љ МаkЪСимка Пубертат Гермафродита

љ МаkЪСимка Пубертат Гермафродита

Пенис Куроса

или

Пубертат Гермафродита

Сексуальные психодрамы одного семейства

фантастическое порно

љ МаkЪСимка, Январь - август 2020

Часть I.

1. Как пацаны сняли трусы со своей сестренки

2. Объяснение альтернативной Австралии (можно пропустить)

3. Альтернативная история и Павел Зиновьев

4. Остров маленьких негодяев

5. Павел Зиновьев. Иммигрант

6. Алан. Катой

7. Алик в душе и его сестра Эли

8. Алик, мама и сестра

9. Алик, Питер и физкультура

10. Братья Стругацкие и планета Саракш - 1 (можно пропустить)

11. Братья Стругацкие и планета Саракш - 2 (можно пропустить)

12. Алик. Психологизмы. Контратака

13. Алик без трусов

14. Голый Алан и его родители и братья

15. Братья Стругацкие и первопоселенцы на Острове маленьких негодяев

16. Алан и слизневики

17. Новый бассейн на ранчо Зиновьевых

18. Голая вечеринка

19. Остров маленьких негодяев. Эксперимент

20. Бруум-роад, северо-западная Австралия

21. Питер с отцом на яхте, первый поход

22. Питер и яхтинг

23. Встреча в походе

24. Голый ужас под парусом

25. Остров маленьких негодяев. Общий взгляд на историю

26. Оборудование яхты Павла Зиновьева и альтернативная история

27. Яхта. Конец Большого путешествия и изменения в составе экипажа

28. Алик на яхте. Береговой туризм с осложнениями

29. Алик-девочка. Николс

30. Остров маленьких негодяев. Вторая колония

- 1 -

Сухой треск лопнувшей резинки немного отрезвил мальчиков, так как это был уже юридически конкретный материальный вред, причиненный Эли. Точнее, ее трусам. И это значило, что они пересекли некую линию, за которой игра перестает быть игрой.

А ведь никто ни о чем подобном даже и не думал. Питер, старший из братьев, тем более. Ему было уже девятнадцать, и он давно не был склонен к подобным проявлениям инфантилизма. А участие принял лишь под сильным давлением младших. Но на подобное он точно не подписывался. Алик (как по-русски в семейном кругу чаще всего звали Алана) с Хэнком сговаривались с ним лишь задрать юбку сестре-задаваке, и это даже не обязательно было понимать буквально.

Поэтому Питер сразу же отпустил Эли, как только действия Алана стали напоминать подготовку к изнасилованию. Конечно, он и в мысли не допускал, что Алик хотел чего-то подобного, но подумал, что тот, заигравшись, может потерять контроль над собой. И даже собрался было одарить его крепким братским подзатыльником, чтобы привести в чувство. Но это не удалось, так как Эли, которая была девочкой спортивной, освободившись от его хватки, тут же раскидала обоих младших в стороны как боулинговый шар кегли. И придерживая рукой сваливающиеся трусы, вытекла из комнаты.

При этом она не только выглядела, но и высказывалась не очень эстетично, пока на единый миг не приостановилась в дверях, чтобы избавиться от путавшихся в ногах трусов, которые все равно не могли уже охранять ее целомудрие. И тогда на один лишь миг вид ее изящно изгибавшегося спортивного тела стал незаслуженной наградой братьям-разбойникам.

Однако это был и момент перехода от общей игривой веселости к чувству вины и ожиданию ужасных последствий их проказы. И естественный в такой ситуации вопрос, кто виноват, почти очевидным образом выводил на Алика. Но "этот псих" в силу некоторых обстоятельств не мог считаться полноценно ответственным лицом, а при таких делах отвечать за все придется Питеру. И Алик окончательно стал выглядеть в глазах Питера главным негодяем, подставившем его под возможный удар со стороны родителей. Но это было не совсем так. И если Алан действительно был центровым интересантом и двигателем заговора малолеток, то источником его инициативы был все же Хэнк.

А началось все с того, что он как-то самым невинным образом спросил Алика, почему Эли остается девушкой даже когда надевает джинсы?

Алан, с малолетства опекавший Хэнка, давно привык к его детским откровениям и даже не заметил каверзу. А когда понял, на что намекал Хэнк, все же не стал злиться, потому что у них с Хэнком всегда были особые отношения. К тому же он понял это так, что Хэнк по малолетству на самом деле все еще пребывает в наивном неведении, что было совсем не так.

Алан узнал об этом, когда ему было лет девять, как сейчас Хэнку, случайно. Это было на кабельном пляже, в Брууме. Кабельный - потому что очень длинный, но это неважно. Мамаша переодевала свое дитя в сухое, после купания, и Алик, ну не то, чтобы специально следил, но как-то так, одним глазком. Подглядывал, откровенно говоря. И был весьма удивлен, чтобы не сказать потрясен тем, что ему открылось при этом.

Можно сказать, что вообще ничего не понял. Не осознал. Не сообразил. Но это розоватое, маленькое, округлое, раздвоенное, так и притягивало его взгляд и мысли, и не только удивлением и любопытством, но каким-то непонятно-магнитным действием на него.

Потом был еще один или два подобных случая, на том же пляже, тоже мельком.

И для него надолго осталось непонятным, что это и с чем это связано. Дети-то на пляже все одинаковые, когда в одних трусиках, а не то, чтобы там бантики-платьица или, наоборот, штанишки. Розовое, так сказать, и голубое. Ну, или когда знаешь, куда смотреть и на что. Так что некоторое время он думал, что это просто так бывает, не связывая ни с какими мальчиками-девочками. Спросить же либо забывал, либо было неудобно.

Да и как спросить-то? "А ты знаешь, я один раз видел..." А что, собственно, видел? Пока, наконец, через год или два не наткнулся на учебник анатомии в отцовой библиотеке.

Точно также, голым Хэнк, скорее всего, в жизни вообще видел только его, Алана. В силу обстоятельств. Ну, кроме себя, конечно, отчасти, или, может, в зеркале. В том, что в ванной.

И пришлось ему теперь объяснять вот это вот все Хэнку. И тот, конечно, ему не поверил. Совсем. Ну, или сделал вид - ничего нельзя утверждать с полной определенностью, если дело касается Хэнка. И тогда простодушный Алик отослал его прямо к Эли. Но когда он отсылал, ему самому в голову змеей тоже вползла некая мысль, от которой, в силу ряда обстоятельств, ему было трудно потом избавиться.

Так, собственно, выглядело начало этой истории. Если, конечно, верить в прямоту и наивность Хэнка. Принять, так сказать, за чистую монету. Но в этом вопросе как раз и скрыт некоторый риск, ибо Хэнк-то хотя и маленький, но... Умный он очень, короче. И это все признают, кто имел с ним дело. Так же, как и то, что, пожалуй, что и несколько как бы даже слишком умный. И не только в том умный, что обычно вызывает гордость за младшего.

И если принять это во внимание, то получается, что скрытым заказчиком и умелым манипулятором был именно Хэнк. И даже когда Эли стала проявлять некую склонность поддаться их пока еще только уговорам, он быстро сориентировался и сделал так, что этого не произошло. Почему-то это его не устраивало, а устраивало то, что потом вскоре и состоялось.

Однако Хэнк оказался слабоват против левой ноги Эли, на которую пытался сесть верхом, подражая Алану. Но, может, он, как и Питер, в действительности не очень-то и хотел соучаствовать в этом преступлении. Точнее, предоставлял это дело другим, чтобы самому созерцать с какой-нибудь удобной позиции. Но не вышло. В смысле - избежать явного физического соучастия. Что же касается созерцания...

Ухоженные, явно подстриженные негустые тонкие рыжеватые юные волоски совсем ничего не скрывали. Еще более на полную открытость работали и ноги, раздвинутые в бесплодной попытке удержать на себе стаскиваемые Аликом трусы, отчего узенькие розоватые бахромки слегка приоткрылись, и между ними, в самом верху, чуть-чуть выглядывала маленькая пунцовая влажно-блестящая ягодка.

Несмотря на то, что длилось это очарование один лишь миг, оба мелких были от него в полном экстазе.

После чего моментально вместе с воцарившейся после ухода Эли тишиной пришло мрачноватое осознание совершенного преступления, сопровождавшееся перевариванием того, что они только что услышали о себе.

Спорт, конечно, штука суровая, и тренеры иногда употребляют разные средства для стимуляции своих подопечных, в том числе и посредством слов, но Питер, перед тем как пойти вслед за Эли, извиняться и уговаривать, так и сказал Хэнку:

- Забудь, а если я от тебя это хоть раз услышу... в общем, ты меня знаешь!

Он, конечно, преувеличивал, насчет "ты меня знаешь". Нечего особенно было знать такого, чтобы так уж прям. Но тем не менее, Хэнк забыл. Ибо был умен не по годам.

Эли, конечно, страшно обиделась на них, на всех трёх. Но более всего, естественно, на Алана. Но здесь и была та самая закавыка, из-за которой всё кончилось без скандала и привлечения родителей, которые так ничего и не узнали. Хотя она некоторое время еще посматривала на братьев со страстью, когда встречались за общим ужином или в других обстоятельствах, и долго потом почти даже не разговаривала с ними. И по этим признакам можно было догадаться, что что-то не так. Но это прошло мимо родителей. Не обратили внимания или не придали значения.

И ещё.

Отнюдь не исключено, что она уступила бы уговорам мальчишек. Если бы не Хэнк, конечно. Ну, подразнить немного. Им же хочется.

Хотя, конечно, это одни лишь догадки.

С другой стороны, и мальчики были не совсем довольны. Ну, кроме Алика. Хотя и для него все было слишком быстро и слишком мало, в эстетической части. Вот если бы ещё и топик... А лучше голышом. Совсем. Типа, стриптиз.

А ещё потрогать.

Ну, это ладно. В конце концов, что-то же должно оставаться мечтой.

Нет, подобные эксцессы были у них редкостью. Дети и родители Зиновьевых любили, уважали и поддерживали друг друга как только могли. Более того, конфликты в этой семье в сравнении с другими, обычными, были совершенно не характерны. Вероятно, из-за того, что они жили в некоторой изоляции от этих самых других. Как-то так складывалось, что и в гости к ним редко кто захаживал, и вечеринок не устраивали, и в школе ребята в основные компании не входили, а всё как-то сбоку. К тому же они были иммигрантами, в этой стране. В Австралии. В альтернативной Австралии.

- 2 -

Ну, вы знаете. Это общеизвестно.

Поэтому этот параграф можно пропустить, почти весь, так как он может кому-то показаться слишком скучным.

В момент своего рождения наша Вселенная испытала гиперинфляцию, очень быстрое расширение пространства, которое она занимает. В результате чего заполняющая ее материя заняла место, значительно большее, чем очерчивает так называемый горизонт событий. При этом части пространства, находящиеся на расстоянии, превышающем горизонт событий, эволюционируют независимо друг от друга, без какого-либо взаимодействия, которое между ними принципиально невозможно в силу конечности скорости света. Вот это и есть Мультивселенная или Мультиверс, который породила Вселенная в результате инфляции. Не то, чтобы она реально распалась на какие-то куски-ячейки, но из каждой точки раскрывшегося гиперинфляцией пространства доступна для взаимодействия, в частности, для наблюдения только небольшая его часть, которая теперь и есть Вселенная, а все остальное лежит за горизонтом, и о нем, об этом остальном, мы можем только догадываться.

А ведь я предупреждал!

В общем, если не интересно, можно ограничиться двумя последними абзацами - если, конечно, все остальное вы готовы принять на веру.

Мультиверс объединяет хотя бы общее материальное происхождение, из одной и той же исходной точки или, точнее, микроскопического пузырька вакуума, который находился в другом физическом состоянии, чем вакуум сегодняшний, который в основном его и заполняет. Ну, это не важно.

А важно то, что таких пузырьков вообще-то много. Они образуют некое мета-пространство. И некоторые из них тоже испытывают инфляцию, превращаясь в мультиверсы.В целом это называется пузырьковой Мультивселенной или Космосом. Причем если части каждого мультиверса, в общем, одинаковые, сами мультиверсы могут сильно отличаться друг от друга. В наибольшей степени это касается мировых констант. Например, числа измерений. Тем не менее, эти мультиверсы имеют и кое-что общее. Во-первых, они лежат в одном и том же общем для них исходном (пузырьковом) мета-пространстве, во-вторых, состоят из одной и той же материи, может быть, лишь находящейся в разных условиях, и в-третьих, даже если мировые константы в них и отличаются друг от друга, все же сами законы природы (в смысле, "формулы") для них одни и те же.

Но, естественно, это еще не все.

Этих космосов, более или менее похожих или совсем не похожих друг на друга, в свою очередь, тоже целое множество. Все они более или менее независимо сосуществуют как отдельные миры в Диакосмосе Левкиппа-Эверетта, единство которого основано уже не на общности материальной основы, а на одной лишь идентичности физических законов, которым они подчиняются.

Диакосмос тоже можно представить как некое "пространство", в котором плавают как некие "пленки", "перья", "паутинки", "мыльные пузыри" и иные разнообразные "браны" миры - космосы, подобно тому, как в нашей Вселенной плавают галактики. Это то, что обычно называется параллельные миры.

И хотя для всех для них на самом деле действуют одни и те же физические законы, с виду эти законы в различных космосах могут отличаться очень сильно. Но это лишь обман зрения, ошибка восприятия, связанная с тем, как эти космосы располагаются в Диакосмосе и как они в нем двигаются и эволюционируют. Вот когда мы едем в автобусе с неопытным водителем, на нас время от времени действуют "силы инерции", которых, как известно, на самом деле не существует, но которые притом сильно меняют наблюдаемую физическую картину мира в автобусе.

Следующие две ступени Иерархии Сущего - это Универсумы, единство которых основано на общей метафизике всех входящих в него диакосмосов с общей внутри каждого из них физикой, которая, однако, может сильно отличаться от физики другого диакосмоса в том же Универсуме.

И Хаос, про который пока неизвестно, один ли он или их тоже много. Универсумы тоже могут быть как сходными, иногда даже идентичными по общим принципам своего устройства, так и отличаться друг от друга вплоть до полной несопоставимости. Это ровно также, как планеты и галактики в нашей Вселенной могут быть похожими между собой, или не очень, или даже совсем непохожими.

Ну вот, собственно, вся последовательность, Вселенная - Мультиверс - Космос - Универсум - Хаос. Каждый следующий топос здесь объединяет множество (практическую бесконечность) предыдущих. Ну, это не важно. Короче, разнообразных Миров в Мире довольно много, и это не говоря уже о таких вещах, как Явь, Навь и Правь, которые вообще совсем другое, но тоже.

И вот парадокс здесь в том, что в противоположность доменам-вселенным в мультиверсах или самим мультиверсам в пузырьковой вселенной, между космосами взаимодействие как раз вполне себе возможно. Между их частями, точнее. Хотя объяснить, что такое диакосмическое расстояние без длительных отступлений нереально, потому что это не то безличное и безразличное расстояние, которое "у нас", и которое почти не зависит от того, что им разделяется. Но космосы именно тогда и сближаются, когда становятся внутренне похожими друг на друга. И чем больше они похожи, тем более их как бы притягивает друг к другу, и тем в большей степени они могут взаимодействовать.

И это не простое физическое притяжение, а очень такое своеобразное как бы взаимное отражение друг в друге, основанное на когеренции физических процессов. Так что чем больше это взаимодействие, чем ближе два космоса друг к другу, тем больше в них возникает параллельности. Это в том числе и галактики-звезды-планеты двойники, с похожей историей. Отдаленно это подобно эффекту квантового спаривания электронов в сверхпроводнике. И так вплоть до отдельных личностей в социумах, если они населяют эти планеты.

На пике этой когерентности космосы могут взаимодействовать даже материально. Ну, это, например, известные "исчезающие звезды". Хотя так бывает ну очень редко, буквально единичные случаи на сотни миллиардов звезд в видимой части вселенной, но некоторые звезды - да, перепрыгивают из одного параллельного мира в другой.

На самом деле все, конечно же сложнее. Намного.

Например, эти самые космосы в диакосмосе, они как материальные вещи в нашем мире, не так уж обособлены друг от друга. Наоборот, они составляют некоторую общность, разнообразно соприкасаясь, взаимопроникая или иначе взаимодействуя друг с другом. Как бы, переплетаются. Если, конечно, подходят близко друг к другу.

Или вот, вроде бы, все миры в данном диакосмосе, как бы, параллельны. Но в действительности, по внутренней своей организации, они могут быть и вполне даже "перпендикулярны" друг другу. Потому что общность физических законов во всех космосах данного диакосмоса вовсе не означает тождественность их действия в них.

Но при этом, если данные миры действительно параллельны, возникающая между ними когерентность будет удерживать их индивидуальные эволюции, препятствуя им слишком разойтись друг от друга. Так что, если, например, в двух таких когерентных мирах были две параллельные планеты Земля, то они и будут оставаться параллельными при всех возможных отличиях между ними. Скорее всего будут оставаться, хотя и не в точности обязательно, ибо эта когерентная спаренность может не только возникать, но и разрушаться.

То есть их эволюция, пока спаренность сохраняется, будет постоянно претерпевать некие коррекции, устраняющие возникающие расхождения их эволюционных треков. И никакая бабочка Бредбери ничего с этим не сможет поделать, как бы не махала своими крыльями.

Еще страньше, что космосы как правило существуют целыми скоплениями или констелляциями. Псевдопространство диакосмоса вообще нигде не пусто, а космосы в нем, это как бы местные повышения этой плотности, заполняющей диакосмос. А констелляции в нем множеств космосов, представляют собой как бы субгармоники от некоего центрального среди них. Ну, волновая картина такая, с интерференцией. Где-то в этой картине есть максимум, и чем дальше от него, тем больше убывает, но не плавно так, а как бы по синусоиде, вверх-вниз, вверх-вниз. Ну и эти локальные максимумы или пучности синусоиды, это и есть субгармонические параллельные миры.

И вот эта центральная плотность, она в наибольшей степени влияет на остальные пучности, хотя и они встречным образом влияют на неё. При этом, когда в какой-то из параллельных миров таки залетает очередная бабочка, он, конечно, отклоняется от своей эволюционной траектории. Но это отклонение возрастает лишь вначале, а потом, аналогичным образом, развивается по сходящейся к нулю синусоиде.

Так вот эта альтернативная Австралия, она как раз лежит во вселенной (космосе) параллельной нашей. Притом менее плотной, чем наша. То есть, более зависимой от нашей, чем наша зависит от неё. Хотя и наша вселенная отнюдь не соответствует наибольшей плотности. Ну, или весу. Значимости и влиятельности среди данного ряда (констелляции) параллельных миров.Но в общем, это не так уж важно, эта зависимость/независимость. Равно как и центральность/не центральность. Ибо это вопрос сугубо специфический. И притом такой тонкий, что точно и непосредственно устанавливается наблюдением эффектов, доступных лишь самой чувствительной физической аппаратуре. Да и то после длительных теоретических выкладок.

Нет, если вы, скажем, моментом перенесётесь из почти самого плотного Мира, в почти самый разреженный, вы лично наверняка почувствуете, что что-то стало не так. Но всё равно не сможете сформулировать. Но если бы вы знали, что именно стало не так, то смогли бы даже идентифицировать значительную неплотность данного мира неким рядом достаточно простых физических тестов, не требующих сложной аппаратуры. Потому что тогда будете мерить относительную его неплотность (в сравнении с тем миром, который покинули), а не абсолютную. Но всё равно, результаты этих тестов ещё надо было бы теоретически интерпретировать. А вот здесь и кроется самая большая такая закавыка.

Но нам она не интересна!

А главное для нас то, что в этом, альтернативном мире, в истории альтернативной Земли, наибольшее соответствие с нашей историей происходит во временном диапазоне примерно от середины 50-х, до середины 60-х годов нашего общего с ней XX-го века. А наибольшее отклонение в этой истории (взмах крылышек бабочки) состоит в том, что в этом мире вторая Мировая война закончилась не совсем так, как у нас. Ну, или, совсем не так.

А так-то она тоже была.

И действующие лица, многие, тоже были, в общем, те же. Хотя и не все. И не в точности. Ну, в общем, параллельные.

Альтер Эго для соответствующих им персонажей из нашего мира.

Собственно, в этом же фишка и состоит. Что в подходящей параллельной Вселенной достаточно часто (хотя и не всегда) можно найти, например, самого себя. Почти такого же, как ты сам и примерно в той же социальной и исторической диспозиции. Но с альтернативной биографией, включающей некоторый другой набор критических точек, по отношению к тем, которые у тебя были. В этой вселенной были, в смысле. Ну, или, в действительности, если хотите. Хотя это и совсем не то же, что на самом деле.

- 3 -

Итак, главная альтернативность этого параллельного мира состояла в том, что исход второй Мировой здесь был совсем не такой определённый, как у нас, где безоговорочно победила одна из сторон конфликта.

Здесь же конфликт как бы затух, остановился на полпути, не приведя к устойчивому миру, а разукрупнившись в ряд более или менее независимых противостояний, временных перемирий и компромиссных соглашений, более всего разрушавших доверие между союзниками.

На западе линия раздела пролегла по территории Франции, в которой правительство Виши после ряда головокружительных кульбитов с переходом от одной коалиции к другой, окончательно перешло под контроль союзников. На юге по северной Африке, чересполосицу, возникшую здесь, было бы сложно описать в малом числе слов, так что не стоит и пытаться. Но что, вероятно, существеннее всего, в этом мире Гитлеру удалось установить свой контроль над Египтом. И на востоке Европы - на Украине по Днепру, севернее - по линии Минск-Рига.

Еще сложнее обстоят дела на дальнем востоке.

Здесь американцы проиграли Мидуэй, но не настолько сильно, чтобы японцы его выиграли. То есть, хотя они потеряли больше пилотов, самолетов и авианосцев, но не так, чтобы эти потери не могли быть вскоре компенсированы непрерывно возраставшей мощью американского военно-промышленного комплекса.

Япония некоторое время ещё продолжала оставаться активном игроком на тихоокеанском театре, и утратила меньше ранее завоеванных территорий, чем в нашей реальности. До самого того момента, когда всё это разом потеряло смысл.

То есть, до американских ядерных ударов по Хиросиме и Нагасаки, и японскому ассиметричному ответу по Сан-Франциско.

Ну и немцы ещё успели продемонстрировать Лондону свои новые возможности, после атомного испытания на острове Рюге, хотя и порядочно промахнувшись ракетой. Но всё равно, это было впечатляюще. А главное, американцы не успели стать ядерными монополистами.

И перед миром встала альтернатива нового витка роста бесчеловечности и насилия, приближающегося к самым границам полного самоистребления если и не человечества в целом, то так называемых цивилизованных наций уж точно.

Но всё-таки они затормозили.

И так незаметно, на тормозах, пролетело уже более двадцати лет.

В течение которых противостояние на Тихом океане претерпевало сложные эволюции от почти полного затухания до периодических обострений, включающих даже довольно масштабные боестолкновения. Притом всё это ещё более запутывалось совершенно новым фактором, в силу которого основной противник бывших союзников именовался не просто "японцы", а "японцы и слизневики". То есть "слизневики" представлялись союзникам настолько мощным фактором самим по себе, что его рассматривали как отдельного самостоятельного и, очевидно, грозного врага. Ну, а уж то, что он выступал в союзе с "японцами", так это лишь обстоятельство если и не совсем случайное, то не такое уж и существенное.

Собственно, именно из-за этих самых слизневиков общее развитие цивилизации на этой альтернативной Земле сосредоточилось вокруг в основном электромагнитных и иных лучевых технологий. А ракетные технологии, вкупе с тесно связанными с ними системами автоматического управления, оказались заторможенными, в сравнении с нашей, не альтернативной Землёй. Потому что "все ресурсы" бросались на волновую и лучевую технологию. Поскольку только в них можно было найти средства сдерживания самого опасного тихоокеанского агрессора. И даже ядерные технологии не попали в создавшийся мэйнстрим, ибо были против него не слишком эффективны. Хотя и не ушли на совсем уж периферию.

Вот такой вот перекос образовался. Относительно нашего, конечно, состояния. Сами-то местные в этом никакого перекоса не находили, для них всё было вполне естественно и органично. Ибо это был вполне логичный ответ человечества на вызов окружающей его реальности, грозящий даже самому его существованию.

И вот классным специалистом именно в этих электронных, волновых и лучевых технологиях и был Павел Зиновьев - отец описываемого семейства, сначала попавший в Австралию из России с военно-технической миссией союзнической поддержки, а потом и натурализовавшейся там с получением полноценного гражданства.

Ну, с последним есть некоторые непонятки.

Хотя так было во многих отношениях удобнее, ибо пребывание его там всё более затягивалось, и конца-края этому не было видно даже в теории, а летать туда-обратно на авиатехнике, аналогичной нашей середины 50-х, сами понимаете.

Это, естественно, вызвало сильную негативную реакцию его российского начальства. Однако до каких-то определённых оргвыводов дело так и не дошло. Вопрос, тем самым, как бы подвис, тем более что сам Зиновьев от российского гражданства не отказывался, никаких требований или претензий в эту сторону не выдвигал, и вообще продолжал себя считать и называть русским.

В общем, он был действительно специалистом каких мало, и был, как бы, "выше всего этого". Всякой бюрократии, политики и иже с ними. Ну, или думал, что был. Старался быть выше, действуя в данном случае вполне эгоистически.

И как видим, в некоторых случаях это даже сходило ему с рук.

Ну, в общем, выписал он к себе жену (которую в австралийском паспорте записал на испанский манер Галой) и единственного ещё тогда ребёнка (Питера) из родных пенатов - собственно, ради этого и гражданство, - отстроил коттедж в посёлке "научников" в пригородах Бруума, где жили в большинстве такие же как он специалисты, привлечённые со всех стран в некий не совсем открытый международный проект, ну и ходил, так сказать, на работу. Включая длительные экспедиции по различным архипелагам и островам Микронезии и прочим, как бы это выразиться, местам союзнического господства на Тихом океане не столь отдалённым.

Ибо занимался вполне конкретным и весьма секретным высокотехнологическим оборонительным оборудованием, которое держало восточный тихоокеанский периметр. Защищая союзников от японцев и, главным образом, слизневиков.

- 4 -

Мальчики попадали сюда, на этот остров, каким-то неизвестным им способом, спящими, так что в одно прекрасное, ну, или ужасное для них утро, они просыпались, как правило, на его берегу или на ближайшей к берегу опушке леса. На песке, между ленивым тропическим морем и этим самым лесом, прозрачно-редким вблизи берега, но сгущавшимся до почти полной непроходимости настоящих тропических джунглей выше, по склону хребта, разбивавшего остров на две неравные части.

При этом память их ничего не могла подсказать им относительно того, что было с ними перед тем, как они здесь оказались. Более того, она вообще была у них девственно чиста в отношении всего того, что составляет или должно было бы составлять их биографии. Некоторые даже не помнили своих имён - если только они у них были когда-то. Но должны же были быть? Тем более что большинство имена свои помнили. Значит и у тех, кто не помнил, должны были бы быть, раньше. В той жизни, про которую они теперь ничего не знали.

И при этом та же память прекрасно сохраняла любые сведения общего характера. Они, в разной степени совершенства, соответственно их возрасту, владели языком эм-до, общераспространённом на Архипелагах, знали, что живут в Островной Империи, географию и социальное устройство которой столь же прекрасно помнили. Как и многое другое. Включая столь здесь бесполезные, как то, что молекула воды состоит из одного атома кислорода и двух водорода, и что "пифагоровы штаны во все стороны равны".

Кстати, о штанах.

Все обитатели острова делились на две группы. Первая, наиболее многочисленная, это первопоселенцы, которых забрасывали на остров более или менее крупными группами, практически сразу, в течение двух-трёх недель, на изначально пустой остров. И вторая, подкидыши, которые появлялись потом, почти всегда поодиночке, в совершенно любой момент жизни уже сформировавшейся колонии. Но и те и другие равным образом делились ещё и на тех, кто оказался на острове в одежде, которая всегда состояла из одних лишь одинаковых шорт и рубашки, или нагишом. Здесь обычно соблюдалась некая пропорция, примерно два к одному. Треть, примерно, его населения исходно оказывалась на острове в натуральном, так сказать, виде. Не говоря уже о каких-то средствах к выживанию в этих, ну, не совсем простых для, скажем, бывшего горожанина, тем более подростка условиях, которых не было практически ни у кого, даже у тех, кто был в шортах.

Таким же дефицитом были сандалии, довольно непритязательные и не очень удобные, но весьма прочные, позволявшие безопасно ходить по любым камням. Сандалии также распределялись между поселенцами случайным образом, в частности относительно того, есть у их владельца одежда или нет. Но здесь пропорция была обратная, их хватало лишь на треть поселенцев.

Ну и ещё одно, все они были мальчиками, большинство двенадцати - четырнадцати лет от роду. Малым числом могли присутствовать и малолетки, до десяти лет, и старшие, соответственно, до шестнадцати. Но это, естественно, только изначально, потому что такие колонии пребывали на острове, как правило, около трёх лет, с соответствующими последствиями.

Ну и главное, конечно. Дети на этом острове были предоставлены почти полностью сами себе, взрослых, во всяком случае, на нём не было.

Ни один терранин ещё не удержался от осуждения, когда он узнавал об этом.

Как известно, в Островной Империи, в общем-то, нет тюрем, равно как и концентрационных или иных лагерей, для содержания лиц, свобода которых вынуждена быть ограничена вследствие их девиантного по отношению к обществу поведения.

Ну, не то, чтобы совсем нет, конечно, для содержания во время проведения следственных действий или при подобных обстоятельствах обеспечиваются соответствующие условия. Равно как и для мигрантов с Пансаракша имеются лагеря, где они проходят первичную адаптацию к жизни в Империи.

Но в общем-то нет.

Но будучи Утопией в глазах, по крайней мере, самих островитян, по известным законам диалектики, блаженная Страна Островов испытывает настоятельную, хотя, возможно, лишь подсознательную потребность в виртуальном или даже физически реализованном собственном отрицании. В Антиутопии. Ну, например, чтобы лучше выглядеть, на фоне её. Чтобы лучше понимать и осознавать ценности, на которых она выстроена. Или вообще, чтобы просто существовать. Отличаться от этого самого фона. Противостоять ему, чтобы быть собой, а значит и вообще - Быть.

Естественно, Антиутопия - это отрицание Утопии, страна, где "всё наоборот". Которая притягивает, соответственно, все отбросы Правильного Общества, и является для него некой общей помойкой, складом всего того, что не удается принять или переработать во что-либо приемлемое, несмотря на все усилия. Но что по тем или иным причинам невозможно, или не хотелось бы просто материально уничтожить. Что, как бы, тоже имеет некое право быть, раз уж оно появилось на этом свете.

Ну и естественно, что Антиутопия эта должна, в соответствие с общей географией Страны, быть расположена на острове. Ну, или на нескольких островах, более или менее удаленных или изолированных от всех остальных.

И действительно, есть такое в Островной Империи. Известно, что самым большим и, можно сказать, главным в этой Антиутопии является остров Казхук. Но есть и другие.

И память мальчишек оказывалась достаточно состоятельной, чтобы не то, чтоб уж совсем "сделать вывод", но, по крайней мере, весьма убедительно предположить, что они примерно здесь и оказались. На одном из островов Забвения. В Антиутопии.

Что в свою очередь, заставляло делать определённые предположения и о содержании стёртой (ну, понятно же...) части памяти. Вероятно, все они в своей прежней жизни чем-то сильно досадили окружающим, если теперь они оказались здесь.

- 5 -

Хотя юридически прочного мира на альтернативной Земле так и не установилось, но жизнь с некоторых пор вошла в некую почти мирную колею, а война, соответственно, удалилась куда-то за горизонт событий. Так что пошёл и некоторый повсеместный общий рост благосостояния, конечно, не такой бурный, как у нас, но вполне ощутимый за последние пятнадцать - двадцать лет.

И коттедж у семейства Зиновьевых был соответствующий, и если первый автомобиль у них был скорее практического направления, более удобный лишь в хозяйственном отношении, то второй уже вполне себе ничего, в плане представительности.

Хотя статус Павла Зиновьева в австралийском социуме не был таким уж высоким. В смысле, он был высоким по факту, в глубине Проекта, в котором он играл одну из ключевых ролей. Ну, реально, не обойтись было без него. Но это не касалось его жизни в своем общественном окружении. Проект был секретным и само участие в нем полагалось хранить в тайне. Поэтому в отношениях с обществом, элитой и прочими бюрократами ссылаться на свое участи в нем не полагалось. Ну а тогда, и тут уж ничего не поделать, иммигрант, он и есть иммигрант. Какой бы он ни был. Тем более, во время войны - когда "эти беженцы... совсем всех достали!".

Как и аборигены, к примеру. Нет, конечно, все права, то - сё, пятое - десятое, но пойди-попробуй. Тем более, что до толерантности конца XX-го - начала XXI-го столетия им, на альтернативной, ещё ого-го сколько. Ну и ясно, что в ситуациях выбора, в смысле социальной иерархии, ожидать каких-либо предпочтений не приходилось.

Павел, однако, был довольно неприхотлив, и терпим в этом отношении. Притом, что на его родине дела в любом случае обстояли несколько более напряженно, в отношении материальных благ жизненных условий. И потому образ жизни семьи был несопоставим с тем, каким им пришлось бы довольствоваться там.

Особенно эту специфику отношений демонстрирует случай с обыском. Поскольку война так или иначе, но имела место быть (а на Периметре ситуация временами становилась очень даже напряжённой), то и поиск шпионов и прочих вражеских агентов ни на минуту не прекращался. И вот, в один не очень прекрасный день к ним в их уже родной и казавшийся таким надёжным убежищем дом пожаловала целая команда в штатском. Которая тут же стала переворачивать всё вверх дном с присущим этой категории лиц садизмом.

И обращалась при этом с Павлом весьма неучтиво. Всё же он смог позвонить куда-то там, по своим инстанциям, но и тут не очень повезло - да что ж за день такой сегодня!

Того, кому он звонил, не оказалось на месте, и его пришлось разыскивать. И только минут через сорок продолжавшегося демонстративного унижения, ему перезвонили и подозвав старшего офицера к телефону, попытались с ним объясниться. Но тот не принимал никаких возражений, ссылаясь на наличие официального ордера. Тогда офицеру было сказано, чтобы он не отходил от телефона, потому что ему сейчас перезвонят. И действительно, тут уже не прошло и пяти минут, как с ним связалось его собственное начальство. Короткий текст, выданный ему по телефону, помимо конкретных указаний, включал примерно такие слова: - Капитан! Вы даже представить себе не можете, в какой вы сейчас заднице!

После чего что вся его команда немедленно убралась. Хотя он даже не подумал при этом принести хоть какие-то извинения. Напротив, всем своим видом показывал, что это дело так не оставит и обязательно сюда ещё вернётся.

Но не вернулся.

Павел, как уже было сказано, проявлял определенную терпимость к подобного рода накладкам и прочим неудобствам бытия, и сам по себе никак не заинтересовался бы продолжением этой истории. Тем более, что был вполне уверен, что это была ошибка системы, и ничего подобного уже не должно повториться.

Но Алана, который тогда был ещё маленьким, ему было около десяти от роду, оказался травмирован зрелищем унижений своего отца, происходивших на его глазах. Так что впоследствии пришлось даже консультироваться у психоаналитика.

Ну и Павел тогда тоже поинтересовался, по своим каналам. И получил подтверждение, что да, без последствий для инициаторов и некоторых особенно рьяных исполнителей эта история действительно не осталась. И что "тот офицер" уже давно в совсем других местах и на совсем другой службе.

Сам же он был таким не агрессивным не в силу каких-то свойств характера, но лишь потому, что был сосредоточен на решение очень важных научно-технических задач. И проявлял реальную нетерпимость только к тому, что хоть чем-то препятствовало ему в выполнении этой своей основной миссии. И вот тогда мог быть не только нетерпимым, но и жестоким и даже мстительным.

Поскольку от решения этих задач напрямую зависело само выживание этого, параллельного нам, человечества. Вполне серьёзно. Вместе ещё со многими выдающимися его представителями. Как местными, австралийскими, так и английскими, китайскими, другими русскими, американскими и даже, говорят, по большому секрету, немецкими. Хотя с ними война, если иметь в виду чисто юридический аспект, пока так и не была окончена.

Сложившаяся после- или, скорее, полувоенная ситуация была такова, что всё человечество оказалось дискредитировано в своих лучших устремлениях к научному, экономическому и социальному прогрессу, когда этот прогресс выдал результат, которого, естественно, никто не хотел и не ожидал.

И эта травма теперь постоянно довлела над всеми помыслами, планами и мечтами этого местного альтернативного человечества.

- 6 -

Подобно тому, как загнанная в подсознание усилиями медицинских психологов "отцовская" травма Алана, хотя больше и не имела видимых последствий в его поведении, в действительности, в дальнейшем, она во многом определила его характер.

Собственно, характер любого человека во многом складывается подобными травмирующими эпизодами, даже когда эти травмы на вид таковыми и не являются, но представляют собой события, включающие импридинговые механизмы, те, которые ответственны за "впечатывание" некоего "опыта" в самые глубокие психологические основы данной личности.

Например, травматичными в таком понимании являются любые первичные сексуальные впечатления, вопреки всей возможной привлекательности соответствующего опыта. Почему травма, это обязательно плохо? Например, хирург, удаляя воспалившийся аппендикс, наносит вам серьёзную телесную травму. Ценой ей, однако, может быть ваша собственная жизнь. Хотя это и экстремальный случай, но аналогия просматривается.

Вторая Алькина травма, точнее, сразу две взаимосвязанные и одновременные травмы, была подростковая, и как раз носила именно такой характер. То есть, трудно поддающийся какой-либо оценке, в смысле её вреда или пользы для дальнейшей жизни.

Девчонкин - так его иногда называл Павел еще задолго до описываемых событий. Это было не только отеческим любованием, но отчасти и поддразниванием, ибо Алану, в общем, это не очень нравилось, хотя он особенно и не протестовал. Но основания к этому были в его не совсем характерном для мальчиков внешнем очаровании и, возможно, в некоторых особенностях поведения.

Впрочем, ничего особенного. В целом, до возрастной сексуализации, он был мальчик как мальчик, и склонности его вполне соответствовали его возрасту, и если в чём-то и были иногда несколько чрезмерными, то лишь в отношении несколько повышенной тяги к некоторому озорству и авантюризму.

Тем не менее, прозвище это оказалось ещё и пророческим.

Среди всех детей к Алику в детстве домашние относились наиболее интерсексуально. Особенно мама. В третью беременность она хотела, чтобы была вторая девочка. И была, поэтому, несколько разочарована.

Ну, ничего особенного, конечно. Но, видимо, как компенсация, лет до десяти она временами наряжала его как девочку, в платья его старшей сестры, из которой та быстро вырастала, не успев износить.

Алан по малолетству относился к этому индифферентно, но потом иногда и сам инициативно проделывал это, щеголяя по дому в каком-нибудь приглянувшемся ему симпатичном сестрином "синеньком". И здесь уже индифферентность матери подвергалась испытанию, но она иногда поддерживала эту игру теми или иными знаками внимания.

Так что и это стало неким невольным пророчеством, хотя здесь более важной оказалась некоторая предварительная настроенность его психики к возможности "быть девочкой". И не так уж важно, на самом ли деле, или в рамках некоей игры. Тем более что и в играх у него проявлялась почти равная склонность не только к мальчишеским приключениям - солдатикам - пистолетикам, но и к сестриным куколкам.

Не то, чтобы он на самом деле был гермафродит, но так его определили бы древние греки, ваявшие соответствующие статуи. Настоящие гермафродиты встречаются редко. Как и иные "интерсексы" с выраженными отклонениями строения соответствующих внешних и внутренних органов. Это бывает намного чаще, чем настоящий гермафродизм, но тоже редкое явление. Но чаще всего бывает именно то, что из себя стал представлять Алан. У англосаксов он был бы шимейл или ледибой. А в бананово-лимонном Сингапуре - катой.

То есть, "это" явно выходило у него за рамки более или менее типичной, чаще всего временной подростковой гинекомастии, некоторого увеличения груди у мальчиков в пубертатном возрасте. Но у Алана грудь очень быстро и необратимо сложилась прямо как у девочки, да это ещё и подчёркивалось всевозможными вторичными признаками, пропорциями скорее "промежуточного", чем мужского типа, тембром голоса, когда по телефону незнакомые почти всегда определяли его как девочку, почти полным отсутствием характерного мужского телесного оволосения, да еще и сопрягалось с некоторыми особенностями характера.

- 7 -

Алану было чуть больше тринадцати, когда грудь его незаметно и неожиданно, но вполне явственно округлилась. Но это было еще его личное достояние, никто пока об этом не знал, как и сам и он еще не подозревал, отчего у него появились вдруг разного рода телесные и душевные томления и стремление время от времени делать какие-то странные даже для самого себя, и даже явно непристойные вещи.

А тут еще и грудь. Хотя он особенно и не испугался, скорее удивился, но инстинктивно стал прятать предпочтениями в одежде, или, например, тем, что перестал переодевать футболку в школьной раздевалке на уроках физкультуры. И пока это ему удавалось. Ну а что будет "потом" - дети обычно не задумываются.

И вот в тот раз, стоя уже голышом в душе перед тем, как начать мыться он занимался некоторыми исследованиями своего не совсем обычного организма, походу терявшего признаки детства. Тут-то его сеструха и попалила. Слегка оглушенный приступом некоего телесного гудения, он забыл закрыть дверь в ванную, что обычно делал с тех пор, как начал мыться самостоятельно.

Тоже совершенно не намеренно. Просто ворвалась с ходу зачем-то в ванную, не думая и не подозревая, что там кто-то есть.

Для Эли это тоже был немалый шок, надо полагать. Тут, скорее всего, наиболее уместно такое выражение, "вся картина так и отпечаталась в её глазах".

Ну, на самом деле, какие-то детали непременно теряются при таком мгновенном впечатывании. Либо блокируются, если нервная система не склонна воспринимать соответствующие факты. Да и ей, собственно, было ещё только шестнадцать, и она просто не могла правильно оценивать некоторые вещи.

Так что она "мгновенно увидела" только то, что её младший брат стоит в ванне голый и безобразничает. Притом, с её точки зрения, ещё и "как обычно". Хотя он, собственно, "такого" ничего и не делал. Может не успел или даже на самом деле еще не знал относительно чего и как. Просто проявлял любопытство к особенностям своего организма. К сиськам, прямо говоря. Ну еще бы.

Но Эли вообще относилась к Алану с предубеждением и подозрением, отчасти, притом оправданным, хотя в основном и чисто эмоциональным.

Во многом, возможно, из-за подсознательного ощущения в нём конкурента, соперника, притом на её собственном, а не на его поле. Конкурентом за мамины внимание и любовь. Особенно же потому, что он был у них в семье, как бы, потенциально второй девочкой. То есть, претендовал на её место, ну, почти что официально.

Она этого, конечно, не рефлектировала, не понимала словами, то есть. Но бессознательно воспринимала всякие, там, его игры с переодеванием, именно так. И вот тут-то её и ударило, почти до истерики, и более всего её шокировала эта самая почти девичья грудь.

Которую он, вдобавок, всячески трогал руками. Как мальчишка - какое вопиющее противоречие! Как будто это не была его собственная грудь! Но Эли, разумеется, в порыве негодования этого не замечала.

В общем, более всего она отнесла к его совершенно конкретным безобразиям (а это, с её точки зрения, постоянно за ним наблюдалось) именно эту грудь. Хотя это было и совершенно несправедливо. Ведь не он же это сам себе устроил. Но у неё просто предубеждение сработало на полном автомате. Конечно, если бы у неё было хоть немного времени, чтобы подумать, она бы легко сообразила, что не права. Но шок и аффект увиденного совсем его ей не дали.

И на этой эмоциональной волне она не нашла ничего лучшего, как потащить его к матери, таким как есть, голышом то есть, через всю квартиру, да ещё и по лестнице на второй этаж. А сам он при этом от неожиданности и может ещё отчего-то, и даже от много чего, почти утратил способность сопротивляться. Ну, естественно, тоже был в шоке. И вдобавок, все эти его приватные игры с самим собой. Ну, как бы, он не должен был так делать. А тут ещё и грудь. Ну и другое... что, может быть, еще более обидно.

Так что пред собственной Мамой предстал он как факт, в полной наготе. А ведь он уже большой. А тут еще и силовое превосходство над ним его спортивно развитой Старшей Сестры. То есть второй по рангу доминирующей над ним Особой. Как пленный, с заведенными за спину удерживаемыми профессиональным фиксирующим зажимом руками. С девчачьей грудью и главным признаком противоположного пола, неожиданно отозвавшимся на стрессовую ситуацию.

Мама, конечно, за него тут же вступилось - Что ты делаешь? Отпусти его сейчас же!

Но что осталось у Алика неприятным осадком где-то на глубине души, при этом даже не встала со своего дивана. И ещё другим осадком, скорее непонятным, чем неприятным, что смотрела она в основном при этом, отчитывая Эли, не на неё, и даже не на него. Ну, то есть, не в лицо...

Но здесь она, возможно, была не совсем неправа, хотя и получилось это у неё совершенно непреднамеренно. Разумеется, ситуация изначально была неправильная, не должно её было быть. Но не скрыв свою спонтанную реакцию, Гала тем самым направила её развитие в натуральное, естественное русло, хотя бы при этом пришлось пройти и через некие тёмные территории в человеческих отношениях. Разумеется, у двух представительниц женского пола живой голый мальчик, который только начал взрослеть, да еще и в таком растрепанном состоянии, вызывает некий вполне неподдельный интерес.

Но ему-то ещё потом пришлось пробежаться нагишом на всей дороге со второго, родительского этажа на первый, да еще и через гостиную, к себе, переживать за случившееся. Рискуя засветиться перед кем-либо из остального семейства, а все были дома тогда, между прочим, даже обычно отсутствующий на работе отец. И кто-то его точно тогда видел. Алик успел заметить, как кто-то мелькнул в коридоре, хотя и не разглядел, кто. И он так никогда и не узнал, что это был их младший, Хэнк.

Но тот был отнюдь не болтлив. Особенно по пустякам. Или чтобы там, шантажировать ("а я тебя ви-и-идел!"). Его всегда, а в то время золотого своего детства вообще больше всего на свете интересовал он сам, а не чьи-то там посторонние скандалы.

Хотя, с другой стороны, в этот раз ему было интересно. Но чисто для себя.

- 8 -

То, что тогда так привлекло внимание его матери, и не только её, но и Эли тоже. Которая, на миг отвлекшись от спора с мамой и бросив быстро взгляд сверху вниз из-за его спины, в направлении его босых ног, невольно восприняла ситуацию почти что, можно сказать, с его точки зрения. Хотя он этого и не видел, и потому не знал. Но мог бы догадаться, по некоторому такому возникшему в воздухе вместе с паузой в разговоре с матерью. А на самом деле вполне себе почувствовал и проинтерпретировал ситуацию, хотя и лишь инстинктивно, а не рефлексивно. Но для него это было еще хуже - неожиданно стать объектом физиологического любопытства двух особ противоположного пола при полной невозможности сопротивления.

Однако из-за этой реакции истерический момент, привносимый Эли в данную ситуацию, как-то так быстро сошёл на нет, поглощённый этим общим их, почти эстетическим, ибо совершенно бескорыстным по изначальной природе, интересом. Причём Эли даже уже начинала испытывать некое слабое такое чувство почти вины и даже некоторого осознания возможной неправомерности своего действия. Конечно, лишь тень этого чувства, потому что в отношении этого маленького негодяя она, конечно же, всегда была права, как же иначе?

Алькино же достоинство в тот момент, как внутреннее, так и наружное, настолько очевидно пребывало в смятении и равноудаленном между детским и взрослым состоянием неопределенности, что обе Особы не могли не понять, что время их господства над ним как раз кончается, и пора бы уже менять вектор.

И это было печально одной и досадно другой, но не признать этого было невозможно.

Алька же, за это мгновение перехода психологических состояний Особ, сам испытал подобный переход, от состояния полной беспомощности, подавленности и безвинного, но безмерного стыда к возмущению и жажде мести! Мести по отношению к одной из особ, и обиде - к другой!

Особенно же его доставало то, что они нашли самую уязвимую на тот момент точку в его душе, страх показаться перед кем-либо голым.

Притом лично у него, очевидно, из-за его особенности в наибольшей степени, уже даже начала развиваться некоторая такая склонность к гимнофобии, болезненной сконцентрированности на этом страхе, выходящем за рамки рациональных опасений разного рода. Например, простой боязни шокировать или причинить неудобство кому-то, либо самому оказаться жертвой возможной публичной дискредитации или шантажа. Ну, или, по крайней мере, психологического давления. Как критична любая информация, относящаяся к этой сфере. Например, то, что его сестра, как выяснилось впоследствии, уделяла не совсем обычное для школьников внимание к своей личной гигиене, подстригала волосы на лобке. Вполне можно было бы задразнить её за это. Или как некая нередкая, скажем, особенность, "выдаёт", что при мастурбации в пубертате одна рука использовалась чаще, чем другая. Не говоря уже о том, что засвечивает сам факт таковой. Независимо от того, настолько этот миф действительно выражает истину (а у тебя на ладони растут волосы!).

Самое же главное и самое неприятное, что он тогда испытал, это то, что он вдруг понял, что обе его мучительницы вовсе не какие-то Особы, а просто две девки, такие же, как в школе, в его классе, с достоинствами, коих обычно мало, и недостатками, как правило, многочисленными. Ну, не девки, конечно, но обычные женщины, одна лишь чуть старше его, другая взрослая. Но как и всякий, наверное, человек, в чем то ограниченная, в возможностях, в способности понять или посочувствовать. И это было так печально, в миг, да еще и в такой ситуации, утратить для себя такое надежно-материальное воплощение могущества и справедливости...

- 9 -

И позже, в школе, - а ведь не скроешь! - его начали реально потравливать, догадываясь о двойственной природе его организма. И дело рисковало дойти до плохого. Но тут выручил старший брат. Они все учились вместе, в одной школе, что естественно для маленького посёлка около маленького городка. И были в школьном коллективе не то, чтобы на дне, там, где всех шпыняют и травят. А как бы сбоку. Параллельно. В общем, ухитрялись всю дорогу оставаться почти посторонними. Ну не так, чтобы совсем. Но они несколько сторонились других подростков, как встречно и с ними не спешили заводить тесные знакомства и поддерживать более, чем поверхностные контакты. Взаимно, так сказать, придерживались и удовлетворялись принципом стремления свести общение к необходимому минимуму, в силу совместной жизни в одном коллективе.

Первоначально именно Питер нарушил сложившееся равновесие и вошёл в один из существующих в обществе более тесных кругов. В криминальный. И лишь отчасти по своему желанию, но более даже и вопреки оному.

А там, как известно, вход рубль, а выход сто. Если только вообще получится. Ну и, будучи совсем не простаком, Питер, после ряда историй, довольно быстро осознал, куда это всё ведет. И стал, правдами и неправдами, по мере сил, так сказать, выгребать к этому самому выходу. Ну, совсем это не удалось, конечно. Но он ухитрился как-то ограничить свои криминальные связи, балансируя на самом краю допустимого. То есть, он признавал свои "долги" перед этим сообществом, но соучаствовать в его делах соглашался лишь при острой в нём необходимости и ограничиваясь лишь шестыми ролями. Ну, вот как-то так.

Ну и все, в общем-то, знали про него, что он "связан". Как обычно в небольших коллективах все всё про всех знают. Ну и это создавало ему, конечно, соответствующий авторитет.

Поэтому, когда у Алана наметилось обострение, он просто пару раз зашёл к нему в раздевалку, после физкультуры. Чтобы посидеть-подождать, пока тот переоденется. Ну и проводить домой из школы. Причём второй раз зашёл не один, а с довольно специфического вида и поведения приятелем.

Так что все начавшиеся было поползновения класса в отношении Алана, как-то быстро сами собой рассеялись, не успев даже толком сконцентрироваться. И отношение к его телесной особенности стало вполне толерантным.

И это было очень вовремя, потому что им вскоре как раз предстояли тренировки и зачёты по плаванию, в бассейне.

И это было одним из его очередных подростковых мучений, как же он там будет плавать, при всех? А вот так и плавал. Сначала попытался было оставить футболку, но ему не позволили. И пришлось ему перед всем своим классом возвращаться в раздевалку, а потом ещё и с голой грудью рассекать в бассейне. Но никто не засмеялся над ним и даже не заикнулся. Подумаешь, в конце концов. Так, позыркивали иногда, скрываясь взглядом. С неким таким подлым интересом. Не проявляя, впрочем, никакой инициативности в отношении чего-то большего.

И единственное что осталось после этой истории с братом, так это то, что многие в его классе стали звать его не Аланом, а Алой. Тем более, что различия почти незаметны. И если что, всегда можно сделать большие круглые глаза. Но на это он не обижался и даже как-то так воспринимал, почти как должное. Правда и здесь нашлось несколько настоящих искусников, знатоков, откуда-то, русского языка, настолько, что называли его даже Алкой, правда больше за глаза. Вот это его задевало, когда он слышал, но, опять же, не настолько, чтобы реагировать.

- 10 -

Если вы в состоянии просто поверить, что Саракш реально существует и что братья Стругацкие вкупе с некоторыми своими фанатами-последователями его приблизительно правильно описали, то следующие две главы можно просто пропустить.

Саракш довольно известная на Земле планета. Как в XXII-м веке, так и в XX-м. Больше известная, конечно, на нашей Земле, чем на альтернативной. Ну, в силу специфики. Стругацкие на альтернативной тоже были, но, так сказать, не зашли взыскательному читателю, так как гораздо меньше совпадали со складывавшейся вокруг них исторической обстановкой. Но дело, как говорится, не в этом. Разумеется, в XX -м веке Саракш был не более чем выдумкой. Ну, или, вернее, казался таковой.

На самом деле, конечно, это не вполне выдумка.

Один из братьев, как известно, был астроном. Естественник, то есть. Другой - переводчик с японского. Филолог, то есть. Гуманитарий. Ну, не совсем, чтобы филолог, но тем не менее. Да ещё и японский. Вот прямо как специально так устроилось, чтобы всё сошлось.

То есть, через них, на бессознательном уровне подключались друг к другу весьма солидные пласты знаний, которые выработало человечество. И вот так работает (в ряде случаев, конечно, совсем не всегда) "та самая интуиция, которая у Нострадамуса". То есть (и это мы определённо утверждаем), в ряде случаев она (интуиция) реализуется как не рефлексируемое, но при этом вполне, однако, рациональное по происхождению знание.

Ну, то есть, некие наши конкретные сегодняшние знания позволяют нам "в уме вычислить", эту самую планету, Саракш. Действительно, вспомним, например, откуда появилось представление о "сверхрефракции" на Саракше. Той самой, из-за которой, якобы, его жители ошибочно считают, что живут на внутренней, а не на внешней поверхности шара. А появилось оно из-за точно такой же гипотезы в отношении атмосферы планеты Венера, куда буквально за пару лет до написания этой книги высадились космические станции, от которых мы и узнали о физических условиях на ней.

Но может быть и ещё ряд обстоятельств, позволяющих ещё более разгуляться нашей интуиции.

Вот, например, когда мы смотрим на небо и пытаемся вообразить что-то такое, про них, про тех, кто там. Мы, естественно, можем опираться лишь на какие-то аналогии с самими собой. Причем чаще всего с теми направлениями прогресса, которые в тренде. Ну вот пришло оно, открытие Америки. И мы тут же воображаем самих себя в роли какими-нибудь папуасов или индейцев, которые встречаются с некими пришельцами, выступающими в отношении нас в роли обстоятельства непреодолимой силы. С потенциально подобной судьбой потом. После нашего открытия кем-то очень могучим и не особо заинтересованным. Или вот энергетика когда-то вышла на передний план прогресса, и пожалуйста вам, классификация галактических цивилизаций "по Кардашеву". То есть в зависимости от суммарной энергетической мощности их электростанций.

И это вовсе не значит, что все это обязательно неверно или что-то такое иное, в плане дискредитации подобных сопоставлений, хотя всё это лишь далекие аналогии, в лучшем случае схватывающие какие-то, вероятно, отнюдь не главные "их" черты или особенности. Наоборот, представляется вполне осмысленным продолжать в том же духе.

Например, век интернета и дронов-беспилотников. Исследуйте, так сказать, космос автоматами, они дешёвые (так вот, оказывается, что это такое) и люди не рискуют погибнуть в песках пустынь далеких планет.

Серьёзно. Какие могут быть межзвездные путешествия, если скорость перемещения материальных тел между мирами ограничена, и это ограничение носит характер непреложного закона природы, наподобие закона сохранения энергии, не позволяющего никому и никогда построить вечный двигатель.

С дугой стороны, даже наша, текущая земная цивилизация может, в принципе, поддерживать связь "по радио" с такой же, как она сама на достаточно далеких расстояниях - десятки, сотни и даже тысячи световых лет. Ну, если преодолеет барьер собственной незаинтересованности в подобных контактах.

Ну и если мы воображаем достаточно древнюю, а потому, хотелось бы думать, развитую цивилизацию, то можно предположить, что вот как раз с этим делом у неё зашло достаточно далеко.

И тогда возникает чисто гадательное "пространство возможностей" - куда это "далеко", где это находится, что это означает?

Например, всенаправленная связь (поисковый сигнал привлечения внимания) требует так много энергии, что даже помимо вопроса о технической реализуемости, проблемой будут всякого рода "мелкие побочные эффекты". К примеру, соответствующий передатчик просто сожжет вокруг себя в приличном радиусе (световые годы!) всё, что там только могло бы находиться. С другой стороны, на достаточном расстоянии даже этот сигнал будет слишком слабым, чтобы в достаточной степени выделяться на фоне других космических радиоисточников, и точно также может быть не замечен теми, кому адресован.

- 11 -

Обычным способом выявления слабо действующего фактора в современной науке и технике является длительное накопление сигнала. Например, видели ли вы когда-нибудь великолепные снимки космических объектов, сделанных в телескоп? Расхожее мнение в данном случае состоит в том, что телескоп как бы "приближает" к нам эти очень далёкие объекты, и мы можем рассматривать их через него как бы вблизи. Но фишка при этом в том, что на самом деле в космосе нет такого места, из которого мы бы видели эти объекты в таком прекрасном виде, как они предстают на фотографиях. Наши глаза для этого всё равно недостаточно чувствительны, а чтобы получить эти снимки в телескоп, приходится применять длительное экспонирование, то есть, накопление очень слабого сигнала.

И тогда всё работает.

Но как это применить к проблеме связи между космическими цивилизациями? Вот если бы мы могли генерировать такой сигнал (ну, допустим, столь сложно организованный), чтобы он мог сам собой накапливаться на планете-получателе...

Обычно мы связываем всяческую структурность или сложность с твёрдой материей. В самом деле, ну какая может быть сложная структура у жидкости или, тем более, газа? А что уж говорить о простых физических полях, которые при первой возможности стремятся превратиться в излучение и разбежаться с предельной для этого мира скоростью в разные стороны?

Однако плазма или ионизированный газ, это, как говорит современная физика, совсем не то же самое, что газ нейтральный. И даже иногда высказываются гипотезы, что вот как раз в ней, в этом флюиде, на первый взгляд даже ещё более тонком, чем обычный газ, всё же возможна какая-то структурность и притом достаточно сложная.

И действительно, в поведении таких экзотических объектов, как шаровая молния, свидетели достаточно дружно отмечают некую удивительную сложность и даже сходство с живыми организмами. Во всяком случае, оно часто представляется необъяснимым и непредсказуемым. Подобным же образом ведут себя менее известные широкой публике плазменные образования в ионосфере нашей планеты. Всякие "электротечения", необычные каналы прохождения сигналов и прочие "атмосферики". То есть, производят сильное впечатление не только необъяснимой сложности, но и некоторой неочевидной целесообразности. Причём настолько, что некоторые, экстремистски настроенные исследователи говорят даже о возможности плазменных форм жизни.

Но если это так, если ионосферная среда может выступать субстратом достаточно сложной организации, то не может ли она также стать накопителем мизерного по мощности всенаправленного сигнала мирового или галактического интернета?

И уж чтобы привлечь на свою сторону самого авторитетного в современном обществе свидетеля, математику, упомянем такой широко известный в ней факт, что простой суммой элементарных синусоид можно изобразить совершенно любую непрерывную кривую.

И тогда уже совсем немного усилий потребует вообразить, что "чужие", превосходя многократно нас в своих знаниях и технология, умеют подобрать такую "сумму синусоид" для своих излучателей, что они, встречая на своём пути в безбрежном космосе какую-нибудь планету с атмосферой, а значит и ионосферой, порождают в ней некие электромагнитные структуры, которые функционально представляют собой неких толи роботов, толи даже "условно живых" существ, направленное развитие которых структурируют эту ионосферу в сверхчувствительный накопитель этого межзвездного сигнала.

Зачем? Чтобы превратить её в род "сервера" некоего галактического интернета, обеспечивающего информационную связанность самых дальних уголков нашей Галактики.

Разумеется, этот "интернет" не может обойти принципиальные физические ограничения, накладываемые законами природы на эту связь. Так что с его помощью невозможно организовать прямой и непосредственный "диалог цивилизаций" в форме обмена актуальной информацией. Но можно повсеместно отображать в плазменной оболочке самых далёких планет тезаурусы, накапливаемые всеми действующими цивилизациями в Галактике, делая их потенциально доступными всем.

Второе же предположение состоит в том, что хотя считывание этой информации в полном объеме, скорее всего, доступно лишь специальным устройствам, тем не менее, хотя бы часть нашей "интуиции" обязана функционированию именно этого сервера. Что мы, просто уже за счёт того, что обладаем достаточно развитой нервной системой, имеем также некие, хотя бы и сильно ограниченное "подключения" к "базе данных" нашего местного ионосферного сервера. Ибо, с одной стороны, эта нервная система использует естественное животное электричество, и, тем самым, волей-неволей взаимодействует с электричеством, ее окружающем, с другой, инженеры связи Чужих конечно же знали достаточно много об устройстве типичных сапиенсов и пресапиенсов в Галактике, чтобы сознательно и намеренно заложить в конструкцию своего сервера такую возможность.

Ну вот, теперь можно немного отдохнуть.

А, нет! Еще одно интеллектуальное усилие, последнее. На то, чтобы вообразить, что более или менее подробные данные о некоей планете были "внесены в реестры галактического сервера", скажем, для примера планет определенного типа. А Братья, взаимодействуя с ионосферной базой данных на уровне своего бессознательного, считали с него некоторые из имевшихся там сведений о ней. Ну и вот...

- 12 -

После того случая, с Эли, Алик, разумеется, воспылал жаждой праведной мести.

Ну конечно, в разумных пределах. Ну не могло же идти речи о какой-то там реальной расправе, даже если бы он, тщедушный, вообще был на это способен. По отношению к собственной маме. Да даже и сестре (известной школьной спортсменке, на несколько критических лет старше его). Хотя бы она и третировала его с самого раннего детства, так что некоторое время война между ними была, можно сказать, основным содержанием общественной жизни в семье Зиновьевых.

Конечно, ему было обидно, что противоположный пол поступил с ним настолько бестактно, даже с применением прямого физического насилия.

Но это с одной стороны. Однако была и другая.

Вообще, ситуация изначально была противоречива, и от этого так напряжена в аспекте эмоций. И от этих противоречий душа Аллана готова была разорваться на мелкие кусочки, по паре на каждое направление.

Конечно, оказаться физически ничтожным перед теми, кому давно доказывал собственную независимость и самостоятельность, это унижение. Но с другой, было в этом что-то пряно-привлекательное. Особенно потом. Когда все уже прошло и больше не грозило. Воспоминания об этом обладали некой магнитной или даже магической силой, на миг не отпуская воображение Аллана из-под своего контроля. Как будто что-то чесалось у него голове. Причем не только и не столько тем что было - и прошло. Но и странными, и прямо скажем, несообразными фантазиями на их счет.

Как могло бы быть, если бы было чуть иначе или немного по-другому. Или если бы не кончилось тем, чем кончилось, а продолжилось дальше. И дальше. И еще дальше... и уж совсем... совсем далеко!

И это отвлекало от темы Великой и Страшной Мести обидчицам.

И потом. Хотя, казалось бы, главным объектом мести должна была выступить Эли, в действительности Алика все больше и больше сносило к некоему неопределенно-общему недовольству ко всему, так сказать, гинекею. К женской части их семейства. Да и человеческого общества в целом. А в силу его собственной особости, в плане физиологии, непонятным для него образом это недовольство распространялось и на него самого. Как пусть неправильно, но причастного. И потому ответственного за.

То есть, он и себя винил в неправильном отношении к самому себе. Переносил отношение к сестре и маме на себя. Бессознательно, конечно. И оттого, что бессознательно, не мог ничего с этим поделать.

И вот. Среди прочих фантазий быстро дошло до идеи действия, которое одно могло бы послужить неким ответом. Ибо выражало всю меру презрения, которую он как бы испытывал. Ну действительно, не драться же...

Подсказку, каким должен быть этот ответ "им", он получил от собственного организма. От того ранее неведомого ему напряжения, которое он испытывал, когда стоял нагишом перед мамой и Эли, и когда бегал потом голым по дому. Сам страх быть застигнутым кем-то в таком виде отзывался в нём неким обертоном скрытого желания, чтобы так именно и произошло. Чтобы его пугающе-привлекательное возбуждение, отразившись в этом свидетеле, вернулся бы к нему усиленными во много раз. Чтобы дойти до самого конца в этом путешествии в неизвестность самого себя и либо окончательно уничтожиться позором и унижением, либо взорваться изнутри чем-то таким, еще неведомом ему (да, да, он был тогда еще невинен), чему и близко нет подобного во всякой иной жизни.

Возможно, что в этом переключении сыграла свою роль его андрогинность. В организме каждого человека присутствуют как мужские, так и женские гормоны, в пропорции соответствующей полу. И если у Алана это равновесие было сдвинуто по отношению к норме, то и его поведенческие реакции должны были также быть "немного женскими". А для женщин свойственно стремление к самопоказу и прочей демонстративности.

И вот, немного спустя после, дней через пять, когда он снова был в душе, что-то в нем окончательно оборвалось под давлением перевозбужденного воображения. Его почему-то обеспокоила мысль, что он не взял с собой смену одежды, как обычно, и ему теперь придется идти за ней голым. "Как тогда", пять дней назад. Это было совсем не так, но почему-то он был в этом совершенно убежден, а переживания о том, как же ему быть в этой ситуации, удерживало от разрушения этой неожиданной иллюзии.

Наконец он решился. Одно лишь полотенце болталось у него на плече. Он мог прикрыться им, но явно боясь попасться кому-нибудь на глаза почему-то не делал этого. Он мог также выбрать короткую дорогу в свою комнату через гостиную, но походу почему-то зашел на кухню. Хотя казалось бы. А там - какая (не)удача! А там в это время за чаем происходило таинство общения матери с дочерью. Да ещё и Хэнк крутился у них под ногами, оттеняя своим ничтожеством встречу двух Высоких Особ.

Возможно, что Алик действительно надеялся, что никого не встретит. Но произошло то, что произошло. В любом случае он совершенно правильно оценил, что подобное, явно вызывающее поведение может доставлять неудобства не только ему самому. Как отмечал еще Сократ в Платоновом "Федоне", от наслаждения до боли часто всего один шаг. Но тогда и в обратном направлении тоже.

Легкий шок не помешал Гала и Эли мгновенно оценить ситуацию так, что Алан "опять" безобразничает, дразня их своей наготой. А то, как было дело в первый раз, Дамы благополучно забыли. Ибо предполагать иное в отношении этих Благородных Особ было бы совершенно неуместно.

В то же время, "где-то в глубине души" они продолжали ощущать некоторую вину перед ним, и это тормозило в них реакцию безусловного неприятия и возмущения, чреватые скандалом. И заставляло, опять-таки, необъяснимо для самих себя признать за ним некое "право" на подобное поведение. Просто они так чувствовали, обе, одновременно.

Не говоря уже о кое-чем ином, тоже коллективно испытываемым ими.

И эта синхронность их чувствований также прекрасно ими ощутимая была для них самым прочным основанием этого неожиданного права. Так что всей их видимой реакцией было лишь то, что Эли поперхнувшись чаем, с возмущением, но негромко и несколько в сторону сказать, что, мол, "ну вот, опять!"

Хотя это было как раз впервые, и было настоящей революцией в отношениях Алана с окружающим миром. Но более всего именно это слово, это "опять", прекрасно расслышанное им, вместе с так и не последовавшей, хотя и предполагавшейся бурной реакцией с их стороны, вместе с отсутствием сколь либо заметного осуждения, все это способствовало его окончательному утверждению в собственной правоте.

Обращенное в прошлое, это "опять" в действительности формировало будущее, приписывая ему прецедент.

Рационально-мужественная логика, разорванная таким образом в клочья, позорно уступала при этом так называемой женской, кропотливо складывавшей прихотливую и тонкую направленность действий, всегда вполне логичную в отношении своих целей.

Но если так, то и выходит, что изначально именно две этих Особы приняли такое решение в отношении Алика, чтобы оставить его без трусов, провоцируя, а потом аккуратно взращивая зерна экзибиционизма в его душе.

Разумеется, это решение не могло быть грубо сознательным и рациональным, как у мужчин. Они вовсе не составляли какого бы то заговора против Алана, и не строили и не обсуждали каверзных планов в отношении него. Просто им обоим это было интересно. И это "интересно" было таким, что вскоре просто стало так, как стало. И все. И кто его знает, как и почему.

Конечно, Эли было интересно, что же там такого другого, в Альке, по сравнению с ней. Питер с отцом слишком старшие и авторитетные, чтобы интересоваться, Хэнк, наоборот, слишком маленький при всей его доступности. Алик же дразнил подходящим возрастом, но еще и тем, что был привычен, ибо давно был сдан мамой ей под опеку, а значит и в эксплуатацию. Но и мамочка его впоследствии, и вполне даже вскоре, проявила себя именно с этой стороны. Со стороны усиленного любопытства в отношении того, где там и что у них есть такого. Не только, и не столько в телесно-физиологическом смысле, конечно, в противоположность Эли. Но более всего как филологу и художнику.

Обе Дамы были вполне справедливы при этом, чтобы косвенно привлечь мужскую часть семейства, честно поделив, таким образом, Алика пополам. Так как мужчинам, очевидно, была более интересна его верхняя часть, чем нижняя, в которой были заинтересованы они.

Возможно, в этом была также некоторая месть им, за их количественное преобладание, хотя бы они в этом и не были виноваты. А это, в свою очередь, заставляет подозревать в качестве истинного инициатора Галу, а отнюдь не Эли, которой досталась лишь роль исполнителя.

Причем возможно, что все это и не правда. Известно же, что есть ложь, большая ложь и статистика. Но есть еще и психология. Так или иначе, но Алик все же был ближе к женской природе, чем другие члены семьи одного с ним пола. И не быстро, но раскрутил в своей голове всю эту конспирологию. И смог на нее хоть кое-как ответить, когда проходил мимо Эли, поперхнувшейся из-за него чаем. Вполне инфантильно - ну, она же Старшая! Он скорчил ей рожицу, и сказал что-то такое, вроде как - бе, бе, бе!

И профланировал к себе, слегка покачивая хвостиком.

Но у себя в комнате он обнаружил, что оставил все тщательно подобранное свое свежее в ванной. Не то, чтобы он вообще "часами" вертелся перед зеркалом, но склады его были достаточно полны. Тряпичник, иногда называл его отец. Возможно, что это тоже было что-то женское. А то, что он думал, что смена одежды ждет его в комнате, уже выветрилось из его головы.

И теперь перед ним снова встал выбор, подбирать что-то другое или идти, опять голышом, назад, в ванную. Но возбужденное состояние, в котором он пребывал после своего подвига не позволяло ему спокойно подбирать себе что-то другое, а чтобы напялить что попало, это он даже и не думал. Но продолжить свои путешествия, на этот раз у него уже совсем не хватило духу. Ну или наглости. Не то, что потом, по прошествии самого короткого времени.

- 13 -

И революция эта по своей фактуре состояла почти из одних лишь непрерывных мучительных колебаний и сомнений, а любое "решительное действие" в ней было редким гостем и почти что актом отчаяния. Так, идя нагишом через гостиную, Алик поначалу мог быть спокойным лишь изо всех сил и только вопреки тому, что сердце его превратилось в кролика, а ноги стали ватными. Но лишь щёчки его слегка пунцовели, когда душа разрывалась войной между привлекательностью наглости, чувства превосходства и свободы, отзывавшихся "внизу живота", против реликтов вины и стыда, уже утративших над ним власть, но все еще не желавших покинуть поле боя.

Но что-то тихо, но явственно поддерживало и подсказало ему, прорываясь сквозь эмоциональные шумы, и с полпути он как-то распрямился и стал по кошачьи плавным в жестах и походке. И это не только успокоило его, но как-то гармонизировало все его поведение в целом. Он как бы нащупал некое равновесие, подобное тому, с которым играет циркач, прокладывающий свой путь по канату, висящему над бездной. И то, что по сути никакой реакции со стороны домашних не последовало, не только открыло ему дорогу и дальше экспериментировать в том же духе, но вообще стало его некоторой вполне себе знаковой победой.

И когда чуть позже пубертат в нём перешел в фазу подросткового бунта, он вообще стал время от времени разгуливать голышом по квартире, не обращая особого внимания, есть ли кто-то в доме в это время или нет. Ибо, с одной стороны, что, собственно, такого уж особенного, в простом человеческом естестве? Тем более, что не посторонние же, и что, с другой стороны, как он в первый раз уже прекрасно понял, им же самим интересно, они просто не хотят признаться в этом, даже себе. Так что вполне можно было трактовать его поведение в общественном смысле как благотворительность, вот.

Во-вторых, его особенность, отношение к которой у него было скорее неоднозначным, чем негативным. Так что он был более склонен гордиться и демонстрировать, чем стыдиться и прятать. И "подсознательно" это где-то даже "обязывало" его, перед другими, показывать себя. Демонстрировать. Ну, так ему, может, казалось, или он так бессловесно и бессознательно чувствовал. "Думать" во всяком случае что-либо на этот счет его робкий ум отнюдь не отваживался. Да он и не хотел, так как был полностью поглощен этим самым своим балансированием на грани фола.

Ну и в-третьих, ему просто доставляло некое удовольствие дразнить таким образом именно Эли, и лишь некоторой степени также и всех остальных. И в этом, конечно, присутствовала в качестве острой приправы некая такая подсознательная месть за предыдущие поражения, которые он когда-либо претерпел от нее и безразличия и безучастия в них родителей и братьев. От всех вместе и каждого в отдельности, а от неё в особенности. Но эта месть была не совсем настоящая, а отчасти игровая, продолжающая некий их совместный общесемейный "дискурс". Некую последовательность действий и высказываний, образующую непрерывную цепочку смыслов, переходящих друг в друга. Игру, в которую играли они все, всем семейством, и в которой он должен был непременно побеждать. Хоть в чём-то. А как же иначе?

Но не всегда чистая игра, а, например, ещё и некий такой постоянный застойный семейный конфликт. В основе которого более всего было то, что мама рано начала привлекать Эли себе в помощники в его воспитании. А той сразу понравилась эта роль, хотя она и была старше своего брата всего на три года.

Ну, и другие.

У всех имелись длинные счета в этой игре-дискурсе.

И потому, если бы эти голые выходки встретили бы явное неприятие со стороны домашних, то это лишь подстегнуло бы его в противостоянии им и желании раздувать всяческие скандалы. И это была бы самая настоящая драма. Но на его удивление, мужская часть населения, составляющая решающее большинство, отнеслись к ним вполне терпимо, чтобы не сказать, что с некоторым даже интересом и не особо скрываемым одобрением.

Этого нельзя сказать о женской, но и мама проявила при этом почти необъяснимую для других сдержанность. И только сестра оказалась в явных контрах к нему. Ну так это и было всегда, их постоянное противостояние, и скрытая цель его тем самым оказалась вполне достигнутой. Ведь она всегда проявляла к нему - в его глазах, - совершеннейшую предвзятость и несправедливость. По крайней мере, именно этот тезис он своими действиями и пытался донести до семейного общественного мнения.

Смотрите - вот она опять бросила вилку и возмущённо выскочила из кухни, и всё только потому, что он лишь на минуточку зашёл (правда, голышом), чтобы что-то там взять, в холодильнике. Ну и что, что "так", он же дома у себя, в конце концов, а не на приёме у английской королевы?

И всё это выходило у него вполне естественно, возможно ещё и потому, что служило как бы продолжением его детских игр, в переодевание "в девочку". Игр, кстати, тоже не его, а игр им и с ним, как бы он был какой-то куклой для этого.

- 14 -

А для братьев это ещё и была некая такая секретная игра мальчиков в стриптиз, как бы втайне от сестры и родителей. Хотя все всё прекрасно знали. И он и в их глазах тоже имел некоторое как бы право на это. Раз уж так распорядилась природа. И они подыгрывали ему, своими смешками, подмигиваниями и подколками.

А он отзывался на такие заигрывания тем более охотно, если Эли была где-то рядом. И тогда он становился томным и ходил, слегка покачивая бёдрами, как бы это у него вообще было обыкновенно. И явно позировал, тупил и выделывался, "как блондинка", как бы забывая, что голый.

Никогда, однако, не только не переступая черты, и не приближаясь к ней. Но только чтобы дразнить её. Так же, как дразнил, когда расхаживал в стащенных у неё старых топиках. И она тогда особенно раздражалась - Опять лазил по моим вещам, паршивец?! Но это было редко, ибо топики её были ему отнюдь не по размеру, разве что самые старые, но тех теперь уже и не найти, выбросили давно... Лишь раз повезло, и тот топик он потом надежно спрятал где-то у себя и уже не только не отдавал, но никому даже и не показывал. Возможно, что для него действительно представляло какую-то ценность, что это был топик его сестры, а не какой-то абстрактный, из магазина. И не как свидетельство очередной победы над ней, а вот как бы даже и наоборот.

И что характерно, он вовсе не взял себе в обычай постоянно демонстрировать свою наготу, догадываясь, что став обыденностью, она уже не будет никого удивлять, раздражать и шокировать. Напротив, он делал это лишь изредка, чтобы в паузах родные могли уже подзабыть, отвыкнуть и расслабиться. И тут, вероятно, сам его организм подсказывал, что и когда делать, чтобы добиться наибольшего эффекта, потому что подсказывал всегда точно и в самую середку.

Но странное дело, даже когда он доводил свою сестру до непарламентских выражений в свой адрес и покидание поля боя, стоило пройти пяти минутам, и она уже переставала на него злиться. Ну что с него взять, в конце концов. Маленький (до сих пор, хотя в рост уже почти с неё) несчастный дурачок, которого можно только пожалеть. Да и брат всё же, какой ни есть.

Лишь отец не мог его явно одобрить. Хотя, может быть, и только из-за своей роли главы семейства, который не должен одобрять подобного, как бы на самом деле не относился. Так что из всех возможных с его стороны действий он выбрал лишь присвоить Алику очередное, вполне заслуженного звание семейного секс-террориста. И через эту плохо прикрытую почти провокационную поддержку Алик понял, что не только братья, но и отец, хотя и ведёт себя в соответствии с принятыми нормами, но тоже немного тяготиться ими.

Кстати, он, хотя уже и реже, продолжал называть его девчонкиным, даже после того, когда признаки противоположного пола стали у Алика совершенно очевидными. И в это постоянство он вкладывал отнюдь не какое-либо отношение к нему и тем более не констатацию факта как такового, но лишь стремление показать примером презрение к неприятностям любой природы, которым должны были, на его взгляд, обладать все мальчики.

Мать со своей стороны, поначалу пыталась "что-то с этим сделать", водила к врачам на разные консультации, вопреки совершенно явному его противодействию. И даже пыталась пичкать таблетками. Что он не принял уже гораздо более решительно.

Общее мнение всех консультирующих было - поздно уже что-то делать, помочь может только операция. И большинство, конечно, советовало. Но один из врачей, старый такой, сединами убелённый эндокринолог, наконец, сказал ей - Знаете что, мадам? Не стоит спорить с природой. Оставьте мальчика в покое, всё у него в порядке по этой части.

И она отступила. Тем более что она сама когда-то...

- 15 -

Ну, короче, если поверить во всю эту чушь, в межзвёздную связь, с ионосферой в качестве антенны-сервера, то совсем уж немного остаётся и для того, что принять, что на этом сервере просто-таки должна, обязана лежать, среди прочего, и информация о планетах подобных Саракшу. И что у Братьев, также помимо прочего, сработала и некая такая особенная интуиция, когда они её выдумывали. И что, тем самым, не всё так просто, с этим Обитаемым островом.

С другой стороны, этот самый остров вполне можно рассматривать и как чисто интеллектуальную модель, без всякой межзвёздной мистики. На одних только законах природы.

Ну, мы не знаем их сегодня настолько, чтобы предсказывать исторические пути цивилизаций на разных планетах. И даже на одной только своей родной. Но можно достаточно обоснованно предположить, что каждая достаточно большая землеподобная планета должна быть также в чём-то подобна Саракшу. В том числе и в отношении социального устройства в параллельных фазах развития его ноосферы, столь же закономерного, как процесс космогенеза.

И вот тут наконец кончается контекст и начинается собственно текст.

Тезис же состоит в том, что Островная Империя, реализовавшаяся на Саракше в эпоху его империалистических войн, во всей нашей галактике Млечный Путь оказалась наилучшим воплощением общественно-государственного устройства, реализующего национал-коммунистический проект. Можно сказать, это почти идеальная его форма. И свидетельством этого является специфический авторитет "ионосферной" интуиции как источника сведений. Потому что именно Островная Империя планеты Саракш оказалась выбрана галактическим сервером в качестве образца.

Так что и критика разнообразных имперских обычаев, если желает быть хоть сколько-то содержательной, должна исходить из этого, как бы, факта. И если её пеницитарная система кажется нам излишне жестокой, то это лишь аберрация нашего восприятия, а не объективная реальность.

Первый отряд попал на остров совершенно случайно. В срочных и неотложных операциях во вторую Атомную, воспитанников одного из немногочисленных детских исправительных заведений, имевших место быть на Гнилом архипелаге, решили использовать на северо-западных островах как вспомогательную рабочую силу на стройках укреплений береговой линии обороны. В виду срочности и немногочисленности перебрасываемых трудовых контингентов воспользовались несколькими экранопланами из тылового резерва. До войны эта техника, по сути, так и не была освоена, не считалась перспективной и почти не эксплуатировалась. И действительно, эксплуатационные качества ее что называется, оставляли желать. Другой, однако свободной под рукой не оказалось. И вот один из этих экранопланов в полете просто сам собой сломался, подвело рулевое управление, и с маху врезался в оказавшийся на дороге остров. В довольно странную одинокую скалу, торчавшую неподалёку от пологого песчаного берега.

И, как говорится в таких случаях, кабина всмятку. А в силу того самого случая, оба сопровождавших детей воспитателя в тот момент были в ней, вместе с пилотами.

Так что дети, самому старшему из которых было шестнадцать, а младшему - десять, оказались на острове в полном одиночестве, хотя и довольно многочисленном, ибо было их без малого шесть десятков душ.

Последовавшие боевые действия с атомной бомбардировкой Счастливых Островов отнюдь не располагали к каким бы то ни было поисковым операциям, впоследствии же многие документы оказались утрачены, а участники пропали либо оказались далеко. Так что история эта потерялась среди многих прочих, в чем-то подобных или совсем иных.

И нашли их, выживших, тоже почти случайно, лишь через несколько лет, уже после войны. Наибольшим же удивлением, оказалось то, что они вообще выжили, эти дети. Хотя и не все, но всё же большинство, примерно две трети.

И антропологам Островной Империи стало вдруг очень интересно, как это произошло, что они выжили, будучи предоставлены самим себе, при том, что контингент был достаточно трудный, чтобы не сказать асоциальный, и особыми навыками существования в природной среде отнюдь не обладал, а скорее даже наоборот, был повышено склонен к паразитизму на достижениях цивилизации.

При этом на острове образовалось довольно устойчивое, на первый взгляд, сообщество, с достаточно определённой социальной организацией и некоторого рода производственным процессом, обеспечившим его выживание.

И после некоторого, так сказать, археологического изучения этого казуса, у кого-то из светил и руководства возникла идея повторить этот естественный эксперимент в уже более контролируемых условиях.

Для этого Остров был оборудован обширными помещениями в его естественных подземных полостях, где были размещены склады и пункты обслуживания автоматов и роботов, назначенных осуществлять контроль и управление экспериментальными социумами, создаваемыми на поверхности.

И можно отметить, как не интерпретируемый факт, то обстоятельство, что с самого начала основные параметры колоний воспроизводили эту первую, возникшую ненамеренно. То есть, численность, около шестидесяти человек, исходный возраст в основной массе от десяти до шестнадцати лет, длительность проживания на острове около трех лет при основном соотношении распределяемых ресурсов и иных управляющих воздействий на колонию два к одному.

- 16 -

Павел, конечно, любил своих детей и занимался ими, но лишь по мере возможности, так как работа поглощала слишком много его времени и сил. Но когда выдавалась такая возможность, он всячески старался компенсировать им проявленное невнимание.

Но свою работу он никогда не обсуждал с родными, и все знали, что она у него очень важная и совершенно секретная.

Лишь один раз Алик спросил у него прямо: - что такое "слизневик в городе"? Ведь по своей работе он, вроде бы, должен был бы знать. Сам Алан услышал эти слова в школе. Когда заигравшиеся на переменке одноклассники пытались победить друг друга в выкрикивании разных предупредительных сигналов из гражданской обороны, типа "воздушная тревога!", "газы!", "всем срочно проследовать в ближайшее бомбоубежище!" и подобное. И один из них выкрикнул тогда - "слизневик в городе!". И все как-то сразу притихли, а преподаватель, проверявший в это время в классе тетрадки с выполненными заданиями, не обращая внимания на шумства школяров, шокировал Алика тем, что неожиданно поднялся из-за своего стола и подойдя к крикнувшему отвесил ему неслабую оплеуху, а потом вывел за руку из класса.

Павел никогда никого из детей не бил, и все родительские угрозы насчёт всыпать ремня по первое число воспринимались ими сугубо метафорически.

Ну разве что сам Алан, будучи в предотроческом возрасте довольно активным ребёнком, выпросил-таки у него пару подзатыльников, хотя и почти символического свойства. Так что тот эпизод в школе отпечатался в его памяти заметной психологической травмой, побудившей в конце концов и у отца спросить, насчёт слизневиков.

Разумеется, все знали, в общем, что слизневики это такие животные или, скорее, организмы, которых используют японцы, чтобы максимально навредить союзникам и населению их городов и весей. Но в чем был наносимый ими вред, в газетах и по радио как-то не конкретизировалось. Да и что это были за организмы и откуда они вообще взялись? Какие-то особые огромные ядовитые, типа, медузы, которых, в общих чертах, японцы вывели, а теперь применяют как биологическое оружие. Но как медузы могут захватить город на суше? Да еще и как говорят, японцы и сами от них периодически страдают. Потому что слизневики плохо управляемы, даже для самих их создателей. Но тогда зачем они их выпустили, если им самим от них вреда больше, чем пользы? В общем, непонятно.

Но и отец отнюдь не внёс ясности, в ответ он, помолчав, сказал только, это страшно! И пресёк при этом всякие дальнейшие расспросы. Так что Алик так и остался в непонятках. Только в первый раз слегка испугался собственного отца, почувствовав за этим ответом что-то такое...

Между тем, и у Питера отсрочка на обучение в колледже заканчивалась и предстояла ему армейская служба на два года. Отец предлагал ему отмазать, но Питер вполне отчетливо высказался в том плане, что он обязательно не только пойдёт, но и будет добиваться попасть не куда-то там в тыл или на общую службу, а в действующие части - чтобы убивать япошек! Отец только поиграл желваками, сказав что-то вроде - ты сам не знаешь, что говоришь. Но ни возражать, ни отговаривать не стал. И вообще, заметно было, что Питера он стал после этого уважать ещё больше, хотя и так уже доверял многое и во многом.

- 17 -

И всё же война по отношению к большинству населения Австралии давно уже была где-то там, за горизонтом. А жизнь в целом шла своим чередом, с гражданскими по преимуществу горестями и радостями. И общей тенденцией повышения общего благосостояния. Так что своим чередом и у Зиновьевых появилась и своя яхта и бассейн на заднем дворе.

Бассейн появился последним. И с ним тоже связана своя собственная, общая для всех детей сексуальная психотравма. Это было примерно через полгода после истории, когда Алан так удачно стянул трусы с Элли. Ну, или чуть меньше. Месяца через четыре - пять. Впрочем, это неважно. Скорее, бассейн появился месяца через четыре, а ещё через месяц они его освоили и привыкли, но ещё продолжали восхищаться и гордиться.

И вот как-то раз родители укатили на вечеринку с ночёвкой к коллегам отца. И целый день, вечер и ночь оказались в полном распоряжении детей. И у кого-то, история умалчивает, у кого именно, возникла мысль как-то отметить, что теперь у них есть собственный бассейн. Например, устроив собственную вечеринку.

Они обсуждали это возле бассейна, после дневного безобразия дома без родителей, в шезлонгах после купания, в перспективе наступающего вечера.

И вот здесь история запомнила, именно Хэнк, по детскому такому, как бы обыкновению всё портить, хотя и негромко, но вполне явственно добавил - без трусов.

Что он имел при этом ввиду, никто не знает. Ну, кроме того, что он просто дополнил произнесенное кем-то слово "вечеринка", от себя сказанными словами "без трусов". Просто так, в воздух сказал ни с того ни с сего. Негромко, но так, чтобы все услышали.

Он явно не думал, что это его замечание возымеет какие-то последствия, кроме того, что на него обратят, наконец, хоть какое-то внимание, даже если и в негативном плане.

Но поначалу никто не отреагировал, явно, во всяком случае. Однако Алану и Питеру мысль явно запала в душу. Больше всего, конечно, Алану.

Поселок персонала Проекта был в целом довольно хаотичен, особенно на периферии. Ну так сложилось, в процессе. Не до того было. А семейный коттедж Зиновьевых ещё и находился не только на краю поселка, но и довольно далеко от ближайших коттеджей. Как шутил отец, "на терминаторе". Притом бассейн был во дворе, с противоположной стороны от посёлка. Ну а чтобы к ним кто-то когда-то захаживал, так такого тоже почти никогда не было. Тем более, вечером. Так что можно было не опасаться каких-либо неожиданностей со стороны соседей.

В принципе, изначально Питер просто в такой форме предложил Эли немного выпить, пока родителей нет дома. Так они иногда опробовали свои новые измерения взрослости, постепенно открывавшиеся перед ними. Вообще, он уже некоторое время играл с ней в некое такое как бы ухаживание, как за представителем противоположного пола.

Он не имел при этом никаких противоестественных намерений, тем более целей. Но лишь "тренировался" в правильном поведении такого рода. И Эли отвечала ему некоторой взаимностью, понимая и принимая границы этой игры, бывшей у них с Питером единственной общей темой, вне которой они жили каждый сам по себе и почти не пересекались в интересах.

Эли не отличалась какой-то из ряда вон красотой модельного направления. Она была даже чуть дородна, в противоположность соответствующим идеалам. Однако вполне симпатична, развита, пропорциональна и вдобавок ещё спортивна. И в этой игре с Питером находила свой интерес в том, чтобы как-то компенсировать некоторую свою мальчуковость, сложившуюся вследствие жизни в окружении одних лишь братьев и такого яркого отца, какой у них был. То есть, учиться быть более женственной, если не во внешности, то хотя бы в манерах.

Поэтому она сразу поддержала эту мысль, насчёт вечеринки, представляя дело так, что пока младшие будут возиться в бассейне, изображая детей, они с Питером будут изображать собой парочку, и ещё немного выпьют при этом. Как взрослые. Как будто по-настоящему.

- 18 -

Но вредное семя, брошенное Хэнком в благодатную почву, быстро проросло в коллективное желание братиков "просто посмотреть" на свою сестру, которая девочка, в противоположность им всем, мальчикам. Увидеть, какая она на самом деле. Какие они, типа, вообще, девочки. Ну, то есть, натурально. Голышом.

И здесь инициатором опять выступил Алик, но неудачно. Эли наотрез отказалась, и даже чуть было не ушла, обидевшись почти что на самом деле.

С трудом Питер восстановил равновесие, предложив ей - и себе! - остаться всё-таки в трусиках, но без всего остального. То есть к ней это значит без топика. Без верхней, то есть, части купального костюма. Показать пацанам сиськи, короче.

Разумеется, ей не очень-то этого хотелось. Ну, или, может быть, и нет, но как-то не принято показывать свой интерес такого рода.

Однако сработало неосознаваемое Эли стремление к доминированию. Пусть хоть над одной малышнёй. Ей потрафило бы, если оба опять предстали бы перед ней голенькими, как когда-то давно, в раннем детстве.

Но теперь уже взбунтовались младшие - так не честно!

Да кто вас вообще спрашивать-то будет, решили, однако, старшие.

Но с Алькой такой подход в чистом виде уже не прошёл бы, всё-таки он был почти уже не ребёнок. И Питеру пришлось соблазнять его тем, что он разрешит ему тоже немного выпить, первый раз в жизни.

А надо сказать, что хотя по дому тот иногда и разгуливал голышом, не страшась взглядов домашних, всё же в действительности оставался довольно стеснительным подростком. По крайней мере, он ни за что не согласился делать что-то подобное перед посторонними. И потому оказаться голым во дворе или купаться в бассейне было для него, как бы, следующим шагом прогрессирующего бесстыдства. На который он до сих пор не отваживался, и даже не думал о таком. Но не потому ли именно эта мысль произвела на него впечатление.

Хэнк же только помалкивал, надувая губки, показывая всем видом, что он никогда на это не согласится и потому ничему такому не бывать ни в каком случае, пусть они про себя что хотят думают!

Но вечер уже настал сам собой, как и настал черед либо оставить эту затею, либо переходить наконец от слов к делу.

Так что были включены фонари, и особенно красивая в наступающей темноте подводная подсветка бассейна, принесены небольшой фуршетный столик и четыре стула - с шезлонгов было неудобно доставать со стола выпивку. Ну и означенная выпивка, в количестве, чтобы не вызвать потом подозрения взрослых, и кое-какая закуска. И полотенца, потому что солнце уже ушло, а сохнуть без него было не очень, хотя лето было жаркое и ночи душные. Ну и ещё включили отцовские электрические гаджеты, от комаров и прочего движущегося и кусачего, мелкого и не очень.

Но всё опять едва не сорвалось, когда настал черёд снимать лишнее, теперь встал актуальнейший вопрос, кому первому.

Ну, Питер и так был в одних плавках, от него уже ничего нельзя было потребовать. На Алане же кроме плавок была ещё и футболка, которой он обычно прикрывал свои особенности, даже когда плавал. На Эли, естественно, кроме трусиков-бикини, был ещё и топик. И ни тот ни другая не хотели уступать.

То есть, сначала Алик наивно снял футболку, полагая, что сестра теперь тоже должна открыться. Она же вовсе не собиралась этого делать, пока не дождётся остального. Тогда Алан высказал справедливые подозрения, что она хочет его подло обмануть и вовсе не собирается раздеваться даже в том весьма скромном размере, который они так долго согласовывали.

Тогда Питер пригрозил оставить его без выпивки и пообещал, что за сестрой сам проследит. Но чтобы не сдаваться так уж явно, Алан спрыгнул в бассейн и выбросил мокрые плавки на берег, стоя по грудь в воде. И Эли снова не была удовлетворена.

Но Питер сказал, что Алька рано или поздно покажется, так как замерзнет или ему надоест, и ей пришлось смириться. И она, наконец, несколько замедленным движением, сняла-таки, через голову, топик.

Разумеется, её достоинства не шли ни в какое сравнение с Алькиными. То есть, наоборот, конечно.

Оба младших сразу испытали некое, с лёгким привкусом, потрясение. И Алан моментально вылез на берег и пристроился в шезлонге, по другую сторону от Эли, чем Питер.

И тут что-то слегка стукнуло, сбоку (шезлонг под младшим), и все трое вспомнили про Хэнка. А он все еще оставался в трусиках, цинично разглядывая сиськи сестры и голого брата-гермафродита. Впрочем, он был ещё достаточно маленький, и на него подобное зрелище не производило столь же сильного впечатления, как на Алана или Питера.

Ну так тем более, настал и его черёд.

Он даже не пытался убежать, всё же ему было интересно с ними, и хотелось ещё поплавать, но посильно возражал и оказывал сопротивление.

Пытался, то есть, оказывать. Но не долго. Сначала Алик хотел сам стащить с предателя трусы, но тот, обороняясь, задел его ногой по физиономии, лишив на некоторое время инициативы. И тогда это сделала не кто иной как Эли! Питер же только помогал, удерживая Хэнка захватом сзади. Причём оказалось, что организм Хэнка тоже реагирует на ситуацию. И, возможно, именно поэтому он так упрямился и потом ещё пытался сначала прикрываться, а ещё-ещё потом даже и отбить свои трусики обратно. Но Питер забросил их на один из фонарей, окружавших бассейн, так высоко, что и сам теперь не смог бы достать, при всем желании, если бы оно вдруг у него появилось, а у Хенка не получилось даже со стула. А Алан тогда ещё в циничной форме отметил, какое впечатляющее зрелище представляет собой вытянувшийся на стуле Хэнк, кое-чем похожий на ископаемые фигурки древнеегипетского бога Осириса, с существенной поправкой на размерность. Скромница Эли тихонько прыскала в ладошку, когда Хэнк рискованно подпрыгивал, сначала одной, а потом уже и обеими руками изо всех сил старался дотянуться до своих трусиков, пока почти уже совсем обиделся, и собрался было убежать. Но хотя никто его и не удерживал, так и не убежал, тем более что Эли сказала ему, что он ей такой ещё больше нравится. И что ей приятно, и она гордится, что у неё такой брат.

И всё наконец как-то успокоилось, устроилось, пришло в норму и вошло в колею, и в целом потом вечеринка прошла как надо. Они купались под невидимыми из-за фонарей звёздами, выпивали понемногу, младший бегал вокруг бассейна, и это было так забавно, потому что голый - и болтается! - как на ушко сказала Эли Питеру, на минуту забыв, что это все-таки ее брат, а не парень.

Алан чаще всех нырял в бассейн, чтобы проплыть пару раз вдоль шезлонгов и столиков, от стенки до стенки, причём в одну сторону на животе, а обратно на спине. А потом обнимал за плечи Эли, и это тоже было смешно, потому что сиськи, у обоих. Питер изредка фотографировал, и это была самая впечатляющая фотография, где Алан с Эли сняты в обнимку, как две подружки, и никто даже и не подумал бы про Алика, что он не девочка, потому что фото - "по пояс". Ещё Питер присматривал за всем, чувствуя свою ответственность перед родителями, за целостность сестры и братьев, успевая оказывать знаки внимания Эли как будто это не его сестра, а его девушка, и как будто это так и надо, что на ней одни лишь узенькие трусики и больше ничего.

И так у них дело дошло даже до поцелуев, "с языком".

За этим, впрочем, ничего "такого" не было. Питер вовсе не испытывал каких-то запретных чувств к сестре, одно лишь только мальчишеское любопытство к свойствам своего и её организмов и стремление испытать открывающиеся неизведанные ещё им обоим эмоциональные пространства. Равно как и Эли уступая брату в его опытах, не позволяла заходить слишком далеко.

Так что уходя иногда в дом чтобы обновить стол, она решительно отказываясь принимать какую-либо помощь от братьев, справедливо опасаясь оказаться с кем-нибудь из этих негодяев наедине даже ненадолго. Возможно, это была излишняя предосторожность, никто из них вовсе не хотел причинять ей какого-либо вреда, даже ради собственного удовольствия. Хотя может быть и нет. Тут вопрос в том, хватило бы им самообладания для того, чтобы остаться в соответствующих рамках.

И так до самой поздней ночи, почти до утра.

Потом старшие унесли столик, стулья и Хэнка в дом, а Алана окончательно разморило выпитым, купанием и усталостью, и он так и заснул там, в шезлонге, чуть прикрывшись полотенцем. Где его, вместе с раскачивающимися на фонаре плавками Хэнка, и застали началом следующего дня вернувшиеся родители. Представшая перед ними картина их почти не удивила, они уже почти привыкли. И даже не стали его будить. Мама только поправила полотенце.

- 19 -

Остров маленьких негодяев, так его называли посвященные в проект жители Островной империи.

Все искусственные объекты на нем, кроме одного, были тщательно скрыты либо замаскированы. Даже пункт снабжения и подкормки был оформлен как естественная каменная плита, на которой лишь иногда сами собой появлялись продукты питания либо некоторые вещи, которые в действительности защищённым образом доставлялись из подземных складов.

Бронированный от всяческого вандализма "базовый" робот обслуживания представлял собой выполненное в дизайне без выступающих деталей почти шарообразное автоматическое устройство, снабжённое различными видами манипуляторов, способное работать как в режиме дистанционного управления, так и полностью автономно

Его основной функцией является наблюдение. Однако в отличие от летающих дронов и спрятанных в разных местах видеорегистраторов, он ещё занимается уборкой мусора, соучаствует в раздаче материальных благ и может вмешиваться во взаимоотношения островитян, будучи вооружен бесконтактным дистанционным электрошокером, стреляющим "молниями" регулируемой мощности, от просто болезненного, до оглушающего удара.

Сущность эксперимента состоит в простом наблюдении за поведением сообщества подростков, исключительно мальчиков, разным образом доставляемых на остров и предоставленных практически полностью самим себе. Подростковый возраст предпочитается как наиболее пластичная и ответственная стадия развития в отношении социализации, в которой нарабатываются основные поведенческие паттерны. При этом малое число детей и юношей может служить неким фоном для психологической ориентации подростков. Единственной существенной помощью, оказываемой колонии в строго ограниченном объёме, является некоторая подкормка, особенно важная в первое время. Главным образом это призвано смягчить адаптациу для городских, как правило, детей, для которых переход на подножный корм оказывается сложным мероприятием. В дальнейшем эта подкормка также осуществляется, но уже с другими целями.

Любой человеческий материал обычно слишком разнообразен, чтобы за счёт наблюдения за его малыми выборками можно было бы надёжно делать какие-либо однозначные выводы об общих закономерностях его социальной организации. Поэтому, чтобы ввести эксперимент в рамки осмысленности, регулируемости и продуктивности, осуществляется строго дозированное вмешательство в складывающиеся отношения в изолированном коллективе. Это вмешательство основано на представлении о ведущей регулирующей роли в социальной структуризации дефицитных ресурсов, представляющих жизненный либо существенный интерес для всех либо подавляющего большинства его членов.

Для такого регулирующего воздействия было выбрано три базовых ресурса, еда (вспомогательный, так как природа острова позволяет прожить за счёт его природной среды), одежда (основной) и умения (специфичный).

Наибольший интерес составляют манипуляции с одеждой. Самостоятельно научиться её производить ребята в принципе не могут, да на острове и просто не из чего. При этом предметом первой необходимости для выживания она не является, ибо климат здесь почти идеален для природного человеческого существования. Однако она представляет собой некую ценность как в плане создаваемого комфорта, так и в отношении связанного с обладанием ей статуса.

Поэтому в колонии поддерживается строго определённая, фиксированная в каждом отдельном эксперименте насыщенность одеждой. Обычно эта величина выбирается от одной до двух третей численности колонии. Так что часть населения острова будет ходить в стандартных коротких шортиках и коротких же рубашках-распашонках, с петлями по обеим сторонам, но без пуговиц. А другая часть останется без одежды. Что неизбежно, по мнению авторов эксперимента, должно приводить к некоторой векторизации отношений между членами сообщества, то есть их воспроизводимой устойчивой направленности, которая может служить основой спонтанного возникновения его конфликтно-структурной организации.

В нескольких опытах присутствовала ещё одна манипуляция с одеждой, когда помимо стандартной, к ней добавляется небольшое количество очевидно "позорной" для подростков. Например, с неустранимыми повреждениями в соответствующих местах или снабженную различными дискредитирующими надписями или рисунками, которые также невозможно как-то ликвидировать или скрыть. Либо же, наконец, вызывающим, явно неудобным или даже противоестественным фасоном.

Изъятие одежды по причинам износа или как регулирующее воздействие осуществляется посредством роботов, обычно с применением того или иного насилия. Сценарий направлен на максимальное избегание этого насилия, но оно отнюдь не блокируется, если неизбежно. При этом "внешне", для колониста, у которого она изымается, это может быть как обосновано некоторыми очевидными обстоятельствами (ветхость, оставление надолго без присмотра, наказание за проступок), так и быть полным демонстративным произволом. Само изъятие может быть длительной изматывающей процедурой или грубым форс-мажором по отношению к колонистам, поскольку роботы уступают подросткам в ловкости и подвижности, но заведомо превосходят в силе, упрямстве и выносливости.

Например, робот "спалил" подростка купающимся голым и после этого начинает охоту на его одежду. И если тот не уступает, то при каждой новой встрече, которую он так или иначе избежать не может, подвергается болевому электрошоку. Предельным насилием в подобных обстоятельствах является усыпление выстрелом снотворного заряда.

Колонисты набирались не из совсем уж криминального контингента, а из "серой зоны", из тех, к кому наказание как таковое было не применимо по формальным признакам, но они явно не вписывались в свое окружение. Так что если и требовать чего-то от них, то лишь исправления поведения. Но колонии не ставили исправление своей целью, так как были подразделением исследовательского, а не пенецитарного центра. Лишь потенциально, в отдаленной возможности предполагалось использовать полученные знания в разных социальных технологиях, возможно, что и исправительной направленности. Дальнейшая же судьба конкретных подопытных исследователей не интересовала.

- 20 -

Отец в 47-м приехал в Австралию ни с чем, кроме своих знаний и умений. Да и когда в 49-м выписал к себе жену с малолетним, двух с половиной лет от роду, Питером и уже существовавшей на свете, но ещё не родившейся Эли, тоже жил в отеле, в специально снимаемых "фирмой" номерах. И только лишь успел приобрести участок под будущее ранчо. Посёлок иностранных специалистов, построенный чуть позже той же "фирмой" на весьма льготных для них условиях, юридически считался ещё одним районом Бруума, небольшого городка на северо-западе Австралии, примечательного когда-то процветавшей здесь добычей жемчуга и алмазными шахтами в его окрестностях. Фактически же посёлок располагался примерно в полутора десятках километров к востоку в направлении Бруум-роад. Так что Эли родилась уже в их собственном доме, хотя ещё и практически пустом, пахнущем стройкой, но сооружённом на совесть, с расчётом на долгую жизнь и дальнейший рост семейства.

Со временем же у них последовательно появились все положенные атрибуты среднего класса, автомобиль, потом яхта, потом второй автомобиль, уже более престижный, чем хозяйственный, ну и наконец, собственный бассейн. Это не говоря уже о телевизорах, холодильниках, кондиционерах и прочих удобствах современного мира. Не бедствовали, короче. Конечно, в длительном полувоенном состоянии этого параллельного мира подобное могло выпасть далеко не каждому. Всё дело тут в этой самой "фирме", на которую трудился отец.

Подобным образом, кое-что "от фирмы" перепадало и самому Брууму. В частности, был построен настоящий портовый причал в дополнение к той убогости, которая была здесь раньше, вообще процвело строительство, причем чаще всего каких-то непонятных сооружений с запретной территорией вокруг, а в его заштатном недавно организованном католическом университете стали вдруг читать курсы некие привлеченные никому не известные в широких кругах внештатные профессоры, отличавшиеся, однако, самым тонким знанием своего предмета.

А к новому причалу Бруума стали время от времени подходить катера и шлюпки со с некоторых пор иногда появлявшихся на его траверзе настоящих боевых кораблей. То есть, не оборудованная пулемётом какая-нибудь бывшая рыбацкая шаланда, а нормальный такой полноразмерный эсминец, например. И что он мог тут делать, в чём, спрашивается, мог состоять его интерес здесь, если по причине мелководья он не мог даже пришвартоваться, а не то, чтобы, там, пополнить запасы или что-то такое? И притом, что японцы, как известно, находятся с другой стороны материка.

Старший Зиновьев работал в режиме командировок. То есть, мог совсем не появляться дома неделями и даже месяцами. Но потом имел некую компенсацию, несколько недель мог целиком посвятить себя семье. Правда и тогда он вечерами работал дома, над проектами и расчётами каких-то своих секретных систем. И мог ещё ездить ненадолго куда-то в Бруум, "на Базу", как он говорил. Помимо этих компенсаций у него был ещё и обязательный, ни от чего не зависящий 45-дневный отпуск каждый год. Во время которого он явно успевал соскучиться по работе, но, видимо, не имел права явиться туда преждевременно, как и брать что-то для работы на дому.

И вот в это свободное время, особенно же после длительных командировок, он старался быть как можно более активным в доставлении своим детям всяческих радостей, скрашивая им таким образом предшествующие расставания. Так что он успевал свозить их по всем окрестностям Бруума, известным своей живописностью, с ночёвками в отелях, на кабельном пляже или прямо в буше, в палатках, а также и в такие места, как ущелья и водопады Кимберли, ну и вообще где только можно. Вообще, он старался придать воспитанию своих детей спортивный характер, компенсируя, видимо, отсутствие чего-то подобного в собственной биографии. И по крайней мере в отношении Эли это удалось вполне, несколько раз она даже брала призы на школьных соревнованиях.

И это притом, что законсервированная мировая война в этом мире отнюдь, конечно, не способствовала развитию и процветанию туризма. Так что семья оказывалась здесь на передовых рубежах, хоть и не в одиночестве, но среди относительно немногих.

- 21 -

В разной степени и в разных отношениях, но дети, в общем, разделяли устремления своего отца. Так что все они умели водить автомобиль, разбить палатку, развести костер в дождь и обладали прочими полезными или не очень навыками подобного рода. Эли, например, на яхте бывала не часто, а в море выходила лишь два или три раза, притом в самые короткие плавания, также, как редко участвовала и в длительных, с многими ночёвками и стоянками автомобильных экскурсиях. Ну, это и понятно, она в этом случае оказывалась одна среди "мальчишек", которым не очень доверяла.

Питер поначалу, особенно, когда они во все тяжкие ходили лишь вдвоём с отцом, был и наибольшим, не то, чтобы энтузиастом, но терпеливым его спутником. Но потом как-то отошёл от этих интересов, хотя все младшие любили, когда он снисходил до участия в походе. Хэнка брали пока ещё редко, по малости лет. Алик же всему на свете предпочитал яхту, но любил и просто море, и пешие походы с рекой и ночёвками, хотя и боялся крокодилов. Так что он был, пожалуй, наиболее подвижным среди всех.

Осваивал яхту отец вдвоём с Питером, и первый раз он взял его с собой, когда ему ещё не было и пятнадцати. Это вышло совершенно спонтанно. Они ехали провести пару дней на кабельном пляже, с ночёвкой в отеле, но отец, естественно, заглянул на недавно приобретённую свою красавицу, отстаивавшуюся на причале, довольно приличную как по цене, так и по размерам. На ней свободно можно было плавать вчетвером и даже впятером. И они как-то так, с Питером, сначала решили немного поплавать всего лишь вдоль кабельного пляжа, потом просто отойти подальше от берега, ну и, в результате, оторвались на целую неделю в свободную охоту по просторам Индийского океана. Не удаляясь, впрочем, слишком уж далеко от родных берегов.

Конечно, то чувство свободы, которое рождал сам по себе этот спонтанный выбор, невозможно сопоставить ни с чем. Но и работы потребовалось немало, чтобы реализовать его в полном объёме. Для Питера это вообще было первое плавание, с чисто теоретической начальной базой, да и отец его ещё не вполне владел техникой и навыками. Но, в общем, справились, хотя и с приключениями. "На дальность" доплыли даже до некоторого острова, напротив Бруума, привлекательного, на взгляд Питера, вида. Но на предложение посетить его отец ответил, что их туда не пустят - Потому что там наша база и полигон. А на молчаливый его вопрос, продолжил, что для тех, кто не пустит, он не начальник и не авторитет.

Потом, правда, была ещё одна маленькая неприятность или, скорее, приключение. Всех вещей у них с собой было лишь то, что надето. Они же не собирались никуда плыть. Так, пару раз окунуться в океан, переночевать в отеле и домой. А тут Питер случайно попал под приличную такую волну, которая порывом ветра на неудачным галсе окатила его с ног до головы. Можно было, конечно, просушить на себе, климат-то тропический, но останется соль белыми разводами... к тому же, отец сам уже ходил в одних шортах и тоже, хотя и не прямым текстом, но разводил его быть посмелее и посвободнее, подразумевая, что в чисто мужском обществе и плавки не так уж обязательны. В общем, Питер решил, что лучше действительно остаться в плавках - а вдруг опять! - а шорты и футболку отнести вниз, но сначала ополоснуть всё пресной водой и просушить на палубе. И всего-то надо было минут пятнадцать - двадцать постоять голышом за штурвалом, пока высохнет, на жаре. Но стоило ему только отвлечься, как несильный даже, но неожиданный порыв мягко и даже как-то неторопливо - вот только он не успел среагировать, - смёл его вещички с палубы, притом, что яхта шла на полном ходу, и они моментально пропали из вида. На его огорчённые вопли, отец, конечно, развернул яхту и проделал символическую дугу в районе потери, но он сразу сказал, что это, конечно, бесполезно. Ибо футболка, шорты и плавки Питера, намокнув, тихим темпом уже отправились на дно, закладывая медленные виражи наподобие осеннего листа - А здесь, однако, глубоко!

А на яхте, конечно, ровно ничего, что могло бы компенсировать эту потерю. Ну ладно ещё, пока они в плавании, но как Питеру добираться потом до дома, уже на берегу? Не пойдешь же по городу, завернувшись в полотенце? Хорошо ещё, что деньги у отца были, и они зашли в ближайший маленький порт с тем, чтобы купить там что-нибудь на замену. Так что Питеру пришлось проходить голым на яхте всего-то один день и одну короткую ночь. Но этого хватило, чтобы он, первоначально чувствуя себя очень некомфортно, освоился и немного попривык к такому существованию.

И ещё хорошо, что уходя, отец сообразил запереть Питера в каюте на ключ. Потому что ещё до его возвращения на яхту заявились два каких-то мужика, не очень приятного вида, которым показалось, или они что-то услышали, как они потом сказали, что в запертой каюте (они подёргали ручку) кто-то есть. А ещё они заглядывали в дверное окно, и Питеру пришлось прятаться от их взглядов в гальюне, в надежде, что в темноте они не успели ничего разглядеть. Также хорошо, что почти сразу после этого вернулся отец, с парой больших пакетов, из магазина, с едой и одеждой. И он, хотя и с некоторым трудом, выпроводил мужиков, сказав, что если кто там и есть, то это могут быть только крысы.

И они тут же отчалили, хотя поначалу планировали ещё заправиться и пополнить запас пресной воды, но решили не искушать больше судьбу. Ну и, в общем-то, если бы те мужики, вместо денег и ценностей, нашли на яхте четырнадцатилетнего пацана без нитки на теле, то вряд ли бы они подумали о его отце что-либо хорошее. Хотя уходя, действительно решили про себя, что у него там точно - баба. Из тех, которые "лёгкого поведения". Ну, это ещё ладно.

- 22 -

Эта встреча, с явно девиантными личностями, да ещё в такой ситуации, как-то продвинула Питера в плане рефлексии его отношений с отцом. У него тогда выработалось отношение к яхте, этим плаваниям и некоторым другим отцовским инициативам как проявлениям его запоздалого инфантилизма. В основе этого лежали формировавшиеся как раз в это время его основные криминальные связи. Ему нравилась яхта, нравилось плавать на ней в какую хочешь сторону, но с его точки зрения это были всего лишь игрушки. Вот не было бы у них яхты, и что? Они не смогли бы без неё прожить, или упустили бы от этого какие-то важные выгоды или возможности?

Но есть вещи, без которых действительно трудно или даже совсем невозможно. Как ему было бы теперь, мягко говоря, несколько затруднительно обойтись без его связей при том напряжении в отношениях, которые повсеместно у него успели сложиться. Например, в школе. Или как почти невозможно в этом мире прожить без работы, заработка или иного какого-нибудь источника благосостояния. А тут - яхта. Ну, хотя бы, автомобиль. Он полезен в хозяйстве и удобен в жизни. А яхта, это же лишь источник всяческих трудностей и предмет всевозможных, необъяснимых по их надобности, забот.

Да, чувство свободы, которое она позволяет испытать, это, конечно, здорово. Приятно. Почти как мастурбация. Но и результат такой же. Поэтому, наверное, здесь следует стараться вести себя более или менее сдержанно. Не позволять страсти совсем уж овладеть собой.

Так интерпретируя поведение отца, Питер вовсе не утратил к нему уважения. Но он посчитал, что Павел таким образом, кроме того, что всячески пытается их развлекать, всё же более компенсирует психологические и иные служебные напряжения, чем какие-то дефициты собственного детства.

А работа у него была вполне серьёзная. И не только ответственная, но и остро необходимая, такая, от которой зависело существование самой страны Австралия и жизнь всех её многочисленных жителей. В том числе и самого Питера. И не только Австралии.

Так что Питер, в результате, почти всегда откликался на отцовскую инициативу, насчёт поплавать, хотя и без внутреннего энтузиазма. И никогда сам в этом вопросе не был инициатором.

А экипаж из них получился вполне себе слаженный. Они оба прекрасно освоили яхту и научились понимать друг друга с полуслова во всех экспедиционных ситуациях. И эта относительная идиллия продлилась целых три года, в последний из которых, в длительный отцовский отпуск и такие же каникулы Питера они предприняли своё самое большое путешествие, обойдя весь австралийский материк по кругу. От Бруума на юг, потом на запад, к Тасмании, затем вдоль Большого Барьерного рифа на север, вдоль прихотливых извивов северного побережья снова на запад, и наконец опять на Юг, в родной Бруум. Малая кругосветка, как определил задачу экспедиции отец. Причем район Большого рифа до сих пор считался опасным для плавания. Поговаривали и о японцах, и о слизневиках. Ну, японцев в австралийских акваториях давно слышно не было, а слизневиков, правда, единично, обнаруживали даже в Атлантике.

- Ну, слизневиков мы не боимся, - сказал отец, когда они выходили уже из Мельбурна.

- Это же совсем не то, что какой-нибудь голый ужас под парусом.

Так он напомнил Питеру кое-что недавнее, вогнав этим даже в лёгкую краску, совсем не характерную для несколько грубоватого, в общем-то, парня.

- 23 -

Даже на относительно холодном юге летним январём в жаркую погоду они уже привыкли управляться на яхте голышом, особенно когда шли под парусом вдали от каких-либо берегов и транспортных маршрутов. И это было совсем неплохо во многих отношениях, тем более что и отец его вполне сохранял спортивное телосложение несмотря на возраст.

Но как-то раз, когда уже чуть виднелись в тумане на горизонте берега Тасмании, ветер упал почти в полный штиль. И разглядывая далёкую землю в бинокль, и переключаясь походу на парусно-моторный ход, они даже не заметили, как сзади их догнала другая яхта, тоже парусно-моторная, побольше, пофешенебельнее, побыстроходнее, ну и вообще - покруче во всех отношениях. Можно даже сказать, что вполне себе даже шикарная, хотя для таковых и небольшая. Скромно-шикарная. Скромная в классе шикарных. Ну, или наоборот. Хотя наоборот - это скорее о Зиновьевской. А та, которая их догнала, ну, достаточно сказать, что она была с рулевой машиной и управлялась из рубки, наверху палубной надстройки, а не с кокпита, напрямую. С бака, то есть. С кормы.

И очевидно демонстрируя всяческое своё превосходство, эта яхта даже снизила ход, чтобы неторопливо, на близком расстоянии, метров двадцать от борта до борта, обойти случайных попутчиков. Ну, демонстрировать было чего, и не только превосходство в ходе. На яхте заправляли две совершенно голые красотки, одна модельной внешности, фигуристая блондинка с длинными волосами, лет двадцати пяти, за штурвалом. Вторая тёмненькая, волосы покороче, но погуще, чуть старше и чуть дороднее, не такая эталонная, но тоже весьма себе пропорциональной и привлекательной наружности. Сначала она стояла на палубе, расставив ноги, и просто на них смотрела. Но убедившись в том, что за штурвалом совсем юный мальчик, притом тоже голый, сразу приветливо ему заулыбалась и даже помахала рукой. А потом сходила в каюту, вернулась с фотоаппаратом, и опасно сев на самый край палубы, зацепившись, впрочем, одной ногой за ограждение, свесила ноги с борта и начала его фотографировать, продолжая приветливо улыбаться и периодически помахивать ему рукой.

Отец был на мостике с биноклем, тоже без трусов, но увидев "баб" спешно ретировался вниз, в каюту. Так что толком они не могли его разглядеть, так быстро он мелькнул, хотя должны были отметить, что Питер на яхте, конечно же, не один. Об этом и так можно было догадаться, вряд ли кто-то мог позволить слишком уж юному капитану отправиться в плавание одному.

И раз такое дело, блондинка решила не только не спешить обгонять, но и ещё больше сблизиться. Ну, или, может, не решила, но у неё как-то так получалось, что она незаметно, понемногу... так что в конце концов они шли на неплохой скорости, узлов двадцать, практически борт о борт друг другу, что было уже не просто рискованно, но даже и опасно, не говоря уже о прямом нарушении правил судовождения.

На Питере из одежды был один только крестик на шее и еще небольшие часики, на разноцветном пластмассовом браслетике, на запястье. Так что когда он осознал ситуацию, его пробило двумя противоречивыми желаниями сразу, срочно скрыться или, наоборот, взять в одну руку бинокль и... Но как то, так и другое представлялось ему не очень уместным. Бежать вроде поздно, откровенно пялиться тоже не красиво. И притом все это заведомо было невыполнимо, так как он не мог даже на минуту бросить штурвал, пока яхты шли так быстро, в опасной близости, да еще и с не убранными парусами.

Вначале он надеялся на отца, что тот вот сейчас натянет, наконец, наконец шорты и сменит его у штурвала. Но тот всё никак не шёл. Наверное, никак не мог найти.

Потом попытался отвязаться от дамочек маневром, то сбавляя, то прибавляя понемногу скорость либо уклоняясь по курсу. Но блондинка вовсе не собиралась от него отставать и продолжала по чуть-чуть наваливать.

Ну, совсем уж убегать куда-то в сторону тоже было как-то недостойно. А повести себя агрессивно, ответив встречным навалом, было бы совсем уже неприемлемо для него. Да он и просто побоялся бы совершать подобные манёвры, не имея достаточного опыта в судовождении.

И Питеру пришлось нести свою вахту как крест, под взглядами и фотоаппаратом.

Он не опасался какого-то реального ущерба от этого, например, шантажа фотками впоследствии, тётки (на его взгляд и возраст именно тётки) были незнакомые, а интернета тогда ещё и в помине не было. Но это вызывало у него чувствительный дискомфорт от вернувшегося - как в первый раз в жизни, - почти кожного ощущения своей наготы.

Нудизм и натуризм в те годы в том мире существовали где-то на перифериях общественных трендов и были малоизвестным явлением. Так что большинство населения, включая Питера, про это даже ничего или почти ничего не слышало. И потому его с тётками психологически объединяла некая общая неправильность поведения по отношению к принятым нормам. Но этого было маловато, и, хотя голые тётки сами по себе, конечно, притягивали его взгляды, но он старался не только ничем не выдавать своего всё равно очевидного к ним интереса, но одновременно почти откровенно демонстрировал своё также вполне понятное неудовольствие сложившейся ситуацией, явно противоречившее этому интересу. И что дам-яхтсменов, конечно, только раззадоривало - какой милый мальчик, и как он забавно делает вид, что сердится!

И сколь краткими не были эти его сердитые взгляды исподлобья, кое-что интересное и новое для себя он, конечно, смог разглядеть. Питер, в отличие от многих своих сверстников в пуританской довольно-таки Австралии, не только встречался с некоторой порно продукцией, но имел даже некоторое отношение к ее распространению, не совсем законному в те времена. Как и собственный опыт с женщинами. Правда, помнил он об этом не очень хорошо, так как оба раза его криминальные приятели прилично накачивали его алкоголем.

- 24 -

В общем, так получилось, что Питер впервые ясно и отчетливо увидел настоящий "буш между ног", у второй тётки, той, что с фотоаппаратом и ноги свесила. Но это было еще более или менее. Необычно было только то, что первый раз он видел это вживую и довольно близко.

А вот у первой было видно хуже, мешало, что она была в рубке, хотя бы и открытой со всех сторон, но неудобный ракурс, несколько снизу. И сначала он только догадался, и лишь потом, в непрерывных отставаниях и обгонах, когда прошёл жар, в который его бросила догадка, определенно разглядел, что все волосы у неё сосредоточены в узкой полоске посредине, а вокруг совсем не было. Ну и некоторым усилием можно было догадаться, что это они не сами по себе так росли. И это было для него настоящее открытие, что вот так вот "можно".

Его же собственные были тогда совсем ещё скромными, издали можно было даже не заметить, что они вообще есть. Что тоже его психологически напрягало. Создавало дискомфорт и ощущение некоторой униженности перед тётками.

Хуже того, блондинка за штурвалом не только явно демонстрировала всяческие свои превосходства, чтобы не сказать достоинства, она ещё и использовала для этого своё доминирующее положение, продолжая своими маневрами подавлять его и держать под контролем. Притом приветливо улыбалась и даже посылая иногда в его адрес воздушные поцелуи. Чем окончательно смутила и, можно сказать, повергла в прах к своим ногам.

И добилась того, что в конце концов он просто вперился в горизонт и перестал даже исподтишка бросать на неё свои не вполне равнодушные, но и не вполне радужные взгляды.

И тогда тётки, наконец, отвалили, решительно набрав скорость.

Тут и отец появился, в шортах, когда вторая тётка, уже издали, махала им рукой с кормы, пощёлкивая еще фотоаппаратом напоследок. Как будто так и надо, и как будто он тут совершенно не при чём. И только иногда весёлые чёртики мелькали в его взглядах на Питера.

Ну что, будешь догонять? - спросил он Питера, которому, конечно же, было несколько обидно, чтобы не сказать большего.

И тот, ни слова не говоря, тоже поставил ход на самый полный. Но их судовая машина прилично уступала тёткам, и дистанция продолжила, хотя и медленнее, но также неуклонно расти, пока они снова не превратились в белую точку на горизонте.

Но это было уже не так важно, поскольку само это действие, попытка погони, с подачи отца, вернула Питера к свету со дна самой глубокой бездны самого полного конфуза, который только он когда-либо испытывал в жизни. Подсказав, что борьба, даже заранее обречённая на неудачу и заведомый проигрыш, всё же вполне может иметь смысл, оправдание и предназначение.

Классно обошли, - хмуро подытожил Питер, когда дыхание к нему, наконец, вернулось.

Он, конечно, не побежал тут же в каюту, надевать трусы, но стоически достоял свою вахту по графику, до конца, как был. Но некоторое время после этого стал постоянно носить плавки или шорты, и даже спал в них. До самого выхода из акватории Большого Барьерного рифа. Пока воспоминания о неожиданной встрече посреди океана не утратили актуальности давностью события. И пока яростная жара экваториальной зоны не сделала своего чёрного дела.

Конечно, это тоже была травма. В том смысле, что впечатления эти явно относились к разряду незабываемых. Хотя Питер, если бы его прямо спросили, не факт, что мог бы однозначно ответить, повезло им тогда, или наоборот, не повезло.

Пройдя между материковой Австралией и Тасманией, и дозаправившись в Мельбурне, яхта вышла к Большому Барьерному рифу. Теперь плавание приобретало некоторую опасность, по крайней мере, юридически. Считалось, что здесь могут появляться не только слизневики. Однако они, в конце концов, заплывали даже в Атлантику, хотя и единичными экземплярами. Но о какой-то реалистической вероятности речи не шло. В Атлантике, конечно, а не в окрестностях рифа. Но в то, что к рифу могут заплывать даже японские эсминцы, можно было и не поверить, ибо последний японский боевой корабль наблюдался в этих водах не позднее, как лет пятнадцать тому назад. Бюрократия, однако, консервативна, и всех сюда плывущих снабжали соответствующими листовками. Тех, кто заявлял свой маршрут, конечно.

- 25 -

На Остров маленьких негодяев, за всё время Эксперимента, было осуществлено шесть или семь отдельных организованных завозов испытуемых с образованием более или менее длительно функционирующих колоний. Семь, это если считать с "нулевым", спонтанным, ненамеренным. Один из этих завозов, второй (ну, или третий) кончился крахом, остальные продержались от двух до пяти лет в практически автономном режиме.

Администрация Островной Империи в разные периоды относилась к этому эксперименту с разной степенью энтузиазма, от почти полного безразличия до заинтересованного ожидания всяческих результатов, которые, как ожидалось, могут быть полезными для выработки протоколов взаимодействия в различных организованных и не очень организованных коллективах и группах.

В промежутках между такими временными колонизациями остров обычно всячески дооборудовался, в частности, между вторым и третьим заселениями был построен большой трёхэтажный дом на склоне горы, над бухтой.

Дом этот, конечно, был "странным" в сравнении с обычными жилищами. В принципе это были одни лишь голые стены, и даже не все окна были застеклены небьющимися бронированными стеклопакетами.

Вообще он был с сильным антивандальным акцентом, даже немногочисленная, но таки имеющая место быть в нем сантехника сплошь из нержавейки, которую даже поцарапать, даже при наличии соответствующего инструмента, а не то, чтобы повредить было бы проблематично. Вода в нем была, вероятно, из какого-то подземного источника, естественным ходом, и канализационное отведение тоже, но это и все, об электричестве или отоплении речи нет. И никакой мебели, дверей или чего-то подобного, стеклопакеты также глухие, не открываемые, там, где есть, но это примерно лишь в двух третях окон.

Короче, колонисты и воспринимали этот дом соответственно, то есть сначала с энтузиазмом пытались заселиться, но быстро покидали, предпочитая ему шалашные поселки где-то в более благоприятных местах. Но он мог служить и служил убежищем в случае масштабных штормов или подобных стихийных бедствий.

Все завозы осуществлялись в один прием, но лишь основной группы. В дальнейшем всегда добавлялись различно оформленные единичные подселенцы, это могло быть на в любое время и на любой стадии развития колонии.

У колонистов массового завоза психотронными манипуляциями предварительно ослаблялась или даже стиралась память о предшествующей жизни. В противоположность этому у некоторых из подселенцев этого не делалось. Но все колонисты доставлялись на остров в состоянии сна.

Далее, лишь первая колония была полностью одета в стандартные шорты, рубашку-распашонку и сандалии. Все остальные завозились в разных соотношениях голых и одетых подростков, но один к двум и два к одному были предельными случаями. Первоначальная одежда следует определенному стандарту, то есть шорты неярких основных цветов (темно-зеленые, хаки, камуфляж или джинса), рубашки более цветастые, но тоже почти обычные, такие, которые можно купить в супермаркете, но только без пуговиц. "Клоунские" же одеяния вбрасывались малыми партиями лишь в процессе функционирования колонии.

Различные поселения отличалась по многими условиям, формулируемым имперскими экспериментаторами исходя из своих целей. Например, уровнем вмешательства наблюдателей в жизнь колонии. Экстремально, в одной из колоний роботы и дроны-наблюдатели "навязчиво присутствовали", хотя и не вмешивались в собственно дела колонии. В противоположном случае они максимально маскировали само свое существование.

История островных сообществ, несомненно, более, чем поучительна. Но немалый интерес составляет и взаимодействие колонистов с их невидимыми наблюдателями, особенно в морально-нравственном аспекте. Терране, естественно, говорят здесь о фашизме и прочих плохих вещах. Но Саракш, как известно, планета специфическая, наблюдаемый на нем эффект визуального отсутствия горизонта наводит на метафору, что это планета "мечты", которую ("мечту") уменьшили в масштабах настолько, чтобы наконец ее догнать. Есть даже поговорка неизвестного происхождения, что Саракш - это планета, на которой сбываются сны. И если это сказал не кто-то из терранских прогрессоров, то очень может быть, что так говорят сами саракшане. Сны, однако, иногда бывают и кошмарами.

- 26 -

Яхту отец заказал непосредственно на верфи по одному из предлагаемых стандартных проектов, но внёс в него довольно много изменений. В частности, в каюте было предусмотрено довольно много ниш и других пустых мест, так что вполне можно было подумать, что он собирался возить какую-то контрабанду, заказывая заготовки для будущих тайников. Если бы только эти предполагаемые тайники не располагались так нелепо с точки зрения задачи спрятать подальше. На самом деле потом он разместил в них какие-то свои "электрические штучки", как говорили его домашние. Электронные, конечно. Но некоторые из тех, которые ещё раньше он устанавливал в своём доме и во дворе, обладали свойством время от времени искрить и пахнуть озоном. То есть, электричеством. Отчего за ними это и закрепилось.

И было среди этих устройств даже два настоящих экрана, как у телевизора. Ну и еще масса каких-то кнопок, указателей, переключателей и прочего - снаружи. И какие-то провода с лампочками, но для освещения, и разноцветными кругленькими и прямоугольными штучками внутри. Причём всё это сверху закрывалось красивыми деревянными панелями, под мебель. Так что с первого взгляда ничего не было видно. Эти панели Павел обязательно ставил, когда они заходили в какой-нибудь порт или на иную стоянку. А в открытом море, наоборот, всегда снимал. И периодически щёлкал какими-то переключателями и внимательно смотрел на экраны и указатели.

Это было общее направление его занятий, "на фирме", биоэлектричество. Разумеется, детали и подробности были совершенно закрытой информацией. Но в качестве отходов своей деятельности, он, чисто для себя и, возможно, для самых близких коллег, мог изготовить, например, очень даже эффективный электрический отпугиватель комаров и разных прочих насекомых. И утверждал, что легко справится даже с акулами.

Проверить это, правда, было невозможно. Но поначалу он с лёгкостью, если только не легкомыслием относился к заплывам Питера в открытом море, вдали от яхты. Потом, правда, ограничил это дело, сказав, что у него слишком сильное воображение, чтобы спокойно дожидаться, пока тот вдоволь наплавается и наныряется, но и оно не может подсказать ему, что сказать матери, когда он один раз не вынырнет. Но, очевидно, не потому, что его съест акула.

Так что и Питер, доверяя отцу, акул не опасался.

К сожалению, этого нельзя было сказать о крокодилах. Отцовы электрические штучки помогали от змей и насекомых в походах, но про крокодилов он сказал только, что пока никак. И что дело не в том, что они ("фирма") не знают частот, а в том, что крокодил слишком уж толстокожий. Это было не совсем понятно, но можно было догадаться, что работа таки идёт. И вряд ли отцу позволили бы заниматься чем-то подобным, если бы эти работы не пересекались так или иначе с его основными, оборонными темами. Ну и, хотя это почти никогда не говорилось вслух, все домашние, в общем-то, прекрасно знали, что главным объектом для отцовской "фирмы" были слизневики. А про них даже из газет и радио можно было узнать, что эти животные "электрические", вроде какого-нибудь южноамериканского угря или морского ската.

И это была одна из причин, что этот, параллельный нашему мир всё ещё удерживался на расходящемся с нашим миром эволюционном треке. Вместо обыкновенного выруливания на сближение, компенсирующее последствия очередного хронокластического толчка. Это ему еще только предстояло, и перед этим многое еще должно было произойти, своего, особенного.

Среди этих расхождений было и несколько замедленное экономическое развитие и отставание в ракетно-атомных технологиях. Здесь можно заметить, что в этой области родная отцу Россия развивалась, как ни удивительно и даже невозможно это с нашей точки зрения, прямым сотрудничеством и обменом с Британией, а не "трофейными" немецкими специалистами. Ну действительно, ведь Германия хотя и была побеждена, но не разгромлена. Мир, который она заключила, был не только "почётным", но даже и сохранял некоторые её территориальные приобретения в Европе и России. Не говоря уже о том, что не было разграбления и демонтажа её технологического потенциала и разгрома её научных и инженерных школ. Лишь ограничениями доступа к ресурсам она снова была сильно подавлена, если только не загнана снова в тот же угол, с которого начинала.

В общем, к местному 1965-му году, с Вумера стартовал ещё только пятый британский искусственный спутник. И она в этом не слишком сильно обошла Америку, которая после войны полностью отказала ей в сотрудничестве. И Россию, которой она сама, в свою очередь, с обычной в своей политике подлостью, не открывала все свои карты.

Зато оптоволокно было освоено заметно раньше и в том же 65-м заработало уже в полном объеме Мировое Телевидение, соединившее подводными кабелями, ну, не весь мир конечно, но большинство из стран - союзников в этой войне. А отчасти и Германию, конечно, через определённые фильтры и ограничения.

Особенно же большие отличия накопились в волновых и лучевых технологиях. Именно потому, что слиневики представляли собой такую большую угрозу. Считалось (заявлялось) даже, что они реально угрожают уничтожением всей человеческой цивилизации и даже человеку вообще, как биологическому виду. То есть, если они возобладают, земная биосфера деградирует куда-то в довендский период. К первичным многоклеточным и бескислородной атмосфере.

Ну, это были домыслы, конечно, но угроза от слизняков была конкретная, смертельная и страшная.

Но так получилось, что очень рано выявилось подавляющее влияние на них некоторых видов электромагнитных полей. Просто "как-то раз, один слизневик" попал с близкого расстояния в мощный луч новейшей тогда стационарной радарной станции ПВО дальнего обнаружения. Ну, так получилось. И операторы станции, из тех, которые не оказались сразу же очень далеко от неё, в пункте эвакуационного сбора, отметили, что против обыкновения этот слизневик не стал размазываться по берегу, начиная захват острова, а с типичной для себя "скоростью медузы" отправился назад, в океан.

Он и напоминает больше всего медузу, взрослый слизневик. Или, может, чайный гриб. Большой такой, только, и чёрный вдобавок. Грязно-тёмный, то есть, точнее. И может он быть даже несколько сотен метров в поперечнике. И убивая среди прочего электричеством, он и сам оказался к нему достаточно чувствителен. Что и создало основу для развития всяческих оборонных от него технологий. Ибо востребованность в них была не просто живая, а прямо-таки животрепещущая.

- 27 -

Но ни слизневики, ни, тем более, японские крейсера им на всём пути вдоль зоны риска вокруг Барьерного рифа так и не попались. Лишь один раз отцовская аппаратура что-то неуверенно отметила далеко на северо-восток, в океане. В принципе, если в пределах её действия в рабочем режиме попадался слизняк, она должна была включить ревун, чтобы он двумя короткими сигналами оповестил об этом экипаж.

- Почему двойным сигналом? - спросил Питер.

- Потому что первый будит, а второй сообщает, - ответил отец.

Он имел в виду, что человек вполне может и не понять, что именно его разбудило. И тогда второй короткий взрёв объяснит ему картину.

И Питер с отцом заинтересованно ждали, когда же наконец это произойдёт. Но не сложилось.

А то, что на грани возможностей обнаружили приборы, обладало, по словам отца, каким-то "нетипичным спектром", и он даже пытался через береговую охрану связаться со своей "фирмой", чтобы сообщить о, возможно, "интересном случае".

"Код двенадцать", пытался он ей втолковать, но она проявила совсем уж полную дремучесть и требовала объяснить словами. Хотя должна была бы знать, по статусу. А "объяснить словами" значило в открытом эфире раскрыть секретные каналы связи и коды к ним. И отец махнул рукой и на очередной вопрос ответил - забейте, ничего не было. И выключил рацию. Тем более, что и отметка на радаре к тому времени уже пропала.

И действительно, это не был слизневик, даже необычный, но явление куда как более редкое и удивительное и совсем иной природы. Однако на этот раз их минуло, ибо далеко.

Хотя отзвуки в виде необычного состояния моря и атмосферы несколько раз отмечались тогда и в районе яхты. Необычная тишина, желтый цвет неба, полнейший штиль при слабой зыби, все вместе создавало плотное ощущение непреодолимой тревоги и заставляло ложиться в дрейф и прятаться по каютам, а не то, чтобы заниматься какими-то делами или, тем более, подводными исследованиями.

Потом ещё подводила погода, и они немного уже не укладывались в сроки, так что совершить лишь пару погружений к коралловым зарослям Рифа. Сдерживало также то, что Павел очень строго подошел к этим погружениям. Опасаясь различных ядовитых обитателей рифа, он потребовал, чтобы они обязательно делали это только вдвоем и в гидрокостюмах и только после нескольких коротких тренировочных заплывов по предполагаемому маршруту. Но сам по себе Риф своей незабываемой красотой в конечном счете оправдал все риски и затраченные усилия.

После этого путешествия Питер стал все чаще уклоняться от участия в яхтных и иных походных авантюрах отца. И года полтора Зиновьеву приходилось управляться с яхтой в одиночку.

Зато именно в этот период на яхте в наибольшем числе случаев перебывало все его семейство. Хотя все одновременно были там лишь пару раз, да и то, почти не выходили тогда в океан, а просто жили в ней, на стоянке, в марине, которую обычно надолго бронировали в Брууме вместо того, чтобы ездить ночевать к себе или снимать номер.

Тогда же яхту почтила своим посещением и Гала. Первоначальный план состоял в плавании вдоль западного побережья, но Гала отказалась, сославшись на то, что ее укачивает.

Это не помешало, впрочем, впоследствии им с Павлом уединиться на яхте, первый раз на целых три недели, а потом, еще через полгода, на две. И была в этом некая легкая грусть, ибо, скорее всего, для них обоих это явно было некое не только осуществление собственной мечты, но и прощание с ней. Дети же, брошенные тогда на произвол судьбы, были не сказать, чтобы очень уж этим огорчены, но отнеслись к причуде предков с сочувствием и пониманием, так что оставшись одни, не очень-то и шалили.

Управление яхтой тот ещё труд, и потому, когда Алик достиг своих четырнадцати и сам явно и даже настойчиво изъявил такое намерение, отец стал брать его в походы вместо Питера. Хотя эта замена и не была полноценной. В противоположность Питеру Алик был субтилен, ленив и несколько капризен. И его преисполненность энтузиазмом морских просторов лишь частично компенсировала эти недостатки. Впрочем, все оценки относительны, и искусством управления яхтой он вполне овладел, а иногда так даже бывал полезен и трудоспособен. И отец оценил его усилия, сказав, что Алик теперь, после тренировок и обучения, стоит целую половину Питера.

- 28 -

Девичья грудь по жизни доставляла Алану некоторые неудобства. Хотя он и был склонен к демонстративности, но отнюдь не по отношению к кому попало. И на людях старался быть как все, по возможности скрывая свою особенность. Поэтому чаще всего он надевал футболку на несколько размеров больше себя, и даже купался в ней. Но купаться в таком виде было тогда необычно и привлекало внимание. И потому на публичных пляжах он всегда испытывал некоторое напряжение, мешавшее наслаждаться морем и солнцем. И это притом, что среди домашних прекрасно чувствовал себя без одежды и купаться по-настоящему любил голышом.

Но в безлюдных местах, а на яхте поначалу было по-другому. Здесь он исправно ходил в футболке и шортах, до тех пор, пока однажды утром, поднявшись раньше обычного, не застал собственного отца у штурвала в чём мать родила. Это не было типичной отцовской походной униформой, обычно он тоже ходил в шортах, тёмных очках и белой жокейской шапочке. И чаще всего был в рубашке или футболке, чтобы не обгорать на солнце. Но чувство свободы в морском походе для него не было бы полным, если бы он не мог время от времени позволить себе, как он говорил, побыть самим собой.

В этом была некая неосознаваемая им ностальгическая нотка, в памяти о детства в глухой заболотной белорусской деревне, где все, и дети и взрослые отродясь купались в местной речке не намочив одежды. Мальчики и девочки, правда, раздельно, но это лишь создавало повод для различных пацанских шалостей с подглядываниями, и как бы ненамеренно засветиться перед противоположным полом во всей своей неописуемой красе.

Следствием из этого случая стало то, что Алик просто перестал надевать что-либо ниже футболки, когда был с отцом на яхте вдали от берега. И даже на стоянках, в маринах туристических местностей, которые они посещали по ходу плавания, если обстановка не выглядела рискованной в отношении случайно засветиться перед посторонними.

При этом он совсем не думал о том, что в таком виде, в свободной, не так, чтобы очень длинной футболке и притом без трусов, представляет собой зрелище, раздразнившее бы и бегемота. Так что и отец как-то раз не выдержал, сказав, что было бы лучше, если бы он и футболку снял, имея в виду, что даже женская грудь не делает его вид столь одиозным, как перманентное мелькание под линией стрип-терминатора, которое уже точно за гранью добра и зла. Алик, на это не отреагировал, не принял всерьез. Ну ясно же, что проводить все время под солнцем и ветром без футболки было бы некомфортно. И потом, раз отец сам не стесняется время от времени демонстрировать, что тяготится некоторых норм, то почему бы ему не найти сочувствия и для Алана?

Тем более, что при всех создаваемых трудностях такое сосуществование было ещё в пределах их возможностей в отношении взаимной терпимости и приязни.

С одеждой, в первом с отцом полномасштабном длительном плавании Алик залетел не хуже, чем когда-то Питер. История повторяется, но каждый раз в новых вариантах. Он сам выбрал себе походную экипировку, и выбор этот оказался неудачным. Плавки давно уже его стесняли, и в тот первый свой поход он решил вообще их не брать, обойдясь одними лишь шортами и футболкой.

И выбрал футболку против своего обыкновения без запаса по размеру. И шортики понравились ему тоже маломерные, прилегающие, тонкие, почти как трусы, только с кармашками. Обычное дело для курортных одеяний, некоторая их откровенность в отношении тех, кто рискует их носить. Ну и Алан, забывшись, пошел в общем тренде, но может быть еще и потому, что подсознание нашептывало ему, что раз эти вещи заменяют плавки, то и должны быть легким и маломерными.

Ну и вот. Когда он первый раз искупался во всем этом, оказалось, что футболка, высохнув, слегка сократилась в размерах. Чуть-чуть. Но это чуть-чуть было переходом количества в качество. Если раньше двойственную природу Алана можно было лишь угадывать, то теперь она сделалась наглядной. А шортики, намокнув, стали прозрачными, как будто они сделаны из полиэтиленовой пленки. А высохнув тоже чуть сжались в размерах, будучи и без того в обжим. Как можно было догадаться, шортики были так сделаны специально. Как бы шуточно. Для курортного времяпрепровождения. Тогда это поветрие как раз начиналось, и ему, можно сказать, повезло - но откуда ж ему было знать? Он просто не прочитал или не понял, на что намекала этикетка.

Алик не сразу понял, что после купания стал анатомическим пособием для окружающих. Напугавшая его поначалу водянистая прозрачность мокрых шортиков вроде бы прошла, когда они подсохли, и он поверил, что этим и ограничится. Но не тут-то было. Шортики скорее всего были обработаны каким-то смывающимся в воде материалом, придающим им белоснежность и непрозрачность, волокно же, из которого они были сделаны, было прозрачно как рыболовная леска и имело почти такие же оптические свойства, как вода. И потому, будучи мокрыми, шортики вообще ничего не скрывали.Высыхая же, они снова становились белыми, хотя и не такими белоснежными, как вначале, а своеобразно.

Алику это открылось, когда они с отцом зашли с пляжа в местную кафешку, неподалеку, перекусить перед походом к другим туристическим объектам. Намечался местный дендрарий и морской аквариум, которые особенно расписывали туристические буклеты.

И даже некоторая реакция отца его не насторожила. И только соседи в кафе, особенно дети, которые откровенно его разглядывали, иногда даже показывая пальцем, заставили его обратить на себя внимание. И он осознал, футболка теперь, после того как намокла и высохла, стала, что называется, выгодно подчеркивать его формы. Шортики же были белыми только там, где ни с чем не соприкасались, а там, где соприкасались просвечивали как намасленная бумага.

Алан понял, что стал жертвой торгашей. Хотя их замысел не был таким уж чтобы злым. Просто в то время под шортами полагалось носить плавки. Ну, такое было обыкновение. Свобода нравов, правда, постепенно завоевывала себе позиции, но процесс был еще в самом начале, и Алик забежал несколько вперед. И если бы на нем под шортами были плавки, то ровно ничего страшного и не было бы. Но их там не было. И даже вообще не было. Он, собственно, и польстился на шортики среди прочего потому, что юридически их можно было считать трусами. На этикетке так и было - шорты-трусы. А под трусами плавки можно и не носить. А у него бзик такой был тогда, провести все это плавание в футболке с шортиками, и без ничего другого. Ну просто так лучше чувствуешь свободу и море. Он вообще с собой никаких трусов или плавок не взял. Чтобы если что, не поддаться искушению. А он знал по себе, что неустойчив по отношению ко всяким обязательствам, даже самому себе. Так что такая мысль не раз придет ему в голову.

- 28.1 -

И теперь от осознания ситуации его обдало жаром, щечки запунцовели, сердце мощными толчками показало готовность насовсем выскочить из груди, а мысль как можно скорее отступить под защиту корабельной артиллерии стала на некоторое время доминирующей. Однако по виду отца, увлеченного местными яствами, но при этом время от времени не забывавшего бросить на него смеющийся взгляд с дразняще-любопытными чертиками в глазах, Алик с ужасом понял, что ему придется теперь нести свою ношу до конца, с самым непринужденным видом выдавая непредвиденное за преднамеренное. И несмотря на некоторую потерю аппетита, он стоически дообедал, не очень убедительно изображая безразличие ко всему постороннему.

Всю экскурсию по этому городку Алик выглядел довольно феерично.

Прозрачности, перемещающиеся по выглядывающей из-под короткой футболки части шортиков, не то, чтобы бросались в глаза, но если уж чей-то взгляд за них цеплялся, то потом был уже не в состоянии оторваться. Неловкие же и неуклюжие попытки Алика защищать на себе хоть что-то существенное туристическими буклетиками скорее дразнили, чем разочаровывали таких случайных свидетелей.

И все же он стойко прошел с отцом все намеченные маршруты, и они посетили все достопримечательные места, так как с утра назавтра уже запланировали отправляться в дальнейшие странствия. И даже еще в кино напоследок сходили, сверх программы.

Конечно, Алик переживал за свой вид, особенно, когда ему казалось, что кто-то обращает на него излишнее внимание. А проходя контроль, пытался даже прятаться за спиной отца, чем вызвал у билетера лишние подозрения. Однако тот лишь походу зыркнул на него щупающим взглядом, но ничего не сказал. Все же Алик был еще подросток, почти ребенок. И никто к нему не придирался. Хотя и сзади вид у него был, можно сказать, вполне эстетический. Но об этом он даже не думал, не успел сообразить из-за переживаний.

Ну, в общем, натерпелся. Особенно в фойе в ожидании сеанса. Народу было мало, но для него более чем, потому что он чувствовал себя практически голым, и ему казалось, что стоит ему только отвернуться, как все втихую только и делают, что пялятся на него. Хотя одна парочка и на самом деле уделила ему некоторое внимание.

Девочкой Алик выглядел вполне такой гармоничной пацанкой. Однако из-за своих шорт он вполне заметно стеснялся, зажимался и даже краснел время от времени вроде бы ни с того ни с сего, а для пацанок такое поведение не совсем характерно. И парочка отметила эту "странноватую девочку" среди прочей публики.

И тут вдруг она (Алик) как-то так неудачно повернулась со своими буклетиками (ни одна пацанка никакими буклетиками ни в каком случае никогда не стала бы прикрываться), что его мальчуковая сущность в прозрачных трусиках приоткрылась, хотя бы лишь на миг, но зато во всей своей однозначности. Что вызвало у парочки вполне понятный восторг. Они решили, сделали вид друг перед другом, что решили, что поняли заключенный в ситуации месседж: пацану надоело объяснять каждому встречному и поперечному, что он мальчик, и он решил надеть прозрачные трусы!

Смазливенький в обеих своих ипостасях Алик вообще стал для них настоящим Эротом, создавая различные поводы для всяческого проявления отношений, самым естественным образом преобразующихся в обмен нежностями.

Юноша из этой пары что-то слышал о таких специфичных пляжных одеждах, и когда вспомнил, объяснил своей подруге.

Некоторая склонность к опеке младших вообще свойственна начальным любовным отношениям как прототип возможного их дальнейшего развития. И парочка тем более прониклась сочувствием к попавшему в неудобное положение подростку, когда догадалась об истинном положении дел. Искра взаимной симпатии, проскочившая при этом между ними и Аликом, была столь определенна и сильна, что если бы не обстоятельства, они несомненно познакомились бы, и еще неизвестно, чем это в результате для всех них закончилось. Хотя и можно догадываться.

Понятно, что главной помехой был отец. И то, что Алик оказывался таким несамостоятельным в его возрасте, помимо всего прочего еще и дискредитировало его, и притом намного сильнее, чем даже его прозрачные трусики.

Тем не менее, Алик заслужил от них пары улыбок, очевидно выражавших симпатию к нему, и это была важная для него в тот момент поддержка.

Но дело теперь осложняла физиология. Уже давно возникший у него некий зуд в шортах влиянием, вероятно, накопленных за день переживаний усилился до почти болезненного жжения, от которого немного хотелось в туалет или чего-то другого, но непонятно чего, и вообще, не так, как обычно.

Но здесь была одна трудность, Алик не мог решить в какую дверь ему идти. Потому что с одной стороны тесная футболка, в которой всем видно, а с другой, из-за происходящего в них шортики стали совсем тесными, и если бы не буклеты, вид его был бы и вовсе неприемлем в обществе, а так было неясно, что можно было понять о нем со стороны.

Его мучения прервали открывшиеся в зрительный зал двери.

В других обстоятельствах короткую хронику про космические ракеты и спутники Алик принял бы с восторгом, но теперь даже Приап вызвал бы у него одно лишь вялое сочувствие, появись он на экране.

Прождав еще некоторое время пока отец вовлечется в экранное действие, он, прикрываясь буклетом, просунул наконец руку в шорты. Он думал, что переключит так свое состояние в более нормальное, но этого не случилось. И тогда он подумал, что не справится с собой, если не сделает кое-что прямо здесь и сейчас. И эта мысль взбудоражила его воображение и настолько, что физиология наконец уступила.

Кино с его точки зрения было нудноватым и не особенно интересным, "взрослым" ("Веер леди Гамильтон" в местной постановке), а картинки в его голове были настолько магнитными, что он уже всерьез оценивал, насколько это можно было бы здесь сделать быстро, незаметно и безопасно. Но он, конечно, не решился, а наоборот, неожиданно для себя не только успокоился, но даже едва не заснул под конец сеанса. И шел потом сомнамбулой ведомый под руку отцом от кинотеатра до яхты, сонно щурясь в свете празднично-курортных фонарей, среди редких ночных парочек, прогуливающихся под Луной на набережной. Никогда они еще не возвращались к себе так поздно. И только дома, на яхте, в маленькой каюте почти полностью занятой его кроватью, он наконец почувствовал, как мир вокруг него пришел в гармонию, с собой и с ним, и только где-то в Океании слизневики захватывали очередной остров. Но это было далеко - далеко, так что даже может быть и неправда.

- 29 -

Внешне Алан легко мог сойти как за мальчика, так и за девочку. И он вполне сознательно поддерживал этот амбивалентный образ. Например, чаще всего носил волосы тоже "средней" длины, как девочка, которая косит под мальчика. И все это могло бы быть источником недоразумений, если бы не грудь. Грудь перевешивала, и при первом или поверхностном взгляде всегда заставляла признавать в нём девочку. Заставляла, разумеется, тех, кто его не знал. Так что если Альке что-то и пытаться прятать, то действовать скорее всего следовало наоборот. Тем более что даже самые свободные футболки не справлялись надежно скрывать на нем то, чего он не хотел, чтобы видели.

И если его и забавляла эта игра, то в отношении своей идентичности он никогда не испытывал никаких сомнений. Как, впрочем, и медицина с юриспруденцией. Но эта идентичность противоречила более оптимальной для него стратегии поведения, и с некоторых пор это стало ясно даже ему самому

Отец придерживался и проповедовал идею, что любая проблема в жизни имеет решение. Пусть не идеальное, но "инженерное". Известна невозможность квадратуры круга и трисекции угла, но спросите инженера, и он с места не сходя предложит десяток решений. Неправильных, да, но вполне способных удовлетворить любые практические запросы. И ошибка Алана для него была давно очевидна.

Так что встретив назавтра полное отсутствие энтузиазма со стороны Алика к составлению планов дальнейших вылазок на туземные берега, он сказал, что в городе Алику лучше быть девочкой. Причём именно так и сказал - быть. Не прикидываться, не делать вид и не одеваться девочкой, а быть.

Чувствительные к подобному ушки Алана тут же отметили этот речевой строй как признак того, что в глазах отца он все же урод, что тот в действительности считает его больным, хотя в лицо и говорит ему другое, скрывая это из жалости и сочувствия.

А всего-то на всего, можно было просто купить более подходящие шорты, там же, в этом курортном городке, сразу же. Но для этого надо было признать сам факт того, что в данной экспедиции у них, у Алика конкретно, что-то пошло не так. А с этим были явный напряг. Мысль на этом пункте стопорила и мозг зависал как компьютер.

И теперь слова отца его так расстроили, что он даже перестал с ним разговаривать. Ну, кроме минимума, без которого не обойтись, когда вместе управляешься с яхтой.

Но он не ответил отцу на его замечание, так что тот ничего и не заметил. А когда стал обращать внимание на его затянувшуюся хмурость и немногословие, Алик уже отошёл, и сам прервал паузу, удивив его просьбой купить ему что-нибудь "как для девочки", потому что ему самому было бы неудобно.

Только тогда отец понял, что допустил какую-то ошибку и может быть даже не одну. Но разбираться и извиняться было уже поздно. Хотя он имел в виду только то, что у Алана достаточно оснований, чтобы независимо от чьего-либо мнения поступать в этом вопросе так, как ему было бы удобнее.

- 29.1 -

В итоге в ближайшем порту отец купил ему матросский костюмчик, для девочки, с юбкой плис. И как ни кривился Алик, он ему вполне подошел, и очень даже прекрасно сидел на нем. И Алик, как ни неприятно ему было в этом сознаваться, чувствовал себя в нем даже лучше, чем в джинсах или даже шортах.

А потом он уже сам присмотрел себе модное такое, узенькое бикини. Он рассчитывал только на бюст, отчего трусики едва не улетели за борт, но передумал и припрятал до поры. Они не годились, чтобы прятать, но может быть потом что-то там придумается, как их использовать.

А пока он купил себе еще и новые шорты, длиннее и намного, с запасом, более свободные, чем дискредитированные прежние. Они были тоже светлые, но не белые, а кремовые, и хотя и из тонкой материи, но плотнее. И без всяких там пляжных каверз. Он проверил потом, на яхте, окунувшись в них в океан, с кокпита, с кормового трапа. Вот так опыт заставляет опасаться даже самых обычных вещей.

Девочки в то время в тех местах как правило не купались в топике и шортах. Уж если топик бикини, то такие же и трусы. Или тогда уж полноценный закрытый купальник. И вообще - кто купается в шортах?

И Алик понимал, что будет выглядеть не совсем обычно, а отчасти даже вызывающе. Все же это было бы в некоторых границах и не слишком привлекло бы внимание. Потому что так редко, но бывает. Встречается. К тому же, они с отцом обычно устраивались на пляже как можно дальше от других.

И на следующий день, второй раз в жизни сойдя на берег девочкой, он с отцом тоже устроился на дальнем отшибе, хотя народу и так было совсем немного. Алик бы в матроске под которой был топик от бикини, и новых шортах, под которыми не было ничего. И сбросив матроску, предстал наконец солнцу в своем девичьем естестве. И сразу приглянулся какому-то парню, одних с ним примерно лет, тут же пристроившимся неподалеку.

Николс был англичанином, Бирмингем. Его семья перебралась в Австралию, когда он себя еще не помнил. Алан чуть не прокололся, когда представлялся, он еще не привык и еле успел проглотить последнюю "н" в своем имени.

Николс был весь такой симпатичный и вежливый, что было как-то неудобно сразу обламывать его. Его попытки подружиться вызывали у Альки некоторый дискомфорт и неудобство из-за того, что их отношения заведомо не имеют перспективы, пусть даже и воображаемой.

В принципе, Алик уже знал кое-что о возможной альтернативе, в общем и целом, но этот вопрос его не заинтересовал, и он никогда не соотносил его с собой, поэтому ничего иного просто не пришло ему в голову.

Ник изображал из себя знатока и рассказывал, где здесь в окрестностях есть лучшие места для подводного плавания, у него, как и у Алика, оказалась с собой маска, выдававшая их общие интересы.

Потом отец позволил им немного понырять вдвоем, - Но не зарываясь! - согласившись остаться на пляже в одиночестве.

И они тут же нарушили этот его завет, проплыв довольно далеко вдоль пляжа от места их расположения, где ровное пустынное песчаное дно, почти без водорослей, не представляло никакого интереса. А там, куда они заплыли, оно было в изобилии изборождено разнообразными неровностями, углублениями, возвышениями и прочими густо заросшими водорослями подводными буераками, среди которых живописно резвились их разноцветные обитатели.

Ник явно был в ударе, со своим энтузиастом настоящего знатока и гида, и Алик постепенно и незаметно стал ощущать свою невольную ведомость и зависимость от него как нечто привлекательное. Наверное, так чувствуют все девочки. Но он никогда не находил в себе ничего девичьего и не хотел быть девочкой. Для себя, по крайней мере, он был мальчиком и только мальчиком, и девичья грудь ему в этом никак не мешала. Он принимал ее лишь как некий неожиданный сам по себе образовавшийся повод для разнообразных возможных игр и розыгрышей, создающий иногда некоторые неудобства.

Теперь же этот непроизвольный сдвиг восприятия позволил ему вдруг понять некоторые особенности поведения девочек, которые по любому поводу легко отыскивают миллион возражений перед тем, как согласиться.

И это так же пугало и привлекало его, как и собственное телосложение.

- 29.2 -

В общем, Николс представлял для него некоторую проблему. Что не мешало относиться к нему дружелюбно и весело проводить с ним время. Пару раз они выходили на берег, чтобы отдохнуть и согреться. А в последнем заплыве, когда под водой места пошли уже и вовсе дикие, и каменистые, на глубине метров пяти, в зелено-голубом мареве среди прозрачно-радужных медуз, Ник, обычно плывший впереди и ниже Алика, поменялся вдруг с ним местами. А потом неожиданно прикоснулся к нему ладонью. Ну, там. Где можно было определить, действительно ли у Алика под шортами нет плавок.

Их тонкая материя, стремясь занять наиболее выгодное для себя положение в турбулентных струях морской воды, рождаемых работой его рук и ног, то матерчатой аурой колыхалась вокруг его тела, то плотно облепляла его, выпукло пропечатывая скрытое под ней. В такие моменты плавки должны были бы отпечататься на них. Но этого не происходило. Что сначала не привлекло внимания Никса, потом удивило и наконец восхитило пронзившей его догадкой. Что Алла-Алик плавает рядом с ним без трусов. Хотя и в шортах. А в те времена это еще не было принято. И это небрежение Аллой-Аликом общепринятой нормой нравилось Нику.

В глазах подростков подобная смелость создает авторитет. Тем более, что как-то раз или два он тоже оставался в одних шортах, ненадолго, чтобы на них не выступил потом белый соляной налет от мокрых плавок, и помнил приятность свободы, и будоражащее возбуждение от переступания черты, которые он испытывал при этом. И эти ассоциации провоцировали его чувственность. Отчего соблазн точеного, гармонично-пропорционального Аликова тела стал для него почти непреодолимым, и он просто не мог удержаться от того, чтобы заявить растопыренной пятерней некие претензии на него. Ник удерживал на нем свою руку целых несколько секунд, пока Алик думал, что это ощущение прикосновения вызвано обтеканием его тела водой. Поняв же, что это нечто другое, он резко развернулся лицом к Нику, грозя кулачком и выпуская пузыри из-под маски, а потом быстро пошел вверх, вслед за пузырями, изящно изогнувшись животом в самой близи от носа Ника. Сопротивлением воды шорты его при этом слезли вниз почти до самой линии волос, едва удерживаясь на последнем рубеже, но предательская выпуклость благополучно потерялась среди складок, сохранивших его тайну.

А когда и Ник всплыл вслед за ним, он снова погрозил ему кулаком, хотя по его виду можно было догадаться, что не очень сердится, а может быть даже и наоборот. Потом они немного отдышались, взбалтывая теплую воду ногами. И тут они поняли, что ныряют уже довольно долго, и забрались далеко от своей стоянки на пляже. И решили, что пора уже возвращаться.

В общем-то, Николс вел себя сдержанно и прилично. Но когда они вдвоем шли к месту, где оставили отца и вещи, он еще пару раз попытался положить свою руку на плечо Алику. Первый раз Алик сбросил её, почти по-девичьи поведя плечом и сделав вид, что не обратил внимания. Но во второй, отстранившись подальше от парня, довольно резко скинул рукой, сказав, уже без всякой улыбки, что этого больше делать не надо.

Чем ближе они подходили к своей стоянке, тем более тревожила Альку мысль о том, что, может быть, пока не поздно, ему все-таки открыться перед Ником, что он не девочка. Не совсем девочка. Потому что ему льстило и нравилось его внимание, как нравился и он сам, и было жаль с ним вот так вот навсегда расставаться. А так, может быть, произошло бы чудо, и Ник не отверг бы его, и они с ним хотя бы могли переписываться, а иногда даже, возможно, и встречаться.

Но когда они совсем пришли, отец, полагая, что таким образом выручает Альку, сказал, что им обоим давно пора в город, за каким-то там выдуманным делом. И наконец они расстались с Николсом, причем Алан еще успел пообещать ему, что обязательно придет на это же место не далее, как сегодня вечером, что тоже было заведомым враньем.

И Алька наконец освободился от нежданного поклонника своих девичьих достоинств, приобретя взамен чувство легкого стыда от невольного обмана и даже предательства, и некоторое сожаление от расставания.

А на следующий день, уже километрах в ста от этого места, в другом, но очень похожем курортном городке, на точно таком же пляже, Алик снова был в своей футболке, а под шортами у него были трусики-бикини. Однако поплавав немного в таком виде, он, подумав, махнул все-таки рукой, и сбросил и футболку, и шорты, оставшись в бикини. И с тех пор чаще всего так и купался, в бикини. В девчачьем. Невзирая. Ну, разумеется, только когда они ходили в походы на яхте вдвоем с отцом.

- 30 -

Самым жутким кошмаром была история второй (ну, или третьей, по другому счету) колонизации Острова маленьких негодяев. Она закончилась настоящей истребительной гражданской войной, когда первоначальный лидер вскрылся в своих садомазохистских комплексах, а альтернативный оказался слишком слаб, чтобы не то, чтобы победить, но хотя бы противостоять.

Здесь важно, что "наблюдатели" в действительности как правило, не были таковыми. Было бы практически невозможно установить реал-тайм-контроль многочисленных видеопотоков от дистанционных камер наблюдения, стационарных, либо установленных на дронах. Штатный состав подобного ситуационного центра превышал бы любые мыслимые масштабы. На самом деле организация, полигоном которой числился Остров, была небольшая, со скромными штатами, в основном исследовательской направленности. И эти исследователи изучали поставляемый камерами наблюдательный материал лишь очень выборочно, обычно после предобработки различными интеллектуальными автоматическими системами, осуществляющими фильтрацию и сортировку фрагментов записей в соответствии с задаваемыми признаками и алгоритмами. Естественно, основной интерес сотрудников этой лаборатории задавался темами их диссертационных работ и исследовательских проектов, в которых они участвовали.

Так что эта война развертывалась отнюдь не под внимательным взором некоего всевидящего Ока. Тем более что подростки во всех колонизациях довольно быстро вскрывали сам факт наблюдения и вырабатывали некоторые навыки противодействия. Не то, чтобы реально эффективные, но все же затрудняющие выявление автоматическими системами острых вариантов поведения, к которым автоматы привлекли бы внимание дежурных по системе.

Король Острова (или Царёк, как его тоже называли в своих протоколах наблюдатели) во втором заселении был, разумеется, одним из самых сильных подростков, но он "сделал карьеру", когда организовал огороды, на которых колонисты могли получать более или менее гарантированное питание.

Соответственно, потребовалось и "сельскохозяйственное население", бригада из полутора десятков мальчишек была прикреплена к этому виду деятельности. И тогда Король стал требовать от них дисциплины, открывая в себе кое-какие ему самому ранее неизвестные стороны. В целом он оказался вполне талантливым негодяем и садистом.

Реальная продуктивность его огородов была отнюдь не великолепна, и более чем на некоторую добавку к рациону он претендовать не мог. Но оседлав склонности переходного возраста к сексу и романтике, он выделил из своего отряда шесть или семь подростков, которых сделал своими боевиками.

Не то, чтобы он сам садомизировал своих подопечных огородников, но как старший и авторитетный лидер, в роли "отца" либо "старшего брата" ритуально снимал с них сексуальное табу. И он не был бы настоящим лидером, если бы ограничивался этим.

Подобная ситуация сложилась в одной из последующих колонизаций острова. Там - да, пацаны реально дошли до зачатков формирования некоей собственной отдельной культуры, достаточно варварской, но вполне живой, в которой спонтанно образовался, а потом вполне сознательно воспроизводился настоящий обряд посвящения и инициации, ядром которого было содомическое соитие посвящающего с посвящающим.

Но это другой случай. Царёк же быстро сообразил просто провоцировать сексуальную активность своих миньонов, не очень явно подсказывая им путь насилия в отношении остальных колонистов, не исключая даже "своих" огородников.

И тогда, после нескольких не очень удачных случаев, они сами собой сорганизовались в плотную банду, предпочитавшую действовать по ночам и в масках, на которые были безжалостно изорвано несколько дефицитных шорт и рубашек. Не своих, разумеется.

Но повсеместное распространение террора на острове оказалось лишь началом фатального развития событий.

Было лишь два случая, когда число погибших в колонии было сопоставимо с её общей численностью, это первая (или нулевая), спонтанная, с которой все началось, и эта третья колонизации. В обоих случаях погибло примерно по трети колонистов. Но в первом случае это были исключительно естественные причины, в основном болезни, голод и общее неблагополучие вследствие неумения организовать свою жизнь на Острове. Во втором же почти все погибли в результате физического насилия. То есть, просто были убиты.

Весь Остров рассечен почти пополам непроходимым горным хребтом, в котором, в свою очередь, имеется глубокая, на уровне моря расщелина или каньон. Хребет, выходя к морю, раздваивается на два отрога, между которыми, по дну каньона, протекает небольшая речка или даже скорее ручей, подпитываемый горными родниками, часть из которых образует живописные миниатюрные водопады в его истоках

Добраться в долину этого ручья можно лишь со стороны моря, вплавь огибая труднопреодолимые каменные насыпи, глубоко выдающиеся в море. Склоны же каньона вряд ли кому-либо удалось бы одолеть без альпинистского снаряжения и без существенных повреждений от колючих зарослей их покрывающих.

Зато в некоторых местах эти склоны почти вертикальны, и у любого пацана возникает соответствующий его возрасту соблазн что-нибудь бросить с большой высоты в этот каньон.

Первое поселение проявляло уважение к своим мертвецам. Их отвозили в долину по морю и прикапывали, хотя и весьма поверхностно, на берегах ручья. В некотором смысле это действительно было удобное место, и мертвые не напоминают назойливо о себе.

Третье же поселение, тесно подружившееся с масштабным насилием, в один прекрасный день обнаружило вымытые дождями и бурями из неглубоких могил кости на берегу ручья и сделало следующий логический шаг. Своих мертвецов, в особенности же убитых показательно, для запугивания остальных, они демонстративно сбрасывали с одного из наиболее удобных уступов в этот каньон, довершая таким образом физическое его уничтожение моральным. И кладбище в расщелине превратилось в Гекатомбу.