Семён поднял руку, голосуя попутке. Полуторка притормозила возле него, и водитель, не выключая громко тарахтевшего двигателя, прокричал через открытое окно пассажирской двери:
   - Ты тоже на войну собрался?
   - Тоже! - подтвердил Семён, ещё не разобравшись, на какую именно войну едет грузовичок. Впрочем, ему уже было всё равно.
   - Залезай! - пригласил водитель и изнутри открыл дверь.
   Семён влез в тесную кабину и с силой захлопнул плохо прилегавшую дверь. Вблизи он увидел, что водитель довольно стар, его как будто высохшее лицо покрывали глубокие морщины, из-под кепки на затылке выбивались клочки седых волос, и только светло-голубые глаза смотрели живо и молодо.
   - Меня Иванычем зовут, - сообщил водитель, трогаясь с места.
   Семён назвал своё имя и тут же вспомнил, что про Иваныча слышал совсем недавно.
   - Вы знаете некоего Василия? Он носит пилотку и старую гимнастёрку. К сожалению, я не спросил его фамилию...
   - Как же, как же, знаком я с этим вечным солдатом. Он, кажется, уже во всех битвах успел поучаствовать. И не по одному разу. Ты его давно видел?
   - Собственно, сегодня вместе с ним я отправился на войну с Мамаем. А потом отстал. И теперь вообще не знаю, где нахожусь.
   Иваныч воскликнул:
   - Тебе повезло, Сеня! Я тоже на Куликово поле направляюсь. Моя машина, почитай, последняя. Я ждал, когда кузнецы и бронники закончат работу, и едва остывшие мечи и кольчуги побросал в кузов. Ты не волнуйся, на моторе мы пешее войско к вечеру догоним. Вот, гляди, Сеня, какую я новую штуку у одного буки перехватил!
   Только сейчас Семён заметил, что к приборной панели полуторки прикреплён навигатор. Он был повёрнут к пассажирскому месту своим плоским боком, потому-то сразу и не бросался в глаза. Семён подвинулся в сторону водителя и увидел широкий экран с планом местности, местоположением автомобиля на дороге и стрелкой, указывающей направление движения. Значки населённых пунктов сопровождались надписями и числами. Затем Семён наклонился в другую сторону и рядом с кронштейном для крепления навигатора к автомобилю разглядел торчавший из гаджета высохший стебелёк, как у созревшего арбуза.
   Тем временем Иваныч продолжал говорить:
   - Сколько же придумали в последнее время всяких штуковин для облегчения нашего шофёрского труда! Раньше, бывало, колесишь по Руси-матушке, а точной дороги не знаешь. То тебе в одну сторону укажут, то в другую. То в тупик упрёшься, то мост через реку был, да сплыл. А с навигатором я теперь точно знаю, куда еду и за сколько доберусь, даже могу дорогу сократить, срезать кое-какие углы. Теперь хочу у буки ещё антирадар заказать. Тоже, говорят, штука весьма полезная.
   Семён хотел заметить, что едва ли полуторка сможет разогнаться настолько, чтобы беспокоиться о превышении разрешённой скорости, однако промолчал. В этом мире обыденных чудес старинный грузовичок мог обладать неведомыми возможностями.
   Иваныч не замолкал и не ждал от Семёна поддержания разговора. Он как будто вслух произносил все мысли, мелькавшие в его голове. Семён узнал о том, что Иванычу недавно пришлось перебирать мотор из-за того, что в нём завёлся гремлин; что найти запчасти для ремонта полуторки непросто, так как в старых заброшенных садах они произрастают только в диком виде, то есть из плохой стали и всегда ржавые, а в виде годных спелых плодов, обёрнутых лепестками промасленной бумаги, их можно найти только в теплицах нескольких считанных по пальцам коллекционеров автомобильных раритетов; что движение на московских улицах теперь не такое свободное и быстрое, как раньше, поэтому он, Иваныч, охотнее работает за городом; что князь отказался оплатить рейс грузовика исходя из количества его лошадиных сил, как того хотел Иваныч, а произвёл расчет по количеству перевезённого груза...
   Семёна убаюкивали голос водителя и однообразный пейзаж вокруг, но он боялся надолго сомкнуть глаза, потому что не знал, где после этого окажется. Семён боролся с дремотой, как мог: ворочался на жёстком сидении, щипал себя за мочки ушей, до боли прикусывал губы, Поэтому, когда Иваныч, наконец, обратился к Семёну с каким-то вопросом, то он его поначалу не услышал.
   - Я говорю, завернём пообедать? - повторил Иваныч.
   - Вам виднее, - ответил Семён, не испытывавший пока голода.
   - Ничего, тут недалеко, я туда часто заезжаю. Дорогу срежем, а к вечеру по любому до своих доберёмся. Война войной, а обед по расписанию. Ну, так как?
   - Я не против.
   Скорее всего, Иваныч не нуждался в совете или согласии Семёна. Он давно уже принял своё решение. На ближайшей развилке Иваныч лихо закрутил руль в сторону. Полуторка заскрипела на рытвинах и ухабах, трещинах и выбоинах, её скорость стала ещё меньше, чем по перепаханной колёсами телег грунтовке.
   Семён собирался сказать, что по такой дороге они до Куликова поля вообще никогда не доберутся, однако увидел, что впереди показалось какое-то поселение. Вскоре дорога выровнялась, и грузовичок въехал в довольно большую и зажиточную деревню. По обеим сторонам дороги стояли высокие добротные заборы, за которыми сверкали яркие разноцветные крыши каменных и кирпичных домов.
   Иваныч повернул машину к единственному строению, не обнесённому забором. Над ним висела вывеска "Харчевня "Три пескаря". Полуторка остановилась на парковке перед придорожным заведением рядом с чьей-то повозкой. Семён следом за водителем вылез из кабины, начал потягиваться и разминать затёкшие конечности. Едва они направились к входной двери, как оттуда верхом на петухе появился маленький деревянный человечек в полосатом колпачке и развевающейся рубашке, одной рукой державшийся за шею птицы, а в другой сжимавший золотой ключик. Следом за необычным всадником выскочил грузный здоровенный человечище с такой длинной бородой, что ему приходилось держать её в руках, поднимая над землёй. За ним показался тощий человечишка с сачком в руках. Петух с седоком на спине, хрипло кукарекая и теряя перья, понёсся по дороге. Бородатый человечище и тощий человечишка помчались за беглецами, оглашая всю округу громкими и грубыми проклятиями.
   Спокойно понаблюдав за этой шумной сценой, Иваныч и Семён зашли в харчевню, где были встречены приветливым хозяином и препровождены за отдельный стол.
   - Что будете заказывать? - хозяин харчевни замер возле них с дежурной улыбкой и приготовил блокнот и карандаш.
   - Мне как обычно, ваш "странник-ланч", - коротко сказал Иваныч и вопросительно посмотрел на Семёна.
   - Мне то же самое, - пожал плечами тот. - Тут есть, где руки помыть?
   Пока готовился заказ, путешественники воспользовались санузлом харчевни. Семён, как должное, воспринял наличие автоматического смыва, выполняемого лягушками с пластмассовыми вёдрами, и бесконтактную сушку рук потоками тёплого воздуха, создаваемыми взмахами крыльев висевших вниз головами летучих мышей.
   Едва Семён и Иваныч вернулись на свои места, как на столе перед ними юные работники харчевни выставили тарелки с борщом, с мясным рагу и гречневой кашей, большие кружки с ягодным морсом. Появился, было, и графинчик со стопочками, но Иваныч сделал отстраняющее движение рукой и важно произнёс: "Я за рулём", а Семён просто отрицательно покачал головой. Ели они молча.
   Семён украдкой разглядывал других посетителей харчевни. В углу, сдвинув вместе два стола, расположилась весёлая компания, состоящая из осла, пса, кота, петуха и высокого светловолосого парня в красной рубахе и расклёшенных джинсах. Рядом с ними, прислоненные к стене, стояли музыкальные инструменты.
   За столом возле окна жадно ел и пил могучий мускулистый воин-варвар. Свою обоюдоострую секиру он положил перед собой на стол, словно готов был схватить её в любой момент, и поварята, регулярно подносившие ему тарелки с огромными кусками жареного мяса и кружки с пенящимся пивом, каждая из которых вмещала не менее двух литров, опасливо косились на отточенные лезвия.
   Стол в глубине харчевни занимал пухлый, холёный человек аккуратно, даже, пожалуй, щёгольски одетый. За едой он просматривал бумаги с печатями и подписями, складывал указанные в них числа и выглядел весьма довольным результатами своих подсчётов. Хозяин харчевни относился к нему с большим уважением и обращался по имени и отчеству: "Павел Иванович".
   Хотя Семён не был голоден, простая еда показалась ему такой вкусной, что он съел всё до крошки и выпил всё до капли. По окончании обеда Иваныч положил на стол серебряную монетку, Семён нашёл в своём бумажнике примерно такую же. Подошедший хозяин харчевни одним молниеносным движением подхватил деньги со стола и спрятал в кожаный кошель под фартуком.
   - Ну вот, поели, отдохнули, можно и дальше отправляться, - подытожил Иваныч.
   Они забрались в кабину полуторки, мотор несколько раз чихнул и сухо затарахтел. Машина выехала с парковки, покатилась по дороге через деревню и вскоре покинула её пределы. Когда крайние дома скрылись за холмом, по крыше кабины застучали чем-то металлическим.
   - Это ещё что такое? - недоумённо воскликнул Иваныч.
   Он остановил машину, приоткрыл дверь и встал на подножку, заглядывая в кузов. Семён тоже посмотрел назад и увидел знакомого деревянного человечка, недавно скакавшего на петухе. Это он, чтобы дать о себе знать, постучал золотым ключиком по крыше.
   - Прррошу прррощения за вторрржение на вашу терррриторию! - произнёс человечек, растягивая звук "р" в каждом слове. - Меня зовут Буррратино!
   - А то я не знаю! - улыбнулся Иваныч. - Как ты сюда забрался?
   - Я спрррыгнул с петуха за поворрротом, чтобы пррреследователи погнались за ним. А сам я прррокрррался назад и забрррался в кузов. Пока меня ищут в деррревне, я уже выбрррался за её пррределы!
   - Хитёр ты, малец! - одобрительно произнёс Иваныч. - Может быть, подбросить тебя до нужного места?
   - Благодарррю за пррредложение, но неподалёку от деррревни меня ожидают дрррузья. Так что я сойду здесь.
   Буратино легко спрыгнул с борта на землю, снял колпачок с головы и поклонился, тряхнув вьющимися древесными стружками, которые заменяли ему волосы:
   - Ещё ррраз благодарррю! Когда у меня будет свой театррр, милости прррошу на пррредставление. С меня бесплатные билеты в перррвый ррряд!
   - Ну, беги к своим друзьям! - Иваныч некоторое время провожал удаляющуюся к лесу фигурку, пока она не скрылась в высокой траве. Затем он забрался в кабину, снова завёл мотор, и поездка продолжилась.
   Солнце клонилось к закату, хотя все часы, имевшиеся у Семёна, по-прежнему показывали утро. Иваныч, время от времени сверяясь с навигатором, сворачивал то на одну дорогу, то на другую. Он болтал о всяких пустяках, но не говорил о главном, что интересовало Семёна - как водитель полуторки оказался в этом мире и как к нему приноровился. Этот вопрос Семён всё никак не решался задать. А вскоре впереди показался лагерь расположившейся на отдых армии. Его окружали табуны отпущенных на выпас коней и сторожевые разъезды дружинников. Полуторку встретили приветствиями и не стали задерживать. Иваныч направил грузовичок к месту скопления телег и там остановился. Вокруг начали собираться люди.
   Иваныч сказал Семёну
   - Ты тут распорядись с разгрузкой, а я пока пойду к князю, доложу о прибытии.
   - А куда разгружать-то? - спросил Семён.
   - Как куда? Людям раздавай. Или пусть сами разбирают. - Сказав это, Иваныч направился в сторону высоких командирских шатров, установленных на холме.
   Семён забрался в кузов и наконец-то рассмотрел привезённый груз: простые, но надёжные шлемы без украшений, сплетённые из металлических колец и усиленные сплошными пластинами доспехи, прочные мечи в кожаных или деревянных ножнах, боевые топоры с обоюдоострыми ударными частями, палицы с шипами. Даже ничего не понимающему в оружии Семёну стало понятно, что груз предназначен для простых воинов, так как княжеская дружина уже была достаточно хорошо защищена и вооружена.
   Семён оглядел собравшихся вокруг полуторки и в молчании ожидавших его решения людей, и скомандовал:
   - Подставляйте руки!
   После этого он начал охапками, насколько мог поднять металлических предметов за один раз, вынимать из кузова привезённый груз. Люди сразу загомонили, потянули со всех сторон руки, но никто не решился влезть в кузов и самому взять хоть что-нибудь. Все покорно ждали, когда Семён оделит их сверху. Семён старался никого не обидеть и раздавал оружие во все стороны. Не забыл он и самого себя, сразу откинув к переднему борту приглянувшиеся шлем, кольчугу и меч в ножнах на толстом кожаном ремне. Хотя Семён всё ещё не представлял себя участником Куликовской битвы, он решил на всякий случай подготовиться и к такому варианту развития событий.
   Выгружая из кузова очередную связку мечей, Семён увидел в толпе знакомые конопатые лица и рыжие шевелюры братьев Фомы и Фрола.
   - Эй! - окликнул он их, - Николай и Василий с вами?
   - Там они! - братья одинаковыми взмахами рук показали нужное направление.
   - Подождите меня! Я уже заканчиваю. Нате-ка! - Семён сбросил братьям кольчуги подлиннее и шлемы получше.
   Те заулыбались и, выбравшись из толпы, стали примерять металлические рубахи, помогая друг другу.
   Выгрузив последние, кроме отложенных для себя, вещи, Семён развёл руками и громко объявил:
   - Всё!
   Мужики ещё немного постояли и начали расходиться. К этому времени вернулся Иваныч. Он удовлетворённо оглядел тех, кто неподалёку от машины опробовал полученное оружие, с сожалением посмотрел на тех, кому ничего не досталось.
   Семён слез на землю, держа в охапке своё вооружение, и предложил:
   - Если хотите увидеть Василия, то пойдёмте с нами! Вон рыжие Фрол и Фома, они проводят.
   - А пойдём! - с готовностью согласился Иваныч.
   Телеги пешего ополчения были расставлены хаотически на большом пространстве. Практически возле каждой горел костёр, и готовилась пища. Быстро темнело, огни лагеря как будто отражались звёздами в небе. Идти оказалось недалеко, и вскоре Семён увидел Василия, Николая, Гордея, Авдея и Еремея, собравшихся вокруг костра, над котором висел котёл с бурлившим варевом.
   Василий громко рассказывал:
   - ...И тогда я говорю этому жадному хозяину: "Теперь подавай-ка сюда топор, пришла пора и его в кашу добавлять!" Даёт он мне топор, я опускаю его в горшок. Сидим. Ждём. А есть-то уже хочется не только мне, но и хозяевам. Хозяйка аж слюной исходит, у хозяина, слышу, в животе урчит. "Что ж, - говорю, - давайте кашу доставать и пробовать!" Достали. Едим. Каша получилась знатная. Тут хозяин показывает на топор и спрашивает: "Когда же его-то есть будем?" Я для вида потыкал ножом в топор, а потом как бы со знанием дела отвечаю: "Поторопились мы. Топор-то ещё не проварился. Ну, ничего, завтра я уйду, а вы его без меня доварите!"
   Конец истории потонул в общем взрыве хохота. Семён не сомневался в том, что Василий рассказал не старую сказку-анекдот, а то, что произошло с ним самим.
   - О! Вот и старые знакомые! - воскликнул Василий, когда в круг света от костра вступили Семён и Иваныч.
   Семёна никто ни о чём не спрашивал. Как будто он не исчез по дороге. Как будто он и должен был встретить Иваныча и привести его сюда. Разговор у костра вёлся о чём угодно, только не о предстоящей битве. Когда ужин был готов, соратники похлебали варева из общего котла, для чего у каждого была припасена деревянная ложка. У Семёна ложки не было, но запасливый Василий достал из своих вещей в телеге новую - запасную. После еды мужики стали укладываться спать прямо на земле, кто под телегой, кто рядом с ней. Постелями им служили нарубленные еловые ветки и охапки сухого тростника. Весь лагерь затихал, только изредка перекрикивались сторожа и дозорные.
   Семён тоже устроился на земле. Он не мог отделаться от ощущения, что всё происходящее - затянувшийся сон. Например, он только сейчас сообразил, что на нём по-прежнему надета зимняя куртка. Однако никакого дискомфорта от пребывания в тепле в течение дня он не испытывал. Семён вообще не мог точно вспомнить, была ли куртка на нём всё время, или исчезала и появлялась по мере необходимости. Сейчас, при устройстве на ночлег, она оказалась весьма кстати.
   Семён закрыл глаза и положился на заклятие неизвестной валькирии. Проснётся ли он в этом мире или в своём родном? Сколько времени пройдёт там и там? Сможет ли он вернуться к прежней жизни или так и будет путешествовать по воле судьбы и по прихоти случая? Множество вопросов утомили сознание Семёна и погрузили его в сон.
  
  

* * *

   - Вставай! Чего разлёгся?
   Семён одновременно услышал крик и ощутил, что его грубо трясут за плечи. Он открыл глаза и увидел нависшую над ним фигуру в серой форме с погонами и нашивками. Семён приподнялся на локтях и огляделся. Его взгляд пробежал по запорошенным снегом скамейкам, накрытой сугробом песочнице, развешенному на натянутых между деревьями верёвках белью, значительно уступавшему в белизне свежему снегу, окружавшим двор с трёх сторон двухэтажным домам. Несомненно, в родном мире его приняли за пьяницу или бродягу и вызвали стража порядка. Семён откинулся на землю и закрыл глаза.
   - Вставай! Чего разлёгся?
   Семёна продолжали трясти за плечи. "Неужели, сон закончился? - со смесью облегчения и разочарования подумал он. - Ладно, с полицией я как-нибудь объяснюсь".
   Семён открыл глаза и встретился взглядом с Василием.
   - Ишь, разоспался, как медведь в берлоге! - беззлобно пошутил бывалый солдат. - Вставай, пора собираться на бой.
   Семён, поднялся на ноги. От ночёвки на земле тело болело и плохо слушалось. Солнце ещё не взошло, но в предрассветных сумерках было уже достаточно светло для сборов. Кроме Иваныча, все были тут. Гордей с сыновьями прилаживали поверх рубах толстые, связанные ремнями, куски кожи, закрывавшие грудь, живот и плечи. Фома и Фрол звенели полученными вчера кольчугами. Николай Игнатов, стоя в телеге, надевал на себя нечто вроде жёсткого простёганного кафтана. Василий, разбудив Семёна, немедленно стал облачаться в такой же плотный кафтан прямо поверх гимнастёрки. Семён тоже натянул на себя кольчугу поверх куртки, рассчитывая, что она смягчит удары. "Какие удары! - тут же спохватился он, - я же не собираюсь лезть в битву". Но холодный рассудок говорил одно, а основная часть сознания наблюдала за окружающими и старалась подражать их действиям. Семён надел на голову шлем, подпоясался мечом и, подобно всем, взял из телеги длинное копьё и тяжёлый овальный щит. Не имевшие мечей мужики разобрали из телеги и засунули за пояса привычные топоры.
   Вооружившись, группа воинов двинулась туда же, куда направлялись все остальные отряды. Крестьяне и городские ремесленники продолжали держаться вместе по родству и по соседству. Люди шагали молча, а если и разговаривали, то вполголоса. Выйдя из лагеря, начали спускаться к реке, через которую заранее были переброшены мосты-понтоны из брёвен. Несколько конных дружинников возле переправы следили за порядком, чтобы не возникало толчеи. С другой стороны дружинники указывали ополченцам направление движения.
   Семён крутил головой во все стороны, надеясь, что валькирии появятся ещё до начала битвы. Увы, даже если они и находились где-нибудь неподалёку, ни одна из них на глаза ему не попадалась.
   Ополченцы перевалили через холм за рекой, прошагали ещё немного и остановились. Дружинники скакали взад и вперёд, выстраивая пеших воинов вытянутым прямоугольником поперёк поля. Семён предпочёл бы оказаться как можно ближе к черневшему неподалёку лесу или хотя бы к зарослям кустов в низине. По историческим книгам и фильмам он примерно представлял себе, что такое атака конных лучников. К сожалению, его группа влилась в общее построение на открытом участке, хорошо ещё, что не в передних рядах. Заняв свои места и остановившись, пехотинцы опускали руки, упирали в землю щиты и копья. Те, у кого были луки, оставались в задних рядах.
   Семён не знал, в какой части Куликова поля оказался, стоит он в центре или на фланге. Вправо и влево от него, насколько позволяли видеть неровности местности и растительность, стояли такие же простые пехотинцы. Им никто не сообщал ни замыслов полководцев, ни плана битвы. Они не знали ни ровных шеренг, ни колонн, ни боевых построений. Их привели и поставили, как живую стену из щитов и копий. Позади вдоль отрядов пехотинцев продолжали скакать дружинники, следившие, чтобы никто не покинул поле боя.
   Солнце взошло, но было закрыто облаками. Это радовало, так как иначе лучи светили бы в глаза воинам, смотревшим на восток. Вскоре Семён услышал и ощутил знакомый, сотрясающий землю, рокот. Спереди, пока ещё невидимые, приближались вражеские орды. Это понял не только он, но и все окружавшие его люди.
   - Скоро начнётся! - с торжественной радостью произнёс Василий.
   - Пора бы, а то к обеду и не закончим, - отозвался кто-то из другого отряда.
   Внезапно откуда-то сбоку появились две-три сотни всадников. Пехотинцы едва начали поднимать щиты и выставлять вперёд копья, как послышался крик:
   - Наши!
   Действительно, наискосок к строю пехоты приближались русские воины в кольчугах и с красными щитами. Они проскакали мимо Семёна куда-то в сторону, наверное, туда, где в рядах ополченцев был разрыв. Было хорошо видно, что щиты у многих изрублены, из них торчат стрелы. Некоторые всадники были ранены и болтались в сёдлах.
   - Наверное, сторожевой разъезд с татарами схватился! - предположил кто-то.
   - А, может, передовой полк уже разбит?
   В это время рокот стал быстро приближаться, и земля под ногами завибрировала.
   - Идут! - пронеслось по рядам.
   И вот показались враги. Через холмы и пригорки перехлестнула масса всадников и направилась прямо на пехотинцев. Ополченцы подняли щиты и ощетинились копьями. Семён вновь порадовался, что не находится в передних рядах. Он видел, что люди там опускаются на колени, стараясь сжаться и целиком уместиться за своими щитами. Свист стрел Семён услышал раньше, чем увидел исчертившие небо тонкие линии. Он, следуя примеру окружающих, поднял щит повыше и закрыл голову. И вовремя! Семён ощутил резкий удар по доскам щита, как будто кто-то стукнул молотком. Скосив глаза, он увидел, как в щиты соседей впиваются наконечники длинных стрел. Первые стрелы были выпущены издалека, попали в цели на излёте и не нанесли серьёзного урона. Только у самых нерасторопных деревенских увальней поцарапало плечи и шеи. Но всадники быстро приближались, и стрелы молотили по щитам всё сильнее и сильнее. Лучники-ополченцы тоже начали стрелять, находясь под прикрытием стоящих впереди щитоносцев.
   Семён не собирался заходить так далеко и рисковать жизнью на поле боя. Однако его захватило упоение сладким ужасом, словно он совершал прыжок в бездну. Да и как иначе можно было отыскать валькирий, если не в гуще сражения? Семён хотел немедленно зажмурить глаза, и в то же время сам себя уговаривал повременить ещё чуть-чуть.
   Всадники быстро приблизились настолько, что смогли стрелять под углом к строю пехоты, попадать в людей за щитами. Появились первые жертвы. Пехотинцы начали закрываться щитами с разных сторон, люди жались друг к другу плечами и спинами, строй распадался на отдельные группы. Группы пятились назад.
   - Держать строй! - кричали сзади дружинники.
   - Держите строй! - вторил им Василий, лучше всех, пожалуй, представлявший, что может сделать конница с дрогнувшей пехотой.
   Семён почувствовал, как стрела ударила его в плечо левой, державшей щит, руки, но не пробила кольчугу и упала под ноги. Он плотнее прижал щит к себе и осторожно выглянул из-за его верхнего края.
   Всадники не собирались с ходу бросаться на копья и, искусно управляя низкими юркими лошадками, вертелись перед строем пехоты, пуская стрелы в открывавшиеся просветы между сомкнутыми щитами. Они могли бы расстрелять всю пехоту, не вступая с ней в ближний бой, если бы обладали неиссякаемым запасом стрел и бесконечным количеством времени. Но, ни того, ни другого у них, к счастью, не было. Кроме того, пехоту расположили так, что большие массы всадников не имели возможности свободно маневрировать перед ней по пересечённой местности. Татарские сотни и тысячи не могли сменять друг друга и по очереди осыпать пехоту стрелами, а всё напирали и напирали, то ли гонимые вперёд приказами своих военачальников, то ли подталкиваемые задним отрядами. И вот сначала местами, а потом и по всему фронту атакующие взялись за сабли, короткие копья, боевые топорики на длинных рукоятках. Они старались проскочить мимо смертоносных наконечников копий и врезаться туда, где в строе пехоты передовые бойцы погибли или отшатнулись назад. Однако глубокое построение ополченцев поглощало и перемалывало ворвавшихся всадников. Передние ряды бросили бесполезные в ближнем бою копья и взялись за топоры и палицы. Те, кто стоял позади, кололи копьями всадников одновременно с разных сторон.
   Семёна оглушили воинственные крики, вопли смертельной боли, ржание коней, звон и лязг оружия. Он видел, как неумолимо тает и уменьшается количество стоявших впереди ополченцев, как всё ближе и ближе всадники, рубящие направо и налево кривыми саблями. И вот уже Василий с криком "За Родину!" резко вытянул вперёд копьё и попал во вражеское лицо. Фома и Фрол упёрлись остриями копий в грудь другого всадника и скинули его вниз, под ноги передних воинов. Николай Игнатов, что-то бессвязно выкрикивая, вместе с молодым Авдеем старались попасть в наезжавшего на них врага, а тот круглым щитом ловко отбивал тычки их копий.
   "Пора отсюда смываться!" - думал Семён, но всё никак не мог заставить себя закрыть глаза. И вдруг оказалось, что стоявший перед ним незнакомый мужик отбивает щитом удар одного всадника, рубит топором бедро другого, и больше нет своих впереди, только головы и ноги коней, одинаковые размытые лица и сверкание сабель.
   - Не зевай! - прокричал над ухом Василий и воткнул копьё в широкую мохнатую шею коня.
   Своё оружие он не стал выдёргивать обратно, так как времени на это уже не было, всадники нависли над ним, Семёном и их соратниками.
   С отстранённым изумлением Семён ощутил, что и его копьё резко дёргается назад и вырывается из руки, потому что наконечник почти до самого древка вошёл в грудь вражеского коня. Спешенный воин ловко спрыгнул на землю, но был тут же сбит своими же скакавшими сзади товарищами. Семён машинально вытянул меч из ножен. По его щиту кто-то весьма ощутимо ударил сверху вниз, заставляя открыть голову. Семён встретился лицом к лицу со своим противником. Только что все враги представлялись ему неразличимой однородной массой, и вдруг образ первого в жизни человека, который прямо здесь и сейчас намеревался его убить, мгновенно запечатлелся в сознании: молодое круглое смуглое лицо, широкий нос, узкие щёлочки глаз, чёрные усы и короткая жидкая бородка. Рот человека был открыт в крике, и внезапно Семён понял, что сам давно уже что-то кричит. Враг занёс руку с боевым топориком для нового удара, но вдруг покосился в седле и свалился с коня. Должно быть, кто-то нанёс удар всаднику с другой стороны. Конь проскакал мимо Семёна, едва не задев его своим выпуклым мохнатым боком. А воин, то ли легко раненный, то ли просто ошарашенный неожиданным ударом, оказался прямо перед Семёном на четвереньках. Семён поднял руку с мечом и замер. Он понял, что не сможет опустить отточенную сталь на голову человека. Вражеский воин вскочил на ноги, встретился глазами с Семёном и тоже догадался, что ему не грозит смерть от руки этого человека. Но вместо того, чтобы воспользоваться своим преимуществом, воин вдруг что-то коротко прокричал Семёну и ринулся в бой, но не на него, а мимо него, туда, где мечи скрещивались с саблями и равные насмерть бились с равными.
   Семён закрыл глаза и долго не открывал, ожидая, пока тело перестанет дрожать и начнёт его слушаться. Потом открыл. Его взору предстало заснеженное поле, может быть, то самое, а может быть, совсем другое. В мире, где всё происходило "здесь и сейчас", места и расстояния могли быть такими же условными, как обитатели и события. Семён обнаружил, что его кольчуга, шлем, щит и меч куда-то исчезли, скорее всего, остались в другом мире во время его перемещения.
   Семён медленно мигнул. Куликовская битва завершилась так давно, что на поле остались только деревянные обломки копий и стрел, да буро-красные рваные тряпки. Тела людей и всё более или менее ценное давно было собрано и вывезено. Лишь несколько мужиков вдали медленно бродили зигзагами и с помощью металлоискателей находили втоптанные в землю металлические изделия и обломки, пропущенные предыдущими сборщиками.
   Раздумывая о том, что дальше делать, Семён медленно побрёл обратно к реке и увидел, что переправы ещё не разобраны, а вдали, на месте бывшего огромного лагеря, остались несколько телег, и, главное, стоит полуторка Иваныча. Семён прибавил шаг, а потом и вовсе побежал, боясь упустить знакомого водителя.
   Приближаясь к полуторке, Семён увидел собравшихся возле неё людей и ещё издали услышал, как Иваныч громко распоряжается:
   - Ссыпайте все наконечники в эти ящики и закидывайте их в кузов!
   Мужики не без труда, по несколько человек на один ящик, загружали машину.
   - Иваныч! - срывающимся после бега голосом закричал Семён, - Как я рад вас видеть!
   - О, Сеня! - рот водителя расплылся в приветственной улыбке, - ты ещё здесь?
   - Я опять отстал, - сообщил Семён. - Можно мне снова с вами?
   - А чего же нельзя-то? Только куда ты хочешь попасть?
   Семён на некоторое время задумался, а потом ответил:
   - На войну.
   - Ты же только что на войне побывал. И снова хочешь? Что, понравилось?
   - Не понравилось. Но мне надо ещё раз попробовать.
   Иваныч, больше ни о чём не спрашивая, сделал приглашающий жест:
   - Ну что ж, залезай, Сеня! В компании дорога веселее.
   К этому времени мужики закончили погрузку последних ящиков и устало поплелись к своим телегам, так что можно было отправляться в путь. Семён привычно уместился в тесной кабине. Чихнул и застрекотал мотор, полуторка медленно покатила по просёлочной дороге.
   Иваныч посмотрел на навигатор и спросил Семёна:
   - Тебе на какую войну хочется попасть?
   - Всё равно, на какую.
   - Вот и ладно. Какая-нибудь война нам обязательно по дороге встретится. Вся история человечества - это история войн. Много я их повидал, хотя в боях никогда не участвовал. Не моё это занятие. А ты, значит, решил, как Василий, в вечные воины записаться? Или убивать понравилось?
   Семён отрицательно покачал головой:
   - Я бы новой войны не искал, если бы у меня получилось сделать то, что я хотел, ради чего, собственно, и на Куликово поле-то отправился.
   Слово за слово, и Семён рассказал Иванычу про поцелуй валькирии и про необходимость отыскать ту самую, которая наложила на него заклятие. Закончил он свою историю Куликовской битвой и признанием:
   - Вот так и получилось, что валькирию я не нашёл, с поля боя сбежал и никого не убил.
   - Это ничего, Сеня, - сказал Иваныч, - в первый раз и сразу в рукопашном побоище не каждый может себя проявить. Там надо либо дойти до крайней степени озлобления, либо обладать тем, что я называю естественной жестокостью.
   - Чем-чем? - переспросил Семён.
   - Ты сам подумай. Раньше, в старые времена, люди жили в основном на природе, в деревнях или в кочевьях. А если даже и в городах, то всё равно у них было своё хозяйство. Дети с малых лет видели, как взрослые охотятся на дичь и рубят головы домашним курам и гусям. Какую-нибудь свинку выращивали всей семьёй, кормили, ухаживали за ней так, как сейчас люди ухаживают за домашними питомцами, и всё ради того, чтобы заколоть её на праздник. Дети смотрели, как птиц и животных ощипывают, снимают шкуры, потрошат - в общем, превращают живых существ в пищу. Дети не боялись умерщвления и крови животных, и, более того, сами сызмальства начинали помогать взрослым на охоте и по хозяйству. И потому по мере взросления им не так уж трудно было перейти от убийства животных к убийству людей. Это я и называю естественной жестокостью.
   - Да уж, чего у меня нет, того нет, - согласился Семён.
   - Ну да не беда, авось тебе повезёт...
   Иваныч не успел закончить фразу. Сбоку от дороги в воздух поднялся столб пламени и дыма, раздался оглушительный грохот, полуторка заметно покачнулась от взрывной волны. Следом за первым взрывом прогремел, второй, потом почти без перерыва ещё несколько. Возле полуторки у дверцы водителя внезапно возник человек с вымазанным землёй лицом, в грязном офицерском френче, в рваной фуражке. Перекрикивая шум разрывов, он проорал:
   - Патроны привёз?! Есть патроны?!
   - Нет! - так же громко прокричал ему прямо в лицо Иваныч.
   - Ааа! - человек в фуражке отчаянно рубанул воздух рукой и побежал в сторону от дороги.
   Иваныч обратился к Семёну:
   - Вот тебе ещё одна война. Самая что ни на есть война из всех войн. Подойдёт?
   Семён подумал, что в этой войне валькирии, скорее всего, окажутся по другую сторону фронта. Однако выбирать не приходилось.
   - Спасибо вам, - сказал он Иванычу, открывая дверь, - Я тут выйду!
   - Удачи тебе, Сеня! Береги себя!
   Семён спрыгнул на землю и сзади обогнул отъезжающую полуторку. Потом, пригибаясь, трусцой побежал в ту сторону, куда ранее направился человек в фуражке. Поле спелых колосьев резко обрывалось шагах в ста от дороги, впереди лежала местность, изрытая окопами, изъязвленная воронками, перепаханная гусеничными колеями, покрытая разбросанными обломками.
   На краю первого попавшегося на пути окопа Семён остановился, не решаясь сделать шаг дальше. Он подумал, что едва ли успеет закрыть глаза при приближении пули или снаряда. В этот момент совсем близко что-то ухнуло, толкнуло в спину взрывной волной. Семён скатился в окоп и непроизвольно зажмурился. Открыв глаза, он обнаружил себя сидящим в глубоком снегу неподалёку от какой-то деревни или садовых участков. Деревянные постройки со снеговыми шапками на крышах напоминали вафельные стаканчики с шариками мороженого. Взрывы сменились абсолютной тишиной.
   "Поймать бы попутку, или добраться до станции, сесть на электричку - и домой!" - безнадежно помечтал Семён, вздохнул и медленно мигнул.
   За время его отсутствия бой не прекратился. Со всех сторон всё так же грохотали взрывы и слышались отдалённые выстрелы. Семён осторожно выглянул из-за бруствера. Вдалеке короткими перебежками перемещались серые человеческие фигурки. Некоторые после быстрого рывка распластывались на земле или скрывались в углублениях, а некоторые, на бегу дёрнувшись и взмахнув руками, неловко валились набок или навзничь.
   Краем глаза Семён заметил какое-то движение в окопе. Из-за поворота, почти вдвое согнувшись, появился офицер, но не тот, который подбегал к полуторке Иваныча, а другой - молодой и в новенькой форме. Увидев Семёна, он первым делом строго спросил:
   - Где оружие?
   И сам себе тут же с горечью ответил:
   - Да ведь всё равно патронов нет!
   Повнимательнее приглядевшись к Семёну, офицер разочарованно произнёс:
   - Э, да ты гражданский.
   И сразу же решительно заявил:
   - У нас сейчас каждый боец на счету. Возьми оружие у павших, отбей у врага! И - вперёд, только вперёд!
   После этих слов офицер побежал дальше по окопу мимо Семёна. Семён повернул голову, смотря ему вслед, и в это время рядом с ним возник солдат в выцветшей и запылённой гимнастёрке, в низко надвинутой на глаза каске. Обеими руками он держал винтовку с примкнутым штыком.
   - Василий?! - радостно воскликнул Семён.
   - О, старый знакомый! - традиционной фразой поприветствовал его бывалый солдат. - Ну, что заскучал, как аквалангист на Эвересте?
   - Оружия нет, патронов нет, - вслед за офицерами повторил слегка растерявшийся Семён.
   - Это не беда! - Василий потряс винтовкой. - У меня тоже патроны кончились. Зато есть штык.
   Бывалый солдат высунулся из окопа, цепким взором окинул поле боя и тотчас же опустился обратно:
   - Метрах в сорока перед нами траншея передней линии. Айда за мной!
   Не дожидаясь согласия Семёна, Василий ловко перевалился через бруствер и пополз вперёд. Проклиная всё на свете, Семён последовал за ним. Ползти по рыхлой земле оказалось трудно и противно. Пару раз, когда неподалёку разрывались снаряды, Семён утыкался лицом в холодную грязь, но каким-то чудом удерживался от того, чтобы надолго закрыть оба глаза. Он приспособился закрывать глаза по очереди и вычищать грязь мизинцем. Семён боялся потерять бывалого солдата Василия, который знал, как действовать в любом бою.
   Как ни старался Семён быстро ползти, на сорокаметровой дистанции Василий обогнал его почти вдвое. Когда Семён, тяжело дыша, сполз в следующий окоп, он увидел в нём нескольких солдат, которые сидели внизу, опёршись спинами в земляные стены. Василий, коротко и быстро затягиваясь скрученной из обрывка газетной бумаги сигареткой, обсуждал с каким-то солдатом будущую атаку.
   - Когда поднимемся, бежим к сломанной берёзе. От деревца зигзагами к развалинам дома. А оттуда уже хорошенько осмотримся.
   Обернувшись на Семёна, Василий сказал:
   - Тут тоже боеприпасов почти не осталось. По два-три патрона на ствол, и всё, а дальше - на "ура" в рукопашную.
   У Семёна замерло сердце: "И тут в рукопашную!"
   Василий указал ему на солдата, лежавшего кверху спиной на дне окопа:
   - Возьми у него лопатку, что ли, раз ничего другого нет.
   Только тут Семён понял, что этот человек не спит и не прячется от обстрела. Он мёртв. Убит. Раньше Семён видел мёртвых людей так близко только на похоронах, когда они лежали в гробах, усыпанные цветами и приготовленные сотрудниками морга к прощанию с родственниками, друзьями и коллегами по работе. Уговаривая себя, что всё происходит во сне, Семён подобрался к убитому и отстегнул от его ремня чехол с сапёрной лопаткой. Убитый боец хорошо подготовил лопатку к рукопашной: у её лотка были заточены не только передняя кромка, но и две боковые.
   Откуда-то слева донеслась громкая речь, постоянно заглушаемая взрывами. Семён разобрал только отдельные слова:
   - ...Коварный враг... нечистью... за наших... сметём... стальным ударом... ура!
   Последнее слово понеслось по окопу, как огонь зажженного бикфордова шнура:
   - Ура!
   Люди вокруг Семёна поднимались на ноги и подхватывали:
   - Ура!
   Солдаты повалили из окопа. Семён, мгновение поколебавшись, поудобнее перехватил лопатку и выскочил вместе с ними, стараясь не упустить из вида Василия.
   - Ура! - неслось над полем.
   Пригибаясь и делая скачки из стороны в сторону, Василий бежал вместе с наступавшим отрядом, и Семён видел впереди сломанную чуть выше человеческого роста берёзу, которая хотя бы символически могла служить защитой от встречных пуль.
   Обогнув поваленное дерево, Семён следом за Василием побежал в сторону бывшего двухэтажного, а сейчас наполовину разрушенного кирпичного дома, находившегося в сотне метрах впереди. В этот момент со стороны развалин раздалась длинная очередь. Фонтанчики земли заплясали под ногами бегущих солдат, люди начали валиться на землю. Василий пробежал ещё несколько шагов и внезапно скрылся из виду. Семён в отчаянии бросился в ту сторону и увидел большие комья земли, вывороченные взрывом. Спустя миг он спрыгнул в широкую и глубокую воронку, в которой укрылся Василий и ещё один солдат.
   Солдат обернулся, и Семён увидел под каской знакомое смуглое круглое лицо с широким носом и узкими глазами. Солдат, видимо, тоже узнал Семёна, перевёл взгляд на заточенную сапёрную лопатку в его руке и широко заулыбался, отчего его глаза превратились в щёлочки, а усы вытянулись в одну линию.
   - Вот тебе и диалектика! - вслух подумал Семён.
   - Меня Ахмет зовут, - представился солдат и посмотрел на Василия. - Патроны есть?
   - Ничего нет.
   - Плохо.
   Ахмет был вооружён ППШ и длинным трофейным штыком-ножом. Лёжа на краю воронки, он снял с головы каску, надел её на острие штыка и выставил над уровнем земли. Через пару секунд по краю воронки брызнули земляные фонтанчики, Ахмет отдёрнул руку и продемонстрировал пробитую каску:
   - В упор из пулемёта бьёт! Подождал, когда мы поближе подойдём, и начал косить.
   Снова послышалась пулемётная очередь. Воспользовавшись тем, что стреляли не по ним, Василий быстро выглянул наружу и сразу же спрятался.
   - Совсем рядом, а штыком не достанешь. Вот бы сейчас гранату.
   Над полем боя разнеслось необыкновенно громкое лошадиное ржание.
   Ахмет, как и Василий, на одно мгновение высунул голову из воронки, а потом, сползая вниз, с блуждающей мечтательной улыбкой произнёс:
   - Валькирия на белом коне. Красиво!
   - Тебе что, своих гурий мало? - усмехнулся Василий.
   Забыв обо всём, Семён полез вверх:
   - Где?! Где валькирия?
   На один краткий миг его глазам предстало великолепное зрелище: чуть дальше развалин с пулемётчиком, на подбитом танке, стоя задними копытами на его моторном отсеке, а передними на башне, над полем боя возвышался огромный белый конь с развевающимися гривой и хвостом; на коне сидела девушка в сверкающих доспехах и, прикрывая глаза от солнца ладонью, осматривала солдат обеих воюющих сторон.
   Василий с силой рванул Семёна вниз, в воронку:
   - Ты куда? Смерти ищешь?
   На том месте, где только что находился Семён, землю вспороли вражеские пули.
   - Мне надо поговорить с валькирией! - воскликнул Семён.
   Василий усмехнулся:
   - Когда встретишь смерть, как герой, может быть, она тебя и заметит.
   Семён в отчаянии сжал рукоятку бесполезной сапёрной лопатки. Между ним и валькирией находился пулемётчик. И верная смерть. Внезапно в голове Семёна молнией сверкнула мысль. Не дожидаясь, пока безумная идея будет постепенно превращаться в проработанный план, он лихорадочно забормотал, указательным и средним пальцами залезая в маленький карман джинсов:
   - Ты говоришь, я смерть ищу? Ты говоришь, граната нужна?
   Семён извлёк подарок девушки в чёрном одеянии и с косой - маленькое лимонное семечко. Он встал на колени, сделал указательным пальцем ямку в самом низу воронки, бросил туда семечко и лопаткой нагрёб земли сверху. Василий и Ахмет молча наблюдали за его действиями.
   - Только быстрее! - взмолился Семён, не отрывая глаз от земляного холмика.
   Над поверхностью земли показался зелёный росток, быстро потянулся кверху, разошёлся на несколько веточек. Среди зелёных листьев ярко вспыхнули белые цветки, и тотчас же их лепестки опали. Плоды наливались прямо на глазах, изначально буро-зелёные, они не меняли цвета, только по мере роста покрывались выпуклыми прямоугольниками, у черенка скручивалась в кольцо чека, и вытягивался спусковой рычаг. Менее чем через минуту на дне воронки выросло деревце с шестью созревшими гранатами Ф-1, традиционно называвшимися "лимонками".
   - Вот это дело! - радостно воскликнул Василий.
   - Теперь жить можно, - подхватил Ахмет.
   Каждый из них сорвал с деревца по две гранаты. Семён тоже сорвал свою пару.
   Василий встал на одно колено, положил винтовку слева от себя, а одну гранату справа. Взял в правую руку вторую лимонку и начал двигать плечом, примериваясь к броску и стараясь при этом не высовываться наружу.
   - Первым я брошу. Если не докину, то взрывом на несколько секунд нас прикроет от стрелка. Поэтому выскакиваем все разом, бежим, насколько можно ближе, и закидываем гранатами наверняка.
   Ахмет засунул штык-нож в ножны на поясе, закинул ППШ на ремне за спину и взял в обе руки по гранате. Семён положил одну гранату в карман куртки, а другую сжал в правой руке. В левой он держал сапёрную лопатку.
   - Готовы? - спросил Василий.
   - Да! - выдохнул Семён, надеясь, что валькирия всё ещё не покинула свой наблюдательный пост.
   Василий, спокойно и аккуратно, словно на тренировке, разжал проволочные усики предохранителя, выдернул кольцо чеки из запала и, широко размахнувшись, с невероятной скоростью отправил лимонку вперёд и вверх, чтобы она пролетела максимальное расстояние. Затем он правой рукой поднял с земли вторую гранату, левой выдернул из неё кольцо, отбросил его в сторону и подхватил винтовку. Ахмет, сведя руки, указательными пальцами с силой выдернул кольца сразу из двух своих лимонок. Семён, следуя их примеру, подготовил к броску свою гранату. Через четыре секунды далеко впереди раздался взрыв. Василий и Ахмет вскочили на ноги и ринулись из воронки. Семён постарался от них не отстать. Едва поднявшись из воронки, он едва не задохнулся от радости: валькирия всё ещё осматривала поле боя, а её конь застыл на танке, словно на постаменте.
   Как и предполагал Василий, его первая граната чуть-чуть не долетела до разрушенного здания, в котором засел пулемётчик. Однако взрыв осыпал осколками стены и заставил стрелка на несколько драгоценных секунд прекратить огонь.
   Преодолев менее половины расстояния до развалин, Василий на бегу метнул вторую гранату. Ахмет взмахнул правой рукой, потом левой, и ещё две лимонки полетели в то место, откуда стрелял пулемётчик. После этого оба товарища Семёна залегли, защищая лица выставленным поперёк перед собой оружием. Семён не был уверен, что сможет бросить гранату так же далеко и точно, как умелые и опытные солдаты. Поэтому он пробежал дальше, чтобы гарантированно попасть во врага. Кроме того, каждый шаг приближал его к валькирии. Когда Семён увидел, что в разбитом оконном проёме мелькнула серая каска, он изо всех сил бросил внутрь лимонку.
   Вдруг сквозь звуки боя до Семёна долетел крик Василия:
   - Ложись!
   Сообразив, что сейчас разорвутся сразу четыре гранаты, Семён с разбега бросился на землю, отчего лимонка в кармане больно вонзилась ему в бок. Четыре взрыва почти слились в один. Семён, спохватившись, прикрыл свою незащищённую каской голову плоскостью лотка сапёрной лопатки. Рядом с ним просвистели осколки, а его спину осыпала кирпичная крошка.
   Пока Семён поднимался на ноги, Василий и Ахмет снова оказались впереди. Семён поспешил за ними, однако, остановившись возле пролома в стене, понял, что его помощь не требуется. Он увидел, что из груды осыпавшихся кирпичей торчат приклад ручного пулемёта и ноги в добротных, подбитых гвоздями сапогах, а из глубины дома, из-за полуразрушенной стены, выскакивает и старательно тянет руки вверх худощавый молодой парень, почти мальчишка, во вражеской военной форме, но без каски, с растрёпанными и забитыми красной кирпичной пылью светлыми волосами. Должно быть, с другой стороны дома он подносил стрелку коробки с пулемётными лентами и потому в момент взрывов оказался вне досягаемости осколков гранат.
   - Не стреляйте! - отчаянно прокричал парень. - Я сдаюсь! Гитлер капут!
   - Сейчас тебе капут! - Василий замахнулся винтовкой, словно собирался пронзить грудь врага штыком, но потом остановил движение, опустил оружие и сказал Ахмету: - Возьмём его пока в плен. Может быть, совсем скоро мы вместе с ним будем воевать против восставших роботов, "чужих" или зомби.
   Ахмет зашёл сзади парня и подтолкнул его к выходу из дома стволом ППШ. Сзади и с боков от Семёна вновь ширилось и нарастало победное "Ура!". После уничтожения пулемётного гнезда солдаты вскакивали на ноги и продолжали своё движение вперёд.
   Семён посмотрел в сторону валькирии, и ему показалось, что огромный белый конь поджимает ноги, готовясь к прыжку.
   Семён побежал, размахивая лопаткой и свободной рукой, чтобы привлечь к себе внимание:
   - Подождите! Пожалуйста!
   Валькирия посмотрела на Семёна и потянула уздечку назад. Конь нетерпеливо переступил с ноги на ногу, однако остался на танке. По мере приближения Семён всё отчётливее видел различия между этой валькирией и той, которая его поцеловала. Эта была явно постарше. Конечно, издалека её можно было принять за юную девушку благодаря тонкой талии и двум косам, свисающим из-под рогатого шлема. Но её бёдра и икры, особенно потому, что она сжимала ими бока коня, выглядели весьма округлыми, даже можно сказать полными, а плотно облегавшая тело кольчуга позволяла разглядеть очертания роскошной груди. На лице валькирии не пролегло ни единой морщинки, полные чувственные губы были плотно сжаты, глаза глядели строго и мудро.
   Семён остановился возле переднего катка танка и, задрав голову, со всей возможной вежливостью, которая только пришла ему в голову на поле боя, проговорил:
   - Здравствуйте, прекрасная валькирия! Прощу прощения, если я отвлекаю вас от важных дел! Не могли бы вы уделить мне минутку внимания?
   Валькирия неторопливо осмотрела его с головы до ног и заговорила приятным глубоким голосом:
   - Кто ты такой, человек с плодами из сада моей племянницы?
   - Меня зовут Семён Сигуров. Я искал вас на поле боя. Точнее, не именно вас, а вообще валькирию. Дело в том, что недавно меня поцеловала одна из ваших... сестёр или коллег, извините, если я неправильно выражаюсь. Я встретил её вечером в Москве, она сражалась с тремя троллями. Я случайно проходил рядом и ей помог. И она меня поцеловала. И теперь из-за этого я мучаюсь. Мне нужно снова с ней встретиться!
   Произнеся свою сбивчивую речь, Семён выдохнул и понял, что не сказал и половины того, что хотел.
   Уголки губ валькирии приподнялись в едва заметной улыбке:
   - Ты, Семён, никак, влюбился?
   - Нет, я не это имел в виду. Я мучаюсь потому, что каждый раз, когда закрываю глаза, перемещаюсь то в один мир, то в другой. А это очень неудобно, и даже опасно.
   Валькирия улыбнулась, её глаза повеселели:
   - Ты говоришь, что боишься опасности, хотя только что с гранатой бросился на пулемёт?
   Семён подумал, что опять говорит не о том, собрался с мыслями и постарался конкретизировать своё желание:
   - Мне нужно встретиться с поцеловавшей меня валькирией для того, чтобы она отменила или как-нибудь исправила своё заклятие.
   - А от меня-то ты чего хочешь?
   - Баба-Яга сказала, что все валькирии знают о том, кто из них где находится. Пожалуйста, помогите мне найти ту самую. Или хотя бы подскажите, как это сделать.
   - Значит, ты с ней целовался, а имени так и не спросил?
   - Так ведь это же она меня поцеловала! - воскликнул Семён.
   - Ладно, - сжалилась валькирия, - попробую тебе помочь.
   Из объёмной седельной сумы она вытащила большой спутниковый телефон, выдвинула антенну и набрала номер. В трубке послышались треск, шипение и неразборчивая речь.
   - Алло, центральная? - прокричала в микрофон валькирия. - Кто-нибудь из наших недавно охотился на троллей в Москве? Кто? Говорите громче!
   Из вежливости Семён не стал вслушиваться в разговор, он посмотрел в ту сторону, куда удалялась наступающая пехота, откуда ещё доносились крики "Ура!", выстрелы и взрывы. Туда же отправились и Василий с Ахметом. Один на плече тащил трофейный ручной пулемёт, другой в обеих руках нёс жестяные коробки с пулемётными лентами.
   Услышав, как валькирия произнесла: "Конец связи!", Семён повернул к ней голову в ожидании ответа. Валькирия, словно дразня его, немного помедлила, но потом произнесла:
   - Вроде есть такая, которую ты ищешь. Она из новеньких, на вашем языке её зовут Лёгкая Сталь.
   - Спасибо! - обрадовался Семён. - Может быть, вы ещё узнали, где её можно найти?
   - Узнала. Лёгкая Сталь разыскивает троллей, которые украли волшебное зеркало. В Москве ей не удалось перехватить похитителей, поэтому сейчас она собирается плыть в Тролльхейм.
   Сердце Семёна замерло и застыло.
   - Где она сейчас?
   - Пока ещё в Москве. Её драккар стоит в порту.
   - В каком порту? - вновь обретая надежду, спросил Семён.
   - В самом главном. Разве ты никогда не слышал, что Москва - порт пяти морей? Так что, если хочешь встретить свою Лёгкую Сталь, поторопись! Я попросила ей передать, что её ищет какой-то поцелованный ею человек. Но вряд ли она из-за тебя задержит отплытие.
   Семён, переполняемый восторгом, не знал, куда девать руки. То он складывал ладони перед собой и кланялся валькирии, словно буддист, то прижимал правую ладонь к сердцу, а левую отводил назад.
   - Спасибо! Спасибо вам огромное! У меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность!
   Валькирия благосклонно смотрела на Семёна сверху вниз:
   - Кстати, а моё имя ты не хочешь узнать?
   Семён понял, что допустил ошибку и постарался красноречиво оправдаться:
   - Простите меня, пожалуйста! Я просто не решался спросить ваше имя, так как побоялся, что вы заподозрите меня в неуклюжей попытке недопустимо близко познакомиться. Я всего лишь человек, а вы - великолепная и могущественная валькирия, так что я смиренно ждал, что вы сами сообщите мне то, что, по-вашему, я достоин узнать.
   Валькирия в течение этой речи несколько раз удовлетворённо кивнула головой.
   - Знай же, Семён, что с тобой разговаривала Стурмхильда.
   Семёну это имя ни о чём не говорило, тем не менее, он постарался изобразить на лице восторг и изумление:
   - Неужели вы та самая?
   Валькирия горделиво приосанилась:
   - Да, это я!
   Она сжала своими крепкими круглыми коленями бока коня. Тот развернулся на задних ногах и встал на дыбы.
   Семён торопливо прокричал:
   - Ещё раз от всего сердца благодарю вас, великолепная Стурмхильда.!
   Валькирия слегка кивнула ему на прощание, и через миг её конь то ли поскакал по воздуху, то ли полетел длинными скачками в сторону удаляющейся битвы.
   Семён огляделся, соображая, как быстрее добраться до Москвы. Знакомая грунтовая дорога, по которой он приехал на полуторке с Иванычем, была не слишком-то оживлённой, и едва ли на ней удалось бы быстро повстречать попутный транспорт. Догонять знакомых солдат и снова оказываться в гуще боя не имело смысла. Оставались два других направления, равно неизвестных.
   Семён попробовал сориентироваться по Солнцу, но оно, казалось, остановило своё движение по небу с тех пор, как он вернулся в этот мир ещё на Куликовом поле. Приняв компромиссное решение, Семён направился не прямо к грунтовке, а под углом к ней, рассчитывая, что этот путь либо позволит ему отыскать какую-нибудь новую дорогу, либо выведет к знакомой. Он на ходу поигрывал сапёрной лопаткой, с которой решил не расставаться до тех пор, пока не вернётся в город.
   Семён шагал быстро, и вскоре изрытое поле боя сменилось мирным пейзажем. Землю покрывала низкая травка, справа и слева виднелись светлые берёзовые рощи, вдали на пологих холмах паслись стада домашних животных. Семён прикинул расстояние и подумал, не поискать ли пастухов, но потом решил не отклоняться в сторону, рассчитывая, что и так вот-вот должно показаться какое-нибудь человеческое жильё, где можно будет узнать направление на Москву.
   Действительно, вскоре за рощей показалась речушка, через неё был переброшен мостик из досок, а за ним начиналась натоптанная тропинка, ведущая в деревеньку. Чем ближе подходил к домам Семён, тем больше убеждался в том, что предназначены они не для людей - слишком уж маленькие, с низкими дверцами, с узкими крылечками. Тарелка спутниковой антенны на доме закрывала добрую половину крыши. Предположения Семёна подтвердились, когда он увидел двух зайчих в длинных сарафанах и в хитро повязанных между ушами платках, которые пропалывали грядки с морковью.
   - Здравствуйте! - издалека крикнул Семён, не зная, как прореагируют местные жители на появление человека.
   Зайчихи выпрямились и посмотрели на него без всякого страха. Потом одна из них повернулась в сторону ближайшего домика и громко позвала:
   - Мииилый!
   На крыльцо вышел заяц в косоворотке с расшитым цветочными узорами воротником, в широких полотняных штанах и в лаптях. Он грыз морковку и, явно подражая персонажу американского мультсериала, спросил Семёна:
   - В чём дело, док?
   - Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, как отсюда добраться до Москвы?
   - Очень даже просто. В другом конце деревни приёмный пункт, мы туда сдаём овощи, а оттуда их регулярно увозят в Москву на овощехранилище. Так что с попутной машиной ты быстро до Москвы доедешь. Кстати, вон, видишь, по улице кролик Кирьян тачку толкает. Он, точно, свой товар сдавать везёт. Ступай за ним, не заблудишься!
   - Спасибо! Хорошего вам урожая! - Семён помахал рукой зайцу и зайчихам.
   После этого он ускорил шаг, следуя за белым кроликом, который вёз на тачке объёмный мешок из грубой рогожи.
   Как и сказал заяц, улица вывела Семёна на площадь, за которой находилось большое здание-ангар, в ворота которого мог въехать нормальный человеческий грузовик. Более того, Семён увидел бампер и радиатор грузовика, стоявшего внутри. К ангару приёмного пункта Семён подошёл одновременно с белым кроликом. Кирьян деловито вкатил свою тачку в ворота, провезя её рядом с грузовиком. Семён заглянул внутрь и увидел одетых в одинаковые спецовки двух белок, ежа и барсука, которые с широкого пологого пандуса ловко и сноровисто загружали в открытые сзади дверцы фуры мешки с сельскохозяйственной продукцией. Рядом с пандусом стояли лиса в джинсовом костюме и самый обычный человек в фирменном зелёно-оранжевом комбинезоне с надписью "Сельвоз". Лиса держала перед собой папку с накладными, а экспедитор (поскольку других людей рядом не было, Семён понял, что он же исполнял обязанности водителя) вслух подсчитывал мешки и загибал пальцы после каждого десятка.
   Семён тихо, с трудом сдерживая нетерпение, вошёл в ангар. С одной стороны, он готов был немедленно заговорить с человеком, с другой стороны, боялся сбить его со счёта и из-за этого получить отказ в просьбе довезти до Москвы. Разглядывая водителя-экспедитора, Семён решил, что они с ним примерно ровесники. Уверенный взгляд, спокойное лицо, плавность и чёткость каждого движения создавали благоприятное впечатление. Видно было, что человек делает привычную рутинную работу, которая, если и не приводит его в восторг, то и не вызывает отвращения.
   Лиса и человек заметили появление Семёна, но не прервали своей работы. Наконец, погрузка была закончена, человек начал расписываться в подкладываемых лисой накладных. Семён приблизился и встал рядом. Когда последний лист был подписан, лиса убрала накладные в прозрачный файл и передала водителю-экспедитору.
   - Здравствуйте, - вежливо заговорил Семён с человеком, - мне сказали, что вы сейчас поедете в Москву. Не могли бы вы взять меня с собой? Если что, я заплачУ...
   - Да лааадно, - с улыбкой протянул водитель, - что ж я, за простое человеческое "спасибо" пассажира до Москвы не подброшу? Но учти, я довезу тебя только до поворота на склад, потому что мне сразу же надо будет ехать за грузом в другую деревню.
   - Я согласен! - выпалил Семён, внутренне ликуя.
   - Ну, раз согласен, то поехали!
   Водитель забрался в высокую кабину грузовика со своей стороны, Семён со своей. В этом автомобиле было значительно просторнее и удобнее, чем в полуторке. Мотор завёлся с пол-оборота и глухо, басисто заурчал, проявляя свою внутреннюю мощь. Фура выехала из ангара, медленно повернула и после трёх-четырёх сотен метров ухабистой грунтовки выбралась на асфальтовое покрытие. Автотрасса практически не отличалась от тех, по которым немало поездил Семён в привычном человеческом мире.
   - Тебя как звать-то? - прервал молчание водитель, увеличивая скорость на ровной дороге.
   - Семён.
   - Ишь ты! А меня - Степан. Почти тёзки. Давно здесь?
   - Понятия не имею. Если судить по часам - то со вчерашнего вечера до сегодняшнего утра, а если по местным суткам, то уже дня полтора, а, может, и больше. Солнце-то совсем не двигается.
   - Чего ж ему двигаться, если сейчас всех устраивает день? Работы много. Урожай созрел. Как говорится, сейчас каждый день целый год кормит. Вот потому-то дни так растянуты.
   - А в моём мире сейчас зима, - вздохнул Семён.
   - В твоём - это в каком?
   - Даже не знаю, как объяснить. А, вот: в том, в котором я родился.
   - Как говорится, где родился - там и пригодился. Что ж ты тут делаешь?
   - Вот я и ищу способ вернуться обратно. К работе, к друзьям, к семье... ну, то есть, к родителям. В общем, к своей жизни.
   Степан как-то странно посмотрел на Семёна и внезапно предложил:
   - Хочешь, я музыку включу?
   Он протянул указательный палец к кнопке автомагнитолы, встроенной в приборную панель.
   - Нет, спасибо, не надо! - быстро проговорил Семён.
   Степан положил руку обратно на руль и сказал:
   - Хорошо. Теперь я вижу, что ты не "пустышка".
   - Кто? - недоумённо спросил Семён.
   - Извини, если обидел. Сейчас объясню. Это у меня вроде тест такой. Если человеку нравится, чтобы постоянно звучала музыка, то такого я называю "пустышкой". У настоящего человека должно быть внутреннее наполнение: мысли, рассуждения, размышления, воспоминания. А есть люди как будто совсем без мыслительных процессов. Они не читали умных книг и не смотрели хороших фильмов, поэтому им нечего обдумывать, они не испытывали глубоких чувств, поэтому им нечего переживать, они никогда ничего не анализировали, не сопоставляли, не планировали. Внутри их голов - пустота, ветер. Однако, как говорится, природа не терпит пустоты. Поэтому такие люди вместо собственного мышления заполняют головы какими-нибудь внешними заменителями. Как правило и в основном это музыка. Люди-"пустышки" слушают её всегда: дома, на работе, в автомобилях, на природе - с утра до вечера, день за днём. А попробуй, спроси у "пустышки", какую песню он слышал десять минут назад, он только вытаращит глаза и даже не поймёт, чего ты от него хочешь. Ведь у "пустышки", как говорится, в одно ухо влетело, в другое вылетело. Я смотрю, ты улыбаешься? Значит, согласен?
   - Согласен. Но я улыбаюсь ещё и потому, что вспомнил один случай. Как-то на работе коллега-приятель долго убеждал меня в превосходстве аналоговой записи музыки над цифровой. Он говорил, что как запись убивает живое исполнение, так цифра окончательно уничтожает настоящий звук. Поддавшись его уговорам, я купил музыкальный центр с проигрывателем пластинок. И решил первым делом прослушать на нём одну из своих любимых арий - песню Сольвейг. Пошёл в музыкальный магазин за пластинкой. Продавец, или, как было написано у него на бейджике, "менеджер-консультант", естественно, сразу взял меня в оборот: "Чего ищете? Чем могу помочь?" Я сказал ему, что мне нужна пластинка "Пер Гюнт" Грига. Он на секунду задумался, а потом сказал, что про группу "Пер Гюнт Грига" никогда не слышал, и в магазине её записей нет, зато есть "Пет Шоп Бойс", "Ред Хот Чили Пепперс", "Бэд Бойс Блю" и дальше пошёл сыпать похожими, как ему казалось, названиями. Я просто развернулся и ушёл из магазина. На своём музыкальном центре я так ни одной пластинки и не прослушал. И с тех пор, когда разговор заходит о музыке, я вспоминаю этот случай и невольно улыбаюсь.
   Степан тоже заулыбался:
   - Конечно, хорошую музыку послушать под настроение - это приятно и полезно. Да, собственно, и не в музыке дело. Я просто привёл её в пример, как наиболее частый заменитель мыслительного процесса. Ещё есть "пустышки", заполняющие вакуум внутри себя телевидением, компьютерными и видео играми, псевдообщением в социальных сетях, чтением глянцевых журналов. Главный принцип "пустышки" - тратить время на всё, что угодно, лишь бы не на собственное мышление.
   Семён сказал:
   - Я недавно встречался с Профессором. Он говорил мне примерно то же о большинстве людей. Только называл их не "пустышками", а "тенями".
   Степан кивнул головой:
   - Тоже подходящее определение. Честно признаюсь, когда ты сказал, что хочешь вернуться к своей прежней жизни, я подумал, что ты тоже "пустышка". Теперь вижу, что ошибся. Ещё раз извини!
   - Насколько я понимаю, ты ведь тоже сюда попал из обычного человеческого мира?
   - Да, так уж получилось. Для тебя пластинка - это древний и почти забытый раритет. А ведь я из того времени, когда пластинки с иностранными записями в нашей стране только-только появлялись и считались, как говорится, престижным дефицитом. Это я только выгляжу молодо, да ещё кое-каких новых слов нахватался от тех, кто попал сюда после меня. А так-то я давно уже кручу баранку. Если хочешь знать, я родился в весьма важной семье, как говорится, в среде правящей элиты того времени. Слыхал, наверное, про "мальчиков-мажоров"? Вот и я когда-то был одним из них. С шестнадцати лет гонял по Москве на папиной волге, а сотрудники ГАИ, глядя на номера, мне честь отдавали. То есть это я тогда думал, что мне. А потом уже понял, что не мне, а машине, точнее даже сказать - номерам, олицетворявшим государственную власть. В общем, жил я красиво: квартира в центре, государственные дачи в Подмосковье и на курортах, машина, импортные шмотки и аппаратура, пластинки. Ну и, разумеется, девочки, куда же без них. Моё будущее было предопределено: гарантированное поступление в престижный институт, будущие заграничные командировки. И вот на первом курсе поехали мы, студенты, как говорится, на картошку. А тогда, если ты не знаешь, существовали некие обязательные правила даже для таких, как мы, "мажоров", будь мы хоть трижды элитой. Так вот, приезжаем мы в деревню. Естественно, пьянка, девочки, как говорится, дым коромыслом. Выхожу я утром на улицу с тяжёлой от похмелья головой и вдруг... Вдруг я вижу другую жизнь. Люди в деревне работают, то есть трудятся, то есть приносят пользу обществу. А я и мне подобные - нет. Тогда-то я не знал, нам в те времена не рассказывали, и только гораздо позже я понял, что снизошло на меня просветление, как на царевича Гаутаму, впервые покинувшего дворец. Обернулся я во тьму общежития, откуда пахло перегаром и доносились пьяные вопли, а потом снова посмотрел вокруг: на поля, на луга, на лес, на небо. И понял я, что не смогу вернуться к своей прежней жизни. Нет, конечно, какое-то время я по инерции пытался идти предопределённым своим происхождением путём. Но, сидя на лекции в институте и слушая про то, как положено составлять официальные ноты протеста в ответ на очередные происки заокеанской военщины, я мысленно представлял дорогу между двумя стенами деревьев, которая начиналась под капотом моего автомобиля и уходила в бесконечность. Институт я так и не окончил. Бросил. Устроился на работу водителем. Родные и друзья, узнав об этом, крутили пальцем у виска. Каждая встреча с родителями заканчивалась скандалом. Мама пыталась пристроить меня для проверки в психиатрическую клинику. Тогда я, как говорится, сжёг за собой мосты и уехал работать в колхоз. Этакий дауншифтинг тех времён. Опять улыбаешься? Ещё какой-нибудь случай вспомнил?
   - На этот раз нет, - ответил Семён. - Просто выражение "дауншифтинг" мне показалось неподходящим. У нас оно давно уже приобрело негативный смысл. Когда человек много денег наворовал, или мошенническим путём разбогател, или на торговле наркотиками нажился и вдруг в один прекрасный день понял, что устал от постоянного напряжения и страха, то он тогда переводит все свои деньги в надёжный заграничный банк, уезжает куда-нибудь далеко-далеко на тёплые острова с пальмами и там живёт на проценты от вклада, пьёт коктейли на берегу океана или покуривает "травку" у бассейна. Вот это у нас называется "дауншифтинг". Тяжёлую ежедневную работу в сельском хозяйстве так не называют.
   - Ладно, спасибо, учту на будущее. Так вот, как говорится, продолжение следует. В колхозе мне поначалу пришлось непросто. Всё новое, всё непривычное, всё непонятное. Потом притёрся, внешне стал таким же, как все, как говорится, своим парнем: шоферил, халтурил, выпивал, с бабами деревенскими знался. Но и книжки читать не переставал. Потом понял, что работать на земле мало. Надо ещё и жить как-то по-другому, без грязи, без пьянства, без мата. И вот однажды вышел я в рейс, ехал на своём "ЗИЛке" по знакомой дороге, по которой не раз ездил, и вдруг увидел, что она передо мной распрямляется, как в мечтах, по обеим её сторонам поднимаются высоченные деревья, и ведёт эта дорога в бесконечность. Вдавил я тогда педаль газа до упора и полетел... Остановился я только тогда, когда оказался среди домов необыкновенных и существ чудесных. Сперва я решил, что умер и попал на тот свет. Потом оказалось, что я переместился, или перешёл или обратился - в общем, по-всякому это тут называется. Вот теперь живу в этом мире. Занимаюсь привычной работой. Женился на девушке, попавшей сюда из девятнадцатого века. Она рассказала, что, вроде, зимой спичками торговала и заснула на улице, а проснулась уже тут. Хорошая она, с ней о других женщинах и думать забыл. Дети у нас: мальчик и девочка. Как говорится, жизнь идёт своим чередом. Грех жаловаться.
   Пока длилась беседа, фура приблизилась к Москве, а потом и въехала в черту города. С обеих сторон от шоссе потянулись дома, дворцы, замки, терема. Справа и слева от фуры в общем потоке двигались другие автомобили, кареты, сани, арбы, печки, колесницы, всадники.
   Степан перестроился в правый ряд и начал сбрасывать скорость.
   - Ладно, пора прощаться. Мне направо, к овощной базе, а тебе - прямо. Тут, на трассе, остановка запрещена, я тебя высажу после перекрёстка.
   Дождавшись, когда загорится зелёная стрелка светофора, Степан начал медленно поворачивать. Боковая дорога состояла из двух полос в каждую сторону. Длинная фура вынуждена была на повороте занять полторы полосы. В это время Семён увидел, что навстречу им на большой скорости, обгоняя по встречной весь остановившийся на двух полосах перед светофором транспорт, выскочил роскошный кабриолет с открытым верхом. За его рулём находился баран, рядом с ним на пассажирском сидении расположился козёл, а сзади развалился огромный бык. Видимо, баран, как обычно поступают представители его вида, решил объехать всех впередистоящих по свободной встречной и встать первым на перекрёстке. Выворачивающую фуру он заметил слишком поздно. Раздался скрип тормозов, и сразу же за ним последовал глухой удар. Перед бараном и козлом вспухли подушки безопасности, бык без особого вреда для себя ударился крепким рогатым лбом в спинку переднего сидения. Семён в кабине тяжёлого грузовика ощутил лёгкий толчок. У фуры был всего лишь погнут край бампера, а у кабриолета оказалась разворочена вся передняя левая часть: крыло, капот, хромированные бампер и радиатор.
   Распахнулись двери обоих автомобилей. Степан выскочил с криком:
   - Все живы?
   Баран, козёл и бык покинули кабриолет со злобными возгласами:
   - Ну, ты попал!
   - Конец тебе, урод!
   - Ща получишь!
   Быстро оценив ситуацию, Семён вылез из кабины, демонстративно поигрывая своей сапёрной лопаткой. Он ни на секунду не забывал о лежавшей в кармане неиспользованной лимонке. Но на тротуаре уже начали собираться любопытные прохожие, а Степан находился слишком близко от агрессивных скотов.
   Увидев второго человека, с каким-никаким, но всё же оружием, животные немного поубавили напор.
   Однако баран приблизился вплотную к Степану и с угрозой произнёс:
   - Ты, шоферюга, хоть понимаешь, на какие деньги попал?
   Степан стал размахивать руками, показывая то на светофор, то на две встречные полосы, по которым уже тронулся транспорт:
   - Я же на стрелку ехал, а вы на красный свет, да ещё по встречной!
   Из-за плеча барана вылез бык:
   - Ты чё, не понял, что ты нам денег должен? Много денег!
   - У меня есть видеорегистратор, - предупредил Степан.
   Бык ухмыльнулся:
   - Да засунь его себе в...!
   Баран привёл самый типичный в подобных случаях довод:
   - Ты что, не видел, что Я еду?!
   Семён двинулся вперёд, собираясь вмешаться, и в это время сзади фуры послышался нарастающий шум и грохот. Кузов стоявшего по диагонали поперёк двух рядов автомобиля закрывал Семёну обзор, однако он услышал, как в толпе собравшихся зевак прозвучало: "Лягушонка в коробчёнке едет!"
   Семён вышел из-за фуры и увидел, что их авария перекрыла дорогу и мешала проезду важного кортежа. Первыми подъехали и остановились стрельцы на мотоциклах. Их огромные бердыши были прикреплены к рамам лезвиями вперёд. Позади шесть пар лошадей с высокими султанами из перьев на головах были впряжены в резную блистающую золотом карету. Кучеру пришлось откинуться назад, чтобы натянуть поводья и остановить бег лошадей. С обеих сторон карету окружали стрельцы-мотоциклисты. Сзади встали крытые повозки сопровождения, запряжённые могучими тяжеловозами.
   Когда кортеж вынужден был остановиться, один из стрельцов, видимо, начальник охраны, подъехал вплотную к собравшимся посередине дороги участникам аварии:
   - Немедленно освободите проезд!
   Баран, нисколько не теряя наглости, заявил:
   - Ага, вот только сейчас о деньгах договоримся!
   Семён в это время продолжал разглядывать карету. Вдруг её боковое окно открылось, и из него высунулась голова знакомого Ивана-царевича.
   - Что там происходит?! - громко спросил он и тут же встретился взглядом с Семёном.
   Иван-царевич распахнул дверь кареты, спрыгнул на асфальт и быстро направился к Семёну. Стрельцы слезали с мотоциклов, снимали бердыши с креплений и выстраивались по бокам и сзади своего господина. Иван-царевич подошёл к Семёну и протянул руку:
   - Здравствуй, добрый молодец!
   - Здравствуйте! - Семён без тени смущения ответил на крепкое рукопожатие.
   - В чём тут проблема? Ты водитель?
   - Я пассажир из грузовика, - Семён, чтобы не нервировать телохранителей царевича взмахами лопатки, начал показывать левой рукой: - Мы поворачивали с основной трассы на зелёный сигнал светофора. А эти выскочили на встречную, чтобы объехать оба своих ряда, которые остановились на красный.
   Когда Семён указал на водителя и пассажиров кабриолета, то увидел, как резко изменилось их поведение. Они как будто уменьшились в размерах, вжали свои рогатые головы в плечи и подогнули ноги в коленях.
   Иван-царевич несколькими брошенными вправо и влево цепкими взглядами быстро оценил ситуацию и приказал стрельцам, небрежно ткнув пальцем в сторону барана, козла и быка:
   - Ну-ка, ребята, разделайте этих скотов на шашлык!
   Животные рухнули на колени и сделали попытку поползти по асфальту к Ивану-царевичу, но были остановлены упёршимися в их шеи лезвиями бердышей.
   Иван-царевич усмехнулся, подмигнул Семёну, потом посуровел и отчеканил:
   - Ладно уж. Пусть живут. Поставить им клейма и отправить работать на скотный двор на пять... нет, на семь лет. Автомобиль конфисковать и реализовать. Из полученных средств оплатить водителю грузовика ремонт. Остаток средств направить в доход государства. Выполнять!
   - По какому праву? - робко проблеял козёл.
   Иван-царевич с удивлением посмотрел на него:
   - Как по какому? По тому же, по какому действовали вы сами - по праву сильного.
   Степан, молча слушавший весь этот разговор, быстро залез в кабину, завёл мотор и завершил поворот, освобождая левый ряд. Стрельцы поволокли барана, козла и быка к повозкам за каретой. Начальник охраны подошёл к кабине фуры, достал блокнот и узнал у Степана, куда привезти деньги.
   Иван-царевич снова протянул Семёну руку:
   - Ну вот, я же говорил, что ещё пригожусь!
   - Спасибо! Вы нас очень выручили!
   - Счастливого пути!
   - И вам счастья, удачи, всех благ!
   Иван-царевич развернулся на каблуках и быстро направился к карете. Стрельцы сели на мотоциклы, и кортеж тронулся с места. Семён отошёл в сторону и, когда карета с ним поравнялась, помахал рукой смотрящему в окно Ивану-царевичу. Тот ответил улыбкой и коротким кивком. За его фигурой Семён заметил сидящую с другой стороны красивую девушку в высоком богато украшенном кокошнике. Девушка слегка махнула рукой, и тут же её лицо исказилось гримасой боли, должно быть, рана от стрелы дала о себе знать. Следом за каретой проехали две крытые повозки.
   Из первой послышался приглушённый вопль:
   - Развяжите копыта! Позвольте поговорить с вашим господином!
   Суровый голос ответил:
   - Закрой рот и радуйся, что на шампур не попал!
   Задняя повозка притормозила возле разбитого кабриолета. Стрельцы быстро прикрепили буксирный трос и руками развернули автомобиль по ходу движения. Тяжеловозы снова тронулись, без видимых усилий потянув повозку с дополнительным прицепом. После отбытия кортежа движение по улице восстановилось.
   Семён подошёл к припаркованной фуре, возле которой его ждал Степан.
   - ЗдОрово всё получилось! - сказал водитель. - Такого во времена моей молодости не бывало. Это что, твой друг?
   - Нет, мы до этого всего один раз виделись. Я ему очередь уступил.
   - Что ж, как говорится, долг платежом красен. Ладно, поеду я. Спасибо тебе за помощь.
   - Да, пустяки, ты же меня до Москвы довёз, - Семён протянул Степану сапёрную лопатку: - На, возьми себе. Мне с ней по городу ходить как-то неудобно, а тебе она может пригодиться.
   - Вот спасибо! - Степан взвесил в руке подарок и с уважением произнёс: - Армейская! Ну, как говорится, до новых встреч!
   - До свидания!
   Степан продолжил свой путь на овощную базу, а Семён подождал у светофора, когда загорится зелёный свет, и перешёл на другую строну дороги. Где находится порт, он не знал. Семён посмотрел на потоки транспорта, протекавшие через перекрёсток, и заметил в пестроте всевозможных средств передвижения несколько жёлтых автомобилей с чёрными шашечками по бокам. Значит, в этом мире существовало такси, услугами которого можно было воспользоваться.
   Семён подошёл к краю тротуара и вытянул руку. Пока он искал глазами жёлтый кузов, возле него остановилась арба на двух высоких деревянных колёсах, запряженная понурым осликом с опущенными ушами. На арбе, сложив ноги в позе лотоса, сидел смуглый человек в полосатом халате и тюбетейке.
   - Вай, дорогой, садись, пожалуйста! - улыбаясь двадцатью девятью белоснежными и тремя золотыми зубами, пригласил хозяин арбы.
   - Спасибо, мне бы такси.
   - Вай, зачем такси-макси? Много денег берёт, плохо, медленно везёт. А я немного получу и мигом, куда скажешь, домчу.
   Семён с сомнением посмотрел на шатающиеся колёса арбы и на заморенного ослика:
   - Что-то верится с трудом.
   - Верь, не сомневайся, в арбу забирайся! Все пробки обойдём, в любое место первыми придём.
   Семён подумал, что с подобным транспортом может возникнуть та же проблема, что и в его родном мире. Поэтому он спросил:
   - Ты Москву-то хорошо знаешь? До самого главного порта пяти морей довезёшь?
   - Как же мне порт не знать, если каждый день туда надо арбу гонять? Серебряную монетку плати, я совсем быстро тебя в порт привезти.
   - Ладно, договорились. Только, пожалуйста, постарайся побыстрее!
   Семён забрался на арбу и сел позади хозяина, боком подвернув под себя ноги.
   - Крепко держись, арба будет быстро нестись, - обернувшись, предупредил возница, сверкая золотом во рту.
   Семён положил руки на низкий бортик, окружающий плоскую деревянную площадку. Хозяин достал откуда-то из-под халата телескопическое карбоновое удилище с привязанной на короткой леске морковкой. Он попеременно раздвинул секции, так что морковка оказалась перед носом ослика. Животное подняло морду и навострило уши. Ослик потянулся за морковкой, но она, естественно, не приблизилась к нему ни на миллиметр. Ослик сделал шаг, другой, третий.
   Хозяин арбы воскликнул:
   - Вай, беги, серый, как будто шайтан за нами гонится!
   Ослик начал быстро набирать скорость. Под крики возницы "Шайтан!" арба, скрипя и покачиваясь, сначала влилась в поток транспорта, а потом начала обгонять все прочие средства передвижения. Хозяин водил морковкой перед носом ослика то чуть правее, то чуть левее, заставляя его менять направление движения в нужную сторону. Скорость продолжала нарастать. Время от времени ослик вскрикивал: "И-а! И-а!", как будто требовал уступить ему дорогу.
   Семён, сначала просто державшийся за бортик, теперь вцепился в него изо всех сил. Казалось, что деревянная арба вот-вот развалится на части. Попутный транспорт исчезал позади с такой быстротой, будто стоял на месте. Для хозяина арбы, видимо, не существовало никаких правил дорожного движения. Несколько раз арба проскочила на красный свет, несколько раз срезала углы по тротуарам и через скверы, распугивая прохожих грохотом и ослиным сигналом "И-а!".
   - Вай, поддай, вай, шайтан нас догоняй! - кричал вошедший в раж возница, и ослик летел за морковкой, не разбирая дороги.
   Арба тряслась и подпрыгивала, и Семёну приходилось держать челюсти крепко сжатыми, чтобы зубы не стучали друг по другу. Он ежесекундно ожидал катастрофы. Ему очень хотелось закрыть глаза, но он понимал, что делать этого нельзя и потому, обливаясь холодным потом, вынужден был смотреть на то, как здания по сторонам дороги слились в две сплошные смазанные полосы. В небе показался низко летящий ковёр-самолёт, но и его арба скоро перегнала и оставила далеко позади.
   Семён подумал, что ещё немного, и арба проскочит Москву, унесётся за её пределы. В это время хозяин арбы убрал морковку из-под носа ослика и сложил телескопическое удилище. Уши ослика опустились, он погрустнел, скорость стала быстро снижаться. Впереди Семён увидел широко раскинувшийся водный простор, которого не существовало в его родном мире.
   Арба остановилась на парковке возле порта среди множества самых разных грузовых и пассажирских транспортных средств. Хозяин вновь обернулся к Семёну и протянул руку ладонью вверх:
   - Я в порт приезжай, ты денежку давай!
   Семён слегка подрагивающей рукой вынул из кармана бумажник, расплатился с возницей и спрыгнул с арбы, едва устояв на подгибающихся ногах. Едва он оказался на земле, арба двинулась в сторону голосующих у выезда с парковки загорелых мужчины и женщины в солнцезащитных очках и с украшенными яркими наклейками туристическими сумками на колёсиках. Семён с жалостью посмотрел на новых жертв возницы и направился в ту сторону, где на фоне воды в зависимости от своей окраски темнели либо белели стоявшие у причалов и двигавшиеся корабли.
   Порт оглушил и ослепил Семёна толчеёй разнообразных существ. Пассажирские потоки скрещивались и смешивались с погрузкой и разгрузкой товаров. Многоэтажные стеклянные здания, бетонные и металлические ангары, открытые площадки с рядами контейнеров казались хаотично разбросанными вдоль берега. Видимо, в этом мире водный транспорт был намного популярнее, чем в человеческом, и казалось, будто с морским портом тут слились воедино ещё и аэропорт, и железнодорожный вокзал, и стоянка междугородних автобусов.
   Некоторое время Семён пытался отыскать справочную службу, информационное табло или хотя бы какого-нибудь сотрудника в форменной одежде. Но то ли таких сотрудников тут не было, либо они не носили единой формы. Семён не знал к кому обратиться, так как все окружавшие его люди и существа торопились по своим делам и останавливать первого встречного, чтобы приставать к нему с расспросами, показалось ему неудобным.
   Семён решил наугад отправиться к ближайшему причалу, возле которого стоял большой старинный корабль с высокими мачтами. Паруса, разумеется, были убраны, то есть, подвязаны к реям, и Семёну показалось, что они окрашены в чёрный цвет. Когда он подошёл ближе, то разглядел колыхавшийся на слабом ветру чёрный флаг с белым черепом и скрещенными костями. Пираты по переброшенным с борта на причал мосткам выносили на берег груз. Работали они, обнажив по пояс свои мускулистые загорелые тела, в одних только шортах из грубо обрезанных выше колен джинсов. Их головы были либо повязаны черными банданами с узорами из черепов, либо прикрыты бейсбольными кепками с пиратской символикой. Груз корабля в основном состоял из коробок с CD и DVD дисками, на которых, как понял Семён, были записаны нелицензионные фильмы, музыкальные альбомы и компьютерные программы. Отдельно на берег пираты скидывали многочисленные ссылки на сайты с захваченным у корпораций и выложенным для свободного распространения медиа-контентом. Не решившись отвлекать пиратов от их важной и общественно-полезной работы, Семён направился дальше вдоль берега.
   Возле следующего причала он увидел целую флотилию маленьких, размером с человеческую лодку, кораблей, по виду похожих на китобойные суда. В носовой части у каждого кораблика находилась маленькая площадка, окружённая высокими перилами, с установленной в центре гарпунной пушкой. Экипажи кораблей состояли из котов обычного размера, но ходивших на задних лапах, одетых в прорезиненные жёлтые и оранжевые штормовки, носивших в ушах золотые кольца и куривших изогнутые трубки. Семён невольно остановился, разглядывая суровых усатых и полосатых моряков.
   - Любуетесь на результаты своего бездумного маркетинга? - послышался голос за спиной Семёна.
   Он обернулся и увидел кошку в футболке и джинсах, которая грустно глядела на корабли и вытирала выступающие на глазах слёзы уголком носового платка.
   - Вы ко мне обращались? - спросил Семён.
   - Да, к вам, - кошка всхлипнула. - И кому только в голову могло прийти, что мы, исключительно сухопутные создания, можем питаться тунцом?!
   - Я не имею к этому никакого отношения, - на всякий случай сразу отверг любые претензии Семён. - И я не понимаю, при чём тут тунец?
   - Как это при чём? Когда в вашем мире люди начали выпускать, рекламировать и продавать корм для кошек со вкусом тунца, никто ведь не подумал, где и как в естественных условиях мы могли бы этим тунцом питаться. Раньше мы спокойно ловили грызунов на суше, а теперь наши коты, наши дорогие и любимые коты вынуждены объединяться в артели, строить рыболовецкие флотилии и отправляться на добычу тунца в открытый океан. Сколько их там ждёт опасностей! Нам, кошкам, теперь приходится провожать своих котов в долгие и трудные походы и надеяться, что они вернуться домой, к нам и котятам, живыми и с этими проклятыми тунцами. Вы бы ещё придумали корма со вкусами белых акул и крокодилов!
   - Извините, но я никак не связан с производством кормов для животных... то есть для кошек. Кстати, как вы узнали, что я человек из другого мира?
   - Я же кошка! Мы видим сразу несколько миров. Вот бы и все люди увидели, до чего нас довело отсутствие у них элементарной логики и простейших знаний про типичный кошачий рацион питания!
   Семён понял, что любая его фраза и любой его вопрос будут вызывать лишь новую порцию обвинений. Поэтому он поспешил удалиться.
   Следующий причал пришлось обойти стороной, так как суровая охрана никого к нему близко не подпускала. Тем не менее, любой желающий мог издалека рассмотреть большую подводную лодку уникальной конструкции, на капитанском мостике которой стоял статный смуглый бородатый человек в тюрбане, в расшитом золотом халате и с прицепленной к поясу кривой саблей. Капитан, скрестив на груди руки, молча наблюдал, как в открытый люк его корабля матросы в белых куртках и шароварах заносят переносные ракетные комплексы, привезённые в порт на армейских грузовиках людьми в камуфлированной военной форме.
   Увидев следующий стоящий в порту корабль, Семён поначалу обрадовался, но вскоре понял, что спутал с драккаром древнегреческую галеру. Проходя мимо неё, он стал свидетелем спора между командой и капитаном.
   Один из моряков в простом белом хитоне восклицал:
   - Снова ты нас притащил, Одиссей, не туда, куда надо! Ты обещал, что теперь-то уж точно идём мы к Итаке. Но в этот раз оказались мы в северной Скифии дальней. Десять уж лет, нет, ты вдумайся - лет целых десять ты не сумел провести нас от Трои до дома родного. Это притом, что другой мореход добирался бы меньше недели!
   Хор матросов поддержал своего представителя:
   - Или ты сам поглупел, или нас дураками считаешь?
   Капитан, патетически воздевая руки к небесам, отвечал:
   - Боги свидетели, как я старался вернуться домой к Пенелопе! Но обстоятельства неодолимые нам постоянно мешали: то форс-мажор приключился на острове злобных циклопов, то мы решили весь спайс перепробовать у лотофагов, то у Цирцеи её самогон нас довёл до свинячьего визга, то у Калипсо на Ибице несколько лет провели на тусовках. После её наркоты и бухла что ж такого, что сбился я с курса?
   Из толпы моряков раздались выкрики:
   - Вовремя с бабами надо тебе, Одиссей, разбираться!
   - Где, капитан, твой компАс, астролябия и GPS-навигатор?
   - Что-то я в толк не возьму, о каких вы вещах говорите? Есть у меня щит и меч, и копьё, и мой шлем с алым гребнем. Ими я правлю, как царь! Кораблём ими правлю я тоже.
   Главный заводила ссоры обречённо махнул рукой:
   - Ладно, братва, я считаю, пора уходить нам отсюда. Царь Одиссей всё своё хитроумие к нам применяет. Сам он домой не желает вернуться, и нас же туда не пускает. Лучше наймёмся матросами мы к капитану другому. Там и, глядишь, как-нибудь доберёмся до милой Итаки.
   Одиссей с обидой в голосе проговорил:
   - Стойте, соратники, мы же под Троей все вместе сражались! Вместе осаду держали и вместе же город громили. Вместе домой суждено нам вернуться, клянусь светлоокой Афиной! Или не мне вы обязаны тем, что захапали в Трое добычу?...
   Семён не мог ждать окончания долгой многословной дискуссии, потому что торопился отыскать Лёгкую Сталь. Он так и не узнал, чем закончилось дело, сумел ли Одиссей уговорить своих спутников продолжить плавание вместе, или же они бросили его и сошли на берег в поисках другого корабля и лучшего капитана.
   Семён миновал громадный бронированный, похожий на старинный чугунный утюг, военный корабль, на носу которого золотыми буквами было выложено название "Патриот", а вдоль борта тянулся транспарант с лозунгом: "Закроем и перекроем Америку!" Семён заметил, что этот корабль не качается на волнах, а прочно стоит на дне своим плоским основанием и, скорее всего, находится здесь только для украшения порта.
   Потом Семён прошёл мимо яхты, из деревянной обшивки которой вытянулись корни и приросли к берегу. Наконец, впереди он увидел приземистое чёрное судно с симметричными, высоко поднятыми, носом и кормой, с круглыми разноцветными щитами, прикрепленными вдоль борта. Семён прибавил шаг, как будто боялся, что именно сейчас, когда удача так близка, драккар отчалит и уйдёт в плавание прямо у него на глазах.
   На драккаре, действительно, готовились к отплытию. Семён увидел, что светловолосые крепкие мужчины по мосткам заносят на корабль мешки, деревянные ящики и картонные коробки с яркими наклейками. Семён выискивал взглядом валькирию и, едва сдержав ликующий вопль, увидел её, стоявшую в отдалении на берегу и беседовавшую с кентавром. Семён начал медленно приближаться, не отводя глаз от стройной фигурки. Несомненно, это была та самая Лёгкая Сталь, поцеловавшая его вчера вечером. Валькирия с грациозным непринуждённым достоинством разговаривала с получеловеком-полуконём, возвышавшимся над ней на полтора роста.
   Семён остановился в отдалении, чтобы со стороны не показалось, будто он хочет подслушать содержание разговора, и в то же время достаточно близко, чтобы не потерять из вида Лёгкую Сталь, если она после беседы направится не к драккару, а куда-нибудь по своим делам в глубь порта. Семён любовался стройными ножками валькирии, спокойно лежавшей на эфесе шпаги кистью её левой руки и шевелившимися пальчиками правой, движениями которых она добавляла к своим словам какие-то пояснения. Семён внезапно вспомнил, что его Светка, вернее, его бывшая Светка во время разговора всегда совершала какие-то неосознанные, мышиные, жадно-цепляющие движения, как будто хотела что-то вырвать из рук собеседника.
   Засмотревшегося на валькирию Семёна вывел из задумчивости голос за спиной:
   - Я рад тебя снова видеть, дружище!
   Семён резко обернулся и увидел знакомого молодого богатыря, который когда-то с моста пытался выловить донимавших его компьютерных троллей. Сейчас богатырь был без кольчуги и шлема, он нёс на плече продолговатую коробку и, несомненно, принадлежал к экипажу драккара.
   - Здравствуй! - сказал Семён и улыбнулся нежданной встрече.
   - Мы тогда так и не познакомились. Меня Олегом зовут.
   - А я Семён.
   - Ты тоже решил отправиться в Тролльхейм? Я с помощью ворона всё-таки поймал своих обидчиков. И наказал, чтобы им впредь неповадно было. А потом увидел в Интернете объявление, что валькирия набирает добровольцев для путешествия в страну троллей, и решил предложить свои услуги. Теперь вот с Лёсей собираемся на север.
   Произнося последнюю фразу, Олег глазами показал на валькирию.
   - С кем? - спросил удивлённый Семён. - Я думал, что её зовут Лёгкая Сталь.
   - Лёгкая Сталь - это полное имя, А Лёся - сокращённое. Представь, что во время боя к ней будут обращаться так: "Многоуважаемая Лёгкая Сталь, соблаговолите обернуться и обратить своё внимание на великана, занёсшего палицу над вашей головой!" Когда всё решают мгновения, надо кричать: "Лёся, сзади!"
   - Кто тут меня зовёт?
   Заслушавшись Олега, Семён не заметил, как валькирия закончила разговор с кентавром и подошла к ним. Семён повернул голову и встретился взглядом с её голубыми, внимательными, с лёгкой смешинкой глазами. Слова застряли в горле у Семёна.
   - Ааа! - протянула Лёгкая Сталь. - Я тебя помню. Это ты тот самый храбрый воин, который не устрашился с голыми руками выступить против троллей. Мне передали, что ты меня ищешь. Ну, вот, ты меня нашёл. Чего ты хочешь?
   Семён забыл о том, что собирался попросить навсегда вернуть его в родной мир. Разве теперь он сможет жить там по-прежнему, среди "теней" и "пустышек"? Нет, и ещё раз нет! Семёну вдруг вспомнились слова мудрой Стурмхильды. Он понял, что всё это время разыскивал поцеловавшую его валькирию не только ради отмены заклятия, но и просто для того, чтобы снова увидеть её стройные ножки, тугие косички и голубые глаза. Это было очень просто и одновременно очень сложно. Конечно, Семён мог бы оставить всё, как есть. Закрывая и открывая глаза, он мог бы и дальше перемещаться между мирами, жить двумя жизнями, стараться получить всё самое приятное и интересное там и тут. Но где бы он не находился, образ Лёси всегда мучил бы его неосуществлённой мечтой. И если бы прямо сейчас он не остался с ней, то всё равно, рано или поздно, не сумел бы смириться с тем, что находится вдали от неё, и снова отправился бы на поиски своей любимой валькирии.
   Семён с трудом проговорил, едва двигая непослушными губами и пересохшим языком:
   - Я хотел попросить...просить... спросить... не найдётся ли на вашем драккаре место для меня?
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"