Кухня Бобика превратилась в рабочий кабинет писателя Ламбровского. Аристарх уставился на экран компьютера, где пребывало в абсолютном штиле синее море. Оно успокаивало и настраивало на... лирический лад, а ему нужен был озверин, который воздействует на его нервную систему, как возбуждающее средство.
Он поозирался по сторонам, заметил острый кухонный нож и, недолго думая, легонько ткнул им себе в руку. Выступившая капля крови растекалась по волосатой руке и превращалась в рельефную лужицу...
... В самом начале улицы Чехова стоял величественный дом, построенный в середине прошлого века. Он смотрелся особняком не только среди вылизанных домов для нуворишей, воздвигнутых на месте снесенных хибар, но и среди таких же домов-пенсионеров. Он отличался архитектурной изысканностью и неповторимой интеллигентностью: все в нем было в меру, без излишков модной в те далекие времена лепнины, без громоздких балконов, залепленных режущими глаз разномастными застекленными рамами, тем более, без выставленного на всеобщее обозрение выстиранного белья. Серый, но не мрачный, невысокий по современным меркам, но и не малыш, зажатый великанами. Один брошенный взгляд на этот дом сразу пробуждал в душе зависть к его жителям. За широкими дверями начиналась совсем другая жизнь, со своими законами, которые неукоснительно соблюдались. Жильцы были закрыты друг от друга, ограничивались лишь приветствием и расходились по своим делам. Каждый плыл по течению дальше... Но была в доме "белая ворона", которая не подчинялась негласно установленным порядкам - вездесущая консьержка Валентина, сидящая в аквариуме у входа. Она знала всех и вся. Кто, куда, почему и зачем, и пыталась поделиться информацией с проплывающими жильцами. Некоторые замедляли ход и улавливали кое - что из сказанного...
Так жители дома узнали, что в двенадцатой квартире кровожадная теща поедом ест тихоню-зятя. Особо впечатлительные представляли даму людоедом, и старались прошмыгнуть мимо указанной квартиры. Другие прикладывали ухо к двери, пытаясь уловить чавканье. Но напрасно: дом отличался повышенной звукоизоляцией. Словоохотливая консьержка продолжала бросать реплики по поводу неблагополучной квартиры. Пошла цепная реакция, которая внесла перемены в установленные десятилетиями законы. Жители не просто здоровались с зятем, но и старались поддержать его: женщины слезно говорили ему вслед: "Бедный мальчик!" И прикладывали к глазам батистовые платочки, забывая при этом, что возраст мальчика перевалил на четвертый десяток. Мужчины сочувственно похлопывали по плечу и призывали держаться. Все боялись одного - скандал в семействе закончится разменом и в их дом, в двенадцатую квартиру, въедет ЧУЖОЙ человек, который не будет уважать законы и правила этого дома. Теперь жители задерживались у аквариума консьержки, чему та была искренне рада, и обсуждали последние новости о военных действиях, происходящих в неблагополучной квартире. Было принято решение выбрать делегатов для урегулирования конфликта. Правда, желающих не нашлось. Все кивали друг на друга и приводили веские самоотводы. Процесс затянулся и неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не капель... Да - да, обычная весенняя капель.
Начало весеннего периода вносило проблемы в устоявшийся быт граждан шестиэтажного дома на улице Чехова. Правый угол дома непонятным образом служил местом сбора тающих вод. Может, дом покосился на одну сторону ввиду почтенного возраста, или водосток наклонился, но каждый раз главный по дому Сергей Львович напоминал своему помощнику Владимиру Викторовичу, что надо напомнить дяде Коле и дяде Ване, чтобы они полезли на крышу и сбили образовавшуюся в результате таяния снега огромную сосульку. В этом году Сергей Львович отбыл на симпозиум во Францию, так как управление домом он совмещал с руководством каким - то научным институтом. Поэтому никто не напомнил Владимиру Викторовичу и так далее по цепочке.
В один из первых дней марта жительница двенадцатой квартиры - Елена Федоровна - отправилась за покупками. Солнце по- весеннему слепило глаза, под ногами хлюпала вода, сосулька успела достичь гигантских размеров. Женщина обозрела едва пробуждающуюся природу, вдохнула полной грудью и уверенно зашагала, лавируя между глубоких луж.
Стечение обстоятельств или судьба?
Как только Елена Федоровна приблизилась к правому углу дома, сосулька рухнула вниз.
В это время любопытная консьержка вышла на улицу и увидела лежащую в талых водах женщину. Она заметалась, не соображая, как поступить: бежать к пострадавшей или сначала вызвать неотложку? Победило первое. Когда консьержка приблизилась к Елене Федоровне, та резко открыла глаза, как панночка в гоголевском "Вие", поводила глазами, как на приеме у невропатолога, затем сосредоточилась на подоспевшей помощи в виде консьержки.
- Вы кто? - поинтересовалась жительница двенадцатой квартиры, распластавшись в холодной жиже.
- Я... Валентина, почитай двадцать пять лет несу службу по охране дома! - бойко доложилась она.
- Валентина, - повторила пострадавшая. - Нет, не помню. Я Вас первый раз вижу.
- Но как же, - продолжала настаивать та, - я за стеклом сижу, а Вы со мной каждый день здороваетесь.
- Я с Вами? - удивилась женщина, будто приветствие было чем - то из ряда вон выходящим: не в ее правилах здороваться с незнакомыми женщинами с длинным носом и крючковатыми руками.
- Со мной, - кивнула консьержка.
Диалог двух особ, находящихся в неравном положении со стороны вызывал недоумение: одна дама возлежала в талой воде в смеси со снегом и чувствовала себя комфортно, а другая, согнувшись, что - то доказывала и нервно потирала спину кулаком, намекая на явное неудобство. Наконец, лежащая дама решила сменить позу и с трудом села. Консьержка принялась тащить ее за руку, помогая принять вертикальное положение.
- Что у Вас болит? - с заботой в голосе спросила Валя, поддерживая пострадавшую под локоток.
- В голове шумит, - доложила Елена Федоровна, прислушавшись к себе. - И уши заложило, как в самолете при наборе высоты.
Консьержка с умным видом закусила губу, выдавая работу мысли, что не заняло слишком много времени, и поставила диагноз.
- Сотрясение мозгов!
- Мозга, - на автомате поправила женщина и приложилась рукой к голове, вернее к мохнатой шапке, которая спасла ее от неминуемой гибели от копья- льдины. - И куда мне теперь идти? - задалась она вопросом, оглядываясь по сторонам.
- В больницу! - подсказала Валентина. - Надо сделать рентген.
- Нет, я хочу домой! - твердо заявила пострадавшая.
- Пойдемте, я Вас провожу, - услужливо предложила консьержка, не желая настаивать на госпитализации.
- А Вы знаете, где я живу? - дама с удивленным восхищением уставилась на помощницу, словно та была ясновидящей.
- В... в двенадцатой квартире, - пробормотала Валя, испытывая сомнения в своих знаниях. Потом кивнула в сторону серого здания, возле которого они стояли, и более уверенно сказала, - в этом доме.
- Великолепно, - порадовалась Елена Федоровна, - такой хороший дом. Мне повезло.
- Хороший, - согласилась "ясновидящая". - Вы мне рассказывали, что родились в нем. - В голосе чувствовалось напряжение. - И Вам, действительно, повезло, что сосулька пролетела по касательной к вашей голове.
- Я здесь родилась! - радость переполнила женщину, оттеснив сообщение о касательном полете ледяного убийцы. - А сколько мне лет и как меня зовут?
- Ну, Вам лет... - консьержка замялась, не решив пока, называть истинный возраст или приуменьшить, чтобы не убивать правдой. - Немного... А зовут Вас Еленой Федоровной.
- У меня семья есть? Или я живу одна? - последний вопрос женщина произнесла с испугом.
- Есть! - с радостью в голосе поделилась знаниями Валя, будто семейное положение жительницы двенадцатой квартиры касалось ее лично. - У вас дочь, внук и замечательный зять! - Она попыталась сосредоточить внимание Елены Федоровны на зяте.
- Замечательный зять, - поддалась та на провокацию. - У нас были... хорошие отношения?
- Прекрасные! - с чувством заключила Валентина. - Такие отношения бывают только у матери с единственным сыном!
- Тогда почему при слове "зять" у меня начинают чесаться руки?
- Это у вас повышен уровень сахара в крови, - выдала свою версию всезнающая консьержка.
- У меня... сахарный диабет? - забилась в истерике женщина, несколько минут назад избежавшая смерти.
- Нет, что Вы, - попыталась успокоить ее Валя, - иногда на нервной почве подскакивает сахар, но быстро возвращается к норме. Если... взять себя в руки.
- Я готова!
- Что?
- Готова взять себя в руки!
- И это правильно, - поддержала начинание Валентина голосом последнего Генсека. Потом перешла на сюсюканье. - Сейчас мы пойдем домой, ляжем в кроватку, и будем отдыхать. А, может, все же вызвать неотложку, пусть голову просветят? - Она подняла голову, оценив остатки сосульки, - ну, надо же! И как она Вас не проткнула насквозь?! - По - доброму удивилась она.
Елена Федоровна не прислушивалась к монологу женщины. Она думала о своем: надо ли ворошить прошлое и пытаться вернуть память? Что - то подсказывало, что в прошлой жизни было не все гладко. Теперь ей представилась уникальная возможность начать жизнь с чистого листа. Вероятно, раньше были и счастливые моменты, но их можно принести в жертву. Постепенно жизнь расставит все по своим местам. Она разберется, кто друг, кто враг, но заново, согласно возрастной мудрости. Принятое решение порадовало Елену Федоровну и успокоило...
Вот так замерзшая снежная слеза одним ударом по голове вернула мир в дом Елены Федоровны...
- Переписывать не буду! - сразу заявил Аристарх, протягивая распечатанный рассказ другу.
Тот углубился в чтение.
- Басня в прозе, - вздохнул Евлампий после прочтения. - Или поучительная история о том, как можно изменить отношение к человеку с помощью амнезии. Все описано досконально, даже мораль в конце повествования не забыта... Крылов, блин...
- Скорее Лессинг, - подсказал Ламбровский, - он тоже писал басни в прозе...
- Один черт, - простонал Бобик. - Но где здесь детектив?
- Могу предположить, что сосулька упала неслучайно, - с вызовом произнес Арик. - Кто-то притаился на крыше и выжидал, когда дама из двенадцатой квартиры выйдет из подъезда.
- И этот кто - то - зять Елены Федоровны, с которым у нее были сложные отношения! - с грустью в голосе догадался приятель.
- Что тебя не устраивает?
- Кандидатура убийцы ясна, как божий день.
- Я с тобой не согласен, - покачал головой Аристарх. - За свою долгую жизнь Елена Федоровна могла нажить себе немало врагов. У кого злопамять лучше, тот и убийца.
- Огласите весь список "доброжелателей"! - заплетающимся языком попросил Евлампий, подражая персонажу из старой комедии.
- Об этом пусть подумают члены детективного клуба и предложат свои версии! Особо интересные выводы редактор опубликует в газете и...
- И тогда их прочтет убийца, возьмет на вооружение, а последний день зимы уже к тому времени пройдет. Придется ждать следующего года! - со злостью высказался Бобик, будто по вине Ламбровского срывалось важное мероприятие.
- У нас в запасе есть пара недель, - попытался оправдаться Аристарх.
- Давай, дуй к редактору, не теряй драгоценное время.
Редактор тоже засомневался в соответствии рассказа детективному жанру, но Ламбровский привел те же доводы, что и Евлампию, и Синявский взял рассказ в печать.
- А ведь в этом что-то есть! - восхитился он, бегая по кабинету со скоростью болида Формулы1. Автор испугался, что прибавив газ, редактор может оторваться от земли, вернее от пола и приготовился ловить его за полы пиджака.
- Только рассказ должен быть напечатан в ближайшую среду! - настороженно-приказным тоном произнес Аристарх, намекая на неприятие отказа.
- Уверяю вас, я сам заинтересован в этом, - успокоил его Максим Юльевич...
Поздним вечером последнего зимнего дня возле шестиэтажного дома на улице Чехова остановился шикарный авто, из него вышел крепкий мужчина, быстро преодолел расстояние до пассажирской двери, услужливо распахнул ее и протянул руку даме. Из салона вышла белокурая фея в длинной шубе и придерживаемая под руку своим кавалером была сопровождена до подъезда. Пара простилась долгим поцелуем, девушка, махнув рукой, удалилась, а мужчина решил покурить, прежде чем вернуться в свой автомобиль. Он полюбовался звездным небом, потом перевел взгляд на грешную землю. Днем под ногами чавкало и брызгало, а теперь кашица превратилась в бугристый лед. Мужчина весь день провел в офисе, а затем в теплом салоне, и теперь ему захотелось соединиться с природой. Он наслаждался легким морозцем, предчувствием скорой весны, тишиной и безлюдьем. Вокруг никого не было, ни единой души! Будто он стал первым жителем планеты Земля. Мужчина осмотрелся и заметил на углу дома что-то темное, будто бросили ворох ненужного хлама. Владелец приличного авто заинтересовался. В другое время он бы сел в машину и умчался: у него было столько своих проблем, что проявлять любопытство к окружающей действительности, не затрагивающей лично его или его бизнес, не было ни сил, ни желания. Сейчас он изменил своим привычкам и двинулся к углу дома. Чем ближе он подходил, тем отчетливей проявлялись контуры лежащего на земле тела.
Это был еще молодой мужчина, достаточно упитанный, в приличном пальто. Сначала подошедшему показалось, что тот не рассчитал силы на увеселительном мероприятии, но после он пригляделся и понял: человек мертв... Вокруг его головы бугристый лед успел окраситься в красный цвет. Рядом лежало орудие преступление - железный лом для колки льда - незаменимый помощник дворника в зимнее время.
- Против лома нет приема, - пролепетал мужчина, вытаскивая из кармана мобильный телефон...
Весть об убийстве Виталия Аленкина разлетелась по театру со скоростью тети Зины, именно, она была поставщиком информации всей театральной общественности.
- Вот тебе и амнезия, - обалдел от новости Бобик и опустился на свое место. Рядом замер Ламбровский, ожидая от приятеля слов успокоения, но тот уставился на пустое место трубача и молчал.
- Евлаша, - заискивающе начал Арик, - я не хотел...
- Ясный пень... Но убийство Виталика все же случилось, - тоном полицейского, задержавшего автора детективов на месте преступления заметил Евлампий.
- Все, я иду сдаваться! - решительно заявил Аристарх.
- Снова - здорова! И что ты там расскажешь?
- Как все было...
- Ты... странно выражаешься. - покосился на него Бобик. - Если бы мы не были сиамскими близнецами, я бы подумал, что ты сам претворяешь в жизнь свои рассказы, причем все проделываешь шиворот - навыворот, чтобы избежать наказания.
От такого заявления Ламбровский поежился.
- Это не я, - испуганно замотал он головой и обхватил себя руками за плечи.
- Расслабься! Глядя на тебя, любой поймет - на убийство ты не способен! - снизошел он до успокоения расстроенного друга, хотя, в голове засела упрямая мысль иного содержания: во-первых, внешность бывает обманчивой, а во-вторых, сам Евлампий не страдает бессонницей, разбудить его порой нелегко, даже методом встряски. А уж если в пищу подсыпать снотворное, то, вообще, пали из охотничьего ружья, он нипочем не проснется. Где вероятность, что приятель не покидал квартиру? И почему решил поселиться у него? О ссоре с родителями, Бобик знает от самого Аристарха. Но можно предположить, что ссоры не было, а явился он на постой к другу с далеко идущими намерениями: чтобы обеспечить себе алиби во время очередного убийства, совершенного по подсказке, почерпанной из рассказа.
- Спасибо за понимание, - между тем вздохнул горе - писатель, который не умел читать мысли. - Но что же делать?
- Думать! - высказал "неординарную" мысль Евлампий. - Не знаю, прислушаешься ли ты к моему мнению, но мне кажется...
- Не тяни кота за хвост! - поторопил друг.
- Не знаю, примешь ли ты во внимание...
- Евламп! Я тебя сейчас... укушу!
- Для начала надо пойти к редактору и все рассказать! - выдал Бобик, наконец, набравшись смелости.
- А вдруг... это он творит беспредел? - перешел на трагический шепот Аристарх. - Ему легче всего... проделывать такие фокусы. Он первый читатель, пока готовится верстка номера, он уже продумывает, как все переиначить - совершить преступление по моему рассказу, но шиворот - навыворот. Вспомни, это Максим Синявский предложил мне перейти от лирики к написанию детективов. Может он маньяк без воображения? Ему не хватает изобретательности, он хватается за чужую идею и быстро ее дорабатывает. Или его таланта не хватает и на доработку, недаром он образовал "Детективный клуб".
- Но он придумал этот клуб с другой целью: каждый желающий может выступить в роли частного детектива, который распутает описанное преступление.
- В последнем рассказе преступления не было. Случай с сосулькой можно рассматриваться двояко, по собственному желанию.
- А ты не подумал, что эти злодеяния творит не один человек? - вдруг предположил Евлампий. - В первом случае это маньяк, орудующий в парке поздним вечером, во втором - горничная или кухарка, а в третьем - теща. Но их объединяет одно - они читают газету "Пламя".
- Я так не думаю, - уверенно заявил Ламбровский. - Но начать нужно с редактора. Я пойду к нему, все расскажу и посмотрю на его реакцию.
- Неужели ты думаешь, что он начнет моментально каяться в своих грехах?
- Не знаю, но выдать себя может...
По дороге в редакцию газеты Ламбровский снова вернулся к личным переживаниям. Родители так и не звонили и не звали вернуться. Но обида перестала жечь внутренности, она напоминала о себе ноющей болью в груди. Наверное, там находится душа, - решил Аристарх, прикладывая руку к больному месту. Разрыв с родителями сделал его рассудительным. Раньше он совершал поступок и косился на мать с отцом, ожидая их реакции. Теперь он прежде думал, а потом действовал. Еще Аристарх стал проницательным и наблюдательным. Вон, как ловко раскусил Аленкина. Задумал Виталик каверзу и сам за это поплатился... Снова он перекладывает вину со своих плеч на другие. Надо искоренить в себе это!.. А если он когда - то жениться и заведет детей (глупое слово "заведет"), то никогда не будет властвовать над ними, даст им полную свободу, предварительно объяснив, что такое хорошо и что такое плохо, не забывая личным примером подтверждать сказанное...
По пути в кабинет Синявского Аристарх заглянул к Олесе Бондарь. Девушка обрадовалась, засуетилась, выставила на стол чашки, печенье... Наблюдательный Ламбровский заметил оживленную суетливость, встревожено - радостный взгляд и случайные прикосновения, результатом которых были пунцовые щеки и едва уловимые вздохи.
Догадка его удивила, но не раздосадовала. Ему нравилось смущение и воздержанность в выражении чувств. Девушка не шла напролом, как Кашкина, она тихо любила, надеялась и ждала.
Неужели? Неужели она могла полюбить неуверенного в себе человека? - мысленно вопрошал Ламбровский, исподтишка поглядывая на девушку. - Полюбить неприкаянного человека, которого бросает из стороны в сторону, как легкий катерок во время шторма? Ладно бы он бросался и метался без последствий, а так... Что ни рассказ, то убийство. - Он незаметно покосился на Олесю, которая разливала по чашкам чай. - Если она сию минуту спросит, почему у меня такой расстроенный вид, то я в своих наблюдениях не ошибся.
Олеся села напротив Ламбровского, обхватила чашку двумя руками, пытаясь их согреть, внимательно посмотрела на писателя и сказала.
- Ты сегодня сам не свой... У тебя что - то случилось?
Аристарх поперхнулся печеньем. Фраза прозвучала иначе, но это дела не меняет, главное - она прочувствовала его! Догадалась о его внутреннем состоянии!
Он не удержался и рассказал о проблемах, которые мучили его.
Бондарь долго молчала, а потом сказала.
- Эти преступления совершает человек, который затаил на тебя обиду и решил таким образом свести с тобой счеты. Он нашел такой своеобразный способ мести.
- Но у меня нет врагов!
- Ты в этом уверен?
Ламбровский задумался. Он вспомнил обиды Евлампия на Кривошеева. Бобик таил в себе обиду много лет, припрятал в подвальчик памяти, а в нужный момент вытащил наружу. Может, в детстве Аристарх унизил кого-то? Или непреднамеренно обидел? Но что он мог сделать?..
Олеся вырвала его из воспоминаний.
- Ты принес новый рассказ?
- Нет, я пришел поговорить с Синявским.
- По поводу странных совпадений? - напряженным голосом спросила девушка, испугавшись, что писатель откажется от сотрудничества с издательством и больше сюда не придет.
- Я обязан предупредить его о последствиях, - уверенно произнес Ламбровский...
Разговор с редактором ничего нового не дал. Аристарх поделился сомнениями. Синявский удивился, но не более. Ни испуга на лице, ни тремора рук, ни дрожащего голоса - ничего этого не было, как не было ожидаемых признаний. Редактор предался недолгим размышлениям, а потом стал настаивать на продолжении сотрудничества, чем озадачил Ламбровского.
Теперь я запутался окончательно, - мысленно рассуждал Аристарх на обратном пути. - В Синявском я так и не разобрался. Если он и убийца, то расчетливый убийца с железными нервами. Любой нормальный человек испугался, услышав мои откровения, и попросил прекратить опыты, а он... Нет, я должен что - то предпринять и вывести убийцу на чистую воду...
Глава 2.
Ва - банк или неоправданный риск
Я имею право на свои сомненья,
Я имею право на чужое мненье,
Я имею право на игру ва-банк!
Почему я делаю все совсем не так?
/ Е. Кудряшова /
2005год...
Ксения Анатольевна Белкина слыла в своем НИИ карантина растений знающим специалистом. Уже в двадцать пять лет она стала кандидатом биологических наук, защитив диссертацию по австралийским желобчатым червецам или, проще говоря, ицериям. Эти насекомые, действительно, родились в Австралии, но к нам были завезены из Палестины в далеком 1927году. Ксюша с детства любила ухаживать за растениями и очень переживала, когда они гибли от паразитов. Поэтому дала себе слово, что будет бороться с ними всю жизнь. Уже в университете она сосредоточилась на ицериях - опасном вредителе цитрусовых. Эти пятимиллиметровые существа овальной формы красно- коричневого цвета таскали с собой белый мешок длинной двадцать пять миллиметров, или по - научному овисак, в котором откладывали до двух тысяч яиц. Ицерии облепляли растения и пили из них сок. Ксения решила бороться с такой несправедливостью. Она углубилась в изучение методов борьбы с вредителями. Темой ее диссертации стала биологическая борьба с ицериями, а, именно, борьба с помощью родолии. Это такой вид божьей коровки, который нападает на самок с мешками - овисаками и быстро с ними расправляется.
Уже пять лет Белкина носила ученую степень кандидата наук и не уставала бороться с вредителями. Ицерий она выбрала недаром. Ксюша обожала море, а эти австралийские червецы предпочитали цитрусы, инжир, гранат, в общем, все те фрукты, которые произрастали в Абхазии, Аджарии и Краснодарском Крае. Уже в мае личинки ицерий начинали пробуждаться от зимней спячки, и научный сотрудник института карантина растений выезжала на поля битвы с вредителями, проверяя на практике новые методы. Про родолий Ксения давно забыла, перейдя на инсектициды. Она увлеклась новым направлением: сосредоточилась на самом растении, как на источнике отравления ицерий. Инсектициды поглощаются корнями и листьями, перемещаются по сосудистой системе и делают растение ядовитым для паразитирующих насекомых. Вот такой умницей-разумницей была Ксения Белкина - кандидат биологических наук. Но неординарный ум девушки отпугивал мужчин, несмотря на ее внешнюю привлекательность.
Первый раз она вышла замуж на четвертом курсе за своего однокурсника Вельветова. Ей так понравилась фамилия воздыхателя и его поклонение, что она, не раздумывая, согласилась на предложение руки и сердца. Но в последний момент решила не менять девичью фамилию. Внутреннее чутье подсказало этого не делать, а Ксения привыкла ему доверять. Через полгода пара рассталась. Жене не нравилась чрезмерная ревность супруга. Ладно бы к мужчинам, а то к паразитам-насекомым. Ксения все взвесила и выбрала паразитов.
После окончания университета она устроилась на работу в НИИ, лелея мечту о кандидатской степени. Про замужество она решила на время забыть. В лаборатории, куда взяли молодого специалиста, работали в основном женщины разных возрастов, но руководил ими мужчина - Матвей Михайлович Иволгин, настоящий ученый и фанат своего дела. Словосочетание "настоящий ученый", по мнению Ксении, подразумевало рассеянность, небрежность во внешнем облике, но не в работе, в которой должна прослеживаться самоотверженность, выражающаяся в круглосуточном посвящении себя науке. Рабство науке, и в этом нет сомнений, понятно близким людям, которые обязаны посвятить себя этому необыкновенному человеку, раствориться в нем. Девушка не заметила, как влюбилась в фанатичного руководителя. Может, не в самого Иволгина, а в его интерес к ней. Ранее таких отклонений от служения науке за ним никто не замечал. Все дамы удивлялись поведению начальника, который относился к женщинам, как к бесполым существам. При появлении новой сотрудницы руководитель стал приглаживать свои непослушные волосы, носить галстук, пусть и старомодный, приглашать ее на обед в институтское кафе, возомнил себя джентльменом и сам расплачивался за совместный обед. И это был прогресс, граничащий с недостойным поведением доктора наук. А однажды явился в лабораторию в отглаженных брюках и новом вызывающего вида молодежном свитере, а стоптанные башмаки сменил на модные туфли, которые не переставали блестеть по мере недельной носки.
Лабораторные грымзы были в шоке.
К вспыхнувшей любви начальника к младшему научному сотруднику добавилась общность взглядов. В итоге Ксения согласилась на посвящение и растворение себя в гениальном ученом, позабыв о своих желаниях и амбициях. Но ненадолго. Уже через год они расстались. Белкиной наскучило слушать идеи мужа, которые рождались со скоростью сапсана - самой быстрой птицы на земле. Сначала ей это нравилось, она ловила каждое слово с открытым ртом, пытаясь запомнить все умные мысли, чтобы на следующий день приступить к поискам подтверждений этой гипотезы. Но на следующий день потребность в поисках отпадала, муж ставил перед женой и сотрудницами другие задачи, увлекая их новой теорией. Однако всему приходит конец. Сначала Белкина закрыла рот, затем перестала делать вид, что ловит каждое умное слово, а после открыла рот для того, чтобы произнести:
- Я от тебя ухожу!
Собрала пожитки и покинула Иволгина. Ушла не только из его квартиры, но и из его лаборатории.
Вернувшись в родной дом, и переселившись с пятого на третий этаж того же НИИ, она с головой ушла в написании диссертации...
В тридцати годам Ксения Белкина поняла, что наука в жизни женщины не главное. Ей захотелось быть счастливой. Так захотелось, просто ужас! Она провела визуальную ревизию научных мужей и сделала определенные выводы: будущий муж должен быть из другой сферы.
Ее мать осталась вдовой, когда дочь пошла в школу. Это была вторая потеря в их семье. О первой они старались не вспоминать. Когда Ксения поступила в университет, женщина посчитала свою миссию выполненной и выскочила замуж на жителя Австрии. Дочь часто бывала в гостях у матери и ее нового мужа, они каждый раз уговаривали бросить все и переехать к ним. Раньше Белкина не представляла, как можно поменять зеленый рай у моря, где она проводила по полгода, и родной город, где она жила и работала остальное время, на холодную Австрию. Теперь эта мысль засела у нее в голове.
Вот мама вышла замуж за австрийца и нисколечко не жалеет! И вполне счастлива! - мысленно уговаривала она себя.
Однажды Белкина не выдержала и намекнула матери в телефонном разговоре, что согласна пожить у них не месяц, а несколько дольше. Та намек поняла и стала подыскивать жениха для дочери...
В голове играла скрипка, фальшиво и противно. Аристарх перевернулся на другой бок, а она продолжала играть. Он открыл глаза и посмотрел на часы. Стрелки были готовы соединиться, устремив копья вверх.
- Ничего себе! - воскликнул он, и тут до него дошло, что звонят в дверь. Арик взглянул на Евлампия, мирно посапывающего на раскладушке. Тот на звуки не реагировал, лишь высунутая из одеяла нога странно подергивалась, как у умирающего таракана.
Ламбровский, нехотя, пошел открывать, набросив на себя халат Бобика, который больше напоминал удлиненный пиджак.
На пороге стояла красивая девушка с длинными каштановыми волосами и шоколадными глазами. Ее взгляд уткнулся в грудь Аристарха: она ожидала увидеть низкорослого Евлампия и сосредоточилась на определенном уровне. Оценив редкую растительность на неприкрытой груди незнакомца, она переметнулась чуть выше, и недоуменно уставилась на него.
- Вы кто?
- А Вы? - заинтересовался Арик.
- Я... соседка Лампика, - заявила она с неким удивлением, будто мужчина обязан был знать об этом, при этом указала пальцем в пол, что означало: она живет на втором этаже.
- Кого? - не понял он, стараясь запихнуть себя в халатик.
- Евлампия Бобика!
- Понятно, а я его друг - Ламбровский Аристарх.
- И тоже скрипач? - она произнесла это с таким уничижением, что молодой человек догадался - подобный вид деятельности не вызывает у нее уважения.
- Скрипач, - покаялся Арик и задумчиво свел брови, будто сам удивлялся, как его занесло в клан скрипачей. Но лицо быстро разгладилось, когда он вспомнил о своем увлечении. - А еще я... немного писатель.
- А что Вы делаете у Лампика, немного писатель? - с иронией в голосе спросила девушка.
- Живу...
- Один или с ним?
- Я не понимаю, какой вы вкладываете смысл... Я просто временно проживаю на его территории...
- Понятно, - скривила губы "соседка Лампика", растолковав по - своему заявление Ламбровского.
Аристарха мало заботило чужое мнение, но не сегодня. Ему захотелось все объяснить гостье, но она протиснулась мимо него, и внедрилась в квартиру Бобика. Хозяин заспанными глазами взирал на девушку. Та оценила два спальных местах и заметно повеселела.
- Лампик, хватит дрыхнуть, уже полдень! - громко сказала она и распахнула портьеры на окнах. В комнату сразу вошла осень - серая, туманная, мокрая.
- Ксюша, ты давно вернулась? - зевая, поинтересовался Евлампий, опуская приветствие.
- Уже две недели.
- Почему не заходила? - без особого интереса спросил он, не переставая давиться зевотой.
- Времени не было, - она покосилась на Аристарха, - я вас никогда не видела у Лампика.
- Ну, ты даешь! Арик у меня уже два года обитает! А вы уже познакомились?
- Меня зовут Ксения Белкина! - она улыбнулась и первой протянула руку.
- Аристарх Ламбровский! - сказал он и оторвался от халата, выставив на всеобщее обозрение нижнее белье. - Вы такой... - начала она, но дать определение молодому человеку не успела - ее опередил хозяин, решивший защитить ранимого приятеля.
- Хороший! - подсказал Евлампий.
- Нескладный, - не сдалась Белкина. Подобное определение не обидело Аристарха.
- Все гениальные люди немного... не в себе, - высказал собственную мысль Бобик, намекая на скрытые таланты Аристарха.
- Твой друг известный скрипач? - гостья обращалась к соседу, игнорируя гения, но не переставала коситься в его сторону.
Ламбровский чувствовал себя неуютно в этом кургузом халате рядом с Ксенией, на которой отлично сидела серая юбка - футляр длинной до колена и обтягивающая грудь красно - бордовая водолазка под горло. Легкий макияж освежал лицо. Она походила на розу, расцветшую на поле с сорняками.
Аристарх метнул взгляд на правую руку девушки и облегченно вздохнул, не заметив на безымянном пальце обручального кольца. Из головы вылетели прогулки с Олесей Бондарь, поцелуи при расставании, поглаживание тонкого запястья в темном зале кинотеатра, приглашение на концерты в их театр... Все было забыто... Он не слышал о чем говорит Ксения, лишь ловил ее скользящий взгляд, наслаждался ее милой улыбкой, мечтал о ее губах, тронутый перламутровой помадой, любовался жестикуляцией, которой она сопровождала свою речь. Когда девушка заводила руку под волосы, медленно вела ею, а потом резко высвобождала кисть из копны каштановых волос, у него перехватывало дыхание.
- Арик, вот это новость! - зычным голосом протрубил всегда тонкоголосый Евлампий.
Ламбровский догадался, что обращение адресовано ему, с большой неохотой оторвался от захватывающего зрелища, и с глупым видом человека, случайно вовлеченного в чужой разговор, уставился на друга. Бобик понял, что товарищ не "але", и попытался сгладить возникшую неловкость, разъяснив ситуацию. - Ксюша уезжает в Австрию и...
- Надолго? - прервал его Аристарх, которого мало интересовали цели поездки. Главное - девушка сейчас прихватит чемодан и уедет в другую страну.
- Как получиться... Может навсегда.
Ламбровский понял, что сейчас совершит что-то ужасное. Может, начнет признаваться в любви с первого взгляда. Или упадет без чувств и снова покажет свое нижнее белье. Или еще хуже станет кричать и требовать, чтобы девушка не уезжала в эту противную Австрию!
Как всегда рядом оказался Евлампий Бобик. Он ухватил приятеля за локоть, будто тот был немощным и стал втолковывать, делая паузы между словами, чтобы до него лучше дошло.
- Ксения выходит замуж за австрийца. Ее мать тоже замужем за австрийцем и вполне счастлива.
- А ее бабушка? - заинтересовался Ламбровский, желая проследить личную жизнь Белкиных по женской линии.
- Бабушка? - задумался Евламп и повернулся к Ксении. Та отрицательно покачала головой. - Бабушка прожила всю жизнь в России, - медленно выговорил он, поглаживая друга по руке.
Пока Аристарх переваривал полученную информацию, Бобик снова вернулся к гостье.
- Я же тебе говорил, он гениальный, - пояснил он и постучал указательным пальцем у виска.
Белкина хмыкнула и тихо спросила.
- Это не опасно для окружающих?
- По-всякому бывает, - "успокоил" ее Бобик, но дальнейшие разъяснения опустил, не желал бередить едва зажившую рану друга.
- Она выходит замуж, - печально протянул Ламбровский, изучая собственные голые ступни.
- Не волнуйся, Арик, наша Ксюша уже пару раз была замужем, бог любит троицу! - сказал Евлампий, намекая на третью неудачную попытку замужества.
- Вдруг этот брак будет последним и на всю жизнь? - с детской обидой потребовал он ответа у Евлампия. Тот лишь скинул острые плечики вверх и медленно вернул назад, словно проделывал гимнастическое упражнение.
Только сейчас Аристарх заметил, что эти плечики спрятались под футболку, а худенькие нижние конечности облачились в спортивные штаны. Ламбровский с неудовольствием заметил на себе тот же кургузый халат - аля - легкомысленный пиджак, прихватил одежду, аккуратным комом сложенную на стуле и ретировался в ванную. Переодеваясь, он прислушивался к разговорам в комнате.
- Я не хочу продавать квартиру, - рассуждала Ксения, - вдруг моя семейная жизнь снова не заладится, тогда я смогу вернуться в Россию.
- Я не понимаю, почему женщине с ТАКОЙ внешностью нужно обязательно ехать в Австрию!? Неужели выйти замуж на Родине это большая проблема? Оглянись вокруг и ты увидишь армию приличных молодых людей, достойных кандидата биологических наук.
Несмотря на плохую сообразительность, связанную с новым знакомством, Аристарх догадался: соседка Бобика имеет ученую степень! Догадка привела к унынию. Куда мне до нее, - невесело заключил он, но нить разговора постарался не упустить.
- Тем более, ты не можешь жить без своих цицерин! - продолжал уговаривать дипломатичный Евламп.
- Не цицерин, а ицерий, - поправила его Белкина без энтузиазма. Было понятно, что девушка не приняла окончательного решения и находится на распутье.
- Вот именно! - подхватился Бобик, будто поправка имела существенное значение. - Там, - он кивнул за окно, где должна находиться Австрия, - там этих ице - рий не будет! Там холодно! - Привел он веский аргумент. - И что ты будешь делать? Попытаешься развести смертоносных вредителей, чтобы провести научный эксперимент и узнать, как они лопают австрийские насаждения? Так тебя в два счета отправят домой как разработчика биологического оружия! Это в лучшем случае, а в худшем - посадят за решетку!
- Я не хочу больше заниматься наукой. Буду рожать детей. Мне уже четвертый десяток пошел.
Ламбровскому показалось, что кандидат наук находится на грани рева. Он решился на защиту.
- Евлаша, оставь девушку в покое, - осуждающе - спокойно, но внушительно попросил он, появляясь в комнате.
- Подслушивать нехорошо, - сдавленно произнесла Ксюша, зажимая нос, борясь примитивным образом со слезами.
- Я случайно... - попытался оправдаться Аристарх.
- Вот пример достойного мужчины для брака! - вдруг заявил Евлампий и протянул руку, подражая вождю мирового пролетариата.
Ламбровский при этих словах чуть не грохнулся оземь. Изменения на его лице не остались незамеченными приятелем, которого поразила зеленоватая бледность, как у молодой жабы, и хватающий воздух рот. Было похоже, что "жаба" решила перекусить. Бобик подошел к нему вплотную и внимательно изучил изменения. Лицо из зеленого превратилось в пунцовое, словно"жаба" застыдилась. Рот захлопнулся, как крышка шкатулки. Евлампий не на шутку перепугался и попытался успокоить впечатлительного Арика.
- Никто тебя насильно не тащит в ЗАГС! - сюсюкающим голосом сказал он, заботливо пригладил волосы на голове писателя и повернулся к Белкиной, забывшей про личные душевные терзания. Девушка с интересом наблюдала за "человеком-хамелеоном". - Ксюша, не думай, Аристарх вполне вменяемый, только закоренелый холостяк! Едва заведу речь о женщинах, как он бледнеет, краснеет, зеленеет, может даже в обморок бухнуться. Наверное, аллергия...
- На женщин? - спросила Ксения, решив все выяснить про странную болезнь закоренелого холостяка.
- На красивых. И умных. - задумчиво сказал Евлампий, будто сам сомневался в диагнозе. - Но, слава богу, таких... не очень много, - не к месту добавил он.
- Значит, я умная и красивая, - сделала вывод Белкина и радостно заулыбалась, словно слышала о высокой оценке своих внешних данных и уровне ума впервые.
- Неужели ты в этом сомневалась? - удивился Евлаша, незаметно ущипнув приятеля за руку, чтобы привести его в адекватное состояние. - А раз таких женщин "на вес золота", то я снова утверждаю - тебе не нужно покидать Родину! - В последнее слово он вложил столько грусти, что Ламбровскому захотелось пустить скупую мужскую слезу и трогательным голосом запеть: "С чего начинается Родина, с картинки в твоем букваре"...
- Может, мне уйти? - Ксения проигнорировала очередной призыв, оценивая замершего столбом Ламбровского, который медленно возвращался к людям: громко шмыгнул носом и что-то пробубнил себе под нос. Девушка уловила только "букварь". Она решилась спросить, причем здесь букварь, но писатель ее опередил.
- Я нормально себя чувствую! - звонко произнес он, будто рапортовал перед строем, и неожиданно сделал несколько приседаний, вытянув перед собой руки, подтверждая действиями богатырское здоровье.
Белкиной стало не по себе, она почувствовала себя посетительницей закрытого лечебного учреждения для малоразвитых. Желание покинуть квартиру Бобика в частности и страну в целом возобладало.
- Мне пора, - пролепетала она и стала бочком двигаться по направлению к прихожей.
- Останьтесь, - приказал Аристарх и перешел к игре бицепсами, согнув руки баранками.
Подхихикиванье Евлампия добило ее окончательно, она включила скорость и вылетела на лестничную площадку. Уже там облегченно вздохнула и стала более спокойно спускаться по ступенькам.
Следом за ней просочился Бобик.
- Ксюша, подожди! Чего ты испугалась, я пошутил! И Арик пошутил!
- Шутники... престарелые, - отмахнулась от него Белкина.
- Почему престарелые? - удивился определению Евлампий.
- Потому! - привела веский довод Ксения.
- Ну, не обижайся, вернись к нам, посидим, выпьем кофейку, - просительным тоном завыл он.
- Пожалуйста, - вторила ему голова Ламбровского, показавшаяся в дверном проеме.
- Мальчишки, - вздохнула Белкина и повернула на сто восемьдесят градусов...
Ксюшка уезжает, а пока она не вернется, ты поживешь в ее квартире. - втолковывал Евлампий пряителю. - Денег платить не надо, только за коммунальные услуги.
- Думаешь, она вернется? - опустил все лишнее из его монолога Аристарх.
- Конечно вернется, а то я Белкину не знаю! Там же нет для нее работы, а без работы она закиснет. Пусть съездит в свою Австрию, отдохнет, покатается на лыжах, поругается с новым мужем и вернется.
Ламбровский уловил странные нотки в голосе друга. С уходом Ксении вернулась способность анализировать, наблюдать и понимать окружающих.
- Евлаша, ты... тебе она нравится?
- Нравится, - еле слышно сказал Бобик. Он засуетился, стал убирать со стола посуду и аккуратно складывать ее в раковину.
- Как она к тебе относится?
- По- соседски, - невесело усмехнулся приятель.
- Почему ты ей до сих не признался в своих чувствах?
- А ты? Ты ведь тоже запал на Ксению?
- Я... я с ней только что познакомился, - нашелся Арик.
- Ну, и что! Бывает, люди влюбляются с первого взгляда и сразу делают предложение.
- Я так не могу!
- Тогда не компостируй мозги девушкам, если в твои планы женитьба не входит.
- Кому я компостирую мозги? - не понял Ламбровский.
- Олесе своей!
- Мы с ней... дружим. И все.
- Это ты ей расскажи! Больно смотреть на девушку!
- Почему? - спросил непонятливый Аристарх.
- Ждет, ждет от тебя предложения руки и сердца или, хотя бы, косвенных признаний в любви, а ты ее по кинушкам водишь, как пятнадцатилетнюю девицу, и болтаешь на вольные темы.
- Что в этом плохого? - пожал плечами Ламбровский. - И, вообще, чего ты ко мне пристал!.. Жизни он меня учит! Себя поучи, трус несчастный!
- Я трус!? - взвился Бобик.
Приятель подтверждать не стал.
- Когда уезжает Ксения? - поинтересовался он.
- Скоро! - выплюнул Евлампий.
- Прекрасно! Я с великой радостью перееду в ее квартиру! Надоел ты мне хуже горькой редьки! - Арик подскочил со стула, но с места не сдвинулся.
- Скатертью дорога! Мне надоело спать на раскладушке. - запищал приятель.
- А я тебе предлагал, давай я буду на ней спать! - более миролюбиво сказал Ламбровский.