Об урне с прахом деда Янины Цирельсон Оливия Дмитриевна Михалко вспомнила спустя две недели, когда третий по счету "жених" оказался негодяем. Впрочем, как и два предыдущих. Оливия стала сомневаться в необходимости строительства новой ячейки общества, взяла время на раздумье.
Отпуск незаметно подошел к логическому концу, на последний день она отложила поездку к внучке покойного деда, которая так и не вышла на связь. Сначала Оливия еще пыталась ей дозвониться, потом оставила пустую затею.
Она посчитала, что надо ехать после рабочего дня, тогда есть вероятность застать женщину дома. Телефоны снова молчали. Уже и домашний не отзывался гудками.
Как назло, автомобиль находился в сервисе, пришлось автолюбительнице пересаживаться на общественный транспорт. Прямого маршрута в нужную часть города не было, Оливия добиралась до центрального рынка, попетляла в подземных переходах, после чего взяла с боями нужную маршрутку. Маршрутка забилась под завязку. В ней дурно пахло, Оливию начало мутить. Она спросила у пожилого мужчины интеллигентного вида, когда ей выходить - нужна такая-то улица, такой-то номер дома. Сначала мужчина ее долго пытал-уточнял, причем говорил косноязычно и ужасно "гэкал". Женщина сдерживала бурлящее негодование, терпеливо отвечала, и в итоге получила:
- Не знаю я!
- Так зачем же вы...
Мужчина не дослушал возмущений, просочился к выходу и выпихнулся наружу. Уже на вольном просторе хитро взглянул на пассажирку, которая сидела у окна и продолжала тихо возмущаться, а потом по-детски скорчил рожу.
- Старый дурак, - выпалила Оливия.
Рядом с ней на сидение опустилась женщина за сорок. Женщина внушала доверие, но на это раз Оливия не купилась на внешность, отвернулась к окну, покрепче прижав к себе сумку-футляр с дедушкой, хотя, на сумку никто не покушался. Ключи от сумки - хранителя урны - перекочевали в наружный кармашек сумки Оливии. Она так и не решилась проверить наличие сопутствующих документов. Пока не было необходимости. Передаст сумку с содержимым очередной внучке и забудет о происшествии.
Соседка в маршрутке сама затеяла разговор. Призналась, что слышала, о чем Оливия разговаривала с мужчиной, и сказала, что им ехать еще далеко - она живет в нужном ей доме. Следующую часть пути обе не проронили ни слова. Сначала женщина копалась в мобильном телефоне, потом погрузилась в полудрему, но контролировала себя: на соседку по сидению не заваливалась на поворотах, голову на грудь не роняла, свое имущество придерживала цепкими руками на коленях. Михалко тупо пялилась в окно. Эту часть города она не посещала по риелторской необходимости. Один из нескольких филиалов крупного агентства недвижимости "Вектор П", в котором работала Оливия Дмитриевна, находился в спальном районе, в котором она проживала, этот же район охватывал их филиал - четкое разграничение сфер купли-продажи.
Михалко задумалась, конечно, о сыне, который упорно не замечал поползновений в его сторону заботливой матери. Погрузилась в печальные мысли, очнулась, когда соседка коснулась ее руки.
- Нам выходить.
Маршрутка опустела, женщины без проблем прошли к выходу. Не сговариваясь, Оливия потрусила за отзывчивой теткой, которая чем-то напомнила ее саму. Средних лет. Тучная. Неразговорчивая. Усталая. Одинокая. С добрыми глазами... Тоже устала от одиночества. Тоже не хочет упустить последний шанс и побаивается нарваться на авантюриста. Наверное, у нее тоже есть сын, которому она посвятила всю свою жизнь.
- Подскажите номер квартиры, - попросила женщина каким-то шелестящим голосом, когда они добрались до нужного дома. Табличка с указанием названия улицы и номера дома в глаза Оливии не бросилась, но она кинула профессиональный взгляд на высотку и мысленно отметила, что дому не меньше десяти лет. А то и все пятнадцать.
- Двадцать четыре, - ответила она на вопрос незнакомки.
- Хм... двадцать четыре, - повторила женщина и с явным недовольством поинтересовалась, - а вы, собственно, к кому направляетесь? В двадцать четвертой квартире живут ваши знакомые или родственники?
Михалко подумала о человеческой бестактности: какая разница, кем приходятся ей, серьезной даме, внушающей доверие, жильцы из двадцать четвертой квартиры. Вступать в конфликт повременила, но если дело так и дальше пойдет, то придется... как-то осадить любопытную особу. Нужный дом она нашла, пусть и с чужой помощью, до квартиры доберется, поводыри не нужны, ни к чему антимонии разводить, вам налево, мне направо.
Но у самой взыграло любопытство: зачем женщина задает странные вопросы? Будто бы интеллигентная с виду, одухотворенное лицо с печатью ума. Всю дорогу медитировала, а могла бы устроить вечер вопросов и ответов, чтобы время в пути быстрее пробежало.
Чтобы разобраться, надо вежливо ответить на поставленный вопрос.
- Вы имеете в виду хозяйку квартиры? Нет, я не родственница. Мне надо кое-что ей передать. - Сдержанная на эмоции Оливия потрясла черной кожаной сумкой, ручки которой крепко сжимала в руке.
- Кто просил? - требовательно спросила незнакомка, в очередной раз игнорируя правила хорошего тона.
- А, я поняла, вы и есть сестра Янины Цирельсон! - обрадовалась ей Михалко, как ближайшей родне, с которой не виделась многие годы. От радости Оливию понесло. - Почему же вы меня не встретили в аэропорту? Неужели сестра вам не сообщила все подробности о человеке, которому доверила... сумку с... ценным грузом? - От сложного подбора слов женщина-пышка вспотела. И разнервничалась - ожидала подвоха. Повод был: женщина не спешила отвоевывать сумку с ценным грузом, поглядывала на говорливую даму, как на потенциальную клиентку психдиспансера, которая пытается доказать обратное - что она достойна жить среди нормальных людей.
Предполагаемая сестра Янины Цирельсон не только не спешила отвоевывать сумку-цилиндр, но почему-то взглянула на сумку с неприязнью. Бросила взгляд и тут же отвела. Оливия заподозрила женщину в сложных отношениях с дедом. И что дальше? Теперь она откажется забирать прах, сделает лицо - "я не я и хата не моя". Вот тебе и подвох.
Михалко зашла издалека: с ноткой торжества рассказала о своем отдыхе в стране, где море, солнце, песок, не забыв поделиться красочными впечатлениями. Предполагаемая сестра Янины погрузилась в себя, ее добрые глаза подернулись пеленой - предоставленная информация ее не занимала, но она не ставила плотину потоку восторженных слов, просто отключилась: вдруг этой странной женщине с двумя котомками, одну из которых она пытается ей всучить, не с кем обсудить свой прошедший отпуск, пусть выговорится.
Оливия устала обращаться к "телеграфному столбу", специально махнула сумкой-цилиндром, чтобы задеть "столб" и вернуть в реальность - превратить "столб" в одушевленный предмет. Женщина не отодвинулась, но автоматически провела ладонью по тому месту, куда коснулся кожаный предмет с трагическим содержимым. Так переименовала прах старика Оливия, лишь бы не употреблять на словах или в мыслях неприятное слово.
- И теперь я подхожу к заключительной стадии моего рассказа, - оповестила свою единственную слушательницу Оливия Дмитриевна Михалко, у безмолвной слушательницы при этих словах вырвался вздох облегчения. - Ваша сестра подошла ко мне в аэропорту и слезно попросила передать вам... вот это! - В протянутой руке, направленной в сторону родственницы Цирельсон, была зажата сумка-цилиндр. Никакой реакции со стороны родственницы. Оливия Дмитриевна без надежды на успех промямлила, - ваша сестра должна была переслать вам мое фото, чтобы вы меня смогли узнать...
- Когда это было?
Михалко назвала число и обличительным тоном добавила:
- Янина... не знаю ее отчества, дала мне номера ваших телефонов, я звонила, звонила, но так и не смогла с вами связаться... Почему вы на меня так смотрите? Я ни в чем не виновата! Да, прошло достаточно времени, но у меня были свои дела. Я работаю, представьте себе... И почему я должна перед вами оправдываться! - в итоге вспылила она. - Это не моя вина, что мы не встретились в аэропорту. Сама не пришла, а на меня вешает всех собак. Забирайте вашего дедушку, а я пошла. Прощайте.
Незнакомка беспрекословно приняла сумку-цилиндр, придирчиво ее осмотрела, опомнилась и окликнула странную особу.
- Постойте, а где же дедушка? - Выглядела она при этом так, как выглядят обманутые на новогодний праздник дети: обещали подарить айпад - для взрослых, а подкинули мягкую игрушку - для мелюзги.
Оливия совершила поворот на сто восемьдесят градусов, вернулась к женщине, которая накануне свалилась с Луны.
- Ваш дедушка находится в сумке! - рявкнула Михалко и зачем-то вырвала сумку из рук упавшей с Луны.
Оливия неожиданно вспомнила о ключах, которые ждали своего часа в кармашке ее сумки, засуетилась, едва не выронила из рук сумку с дедушкой, достала наконец ключи и торжественно вручила ключи незнакомке, чье имя так и не удосужилась узнать. Мало ли на кого оформлена квартира номер двадцать четыре. Оформлена на одного человека, проживает другой.
- Мой дедушка живет в селе Чувычи, в ста километрах от города, - тщательно выговаривая слова, доложила незнакомка, - а этого дедушку, - она указала пальцем на сумку, которую ей пыталась впихнуть сумасшедшая особа, я впервые вижу.
- Приглядитесь получше, - посоветовала ей Оливия, вырвала переданные ключи и собралась вскрыть замок.
- Ой, только не это, - закатила глаза нервическая особа.
Мы с ней совсем непохожи, две противоположности, - со злостью подумала Михалко, как будто узнала неутешительные результаты анализа ДНК - данная особа не является ее кровной родней, а она так мечтала увеличить немногочисленные ряды родственников.
- Может быть, вы мне предложите оставить де-душ-ку у себя? - сдерживая рвущееся наружу возмущение, спросила Оливия Дмитриевна Михалко.
- Будьте любезны, - беспечно парировала женщина.
- С какой стати! Это ваш дедушка.
- У меня сегодня был очень трудный день, - сообщила трагическим голосом незнакомка.
- Сути дела это не меняет, - бойко откликнулась Оливия Михалко.
- Да, погодите вы! - впервые за все время повысила голос женщина, будто бы очнулась ото сна. - И так голова раскалывается, а тут еще вы щебечите и щебечите. Дайте с мыслями собраться. Значит, вы пришли в двадцать четвертую квартиру.
- В двадцать четвертую, дом номер восемь, корпус два.
- Фух, разобрались. Что ж вы сразу не сказали про корпус! Это дом номер восемь, без всяких корпусов. А нужный вам дом во-о-н тот, видите, что стоит перпендикулярно. У меня в том доме живет двоюродная сестра.
- А больше у вас двоюродных сестер нет? Допустим, за границами Российского государства?
- Вы говорите таким тоном, словно принимаете меня на работу в "ящик" в советские времена. Еще спросите, были ли родственники на оккупированной во время войны территории?
- А были? - автоматически вопросила Михалко.
- Кажется, были. Прабабушка в Гомеле... А зачем вам это знать?
- Для общего развития, - усмехнулась Оливия. - Вижу - вы не в состоянии поддерживать разговор на должном уровне.
- Очень устала, проверки за проверкой. Прихожу домой и сразу валюсь на диван. Сегодня хотя бы удалось уйти с работы вовремя, а то раньше десяти дома не появляюсь... Голова вообще не работает. - Женщина взглянула на Михалко мутными глазами. - Вы простите, если что не так, если обидела вас своей заторможенностью. Со мной одни недоразумения. Все от дикой усталости. Простите.
Незнакомка потянула ноги к своему подъезду, чтобы оказаться в своей квартире, где ее дожидается любимый диван, а Михалко направилась к указанному дому.
Квартира двадцать четыре, в которой проживала сестра Янины Цирельсон, была опечатана.
- Наркомафия получила по заслугам, - прошептала Оливия Дмитриевна и боязливо поозиралась по сторонам. На лестничную площадку выходило четыре квартиры. За дверь одной верещал ребенок, за дверью другой стояла тишина - Оливия подошла, приложила ухо и проверила, на слух она не жаловалась, за третьей - диктор докладывал последние новости, очень громко, выразительно и, как показалось Михалко, ехидно. Хозяева явно страдали плохим слухом, потому и телик разоряется.
Недолго думая, она надавила кнопку звонка. Звук мог разбудить покойника. Именно об этом подумала Оливия и покосилась на сумку-цилиндр, болтающуюся в ее руке. Заметила, что к праху покойного чужого деда она стала относиться без всякого уважения. Других посторонних звуков, кроме бубнящего телевизора, незваная гостья не расслышала, но уходить не собиралась. Она должна выяснить всё о жилице из двадцать четвертой квартиры, чтобы ее найти и передать из рук в руки дедушку.
Когда в замке зашурудили, и дверь распахнулась без предварительных "кто там?", Оливия от неожиданности сделала шаг назад. Она ожидала увидеть старушку - божий одуванчик, единственной радостью которой является разговор по душам с телевизором, а увидела симпатичную девушку лет двадцати.
- Вам кого? - деловито спросила девушка, впиваясь зубами в румяное яблоко. Телевизор в недрах квартиры продолжал разоряться.
- Мне нужна ваша соседка из двадцать четвертой. Меня просили ей кое-что передать.
- Это вам надо ехать на кладбище, - с набитым ртом сообщила девица и радостно улыбнулась своей шутке.
Молодежь нынче циничная, - подумала Оливия и осудила себя, - еще скажи - вот в наше время... Показатель вступления в преклонный возраст на лицо.
- Только не говорите мне, что хозяйка квартиры скоропостижно скончалась.
- Она бы нас всех пережила, но ничто не вечно под луной - автокатастрофа. Спешила на своей скоростной тачке в аэропорт, не справилась с управлением и пишите письма мелким почерком. Друзья-коллеги ее похоронили, квартиру опечатали - была она одна на всем белом свете, ни-ко-го! Спрашивается, зачем так вкалывать, если некому наследство оставить? Ну, заработала кучу бабла, хватит! Бросай работу, живи на полную катушку, трать деньги направо и налево, радуйся.
- Что, совсем никого у нее нет? В смысле, не было.
- Совсем. Поговаривали, что у нее где-то за границей живет сестра, но ту сестру никто в глаза не видел.
По адресу Михалко узнала фамилию хозяйки квартиры, но решила перепроверить.
- Погибшую звали Рубанчик Дина Львовна?
- Именно так. А если вам надо что-то ей передать, то обратитесь по месту ее работы, там вам помогут. Дина Львовна была не последним человеком в представительстве автоконцерна "Ниссан". Жаловалась моей матери, что кризис их душит. А беды с другой стороны никак не ожидала, - рассудила молодая соседка.
- Я могу переговорить с вашей мамой? Возможно, она владеет большей информацией.
- Не владеет. Это раз. Покойная ни с кем из соседей не общалась, только один раз пожаловалась моей матери, наверное, совсем худо стало, вот и поделилась с первым встречным.
- А два?
- А два - моя мать лечит язву в Кисловодске, с такой занозой-дочкой, как я, легче легкого язву заработать.
Самокритична, значит, не все потеряно, - вынесла очередной вердикт Оливия Дмитриевна и сразу успокоилась по поводу современной молодежи...
В управляющей компании официального дилера автомобилей "Ниссан" Оливию Дмитриевну Михалко сразу провели в кабинет генерального директора. Он оказался мужчиной деловым - время на долгие разговоры тратить не привык, а также умным и сообразительным. Быстро разобрался что к чему, хотя, женщина постоянно сбивалась и не могла четко сформулировать причину своего визита, от сильного волнения: не так боялась сурового мужчину, как переживала, что её выпроводят из офиса ни с чем. Вернее, с чем - всё с той же сумкой-цилиндром и ее трагическим содержимым. И что прикажете тогда делать с этим трагическим содержимым? Нести на городское кладбище, выяснять, в каком квартале недавно была захоронена гражданка Рубанчик Дина Львовна, и тайно прикопать урну с прахом ее дедули в том же захоронении? Не по-людски. Но делать всё честь-по-чести у Оливии Михалко нет ни желания, ни времени, ни материальных средств. Тех средств, что ей вручила за услугу Янина Цирельсон не хватит. С какой стати она будет тратить свои деньги?! Кто ей этот дедушка? Одна надежда на коллег покойной Рубанчик, которые заберут урну с прахом.
И урну без всяких уговоров и дополнительных объяснений забрали. Директор не сказал лишних слов, лишь - "эта проблема будет решена в ближайшее время". Вызвал в кабинет молодого парня с лицом прощелыги и манерами вельможного боярина и перепоручил ему общение с "клиенткой" "Клиентку" Оливия Михалко безропотно проглотила, мысленно порадовалась - всегда мечтала стать владелицей новенькой иномарки, даже представила себя за рулем "Башмачка", как называла "Ниссан Кашкай", и отправилась пешим ходом за прощелыгой и боярином в одном лице. Правда, и прощелыга и боярин проявились в директорской приемной, а на его законной территории расцвели ярким светом. Удивительно, как "хамелеоны" умеют быстро менять свой облик. - подумала Оливия. - В кабинете высокого начальства был пай-мальчиком, который мечтает подняться по служебной лестнице, поэтому готов оказать руководителю любую услугу, ничем не погнушается.
Прощелыга-боярин без особого удовольствия забрал сумку, ключи, вскрыл замок, достал урну с прахом, при этом на его надменном лице отразился такой ужас с примесью гадливости, словно он увидел расчлененное тело. Осторожно перенес урну на подоконник, спрятал ее за портьерой, вернулся к столу, покопался в сумке и потянул за бегунок молнию на внутреннем кармане. Застежка-молния находилась под самой крышкой сумки-цилиндра, поэтому Оливия имела возможность наблюдать за действиями молодого человека. Он достал из большого внутреннего кармана сумки тонкую папку-конверт на кнопке, другой рукой, не глядя на женщину, вернул ей сумку. Та снова проявила безропотность - приняла сумку, выслушала "можете быть свободны", не перешла к спорам, а выкатилась из кабинетика маленького босса, мечтающего сменить кабинет и должность.
Оказавшись на улице, Оливия Дмитриевна зверски смяла сумку, превратив ее в подгоревшую лепешку черного цвета, после чего утрамбовала сумку в свой милый баульчик размером с дорожную сумку. Сама удивилась своим действиям, усомнилась в правильности. Покосилась на величественное здание управляющей компании с синими окнами-глазницами и поспешила отойти от здания подальше. Заглянула в тихий чистый дворик. Чуть в стороне стоял мусорный контейнер. Оливия вытащила пресловутую сумку, порядком ей осточертевшую, и, проходя мимо мусорного контейнера, случайно уронила туда черный блин. Тут же развернулась и спешно покинула тихий дворик. Но пройдя квартал, опять усомнилась в правильности своего поступка. Хорошая сумка, импортная, не очень вместительная, но устойчивая, спокойно влезет трехлитровый баллон с маринованными огурцами или солеными помидорами, которые заботливая мать постоянно таскает в дом сына. Оливия припустила в обратном направлении. На ее сумку пока никто не покушался. Осмотревшись, женщина забрала приплюснутый блин, так и лежавший сверху, на куче пока не вывезенного мусора. Благо здесь проживали сознательные граждане - выносили мусорные отходы в полиэтиленовых пакетах, пакеты завязывали, поэтому новоприобретенная вещь не пострадала. Рядом с контейнером стоял с короб из сетки-рабицы, в который складывали пластиковую тару. Культура.
При всей пакетированности мусора Михалко не решилась прятать сумку, подружившуюся с отходами, в свой "ридикюльчик". В "ридикюльчике" нашелся непрозрачный полиэтиленовый пакет из магазина брендированной одежды, туда и переехал слегка подпачканный бывший пересылочный ящик урны с прахом.
Дома Оливия Дмитриевна тщательно выдраила новоприобретенное, некогда чужое, имущество, предварительно изучив внутренности. Кроме большого кармана в сумке-цилиндре имелся еще небольшой карманчик, тоже на молнии. В нем Михалко обнаружила обертку от карамельки, свернутую жгутом. Она тоже любила скручивать жгутом обертки от съеденных конфет.
Почему-то Оливия решила, что конфету съел дедуля, и, вообще, эта сумка принадлежала ему. Янина Цирельсон упаковала урну с прахом своего деда в его же сумку. Все свое ношу с собой, - мысленно констатировала женщина, без всякой гениальной сообразительности, ляпнула и всё, хотя бы, не вслух. Могла бы и вслух, ее никто не слышит, никто не осудит. Одна, совсем одна.
Неблагодарный сын изволил позвонить - очнулся от спячки, наконец-то, без интереса спросил, как мать отдохнула, как у нее, вообще, дела. Не прошло и года! Мать с восторгом принялась рассказывать, но быстро сникла - сыну ее россказни были по барабану. Осеклась, сделала над усилие, чтобы не раскваситься, чтобы не перейти к вываливанию обид, и каким-то чужим голосом спросила, когда он, любимый, ненаглядный, дорогой, единственный, неповторимый, соизволит забежать к матери, которая привезла "не только сувениры". Слегка интриговала, зазывала. Сын, любимый..., брякнул "как-нибудь на днях". И быстро распрощался. Как "у нее, вообще, дела", слушать не стал.
Теперь у Оливии появилась прекрасная сумка для переноса консервированных огурцов-помидоров - чем не повод нагрянуть в гости к сыну, когда его милой женушки нет дома. Мать знала распорядок работы сына, дала ему выспаться и нанесла благотворительный визит. Сын изобразил радость - и на том спасибо. Мать сразу его простила, накормила, задарила, выдраила-вычистила, выстирала-выгладила и с чистой совестью вернулась домой, позабыв прихватить удобную сумку.
Поздним вечером позвонила дорогая невестка. Раскритиковала подарки, привезенные свекровью из страны солнца-моря-песка. Спросила, где ее нижнее белье цвета шампань, не забыв поиронизировать относительно фигуры свекрови, которой ее бельишко "только на нос подойдет", и потребовала не приходить в ЕЕ дом в ее отсутствие, а то после визитов у нее постоянно пропадают вещи. И не только... На что свекровь сразу отреагировала:
- Ноги моей не будет в вашем доме.
- Вот и отлично.
Поговорили.
В сердцах Оливия хотела позвонить сыну и пожаловаться на поведение его супруги, но одумалась - все равно он примет сторону Лики.
На следующий день, прямо с утречка, все-таки нагрянула в гости в чужой дом, приобретенный на ее личные средства, как подарок к свадьбе. Без предисловий выложила на стол ключи от чужого дома, пожелала двум присутствующим здравствовать, прихватила сумку-футляр, позабытую накануне, и вышла, громко припечатав дверью.
И что сын? Ничего. Не побежал за матерью, не потребовал объяснений. И не позвонил. Ему было на ее наплевать с высокой колокольни.
Оливия его не осуждала, винила во всем себя - что-то сделала не так, что-то упустила.
И решила вновь окунуться в романтические приключения.
Но перед тем как окунуться и не утонуть, позвонила бывшей возлюбленной сына, Антонине Пеликиной, и пригласила в гости. Тоня не стала ломаться, надеялась услышать новости о Луарсабе и уже через час сидела на кухне несостоявшейся свекрови.
Оливии Дмитриевне очень хотелось поплакаться кому-то в жилетку. Тоня была лицом заинтересованным: не будет ни осуждать, ни кривиться от ненужных словесных излияний. Поддержит, поймет, успокоит. Кто, если не она.
Две женщины, любящие одного мужчину, засиделись допоздна. И поплакали, и посмеялись, и кости перемыли. Антонина жила неподалеку, но Михалко все равно отправилась ее провожать. Она не оставила без внимания, как девушка уплетала за обе щеки ее помидорчики в томатном соке, прихватила с собой гостинец, и, естественно, установила банку с соленьями в новую специальную переноску черного цвета.
- Прикольная сумочка, - похвалила Тоня, попыталась отказаться от презента, но не настойчиво.
Женщины, молодая и не очень, прогулочным шагом дошли до дома Пеликиной. Тоня жила вместе с мамой и бабушкой. В их женском царстве-государстве царили покой и взаимопонимание. После женитьбы Луарсаба на Анжелике Волчегорской Оливия Дмитриевна старалась не встречаться с матерью Тони, как будто считала себя виновной. А раньше женщины часто устраивали посиделки с чайком и тортиком. Не сказать, чтобы сильно дружили, сплачивала давняя дружба детей.
- Если бы Луар женился на тебе, а не на этой, все сложилось бы по-другому, - на прощанье сказала Оливия Дмитриевна девушке. - Надеюсь, он одумается. Я знаю, ты его любишь, и он любит тебя. А Лика - это всего лишь мимолетной увлечение. Дурман.
- Нет, он ее по-настоящему любит. Луар считает, что у нас была детская любовь, которая с возрастом прошла. Остались одни воспоминания, причем только у меня. Я смирилась, ушла с головой в работу.
- Ты всегда хотела стать знаменитым химиком, как Менделеев.
- Да, хотела, - усмехнулась Тоня, - но мечты не всегда сбываются. Звезд с неба не хватаю, но моя работа в химической лаборатории большого предприятия мне нравится. Меня всё устраивает.
- Молодые люди за тобой ухаживают? - напряженно-ревностным голосом спросила Оливия Дмитриевна, позабыв, что перед ней стоит не ее действующая невестка, у которой действующий муж отбыл в долгосрочную командировку.
- Не знаю. Может, и пытаются, но моя инертность их отпугивает. Я поставила крест на личной жизни. Мне и одной неплохо.
- Тонечка, все образуется, вот увидишь. Луар прозреет, это сейчас он слепой. Я приложу все силы, чтобы он к тебе вернулся.
- И что же вы сделаете?
- Перестану наносить благотворительные визиты. Поголодает, поищет чистые носки, чистые сорочки, спортивные костюмы, встряхнет головой, мир станет на ноги, он увидит перед собой совершенно чужого человека, глупого, самовлюбленного и капризного.
- Думаете?
- Уверена. Даже когда я уезжала отдыхать, все ему перестирала, перегладила, еды наготовила, продуктов закупила. Решила все бытовые проблемы. А зря. Жалость материнская, будь она неладна! Верь - все у нас получится. Иди, милая. И не забывай меня.
- Я вам сумку занесу. Хорошая сумка.
- Оставь себе. Меньше соблазнов нарушить данное себе слово.
Антонина ничего не поняла из сказанного, но кивнула и ушла...
- Ну, какие могут быть секреты от нас, заинтересованных девушек, - пристала к Оливии Нинель Сушка.- Мы тоже с Наткой свободные-мужьями не обремененные, так что давай, колись, как ты раскусила Лысого?
- Правда, Оливия, поделитесь опытом, чтобы не попасть на удочку брачного афериста, - поддержала бывшую одноклассницу Наталья Романовна Алешечкина.
- Видишь, и Натка тебя просит, не выпендривайся.
- Ладно, открою великую тайну разоблачения, - хитро поглядывая на женщин, согласилась Михалко. - У меня в роду была колдунья. Она приходится мне...
- Кончай придуриваться, - прервала ее Нинка.
- Вот черт, надо же было так обломать, - театрально вздохнула выдумщица. - Только я вошла в раж, заинтересовала Наталью, которая от напряженного ожидания покраснела, как мякоть перезрелого арбуза, и мне оборвали соловьиную песню.
- Я тебя хорошо знаю, потому и обломала. А то сейчас начнешь Ваньку валять, а у нас "цигель-цигель ай лю-лю", почти ночь на дворе, а Натку ждет... один человек. Наверное, извелся ожидаючи.
- Мужчина?
- А то кто ж! Но у них чисто дружеские отношения. Он ей обещал диван передвинуть. Да, Нат?
- Ага, - подтвердила Алешечкина, представила, как хрупкая Куприяшка двигает габаритную мебель, и прыснула. Но не покраснела пуще прежнего, что странно.
Оливия задорно дернула головой, и, подмигнув, сообщила:
- Знаем мы эти передвижения диванов.
- Не съезжай с темы! - призвала Нинель. - Ци-гель! - И постучала указательным пальцем по левому запястью, где предполагалось быть наручным часам.
- Если серьезно, то здесь сыграл случай и моя наблюдательность. И хорошая память, конечно. Иногда память дает сбой, но это я опускаю.
- Если бы проводились соревнования по самовосхвалению, ты бы опередила соперников с большим отрывом, - констатировала Сушка.
- И на том спасибо... Перехожу к главному. Это было в ту давнюю пору, когда я весила на двадцать, а то и на тридцать с лишним килограммов меньше. Только окончила институт, получила диплом и пришла преподавать в среднюю школу. Обычная школа, но директор, как сейчас говорят, продвинутый. Любил всякие новшества, приглашал разных умников, которые читали преподавателям лекции на различные темы. Конечно, лекции были платными, но плата была разумной. Думаю, директор тоже имел свою выгоду от этих лекций, но речь сейчас не о нем... Однажды в школу прибыл молодой, да ранний лектор. В том смысле, что было ему лет двадцать пять, а он уже успел стать кандидатом каких-то там наук. Точно тему его кандидатской диссертации не воспроизведу, но приблизительно, без вывертов: "Связь практической графологии с умственной деятельностью человека". Что-то в этом роде.
- Сколько лысому ежику лет, - завторила Нинка.
- Почти. В общем, молодой ученый долго читал заумную лекцию. Мне прямо врубились в память его слова: человек берет в руки пишущий предмет, его мозг посылает сигнал в мышцы пальцев, направляя линии письма на бумаге. Все изгибы служат отражением нашего "Я". Обожаю запоминать всякую заумную чушь, которая в нормальной голове и минуты не уживется.
- Я тоже! - без причины восхитилась Сушка. - Когда училась в техническом вузе, на защите одной лабораторной работы по ТКМ - это теория конструкционных материалов - по глупости заучила, что такое клей БФ-2: это спиртовый раствор продукта совмещения фенольно-резольной смолы и поливинилбутираля. Много лет прошло, а я помню, хоть посреди ночи разбуди, я четко сформулирую. И чем наши головы забиты?!
- Ерундой всякой! И эта ерунда лежит на поверхности, - сокрушенно заметила Оливия.
- Ну-ка, повтори еще раз про пишущий предмет, - попросила ее Нинель. Та безропотно повторила и добавила:
- А ты-то, неуч, и не знала! Могу еще выше поднять твой уровень знаний. Хочешь?
Нинель азартно кивнула.
- Графология способна указать на сильные и слабые стороны человека. А теперь внимание - с помощью графологии можно вывести семейные, любовные, деловые и общественные отношения на более высокий уровень. Вот так вот. Мы не только внимали речи лектора, но и что-то воспроизводили на листах бумаги, после чего лектор собрал у нас писанину, сказал, что тщательно изучит и даст директору свои заключения.
- То есть, он вывернет вас наизнанку и сообщит директору, кого надо гнать в шею, а кого по голове гладить и конфетку давать?
- Наверное, но скажу честно, мне этот эксперимент не понравился, я почувствовала себя голой. Мы долго ждали результатов графологической экспертизы, нервничали, потом успокоились. Доверенное лицо директора через месяц сообщило, что лектор не успел провести свои исследования, попал в больницу с приступом аппендицита, после операции у него начались осложнения. Одним словом, ему было не до нас и наших почерков.
- Видать, оклемался лектор, - догадалась Наталья Алешечкина о ком шла речь. - Оливия, и вы его узнали спустя столько лет? Ведь видели всего один раз. Или я ошибаюсь?
- Тогда - один. Теперь два. Как узнала...
- У него была какая-то выдающаяся особенность? - поинтересовалась Нинель, не дав соседке договорить.
- Например, лысина, - вставила Натка, последовав примеру бывшей одноклассницы. Поняла свою оплошность и застрекотала. - В то время мужчина был молод, но уже лыс, как биллиардный шар. От большого ума облысел.
- Разве лысина - это выдающаяся особенность? - усомнилась Нинель, в очередной раз вмешавшись.
- Это сейчас он совершенно лысый, а в то время у него была прекрасная шевелюра, - подозрительно поглядывая на Алешечкину, ответила на ее вопрос Михалко. - А ты... Впрочем, не важно.
- Значит, протер плешь на чужих подушках, - развеселилась Сушка. - Вишь ты, до сих пор по свиданкам бегает.
- Какие его годы. Мне сорок пять, он года на три старше, - без страха призналась Оливия. - Но дело не в прическе или лысине. У молодого кандидата наук была смешная привычка брать себя за кончик нос и трясти. Никогда не видела, чтобы люди так над собой издевались. Во время лекции он постоянно трепал себя за нос. А раз руки у него были испачканы мелом - он писал на доске - то и нос тоже был испачкан мелом. Думаю, долго отучался от этой привычки, но иногда непроизвольно хватает себя за нос, когда сильно волнуется и не контролирует. Во время нашего свидания два раза тискал нос - со стола пропал блокнот, и он где-то посеял свой мобильный телефон.
Нинель и Наталья переглянулись, во взгляде Нинель поселилось вопросительное удивление, во взгляде Натальи - предупреждение. Нинка все поняла, и не стала распространяться на тему посеянных мобильников.
-... Потому и прикидывался глухонемым, чтобы женщины ему что-то писали, - продолжила Оливия.
- Так он сам принес блокнот для переписки, не вы? - поинтересовалась Натка, пропустившая первый момент встречи Пышки-Оливии и Лысого.
- Он, конечно. Сразу положил блокнот передо мной, дескать, давай, крапай, дурочка, а я проанализирую твой почерк и напишу научную статью на тему "Влияние одиночества на умственные способности женщины бальзаковского возраста". Когда блокнот волшебным образом исчез со стола, он залез в свой портфель. Я видела, что в портфеле лежит несколько блокнотов - близнецов исчезнувшего, но он почему-то их не достал, развел руками, дал понять, что продолжать общение нет возможности, и, вообще, время, отведенное на меня, истекло. Или фиг его знает, что хотел сказать этим жестом. Даже не предложил проводить, попрощался на ходу и пулей вылетел из кафе.
- А ты, тетя, катись колбаской по Малой Спасской, - изрекла болтливая Нинель.
- А почему он все-таки не достал новый блокнот? - влезла с вопросом Наталья.
- Думаю, у него не было чистых блокнотов, одни задействованные. Не мог протянуть мне задействованный: во-первых, чтобы я не заподозрила его в кобелизме, во-вторых, на каждую женщину у него заведено свое "личное дело". Чтобы не запутаться. Вот так вот.
- А как он вам представился?
- Он мне представился так, как зарегистрирован на сайте знакомств. Будто бы не глупый мужик, а назвался... Сейчас вы умрете со смеху. Иван Петрович Сидоров.
- Ежу понятно, что фикция-псевдоним, - пробормотала Сушка. - А бабы-дуры клюют, никто не подумал, что он может быть маньяком-убийцей.
После таких слов Алешечкина запунцовела, как новенький огнетушитель. Но мысли не рассеялись в пространстве.
- Оливия, может быть, его на самом деле зовут Иваном Петровичем Сидоровым? Или вы вспомнили его настоящую фамилию?
- У меня всегда была хорошая память на имена, тем более, на фамилии - педагог, как-никак, пусть и с мизерным стажем, но у меня это профессиональное, наработанное студенческими годами. Но фамилию лектора никак не могла вспомнить, извелась вся. Хотела забыть о нем, но знала за собой свою черту - пока не вспомню, буду мучиться. Пришлось звонить бывшей коллеге, она до сих пор работает в той же школе. Мы с ней поддерживаем дружеские отношения. Она влезла в архив и - о чудо! - нашла договоры с гастролирующими лекторами. Что, сколько, кому и так далее. Специалист по графологии был один и звали его...
- Сидоров? - подобралась Нинель.
- Звали его мудрее, но не сложно - Борис Андреевич Пантыкин. Пока я стояла в "пробке" успела покопаться в Интернете, нашла в соцсетях своего красавца, который в нервозном состоянии тискает свой кончик носа, доводя его до ярко-красного цвета. Как сейчас твое лицо, Наташа. Это ж надо, заработать такую аллергическую реакцию.
- Не обращай на нее внимания, - махнула рукой в сторону аллергика Нинель Сушка. - Лучше скажи - на фото был твой несостоявшийся жених?
- Он родимый.
- Неужели он знакомится с женщинами с определенной целью - собирает чужие почерки, пишет научную работу по практической графологии? - безрадостно вопросила Натка, уже навешавшая на Лысого всех собак.
- Без всяких сомнений, потому что у него есть семья, жена и взрослая дочь. Не имей рядом сплетников, имей под рукой Интернет и данные человека.
- Интересно, как супруга смотрит на его похождения? - задалась вопросом Алешечкина.
- Супруга смотрит на его деятельность сквозь пальцы. Уверена. Это всего лишь работа, ничего личного. Далее первых свиданий с безобидной перепиской Борис Андреевич Пантыкин не идет... Но эстет - любит красивых баб, абы с кем не встречается.
- Оливия, от скромности ты точно не умрешь, - высказалась Нинель. - А сам-то он как? Симпатичный? Или страшный, как моя жизнь?
- Положа руку на сердце, признаюсь - мужи-и-ик закачаешься. Даже лучше, чем был в молодости, несмотря на лысину... Жаль, преследовал свои научные цели, дальше посиделок и переписки в кафе дело не дошло...
Если не Борис Андреевич Пантыкин убил "Миниплатье", то кто? - подумала Алешечкина. После прихода "Миниплатья" в кафе "Магнолия" никто не входил и не выходил. Очередная "жертва" покинула "Магнолию" незадолго до прихода "Миниплатья".
Тем временем Михалко перешла к главной теме, а Натка успела позабыть, с какой целью они нагрянули к риелтору. Цель будто была одна - чтобы риелторша подключила свои профессиональные способности для поиска нового жилья для женщины-разведенки. Но входящую в профессиональный раж Оливию Дмитриевну прервал требовательный звонок в дверь.
Пышка по имени Оливия покатилась в прихожую, и тут же раздался истерический мужской голос.
- Ты почему телефон отключила?! Я тебе несколько часов не могу дозвониться?!
- Я меня была важная встреча, я отключила мобильный телефон, потом включила, проверила, не звонил ли кто, а потом снова отключила, - преданно отчиталась хозяйка. И этим не ограничилась, - не хотелось ни с кем разговаривать, настроение хуже некуда... Хорошо, что девочки ко мне зашли, развеселили меня, - заискивающе доложила она новоприбывшему, как будто он был ее мужем-деспотом. - Я... не думала, что ты мне позвонишь. А почему на домашний не позвонил? Что у тебя за вид? И почему ты на меня набрасываешься? - Женщина попыталась вернуть себе "лицо", но говорила без возмущений, слегка стыдила, чтобы перед девочками оправдаться. - Приходит, кричит. Я не обязана перед тобой отчитываться. Мало ли, какие у меня могут быть дела. Ты мне много о себе рассказываешь? Вот и я... Луар, что с тобой? Ты болен? Ну, говори же, не молчи, - забеспокоилась она.
Натка выглянула в прихожую. Увидела молодого мужчину, который сначала стоял, потом сполз по стене, присел на корточки и закрыл лицо руками. Вокруг него суетилась Оливия Михалко.
- Луарчик, сынок, я прошу тебя - не молчи, скажи хоть слово. Что случилось?
- Кое-что случилось. Уверен, что новость тебя обрадует, - приглушенно ответил молодой человек из-под своих ладоней.
- Если тебе плохо, то и мне плохо... Не говори загадками. Что?!
- Что, что, - с обреченностью повторил молодой человек, отнял от лица руки и впился взглядом в растревоженную мать. - Мою жену... мою Лику у-би-ли. Ее больше нет. Всё, как ты хотела.
- Лику? Убили? Ты не мог ошибиться?
- Мам, ты совсем? Ее убили? Понимаешь? Я только что из морга... Видел ее... Опознал... Надеялся, что это ошибка... А это она...Там... В холодном морге...
Оливия Михалко не заметила, как ее гостьи распрощались и выскользнули из квартиры. Она стояла над притихшим сыном и не знала, как его утешить...
- Значит, это сын Оливии? - на всякий случай уточнила у Нинель Натка Алешечкина. - Такой взрослый?
- Она его рано родила, лет в восемнадцать, в девятнадцать, - задумчиво пробормотала Нинель. - Надо же - Лику убили.
- Это невестка Оливии?
- А то кто ж. Ох, и зараза была эта Лика. Пусть земля ей будет пухом. Пойдем ко мне, помянем.
- Надо Куприяшку вызвонить...
Оказывается, на улице прошел быстротечный ливень, а заболтавшиеся женщины и не заметили. Катя Куприян отсиживалась в торговом центре, бродила по бутикам, подбирала себе прикид к новому учебному году в университете. Долго примеряла одежду, но купила одну элегантную косынку. Звонок подруги оторвал ее от любования красными туфлями на высоком каблуке. Цвет туфель она сравнила с цветом лица любимой подруги в период волнений.
- Соловей, я хочу домой, я устала, - заканючила Куприян в ответ на предложение вернуться.
- Есть новости, - загадочно произнесла Натка.
- Никуда не пойду и точка! - уперлась подруга. - Хватит надоедать Нинке, выгружайся от нее, я жду тебя на остановке. Всё!
Наталья Романовна распрощалась с Сушкой, забрала мобильный телефон, который Куприяшка похитила у Пантыкина-Лысого, пояснив, что сама найдет способ вернуть телефон законному владельцу.
Возвращая чужое имущество, Нинель заметила:
- Ты тоже пала жертвой этого умника-хитрована?
- С чего ты взяла?
- Признайся, это его телефон?
- Если бы я знала, чей это телефон, то не просила тебя стать посредником.
- Потому и просила, что тебе что-то от НЕГО нужно, но встречаться боязно.
- От кого нужно? И с чего ты решила, что я кого-то там боюсь? С чего вдруг?
- От Пантыкина тебе что-то нужно! От кого же еще!
- Бред. Лучше скажи, какие отношения были у Оливия с невесткой? - почти шепотом спросила Алешечкина, чтобы не ставить в известность соседей. Вероятно, особо любопытный народ уже прильнул к дверям после громких выяснений кто-кого боится.
- А тебе зачем? - тоже шепотом ответила вопросом на вопрос Нинель.
- Просто так.
- Какие отношения? Хуже не бывает. Луарсаба не могли поделить.
- Как-как зовут сына?
- Лу-ар-саб. По уши влюбился в эту Лику, а мать считала ее неподходящей партией для сына. Всё делала, чтобы сын разочаровался в жене. И Оливию можно понять: Анжелика была неприятным человеком. Таким девушкам не суждено ни понять, ни принять, ни оценить чужую любовь. Живут, как перекати-поле.
- Но что-то он в ней нашел? - задумалась Наталья.
- Что-то нашел. Хотя... Не всегда должна быть причина для любви.
- Лика была симпатичной?
- Как сказать. На любителя. Будто бы ничего, но очень худая, святые мощи. Обожала загорать в солярии, она работала администратором в салоне красоты, на солярий не тратилась.
Натка едва не повторила действия Луарсаба, который съехал по стене и пристроился на корточках. Она только прижалась спиной к подъездной стенке.
- Худая, говоришь. И загорелая. Как мумия. А фотки у тебя, случайно, нет?
- Представь себе - есть. У Оливии был недавно юбилей, сорок пять лет, она устраивала банкет по этому случаю. Естественно, сын и его супруга там присутствовали. Пробыли недолго, когда ушли, никто не пожалел - Лика сидела с таким презрительным видом, словно находилась на помойке среди бомжей. Потому все чувствовали неловкость, а именинница, тем более. Настроение у нее было ужасное. Что в их присутствии, что после их ухода. Вида не показывала, но нам и без слов все было понятно. Извелась бедная мать. Все для него, все для него, а в ответ ни благодарности, ни элементарной заботы. Я понимаю, после женитьбы отношения матери и сына претерпевают изменения, но нельзя резко разрывать отношения. Матери много не надо, позвони раз в день, поинтересуйся здоровьем, прими помощь, не спорь, не груби. Не станет матери, опомнишься, но будет поздно.
- Нина, ты так говоришь, будто сама это пережила.
- Не я, моя мать. Нечто подобное у нее было с моим старшим братом, ее любимым сыном. Мама ушла, теперь он понял, кем она была для него. Понял, да поздно.
- Ты фотографию с юбилея Оливии обещала показать.
Нинель Сушка быстро нашла фото и протянула Алешечкиной. Среди многочисленных гостей она заметила молодого человека по имени Луарсаб, которого видела некоторое время назад в прихожей Михалко. Рядом с ним за накрытым столом сидела девица с недовольно поджатыми губами. Девицей была та сама особа из кафе "Магнолия" - "Миниплатье".
Предчувствия меня не обманули, - подумала Наталья Романовна Алешечкина и поспешила к Куприян, чтобы рассказать ей сногсшибательную новость...
Екатерина Викторовна слушала подругу вполуха - была рядом и далеко.
- Куприяшка, ты где витаешь? Тебе разве не интересно?
- Как сказать. Лысый, он же Пантыкин, не при делах, его исключаем, найдем способ вернуть ему похищенное имущество, а расследованием убийства - а это убийство, сын Оливии прямо об этом сказал - пусть занимаются следственные органы. Мы умываем ухоженные ручки.
- И больше тебе сказать нечего?
- Что сказать? - прикинулась дурочкой Катя.
- Например, что ты звонила своему дорогому Эдуарду Витальевичу Канарейкину.
- Ну, звонила, и что?
- О чем беседовали?
- О том, о сем.
- Спасибо за содержательный ответ. А вот и наш автобус. Пошли уже, скрытница.
- Все ноги промочила, - заискивающе пожаловалась Куприян, когда они устроились на сидении. - Лужи по колено... Соловей, ты что, обиделась? Мне нечего тебе рассказать. Мы перекинулись всего-то парой слов, Эдик был чем-то занят. Договорились созвониться. Он хочет собрать всех наших, устроить встречу...
- Зачем ты ему звонила?
- А зачем ты дала мне его визитку? - резонно отфутболила вопрос Катерина. - Не надо было, вообще, о нем вспоминать. Или ты хотела похвалиться? Сама мечтала с ним закрутить романчик?
- Эдик приехал сюда один?
- Если ты хочешь узнать, женат он или нет, то не знаю, открыто у него не спросила, чтобы не вызвать подозрений.
- Оливия говорила, что не надо собирать сплетни, надо иметь под рукой Интернет и данные человека.
- Твой намек мне понятен. Я постоянно отслеживаю Эдика по соцсетям... Да-да, отслеживаю, и не смотри на меня, как Ленин на буржуазию... Ни в каких соцсетях Канарейкин не зарегистрирован, поэтому никакими данными не располагаю.
- Я тоже не зарегистрирована. А вот мой бывший...
- Забудь о нем.
- Не хочу забывать, хочу ковырять рану, чуть затянувшуюся, чтобы замуж не хотелось... Как же - забудешь, - прошипела Наталья Романовна, - куда не глянь, всюду он...
- Мерещится? - бойко отозвалась подруга.
- Посмотри в окно. Это мираж?
Катя откликнулась на предложение. Автобус как раз замер на остановке, поэтому Куприян могла насладиться зрелищем. Чуть левее остановочной будки из стекла и металла стоял экс-супруг Натальи Алешечкиной, в девичестве Соловьевой, в обществе рыжей бестии, которая ему годилась в дочери. На бестии была маечка и шортики. Михаил Дмитриевич Алешечкин и его новая пассия стояли, как два борца в период захватывающего боя, с разницей лишь в том, что не переставляли ноги, время от времени закладывая одну ногу за другую, а стояли, как вкопанные. Но соприкасались головами, руки лежали на плечах.
Видимо, мысли у близких подруг сошлись, Катька озвучила продолжение:
- Интересно, он уже провел бросок и уложил ее на лопатки?
- Пойди спроси, если интересно, - с недовольством обронила Наталья. - Лично меня сей факт не волнует, пусть хоть со всем городом перекувыркается.
- Если все равно, если ты сама подала на развод, то к чему переживания? Скажи спасибо, что не стал трепать нервы...
- Много ты знаешь!
- Не знаю и знать не хочу, всё в прошлом. Проехали. Слышишь меня? Почему глаза на мокром месте? Птичку жалко?
- Себя жалею - надо было давно его бросить, время только потеряла. И кому я, старая-больная, теперь нужна? Никому, - обреченно вздохнула Алешечкина.
- Эй, старая-больная, еще немного и клиника неврозов расстелет перед тобой красную ковровую дорожку. Только что утверждала, что никто не нужен, замуж не хочу, рану ковыряю, чтобы воспоминания о "счастливой" семейной жизни не улетучились, и вдруг заныла.
- Спасибо на добром слове, в клинику неврозов я не собираюсь, моему... хм... самообладанию любой позавидует... Одно не пойму - почему выбор моего бывшего снова пал на девушку с рыжими волосами?