К сожалению, в погоне за сенсацией некоторые исследователи неверно трактуют архивные документы, искажая документальность.
Долгое время умы исследователей "пугачевского цикла" занимала личность старой казачки из Бердской слободы, с которой Пушкин, по свидетельству В. И. Даля, сопровождавшего его, беседовал все утро. Она была одной из тех, с кем поэт говорил во время своей поездки осенью 1833 года в Поволжье и Оренбургский край.
А.С. Пушкину, работавшему над созданием "Истории Пугачёва", было необходимо увидеть своими глазами места боев, казачьи станицы, ознакомиться с населением тех мест, где начался и разгорелся пожар пугачёвского бунта, послушать рассказы еще живых стариков -- свидетелей его. Здесь он отыскал не только новые, неизвестные ему документы о Пугачевском бунте, но и записал немало важных и значимых для него свидетельств очевидцев и участников далеких событий.
В числе многих услышанных сведений наиболее важными для него, Пушкин считал и рассказы старой казачки из Бердской станицы (слободы). Записанные им воспоминания помечены ремарками: "Старуха в Берде", "От старухи в Берде".
Известный исследователь творчества А.С.Пушкина, В.Н. Измайлов, в своей работе "Оренбургские материалы для "Истории Пугачёва" и "Капитанской дочки", отмечает: "Записи Пушкина, сделанные во время поездки или после нее, сохранились в двух рукописях: во-первых, в черновом, первоначальном виде в его записной книжке; во-вторых, обработанные и переписанные на трех отдельных листах. Что касается текстов на отдельных листах, то, как установил В. Л. Комарович, они хотя и писаны карандашом, но представляют собой, несомненно, не первоначальные записи, сделанные во время посещения Сорочинской, Берды, Татищевой и т. д., но обработку, выполненную уже, вероятно, в дороге, а может быть в Болдине, на основании кратких путевых заметок и с помощью исключительно острой памяти поэта-историка.
Эти материалы представляют собой или развитие заметок, сделанных в записной книжке и большей частью, вероятно, не дошедших до нас, или запись по памяти, или, вернее, сочетание того и другого.
В расположении материалов нет строгого порядка, и в некоторых случаях трудно сказать, где и от кого записан тот или иной рассказ, где кончается показание одного лица и начинается показание другого.
В общем (но только в общем) сохранившиеся три листа содержат сведения, собранные на пути в Оренбург- в Сорочинской (от Папкова) и, вероятно, в Татищевой (от Матрены); рассказы Бунтовой ("старухи в Берде") о событиях в Озерной (Нижне-Озерной) и в Берде; рассказ неизвестного современника -- но не Бунтовой -- о взятии Пугачевым Озерной и о судьбе Карницкого; несколько мелких данных (о Федулеве, о Творогове), записанных также от неизвестных рассказчиков".
О встрече с бердской казачкой, Пушкин писал своей жене Наталье Николаевне: "В деревне Берды, где Пугачев простоял 6 месяцев, имел я (далее фраза на французском языке - Прим. авт.) большой успех - нашел 75-летнюю казачку, которая помнит это время, как мы с тобой помним 1830 год. Я от нее не отставал...". Почему А.С. Пушкин не назвал ни имени, ни фамилии своей удивительной собеседницы, о которой так восторженно сообщал жене, осталось загадкой, ведь в тех же самых записях имеются ремарки, раскрывающие личность собеседников: "Папков в (Переволоцкой) Сорочинской", "Матрёна в Татищевой". Не назвали имени старой казачки в своих мемуарах и все те, кто побывали у неё в Бёрдах после Пушкина. В частности, Е.З. Воронина, которая 25 ноября 1833 года приезжала в Бердскую слободу с самарскими дворянами Шелашниковыми. Но отметила в своих воспоминаниях, что рассказывала старая казачка о жизни своей в девичестве в крепости Озёрной (Нижне-Озёрной), отец её служил в отрядах Пугачёва под Оренбургом, начальствуя казачьей командой.
Нить для поиска и установления фактов биографии казачки из Бердской станицы появилась лишь по истечении шестидесяти шести лет. В 1899 году оренбургский краевед С. Н. Севастьянов узнал от казачки Бердской станицы Блиновой, что, будучи двенадцатилетней девочкой, она была свидетельницей встречи Пушкина с казачкой, спевшей ему несколько песен. Блинова не смогла вспомнить её имени и отчества, но назвала фамилию - Бунтова.
С этого времени, ещё в досоветский период, исследователи творчества Пушкина, стали связывать образ казачки Бунтовой с указанной в письме поэта 75-летней казачкой, свидетельницей и очевидицей давних событий, от которой Пушкин и записал много важных и ценных для него сведений.
Присутствовали эти положения в работах исследователей и в советский период. Так Н. Гриценко, в 1949 году, в Пушкинском юбилейном сборнике подготовленном Ульяновским государственным институтом, отмечал: " В слободе Берда Пушкин встретил 75-летнюю старуху Бунтову, она хорошо помнила Крестьянскую войну 1773-1775 г.г..... Во время Крестьянской войны Бунтовой было около пятнадцати лет...". В 1965 году оренбургский историк и краевед С. А. Попов разыскал в фондах Государственного архива Оренбургской области книгу ревизских сказок (переписи) населения Бердской станицы за 1816 год, в которой значилась вдова Ирина Афанасьева дочь, по мужу Бунтова, 55 лет с сыном Иваном - 14 лет и дочерью Натальей 18 лет.(1)
Дальнейшим поиском по выявлению фактов биографии Бунтовой занялся исследователь Р.В. Овчинников.
В 1981 году в статье "Встреча в Оренбурге", опубликованной в сборнике "Рифей" (Южно-Уральское книжное издательство, г. Челябинск), и в книге "Над "пугачевскими" страницами Пушкина", вышедшей в том же году в Москве, Р.В. Овчинников рассказал о своём литературоведческом поиске и результатах своих исследований:
"Ревизские сказки впервые указали и полное имя Бунтовой, и ее возраст. По всему выходило, что родилась она около 1760 года и при Пугачеве была 13-летней девочкой - отроческий возраст, впечатления которого сохраняются на всю жизнь. В 1833 году, при встрече с Пушкиным, Бунтовой исполнилось 73 года, но по свидетельствам знавших её, она хранила живую память о Пугачёве...".
Совпадающие свидетельства о возрасте старой казачки из ревизской переписи и отмеченного Пушкиным, а также свидетельство Ворониной, побудили Р.В. Овчинникова к дальнейшим разысканиям: "Совокупность трёх несомненных фактов - отца Бунтовой звали, судя по отчеству, Афанасием, был он казаком Нижнеозёрной крепости и служил у Пугачёва - явились отправным ориентиром...".
В поиске ответа на вопрос, кто из казаков крепости Нижнеозерной мог являться отцом Ирины Афанасьевны Бунтовой, Р.В.Овчинников взял за основу обнаруженный в фондах Государственного архива древних актов "Список именной казакам и разного звания людям", составленный в крепости Нижне-Озерной в апреле 1774 года, походной канцелярией отряда генерал-майора Мансурова.(2)
В этом списке перечислено мужское взрослое население крепости всех сословий русской и татарской национальностей, находящееся, как помечено в списке "на лицо", а также отсутствующие или находящиеся в "злодейской толпе", т.е. в отрядах Пугачева. Список содержит только имена и фамилии без указания возраста, отмечены лишь "малолетки". В списке оказалось только два человека по имени Афанасий: Афанасий Фролов- "малолеток" и казак Афанасий Бородулин.
Недостаточная для объективных построений и выводов документальная основа этого списка не смутила Р.В. Овчинникова, и он уверенно определил в отцы Ирине Афанасьевне Бунтовой казака Афанасия Бородулина, который значился в списке как находившийся в "злодейской толпе".
К глубокому ознакомлению с историей станицы Нижне-Озерной, меня привёл краеведческий поиск, связанный с историей села Агаповка Челябинской области, "малой родины" казаков-переселенцев из Оренбургской губернии, основавших в 1902 году посёлок Агаповский. В процессе своих краеведческих занятий знакомился с различными источниками в которых шла речь о крепости-станице Нижнеозёрной. В их числе был и очерк Р.Г. Овчинникова "Встреча в Оренбурге".
Корни родословной многих семейств агаповских казаков уходят в глубины веков и потому довелось ознакомиться и с духовной росписью прихожанам церкви крепости Нижне-Озерной, составленной в апреле 1773 года. (3)
0x01 graphic
Рис. 1. Фрагмент духовной росписи крепости Нижнее - Озёрной 1773 года.
В росписи, указана семья казака Афанасия Михайловича Бородулина. Дочери его Ирине, как мы видим, было всего лишь 6 лет, а не 13.
Таким образом, Р.В. Овчинников допустил ошибку ещё в самом начале своего поиска, поспешно делая вывод о том, что именно Афанасий Бородулин являлся отцом Ирины Афанасьевны Бунтовой. Это утверждение, превращенное им в установленный факт, осталось неизменным даже после того, когда и сам Р.В. Овчинников обнаружил несостоятельность сделанного им вывода, поскольку Афанасий Бородулин в свои 26 лет явно не мог быть отцом тринадцатилетней дочери. Несмотря на это, в статью о Бунтовой, опубликованной в Оренбургской Пушкинской энциклопедии, вышедшей в свет в 1997 году в Оренбурге, автор никаких изменений вносить не стал.
"БУНТОВА (урожденная Бородулина) Ирина Афанасьевна (около 1760 - 1848) - бердская казачка , собеседница Пушкина.
Родилась в Нижнеозерной крепости в казачьей семье; отец ее - Афанасий Михайлович Бородулин, мать - Варвара Антоновна. 13-летняя Ирина Бородулина была очевидицей взятия Нижнеозерной войском Е .И. Пугачева 26 сентября 1773 г. и других событий, происходивших тут. О многих из них она знала также по рассказам отца, служившего в пугачевских отрядах под осажденным Оренбургом, а после того находившегося "в бегах"". В сноске статьи о Бунтовой в качестве послуживших для нее источников указана и "Духовная роспись прихожан церкви крепости Нижне-Озерной" за 1773 год.
Поспешность в выводах на основе явно недостаточного фактологического (документального) материала и пренебрежение критическим анализом, были допущены Р.Г. Овчинниковым и при установлении биографических сведений Степана Бунтова, мужа казачки. Овчинников отмечает, что в книге ревизских сказок за 1834 год краеведом А.С. Поповым была выявлена запись: "Иван Степанов Бунтов, в службе в Оренбургском казачьем полку с 1825 года". (4) Далее Овчинников пишет: "По отчеству сына видно, что мужа Ирины Афанасьевны Бунтовой звали Степаном", затем ещё: "...Сам Степан Бунтов, согласно записи в метрической книге Георгиевской церкви, скончался 25 января 1813 года, в возрасте 60 лет, следовательно, родился в 1753 -м и, будучи в 1773-1774 годах молодым 20- летним казаком, являлся очевидцем событий..."
В дальнейшем, он скорректировал этот свой вывод и сделал Степана Бунтова на десять лет моложе и вновь без какой-либо документальной основы, "выдал за него замуж" Ирину Бородулину.
В Оренбургской Пушкинской Энциклопедии в статье о Бунтовой (Бородулиной) это закрепилось следующим образом: "В середине 1780-х годов Бородулина была выдана замуж в Бердскую слободу за 23-летнего казака Степана Дмитриевича Бунтова (1762-1813)". Обратимся к не выявленной исследователем Овчинниковым духовной росписи "Бердской подгородной крепости" за 1779 год, в которой отмечено: "Дмитрий Андреев сын Бунтов - 60 лет, жена его - Прасковья Степанова - 36 лет. Дети их: Степан - 18 лет, Гавриил - 15 лет".
0x01 graphic
Рис.2. Фрагмент духовной росписи Бердской подгородной крепости 1779 года.
Из этой росписи следует, что Степану в годы событий Пугачёвского бунта было 12-13 лет и конечно же, он, не мог быть "молодым 20- летним казаком", как поначалу, поспешил сообщить Овчинников. А вот что записано в посемейном списке Бердской станицы, составленном в марте 1812 года, то есть за год до смерти Степана Бунтова: " Отставной Степан Бунтов 56 лет, жена его Ирина Афанасьевна 43-х лет, сын Иван - 8 лет и дочь Наталья - 14 лет".
0x01 graphic
Рис.3. Фрагмент посемейного списка Бердской станицы 1812 года.
В ревизской сказке за 1816 год, о которой было сказано выше, возраст Ирины Афанасьевны Бунтовой - 55 лет, сына Ивана - 14 лет, дочери Натальи - 18 лет.
Сравнивая сведения этих двух ревизий, мы видим, что возраст Ирины Бунтовой был завышен на 8 лет, а сына Ивана - на 2 года. Соответственно, в 1816 году, Ирине Афанасьевне Бунтовой, должно было быть 47 лет, сыну Ивану - 12 лет, дочери Наталье - 18 лет, как и указано.
То, что Ивану в 1816 году было именно 12 лет, вполне подтверждается записью в ревизской сказке 1834 года о том, что Степан Бунтов на службе в полку с 1825 года.
Казаки направлялись на действительную службу в полк в возрасте 21 год.
Вопросы вызывает и духовная роспись жителей крепости Нижнеозёрной за 1791 год, в которой отмечен отставной капрал Бородулин Афанасий Михайлович 56 лет, жена его Василиса Игнатьевна 31 года и дети: Николай - 16 лет, Пелагея - 14 лет, Анна - 12 лет.(5)
Возможно, капрал Бородулин является полным тёзкой того, о ком шла речь, так как весь состав семьи иной - что, не исключено. Или же это новая семья Афанасия Бородулина. Таким образом, созданные Овчинниковым историко-биографические справки казака Афанасия Бородулина, казачки Ирины Бунтовой (Бородулиной), казака Степана Бунтова и его матери являются всего лишь умозрительными выводами исследователя, основанными большей частью на предположениях, а не на документальных фактах.
Есть у Р.В. Овчинникова и примеры вольной трактовки иного плана. Приведём здесь ещё одну статью из Оренбургской Пушкинской энциклопедии:
"БУНТОВА Прасковья Степановна (1741-не ранее 1790) - казачка (по прозвищу "Бунтиха"), жена бердского казака Дмитрия Петровича Бунтова
Она была очевидцем событий, происходивших в Бердской слободе во время пребывания там Е.И. Пугачева и его войска (с 4 ноября 1773 до конца марта 1774 гг.). О многих из этих событий, личности Пугачева, отношении к нему казаков Прасковья Бунтова поведала своей невестке Ирине Афанасьевне Бунтовой, а та в свою очередь рассказала А.С.Пушкину, беседуя с ним 19 сентября 1833. "Бунтиха" упомянута Пушкиным в записи, сделанной со слов И.А.Бунтовой".
В записи А.С. Пушкина, отмеченной ремаркой "В Берде от старухи", есть строки о событии в крепости Нижнеозёрной: "...яицкие прискакали в Озёрную израненные ...человек 12, кинулись в избу Бунтихи. - "Давай, старуха, рубашек, полотенец, тряпья"...".
Следуя логике Овчинникова, событие происходило в Бердской крепости, в избе Бунтовой Прасковьи, которая в то время была не старше 35-и лет (выделено - авт)..
Уличное прозвище неведомой казачки из крепости Нижнеозёрной, он, по созвучию, связал с фамилией Бунтовой, казачки Бердской слободы. Но так ли это?
Недостаточно обоснованные выводы, сделанные Овчинниковым, попали в работы других историков и литературоведов, ими продолжают оперировать другие исследователи и журналисты, тем самым тиражируя вышедший из-под пера Овчинникова мифический образ 13-летней девочки подростка, воочию видевшую и помнившую Пугачёва, события происходившие в крепости Нижне-Озёрной.
Почерпнутые в работах Р.В. Овчинникова, сведения о Бунтовой, приводит в своей книге "Путешествие в Оренбург" (М., 1991) И. Ф. Смольников. Доверились сведениям о Бунтовой - Н.В. Измайлов в своей работе "Оренбургские материалы Пушкина для "Истории Пугачева" и "Капитанской дочки"", В.Л.Савельзон, в работе: "Пушкин и Оренбуржье. Над страницами "Капитанской дочки" и "История Пугачева".
К.А. Шишов, в книге "Урал в судьбе России: Книга для юношества", в материале: "Уральское путешествие А.С. Пушкина", привнёс и свою лепту, сообщая сведения о Бунтовой, как свидетельнице событий в Бердской крепости ( ! ) и называет её "почитательницей" Пугачёва: "...По приезде в Берды Пушкин подъехал к дому начальника Бердской слободы, сотника Оренбургского казачьего войска и бывшего атамана станицы И.В. Гребенщикова, который, предупрежденный заранее Перовским о предстоящем приезде гостей, интересующихся Пугачевским восстанием и его историей, собрал для них несколько старожилов.
В их числе была казачка Ирина Афанасьевна Бунтова, старушка семидесяти с небольшим лет. Жила она почти рядом с "дворцом" Пугачева. Она оказалась современницей, очевидицей и почитательницей Пугачева, признававшей его "настоящим" царем Петром III. Бунтова, как очевидица, рассказала Пушкину о взятии этой крепости Пугачевым; о присяге жителей крепости Пугачеву - перед виселицей, с земным поклоном, перекрестясь и поцеловав его руку...".
С лёгкой руки Овчинникова, тема загадки "старухи из Берды" была, как бы "закрыта", другие исследователи, вполне доверяя своему авторитетному коллеге, к этому вопросу уже не возвращались.
Не ограничиваясь критикой, обратимся к рассмотрению известных свидетельств, связанных с поездкой и пребыванием А.С. Пушкина в Бердской станице.
Несмотря на крайнюю скупость, они содержат существенные положения, которые явно не дают оснований отождествлять личность Ирины Бунтовой с личностью старой казачки, встречу с которой, поэт, называл большим успехом.
Поездка поэта в Бёрды.
Известно, что атаман Бердской станицы И.В.Гребенщиков, заранее предупрежденный губернатором В.А. Перовским, должен был собрать в Бердах старожилов для беседы с поэтом. Об этой подготовке, есть свидетельство купца Н.А. Кайдалова: "...Иван Васильевич Гребенщиков пригласил меня посмотреть на Пушкина. Я с радостью принял предложение и мы отправились с вечера, чтобы к утру собрать стариков и старух помнящих Пугачёва лично или по преданию от отцов и дедов...".
По свидетельству В.Даля, в Бердскую станицу, он отправился с поэтом на следующий день по приезду его в Оренбург. В Даль указал: "Я взял с собою ружье, и с нами было еще человека два охотников". Одним из двоих спутников Пушкина и Даля, был директор Оренбургского Неплюевского военного училища - К. Д. Артюхов, заядлый охотник и знаток округи.
Пушкин отыскивал и расспрашивал стариков везде, где бывал. К его приезду готовились и собирали старожилов. Это видно из записей поэта сделанных им в разных станицах: Переволоцкой, Татищевой, Бердах, Нижне-Озерной, Уральске, которые подтверждаются и свидельствами очевидцев.
К примеру, в станице Нижне - Озёрной, встречу готовил атаман В.И. Агапов. Известно, что здесь, Пушкин подарил старушкам- казачкам Пальгуновой и Агаповой за их рассказы и песни - по платку.(6)
Вспоминая о поездке в Бердскую станицу, В.Даль указал, что и сам рассказывал Пушкину о том, что ему было известно о событиях пугачёвского бунта в крае, и "... о бердинских старухах, которые помнят еще "золотые" палаты Пугача...".
Далее, он писал: "Пора была рабочая, казаков ни души не было дома; но мы отыскали старуху, которая знала, видела и помнила Пугача. Пушкин разговаривал с нею целое утро; ему указали, где стояла изба, обращенная в золотой дворец, где разбойник казнил несколько верных долгу своему сынов отечества; указали на гребни, где, по преданию, лежит огромный клад Пугача, зашитый в рубаху, засыпанный землей и покрытый трупом человеческим, чтобы отвесть всякое подозрение и обмануть кладоискателей, которые, дорывшись до трупа, должны подумать, что это -- простая могила. Старуха спела также несколько песен, относившихся к тому же предмету, и Пушкин дал ей на прощанье червонец".
О самой встрече Пушкина со старожилами Бердской станицы, мы находим рассказ в воспоминаниях Кайдалова. Он отметил, что встреча происходила в избе. "...По входе в комнату Пушкин сел к столу, вынул записную книжку и карандаш и начал расспрашивать стариков и старух, а их рассказы записывал в книжку...". (выделено - авт.).
В воспоминаниях В.Даля отмечен и известный куръёзный эпизод: "Мы уехали в город, но червонец наделал большую суматоху. Бабы и старики не могли понять, на что было чужому, приезжему человеку расспрашивать с таким жаром о разбойнике и самозванце, с именем которого было связано в том краю столько страшных воспоминаний, но еще менее постигали они, за что было отдать червонец.
Дело показалось им подозрительным: чтобы-де после не отвечать за такие разговоры, чтобы опять не дожить до какого греха да напасти. И казаки на другой же день снарядили подводу в Оренбург , привезли и старуху, и роковой червонец и донесли: "Вчера-де приезжал какой-то чужой господин, приметами: собой невелик, волос черный, кудрявый, лицом смуглый, и подбивал под "пугачевщину" и дарил золотом; должен быть антихрист, потому что вместо ногтей на пальцах когти".
Об этом же, по свидетельству Ворониной, ей рассказывала и сама старая казачка: "Только он со двора, бабы все так на меня и накинулись. Кто говорит, что его подослали, что меня в тюрьму засадят за мою болтовню; кто говорит "Антихриста видела, ногти-то у него какие.
Да и в Писании сказано, что антихрист будет любить старух, заставлять их песни петь и деньгами станет дарить".
Слегла я со страху, велела телегу заложить везти меня в Оренбург к начальству. Так и говорю: "Смилуйтесь, защитите, коли я чего наплела на свою голову; захворала я с думы". Те смеются. "Не бойся, -- говорят, -- это ему сам государь позволил о Пугачеве везде расспрашивать". (7)
Пребывание Пушкина в Бердской станице было не долгим.
В.Л. Савельзон, на страницах своей работы "Пушкин и Оренбуржье", указал примерный хронометраж связанный с поездкой Пушкина в Бердскую станицу.
С утра, 19 сентября, Пушкин успел написать и отослать письмо жене. Далее, Савельзон, пишет: "Положим в Берды отправились часов в 9-10. Туда час езды (Берды от Оренбурга в семи верстах (примерно - 7,5 км. Прим. -авт). Значит прибыли в 10-11. Часа три не меньше, должно было уйти на осмотр Бёрд и беседы. Ещё раз вспомним у Даля: "Целое утро". Поэтому двинулись назад, в Оренбург, около 13-12 часов. Вернулись, значит, в 14-15 часов. По воспоминаниям Даля, обедали у Перовского". (Губернатор края - прим. авт).
Так как им надо было вернуться в Оренбург, к обеду, осмотр Бёрд долгим быть не мог, потому что ко времени их прибытия в Бёрды, стариков и старух уже должны были собрать для беседы с Пушкиным.
Свидетельство В. Даля.
Воспоминания В.Даля о Пушкине, как писал, Д.Н.Соколов, были написаны около 1840 года и переданы в рукописи Анненкову собиравшему материалы для биографии поэта.
О пребывании с Пушкиным в Бёрдах, В.Даль в своих воспоминаниях рассказал крайне мало. И в общем контексте его воспоминаний, больше сказано о том, что было темой бесед с Пушкиным по дороге в Бёрды, В. Даль отметил только: "... мы отыскали старуху", "ему указали, где стояла изба, обращенная в золотой дворец, где разбойник казнил несколько верных долгу своему сынов отечества; указали на гребни, где, по преданию, лежит огромный клад Пугача...", да упомянул червонец подаренный Пушкиным старухе на прощанье.
Он не рассказывает ни о том, как они прибыли в станицу; кто, где и как их встречал. Нет упоминания о пешей прогулке Пушкина по улицам Бёрд и встрече с казачкой (Бунтовой). Ничего не сказано и о беседе Пушкина с бердинскими стариками и старухами.
Понимать сказанное В.Далем, буквально - будто они вдвоём с Пушкиным искали и нашли в станице старуху и, сопоставлять это, только со встречей с Ириной Бунтовой, не только крайне спорно, но и неверно.
В.Даль, по прошествии семи лет, рассказывая о поездке в Бёрды, таким образом, отметил сам результат поездки - " отыскали старуху, которая знала, видела и помнила Пугача" (подчёркнуто - авт.).
Встреча А.С. Пушкина с И.А. Бунтовой.
О беседе Пушкина с казачкой И.А. Бунтовой, известно из свидетельства С.Н. Севастьянова, записавшего в 1899 году, свой разговор с А.Т. Блиновой (Мордвинцевой), казачкой Бердской станицы. Рассказанное Блиновой, особых сомнений не вызывает, но заставляет подивиться её памяти.
"В каком году приезжал Пушкин, я не помню, знаю только, что день выдался тёплый и ясный. Двое каких-то господ, одетых в в штатское платье шли по улице: один высокий, другой пониже - курчавый, а у дома, что наискось дома моего отца Мордвинцева, сидела наша Бердская казачка Бунтова, имени и отчества не упомню.
Я была тут же около старушки Бунтовой, которой было лет за шестьдесят и которая оставалась на дому нянчить детей. Штатские подошли к старушке и, вероятно, увидав, что она очень древняя, один из них - курчавый спросил Бунтову, не знает ли она что-либо про Пугачёва? Старушка ответила, что она всё знает про Пугачёва и даже песню, что про него сложена. Господа попросили её спеть. Бунтова спела им одну песню.
- Правда, правда, бабушка, говорят ей господа, а сами между собой смеются и говорят: " а ну ка ещё спой!". Бунтова ещё спела им две песни. Какие слова этих песен, я не упомню, но говорилось про Пугачёва, как он воевал, как вешал".
Рассказчица вспомнила, как будто в них есть слова:- "Не умела ты, ворона, ясна сокола поймать".
"Всё время я смотрела на курчавого господина; у него лицо белое, а губы большие, толстые; да уж очень меня занял ноготь на пальце - длинный, предлинный, у нас таких не носят.
Господа попросили показать дом, где жил Пугачёв. Бунтова повела их показывать. Дом этот стоял на большой улице, на углу, на красной стороне. Теперь это место казака Михаила Дмитриева Козлова. Он был на шесть окон. Со двора открывается чудесный вид на Сакмару, озеро и лес. Сакмара подходила совсем близко ко дворам. Курчавый господин похвалил место, говорит - "прекрасное". За песни господа дали Бунтовой сколько-то денег. Когда я показал рассказчице поясной портрет Пушкина, она оживилась и сказала: "Он самый! Только вот рук не видать, а уж очень меня заинтересовали ногти на его руке".
Были ли ещё у Бунтовой - эти господа, Акулина Тимофеевна не упомнит, но видела, как они пошли потом от Бунтовой вниз по улице к Сакмаре, а Бунтова возвратилась домой. Больше рассказчица ничего не упомнит".
Здесь, особо отметим, что в рассказанном Блиновой, речь идёт только о том, что сохранилось в её памяти от встречи Бунтовой с "господами". О самой Бунтовой, в её рассказе ничего нет, кроме упоминания, что жила она "...наискось дома моего отца Мордвинцева", то есть, по соседству.
Сама А. Блинова, как и говорила, была в 1833 году 12 -летней девочкой-подростком. Возраст Блиновой (Мордвинцевой) подтверждает запись ревизской сказки Бердинской станицы за 1834 год. В её памяти вполне могла удержаться эта, далеко неординарная для неё встреча.
Могла ли Ирина Бунтова быть той, упомянутой Пушкиным в письме 75-летней казачкой, "...которая помнит это время, как мы с тобой помним 1830 год"?
Для ответа на этот вопрос, продолжим сопоставление свидетельств и документов. Но прежде, считаю нужным отметить следующее.
В "Объяснениях" на критику Броневского, Пушкин писал: "Я посетил места, где произошли главные события эпохи, мною описанной, поверяя мертвые документы словами еще живых, но уже престарелых очевидцев, и вновь поверяя их дряхлеющую память историческою критикою".
Возраст старой казачки из Берды.
Возраст старой казачки, важный фактор, который определяет достоверность тех сведений, которые она сообщила Пушкину, как о себе, так и том, чему она была свидетелем.
Здесь, есть смысл привести полную цитату из письма Пушкина, своей жене Наталье Николаевне.
"...Дорогою волочился я за одними 70- и 80-летними старухами -- a на молоденьких <......> шестидесятилетних и не глядел. В деревне Берде, где Пугачев простоял шесть месяцев, имел я une bonne fortune (далее фраза на французском языке - большой успех.- Прим. авт.) -- нашел 75-летнюю казачку, которая помнит это время, как мы с тобою помним 1830 год. Я от нее не отставал, виноват: и про тебя не подумал...".
С той поры, когда на берегах Яика (Урала) гуляла и воевала пугачёвская вольница, прошло 60 лет.
Поэт, пусть и в шутливой форме, особо выделял, что важным для него было найти свидетелей тех, давних событий, а ими могли быть лишь те, кому было за 70 лет от роду.
Рассмотренные выше записи ревизских сказок крепости Нижнеозёрной и Бердской станицы, со всей очевидностью показывают, что нижнеозёрнинская казачка Ирина Афанасьевна Бородулина во времена пугачёвского бунта была малолетней, равно как, и казачка Бердской станицы Ирина Афанасьевна Бунтова.
Из всего сказанного следует только один вывод - собеседница Пушкина - Ирина Афанасьевна Бунтова, явно, не была той, 75-летней казачкой, о которой упоминал Пушкин.
Сама же старуха, по свидетельству Ворониной, говорила, что "... при Пугачёве была лет двадцати...".
Девушки-казачки, как правило, выдавались замуж рано, в возрасте 18 лет.
То, что она не была замужней, ясно из упомянутого ею: "...как их, молодых девушек, когда нагрянула шайка Пугачёва, попрятали в сусеки, просом засыпали...".
С учётом этого, можно полагать, что "при Пугачёве", ей было лет 15-17.
В таком случае, в 1833 году, соответственно 75-77 лет. Пушкин, писал о встрече с 75-летней казачкой и, надо понимать, также на основе примерно названного старухой возраста.
Как видим, возраст старухи из свидетельства Ворониной и указанный Пушкиным, в сопоставлении - предельно близки.
Беседа Пушкина со стариками.
По свидетельствам Кайдалова и Ворониной, эта беседа проходила в доме.
Вероятнее всего, старожилов собирали в доме станичного правления.
Пушкин разговаривал со стариками, многие из которых весьма настороженно отнеслись к его расспросам. Этих людей, надо было ещё и настроить на разговор. На встрече было немало любопытствуюших - отдельных, не занятых в полевых работах жителей села, в основном из числа пожилых женщин. Что видно из упомянутого старой казачкой в беседе с Ворониной.
Пушкину действительно улыбнулась большая удача. Он встретил среди старожилов и разговорил престарелую казачку с живым умом, несомненно обладавшую даром рассказчицы и образной речью. Большую часть его бесед со стариками и занял разговор с нею. (целое утро - по словам Даля), Это отмечено и Кайдаловым: "Одна старушка, много ему рассказывала и спела или проговорила песню, сложенную про Пугачёва, которую Пушкин и просил повторить" (выделено - авт.).
Поэт, одарил её золотым червонцем. Как отмечал В. Даль: "Бабы и старики не могли понять, на что было чужому, приезжему человеку расспрашивать с таким жаром о разбойнике и самозванце, с именем которого было связано в том краю столько страшных воспоминаний, но еще менее постигали они, за что было отдать червонец".
Две встречи - две беседы.
Попытки разобраться, в кажущейся разноречивости свидетельств Даля и Кайдалова, предпринимал Д.Н.Соколов, в опубликованной им в 1916 году работе "Пушкин в Оренбурге". Он отмечал: "Здесь описания как будто расходятся: Кайдалов пишет, что старуха, современница Пугачева, в той-же избе беседовала с Пушкиным и он ей, наровне с прочими, дал сколько-то серебром; а по рассказу Блиновой, Бунтова говорила с ним на крыльце своего дома. Даль говорит: "мы отыскали" старуху и сообщает, что Пушкин дал ей червонец".
А далее, Д.Н.Соколов, приводил свои соображения: "Эти разноречия можно согласовать, если принять во внимание, что по рассказам Ворониной и Блиновой у Бунтовой было несколько маленьких ребят, оставляемых на её попечение, когда родители заняты полевою работою. Тогда будет понятно, что она могла не придти на сборную к атаману, и потому Кайдалов ни разговора её с поэтом, ни даннаго ей золотого не видал. Гребенщиков ее, конечно, знал и по его указанию, вероятно, и "отыскали" ее Пушкин и Даль. Вот почему они пошли к ней пешком, а не подъехали".
Не разбирая подробно рассуждение Соколова, отмечу лишь самое существенное.
В воспоминании Кайдалова, ничего не говорится о том, что Пушкин старухе: " наровне с прочими, дал сколько-то серебром...".
У Кайдалова сказано: "Наконец расспросы кончились, он встал, поблагодарил Гребеньщикова и стариков, которым роздал несколько серебряных монет и отправился в Оренбург".
И следующее. Д.Н.Соколов упустил из виду, что беседа Бунтовой около её дома с Пушкиным и вероятно В. Далем, проходила только в присутствии 12-летней Блиновой, в то время как с неведомой казачкой - в доме, в котором были не только собранные бердинские старики и старухи, но и любопытствующие: "А бабы то как было меня напугали! Много их набежало, когда тот барин меня расспрашивал..." - такое, навряд ли могла запамятовать Блинова рассказывая Севастьянову, будь это, при беседе Бунтовой с Пушкиным.
Из того, что рассказала Блинова Севостьянову, видно, что беседа поэта с Бунтовой долгой не была. По словам Блиновой, Бунтова спела одну песню, а затем ещё две, потом ходила с приезжими и показала дом Ситникова. Эта беседа и не могла быть долгой, тем более, применительно к ней - "целое утро", по словам В. Даля.
Впереди была продолжительная встреча со стариками, на которой, Пушкину, по свидетельству Кайдалова, как уже отмечалось выше : " Одна старушка, много ему рассказывала...". И дополняя, отметим - в свидетельстве Ворониной, старая казачка, рассказывая о встрече с Пушкиным, ничего не говорила о том, что водила приезжих господ и показывала избу Ситникова ("золотые палаты Пугачёва).
Золотой червонец.
В воспоминаниях В. Даля, нет описания встречи поэта с бердинскими стариками. Есть только упоминание о подаренном старухе червонце -
"...и Пушкин дал ей на прощанье червонец".
Кайдалов, которому было 16 лет, когда он был на этой встрече, по прошествии более 50 лет, говорил: "Я так пристально смотрел на Александра Сергеевича, что не обращал внимания на разговоры посторонних, а потому и не могу более сообщить теперь никаких подробностей...".
В завершение воспоминаний, у него сказано:
"...Кстати замечу, что он суеверным старикам, а особенно старухам не понравился и произвёл на них неприятное впечатление тем, что вошедши в комнату, не снял шляпы и не перекрестился на иконы и имел большие ногти; за что его прозвали "антихристом"": даже некоторые не хотели принять от него деньги (которые были светленькие и новенькие), называя их антихристовыми и думая, что они фальшивые. Об этом обстоятельстве мне сообщил Иван Васильевич Гребеньщиков" (подчёркнуто - авт.).
Как видим, мимо внимания Кайдалова прошло многое, в том числе и немаловажные подробности, о которых он, сообщает со слов Гребеньщикова - отметив только в целом, что поэт раздал несколько серебряных монет старикам, и "отправился в Оренбург".
Любопытствующих зрителей, помимо стариков и старух в избе и во дворе хватало - Кайдалов, мог и не видеть, как Пушкин в руку старой казачки положил червонец, а не серебряную монету.
Все пересуды связанные с подаренным старухе червонцем, тут же, до отъезда Пушкина и всех, кто его сопровождал и присутствовал при встрече со стариками - вряд ли были возможны.
О золотом червонце, который наделал так много шума в станице, Блинова
не упоминала, ею сказано только: "... За песни господа дали Бунтовой сколько-то денег...". Она жила по соседству и если бы история с червонцем приключилась с Ириной Бунтовой, то она, вполне об этом могла знать и помнить.
К тому же, отметим, вновь, Блинова, навряд ли могла забыть столпотворение стариков и старух, присутствие атамана станицы и других лиц, будь такое, при беседе Бунтовой с Пушкиным.
Нет в рассказе Блиновой и упоминания о портрете, который поэт показывал старой казачке, со словами: " Вот, она станет твои песни петь".
Где жила рассказчица наша.
Воронина, побывала в Бёрдах у старухи, спустя два месяца после того, как с ней беседовал Пушкин. "Мы вчера ездили в Бёрды к старушке, которая рассказывала Пушкину о Пугачёве".
Старая казачка рассказывала Ворониной то же, что и Пушкину. Это видно из рабочих записей поэта.
В свидетельстве Ворониной, есть упоминание о том, что по словам старой казачки, жила она в то время (Пугачёвского бунта) в крепости Нижнеозёрной. " Всё это происходило в крепости Озёрной, где жила тогда разсказчица наша". Старая казачка, рассказывая о гибели Харловых - брата с сестрой, говорила: "Батюшка мой также был в службе у Пугачёва, а которым он (Пугачёв - прим. авт.) приказал расстреливать-то, у моего отца были под начальством...".
Уж, он бы не захотел ввести нас в беду...
По свидетельству Ворониной, бердская старуха говорила: " Онамедни тоже приезжали господа, и один всё меня заставлял рассказывать; а другие бабы пришли да и говорят: "Смотри, старуха, не наболтай на свою голову, ведь это антихрист......А бабы то как меня напугали! Много их набежало, когда тот барин меня расспрашивал, и песни я ему пела про Пугача... Он же - дай Бог ему здоровья! - наградил меня за рассказы... Да тут же с ним был и приятель наш, полковник Артюков; уж он бы не захотел ввести нас в беду.". (Выделено - авт.).
Здесь, обращает на себя внимание, указанное самой казачкой обстоятельство того, что она была в числе других старожилов-рассказчиков на встрече с поэтом.
"Ввести нас в беду" - это о всех стариках - рассказчиках. Иное толкование этих слов старой казачки - может ли быть?
И завершая...
Неведомая нам старая казачка, по возрасту, безусловно, была старше Ирины Бунтовой. И это она в девичестве жила в крепости Нижне-Озёрной, и её отец командовал отрядом казаков у Пугачёва (выделено автором).
Р.Г. Овчинников, как было сказано выше, был далеко не единственным, кто
отождествлял Ирину Бунтову с неведомой нам казачкой и соответственно полагал, что родом она из крепости Нижнеозёрной. Выбрав неверный путь для поиска дополнительных сведений о ней, он лишь закрепил эти ложные представления.
Многие страницы, связанные с пребыванием А.С. Пушкина в Нижнеозёрной и Бердской станицах остаются для нас нераскрытыми из-за скудности дошедших до наших дней сведений. Неведомая нам старая казачка, которая по словам Даля, "... знала, видела и помнила Пугача...", , так и остаётся для нас безымянной. И только новый кропотливый поиск может открыть настоящие документальные свидетельства биографии пушкинской собеседницы и её окружения.
Во все времена были люди, которые становились хранителями народной памяти. Одаренные от природы, они были прекрасными рассказчиками, владеющими живой и образной речью. Именно такой была встреченная А.С. Пушкиным оренбургская казачка. Возможно, со временем, удастся установить и её имя.
А образ казачки Бунтовой, одной из бердских собеседниц Пушкина, независимо от фактов её биографии, навсегда останется в истории.
1. ГАОО, Ф. 98, оп.2, д.25.
2. РГАДА, Ф.6, д.467, ч.10.
3. ГАОО, Ф. 173, оп.11, д.728
4. ГАОО, Ф. 98, оп.2, д.57.
5. ГАОО, Ф. 173, оп. 11, д.748.
6.Труды Оренбургской учёной архивной комиссии. Выпуск VI. Оренбург, 1900.
7. Русский Архив, 1902, кн. 8, с. 660.
Литература:
А.С. Пушкин. Письма к жене./ АН СССР. Литературные памятники/ Л, "Наука", 1986/ - С. 44-45.
А.С. Пушкин /Собрание сочинений. Т.7. /Гос.издательство"Художественной литературы", Москва, 1962/-С.180-181.
Измайлов Н. В. Оренбургские материалы Пушкина для "Истории Пугачева" и "Капитанской дочки". -- В кн.: Измайлов Н. В. Очерки творчества Пушкина. Л., "Наука", 1975.
Соколов Д. Н. Пушкин в Оренбурге // Пушкин и его современники: Материалы и исследования / Комис. для изд. соч. Пушкина при Отд-нии рус. яз. и словесности Имп. акад. наук. -- Пг., 1916. -- Вып. 23/24. -- С. 67--100.
Шишов К.А. Урал в судьбе России: Книга для юношества. - Челябинск: Изд. Фонда "Галерея", изд-во "Автограф", 1996. - 152 с. - (Евразия плюс Урал. Вып. 1).
Н. Гриценко. Работа А. С. Пушкина над "Историей Пугачева"./ Ульяновский государственный педагогический институт./ Учёные записки. Пушкинский юбилейный сборник/, г. Ульяновск, 1949